Конкурс Домового. Голосование по версии ЯПа

Добрый день, друзья!
Вот и настало время публикации работ в рамках Конкурса Домового, который длился более двух месяцев. В конкурсе участвовало более ста сорока рассказов. Первый отбор проводили редакторы издательства «АСТ», второй – некий ЧеширКо, а сейчас именно вам предстоит выбрать лучшего из лучших по версии портала «ЯПлакалъ».

Каждому автору, прошедшему окончательный отбор, было предложено поучаствовать в Конкурсе Домового на сайте «ЯПлакалъ». Каждый автор был предупрежден о том, что в обсуждениях их произведения могут быть подвергнуты жесткой критике (о том, что их могут еще и похвалить, я вероломно умолчал). Каждый автор, чья работа представлена в этом конкурсе, дал свое согласие на участие. По различным причинам согласились не все, но большая часть.

Все рассказы представлены в том виде, в котором они были присланы авторами – без редактуры и коррекции.

Теперь к регламенту

1. Определение победителя производится путем анонимного голосования. Каждый пользователь имеет право на три голоса.
2. Фиксирование результатов конкурса произойдет 21 июня 2017 года в 21:00 по московскому времени. Итоги будут представлены 23 июня 2017 года.
3. Призы. Две книги ЧеширКо с автографом автора и настоящие Домовята, которых можно будет поселить у себя дома — отличный повод, чтобы не кручиниться. Ведь после того, как Домовята займут тёплые и уютные уголки ваших домов, они будут оберегать и одновременно украшать ваше жилище. Ну а вы тем временем сможете почитать хорошие книги.

Объявление дополнительных номинаций только приветствуется.

А теперь к рассказам

Это сообщение отредактировал ZM87 - 14.06.2017 - 18:13

Мара

- Вот гады! - она брезгливо ткнула ногой пустую упаковку от чипсов. - Никогда за собой не убирают.
Мара ненавидела туристов, а ещё охотников, грибников, да и прочих незваных гостей. Любого, кто шёл через лес, считала врагом. А кто ещё мог так поступать: топтать цветы, ломать ветки, бросать мусор. Мара плюнула на кусок яркой фольги, он скукожился и рассылался кучкой праха. Вот, так-то лучше!

А ведь были времена, когда она жила в человеческих домах. Её уважали, боялись и всячески задабривали. Мара, а точнее Марфа Стращаловна, числилась кикиморой и проходила по ведомству домашней нечисти. Лет двести назад она хаживала в леса и на болота только на дружеские вредилища, корпоративы по-нынешнему. А теперича? Города расплодились как крысы. Теснота, духота, вай-фаи эти треклятые. У Мары от них болела голова и сбоило колдовство. А люди? Раньше встретят кикимору и пугаются, почтительно так. Дом вычищают, полы с папоротником моют, посуду специальной травкой оплетают, пряжу с молитвами расчесывают. Ну, красота же! А сейчас? Сразу за телефон хватаются и снимают. А надысь один с криком: "Покемон! Покемон!" - мчался за ней до самого леса. Вышла, называется, мир посмотреть, себя показать. Еле ноги унесла.

В лесу покоя тоже не было. Летом люди тащились в лес, жарили мясо, пили пиво, вламывались в кусты с низменными целями. Она пробовала насылать на них дурные сны. Но эти сволочи не спали, орали песни, ржали как кони с конопляного поля. А зимой приходилось уворачиваться от лыжников. Парочку она тихонько толкнула в бок и они полетели кубарем с горки. Невидимость - отличная штука для таких дел. Так заместо того, чтобы расстроиться и забыть сюда дорогу, они достали телефоны и щёлкали друг друга в дурацких позах на снегу.

Кикимора примостилась на пеньке. Лес был полон звуков. Мыши шелестели в густой траве. В кустах возились мелкие птицы. Кукушка где-то в глубине леса обещала долгую жизнь. Пахло соснами и сухой травой. День задался жарким. Солнце прожаривало землю, застревая лишь в густой хвое. Клонило ко сну.

- Мари, паучок ты мой полуденный, дрыхнешь что ли?
Кикимора разлепила один глаз и тут же зажмурилась от блеска и шика. Яга! Вот кто нашёл себя в новом мире. От скуки она перешивала и перекраивала тряпье, скоплённое за века весёлой жизни. Рюши, пёстрые цыганские платки, домотканые кружева, витые шнуры, драгоценные пуговицы - всё, что оставляли ей на память путники, пошло в дело. Лес решил, что старая совсем склюквилась. Её дикие наряды терроризировали лесную живность. Горлицы не несли яйца, кукушки заикались, зайцы хромали. Но в городе косноногая попалась на глаза модному критику и он сгрёб в охапку её и наряды. Яга теперь жила в большом особняке с мастерской. Русалки устроились к ней на полставки, а потом и вовсе перебрались в город. Строчили на машинках теперь платья и юбки, вышивали и ткали. А Яга каталась в Париж и Рим, демонстрировала свои коллекции и гордо звала себя - бохо-дизайнер.
- Эй! - Яга постучала пальцем по мариной шляпке. - Там есть кто-нибудь?
- Чего тебе, костяшка? Давненько ты нас визитами не баловала.
- Дела... - осклабилась Яга. - Я в Париж лечу, на неделю высокой моды. Можешь избушку мою навестить?
- Чаво?
- Встала я сегодня утром, а сердце-то как тюкнет. Сиротинушка моя одна осталась, а в город она перебираться не соглашается. Я с этой избушкой триста лет душа в душу. Жалко её! Марочка, ягодка моя червивая, помоги, а?
- Ладно... - проскрипела Мара. - Навещу!
- Рыбонька моя пучеглазая, спасибо! - Яга расцеловала её и унеслась в вихре кружев и пестрых юбок.

Кикимора подхватила лукошко с мухоморами и двинулась вглубь леса. Неожиданно её привлёк странный звук. Она прислушалась. Так и есть, это на заячьей поляне. Мара сделала пару шагов влево и осторожно раздвинула кусты. Кикимора увидела почти голого человека, в одних труселях. Он сидел на земле, скрестив ноги. Глаза его были закрыты, он повторял только: "Ом-ом-ом!". Леший с нами! Что это ещё за тип? Странный парень закончил свои песни, раскланялся во все стороны и поднялся. Ещё один турист! Но молодой человек вёл себя чудно. Он попытался поднять примятую траву, уступил дорогу жуку, переползавшему тропинку, аккуратно обошёл расставленные паучьи сети. Мара тихо отступила в тень. С такими экземплярами людей она ещё не встречалась. Ладно, волкодлак его знает! Может сам уйдёт.

Избушка и правда грустила. Сколько лет уж Яга тут не появлялась? Окна заросли паутиной и потухли, как глаза больного. Дверь висела на одной петле и жалобно поскуливала. Внутри всё заросло пылью, пахло плесенью. М-да, тут не навестить, тут хозяин нужен. Пропадёт, голубушка, почём зря! Мара взялась за веник, вычистила избу. Принесла воды, протопила печь, отмыла окна. Избушка повеселела.
- И-их, матушка! - кикимора похлопала по бревенчатой стене. - Потерпи, я что-нибудь придумаю.

На два дома жить было тяжело. Мара навещала избушку через день или два. Тип в трусах прочно обосновался на заячьей поляне. Спал под дерюгой, пел свои омы и грыз сухари. Ничего не ломал, был вежлив со зверьем, деревьями и даже кустами. Окрестной нечисти и животине он полюбился. Даже Мара не знала, за что на него злиться. Он оброс бородой и стал похож на болотника или лешака. Его так и прозвали - наш Леш.

Как-то кикимора шла мимо лешей поляны, так теперь её называли. И в положенное время она не услышала знакомого ома. Мара даже споткнулась от неожиданности. Ушёл? Она выглянула из-за дерева. Леш лежал ничком у старого дуба и не шевелился. Кикимора всплеснула руками и подбежала к бездыханному телу.
- Леш или как там тебя, ты жив? - она ударила его по щеке.
- Ма-м-ма... - бессмысленно улыбнулся парень. Он исхудал, стал похож на скелет. Мара сразу все поняла - голодный обморок. Конечно! Одним омом с сухарями питаться!
- Фью-и-и-ить! - кикимора свистнула так, что с деревьев полетели листья. - Лешалыч, Шалыч и Копыч! Все сюда!
Из чащи выкатились молодые лесовики. Мара указала пальцем в сторону полутрупа и дала чёткие указания, что делать. Сама она пошла в другую сторону, нужно было спешить.

В печке весело трещали дрова, умывальник успокаивающе крапал, окошки уютно улыбались - избушка Яги была рада гостям. Молодого человека положили на широкую лавку. Мара приготовила бульон из кореньев и особого жира. Она вливала теплую жидкость в рот Леша через каждые полчаса. К вечеру парень открыл глаза.

- Где я?
- О, очнулся, болезный! – кикимора влила юноше последнюю ложку отвара.
- Солодки-то столько зачем? – скривился Леш.
- Иш, ты! В травах разбирается. – Мара с удивлением посмотрела на недотуриста.
- Я в медицинском учился, на фармфакультете. Мне очень нравилось с сырьем ковыряться. А потом не смог работать… - он помрачнел. – Обман это всё! Таблетки, пилюли, медицина. Думал, вот, в лесу жить…
- Ага, и чуть не помер! Ты что голодал-то? Здесь столько пропитания летом, весь лес кормится и еще столько же накормить можно.
- Я… это… забыл про еду, – парень широко улыбнулся. – А расскажите, что у вас там, в составе было? – он кивнул на пустой кувшин.

Они проговорили всю ночь о травах, корешках, цветах, способах сбора сырья и приготовления отваров и зелий. Мара была счастлива впервые за много лет. Леш попросил тетрадку, как бешеный, конспектировал и зарисовывал. Утром он так и заснул, уткнувшись носом в бумагу. Кикимора уложила его под одеяло и погладила по голове.

- Слушай, а звать-то тебя как? – спросила она через несколько дней.
- Лёша.
- Угадали! – захлопала в ладоши Мара. Леш или Лёша смотрел на нее озадаченно. Он как раз выкапывал под ее руководством кривой корешок.
- У меня к тебе купеческое предложение, – посерьезнела лесная дама. – Хочешь вторым травником к нам пойти? Я на два леса разрываюсь. А ты парень толковый, быстро разберешься. Сложно будет, не совру. Но и прибыток хороший. Зайцы тебе будут огород обхаживать, лесовики дрова колоть, горыныч отвезет куда надо, мавки воду натаскают…

Леш не стал дослушивать, а просто расцеловал Мару и крепко обнял.

Жених

Я прикрепила и бережно расправила кусок бересты на бревенчатой стене горницы:

“Ежели кто жаждет удивиться,
пущай приходит вечор на гнилую поляну!
Домовой Сидор будет баять вирши самоличного сочинения.
Шибко он на это горазд.”

Сидор сидел на лавке и руководил, чтоб зазря под ногами не путаться.
— Хорошая ты девчонка, — довольно протянул он, — хоть и ведьма.
Ёшкины метёлки, что ты будешь делать! Опять он за своё.
— Сидор, — я медленно повернулась к нему, уперев руки в бока, — ежели ты ещё раз назовёшь меня ведьмой…
— Понял, понял, — замахал ручонками домовой, — волшебница что ни на есть, настоящая!
— А идите-ка вы оба к едрене-фене, давненько оне на улице томятся, — вмешалась бабуля. Она просыпала на пол сушёные мышиные головы, которые собиралась бросить в котёл и наша перебранка вывела её из душевного равновесия.
Я подхватила Сидора под мышку и выскочила во двор. Едреня с Феней нам так обрадовались, что чуть надвое не распались. Едреня протянул нам правую руку, а Феня - левую, потому что у них руки общие, а головы разные. Мы поздоровались и отправились на гнилую поляну - репетировать.
К вечеру на поляне собрались все желающие приобщиться к прекрасному. Тут были:
Кикимора болотная,
Печаль тошнотная,
Дрёма дремотная,
Тоска зелёная,
Ворвань солёная,
Леший лесной,
И водяной,
И русалки речные,
Все из себя такие.
И болотник с болота,
И другие, кому охота.
Слушатели разместились вокруг огромного выворотня. Я подсадила Сидора на комель и, шепнув: “ — Не тушуйся”, — ободряюще похлопала по бурой шёрстке.
Домовой развернул свиток, собираясь начать чтение. Но тут, просвистев пронзительно, как разбойник с большой дороги, в комель вонзилась стрела. Аккурат железным наконечником у лапок Сидора.
Увидев проклятое железо в опасной для себя близости, домовой потерял здоровый румянец, прошептал: “Вот и первые критики”, и протянул ко мне руки. Я подхватила его, а Сидор, в свою очередь, прикинулся веником, потому что вслед за стрелой появился на поляне молодой витязь. Остальные обитатели Заморочья оборотились, кто кустом, кто кочкой, кто пнём, а Едреня с Феней - березой раздвоенной. Одна только я стояла посередь зелёной полянки с веником в руках.
Незваный пришлец осмотрел меня критически и пробурчав под нос: “Сойдет”, сорвал с головы шапку и ткнулся носом до земли, что твой журавль колодезный. Поднялся, нацепил шапку на русые вихры и, подбоченясь, сказал:
— Я - сын князя славного Ишьгорода, Гордей Вышевич. Здрава будь девица красная.
Я не растерялась, обняла веник покрепче и ответила:
— И тебе снадобья лечебные не глотать! Пошто стрелами калёными, не метясь, бросаешься?
— По повелению батюшки - великого князя Выша Крышевича. Подбираю себе таким путём суженую. Могу взять расширенную, могу и соразмерную, ежели по сердцу придётся. Посему, идём со мной, женой законною.
— Неужто полюбилась с первого пригляду?
Смешной какой — жену выбирать, пуляя куда ни попадя. Так и покалечить недолго. А потом скорбят: то криворукая попалась, то криворожая. А ты смотрел куда стрелял из оружия холодного? То-то, потом не жалуйся.
— Не особо, — отвечал молодец, — тоща больно, да глазом блудлива. Но я с заутренней по лесу бегаю, притомился шибко.
Обидно мне стало маленько и решила я позабавиться. Примостилась на лесном дядьке, пнём оборотившемся, и говорю:
— А не желаешь ли на моих подруг поглядеть? Уж какие они раскрасавицы!
— Отчего ж не примериться. Где они, твои подруженьки?
Оживился молодец, ровно петух в курятнике. Я прыснула - видом-то женишок и впрямь на курячьего короля смахивает: сапоги красные, шапка, что гребень - красная, сам надулся от гордости, того и гляди лопнет, али закукарекает.
— Погоди, скликаю. Только, чур, уговор — в хоровод ни ногой! Совладаешь, не сунешься?
— Что я девок не видал? — хмыкнул молодец.
Соскочила я с лесного дядьки, обежала вокруг выворотня. Где ступала, там в каждом следочке по грибочку выросло. Ровнёхонькое кольцо получилось.
Я принялась аукаться, а сама тем временем отвела добру молодцу глаза, чтоб истинный облик подруженек моих, русалок, не разглядел.
Вышли на поляну девицы - одна краше другой: брови дугой, губы пряные, щеки румяные. А уж косы блестящие - королевишны настоящие! Сам заморский колдун Хаадан Шелдарс обзавидуется.
Пустились они хоровод кружить. Плечами поводят, на витязя призывно поглядывают, песни сладкие поют. Каждая счастье и блаженство неземное сулит.
Смотрю я на молодца, а он сам не свой — губами пришлёпыает, по коленям похлопывает, того и гляди в ведьмин круг кинется.
— А ну стой, где стоишь, Гордей Вышевич, — говорю, — обещался к девкам не соваться.
— Отвяжись, — махнул рукой княжич, — как я погляжу, шибко ты завистлива. Хорошо, что с собой тебя не увёл — ревнивая жена, что жернов мельничный на мужниных ногах.
Лук со стрелами бросил, да и побежал в хоровод. Русалочки обрадовались, потянулись к молодцу. Руками обвивают, в глаза заглядывают, в губы целуют. Вот-вот щекотать да щипать станут — живым не вырвется. Знаю я их!
А княжич стоит счастливый, думает он — лис в курятнике, а на деле — муха на росянке.
— Дурень, — кричу, — Выбирайся из круга пока цел!
— Зависть — плохое чувство, — отвечает.
А сам, то одну обнимет, то другую к сердцу прижмёт.
— Обещался в хоровод не ходить. Княжий сын слову своему не хозяин?
— Погоди, надоеда! Не натешился! Выберу лучшую и ворочусь.
— Нету тут её!
Бегаю я вокруг ведьмина кольца, сама себя укоряю. Что наделала! Позабавиться хотела, а нечисти озёрной на съедение душу живую своими рученьками отдала. А княжич посередь девиц, что медведь в малиннике — уходить не торопится. Да уж и не выпустят его подружки мои-раскрасавицы.
Хлопнула я себя по лбу. Право слово, раскрасавицы! Пущай женишок глянет на их природную красоту, мигом за круг выскочит. Скинула я морок с глаз молодецких, королевич аж присел. Смотрит, а вокруг лица блёклые, руки мокрые, платья пёстрые да зубки острые.
Заметался Гордей, но русалочья хватка крепче силков держит.
Чем молодцу помочь? Положила я веник на травку и схватила стрелу из колчана, княжичем брошенного. Взялась за оперенье и протянула железным наконечником вперёд, ему навстречу. Расступились девицы речные — кому ж охота печать Сварожича получить! Уцепился Гордей за наконечник, так и выбрался.
Упал на травку, еле отдышался. Отполз в сторонку, сел и зубами стучит, будто только из омута вынырнул.
— Неужто у вас в Ишьгороде девки страшнее тутошних, ежели за женой тебя батя в лес спровадил?
— А они ещё там? — спрашивает. А оглянуться боязно, вдруг за спиной ждут невесты нареченные. Скольким он жениться-то пообещался, покуда красотками казались?
— Нет, — говорю, — сгинули. Не по сердцу им, когда женихи железякой размахивают.
Приосанился Гордей, приободрился.
— Есть, — отвечает, — в Ишьгороде девки красивые. Маланья, к примеру, нашего ключаря дочь. Не чета тебе и подругам твоим.
Ёшкины метёлки! Пришёл в себя молодец — грубит сызнова.
— Ты, Гордей Вышевич, не зарекайся. Хочешь покажу тебе, кто ещё с нами на полянке вечерок коротает? Может без раздумий и женишься.
— Да ты ведьма! — прозрел молодец.
Ух как не люблю, когда меня ведьмою кличут! На счастье княжича, Едрене с Феней наскучило берёзою стоять, они на полянку-то и выбрались.
Побледнел Гордей. Сгрёб в охапку лук, колчан и шапку и припустил вон из лесу.
— Куды он? — Феня приложил козырьком ладонь к Едрениной голове, высматривая пропавшего витязя. — Весело было...
Тут и остальные зрители Заморочинские проявились. Только русалки как сгинули, так больше и не показывались — обиделись, что молодца от них спровадила.
Да Сидор на меня крепко осерчал, что творческий вечер сорвала. Говорит, надо было сразу княжича Горынычу скормить, чтоб под ногами не путался. Третий день со мной не разговаривает, стоит в углу и веником прикидывается.

1917

- Матвей, ты слышал последние новости?
Сутулый мужичонка в грязной фуфайке и дырявых валенках выглянул из-за печной трубы.
- Какие еще новости? Опять с ведьмами куролесил всю ночь? Не доведут они тебя до добра… - пробурчал он, в темноту чердака.
- Да нет, какие к лешему ведьмы!? – Вскричал невидимый собеседник. – Революция, Матвей, революция!
- Че-его? Ты не выражайся мне тут!
- Ох, серость… Революция! Власть меняется. Люди меняются.
- А нам-то какое дело до политики человеков? Признайся честно, с ведьмами кутил?
Из темноты послышался глухой шлепок. Там некто невидимый в отчаянии хлопнул себя ладонью по лбу.
- Ты понимаешь, в нас теперь не верят! Не верят, Матвей! Нам жить теперь негде!
- Как негде? Вот он, мой чердак!
- Сегодня твой чердак есть, а завтра не будет! - зло бросил невидимка. - Старый ты, Матвей, закостенел. Так и помрешь, не поняв, что помер - как призрак тут блукать будешь и человеков своих травить! Тьфу!
В темноте поскрипев, что-то грохнуло. Протянуло сквозняком.
- Балбес... Мы с попами договориться смогли, а тут революция. Подумаешь, революция...

* * *

Шло время. Матвей, не зная бед жил на чердаке за печной трубой. Днем он спал, а ночью выполнял свои нехитрые обязанности домового. Изредка ходил на чай к Никодиму – своему старому другу-овиннику, жившему по соседству. От него он и узнавал все слухи и сплетни, становившиеся день ото дня все тревожнее. Поговаривали, будто бы из больших городов все бегут без оглядки. Бегут кто куда: кто на Урал, кто побогаче – в Европу.
Однажды вечером к Никодиму в гости пожаловал хмурый тролль. Ушлый овинник с ним познакомился по переписке – обоих интересовала тема прогрессивных несущих конструкций. Сначала их переписка была сугубо деловой, но потом плавно перетекла в дружескую. Они даже несколько раз ездили друг к другу в гости.
Гостя сразу усадили за стол.
- Ну-ка, Йохан, попробуй нашего чайку с медом! У вас в Швеции такого не попьешь. – Никодим принес огромный блестящий самовар, из трубы которого валил дым. Водрузив его на стол, он достал из шкафа чашки и блюдца.
- Спасибо, Никодим. У тебя как всегда очень уютно. - Сказал тролль, наливая чай. – У меня и в лучшие дни такого комфорта не было. Да и мост, под которым я жил, по правде плохонький был. То там подлатать, то здесь… Даром, что каменный.
- Никодимушка у нас хозяйственный. – Подал голос Матвей, принимая блюдце с чаем. – Овин чистый, ухоженный, угол себе обустроил – залюбуешься: солома под ногами свежая, света много.
Тролль согласно покивал, глядя, как Никодим смущенно розовеет. Компания сидела в дальнем углу овина, за просторным дубовым столом, покрытым скатертью. В окошко над ними с любопытством заглядывала луна, освещая весь овин.
- Йохан, так что там у вас происходит?- Поинтересовался хозяин.
- Урбанизация. Людям до нас дела больше нет. Вот и мост мой порушили… От вас переселенцев много. Постоянно с гномами дерутся.
- М-да. А у нас революция произошла. Атеизм в стране. В нас не верят больше. Нет нас.
- Это как так? – Изумился тролль. – Мы же есть. Вот же мы!
- Вроде есть, а вроде и нет. Вот у нас пока тихо, но… Думаю, ненадолго это. Меняется все.
Вздохнув, Матвей хлебнул чаю.
- Вот чего я понять не могу, - задумчиво сказал Никодим. – Ведь у нас даже язык один, всегда домовые с гномами в мире жили. Как в такие времена можно между собой драться? Помогать надо друг другу, объединяться. Раньше так и было. Что поменялось?
Тролль почесал себя за ухом, и так ничего и не ответил. Да и не требовалось ответа – каждый его знал сам.
- Матвей, а ты слыхал, что водяной без болота остался?
- Это который? Антип чтоль?
- Он самый.
- А как же так?
- А вот так. Высушили его болото, под колхозные поля, говорят.
- Дела… Как бы и нам по ветру не пойти, Никодимушка. Ладно, пора и честь знать! – Матвей поднялся из-за стола. – Рассвет скоро, пойду я. Завтра загляну ночью.
- Сейчас Йохану постелим, да тоже спать ляжем. Не забудь зайти завтра. Доброго сна.
- Не забуду. Доброго и вам.
Сутулясь, Матвей осторожно вышел из овина и не спеша побрел домой. Дома он улегся за своей печной трубой, послушал звуки просыпающегося дома, и сам не заметил, как уснул, спокойно проспав до самых сумерек.

* * *

Кот Васька сидел на печи, сонно жмурился и мурлыкал фривольные песенки.
- Сидишь, паскудник!? – Рявкнули ему в ухо. Кот с перепугу шлепнулся на пол. – Где молоко!?
- Матвей! Тудыть его в нору к бубонным… Нельзя же так пугать! Чуть хвост не облысел…
- Ты мне повыражайся тут! А ну, говори, котяра, вылакал молоко?! – Домовой грозно сверкал глазами из-под густых бровей на кота. Тот не знал, куда деваться от этого взгляда, нервно озирался и старался сделаться меньше пылинки.
- Да ты что, Хозяюшко! Блоху даю – не я. Не было молока!
- Всегда было, а тут не было? Признавайся, кошак, так просто усы выдеру, а если нет… - Кот испуганно попятился прочь от разъяренного Матвея.
- Не было! Не было, я себе не враг молоко твое пить! Не поставила Любаня, бабка ей наказывала, да она забыла! Не пил я, Матвей!
Домовой внимательно поглядел на испуганного кота и бросил:
- Смотри мне, котище.
Он грустно поглядел на пустое блюдце, сиротливо стоящее за печкой:
- Ну и времена пошли… Подушить Тимофевну, что ли?
- Дуба даст старая, Хозяюшко. Не советую. – Васька немного успокоился, поняв, что усы ему рвать пока не будут, и принялся карабкаться обратно на теплое место. – Ты, Матвей, полюбопытствуй, какую нынче «прэссу» наши люди читают. Забавная вещь! – Домовой взглянул на кота. – А называется как! «Красный Кузнец», во! Даже мыши хохотали!
- Мыши? – Домовой резво обернулся к коту. – У нас в доме мыши?
Васька нервно дернулся.
- Да это я так, к слову. Поговорка такая! Откуда у нас в доме мыши, сам подумай, Хозяюшко.
- Допрыгаешься ты, Василий. Ладно, пойду я, дела пора делать.
- Давай-давай. Мышь не выдаст – пес не съест. – Тихонько буркнул кот.
Первым делом Матвей выгнал с чердака загулявшего упыря, потом подновил заговоры от сглаза, кражи и пожара. Дел сегодня было совсем не много. Кроме уже проделанной работы осталось лишь сквасить соседке Нюрке сметану и молоко. Обычно Матвей таким не занимался, но вредная бабка каждую ночь повадилась закапывать в их огороде яичную скорлупу, наговаривая на неудачу. Все бы ничего – защита Матвея была гораздо сильнее, но очень обременительно было эту скорлупу выкапывать у себя, и снова закапывать у соседки.
Ночь была ясной. В небе висела луна, уже приятно пополневшая, отчего в жилах бежала резвее кровь. Изредка поднимался холодный осенний ветер, приносивший с собой близкий запах зимы. Он со смехом обрывал последнюю листву с засыпающих деревьев, да разносил окрест лай собак.
Собак Матвей не любил: шумные, брехливые, да и разума маловато.
Закончив с соседкой, домовой отправился прямиком в овин. Сегодня у Никодима было много гостей: пожаловали бес Федька, водяной без болота Антип, и незнакомая Матвею кикимора.
Все радостно загалдели, увидев Матвея.
- Здорово, Матвей! – пробасил водяной. – Давненько не видались!
Никодим усадил домового рядом с кикиморой, представившейся Екатериной. Она была совсем молоденькой - лет двухсот от роду, носила очень модные зеленые лохмотья, игриво украшенные лягушачьей икрой, и мастерски всклокоченную прическу из элегантно седых волос. Матвей бросил на нее не одобрительный взгляд - к нынешним модницам он относился с предубеждением. Зато Йохан не мог оторвать от нее взгляда.
На столе стоял все тот же гордый самовар, гости чинно пили чай из блюдец вприкуску с колотым сахаром.
- Так что ничего поделать, Никодим, я не мог. - Снова раздался бас Антипа, видимо, продолжая какой-то прерванный появлением Матвея рассказ. Федька нервно подпрыгнул на стуле;
- Да ты и не особо-то старался! Утопил бы кого-нибудь, и делов-то!
- Дурень ты, Федька! Даром, что бес. Вам вроде бы хитрыми да разумными должно быть. Кого топить? Человеки вырыли вкруг болота осушающие каналы, болото само почти сошло на нет. А уж потом грузовики да телеги с землей привезли. А как они копали, так то год назад было - я и подумать про такую каверзу не мог, ну роют, ну на то у человеков шило в мягком месте. Они постоянно что-то несуразное вытворяют.
Федька надулся.
- Все равно, уж я бы что-нибудь скумекал.
-Ага, водки дернуть, да к ведьмам! И "гори оно все в аду". - Ехидно вставила Екатерина. Все захохотали в голос, а Йохан даже похлопал себя по коленкам, выражая восторг столь удачной шуткой.
- Вы сговорились, что - ли? - Не на шутку обиделся бес.
- Да ладно, Федор, мы же шутим! - примиряюще улыбнулся Никодим. - Слушайте, у меня тут настоечка есть знатная, никто не желает по маленькой?
Желали все.
Засиделись до самого утра. Говорили в основном о переменах и как дальше жить.
Думали - решали. Антип заявил, что уходит за Урал. В тайгу. От человеков ему ничего не надо, сам проживет. Болот там много, да и родня дальняя есть. Поживет у них пока что. А там глядишь, договорится с бобрами, чтоб какой ручей заболотили. Водяной он молодой - еще и русалку себе найдет. А нет, так сам утопит.
Йохану советовали найти глухую деревеньку, неподалеку от важного тракта, желательно с плохоньким мостом. С его знаниями уж он-то сможет его привести в божеский вид, да держать в порядке. И не давать паводкам его срывать. Хотя сам тролль не особо к ним прислушивался - все больше внимания он уделял обворожительной кикиморе.
Матвей с Никодимом не особо волновались за свое будущее - крыша над головой у них есть. Никодим катается как сыр в масле - уж если живность захиреет, то и хозяевам беда. Про него точно не забудут. Ну, а Матвей верил, что эта смута скоро закончится и все вернется на свои места. А то, что молоко забывают ставить, так он потерпит.
Под утро все стали расходиться. Антип остался у Никодима, а Йохан ушел прогуливаться в темных лесах с Екатериной. Он всю ночь оказывал ей знаки внимания, на что та смотрела весьма благосклонно.
Уже удобно устроившись на своей лежанке за печной трубой, Матвей вспомнил, что давно не заглядывал в Книгу Семьи. Но сон уже был близок, и вставать не хотелось. Вылезать сейчас, в 9 утра, как какой-нибудь молодой шальной домовенок? Нет уж, увольте. Но мысль о Книге проникала все глубже. Шептала: «ты же так давно меня не открывал». Проснулась и совесть: «а если Клавдия душу Богу скоро отдаст? Старенькая она. А ты поленился узнать о приближающемся горе, не предупредил», - Матвей отвернулся носом к стене, - «времена нынче смутные, всякого можно ожидать. Загляни в Книгу, Матвей, не томись. А потом и спать со спокойной душой ляжешь!» - нашептывала совесть. Он наконец не выдержал, сбросил одеяло, и босой посеменил в дальний угол чердака, к старому сундуку. Тот был небольшого размера, с окованными сталью углами. В нем Матвей хранил все самое ценное. Книга лежала под аккуратно сложенным парадным пиджаком. Взяв ее под мышку, он снова вернулся в кровать. С опаской поглядел на невзрачную коричневую обложку, вздохнул и открыл.
В книге этой была вся история этого дома и его обитателей. Не в подробностях, но самое важное. Болезни домочадцев, неурожаи, пожары, грабеж, крупные ссоры, смерть. Были там и крупные радостные события: женитьба, пополнение в семье, успехи семьи. Одним словом – вехи. Правда, в будущее Книга смотрела всего на месяц вперед. Матвей пятнадцатого числа каждого месяца заглядывал в Книгу, и если что-то должно было произойти – ночью давал об этом знать Клавдии Тимофеевне – хозяйке. Если предстояли беды, то он душил ее, садясь на грудь, если хорошее – гладил по волосам.
Ничего плохого в последних записях не было. Также не было и хорошего. Присутствовала легкая тень над Андрюшкой, внуком Клавдии, но у молодых такая тень – обычное дело. Закрыв Книгу, Матвей бережно засунул ее под подушку. Снова улегся удобнее и глубоко вздохнул. Сон пришел моментально.


* * *

Матвей проснулся глубокой ночью – вчерашнее застолье сбило ритм сна. Весь дом был погружен в тишину, лишь изредка доносилось потрескивание старых деревянных полов.
Блюдечко было пустым.
- Я не пил. Доброй ночи, Матвей. – Васька по обыкновению спал на печи, свернувшись клубком. Сейчас он поднял голову и как бы оглядывался на Матвея.
- Доброй. Опять забыла, да? – спросил домовой грустно.
- Как видишь. Ты, если голоден, выпусти меня из дома, я у Нюрки рыбы тебе стащу. Она недавно около дровяного сарая замечательную тараньку сушиться повесила. Или моего молока попей, специально оставил.
- Нет, спасибо, котище. – Матвей подошел к печи и погладил кота. Тат, замурлыкав, ткнулся своей головой в его ладонь. – Пойду к Никодиму, у него поем. Все, спи.
На улице было морозно. Звезд не было – небо затянуло тучами. Засунув руки в карманы телогрейки, Матвей поспешил в сторону овина. В правом кармане рука нащупала какую-то бумагу. Достав ее, домовой увидел ту самую газету, что дал ему кот. Вчера Матвей совсем про нее забыл. Так и держа ее в руке, он зашел в овин. У Никодима сегодня было на удивление тихо, хотя компания собралась приличная. Кроме тех, кто приходил вчера, была русалка, леший, черт и двое незнакомых домовых. Никодим кивнул Матвею и сказал:
- Я уж думал идти за тобой.
- Здорово, Матвей. – Пробасил Антип. Он сидел на двух стареньких чемоданах и грустно улыбался. – Уезжаю я.
- Провожаем вот. – Добавил Федька, понуро глядя в рюмку.
Йохан обнимал Екатерину, и хоть оба пытались надеть маску горя, но нет-нет, а на их лицах мелькали счастливые улыбки.
- Когда? – спросил Матвей.
- Да вот сейчас уже. Давайте выпьем на дорожку, и будем прощаться.
- Наливай, Федор. – Скомандовал Никодим.
Немного помолчали.
- Ну, друзья, мне пора.
Наперебой посыпались пожелания счастливой дороги, удачи на новом месте, крепкого здоровья. Антип жал всем руки, неловко обнял Екатерину, поцеловал русалку, на что та залилась горючими слезами.
- Удачи всем вам. Как доберусь и устроюсь, пошлю весточку. Бывайте!
Антип шагнул за порог и, не оглядываясь, помахивая чемоданами, споро зашагал к реке.
- Это, давайте еще по одной? – Застенчиво предложил Федька.
- Хватит с тебя! – Никодим убрал со стола графин. – Давайте чаю лучше выпьем.
Немного пошептавшись с домовыми, Федька откланялся. За ним ушли и домовые и леший. Видимо, продолжать банкет. Русалка продолжала всхлипывать, когда закипел самовар. Матвей принялся изучать газету, покачивая головой и посмеиваясь. За Антипа он не волновался. Знакомы они были уже лет 150, и он знал, водяной не даст себя в обиду.
Никодим заинтересованно заглянул ему через плечо:
- Что там такое?
- Да вот, кот мой давеча дал почитать. Слушай: «товарищи! Наш рабочий народ делает шаг к просвещению! Когда в каждом селе открыты школы, изучаются науки, некоторые продолжают верить в дедовские сказки. Урожайность наших полей зависит только от нас! От нашей самоотверженной работы, самых лучших удобрений». Вот бы полевики с межевиками посмеялись, услышь такое! Или вот: «новые лекарства повысят здоровье скота, витамины повысят надои! Дадим стране советов все самое лучшее. Будущее – в наших рабоче-крестьянских руках!» Как тебе, Антип?
Овинник хохотнул:
- Брось читать всякую чепуху!
Но Матвей продолжал:
- «Религия – опиум для народа! Несуществующий бог не поможет нам в борьбе с общим капиталистическим врагом!» Вот как заворачивают. И попам по маковке достанется. Атеизьм.
-М-да… Что делается-то. А там не пишут, как нам, нечисти, да духам всяким, на атеизм этот смотреть? Тоже верить, что нас нет? – Овинник снова захохотал. Русалка прекратила лить слезы и тоже слабо улыбнулась. – Чуешь, Йохан, попал ты, брат, из огня да в полымя.
Йохан улыбнулся:
- Ничего. Зато я Катеньку встретил.
Попив чаю, Матвей откланялся. Занимался рассвет, а некоторые дела не требовали отлагательств. Едва он вышел во двор, как вдоль позвоночника пробежали мурашки от близкого заговора на неудачу.
Домовой в сердцах сплюнул: опять бабка, как пить дать! Ну, так и есть; вон, в конце огорода маячит. Матвей, злорадно улыбаясь, невидимкой зашел к ней за спину. Бабка резво копала ямки, скороговоркой тараторя:
- Как разбито это яичко, так тебе, рабе божьей Клавке Тимофевне, - бабка набрала в грудь воздуха, - сволочи такой, посуду бить, водой мужа отливать…
- Бог в помощь, Нюрка! – Грохнул Матвей. Бабка охнула и осела на землю. Домовой даже успел испугаться: не померла бы! Но бабка резво поползла на карачках, испуганно, с подвываниями бормоча:
- Прокоп Иваныч, я же шутя, я же сослепу межу проглядела!
Матвей захохотал и приложился валенком к ее тощему заду, для ускорения. Нюрка взвизгнула и поскакала, словно молодая лошадь, мигом очутившись у своего плетня, даром, что на карачках. Поднимаясь с колен, она уже во весь голос завопила:
- Чё дерёсси, Иваныч!? Нет бы по-людски, а ты как скотина, лягаешься! Изувер ты, погань! Сгореть тебе, ворюга… - Тут она обернулась и увидела, что на меже стоит, хохоча, вовсе не Прокоп Иванович, а домовой Матвей со всклокоченной бородой. Горькая обида пополам со страхом одолела ее так, что некоторое время она и проговорить ничего не могла. А потом, заводясь, начала:
- Ах ты, плевок божий, нечисть ты поганая! Да я же тебя водой святой, да я же тебя крестом Божьим!..
Соседкины вопли изрядно развлекли Матвея, некоторые словесные обороты он даже старался запомнить. Но когда Нюрка начала повторяться, он грозно поглядел на нее и сказал, вроде бы и не громко, но голос его раздался у самого уха старухи:
- Еще раз увижу - пожалеешь, калоша.
Нюрка отшатнулась, резво спряталась за углом хаты. Матвей хохотнул и скрутил ей в след дулю. Бабка тут же выскочила и с воплем «бесово отродье» широко его перекрестила. Матвей лишь махнул рукой - горбатого могила исправит.
Домашние уже встали. Любка собиралась на работу, Ильинична ушла доить корову и кормить кур. Только кот продолжал спать. Матвей пристроился в уголке кухни и принялся чинить валенки. Солнце заглянуло в окно и он поморщился: не солидно почтенному домовому не спать при свете дня. Надо бы прекратить эти посиделки у Никодима – думал он. Вернулась Ильинична, забегала по дому, разожгла печь, согнала с руганью Ваську, разлила по крынкам молоко, к великой радости Матвея не забыв и про блюдце за печкой.
С ночной вернулся Прокоп Иваныч, быстренько перекусил, воровато огляделся, пока вышла Ильинична, достал из-за иконы бутыль, плеснул в стакан и выпил. После крякнул, расправил усы и ушел спать.
Закончив починку, Матвей решил сходить к Захару – баннику. Сегодня у Нюрки должен быть банный день. Выйдя во двор и кое-как подавив зевоту, он, прищурив глаза, бросил взгляд на небо. Со стороны восходя летел Гамаюн.
- Видал? – Из-за спины раздался встревоженный голос Никодима.
- Плохо, Никодимушка. Беде быть.
Овинник стоял у крыльца, поглаживая шипящего кота. Васька пристально смотрел глазами-щелками на птицу.
- Что теперь будет, Хозяюшко? Он же с востока летит.
- Ох, котище, не знаю. Но хорошего уж точно не жди. – Матвей вздохнул. – А ты Никодим куда? Не к Захару ли?
- К нему. Насчет бани поспрошать хотел. Ты тоже? – Матвей хмуро кивнул и снова взглянул на небо – Гамаюн исчез.
- Ладно, пойдем. Авось не про нас он с той стороны летит.

В бане было холодно и влажно. Пахло березовыми вениками и прелостью.
- Ау, Захар! Ты дома?
- Проходите, тут я! – Донеслось из парилки.
Банник сидел на полке и читал какую-то книгу. Его красная шапка лежала рядом. Вид у него был встрепанный, борода торчала в разные стороны, руки в грязи.
- А, здорово, соседи! Вы Гамаюна видали? – Поприветствовал их Захар. Голос у него был густой с хрипотцой.
- Видали. – Буркнул овинник.
- Плохо. Что, ждать вас вечером? Нюрка топит сегодня.
- Да, Захарка, придем. Иваныч недавно пива наварил, так что с гостинцами будем. – Улыбнулся Матвей. – Как обычно приходить?
- Да, после третьего пара.
- А Нюрка не зайдет? – Обеспокоился Никодим.
- Да ты что, Никодим? Она меня до смерти боится! После третьего пара ее в баню лошадьми не затащишь! – Ухмыльнулся Захар.
– Как у вас вообще дела?
- Да пока тихо все вроде. Все живы-здоровы. Ты б Матвей, заглянул в нашу Книгу-то, а? Тревожно мне… Эх, зря карга Антона с чердака выжила, хороший домовой был. Где-то он сейчас?.. А теперь у нее что ни день – молоко киснет.
- То моя работа! – Хмыкнул Матвей. – Повадилась заговоры читать – вот отучаю.
Овинник с банником расхохотались.
- Ладно, Захар, я пойду. Спать охота, мочи нет. А в Книгу загляну на днях, обещаю. До вечера.
- Я тоже пойду. – Заторопился Никодим. – А ты, кстати, чего не заглядываешь к нам?
- Да ну вас, сидеть до утра, как молодняк шальной, оно мне надо? – Банник сноровисто свернул самокрутку. – Я бы и сейчас спал, да Гамаюн этот, будь он не ладен… До вечера! Пиво не забудьте!

***

Через несколько дней Матвей, как и обещал, заглянул в соседскую Книгу. Ничего хорошего там не было. Утраты, потери, смерть. То же самое появилось и в его Книге. Вечером к нему на чердак пришли Никодим с Захаром и стали держать совет, что делать да как быть. Так ни до чего не договорившись, провздыхав большую часть времени – разошлись.
Сон домового был тревожен. Он слышал суету домашних, не привычно-успокаивающую, а нервную, будто мысли людей заняты совсем другим, а домашние дела они делают по привычке. Да в общем, так оно и было – к городку подходили войска. Народ волновался, кто-то прятал ценное, кто-то спокойно ждал, а некоторые и вовсе снялись с насиженных мест и ушли. Это касалось и нечисти. Многие, бросив все, уходили в леса. Особенно подкосило их то, что злейшие враги – попы, сняли колокол с церквушки, погрузили его в телегу, и с целой вереницей подвод ушли на север. Раз уж попы бегут…
Этим вечером Матвей к Никодиму не пошел. Сидел на крылечке, вдыхал морозный воздух и думал как быть. Тимофевна наотрез отказывалась уходить. Прокоп Иваныч подходящие войска наоборот ждал с неким воодушевлением – подходила рабоче-крестьянская армия. Любаня же, ломая руки, собрала Андрюшку в дорогу – мол, беги, сыночек. Но сыночек наотрез отказывался. На пару с дедом он войска ждал с нетерпением – хотел завербоваться. Мать убивалась, вспоминала сгинувшего на войне мужа, но Андрюшке как с гуся вода. Всегда он был головою туговат.
Беззвучно вспрыгнул на ступеньку Васька, потоптался. Потерся головой о плечо Матвея.
- Что, Хозяин?.. – Спросил он.
- Да вот, Васька, думаю. Страшно как-то. Знамения плохие.
- Нам ли привыкать, Хозяюшко?
- Как думаешь, через сколько дней солдаты будут в городе?
- Говорят, завтра к полудни будут. Да ты не бойся, Матвей, там же эти, красные. Они простой люд не трогают. Наоборот, помогают, говорят.
- Кто говорит-то? – Хмуро усмехнулся домовой. – Мыши твои? То-то они в человечьих делах много смыслят!
Васька, чтоб скрыть смущение, сделал вид, что за спину его укусила блоха. Вдалеке истошно залаяли собаки, послышались крики и сухое щелканье карабинов.
- Пришла беда. – Матвей вскочил на ноги, Васька юркнул под крыльцо. В оконцах по улице загорался свет, кое-где люди выглядывали наружу.

Той ночью в город пришли фуражиры. Они выбирали дома побогаче, и забирали все сено и овес под чисту(/)ю. Грузили на взятые у людей телеги и увозили. Людям обещали оплату, компенсацию, но не сейчас, а потом. В городе стоял дикий гвалт: люди кричали, собаки захлебывались лаем, скотина мычала, блеяла, визжала. Не обошли стороной и добротный дом Прокопа Иваныча.
На экстренном семейном совете решали: как быть. Матвей с Никодимом невидимками примостились в углу печки и тоже слушали. Одному Ваське это было не интересно, он опять куда-то пропал.
После долгих споров решено было скотину, оставшуюся без корма – продать. Слухами земля полнится, потому никто не ждал, что за забранное армия заплатит. Да и не бывало такого никогда. Никодим горько вздыхал – столько сил и труда он потратил, чтобы сено сохранялось свежим, без прелости и гнильцы, сколько наговоров читал, чтобы животные были здоровы. А теперь все пошло прахом.
Рассвет принес новые волнения – заехали передовые разъезды. На площади был оборудован штаб, откуда по всему городку понеслись гонцы. Там составляли списки кулаков, ростовщиков и всех прочих, неугодных новой власти. Туда же неслись обиженные ими, поскорее нашептать навет, сталкивались с простыми любопытствующими и рекрутами. Городок бурлил как муравейник.
За следующие несколько дней произошло еще немало неприятных вещей – Андрюшка все-таки ушел воевать, Прокоп Иваныч остался без работы – кожевенный заводик, где он работал – встал, разом лишившись всей верхушки: кто бежал, кого уже успели приговорить. Но хуже всего было то, что опустевший овин разобрали. Пришли солдаты с винтовками, и размахивая какой-то бумагой, споро разобрали бревенчатые стены, тут же на месте их распилив на чурбаки. В Никодиме что-то сломалось, и он беспробудно пил, не желая ни с кем разговаривать. Матвей пытался расшевелить овинника, но в ответ получал только просьбу оставить его в покое. А в начале весны Никодим ушел к бесам во главе с Федькой. Больше он не вернулся.
Тогда же Матвей решил, что пора уходить. Уходить туда, где еще остался старый уклад, где еще помнят про них и верят. Знать бы только, где такое место найти?
Дату выбрал на свой день рождения – 1 апреля. Тимофеевна всегда ему в этот день ставила за печку кушу с молоком, знала, что это день пробуждения домового. Напоследок посмотрел в Книгу, убедившись, что та стала бесполезной – все затянуло тьмой. Ближе к ночи, спустился с чердака с узелком, и с грустью посмотрел в пустой угол у печи. Забыла. Впрочем, Матвей особо и не надеялся. Вздохнув, оглядел дом, в котором прожил почти 50 лет, беззвучно с ним попрощался.
На улице пахло весной и новой жизнью. Природе нет дела до человеческих войн и дел.
Поправил узелок на плече, и не оглядываясь, зашагал. Уже за городом услышал истошный крик:
- Ма-а-атвей! Хозя-я-яйюшко-о! Подожди-и!
Кот Васька догнал, ткнулся головой в руку. Матвей ухмыльнулся.
- Что, кошак, дома не сидится?
- Да ну их. Скучно там, да и кормят плохо. Идем, Хозяин?
- Пошли, котищще.

Как Анютка ветер поймала

Некоторое время из-за резных дубовых дверей — в две Анютки вышиной, и по верху еще медный оклад пущен — доносился только ладный, в дюжину носов, храп. Девушка заглянула было в щелку, но взгляд тут же уперся в мерно вздымающееся пузо, которое самым наглым образом загораживало весь обзор. Анютка бросила попытки разобрать, что творится в палатах, и нервно закусила губу. За то время, пока Ивашка шастал середь послов, засланных к отцу из соседнего княжества, можно было на речку сбегать, искупнуться да еще карася нижней рубахой изловить.
— Анютка, помоги!
Заслышав шепот брата, девушка изо всех сил потянула за медное кольцо, намертво вкрученное в мореный дуб двери. Та охнула и с неохотой поддалась. Ивашка, мальчонка лет двенадцати, рыбкой выскользнул в коридор и тут же привалился спиной к снова бухнувшей двери — того и гляди, стечет по ней, на полу ковриком разляжется.
— Ну?!
— Во! — Ивашка протянул сестре все еще подрагивающую ладонь, на которой блестел тяжелый золотой перстень с княжьим гербом: двуглавый волк, попирающий змею. — Проспорила!
— Ух ты-ы… — Анютка, даже забыв расстроиться, так и сяк вертела перстень в пальцах. — Неужели с того бородатого снял?
— А как же, — Ивашка подбоченился. — С главного, как и уговорились! Папка-то им вчера славный пир закатил, все перепились и задрыхли, где сидели. А энтот с бородой, ужа ему в штаны, лежит себе на лавке, руку с кольцом под щеку подложил и еще посапывает с улыбочкой, будто медовуху во сне видит! Ну, я его пощекотал перышком из-под лавки, он разохался, перевернулся, руку чуть не до пола свесил. Я перстенек свинтил — и драпать. Уж больно чудно он храпеть начал, с пересвистом…
Анютка налюбовалась кольцом и сунула в карман, решив, что при случае подкинет его бородачу в чересседельную суму.
— Ладно, богатырь, теперь ты загадывай!
По лицу брата начала расплываться мечтательная улыбка.
— Не-не-не! — сразу осадила его девушка. — У мамки зелье, от угрей заговоренное, таскать больше не буду! И в курятник не полезу, не надейся. И лягух портами ловить не стану!
Улыбка потрепыхалась и сникла.
— Ишь, привереда какая! Тогда сама себе задание сочиняй.
Анютка задумалась.
— Чего-нибудь непростое надо! И покрасивше. Чтоб с подвывертом.
— С подвы-ывертом? — протянул брат, запустив пятерню в жесткие, как солома, и такие же светлые волосы. — Ну, слушай…

Всю дорогу до леса Анютка ругала себя предпоследними словами (последние традиционно предназначались брату). Ну что бы ей стоило сразу отшутиться — мол, ересь какую выдумал! Подумаешь, слазила бы разок в болото, лягух бы пошугала. Не впервой. А теперь… Девушка невольно поежилась. Такой спор выиграть — проще на конек отцовского терема забраться. И с пустыми руками возвращаться нельзя — Ивашка засмеет. Взялась, мол, да не сдюжила…
Анютка гордо вскинула курносый, в звездочках веснушек, нос. Не для того она княжьей дочерью уродилась, чтоб перед трудностями пятками мелькать! Ежели ее беде только злая ведьма, в самой чаще живущая, пособить может, — значит, путь ей в энтую чащу…
Июльский зной замесил в лесу такое марево, что, кажется, повесь в воздухе ложку — так висеть и останется. На соснах то тут, то там мерцали бусинки смолы, на пожелтевшем от жары мхе лежали широкие солнечные полосы. Одуревший от жары, еле волочащий лапы заяц перебежал Анютке дорогу и, не обратив на девушку никакого внимания, скрылся в придорожных кустах.
— Малинки бы…
Анютка вздохнула, но, рассудив, что малинка, в отличие от зайца, не сбежит, свернула с тропки и углубилась в чащу. Деревья здесь стояли так плотно, что иногда девушке приходилось делать крюк шагов в двадцать, прежде чем удавалось отыскать просвет между кряжистыми стволами. Стало заметно темнее и прохладнее: кроны, переплетаясь над головой густым шатром, с ленцой пропускали солнечный свет. На землю падали редкие золотистые брызги, но и они тут же тухли, накрытые могучими зелеными тенями.
Анютка приметила рассеченную молнией черемуху и кивнула ей, как старой знакомой. Черемуха в ответ взмахнула белопенным рукавом и словно чуток подалась назад, открывая вход на широкую сумрачную поляну. Посреди поляны, в кольце из палок с насаженными на них черепами, стояла избушка на курьих ножках.
Девушка постучала по ближайшему черепу ногтем. В пустых глазницах полыхнуло по синему огоньку, но как-то неуверенно. Анютка сочувственно тряхнула косой.
— Что, не подливает вам хозяйка маслица? Бедненькие… Так, ладно. Как же там… Все время забываю… А, вот! Избушка-избушка, повернись к лесу задом, а ко мне передом.
Равнодушие избушки было полным и безоговорочным — на заднем окошке даже ставня не скрипнула. Анютка возмутилась до глубины души.
— Слышь, избушка? Вертайся к лесу задом!
Нет ответа.
— Избушка-избушка, повернись к лесу черным крыльцом, где еще метла валяется!
Нет ответа.
Анютка в задумчивости почесала кончик носа.
— Ай, балда! Здесь же со всех сторон лес. Избушка-избушка, повернись задом к дальнему дубу, на котором еще колокольчик висит и лапоть на ветку покладен!
Гигантская куриная лапа с хрустом поднялась в воздух, пошевелила когтями и снова бухнула об землю, но уже двумя локтями левее. Мгновением спустя ее примеру последовала другая лапа.
Избушка разворачивалась медленно, с чувством собственного достоинства. Когда перед Анюткой показалось парадное крыльцо (отличающееся только наличием черного, дрыхнущего кверху лапами кота), она уже успела сбегать до черемухи, порядочно ее общипать и вернуться обратно. Девушка ласково потрепала кота за ухом (тот лишь дернул во сне лапой) и, перескочив через две ступеньки, влетела в единственную комнатку.
— Ну, хозяюшка, бесово отродье, привечай гостей! Пирогов напеки, баньку истопи…
— Какая тебе, к лешему, банька? — донесся стон с кровати в углу. — Не вишь, я сплю.
— Злой ведьме спать не положено, — убежденно возразила Анютка. — Ты меня сначала накормить-напоить должна, в баньке веничком отхлестать, а потом на ухват посадить и в печку засунуть.
— Как же, засунешь тебя в печку! Такие прелести отрастила, что на полдороге застрянешь, никакой кочергой не пропихнуть.
— Я не виноватая, оно само!
Кокон одеял наконец размотался, и на кровати села молодая женщина в сорочке и с копной иссиня-черных жестких волос. Блуждающий взгляд серых, как у Анютки, глаз мазнул по печке, по стене, по коту и наконец сфокусировался на княжне.
— Ой-е, — с чуть слышной завистью протянула девушка. — Небось, всю ночь плясала?
— Плясала, — икнув, подтвердила ведьма. — И гопак, и шестеру, и эту… как ее… трахантеллу заморскую. Девочки на горе шабаш собирали, в честь солнцестояния.
— А кавалеры… — Анютка кашлянула, убирая из голоса чересчур заметное волнение. — Кавалеры-то были?
— А то, — ведьма кивнула, но тут же, поморщившись, ухватилась за висок. — Только все больше с козлиными ногами. Тебе бы не понравились.
— Фу-у!
— Дура ты, Анютка, — беззлобно заметила женщина. — Ноги в мужчине — далеко не главное. Вырастешь, поймешь.
Судя по выражению Анюткиного лица, никакие возрастные изменения не могли поколебать ее критериев мужской красоты. Ведьма зевнула и, спустив ноги с кровати, начала шарить по полу в поисках тапок.
— Ладно, разбудила — говори уж, зачем пришла.
— Да мы тут с Ивашкой поспорили…
Колдунья окаменела.
— Опять?
Анютка торопливо замахала руками.
— Нет-нет, мне оборотных зелий больше не надо! С прошлого раза мутит. Мне теперь Ивашка загадал… Ну…
— Что?
— Да прям не знаю, как сказать…
— Как есть, так и говори.
Анютка еще немного помялась и разом выпалила:
— Ветер мне изловить надобно.
Выщипанные брови ведьмы стрелочками сошлись к переносице.
— Никак в отцовский погреб с медовухой наведались?
— Да ты что, там же замки чугу… То есть нам бы такое и в голову не пришло! Просто у брата все задания одинаковые — или тварь какую изловить, или у мамки со стола побрякушку спереть. Вот я и попросила чего посложнее да покрасивше…
— Ты это, Анютка, брось, — ведьма вдруг посерьезнела. — Ветер ловить — только сети рвать. Ему на роду написано свистать в чистом поле. Сам прилетит, ежели захочет.
Девушка насупилась.
— Нельзя мне проспорить, Ивашка три года припоминать будет! Ну помоги, хорошая, помоги, славная…
Умилением в Анюткиных глазах можно было приручать беров и останавливать войны. Ведьма вздохнула.
— Изловить ветер человеку не под силу. А вот сковать — можно, только для этого хитрость нужна.
Анютка, кажется, с макушки до пяток обратилась в слух.
— Как сковать?
— Связать его можно заговоренным волосом.
— Где ж я его возьму?
— Из отцовской бороды выдерни, балда! — рассердилась ведьма. — Из косы своей, конечно. Кто связывать будет, того волос и надобен. Помнишь заговор на разрыв-траву, которому я тебя на тот вересень учила?
Анютка, уже боясь открывать рот, яростно закивала.
— Ты его на волос пошепчи, он стальным и сделается. Тогда хоть режь его, хоть пили, хоть мечом руби — все ему нипочем будет. Даже ветер порвать не сможет.
— Ой, спасибочки, век должна буду!..
— Стой! — ведьма ловко цапнула девушку за подол сарафана. — Главное-то дослушай! Бессильны твои оковы будут, ежели пленник их не по доброй воле наденет. Сам он должен позволить себя сковать.
Лицо Анютки вытянулось.
— Да как же я ветер на такое дело уговорю?
— В том-то и суть, что никак, — торжествующе ответила ведьма. — И хвала Матери-земле! У меня, знаешь ли, всего два любимых племянника, и я не хочу, чтоб остался один.
Анютка мигом погрустнела, поскучнела и засобиралась домой, даже отказавшись от чая со вчерашними ватрушками. Тетя все-таки собрала ей корзину на дорожку, доложив, где не хватало, горячих приветов (видимо, их температура по дороге должна была передаться ватрушкам).
— И вот еще что, — хлопнула она себя по лбу, когда княжна уже переступила порог. — Матери своей передай, что мази от сини подглазной она от меня больше не дождется! Ежели до вторых петухов на пирах не засиживаться, то и мазь надобна не будет. Скажи, пущай на здоровый режим дня переходит. Запомнила?
Анютка уныло кивнула и засеменила к изгороди из черепов. Даже коса, преисполнившись мировой скорби, на спине подскакивать перестала.
Ведьма покачала головой и затворила дверь.
— Послали боги семейку…

Потоптавшись на опушке, Анютка рассудила, что в каждой сказке есть хоть на полногтя правды, и двинулась в чисто поле. Зеленые пшеничные копья, пробив землю, доставали девушке до пояса, но до разлива золотого моря было еще далеко. Отыскав под одинокой березкой кочку, Анютка расправила сарафан и уселась на нее так, что с какой стороны ни посмотри — а взгляд найдет, на чем отдохнуть. Поза была неудобная, кочка жесткая, солнце жаркое, но княжна мысленно успокоила себя, что это всего один раз и ненадолго.
— Ой, ветер мой, ветер! — прочувствованно начала она, откашлявшись. — Ой, могучий стрибожич!
Поле, и до того не могущее похвастать особым оживлением, будто вымерло. Даже пчелы куда-то схоронились. Анютка, чувствуя себя полной дурой, покосилась на далекий отцовский терем и возвысила голос:
— Довольно тебе тучи гонять, паруса надувать, колеса у меленок крутить! Спустился бы с неба на землю, перебросился словцом с красной девицей…
Березовая лоза за спиной вдруг качнулась, будто в ней и правда кто-то притаился. У Анютки перехватило дыхание, но она усилием воли запретила себе оборачиваться.
— Может, та девица который год по тебе сохнет, могучий стрибожич, всем женихам отказала, в светлице затворилась, с утра до ночи слезы льет? Ах, ветер мой, ветер, хоть бы одним глазком на тебя поглядеть! Знаю, не чета ты смертным хлопцам. Верно, и не посмотришь на глупую девку, о тебе все берегини с русалками вздыхают! — Анютка сделала паузу и пустила в ход тайное оружие: — А может, и сама Ясуня…
Теперь шумела уже не одна лоза: невесть откуда взявшийся ветер так трепал березовые косы, что еще чуток — и оборвутся. Подол сарафана вздулся пузырем — Анютка еле прижать к коленкам успела.
— Ах, если б не погнушался ты девичьей честью, буйный стрибожич! Для одного тебя ее берегу, коли ты не заберешь — никому не достанется! Уйду в скит к отшельникам, остригу косу русую, надену рубище на тело белое, никем не целованное… Или ты меня люби, или никто!
Анютка чувствовала, что ее несет куда-то не туда, но остановиться уже не могла. Бедную березку так согнуло, что зеленые сережки мазнули по земле — да там и остались, сметенные ураганным порывом. Теперь девушке приходилось почти кричать, чтобы услышать саму себя.
— Ах, вольный ветер, простая я княжеская дочка! Не равняться мне с царевнами-королевнами в уме да красоте… А все ж сумела бы я тебя удивить! Ежели бы прилетел ты ко мне сегодня ночью в спаленку, я б тебя привязала к ложу за руки белые, а потом ублажила ласками невиданными, в книжке заморской вычитанными…
Анютка никогда не слышала звука, с которым ветер падает с ветки. Но, кажется, это был именно он.
Воцарилась тишина настолько полная, что у девушки зазвенело в ушах. Оборванные березовые листочки сиротливо лежали на земле.
— Ну, — неуверенно начала Анютка. — Пойду, пожалуй, а то дома хватятся…
В поле по-прежнему царило абсолютное безмолвие. Девушка расправила сарафан и подняла корзинку с безнадежно остывшими ватрушками и приветами.
— Ах да! — вдруг спохватилась она. — Светлица-то моя на третьем этаже, второе справа окошко. На ставнях петухи, на подоконнике герань. Не промахнешься, милый стрибожич.
И Анютка с чувством выполненного долга зашагала к терему.

Сидеть в темноте было скучно, запалять лучину — боязно. Анютка уже и волос заговорила, и подушки взбила, и под пуховое одеяло забралась, а за окном все царило полное безветрие. Луна бросила на пол охапку белого хвороста и, решив, что на этом ее долг на сегодня исполнен, скрылась за тучу.
Анютка уже начала клевать носом, когда резные ставни низко, с натугой, заскрипели. Деревянный горшок с геранью качнулся, попытавшись свалиться с подоконника, но в последний момент устоял. Звезды за окошком на секунду смазались, закрытые полупрозрачной пеленой, и в светлицу ворвался ветер — сильный, прохладный, пахнущий травой и солью.
Княжна, натянув одеяло до носа, с ужасом наблюдала, как незримый вихрь сгущается в расплывчатый, но более чем реальный силуэт посреди комнаты. Глаза, уже привыкшие к темноте, различили явно давно не стриженую голову… руки… торс… А затем слуха девушки коснулся шелестящий голос:
— Ну, красная девица, показывай свои ласки невиданные.
Анютка, кое-как переборов желание взвыть дурным голосом и драпануть куда глаза глядят, дрожащей рукой указала на соседнюю половину кровати:
— Не прогневайся, милый стрибожич, но для того мне тебя привязать надобно… А то не по книжке заморской получится.
Анютка глазом моргнуть не успела, как ветер оказался на кровати — и не просто лежа, а еще и закинув руки на железную обрешетку в изголовье. Голос-шелест стал отчетливее, теперь в нем даже прорезалось ехидство:
— Привязывай, красавица. Будем делать все по книжке заморской.
Княжна быстро, пока ветер не успел одуматься, выхватила из-под подушки волос и привязала холодные гладкие запястья (вылитый лед, который папка в медовуху по жаре добавляет!) сначала друг к другу, а потом к изголовью.
— Крепко ли, милый стрибожич?
Тот нетерпеливо подергал самодельные оковы.
— Крепко, крепко, девица, приступай уже к ласкам невиданным.
Анютка с облегчением вздохнула и слезла с кровати.
— Ну все, голубчик. Попался.
— О чем это ты, красавица?
— Все об том, — княжна, зевнув, потянулась к огниву. — Лучинку сейчас запалим, разглядим тебя как следовает…
— Ты что творишь, глупая девка?! — ветер, зашипев, рванулся с кровати, но заговоренный волос держал крепко. — Нельзя смертным на богов глядеть!
— А вот это мы сейчас и проверим, — девушка зажгла лучину и повернулась к кровати.
Ветер оказался сердито нахохлившимся парнем примерно Анюткиного возраста. Длинные белые космы, будто присыпанная снежком кожа, тощее, но мускулистое, как у дворового кота, тело… Княжна кашлянула и спешно набросила на него одеяло. Правда, только до пояса: честь честью, а за погляд денег не берут.
Ветер окончательно уверился, что происходящее идет вразрез с книжкой заморской, и остановил на Анютке тяжелый немигающий взгляд.
— Вот как, девица? Обманула сына Стрибога?
— Обманула, — не стала отпираться Анютка. — А ты б еще шире уши развесил! Любого подпаска спроси — он тебе сразу скажет, что девкам веры нет.
Ветер снова рванулся с кровати, и княжна тихо порадовалась, что обрешетку ковал дед Фома, лучший кузнец на отцовском подворье.
— Ах ты ведьма!
— Нет, это тетя моя ведьма, — с гордостью отчиталась Анютка, но тут же погрустнела: — Я пока только учусь.
Парень понял, что это надолго, и поудобнее устроил стиснутые волосом запястья.
— Ну, и что тебе от меня надобно, змея подколодная?
— Да мне-то ничего, — ничуть не смутилась змея. — Есть у меня брат младший, Ивашкой зовут. Мы с ним спор заключили, что я ветер изловить не смогу. Вишь, смогла. Сейчас братца кликну, сдам ему тебя вместе с кроватью, а дальше пущай делает с тобой, чего хочет.
— А норов у него такой же, как у тебя? — насторожился ветер.
— Нет, — честно ответила Анютка. — Гораздо хуже.
Ветер взвыл и забился на кровати, чуть не скинув одеяло.
— Ну, буде, буде, — девушка примиряющее похлопала его по плечу. — Сейчас на шум папка с боярами прибегут — оно тебе надо?
Ветер затих.
— Что ж ты неласковый какой, стрибожич? Хоть бы имя свое назвал.
Бог смерил Анютку угрюмым взглядом, видимо, рассудил, что хуже уже не будет, и буркнул:
— Сокол.
— Ой, красиво как! — чуть не захлопала в ладоши княжна. — А меня Аньей звать. Но все просто Анюткой кличут.
— Послушай, Анютка, — уже спокойнее начал ветер. — Ну зачем я тебе сдался? Отпусти по-доброму, не позорь доброго моло… бога.
— Не могу, — насупилась девушка. — Ты, значит, усвистишь в свое чисто поле, а я ни с чем останусь?
Лоб Сокола омрачили мучительные раздумья.
— Ну хочешь… Хочешь, я на тебе женюсь?
— Еще чего! — фыркнула Анютка. — Мне семнадцать годков только этим снеженем сравняется. Стану я девичью молодость на стирку мужниных портков тратить! И вообще, ты не в моем вкусе.
— Как так? — обиженно вскинулся ветер.
— Ну, мне мужчины постарше нравятся, побрутальнее, вроде папкиного воеводы. И брюнеты. А ты белесый. И тощий больно… Аж подушка через тебя просвечивает.
— Где это?!
— Во! — Анютка обличительно ткнула пальцем в третье справа ребро. — Уголок кружевной виден.
— Ну… А сокровищ хочешь? Золотых монет?
— Сколько? — мигом подобралась девушка.
— Триста.
— Тысяча.
— Четыреста.
— Девятьсот пятьдесят.
— Пятьсот!
— Девятьсот, и ни грошом меньше!
— У тебя, случаем, евреев в предках не было?
— Ты на что это намекаешь? — возмутилась Анютка.
— Ни на что, — ехидно ответил ветер. — Совершенно. Ладно, девица, назначай свою цену.
— Да не нужны мне богатства, — вздохнула княжна. — Папкиных хватает…
— А что тебе нужно?
Пару секунд Анютка смущенно глядела на Сокола, раздумывая, можно ли доверить ему тайну, но потом решилась и придвинула губы к полупрозрачному уху.

Ивашка нашел сестру на крыльце терема. Та вырезала кораблик из бересты, то и дело поглядывая в безоблачное небо и чему-то улыбаясь.
— Ну, охотница, изловила ветер?
— Не-а, — Анютка укрепила маленькую мачту и насадила сверху парус — дубовый листок. — Задания у тебя, Ивашка, чистая ересь! Вроде не маленький в такие сказки верить, а все туда же. Ты б мне еще речку загадал подолом вычерпать.
— Но ты же сама сказала… Сказала, что…
— Мало ли чего я говорила! — беспечно отмахнулась Анютка, пуская кораблик в лужу возле крыльца и откидывая за спину косу. — Я сболтнула, а ты уши и развесил. Ха! Волос короток, а ум еще короче.
Брат обиженно засопел и двинулся было к двери, но княжна перехватила его за руку.
— Ой, надулся индюком! Пошли лучше змеюк воздушных пускать.
— Ты ж их вроде не любишь?
— Раньше не любила, а теперь люблю.
Ивашка недоверчиво посмотрел на девушку, убедился, что она не шутит, и, мигом просияв, бросился в сарай.
Когда брат с сестрой выбрали удобное место посреди поля — и при беге о кочку не споткнешься, и отцовы посевы не затопчешь, — Ярило уже развернул колесницу к дальнему лесу. Полдневный жар схлынул, и чернокрылые стрижи принялись наперегонки черкать небесную бирюзу.
— У-ух! — Ивашка разбежался и что было силы закинул ввысь красно-желтую змеюку. Та пару секунд побилась в воздухе и упала оземь, прощально взмахнув мочалом. — Фу, ветра нет! Зря пришли, Анютка.
— Смотри и учись, как старшие делают! — девушка хмыкнула и украдкой потерла тонкий серебряный ободок на пальце — и не приметишь, коли не приглядишься. В ту же секунду порыв ветра взлохматил Анюткину косу, игриво дунул в веснушчатый нос — и почти вырвал из рук змеюку с криво приклеенным мочалом и синими ленточками на хвосте. Еще мгновение — и та взлетела под самое небо, нещадно натянув нитку в руках княжны.
— О-о! — Ивашка задрал голову, пытаясь рассмотреть далекий треугольник. — Никак ты самому Стрибогу приглянулась!
Девушка рассмеялась и засверкала пятками через поле. Змеюка с гордо развевающимся мочалом парила, словно стяг неведомого воинства, по пшеничному морю катились все новые волны, а впереди расстилался самый длинный день в году.

Новоселье с сюрпризом

Домовой прощался с домом. Хозяин продал квартиру и купил дом в деревне. На природе ему жить захотелось - свежим воздухом дышать, экологически чистые продукты выращивать.
«Эх, хорошо здесь было!» – с сожалением вздыхал домовой, оглядывая городскую квартиру. Но пританцовывал от нетерпения при мысли о том, что будут жить в бревенчатом доме у леса: «Заживем, как нормальные люди. Может, даже корову купим или кур».
С хозяином ему повезло, знающим оказался. Как положено, пригласил домового в новый дом. Молоком и хлебом угостил.
Новый дом домовому понравился: построен совсем недавно из добротных бревен. Печка сложена грамотно. Во дворе: баня, просторный сарай, колодец, огород. Вдоль дощатого низенького забора - кусты малины и смородины.
Когда прежнего хозяина спросили, почему он спешно продает только что построенный дом, ответил, что уезжает к матери в другой город: она тяжело заболела и ей нужен постоянный уход.
Но домовой чувствовал, что с этим домом что-то не так. «Поживем – увидим», - решил домовой.
Наступила ночь. Хозяин давно спал, утомленный переездом и новыми впечатлениями. Домовой пошел оглядывать свои владения. Баня и сарай пока стояли пустые. Ни банника, ни овинника, ни дворового – позже появятся. Даже поговорить не с кем. Есть, правда, кот. Но котом его можно было назвать с большой натяжкой: ленивый белоснежный перс был больше похож на диванную подушку, которая иногда гадит и ест. «Не жилец он здесь, мыши загрызут», - приговорил его заранее домовой.
И все же он улавливал чье-то присутствие. Сел на крылечке и прислушался. В доме послышался торопливый топот, звякнули чашки. Домовой кинулся в дом. Никого. За печкой зашебуршало и стихло. Домовой сел и стал ждать. Оглянулся на кота. Думал, спит. Но кот испуганно таращил глаза на темный угол.
- Выходи, не съем, - позвал домовой.
- Зачем пришли? Уходите! – пискнуло за печкой.
- Мы здесь жить будем. Долго и счастливо. И теперь я здесь главный. Дружить будем или прогнать тебя поганой метлой?
- А её еще не испоганили! – злорадно заверещал противный голосок.
- Дурное дело нехитрое, - заметил домовой, посмотрев на кота. – Есть у нас тут один гадёныш.
Кот недобро прищурился.
- Выходи, а то сейчас сам приду, но уже с метлой.
Из-за печки полетели мелкие обломки кирпичей. Один угодил в кота. Мяукнув, кот бросился под лавку, утробно завыл. Хозяин заворочался на кровати, нащупал на полу тапок, швырнул в кота:
- Уймись уже!
Кот унялся. Стал задумчиво обнюхивать тапок.
- Нашла, чем домового напугать! По-хорошему не понимаешь, пеняй на себя, - заявил домовой и потопал за метлой, хоть и не поганой.
В доме стало тихо. Домовой взял метлу и пошел выгонять обнаглевшую нечисть. За печкой никого не было. Кот видел, как за спиной домового кто-то быстро прошмыгнул, но ничего не сказал.
До утра так никто больше и не появился. Домовой с удовольствием похозяйничал в доме и пошел спать. Кот из-под лавки не вылезал до полудня, смотрел в темный угол с другой стороны печки.
Вечером, когда хозяин заснул, домовой снова обошел хозяйственные постройки. Никого. Подходя к дому, услышал грохот и гневный крик хозяина: «Ты мне дашь спокойно спать в этом доме или нет?» Дверь открылась, из дома вылетел кот, брякнулся мешком на землю, жалобно мяукнул, посмотрел на домового. Весь его вид говорил: «Ты же знаешь, что это не я». Домовой посочувствовал коту, выждал немного и вошел в дом.
Нечистая сила носилась по дому так быстро, что видно было только смазанное пятно: топала, рычала, выла, швыряла вещи. Но хозяин так громко храпел, что все её усилия пропадали зря. На полу валялись осколки кружки, за которую, видимо, и попало коту.
С криком «А ну, поди сюда!» домовой погнался за нарушителем покоя в доме. Гонялся битый час, не поймал, сел на лавку, стал следить глазами: «Быстро бегает, зараза!». Дождавшись удобного момента, сделал подножку. Нечисть упала, домовой навалился сверху.
- Попалась! – победно вскрикнул домовой, нащупал под собой руку... Или ногу? Нет, руку. Сжал покрепче, приподнялся, чтоб посмотреть, кого поймал. И получил промеж глаз… От неожиданности разжал пальцы, нечисть вырвалась и удрала за печку. Домовой досадливо крякнул и решил начать переговоры:
- Ты хоть кто? Выходи, поговорим. Я тебя не трону. Уладим наши разногласия. Мы ж всё равно не уйдем. Не выйдешь, придется объявить тебе войну. Всё равно узнаю, кто ты. Найду на тебя управу. И тогда тебе здесь не жить. А так, может, подружимся.
- Ладно, ладно, выхожу, - примирительно донеслось из-за печки.
Домовой замер в ожидании. Он, конечно, подозревал, кто это, но не был уверен: слишком долго в городе жил.
Из-за печки показался длинный носик, испуганные зеленые глазки, остроконечные ушки.
- Так и знал, что кикимора! – обрадовался домовой.
Кикимора вздохнула и вышла: маленькая, тоненькая, волосы длинные, платье яркое и криво залатанное. Сама, видать, латала.
Домовой обошел её и восхищенно прошептал:
- Красота-то какая!
- Издеваешься? – недоверчиво сверкнули зеленые глазки.
- Неа, думал, все кикиморы – уродливые старушки. А ты девица-красавица.
Кикимора пошевелила мохнатыми ушками, пригладила складки на платье, пискнула смущенно:
- Чего уставился? Хотел дружить?
- Ага.
- Дружи. Мне идти некуда. Да и нравится здесь. Только прялки нет. Думала, что с новыми жильцами женщина в доме появится, прялка будет, нитки цветные, бусы… Ан нет. Расстроилась очень. Хотела прогнать, чтобы со следующими жильцами женщина пришла.
- Так это ты прежнего жильца выжила?
- Я.
Домовой усмехнулся:
- Будет тебе женщина. Давно хозяина женить надо. Да и мне не помешает, - задумчиво поглядел он на кикимору.
В дверь поскребся кот, мяукнул. Домовой впустил его. Кот увидел кикимору, зашипел, попятился.
- Не трусь, она теперь своя. С нами жить будет. А ты, - обратился он к кикиморе, - не обижай его, он и так убогий.
Кот даже не фыркнул, так замерз на улице. Улегся в ногах хозяина, свернувшись клубочком, блаженно закрыл глаза. Своя так своя, убогий так убогий, лишь бы тепло и сухо было.
- И хозяина не тронь. Он хороший, хозяйственный, по заветам предков живет.
На следующую ночь домовой на соседний двор сгонял, поговорил с тамошней нечистью, добыл прялку и пряжу. Притащил кикиморе с предложением руки и сердца. Та согласилась на радостях. Прялку поставили на чердаке, чтоб хозяин не увидел.
Как домовой и кикимора поженились, вместе управляться с хозяйством стали. Кикимора не вредничала больше, только кота иногда стригла: больно шерсть красивая и мягкая. А за это мышей от кота отгоняла. И кот её прощал.
А осенью и хозяин жену в дом привел вместе с большой корзиной разноцветных ниточек, ленточек, колечек, бус и сережек. То-то радости у кикиморы было!

В поисках счастья

- Избушка, избушка… Ну, это, повернись ко мне передом, к лесу этим… Задом. Вот.
Куроногая изба тихонько заквохтала, переступила с ноги на ногу, но поворачиваться и не подумала.
- Избушка, ты давай, поворачивайся. Ко мне передом, к лесу задом. Как положено. А то понимаешь ли…
Довести мысль до конца Ивану не дали. Окно в избушке распахнулось и баба Яга, высунувшись по пояс, заорала.
- Я тебе поверну! Расходились тут, командуют они. Хрен вам лысый! Права администратора избушки у меня одной! Выкуси!
И старушка показала жилистую фигу Ивану.
- А?
- Вот дурак же. Я говорю, только мне командовать избушкой можно. Понял, балбес?
- Ааааа…
- Чо хотел?
- Так это, я, вот… За счастьем пришел. Ага.
- Тьфу ты.
Яга спряталась обратно в окошко.
- Ну, это, а счастье-то, бабушка?
Избушка со скрипом и кудахтаньем развернулась, и на порог вышла Яга, закутанная в длинную цветастую шаль.
- Опять тебе неймется?
- Ну, дык…
- Ой, допрыгаешься ты у меня. Кто неделю назад приходил? Что ты мне говорил? Мысли тебе о судьбах мира мешают быть счастливым? Сколько мы тебе айкью заграничного обрезали? Половину? Не видно, чтобы помогло, не видно. Еще что ли резать будем? Так ты тогда совсем дебилом станешь.
Иван потупился и виновато развел руками.
- Ну-ка, иди сюда, болезный ты мой.
Дурак, не поднимая головы, подошел к избушке. Бабка прищурилась, поухватестее взяла клюку и со всей силы огрела Ивана по голове.
- Ыыыы!
- Не ыкай мне тут. Иди вон в теньке полежи, пока я думать буду.
Через пару часов Яга снова вышла на порог избушки. Иван, разлегшийся в позе патриция под молодильной яблоней, играл сам с собой в шахматы.
- Полегчало, Иванушка?
- Весьма облегчили вы моё скорбное положение, Яга Горыновна. Беда только в том, что, избавившись от гнета наведенного тупоумия, низвергнулся я в пучину мыслей о державе нашей, о судьбах мира и проблему испарения черных дыр…
Бабка нахмурилась, прищурив левый глаз.
- Косатик, я тебя уже предупреждала, будешь такими словами срамными разговаривать - превращу в лягушку и выкину на болото...
- Прости Яга, - Иван скривился как от зубной боли, - несет, не могу остановиться.
- Иди сюда, мудрец, будем думать над твоим счастьем.
Иван залез на крыльцо избушки и сел рядом с Ягой в позу лотоса. Бабка только сплюнула, увидев такое.
- Значит, подведем итог. Страдаешь ты от большого ума. От маленького ума тоже страдаешь. Счастье найти не можешь.
Парень горестно вздохнул.
- А все почему?
Узловатый палец Яги ткнул его в грудь.
- Потому что ты неправильно понимаешь счастье.
Иван удивленно поднял бровь.
- Счастье, это не перманентное состояние экстаза. Это динамический процесс, когда ты живешь полной жизнью. Это дорога с холмиками радости, с ямками печалей. Но на этой дороге ты реализуешь себя полностью. Показываешь себя миру таким, какой ты на самом деле.
- И как этого достичь?
- Цель. Нужно поставить себе большую цель, и идти к ней, никуда не сворачивая. Хочешь стать царем?
- Да, ну. Скучно, муторно. Да и грязное это дело, политика.
- Может тогда ученым?
- Кот уже есть, вторым быть не интересно.
- Ладно, есть у меня для тебя особая цель.
Яга вынесла из дома скрученный в трубочку холст и торжественно развернула. На ткани мелким крестиком был вышит портрет девушки.
- Вот! Василиса Премудрая.
- Симпатичная.
- Томится в неволе у Кощея Бессмертного. Вызволишь её, женишься и будет тебе счастье.
Иван задумчиво почесал голову.
- Да ну, это же десять пар железных сапог снашивать, мечом махать… Еще не факт, что живым останусь. Не стоит оно того.
- И-и-и-х!
Яга со всего размаху треснула клюкой Ивана по макушке.
- Василисочка значит моя не стоит?
- Ыыыы…
Парень с глупой улыбкой пялился на портрет.
- Опять не рассчитала... Ну, да ладно. Нравится?
- Ыы!
- Вот так бы сразу. А то не стоит… Пойдешь её выручать?
- Ы! - Иван-дурак со всего размаху стукнул себя в грудь.
- Вот и чудненько. Так, меч кладенец я тебе не дам. А то и его сломаешь и сам порежешься. Держи-ка ты дубинку-убивайку. Хорошая, из мореного дуба.
Дурак с выражением восхищения взял из рук Яги дубину.
- Давай, иди уже. Я вот тебе и узелок в дорогу собрала.
Яга махала белым платочком вслед герою и тихонько бурчала сама себе.
- Ладно, куда ты денешься, освободишь девочку. Главное Кощея предупредить, а то еще зашибешь старичка. Как женишься, так и ум тебе верну. А уж Василиса тебе не даст о всякой ерунде думать. Эх, мужики пошли, одно горе от ума.

Полевой роман

Бывают домовые, банники. А я – полевой. Временно живу на даче одной милой женщины. Зовут меня Роман. Помогаю ей, чем могу.

Часть 1. Лунный календарь

Недавно хозяйка сказала, что надо сажать по лунному календарю. Я, конечно, уважаю научный подход, но можно было и меня спросить… И вообще, я не хуже Луны умею календари составлять. Еще неизвестно, чей правильней.

День посадки свеклы
Я обожаю свеклу. Особенно в виде борща. Поискал в хозяйкиных коробочках, нашел пакетик с названием «Свекла», положил его на подоконник.
Хозяйка прошла мимо подоконника, сверилась с лунным календарем и начала сажать в теплицу помидоры. Какие еще помидоры! Я же написал – свекла!
Пришлось призывать на помощь дачных обитателей с помощью магических заклинаний. Пришла одна только мышка. Велел мышке ночью понадкусывать часть помидор у основания.

День отдыха
Хозяйка решила, что помидоры полегли из-за холодной росы. Приходила соседка, сказала, что это черная ножка.
Какая черная ножка?! Серая мышка! И нечего мимо подоконников ходить!
Сидят с соседкой пьют вино, качаются на качели. Размышляют, что теперь делать. Соседка говорит, что завтра по лунному календарю последний день для посадки огурцов.

День посадки огурцов
И огурцы я люблю. Особенно, соленые. Поэтому, пожалуй, иногда лунный календарь почти прав. Положил семена огурцов на стол рядом с чайником.
Привезли дрова. Вывалили за забором. Хозяйка сначала перебрасывала дрова через забор к себе, а потом таскала их в поленницу. И зачем так надрываться? Могла бы меня попросить…
Вместо огурцов сидит грызет семечки.

День ухода за посадками
К хозяйке приехала мама. Говорит, по лунному календарю пора сажать картошку. Дочка полдня рыла траншеи. Мама взяла линейку и аккуратно стала раскладывать клубни росточками верх. Потом отбросила линейку, но раскладывать росточками вверх продолжила.
Пришла соседка. Сказала, что все неправильно, надо сажать в солому. По Митлайдеру. Мама сказала, что у соседки должна быть своя мама, пусть ее и учит. Соседка ушла, обиженная.
Мама загребла картошку охапкой и раскидала по траншеям абы как.
Вечером пили пиво. Хозяйка, мама и соседка.
Попросил мышку стащить у мамы очки.

День прополки сорняков
Мышка очки не нашла. Принесла зубы. Мамины. Говорит, нашла в баночке на тумбочке около кровати. Велит искать монету.
Мама весь день ползала по огороду. Искала то ли зубы, то ли очки. Попутно выдрала со злости всю крапиву. День прополки сорняков удался.
А соседка сажала фасоль. Говорит, по лунному календарю.

Неблагоприятный период для садовнических работ
Мышка ночью носила монету, положила маме под подушку.
Утром мама собрала сумки и уехала, обозвав дочку дурой.
Хозяйка с горя пошла в баню… к соседке. Свою давно пора поставить!
Соседка сажала свеклу.

День посадки бобовых
Нашел у соседки сапог с фасолью. Приволок хозяйке на крыльцо.
День посадки бобовых удался.
Вечером пришла соседка, сказала, что успела сегодня посадить морковь по лунному календарю и что пропал сапог с посевным материалом. Говорит, в том году был невиданный урожай фасоли, всю тару заполнили. Фасоль не жалко, сапог жалко.
Якобы хотела моей хозяйке отсыпать. Врет. Давно бы отсыпала, если б хотела.
Хозяйка возмутилась, что у людей уже ничего святого нет. Сапог на всякий случай запихнула в печку.
Соседка напоследок сказала, что сегодня нельзя ничего делать.

День посадки огурцов
Огурцы-то мы так и не посадили!
Хозяйка пошла сажать свеклу. Соседка насоветовала. А она все по лунному календарю делает.
Когда же они поймут, что Луна далеко, а я – вот он! Я же лучше знаю.

День посадки цветов
Цветы – это пчелы, а пчелы – это мед! А мед я ох как люблю!
Подкинул хозяйке в карман халата семена физантикуса разветвленнолистного, которые я насобирал прошлым летом на одной полянке. Конечно, рисунки не успел нарисовать, но зато цветы какие красивые вырастают! И потом: где вы видели, чтобы картинка с упаковки совпадала с ее содержимым?
Это будет чудный сад! Соседка обзавидуется.
Нашел свои семена в мусорном ведре. Халат – в стирке. Велел мышке собрать все семена и рассыпать их в цветнике соседки.
Хозяйка весь день обрабатывала клубнику. По лунному календарю.
Ночью откопал у соседки немного рассады капусты, пересадил в теплицу к хозяйке. Соседке и так много, а хозяйка обрадуется, тем более у нее не взошла.

День посадки капусты
Хозяйка капусте обрадовалась, решила, что не там искала всходы.
Похвасталась соседке. Та похвалила, сказала, что жирная, не то, что у нее.
Напоследок соседка велела скорее сажать петрушку. Последний день. Хозяйка послушалась.
Показал мышке, где хозяйка посадила фасоль.
Нашел журнал с красивыми саженцами яблонь.

День посадки яблонь
Ох, как же я люблю яблочное варенье!
Хозяйка с соседкой целый день рассматривали журнал. Восхищались картинками. Заказали по три саженца. К осени.
Как же я забыл, что люди магией не умеют пользоваться! Что заказа нужно несколько недель ждать!
По лунному календарю был день отдыха.
Мышка сказала, что по ночам ее что-то грызет. Дал ей тыквенных семечек, паразитов выгонять..

День посадки кабачков
Из кабачков получается хорошее варенье. Подкинул семена хозяйке в ботинок. А она шлепанцы надела…
Полила посаженную фасоль и ушла на весь день купаться…
Мышка говорит, что семечки не помогают. Грызня усилилась. Решили, что это совесть.
Велел мышке вместо фасоли закопать горох. А то жалко хозяйку. Ну и мышку тоже…
Да ну его, этот лунный календарь. Все-таки Луне несколько миллиардов лет. А мне всего-то пять сотен…
Буду лучше рассказы писать.

Часть 2. Баня

Хозяйка решила построить баню. Ну и правильно! Будет хоть с кем поговорить. А банники – они ужасно словоохотливые. Во всяком случае, так мне рассказывали.
Приехали с утра четыре мужика. Бревна привезли. Высыпали на дорогу. Говорят хозяйке:
- К месту строительства не подобраться, надо переносить. За каждый метр – сто рублей.
Какие сто рублей!? Надо было сразу предупреждать! Мы так не договаривались! А хозяйка заохала, забегала. Сообразила вдруг:
- Надо хоть измерить, сколько тут.
Намеряла 50 метров. Я и не знал, что она на шпагат умеет садиться. А мужики прошли, перемеряли. Сказали – 80. Я одному из них, который громче всех кричал и мельче всех шагал, на ухо и говорю шепотом:
- Тут вообще сорок, сейчас полицию вызову.
И вызвал из дупла дуба звук сирены. Мужик глазами закрутил, уши заткнул, завопил:
- Хорошо, сорок так сорок.
Он еще в дупло заглянуть решил, но я ему на ногу кирпич уронил - он не то, что таблицу умножения, даже маму вспомнил.
Перетащили бревна. Сидят, курят. Главный пошел к хозяйке. Слышу, требует обед на четверых.
Нет, мы так не договаривались. Подкрался к этому бугаю наглому и как крикну ему в ухо «ложись, граната!» Он и лег. Меня нюх еще ни разу не подводил – бывших десантников за версту вижу. А нечего женщин эксплуатировать. Раз десантник – сам себя корми!
С обедом больше не подкатывали. Пошли в магазин, купили себе по коробке кефира и по батону. А моя сжалилась, набрала им ягодок. Главный, смотрю, уже подмасливается, зубы заговаривает. Ну, я ему тогда звонок на мобильный устроил. От жены. Сразу остыл. А нечего тут мою хозяйку лапать.
Фундамент они что-то очень долго делали. Я устал на них смотреть. Жарко, душно, а они все летят и лепят. Решил, что пора дождик вызывать. А прибежал ежик. Не зря мне мама говорила, что по мне логопеды плачут.
Зато с ежиком мы хоть время скоротали до вечера. В морской бой играли. На свежезалитом бетоне.
В общем, за две недели баню построили. Главный набивался на тестирование. Даже веник из березы соорудил. А я ему клеща нашел. Он особо боязливый оказался, поехал в больницу вытаскивать. Так мы больше этих десантников и не видели.
А баня хорошая получилась, крепкая. Только вот без банника. Говорят, они из веников выползают во время первой помывки.
Часть 3. Цивилизация

На днях хозяйка с соседкой писали какое-то письмо. Долго писали, я даже заинтересовался. Заглянул через плечо, а там:
«Уважаемый Владимир Владимирович! Мы с соседкой измерили – до самого ближнего столба у нас всего 500 метров. Петрович сказал, теперь нам положено электричество. Бесплатно. Деревенская глава махает на нас руками, ничего делать не хочет. Поэтому вся надежда на Вас. С уважением, Вера и Маша».
Ничего не понял. Позвал мышку. Перечитали вместе. Говорю ей:
- А что такое электричество? Его в теплице или в открытом грунте выращивают?
Мышка захихикала:
- Его не выращивают, его подводят.
- Криптомерия японская! Ничего не понял. А кто такой Владимир Владимирович?
- Вот про это не знаю, мне бабушка про него ничего не рассказывала. Она про какого-то Вову сгрызла однажды книжку, но тот вроде Ильичем был.
-Эх…Придется ежика звать…Он умный.
Пришел ежик. Все рассказал:
- Электричество – это зло. А Владимир Владимирович – не зло, это президент.
- Ого! А что, президенты электриками иногда подрабатывают?
Ежик нахмурился:
- Да ты, Рома, совсем темный!
Я посмотрел на свои ноги, руки, говорю:
- Лебеда садовая! Это я-то темный?! Я блондин с рыжими пятнышками!
Ежик продолжил:
- Кстати, если будет электричество, хозяйка наверняка сюда ноутбук привезет, а там интернет… Сможешь там себе невесту найти. Она тебя кормить будет, а то вечно у меня грибы таскаешь.
- Невесту? И ничего я не таскаю… Это мышка. А невест этих в теплице или в открытом грунте выращивают?
А ежик:
- Ну, для кого как. А вообще, невест ищут, а не выращивают. Выращивать – это дело родителей! А женихи приходят на готовое!
- Слушай, ежик, не шурши тут иголками, лучше скажи, когда подключат-то?
- Уууу…Не скоро. Соседям тянули два года.
- Уф, успокоил, у тебя вроде там три гриба оставалось, пойдем, пообедаем, а то проголодался что-то. Ты мне там селфи еще какое-то обещал сделать, чтобы невесту начать искать...

Часть 4. Как стать поэтом

Который день идет дождь. Сыро, холодно, грустно. Все по своим норам попрятались. Хозяйка – у соседки в карты играет. Мышка у себя дрыхнет. Ежик обложился листьями и делает вид, что он пенек. Но от меня-то не спрячешься!
Подхожу, значит, с тыла, и как свистну! Ежик сразу из пенька в игольницу превратился. А я:
- Эй, пенек, чудесный сегодня денек!
Он, значит, ко мне развернулся, посмотрел на небо, потом на лужи и пропыхтел:
- Поэзия, что ли поперла? Где хоть вдохновение-то зачерпнул, надеюсь, не в бочке с супермощным хозяйкиным удобрением?
- Чего?
- Я говорю, рифмами баловаться давно начал?
- Какими еще рифмами?! И про бочку не понял – мне, наверное, надо обидеться?
- Ты, конечно, рыжий, да еще с пятнышками…Но уж такие-то вещи все знают. Стихи – это поэзия. Они на рифмах основаны. Пенек-денек, лужа-стужа… Понял?
- Понял. Чего тут сложного-то? Пришел – зашел, успел - поел, налил – попил, испугался – обоср… Ой, это не надо.
- В принципе, да, все так. Но вот эти рифмы – глагольные, основаны на действии, они не впечатляют. А пенек-денек вполне подходит. И смысл должен быть! И не надо пошлости! Читателей распугаешь!
- Ух ты! А как тебе:
«Приходил ко мне тут ежик,
Приносил грибы без ножек!»
- Нормально, конечно. Но зачем врать-то? Я же тебе с ножками приносил!
- Так рифма же!
- Это, конечно, верно. Но стихотворение должно вызывать в читателе какие-то эмоции.
- Так я в тебе разве не вызвал? Вон ты как разозлился!
- Обычно пишут про любовь, про терзания души, мечтания… А не про грибы без ножек.
- Ну ладно, уговорил! Вот про любовь:
«Как люблю я есть грибочки,
А особенно – в горшочке!»
- Ну, это уже лучше. Но тебе явно невеста нужна, чтобы переместить свою музу куда-то подальше от грибов.
- А чем тебе мои грибы не угодили? Ты, ежик, наверное, завидуешь. У меня талант, похоже. И я на лету все схватываю. А ты? Ты хоть строчку в жизни написал?
- Я написал, но тебе не покажу, ты не поймешь!
- Это я-то не пойму?! А вообще, как хочешь, если вообще у тебя что-то есть.
- Не веришь?! Тогда слушай:
«Белая береза
Под моим окном
Принакрылась снегом,
Точно серебром.

На пушистых ветках
Снежною каймой
Распустились кисти
Белой бахромой.

И стоит береза
В сонной тишине,
И горят снежинки
В золотом огне.

А заря, лениво
Обходя кругом,
Обсыпает ветки
Новым серебром»
Рома заслушался.
- Ух ты, здорово! Научи меня так же!
Ежик прищурился:
- А грибы воровать не будешь?
- Не буду, честное полевое!
- Хорошо, научу. Но музу все-таки придется найти, без нее никак!
- Найдем, вот ноутбук привезут, и найдем! А как это стихотворение-то называется?
- «Береза». И обычно его под моим псевдонимом публикуют – Сергей Есенин!
- А мне тоже надо псевдоним брать?
- Да у тебя и так хорошее имя, не надо.

Часть 5. Надежда

Нам дали электричество! Хозяйка привезла ноутбук, подключила интернет. Сидит там целыми днями. А кто сорняки пропалывать будет? А картошку окучивать?
Позвал мышку на подмогу. Она подгрызла там немного. Такой тонкий шнурочек. Зато теперь грядки в порядке. На картошку маму вызвали, я видел, как хозяйка ей в скайпе написала. Видите ли, совсем времени не хватает ни на что. А больше надо за ноутбуком сидеть!
Ночью в доме слышалось какое-то шуршание. Я даже проснулся. Подумал, мышка. Но она сказала, что у крота ночевала. Развратница!
На следующую ночь из дома доносились какие-то стуки. Хозяйка в полвторого включила свет, так и не выключала.
Мы с мышкой решили в следующую ночь пойти на разведку. Еще и ежик увязался. Сказал, что втроем веселее. Оно, конечно, и правда, а то страшновато что-то. Тем более, ежик рассказал историю про черного домового:
«Жил-был черный домовой. И волосы у него были черные, и ногти черные, и живот черный. Любил он пошуметь по ночам. Хозяева у него менялись каждую неделю, так как он любил не только шуметь, но и душить. Возьмет свой черный шарф, сядет на спящего хозяина, и начинает душить…»
Я не выдержал и сказал:
- Может, его просто отмыть надо было. Сам-то попробуй не мыться, не только волосы черные станут, но и душа!»
- Нет, он был от природы такой – с ног до головы черный!
- Ежик, хватит нас пугать, а то не возьмем с собой!
- Все, молчу! Мое дело предупредить!
Когда стемнело, мы подошли к двери. В доме явно что-то происходило. Мышка пробралась сквозь дырку в стене, я прошел своим обычным туманным способом, а ежик решил остаться стоять на шухере. Вот всегда он так – в разговорах смелый и умный, а как до дела – так на шухере.
В прихожей было тихо, а вот на кухне что-то брякало. Хозяйка сидела в другой комнате, смотрела сериал и ничего не слышала.
Первой я решил отправить мышку. Она долго сопротивлялась. Пришлось применить запрещенный прием – напомнить о муже, который по путевке от местного тракториста уехал на его же тракторе в отпуск поправлять здоровье в санатории, а попросту – в соседнюю деревню, где недавно построили мельницу. Ну и про крота не забыл.
Мышку пришлось буквально отдирать от себя, в итоге, она сдалась. Я наблюдал за ней из-за угла. Как только она зашла туда, глаза у нее стали больше даже самой отборной картошки. Ну и, по закону жанра, она сразу хлопнулась в обморок. Пришлось идти самому.
И что же я увидел! Прямо передо мной, в двух шагах, сидело на тумбочке милое создание…в черном балахоне с капюшоном, с черными волосами и черными ногтями. Я бы, наверное, тоже, как и мышка, хлопнулся в обморок, если бы мне не стало так смешно. Да и лицо было очень уж симпатичное.
- Вы кто? – спросил я.
- Интересненькое дело! – тут же съязвило милое создание. – Это вы тут вломились средь темной ночи, а я объясняй, кто я такая?! Нет уж, это вы должны рассказать, как тут очутились и кто вообще такие. Иначе… Иначе я такое устрою!
- Хорошо, хорошо, - остановил я стихийное бедствие. – Я – Полевой. Зовут Роман! А это моя хорошая знакомая.
- А что вы тут делаете?
- Мы на разведку пришли. Нам стало интересно, откуда по ночам эти звуки берутся.
- На разведку? А тот, за дверью, тоже на разведку?
-Нет, тот на шухере, ему сюда никак не пробраться.
- Если б я не захотела, то и вы бы не пробрались, понятно? Я – домовая, зовут меня Надежда.
- Какое красивое имя, - расползаясь в улыбке, прошептал я.
- А почему Вы вся черная? – решила наконец-то спросить мышка.
- Так я же гот. И вообще, мне черный цвет идет…- при этих словах Надежда изогнулась, повернулась к нам боком, и я разглядел, насколько у нее симпатичные ушки…
- А зачем шумите по ночам?
- Так скучно же…А тут хоть хозяйку погонять можно.
- Ты ее гоняешь, а она план прополки не выполняет потом!
- Да? Я и не подумала. Хорошо, больше не буду. Что-то спать охота. Давайте завтра поговорим. Я так рада, что у меня теперь есть друзья…
Я улыбнулся и проурчал:
- Спокойной ночи, Надежда! Приятных снов!

Часть 6. Озаренье

Утром я пришел к мышке и начал издалека:
- Вот скажи мне, если хочется кому-то понравиться, что нужно делать?
- Ты влюбился, что ли? – прямо не в лоб, а в тыкву выпалила мышка.
- Почему это сразу влюбился? Да и в кого тут влюбляться-то? Скажешь тоже… Может, я хочу роман написать, мне подробности нужны…
- Ага, роман! Что ты знаешь о мире, кроме этих десяти соток? Как роман-то писать будешь?
- Можно подумать, романы только великие путешественники пишут! Может, у меня талант, и мне из космоса напрямую надиктовывают!
- Ну вот пусть и про то, как понравиться, тоже надиктуют!
- Ну мышечка, ну пазялуста! Там надиктовывают только то, что им в голову взбредет, а не мне.
- А ты заказ пошли!
- Ну что тебе, жалко, что ли? Кто тебя с утра укусил?
В этот момент из норки высунулся нос мышкиного мужа.
- Аааа, вот в чем дело? Привет, тезка! Вернулся из санатория? А твоя, что ли, не выспалась?
- Типа того, - ответил мышкин муж по кличке Хомяк.
Пришлось идти к ежику. Он сегодня был добрый. Натаскал откуда-то яблок, сидел, грыз.
- Ежик, вот скажи мне, если хочется кому-то понравиться, что нужно делать?
- Ты влюбился, что ли?
- Ну что вы все влюбился, влюбился… А вот если и влюбился, что, нельзя?
- Можно, ты только штаны надень карманами вперед, палишься за километр.
- Вот ведь, мышка, я ей припомню!
- А насчет понравиться – все просто! Сочини ей поэму.
- Поэму? Да уж, чего проще…
- Да я тебе помогу. Вот, например:
Я помню чудное мгновенье:
Средь кухни мне явилась ты,
Как полуночное виденье,
Как гений полевой мечты...
В прополках грядок безнадежных,
В тревогах дачной суеты,
Звучал мне долго голос нежный
И снились милые черты.
В норе мышиной, в заточеньи
Тянулись тихо дни мои
Без божества, без вдохновенья,
Без слез, без жизни, без любви.
Средь кухни ты – как озаренье:
Стоишь вся в черном у плиты
Как мимолетное виденье,
Как гений полевой мечты.
И сердце бьется в упоенье,
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь.
- Ежик, я же это не выучу, много очень букв!
- Если любишь – выучишь!
И мы с ежиком начали учить.
Я еле дождался вечера. Нарвал ромашек, пришел на кухню. А там – она! Но почему-то в белом. Вот тебе и раз! И я, конечно, сбился. Но все-таки кое-что вспомнил:
Я помню…чудо…озаренье…
Средь кухни мне явилась ты,
Как…вдохновенье…привиденье…
Как гений полевой плиты…

Часть 7. Цветы

Нет, надо завязывать с этими стихами. Готовился, готовился, а что в итоге? Шишка от сковородки и нулевой уровень в игре «Надежда». Хотя поэтам никогда сладко не жилось. Но их хоть женщины сковородками по голове не били… Мне ежик рассказывал. Обычно поэтов женщины любят. Значит, либо я не поэт, либо женщина мне досталась какая-то неправильная.
Ежик посоветовал подарить цветы. Но не буду же я рвать – я должен за посадками, наоборот, ухаживать. А что тогда? Придется, значит, выращивать. Где-то у меня были семена…с той полянки. Ах да, я же их соседке подкинул. Все взошли, и даже отцвели некоторые. О! Это же то, что надо. И не придется искать ту полянку!
Набрал я семян физантикуса разветвленнолистного на соседкиной клумбе и посеял под окнами хозяйки. Поливал каждый день. Гусениц шугал. Притащил пару божьих коровок, чтобы тлю ели. Всего-то каких-то три недели – и расцвела моя клумба!
Хозяйка вышла утром на крыльцо и ахнула. Побежала к соседке хвастаться. А у той точно такие же цветы были! Правда, отцвели давно. Пришли, полюбовались. Решили, что семена ветром задуло. Ага, ветром! Детей вам ветром не надувает? Смешные они все-таки.
Решено было вечером идти на свидание.
Зашел я на кухню, а там Надюха чай пьет с вишневым вареньем. Я ей:
- Ты что?! Разве так можно?! Тебя же хозяйка застукает!
- Да она спит, присоединяйся!
Ничего себе, думаю. Я тут три недели цветы выращивал, а оказывается, можно было просто так придти и чай попить.
- А я для тебя цветы вырастил, видела? Там, под окнами, - и я отодвинул занавеску.
- Видела, только нечего примазываться. Эти семена ветром от соседки принесло, я сама слышала.
- Каким еще ветром, это я их сажал!
- Эх ты! Ты не только хвастун, ты еще и врун, оказывается. А я хотела тебя на речку позвать, купаться. Ничего, найду кого-нибудь другого. Тут домов много, а участков еще больше.
- А полевых больше нет, я один тут.
- Зато домовые есть! – и она выдворила меня на крыльцо.
Это что же получается? Я так старался, а итог – опять нулевой уровень! Нет, так дело не пойдет. Надо тактику менять. Буду вредничать и пакостить, может, тогда сработает.

Сказка поутру

Леший так и не понял, из-за чего проснулся столь рано. Наверное, причиной этому был луч утреннего солнца. Или шмель, заинтересовавшийся пучком клевера в лешачьем ухе. Или, что самое вероятное, — маленький лешачок, который сейчас с упоением тыкал в шмеля соломинкой. Насекомое сердито жужжало, но улетать не собиралось. По лицу лешачка было видно, что шмелиный вызов принят, и битва предстоит не на жизнь, а на смерть.
— Де-еда, а ты уже совсем проснулся? — протянул малыш, подцепляя соломинкой лапку шмеля. Лапка дёрнулась и отступила назад.
— Ещё не знаю, — пробурчал старик и с натугой разлепил второй глаз. — А что такое?
— Ну ты же вчера вечером сказал, что очень устал, поэтому сказку на ночь расскажешь утром.
— Точно-точно, я свидетель! — храбро подтвердил из-за дуба какой-то малыш, по голосу — полевичок, давний внуков приятель.
Леший тихо хрюкнул от смеха, с наслаждением потянулся во всю спину, отогнал возмущённого шмеля и вылез из лещинника.
Да, как он и подозревал, вся ватага уже была здесь: и полевичок, и водяник, и обе полудницы, и ехидный анчутка, и мавка с мокушей, и вечно ссорящиеся братья из крайней деревенской избы — злыдень и домовой. Дети с любопытством перешёптывались, но из-за дуба выходить не рисковали — мало ли в каком настроении проснулся хозяин леса. Лишь долговязая мара, признанная заводила, стояла на виду и чертила прутиком по траве, делая вид, что ей всё равно, будет сказка или нет.
— Ну, что ж... — развёл леший руками в притворном огорчении. — Раз обещал, придётся выполнять. Одного только я никак не пойму: вы же сами знаете, что это всего лишь выдумка, что на самом деле такого не было и быть не могло — зачем это вам в сотый раз слушать?
— Ну так интересно же! — пискнула маленькая кикимора, тут же засмущалась и спряталась за толстый ствол.
— Интересно им... Надо, чтобы не только интересно, но и польза чтоб была. Лучше б в прятки-догонялки какие поиграли. Или морок поучились наводить. Или хотя бы мне воды принесли... Пить охота, — старик протяжно зевнул.
Мара прищурила и без того раскосые глаза и щёлкнула пальцами. Водяник тут же испарился, послышался тяжёлый топоток, и через минуту малыш вынырнул из-за дуба с берестяным ковшиком.
— Погодите, — вдруг припомнил леший, вытирая рот обомшелым рукавом, — если я не путаю, те бородатые, что наезжали из города на той неделе, забыли у кострища хороший сборник сказок. Отчего ж не читаете? Что-то подозрительно быстро вам прискучило... Али всю мою грамоту позабыли? Так я быстро напомню!
— Не... — мара шмыгнула носом и отрицательно помотала головой. — Там только побасенки для самых маленьких. Нам это уже неинтересно.
— Дедуфка лефый, вфё равно так никто фкафку не рафкавет, как вы! — прогундосила шишига и колупнула коготком гнилой сучок. — Ну поваааалуфта!
— Ладно уж, расскажу ещё раз, коли так хочется, — смилостивился польщённый старик и приглашающе махнул рукой. Радостная малышня высыпала из-за деревьев и расселась по всему лещиннику, галдя и толкаясь локтями, — кто на пенёк, кто на выступающий из земли корень, кто просто на землю. Лешачок, пользуясь моментом, тут же забрался деду на руки, отвёл колючую бороду в сторону и широко раскрыл глазёнки. Мара с нарочитым безразличием выпятила губу, вразвалочку подошла к куче валежника, вклинилась между мавкой и мокушей и чинно опустилась на трухлое бревно.
— Какую вам сказку сказать? — спросил леший, пряча в бороде хитрую улыбку.
— Про то, откуда всё взялось! — в один голос заорали слушатели. Другого ответа старик и не ожидал, так что вопрос задал чисто из вредности. Он удовлетворённо сморщил нос, обвёл слушателей таинственным взглядом и начал:
— Итак, в начале вакуум был пуст и безвиден, и локализованное электромагнитное поле носилось над его флуктуациями...

Сказочный комбинатор

Нежно - голубое небо с клочками белых облаков освещали первые лучи утреннего солнца. Ранние птицы выводили свои трели, восхваляя новый день, солнце, лес и задорно комментировали неуклюжие попытки проспавшего рассвет вурдалака спрятаться от обжигающих лучей в тени деревьев. Из леса вышел очень крупный мужчина и не глядя по сторонам зашагал к домику, стоящему в центре полянки.
- Бабуля, закурить не найдется? - постучал в дверь пудовым кулаком богатырь и засмеялся своей удачной шутке.
- Да запросто, - раздалось из избушки, - Горик, выручи человека!
- Да раз плюнуть! – послышалось в ответ, после чего из-за угла домика высунулся Змей Горыныч и плюнул. Но плюнул он на богатыря не просто, а огнем, да изо всех своих трёх голов. Богатырь отбежал в сторону и принялся, смешно пританцовывая, тушить тлеющий низ рубахи.
- Ты с дуба рухнула, старая? Ты же должна была меня накормить, напоить, да в баньке выпарить!
- А пароль от вай-фая тебе не сказать?
- А у тебя и вай-фай есть? - удивился богатырь.
- А то! У всего прогрессивного человечества есть, а я что, хуже других что ли? - богатырь уставился на Ягу с открытым ртом. Чем не преминул воспользоваться огонек с его рукавицы, попытавшийся вспорхнуть на окладистую бороду витязя.
- Ты, добрый молодец, чуть фейерверком сейчас не стал! - засмеялась Яга, - хотя и фейерверком ты был бы тоже добрым! Так что там насчёт баньки? Не передумал, чай?
- Нет, - радостно осклабился богатырь, - это я завсегда!
- Ну и прекрасно, - расплылась в улыбке старушка, - возьми у Горыныча топор да ступай себе в лес.
- За дровами что ли? - спросил богатырь.
- Да нет, - махнула рукой Яга, - за бревнами. Баньку то ещё никто и не построил.
- Как это никто не построил?
- Да так! Всем же халявушки подавай. Все на старушке одинокой нажиться хотят! То ночью записку пришлют с птицей перелетной, мол: Бабушка! Это я, внучок твой любимый! Я человека сбил на коне, сейчас к тебе от ратников государевых гонец за денежкой приедет! А я им всем в ответ записку отправляю: Пусть и человека того сбитого привезут, я его на лопату, да в печь поджарить. Так ты веришь - нет, никто так ни разу и не приехал! А ты, добрый молодец, с чем пожаловал?
Богатырь, воровато зыркнув очами из-под бровей влево-вправо, подошёл к окошку поближе и зашептал что-то на ухо Яге, не переставая тушить тлеющую рубаху похлопыванием по разным частям своего тела, отчего казалось, что он готовится пуститься в пляс. Горыныч, томимый любопытством, высунулся из-за угла избушки и аккуратно выглянул из-за стоящей на крыльце ступы, отчего стал похож на символ медицины. Однако услышать о чём именно говорят у окошка не получалось, потому что кольчуга при похлопываниях богатыря звенела об латы на все голоса, будто монисто. Яга внимательно слушала и периодически кивала, чуть прикрывая глаза. Змей бросил подслушивать и от скуки стал играть с собой в города. Игра была несложная, но периодически прерывалась спором, поскольку левая голова пыталась любую знакомую деревеньку называть городом. Правая, с этим не соглашалась, а средняя выступала арбитром, так как знала все города русские в количестве пока ещё трёх с небольшим десятков. Неожиданно Яга повысила голос и, мгновенно притихший, Горыныч услышал её слова, обращенные к богатырю.
- Да поняла я, поняла, что умеешь ты баню строить! Ты по-русски объясни, от меня-то чего надо? Не ходи вокруг да около, как агент по продажам пылесоса!
Витязь тут же сник и промямлил, теребя подол рубахи.
- Ну пусти уже в дом... Не на улице же такие вещи рассказывать!
- Тьфу ты! Ровно как тот агент с пылесосом говоришь, - засмеялась Яга и ткнула пальцем в сторону забора, украшенного человеческими черепами.
- Это какой же из них? - спросил богатырь, рассматривая страшные навершия частокола.
- А любой, - любезно пояснила старушка, - здесь все, кто с пылесосом приходил! А там, справа на дворе, те, кто с порошком стиральным. Хотя через месяц их уже и не отличишь!
Добрый молодец прошёл в домик на курьих ножках, где Яга уже накрывала на стол разные соленья, маринады, да выставляла в кружках нереально красного цвета морс. Богатырь плюхнулся на деревянную лавку у стола и потянулся за маринованным грибочком, но тут же получил деревянной ложкой прямо по протянутой пятерне.
- Эй! Ты чего?! - возмутился он, - драться-то зачем?
- А ты руки мыл? А за стол я тебя звала? Чему вас только в дружине то вашей учат! Что увидел, то сразу в рот и тащишь! Как дитё малое! Умывальник во дворе видел? Бегом!
- Но там же Горыныч умывается, и зубы чистит у всех трёх голов! А это же на полчаса делов!
- А ты подойди да попроси пропустить тебя!
- А он пустит?
- А ты хоть раз пробовал? - вопросом на вопрос ответила Яга и рассмеялась неожиданно приятным мелодичным смехом, - вы же, богатыри, как его увидите, так сразу за меч хватаетесь и в драку лезете, а поговорить с ним хоть раз кто-нибудь пробовал? Сидит себе зверушка у реки, никого не трогает, так нет же, каждый хулиган-переросток пытается с ним подраться! Тьфу! - сплюнула под ноги Яга после такой тирады, - а ты чего стоишь-то, уши развесил, рот раззявил? Умываться бегом марш! Раз, два!
Богатырь развернулся и, как на параде, чеканным строевым шагом вышел во двор под аккомпанемент брякающих в такт его шагам тарелок и кружек на столе. Яга покачала головой: «Хорошо хоть без песни!» И как раз в это самое время витязь загорланил со двора, что есть мочи:
- Ведь у меня есть чёрный коник,
Быстрый и шальной,
Ведь у меня есть чёрный коник
В сбруе золотой!
Чёрный коооник!
Потом песня смолкла и послышался возмущенный голос Змея.
- А за чудище поганое можно и леща выхватить!
- Мальчишки, всегда мальчишки! - усмехнулась Яга.
Минут через десять все наконец-то уселись за стол. Яга в новом переднике и богатырь в свежепомятом шлеме сидели внутри избушки, а Горыныч с подбитым глазом снаружи у окна.
- Да сними ты каску то свою и на грибочки-то сильно не налегай, добрый молодец! Салатик вот лучше покушай, капустный! - проговорила хозяйка, любуюсь аппетитом гостя, и заодно прикидывая в уме, что для охраны дома дешевле содержать двух Горынычей, чем одного богатыря.
- Капустный, говоришь? Я же тебе, бабушка, не козёл, травой какой-то питаться, - укоризненно проговорил богатырь, снял шлем и тут же поперхнулся, пораженный внезапной догадкой.
- А почему грибы нельзя? Они ядовитые? Морокогенные что ли?
- Да типун тебе на язык, дурная твоя голова! Что такое говоришь – то! - возмутилась Яга, а хрюкающий от смеха Змей пояснил.
- У нас Кот Баюн маринованные грибочки любит, а ты такими темпами его без деликатеса оставишь! Весь кошачий корм схрумкаешь, братан!
Витязь с сожалением посмотрел на ополовиненную миску с грибами и отодвинул её подальше от себя. Третья голова Горыныча тем временем дожарила дыханием кролика, и Змей водрузил дымящуюся тушку на стол. Ровно через 5 минут от тушки остались только косточки. Богатырь сыто икнул и вытер руки об рубаху.
- Ты бы их ещё об бороду себе вытер! Да стой, блаженный, я же пошутила! - засмеялась Яга, чуть не расплескав морс.
- Ага, смешно! – насупился мужчина и спрятал руки под стол, - а где у тебя поспать можно, бабуся?
- В печи только, - ехидно ответила та, - но что-то мне кажется, ты туда лезть не захочешь. Да и на лопату не поместишься, большой такой.
- А ты права, бабуся, спать мне что-то перехотелось, - пробурчал воин.
- Ну и хорошо! А теперь рассказывай, добрый молодец, кто ты, откуда, с чем пожаловал и как будешь за еду рассчитываться: налично или безналично?
И рассказал богатырь Яге, что зовут его Мечеслав, но можно и просто Миша, а сюда он пришел за помощью. Несколько дней назад посватался он к красавице Ирине, душу свою широкую открыл гордой девице и предложил стать женою законною. Та же в лицо ему рассмеялась и, сняв с пальца перстень дорогой, забросила его в реку, сказав, что пока Мечеслав перстень тот ей не принесет, о женитьбе и речи быть не может! Полночи звал витязь Водяного, просил помочь в деле важном, перстень достать со дна, благодарность сулил сердечную. Да русалкам втолковывал, что вовсе не козёл занудный он, а богатырь. Просто не очень удачливый. Под утро русалки то ли сжалились над ним, то ли что скорее всего, просто достал он их своим голосом охрипшим, но только уговорили девицы речные Водяного помочь богатырю. А тот за перстень запросил снадобья волшебные у Яги добыть, да ему принести. Две бересты исписал названиями лекарств Владыка речной, а что именно там написано непонятно. Вот и просит богатырь пособить ему, дать тех снадобий, что Водяной за перстень запросил.
- Как курица лапой, - вздохнула Яга, глядя на список лекарств.
- У нас лекарь так пишет, - поддержал её Мечеслав.
- Ладно, Миша, помогу я тебе и даже за еду с тебя денег не возьму, но и ты мне, богатырь былинный, помоги! Рядился баньку поставить - ставь! Да такую, как и описывал, с душем и сухим паром.
- Так я же месяц только брёвна буду таскать с леса! Смилуйся, бабушка!
- Брёвна Горик за час из леса к домику сам стаскает, это даже близко не проблема! Проблема в том, что Леший мне их не даёт, ссылается на какие-то квоты на вырубку, а то, что у меня пенсионные льготы, ему, дескать, параллельно!
- Ну, с Лешим-то я уж постараюсь сладить, - сжал огромный кулак Мечеслав, - не дам тебя, бабуля, в обиду! Как его найти?
- Так Змей тебе дорогу и покажет, и с Лешим познакомит. Они старинные знакомцы!
Горыныч за окном довольно загоготал и почесал зелёный чешуйчатый бок. Яга смахнула скупую слезу умиления, а богатырь, пользуясь моментом, стащил со стола и спрятал в карман пару ливерных пирогов. В гости к Лешему решили отправляться немедленно. Витязь уселся на спину змею и, обняв среднюю голову за шею, закричал зычным голосом ни с того ни с чего:
- До Лешего экспрессом! С платформы девять и три… - но дальнейшие его слова потонули в топоте разгоняющегося по полянке Горыныча. Старушка помахала им вслед платочком и, кряхтя, вернулась в избушку.
- А Змея-то оказывается, можно использовать в грузопассажирских перевозках! Кто бы мог подумать! Ладно, пойду пока сапоги-скороходы перепрошью, глядишь, с места разгон будут брать порезвее!
Тем временем Горыныч с Мишей летели над самыми верхушками деревьев, так что макушки берёз слегка щекотали желтое брюхо Змея, и он от этого довольно похрюкивал. Средняя голова обернулась к богатырю и, перекрывая шум крыльев, прокричала на весь лес:
- Наш полёт проходит на высоте сорок пять метров. Сейчас мы пролетаем над территорией тридевятого царства. Благодарю, что выбрал нашу шею, с тех двух ты бы давно уже соскользнул вниз, они же с краёв.
Богатырь что-то прокричал в ответ, но что именно, было неясно, так как из-за скорости полёта ему в рот регулярно задувало собственную бороду. И лишь когда путешественники спустились на поляну и Горыныч устало сложил мощные перепончатые крылья, Мечеслав сумел задать ему свой вопрос.
- А Лешему то мы что скажем? Какой у нас план?
- А я думал, ты уже что-то решил. Кулаком-то вона как тряс!
- Так это я так, - смутился богатырь,- перед Ягой выкобенивался. Я в тот момент и сам в это верил…
Путешественники замолчали, и в наступившей тишине было слышно, как невдалеке каркает ворон, шуршат от лёгкого ветерка изумрудные листья берез, и шаркает по густой траве ногами Леший. Леший! Богатырь удивлённо смотрел перед собой. Вместо старичка с бородой по пояс, или вообще говорящего полена с веточками вместо рук, перед ним стоял юноша лет пятнадцати - семнадцати в красивой расшитой рубахе, холщовых штанах и лаптях. И лишь взгляд у Лешего не соответствовал образу молодого парня. Спокойный, чуть усталый взгляд, на дне которого светилась мудрость.
- Лёша! - протянул он руку богатырю.
- Миша! - пожал тот в ответ. С Горынычем Леший обменялся кивком, да и Змей не спешил проявлять дружеские чувства.
- Кто таков? С чем пожаловал? И когда назад? - спросил Леший гостя.
- Богатырь, по службе послан. А коли мы с тобой, хозяин леса, договоримся, так сейчас же и назад.
- Уважаю! - одобрительно кивнул в ответ Леший, - умеешь заинтересовать! Проси, что хотел и скатертью дорожка!
И тут у Мечеслава появилась блестящая идея. Он подбоченился, сдвинул на глаз шлем с вмятиной от кулака Змея и заговорил подчёркнуто высокомерно:
- Это вы, гражданин Леший?
- Ну, я.
- Тааак! Жалобы на Вас, милейший, поступают. Сигналы, так сказать, нехорошие!
- Какие такие сигналы? Вы вообще кто такой?
- Нехорошие такие сигналы! О неполном служебном, так сказать, соответствии!
- Вы кто? Вы что несете?
- Я несу закон, порядок и ливерные пирожки... - Миша поморщился, - и не прощаю грешки, в смысле!
- Вы кто? - Леший начал заметно нервничать, но отступать Мечеславу было уже некуда.
- Я проверяющий из СССР.
- Откуда? - удивился Леший
- Из Сообщества Сказочных Существ Руси. Вот, три товарища подтвердят мои полномочия, - кивнул Миша на Змея. Все три головы после секундного замешательства закивали вразнобой. Леший с испугом посмотрел на проверяющего.
- Так, а кто и почему на меня жалуется?
- Вооот! Это уже правильный вопрос! - поднял указательный палец вверх богатырь, - гражданке Яге пиломатериал для бани не выделили? Не выделили. Я присутствие отсутствия бани обнаружил? Обнаружил. Придётся дать делу законный ход!
Леший поменялся в лице и, заглядывая более высокому Мечеславу в глаза, начал оправдываться.
- Так она сама виновата! Она же первая начала! Чуть что случится, она всех сразу ко мне посылает! Кто ей слово против скажет, она всем сразу: «Иди ты к Лешему!» А мне эти экскурсии по лесу вылавливать по сто раз в день весьма и весьма сомнительное счастье… Стойте! А если я Яге баню поставлю, а Вам корзинку ягод и грибов, то мы… - Леший хитро подмигнул, - договоримся?
- Это можно, - осторожно согласился богатырь, - а как это осуществить?
- Так легко же! – ободрился Леший и стал ходить кругами по полянке, вслух прикидывая свои возможности.
- Пара плотников сейчас аукает недалеко отсюда. С ними я договорюсь! И еще двух-трех мне за настойку из рябины домовые сюда организуют. Если эту группу товарищей уговорить таскать бревна за ту же настойку, - кивнул он в сторону трехголового Змея, - то к вечеру банька будет готова! Ну и две корзинки моей благодарности Вам, само собой! Как? - вопросительно глянул он на Мишу.
- Три корзинки так три, а четыре ещё лучше! - флегматично пожал тот плечами, а за пять так я ещё и подскажу, как с экскурсиями бороться.
- Как?!
- Так стрелочки на деревьях сделай и чтобы все они вели назад, к самой Яге.
- Гениально! - выдохнул Леший и хлопнул в ладоши. Через минуту на поляну стали выходить разные животные. Медведи несли пилы, бобры топоры, а дятлы одно на всех долото и зачем – то кузнечные клещи.
Солнце светило уже гораздо слабее, чем утром, и в воздухе разливалась вечерняя прохлада. На крыльце сидела Баба Яга и потчевала клюквенным морсом богатыря.
- Ай, да добрый молодец ты, Миша! Ай, да молодец! Они же через час баньку - то закончат! И медведи на опушке уже почти напилили досок для внутренней отделки. А Горыныч-то, Горыныч, без перерыва бревна таскает! Что же ему за это Леший - то посулил?
- То же самое что и медведям, - приосанившись объяснил витязь, - медовухи и рябиновки несколько бочонков.
Вскоре на полянку вновь приземлился Горыныч и, сгрузив медведям очередную партию брёвен, взмыл в воздух, растворяясь в лучах заходящего солнца. На опушке молчаливые медведи тут же сноровисто распустили бревна на плахи и, отполировав их лицевую сторону, оттащили готовые доски к бане, где двое обалдевших от происходящего мужиков уже заканчивали крыть крышу. А еще трое мастеров доделывали парилку и заносили туда же огромные камни для каменки. Яга, глядя на это, умилялась и умилялась.
- Ты посмотри! Медведи что-то пилят, а мужики с топорами! Вот только не пойму, что мне это напоминает?
- Да ладно, бабуль, у нас вон авиация возвращается, только в этот раз, кажется, без брёвен! - удивился Мечеслав. А Змей действительно прилетел без бревен, да и сел не на опушке, а около крыльца. С собой он принес несколько корзин грибов, ягод и прочих припасов для богатыря, пару бочонков медовухи за срочную доставку сборных грузов для себя и... и всё то же самое для Яги! А на словах Леший просил ей передать, что извиняется и предлагает по-соседски забыть все старые обиды. Ну и мужичков-работников просит не есть, а с Горынычем отправить домой в деревню, как всё закончат. Ну и сам обещал в гости заглянуть на днях. Растроганная старушка вынесла на крыльцо несколько котомок с мазями да снадобьями по списку Водяного и приладила их к Змею.
- Вот что, Горик, отвези-ка ты нашего дорогого гостя к Владыке речному. Да проследи, будь другом, чтобы он перстень не зажилил! А что не то, так кипяти его озеро, до состояния ухи, чтобы неповадно было!
- Легко! - согласился змей.
- Спасибо! - обрадовался богатырь.
- Ишь как глаза-то загорелись, - засмеялась Яга, - Змеюшка, ты тогда уж и от Водяного Мишу до дома подкинь! А то исстрадался он, бедняжка, по своей Ирине - красавице! Ты богатыря-то славного прямо к её дому-то и довези!
Последние слова Яга говорила, когда Мечеслав уже вскарабкался на Горыныча.
- А мне к ней не надо! - улыбнулся богатырь, - ну её, дуру высокомерную, к…
- К чёрту! - подсказал Горыныч, - у Лешего и без неё есть чем заняться!
- Да, правильно, к чёрту! - согласился витязь.
- Так разве не ради перстня ты так старался? - удивилась Яга.
- Ради перстня, - подтвердил Миша, - но не ради Ирины! Она же перстень то выбросила, чтобы показать мне, простородному, что мы не ровня. Ну и ладно, переживу! Нужна она мне больно, когда у меня такой перстень будет. Мне купцы за него столько денег дадут, что я себе коня хорошего куплю, кольчугу, меч богатырский, да к князю в дружину наймусь! Не везёт мне в любви – повезёт в службе! Прощай, бабуся, не поминай лихом!
Богатырь хлопнул Змея по боку и тот после небольшого разгона взмыл в закат, унося с собой в счастливое будущее седока и оставляя над деревьями строки распеваемой им песни.
Первым делом служба ратная у князя,
Ну, а девицы? А девицы потом!

Утка в зайце

Черная цитадель Кощея Бессмертного нависла над Иваном, как злой рок. Царевич поправил остроконечный шлем, отцепил от седла Сивки-бурки щит, выхватил из ножен меч-кладенец. Прокашлялся на всякий случай и заорал во всю мощь богатырских легких:
- Кощееей! Кощееееей! Выходи на битву, бесовское отродье!
Иван был уверен, что злодей сразу же откликнется на зов и бросит на него своих подручных, с которыми придется вступить в неравный, но победный бой. Он уже представлял, как враги валятся от богатырской руки налево и направо, подобно скошенным снопам. Но цитадель молчала…
Царевич покричал еще немного, по-прежнему без ответа. Он собрался было уже обидеться, но тут ворота скрипнули и приоткрылись. Иван принял боевую позу, готовясь рубить супостатов, но представшее зрелище было столь неожиданным, что богатырь от удивления опустил оружие.
От ворот, аккуратно перешагивая через лужи, шел Сам – Кощей Бессмертный, злодей, эксплуататор и похититель Василисы. Только вот одет он был как-то очень странно, ну совершенно неподходяще для смертельной битвы. Вместо доспехов Кощей кутался в махровый халат, не скрывающий тощих лодыжек. В руках вместо меча нес кофейник и две белоснежные фарфоровые чашки.
- Ваня, ты чего разорался? – Кощей посмотрел на богатыря исподлобья. – Всех же перебудил!
- В каком это смысле перебудил? – опешил Иван Царевич. – Обед уже скоро.
- Это ты, деревня, привык вставать с петухами, - супостат опустился на пенек, на другой поставил кофейник и чашки. - А мы люди интеллигентные, спать легли, когда уже светало. Ты чего хотел-то, голосистый?
- Так это…– Иван пришел в себя от удивления и вновь принял воинственную позу. - А ну, выходи на бой, басурман проклятый!
- Ага, конечно! – злодей и эксплуататор разлил по чашкам темно-коричневую жидкость, из одной с удовольствием отхлебнул. – Ты, небось, уже иглу с моей смертью из утки достал и готов сломать ее в нужный момент, чтобы я в тут же лапти и склеил?
- Ну, в общем… - Ивану почему-то стало немного неудобно. – Да, достал.
- Ваня, - с досадой поморщился Кощей. - А ты вообще представляешь себе, как трудно было поймать утку и живой в зайца запихать, а?
- Так, а что делать, если тебя не победить никак иначе?
- А в покое меня оставить тебе в голову не приходило? Я вот тебе лично что плохого сделал?
- Как это что? Ты у меня Василису похитил и увез силком в Тридевятое царство! – Иван загнул один палец.
- Ах вот оно что! То есть, хочешь сказать, я виноват в том, что ты любимую женщину упустил?
- Это как это я ее упустил? – насупился богатырь.
- А вот так вот. – Злодей вытянул ноги, усаживаясь поудобнее. - Тебе выпал редкий шанс в жизни, досталась уникальная женщина – умница, красавица, рукодельница. Это я еще интимной стороны не касаюсь. И что ты сделал? Носил ее на руках? Бросил весь мир к ее ногам? Окружил ее любовью и заботой?
- Ну, я же это, ну…
- Нет, ты заставил ее пироги печь всю ночь, потом ткать ковры. А затем вообще не взял на праздник во дворец. А ты знаешь, как девушки любят веселиться во дворцах? Хлебом не корми!
- Так откуда же я знал? – пожал Иван плечами. - Она же все это время в лягушачьей шкуре была. Как было понять, что она красавица?
- Ваня, я тебе сейчас совет дам, как более опытный человек, знающий жизнь. Как бы ни выглядела твоя женщина, для тебя она всегда красавица. Потому что если она не будет полностью уверена в том, что ты ей восхищаешься и обожаешь, обязательно найдет другого, который ее в этом уверит.
- Это тебя, что ли?
- В нашей парадигме отношений – именно меня. – кивнул Кощей с серьезным видом.
- Все равно ты во всем виноват, супостат! – Иван со свистом взмахнул мечом.
- Ты, царевич, заканчивай в своих проблемах искать виноватых на стороне. С таким подходом ты ничего в жизни не добьешься! И сабелькой своей махать заканчивай, мне она не страшная, потому как не возьмет до тех пор, пока иголка целая.
- Все равно выходи на бой! Положено так!
- Кем положено? – навострил уши эксплуататор.
- Как это кем? – вновь смутился Царевич. – Ну, это, в сказках так написано, в былинах там разных.
- Не надо верить всему, о чем в былинах поется, своим умом думать надо. Садись вот лучше, отдохни, кофею выпей. У меня кофей хороший, Дядька Черномор через границу контрабандой возит. У твоего отца во дворце такого отродясь не было.
- Если не будешь сражаться, я просто убью тебя. – Богатырь в очередной раз вскинул оружие.
- Ага, и во все сказки войдешь как Иван-Убийца безоружных. От позора уже никогда не отмоешься, ни один честный человек тебе руки не подаст.
- Так свидетелей же нет.
- Логично, да. - Кощей привстал, обернулся в сторону крепости и крикнул. – Эй, Баян-сказитель, ты там где застрял?
- Виноват, ваше злодейшество, - из ворот вышел седобородый старец благообразного вида с посохом в руках и гуслями на перевязи, подошел поближе.
- Так он же слепой, ничего не видит. Какой он свидетель?
- Зато слух, как у летучей мыши. Уже завтра по всем кабакам будут петь песню о твоем позоре. Давай, пиит, зажги глаголом!
Баян кивнул, положил посох, пробежался длинными пальцами по струнам и запел глубоким басом:
Ой, взмахнул мечом да Иван-Злодей,
Он мечом махнул, да главу срубил,
Да главу срубил он Кощеюшке,
Погубил зазря сиротинушку…
- Спасибо, достаточно. – поморщился Кощей и помахал рукой в воздухе. – Это пока так, наброски. Он еще с текстом поработает – эффектные метафоры поищет, гипербол и эпитетов поднакидает.
Иван на несколько секунд задумался, потом присел на корточки рядом с Кощеем, взял с пенька чашку.
- Ты, Ваня, главное, не комплексуй по этому поводу, - Кощей по-дружески похлопал Царевича по плечу. – Ну, выбрала девушка другого, это же не конец света. Ты молодой, перспективный, из хорошей семьи. У тебя красавиц еще знаешь, сколько будет? Устанешь отбиваться.
- Мне другие не нужны. Я ее люблю, – насупился Царевич.
- Любит он… Да ты ее в человеческом обличии видел-то всего один раз, когда она улетала. Это у тебя, Ваня, гормоны по молодости играют. Возраст у тебя такой, сложный. А у нас с Василисой все серьезно. – Кощей залез в карман и достал бархатную коробочку, внутри которой оказалось кольцо с бриллиантом размером с пуговицу. – Хочу ей сегодня вечером предложение сделать. Как думаешь, понравится ей колечко?
- Понравится, - сокрушенно кивнул Иван. – Красивое.
- Вот и славно. А ты не грусти, Ваня, не грусти. Тебе же отец дал денег на дорогу?
- Дал.
- Вот и воспользуйся моментом. Поезди по миру за отцовский счет, посмотри, как люди живут. Поди, и не был нигде, кроме отцовского дворца и Василисиного болота?
Иван вновь кивнул, но уже не так грустно.
- Вот видишь. А в мире столько всего интересного, когда еще выберешься посмотреть? А жениться успеешь – у тебя вся жизнь впереди. Это мне уже пора заканчивать с холостой жизнью. Семью заведу, детишек – надо же кому-то все это хозяйство передавать.
- Ладно, поеду я. – Иван залпом допил кофе, слегка поморщившись от горечи. – Ты мне только одно объясни, Кощей.
- Что?
- А ты утку в зайца зачем запихивал?
Кощей смущенно кашлянул.
- Это, Ваня, называется инсталляция. Меня этому Фата Моргана научила, когда я на Туманном Альбионе в злодействе стажировался. Говорит, все культурные люди в Европе так делают время от времени. Я так толком и не понял, зачем, но процесс занимательный. Ты, кстати, это – иголочку-то мне оставь, а то ненароком сломаешь. А мне еще детей на ноги поставить надо, да и молодую жену вдовой оставлять как-то уж совсем нехорошо.

Агусина любовь

Двухсотлетняя кикимора Агуся жестоко влюбилась. Уж чего-чего, а такого фортеля от собственной судьбы бедная ну никак не ожидала, и не только потому, что смирилась с полным отсутствием хотя бы капли привлекательности. Кикиморы вовсе не стремятся оставить после себя потомство, потому им дела нет до представителей мужского пола.
Правда иногда, очень-очень редко, некоторых дурёх сильно подводит природное любопытство. Если уж довелось кикиморе делить одну избу с домовым, то рано или поздно, подстрекаемая любопытством и поощряемая упорными ухаживаниями, бедняжка сдаётся и допускает до себя чересчур хозяйственного соседа. В результате домовой приобретает лишние руки для бесконечной череды домашних дел (которые, как известно, никогда не переделаешь), а бывшая беззаботная шалунья лишь пожизненную трудовую повинность.
Агуся же всегда была независима. И дом имела собственный, неделённый - вместительный крепкий сруб из не гниющей и не рассыхающейся со временем лиственницы. Естественно, дом ей достался с обычным довеском, с людьми, и всё равно целая орава нежити ещё как на него облизывалась! Не раз и не два кикимора отваживала от родного жилья настырных прахов, с приходом которых всё хозяйство пошло бы кувырком, и угрюмых бабаев, таскавшихся под кровать пугать детей. А однажды чуть не месяц отбивалась от настырного чужака неславянской наружности, устроившего под стенами длительную осаду и идущего на штурм исключительно по ночам. Агуся кое-как справилась, изведя на наглеца множество помоев и гору овечьих катышков, только глупые людишки, вместо благодарности, взялись поминать её исключительно бранными словами. И даже пригласили колдуна, дабы прекратить еженощное бурное озорство, от которого, казалось, дом скоро раскатится по брёвнышку.
Возможно в том и заключался коварный план чужака, понадеявшегося что колдун кикимору за ночной шум-тарарам возьмёт да и выгонит. Но хмурый ворожей, посветив на провинившуюся можжевеловой свечёй и разглядев отбрасываемую ею тень, вместо угроз и изгнания лишь вздохнул и тайком погладил по голове. А хозяевам присоветовал - либо привыкнуть, либо съезжать, раз уж не хватает никакого терпения.
Хозяева всё-таки съехали, и с тех пор Агусин дом приобрёл на деревне дурную славу. В него то заселялись, то опять бросали на длительное время, а значит - прежней сытой и удобной жизни пришёл конец. Пол теперь был не метён, печь не топлена, а сама Агуся побиралась по чужим огородам да по знакомым. Но больше всего кикимора страдала из-за пустого и сильно обветшавшего теперь курятника. Ведь миленьких золотистых цыпляток она просто обожала! И вечно с ними сюсюкалась, не обращая внимания на встревоженных клуш.
В скуке и запустении прошёл не один год, но лиственничный дом был слишком хорош, чтоб его опять не заселили. Объевшись на новоселье пышных пирогов и намочив нос в стопке с самогоном, расшалившаяся кикимора устроила новым хозяевам такую весёлую ночку, что те бы точно отменили покупку и убрались, кабы что помнили после широкого русского застолья. А уже на следующую ночь кикимора сама шикала на мышей, заставляя скрестись потише, потому что подслушала людской разговор о строительстве нового, такого желанного курятника. Возводить постройку пригласили заезжего плотника, вот в него-то кикимора так безоглядно и влюбилась.
"Ах, какой золотой!" – восхищённо подумала Агуся, когда плотник впервые перешагнул порог.
Парень был улыбчивый, синеглазый и целиком в масть пёстро-золотистому срезу лиственницы: волосы на голове рыжие, кожа на лице, руках и в разрезе рубахи на груди тоже симпатично-рыжая от обилия покрывающих её веснушек.
"И росточком удался, наконец-то хоть один не с коломенскую версту!", – продолжала радоваться Агуся, прятавшаяся в эту минуту за веником.
Ростом весёлый плотник по человеческим меркам как раз не удался, только-только по плечо младшему хозяйскому сыну. Зато не обделён был ни силушкой, ни ловкостью, ни самомнением. Хвалить сам себя начал ещё с порога, и только после обильной похвальбы назвался Прохором, гордо выпятив при этом грудь.
"Проша, - умилилась неизвестно чему кикимора, чувствуя тревожную и сладкую боль в груди, - эх, Проша-Проша, жили без тебя, не тужили…".
Прошёл день, другой. Оглушённая свалившейся на неё любовью, кикимора не отходила от предмета своего восхищения ни на шаг, заворожено внимая каждому слову, а замолкал её Проша только когда засыпал. Всё остальное время, не прерывая работы, загибал частушки и распевал песни, а если появлялись благодарные слушатели (незримая кикимора не в счёт), то рассказывал немыслимое количество жизненных историй на любую тему, какую не заведи.
На третий день их знакомства жаждущая внимания влюблённая предстала перед Прошей худенькой серенькой кошечкой и робко потёрлась о его ногу. Такой приятный для неё человек кошку не обругал и не отшвырнул, а наклонился и погладил. И так как кошечка с тех пор не уходила, всё время попадаясь на глаза, добродушный парень принялся её подкармливать, таская куски с хозяйского стола.
"Жалостливый… - глотая кашу с его руки, терзалась странной тоской кикимора. – И ласковый…".
Спать кошечка пришла к Проше под бочок, и опять он её не прогнал, а приласкал рассеянной рукой. Уснула влюблённая в удивительном умиротворении, но после полуночи пробудилась в слезах и побежала искать ручное зеркало. А после долго и серьёзно в него всматривалась.
- Всё верно, - наконец произнесла она, обращаясь к отражению гадкой кривобокой старушки с перепонками на руках и ногах и длиннющим носом-клювом. – Отчего же не погладить хорошенькую кошечку! Кошечку любой погладит, а вот утешить одинокую кикимору… Утоплюсь!
Агуся пометалась по чердаку, куда забралась с зеркалом, напустилась с бранью на попавшуюся под руку толстую мышь – та испуганно выпучила глазки и поскорее смылась, - и опять принялась смотреться в зеркальную поверхность при свете луны.
- И всё-таки я настоящая кикимора… - с тяжёлым вздохом признала она. - Хотя - люди сами очень странные существа. Утопленницы-русалки для них, вишь, красавицы! А сколько ведьм окрутило парней! И ничего, живут как миленькие…
Агуся чуть успокоилась, воспрянула духом и решила привязать к себе любимого хотя бы хозяйственностью. Щами да пирогами посереди ночи заниматься было не с руки - тем более что раньше готовить как-то не приходилось, - а вот преподнести Проше какое-нибудь приятное рукоделие самое то.
Весь остаток ночи она добросовестно воевала со спицами и пёстрыми клубками, в результате на свет появилось нечто петлясто-неприглядное. Накривившись на дело рук своих, Агуся выкинула негодные по её мнению спицы в окно, перепутанные клубки шерсти в горшок со сметаной (утренние вопли живущей в её доме тётки доставили некоторое облегчение), и отправилась прямиком к своему Проше, по которому уже соскучилась. И только-только подставила под ласковую ладонь кошачью спинку, как с ужасом узнала – работа почти закончена, завтра ему расчёт.
"Ну что ж, - попыталась обмануть себя умирающая от разочарования кикимора, - значит, отдам всю нерастраченную любовь цыпляткам… Нет, не отдам! Коли не суждено больше видеть Прошу, лучше вовсе сгинуть!"
И она бросилась бежать, уносясь прочь стремительными скачками, хотя домашней кикиморе очень тяжело отдаляться от родных стен даже на малое расстояние. Она бежала всё дальше и дальше, а когда достигла кромки леса за деревней – в голове вдруг прояснилось и родилась надежда. Ведь где-то там, в самой чащобе, находится избушка колдуна! Как хорошо, что ноги понесли её к лесу, а не к реке!
Колдун был очень стар и в любой момент мог перейти в загробную навь, отбросив груз сильно изношенного тела. Всё это Агуся почувствовала загодя, ещё на подходе к лесной избушке, а когда переступила её порог, подтвердила свои догадки воочию. Не жилец, ох не жилец был колдун! Так и тянуло вскочить ему на грудь и завыть-заскулить, предсказывая скорую кончину, как это принято у домашних духов.
- Только попробуй! – громко и властно вдруг произнёс лежавший. – Только попробуй, говорю, по мне топтаться и так каждая косточка болит. С чем пожаловала? Ну, говори, не стесняйся. Смерть моя где-то задерживается, почему бы не пособить пока маленькой женщине.
- Уж и не знаю с чего начать, - зарделась как маков цвет кикимора, которую первый раз в жизни признали женщиной. – Значит так: измучил меня один плотник…
- А-а, - перебил заинтересованный колдун, приподнимаясь на локте, - да, плотники они такие. Почему-то именно плотникам дана над кикиморами полная власть. Тут уж, моя хорошая, ничего не поделаешь.
- Да я, знаете, и сама в общем-то согласная… ничему такому не противлюсь… - смущённо потупившись, забормотала кикимора, - вот только - как быть с моей внешностью? Чары ли, батюшка, на меня какие наведёшь, чтоб плотник принял за человеческую девицу? Иль зелье приворотное наколдуешь, чтобы любил, какая уж есть?
- Чего?! – вытаращился ни с того ни с сего на Агусю колдун. – Любил? А ты, значит, на всё согласная? А-ха-ха!
Колдун закатился каркающим смехом, а бедная оскорблённая кикимора затряслась от злости и принялась яростно плеваться (но так, чтобы до кровати и колдуна всё же не долетало).
- Ох, ты прости меня, прости, - отсмеявшись, посерьёзнел колдун, - видно мы друг друга не поняли. Я подумал – хозяева наняли плотника, чтобы тот выжил тебя из дому, некоторые мастера такое умеют. Ты ведь из лиственничного дома, верно? По-прежнему ли озоруешь и шумишь?
- Гораздо меньше… вязать почти выучилась…скоро научусь варить щи… Ой нет, зачем мне всё это, коли Проша завтра уйдёт навсегда!
- Любовь. - Задумчиво пробормотал колдун. – Придётся помогать.
Он, кряхтя, поднялся с кровати и потащился к заваленному всякой всячиной столу. Навалился на него, чуть передохнул, и вытянул из берестяного туеска когда-то уже виденную кикиморой можжевеловую свечу.
- Задёрни занавески и встань у пустой стены. Когда увидишь свою тень – не плачь, не бойся. Всё в прошлом, дела давно минувших дней.
Колдун зажёг свечку, она сильно затрещала, распространяя сильный аромат, а на пустой стене проявилась колеблющаяся тень. Агуся, чуть повернув голову, всмотрелась и… не забоялась, потому что ничего не поняла.
- Что видишь?
- Дурища какая-то суёт голову в петлю… Всё, повесилась. Быть ей теперь проклятой!
- В самую точку, - грустно улыбнулся колдун и задул свечу, погасив тень-картинку. – Быть ей проклятой. Ну, здравствую Аглая. Быстро ли пролетели целых двести лет?
Слёзы не в счёт, главное – навалилась такая беспросветная тоска, хоть вешайся обратно! О чём кикимора, глухо завывая, колдуну и сообщила.
- Вот-вот, именно из-за тяги к самоубийству, ты, бабонька, в кикимору и оборотилась, - попенял тот. – А другая бы вынесла земную юдоль, и дожила отмеренный ей век человеком.
- Какая же у меня была юдоль? - прорыдала Агуся, - Или уже не припомните?
- Почему не помню, очень хорошо помню, хотя был тогда только подростком. У тебя, Аглаша, сынок умер. Рыженький будто солнышко мальчик, годик только и исполнился… Улыбчивый такой ребёнок, агукал уже вовсю, а ты всё смеялась и говорила, что он мамку так зовёт.
Потрясённая кикимора затряслась и закрыла лицо руками, но колдун руки отвёл и заглянул прямо в глаза.
- Говорю же – дела давно минувших дней, теперь-то чего убиваться.
- Оттого я и повесилась?
- Другого горя, Аглаша, у тебя не было. Хозяйство крепкое, муж работящий и красивый, дом новый всем на зависть! В него-то, в свой прежний дом, ты кикиморой и вернулась.
- А муж? – поинтересовалась сквозь слёзы Агуся.
- А что муж? Нашёл другую и спокойно свой век прожил. Ты не о муже бывшем терзайся, а попробуй, раз уж влюбилась, завлечь себе нового. Хочешь ли стать обратно человеком?
Кикимору шатнуло, и она с размаху уселась на пол. Слёзы разом высохли. Помахал ручкой и исчез в кудрявом белоснежном облачке представленный как наяву сынок.
- Разве же такое возможно?
- И довольно легко, - позёвывая, улёгся обратно в кровать колдун. – Всего-то выстричь на твоём нечесаном темени крест.
- Тогда какого… ой, извиняюсь батюшка! Тогда какого… тьфу, то есть - зачем это вы опять разлеглись?
- Во-первых – нужно дождаться ночи. Во-вторых – разве ты не знаешь, что за всё надо платить?
- И какую плату потребует от меня колдун? – напрягшись, с тоской и тревогой произнесла кикимора.
- Ты станешь человеком. Красивой молодой женщиной в том же возрасте когда и умерла. Я даже помогу вернуть любимый дом, в котором ты прожила всю свою жизнь, но…
- Но… - испытала вдруг дикий ужас кикимора.
- Завлекать за тебя плотника не стану! И не проси! – усмехнулся, довольный своей шуткой колдун. – Ладно, разбуди меня после полуночи. А пока есть время, поди и разыщи платье взрослой женщины.
- Зачем? – очень удивилась Агуся.
- Ставши человеком, отсюда голая пойдёшь? Сама могла сообразить, обо всём я один заботиться должен. Впрочем, хе-хе, если заявишься к своему плотнику в чём мать родила, интерес у мужика о-го-го какой возникнет!
Вскоре во вновь освободившемся лиственничном доме сыграли скромную свадьбу. Пришлые, не местные молодые позвали ради знакомства ближайших соседей, которые тут же и разнесли по деревне сплетню, будто молодуха - редкостная неумеха. Зато ей достался золотой хозяйственный муж, который на криворукую жёнушку не злится, а носит её на руках. Вернее – пытается. Маленький весёлый плотник взял за себя настоящую красавицу: с томными очами, соболиными бровями и длиннющей косой, на которую не налюбуется и не надышится. Вот только она гораздо выше его ростом и настоящая пышечка.

Письмо

— Олеська, спать пора! — Бабка грозно постучала в дверь. — Кончай зенки в книгу пялить, а то завтра, аки русалка подмороженая будешь ползать.
Я вздохнула — грубиянка всё-таки моя бабушка. Я с сожалением закрыла книгу, провела любовно кончиками пальцев по золотому тиснению : “С. Гэмджи. Жизнеописание народов Средиземья. Перевод М. Буслаева”. Вот почему у нас ничего героического не происходит? Ни тебе драконов в золотых пещерах, ни армии гномов, ни королей в изгнании.
Я потянулась и постучала по трубе, прося печь сделать потише - очень уж сегодня душно. Погасила свет и растянулась на хрусткой простыне — хорошо!
— Кх-кх! - неделикатное покашливание в темноте.
Я дёрнула одеяло до подбородка, хотя домовому-то фиолетово, одета я или нет.
— Сидор, ну чего тебе опять?
— Сонет сочинил. Тебе первой поведаю, сударушка.
— А не надобно ль тебе по своим делам? — Очень уж не хотелось мне слушать очередные вирши. — Корову подоить, полы подмести, ну или что там ещё домовые должны?
— Никому я ничего не должен, — пробурчал Сидор, — Тем паче у двух ведьм на попечении.
— Но-но, полегче! — от возмущения сон как рукой сняло, и я подскочила в кровати, злобно шипя в темноту. — Бабка может и ведьма, а меня либо волшебницей зови, либо вообще никак!
— То, что ты ВШИВо учишься на заочном, не делает тебя волшебницей, — съязвил Сидор. — Диплом получи вначале, потом указывай.
Я разозлилась:
— Получу, не сомневайся. И свалю из этой глуши. От вас подальше.
- Ага, — голос домового задрожал, — Вот завтра и начнёшь, ежели справишься.
— Никак письмо пришло? — удивилась я.
— Не ведаю, — буркнул Сидор, — Банник говорит, Гусей-Лебедей видал на почте.
Мы помолчали. Было слышно, как Сидор шуршит в темноте бумагами.
— Будешь сонет слушать? — сделал ещё одну попытку домовой.
— Нет, Сидор, извини.
— Как пожелаете, юная волшебница, — обиделся он и, прежде чем исчезнуть, бросил, - Яга урождённая.
Язва всё-таки наш домовой, хоть и поэт. Эх, Сидор! Нечисть какая, весь сон сбил! Крикнуть что-ли Ваське, чтоб Баюн ко мне заглянул. Нет, не буду бабулю беспокоить. Ей ещё на печи устраиваться, нос в потолок втыкать, ногу костяную - поперёк избы протягивать.

Когда я спустилась утром в горницу, бабули не было. Придётся самой хозяйничать, негоже харчевне без снеди простаивать. Я расстелила на большом столе скатерть-самобранку и зачитала сегодняшнее меню. Скатерть даже не поморщилась. Я наклонилась ниже и громко повторила заказ. Проклятая салфетка не отреагировала. То ли меня не признаёт, к бабуле привыкши, то ли поизносилась совсем.
— На тряпки пущу, — пригрозила я.
Через мгновение на столе оказался огромный горшок пшёнки.
— И то хлеб! — вздохнула я, и сейчас же, рядом с горшком появился каравай белого хлеба.
Тёплый дух свежей выпечки поплыл по горнице.
— То-то же, ветошь несчастная!
Цветочные узоры по краю скатерти сложились в слово “Хамка”. Я усмехнулась — волшебная утварь, а туда же, ругается.
Вдруг у меня за спиной с грохотом распахнулась дверь. На пороге стоял богатырь. Он стянул шлем с копны немытых, нестриженных волос и пробасил:
— Здрава будь, Олесенька.
Я пригляделась:
— Дядя Добрыня! Вернулся! — я повисла на нём и мы трижды расцеловались в обе щёки.
— Ополоснуться б мне с дороги, — сказал Добрыня, усаживаясь за стол и подвигая к себе горшок с кашей, — Негоже пред князем аки чумичка являться.
В подполе гневно хлопнул крышкой Сидор. Ишь ты, “чумичка” ему не понравился. А не подслушивай!
— Сейчас, дядя Добрыня, баню истоплю.

—Принесла б ты, дочка, — облизывая ложку, сказал Добрыня, — капустки квашеной. Дюже у Яги капустка знатная.
— Бегу, дядя Добрыня! — я схватила миску и потянула кольцо на двери в подпол, открыла и уже на нижних ступеньках услыхала:
— И грибков, прихвати! И огурчиков солёных!
В подполе темно и холодно. Я зажгла ведьмин огонь и в его голубоватом свечении увидала домового, который, примостившись на краю бочки, поедал капусту.
— Опять ты за своё, Сидор, — укорила я его, – кризис жанра?
— Я бездарность, — простонал домовой. Капуста длинными нитями свисала с его усов, и сок орошал густой мех на груди.
— Да брось ты, — я осторожно обошла компашку мелких упырей, развалившихся прямо на земляном полу, — тебе надо встряхнуться, развеяться.
Сидор испустил горестный вздох и захрустел капустой.
Меня вдруг осенило:
— Тебе надо устроить творческий вечер!
Домовой перестал жевать и уставился на меня жёлтыми глазами.
— Ты подготовишь свои лучшие творения, позовём русалок из лесу - они поэзию любят. Я приду, бабуля...
Договорить я не успела, потому что Сидор бросился на меня с прытью разъярённой кошки.
— Да не благодари, — я с трудом отрывала от себя цепкие ручки домового, едва успевая уворачиваться от его поцелуев.
Вот никому не пожелаю лобзаний с домовым, измазанным соком кислой капусты!
Уже поднимаясь, я вспомнила:
— Сидор, ты не знаешь, где бабушка?
— На почту ушла, – бросил домовой. Он достал свиток, гусиное перо и увлечённо крапал очередные стихи.
Надо бы ему “вечное” перо подарить, а то у него постоянные конфликты с гусями-лебедями. Они из-за этого к нам на двор не летят, приходится на почту самим ходить.

— Благодарствую, — сказал Добрыня, размашисто утирая усы, — Бабушке поклонись. Где она?
— На почту ушла.
— Плохо дело, — нахмурился Добрыня, — у меня один товарищ на печке, тьфу, Велесовы усы мне в бок, оговорился! Товарищ на почте тридцать лет и три года просидел.

Хорошо, что постояльцев сейчас мало — упырь чужеземный, так он раньше вечерней зари в люди не выходит, да Лихо, а его, как известно будить совсем не следует.
Посему, я решила приготовить обед.
Открыв дверь в кладовую, я увидала пацанёнка. Он сидел на полу, дожевывал вяленый окорок и беспечно играл золотым яблоком. Во бабуля даёт! Уж почитай лет триста, как мяса не ест, а по старой привычке так и норовит ребёночка, без присмотра брошенного, домой притащить.
— Чужое брать негоже, — строго произнесла я и, забрав драгоценный фрукт, положила в карман. — Кыш отсюда, ёшкины метёлки!
Мальчишечка зыркнул исподлобья, сунул недоеденный окорок подмышку и поплёлся за мной в горницу.
Покуда я стряпала, вернулся Добрыня. Распаренный и сомлевший, опростал жбан квасу и потребовал добавки.
Холодный, запотевший глиняный кувшин, ненароком, выскользнул из моих рук и разбился на тьму-тьмущую осколков.
— Чтой-то ты, дочка, сама не своя, — посочувствовал богатырь, — Али приключилось что?
— Весточку я жду, дядя Добрыня, — пожаловалась я, глядя, как маленькие коргоруши, похожие на чёрных кошек, хвостами заметают черепки, — Ни о чем думать не могу, всё из рук валится. А можно я с тобой на почту поеду? Да и мальчонку гусям-лебедям сдать надобно. Пущай возвернут его нерадивым родителям.
Мальчонка, собравшийся стащить моченое яблоко, услыхав о себе, так и замер с протянутой рукой.
— Пошто нет? Бешеной собаке семь вёрст не крюк.

Возле почты собралась добрая половина обитателей Заморочного леса. Леший, Боровик, пара русалок с Мертвого озера, Болотник с Непутевых болот, тетки Лихорадки. Всех и не перечислишь. Даже домовой из города приволокся, хотя у них свое отделение имеется.
— Мир вам, добрые лю… — начал было Добрыня, но осёкся и глянул на меня через плечо, — Давай-ка ты, дочка. Несподручно мне.
Я слезла с лошади, сняла мальчонку и, найдя в толпе бабушку, пробралась к ней.
— С утренней зорьки стою, — пожаловалась бабуля, — А они, нечисть этакая, не открывають, корреспонденцию не выдають!
— Ты из-за моего письма тут? — расстрогалась я.
— Заказала я у Али Бабы заморской снадобье чудодейное, из плавника левиафана сотворённое, а как забирать, так и твое письмецо подоспело, — пояснила бабушка, — дай думаю, обоих зайцев разом поймаю. Ан нет, – она погрозила кулаком в сторону почты, — не дають!
— Я туточки седьмую зорьку встречаю, – вмешался Верлиока, внимательно слушавший нашу беседу. Он покосился своим единственным глазом на мальчонку и тот проворно шмыгнул мне за спину.
— Какое там, — проскрипел лесной дядька, которого я, обознавшись, приняла за мшистый пень, — полных две луны с места не схожу!
Мальчонка со страху вцепился мне в юбку, да так, что чуть не осрамил, едва не стянувши. Я взяла его за руку и подвела к богатырю: «Дядя Добрыня, присмотри». И решительно направилась к почте.
Ступени в землянку деревянные и скользкие, а дверь заперта. Нас этим не испугаешь! Даром ли я в волшебной школе обучаюсь? Простенькое заклятие приоткрыло дверь. Я протиснулась внутрь. Бр-р! Как темно и холодно! А по земляным стенам бледная плесень-паутина чуть светится.
– Пошто от дела лытаешь? — грозно сдвинув брови, спросила я залежного покойника.
— Не велено. — Мертвяк пожал острыми плечами и вытянул бледные тощие руки на столе. Рядом громоздилась гора свитков. На полу запечатанные коробы и туески.
— Кем?
Покойник молча указал пальцем в пол.
— Блюдце есть? — спросила я.
— Аккуратнее, — он вытащил из-под стола золотую тарелку, — Личная.
Золотое яблоко катилось ровно, изображение было чёткое: Чернобог смотрел на меня из-под кустистых бровей и усы его недобро топорщились.

Из землянки я выбралась, озадаченно почесывая затылок.
— Ну что там? — кинулись ко мне обитатели леса.
— С самим говорила, — ответила я, пряча в карман золотое яблоко, — Жертву требует.
Глаза лесной нечисти оборотились в сторону богатыря с мальчишкой. Кто-то утер слюни и плотоядно причмокнул.
Богатырь положил ладонь на рукоять меча и заслонил собою мальчонку.
— Но-но, — крикнула я, — никакого произвола!
— Ты, Олеся, слова умные знаешь, — Верлиока шагнул ко мне, опираясь на суковатую палку, — рассуди, что нам делать, коли без жертвы не можно?
Я осмотрела толпу передо мной. Народ у нас в Заморочье хороший; неживой, но хороший. Без нужды души не загубят.
– Думай, Олеся. Ежели ничего путного не решишь, не обессудь — мальчонку заберём. Испокон веков, и не нами, так заведено.
Я лихорадочно соображала. И только через мгновение поняла, что одна из тёток-лихорадок стоит у меня за спиной. Ёшкины метёлки! Подумать спокойно не дадут.
Нечисть речная, лесная, болотная глядела на меня в ожидании. Гуси-лебеди паслись неподалёку.
Тут взгляд мой упал на птицу Феникс, которая неторопливо ковыряла когтистой лапой землю. Чисто курица!
— Пущай Феникс принесёт себя в жертву, — воскликнула я, — всё одно из пепла возродится.
Верлиока одобрительно крякнул.
Феникс пыталась отнекиваться, дескать у неё опосля самосожжения голова болит и память теряется, но всем миром уговорили. Во имя общего дела, пообещав пропустить без очереди.
На жертвенном валуне, аккурат посередь священного круга, расправив крылья и гордо подняв голову, Феникс замерла. Яркие искорки побежали по оперению. По крыльям, по кончику великолепного хвоста замелькали, заструились огненные змейки. Их становилось все больше, всё ярче разгоралось золотое сияние. И вот уже вся она, охваченная пламенем, скрылась за нестерпимым сиянием. Многие закрыли глаза, а кое-кто, заскулив, отвернулся — непереносим такой свет для нашей братии.
Огненный столб взметнулся выше ели, туда до этого только крылатые качели долетали, и разом погас, оставив горсть серого пепла на камне.
За нашими спинами раздался зловещий скрип открываемой двери. Все оглянулись и бросились получать свои посылки и письма, согласно занятой очереди.
Я подошла к камню и легонько подула на верхушку пепельной пирамиды. Из неё показалась крошечная головка неоперившегося птенца. Малыш раскидал пепел, отряхнулся и на моих глазах начал обрастать перьями. И вот уже на камне восседала не какая-то там курица, а Жар-птица. Она поглядела на меня золотым глазом и спросила:
- Как пройти в библиотеку?
Да, с памятью и впрямь проблемы.

Я смотрела, как стая гусей поднимается над лесом, унося на сильных крыльях ребёнка.
- Прощай, Иванушка! - помахала я рукой небесам.
- Николкой его кличуть, Василия сынок. - Бабуля подошла ко мне сзади. - Я его вчерась погостить к нам позвала, да сказать тебе запамятовала.
Мы простились с Добрыней, погрузились в бабулину ступу и отправились домой.
Вечер опустил на землю дымчатое покрывало, дуб шелестел листвой. Домовой Сидор с дворовым Фёдором встречали закат на завалинке.
— Получила своё письмо? — окликнул меня Сидор.
Ёшкины метёлки! Как я могла забыть!

Бережно сжимая свиток, я поднялась к себе на чердак, уселась на лежанку, привалилась спиной к тёплой печной трубе, и развернула письмо из Высшей Школы Искусства Волшебства. Да, это было моё первое практическое задание. И его надо выполнить.
Но я подумаю об этом завтра. Если наступит завтра. Завтра не умрёт никогда. Ёшкины метёлки! Что-то острое уткнулось мне в бок. Я пошарила и вытащила из-под одеяла книгу “Мировое чтиво. Сборник сказаний окаянных чужеземцев.” Опять кот Васька без спросу читал - никак в учёные метит!

Счастлив, когда несчастлив

- Я такой бедный, такой несчастный, такой маленький, такой бледно-зеленый…, - Моховичок выпятил нижнюю губешку и прикрыл себя листом папоротника. Веселая капля только-только занимавшегося летнего дождика шмыгнула в прореху между узкими листьями и шлепнулась на оттопыренную губу страдальца.
- Вот и капли на меня падают… Хоть бы одна промахнулась, а то все на губу, на нос, за шиворот… У-у-у, - Моховичок закрыл глаза и заскулил, как раненый муравей.
Мимо островка с зеленым пушистым мхом бежала мышка. Увидев Моховичка, полевка остановилась, встала на задние лапки и покачала головой:
- Все сидишь, Моховец? И не надоело тебе страдать день и ночь?
Моховичок распахнул глаза, подобрал грушу-пузико и с жаром ответил:
- Нет! И никогда не надоест! Потому что я – самый несчастный персонаж нашего несказочного леса!
- А вот и нет, – заявила мышка, - есть куда несчастнее! Сама видела!
Глаза Моховичка стали узкими и налились болотной тиной, оливкового цвета шевелюра пошла черными пятнами:
- Врешь, погрызуха! Я один такой!
- А вот и не вру, - не уступала мышка, - сходи сам посмотри!
- На кого смотреть-то?
- На комариху Марь Иванну! Совесть у нее проснулась! Третьи сутки капли крови в хоботок не берет, с голоду пухнет! Вот ведь подвиг, а ты только и знаешь что причитать, а на самом деле просто жертвой прикидываешься! Мне бурундук все-все про это рассказал.
Моховичок не верил своим ушам: кто-то посмел его подвинуть, подсидеть с какой-то там совестью. Ну, нет! Делиться? Только не про него!
Моховичок засеменил на коротеньких ножках к болоту, где обыкновенно таились комары в ожидании случайных жертв. Героиню дня искать не пришлось. В старом подсохшем отпечатке лосиного копыта бушевало собрание пискунов.
- Марь Иванна! Призываю, бросьте вы совесть эту проклятую! - пищал главный тучный комар в черную крапинку.
- Как же я ее брошу, - слабым, страдальческим голоском пищала Марь Иванна, – она часть моего организма, как второе сердце!
- Бросьте сию же минуту! – досадливо фыркал комариный вождь. – Комариная популяция в опасности! Вы ставите под угрозу весь наш род!
Вожак выдохнул и мягким тоном продолжил:
- Смотрите, сколько добровольцев готово подставить плечо или лодыжку в надежде избавить вас от мучений! Может, группа крови нужна особая? Или возраст имеет значение?
Комар указал на вереницу животных, ожидающих решения. Заяц отметил крестиком переднюю лапку и приветливо шевелил ушами. Волк модно вздыбил чуб, подвел глаза угольком, вырвал клок шерсти на хиленьком бицепсе и, призывно хлопая глазюками, соблазнял комариху. Медведь поставил малиновый отпечаток на лбу и танцевал индийский брачный танец, активно работая бедрами. Лебедь притворялся умирающим и истошно гакал: «Я умру если она меня не укусит.. Я умру… Я умираю… Я умер!». Лебедь распластался на болотной гнильце и вывалил язык на бок. Дальше стояли доноры помельче: бобер, бурундук, крыс.
Моховичок оторопел. Какой позор! Шарлатанство! Он так этого не оставит! Война! Не больше и не меньше! Сколько бы он, бледно-зеленый и несчастный, ни страдал – никто, самый захудалый жук-навозник не обратил внимания, а тут кровососка и душегубка и на тебе! Лес пал ниц! Но никогда еще Моховичок не проигрывал, поэтому конкурент пригладил непослушную шевелюру, расстегнул верхнюю пуговицу курточки, отметил куском торфа шейную артерию и встал в очередь.
Между тем время бежало своим ходом, и добровольцы с урчанием в животах стаи удалялись из вереницы. Сначала свесил уши до земли и ушел заяц. За ним, крадучись след в след, подался лис. Медведь, ворча, ломая кусты, но продолжая выписывать тазобедренную «восьмерку», двинулся к малиннику, а бобер, бурундук и крыс давно играли в карты, забыв про чужие страдания. Только лебедь валялся на тропинке, изредка сладко всхрапывая. Комариный главарь, изнуренный переговорами и голодом, объявил:
- Друзья, обеденный перерыв!
Как по команде троица картежников разбежалась в разные стороны, а комары, давно поделившие азартных игроков между собой, обреченно повесили носы и разлетелись кто куда.
Пользуясь случаем, Моховичок перебрался ближе к комарихе.
- Тяжело тебе грустинушка?
- Ох, Моховец, страсть как тяжело…
- А что тяжелее всего?
- Тяжелее всего держаться. Но я смогу…, - слабо заверила комариха. – Сам-то как?
- А я, ты не поверишь, - начал задорно Моховец, - я теперь новой стратегии придерживаюсь и абсолютно счастлив!
Моховец улыбнулся не то страшной, не то глупой, но совершенно неумелой улыбкой. Глаза комарихи разгорелись огнем:
- Ой, расскажи! Я тоже хочу! А то так и помру кислой капустой!
- Ну, если ты просишь, по секретцу, конечно, расскажу. Все очень-очень просто: счастлив, когда несчастлив!
- Звучит вдохновляюще! А как это? Подробности, Моховец, подробности!
- А! Подробности! Тут сначала, пробовать надо, а потом эффекту ждать, фиксировать счастливость.
- И что помогает?
- Еще как! Все думают, что ты несчастлив, а ты наоборот, жуть, как счастлив. Будешь пробовать?
- Буду, буду! – засуетилась комариха.
- Тогда давай, тяпни, меня вот в шею – и будешь еще несчастнее страдать дальше, мол вот не смогла, слабая совсем, а внутри будешь счастливая-счастливая!
- Ой, как мудро! А это откуда такое? Из Тибета?
- Ну, скажешь тоже! Из Тибета! Из Инета! Соцсетюшка-матушка подмогнула!
Комариха навела хоботок и попыталась впиться в горло Моховца. Но горло из толстой вековой бересты никак не поддавалось. Тем временем к болоту стали обратно стягиваться добровольцы. Челюсти отваливались одна за другой.
- Смотрите, звери добрые, что творится! Спасите, спасите, - заголосил Моховец. Стайка комаров кинулась на помощь и оттащила Марь Иванну от Моховичка. Старичок нацепил самую несчастную физиономию и, всхлипывая, икая и запинаясь, заголосил:
- Только вы ушли, как Марь Иванна… Эта страдалица-укусница… Бессовестно кинулась на меня … На меня бескровного, бездушного, мохо-древосодержащего… А ведь я и сам готов был, вы видели?
Звери интенсивно закивали.
- По-хорошему хотел, в очередь встал, а и тут все несчастья на меня попадали…, - Моховец залился горючими слезами, утираясь курточкой и кусая от тихого ликования пуговицу.
- Да ты сам,… - возразила комариха, - говорил стратегия, счастье…
- Ага, и сам шею подставил? У-у-у-у! Все ни как у зверей… А-а-а!
Моховец так жалобно выл, что пронял зверей до слез. Все кинулись его утешать, совать лесные вкусности и жалеть, жалеть, жалеть. Никогда! Никогда еще Моховец не был так искренне, полноценно несчастлив. Потому что счастье – оно внутри, а несчастье еще подстроить надо.

Выйти замуж за Кощея

У Яги выдалась первая за сто лет неделя отпуска. Она валялась на лавке, слушала, как в пыльное окно бьется сонная муха, и скучала.

В дверь постучали. Нехотя повернув голову и посмотрев на дверь пару минут, Яга шевельнула пальцем ноги, и дверь открылась.

- Валяешься тут, кощь старая! А подруженька до сих пор не замужем! - завопила с порога Тина Болотная, её давняя, закадычная подруга.
- А я-то тут при чем? - оторопела Яга.
Тина тем временем обследовала горшки на печи, морщилась и фыркала.
- Где у тебя зелье красавишное? Крем от морщин где? Экстракт пиявок куда заныкала?
- Тина, ты откуда выпала? – Яга почувствовала, что начинает злиться.
- Подружка, ну ты мозг включи, из болота я, кикимора. Ты как первый день на свет родилась.
Яга заскрипела зубами.
Тина подскочила к ней, похлопала по косматой голове.
- Не скрипи, мать, денег не будет. Дело у меня к тебе серьёзное. Помнишь Ленку Премудрую? Которая с Кощеем жила?
При имени Кощея Яга насторожилась. У неё с ним были давние счёты. Вот уже вторую тысячу лет тот умудрялся прятать от неё свою смерть.
- Ну.
- Помнишь, сбежала она с каким-то хлыщом заморским, на волке? Кипиш был, не приведи господи. Он тогда рощу берёзовую под корень сгрыз. А потом ты ему мухоморовую настойку от нервов подогнала, ну он и запил.
Яга помнила. Она к Кощею в последний время раз в месяц исправно наведывалась, и каждый раз уходила с пустыми руками. Старикашка махал кулаками, мечтал о мести и уходить на тот свет не собирался.
- А сегодня сорока мне, знаешь, чего на хвосте принесла? - Тина выдала многозначительную паузу. - Он бегать начал.
- От кого? – не поняла Яга.
- Да не от кого, дура тёмная! – плюнула кикимора. - Для здоровья бегать.
Яга открыла рот и села, переваривая услышанное. Тина, насладившись полученным эффектом, постучала Ягу по коленке.
- Ягуль, зелье где?
- Какое зелье?
- Ну ты, подруженька, совсем ку-ку! Кощея сейчас тёпленьким брать надо. На тропинке догнать, на судьбу пожаловаться, рассказать, как Леший бросил меня ради русалки, он мне поплачется, как у него Ленку увели. И всё, Кощей у меня в кармане! И я в шоколаде до конца дней своих. Тина Бессмертная! Звучит?!

«А ведь не всё еще потеряно», - подумала бабка, глядя на кикимору, - «от такой жены он, пожалуй, и сам ко мне прибежит».

***

Приземлились они на заднем дворе Кощеевой лесной усадьбы.
Яга еле отодрала кикимору от ступы - внутрь она не влезла, пришлось закрепить её снаружи верёвкой. Зелёные волосы Тины стояли дыбом, руки дрожали от перенесённого стресса. Яга достала фляжку с зельем, дала подруге выпить.
Тину передёрнуло, скособочило, и тут же появились у неё русая коса до пояса, беломраморная кожа, глаза с поволокой и прочие атрибуты заправской красавицы. Яга внимательно оглядела подругу, удовлетворённо кивнула и дала последнее напутствие:
- Ты, Тина, главное, не нервничай, а то зелье у меня нестабильное, вмиг обратно позеленеешь.

Открыл им сам Кощей. Высокий, костлявый, нос крючком, глаза печальные. Глянув мельком на Тину, спросил недружелюбно.
- Чего надо?

Яга принялась плести легенду.
- Кощеюшка, избушка у меня захромала, я ей ноги подлатала, компрессы сделала, тугие повязки наложила. Теперь ей покой нужен, без нагрузки на суставы. А мне значит, пожить надо где-то с недельку. Вот, думаю, а не заглянуть ли к тебе в гости. Соскучился поди?
Кощей нахмурился, и Яга скороговоркой закончила:
- А в качестве благодарности я твою смерть пятьдесят лет искать не буду. Пойдет?
- Сто лет, - подумав, ответил Кощей. - Три дня живешь, и сто лет я тебя не вижу. И это еще кто с тобой?
- Ученица это моя, знакомься, - Яга толкнула Тину в дверь.

***

На следующее утро Тина, нацепив на себя мизерные шортики и обтягивающий топ, вышла за ворота и очень удивилась, встретив там Кощея в спортивных штанах. Довольная Яга наблюдала из окна, как парочка лёгкой трусцой устремилась в лес.

Примерно через час Кощей вернулся. Один. Злой. Молча прошел мимо Яги и закрылся в комнате, откуда послышался грохот, звон разбитого стекла и невнятная ругань.
Яга припала ухом к дверям.
- Зараза… да чтоб я еще… да под старую…, - и еще что-то неразборчивое.

Яга подхватилась и побежала по тропинке искать кикимору.
Нашла она её быстро, в болоте неподалёку. Тина лежала, почти неразличимая среди кочек, и задумчиво почесывала похожую на лягушачью лапку ногу.

- Ягуль, бег это вообще не моё, - изрекла она, увидев приближающуюся подругу. - У меня как в боку скололо, я в отрыв и в болото. Еле отошла. Позеленела вот вся.
Яга хлопнула себя по лбу.
- А он-то решил, что старый, догнать тебя не смог! Психует теперь. Ах ты ж, прокол какой.

Посовещавшись, они решили, что раз со спортом дело не вышло, надо брать мозгами.

За ужином Тина была красивей прежнего и заливалась соловьем. Она рассказывала про кота Шредингера, философию Бора и треугольник Карпмана. Кощей дул щеки, кривился, словно от зубной боли, и, наконец, взорвался тирадой о современных тётках, которые лезут в высокие материи, вместо того, чтобы научиться солить огурцы. По груди Тины пошли зелёные пятна, и Яга срочно эвакуировала подругу из-за стола.

У себя в комнате кикимора рвала и метала.
- Да что он о себе возомнил, мужлан! - метнула она стакан в стену. - Шовинист, женоненавистник! – сорвала она с окна занавеску и порвала её в мелкие клочки.
Яга с горя отпила зелья из бутылки и теперь рассматривала себя в зеркале.

А посреди ночи у Кощея заполыхал флигель во дворе.

***

Когда Яга выползла на зарево огня, на дворе уже выстроились цепочкой болотники, которые передавали друг другу вёдра с водой из ближайшего болота. Мелкие болотные духи, анчутки, закидывали огонь землёй и песком. А командовала ими Тина.
И зарево танцевало в её золотых глазах, и пламенели рыжие волосы, рассыпанные по малахитовым, в черных разводах сажи, плечам.

- Это кто? – спросил вдруг сзади Кощей.
- Кикимора это, глава местной пожарной команды, - с гордостью ответила Яга.
- Красавица, какая красавица! - прошептал Кощей, подхватил вёдра и с молодой прытью побежал к болоту.

Тушить закончили под утро. От флигеля мало что осталось, но Кощей выглядел довольным и ни на шаг не отходил от кикиморы. Он благодарил её за оперативность и профессионализм, целовал ручки, а Тина смущенно улыбалась.
Вдруг, к кикиморе на плечо запрыгнул анчутка и что-то зашептал.
Яга утёрла скупую слезу и напрягла слух.
- Поджог… бабка… ученица… - долетели до неё обрывки слов.
Кикимора и Кощей посмотрели на Ягу.

- Ягуль, - протянула кикимора ласково, сгребла в горсть нечисть с плеча и замахнулась. Яга подпрыгнула и рванула в обход дома к ступе. С визгом мимо неё пролетел анчутка. С разбегу Яга схватила метлу, прыгнула в ступу и свечой взмыла в небо.

«А все равно вы меня еще добрым словом вспомните! Вот будете золотую свадьбу играть и вспомните, что если бы не этот пожар… А ты чему радуешься-то?» – ехидно вдруг прозудел внутренний голос, - «теперь Кощей еще тысячу лет проживёт в тепле и покое, они еще и кощеюшек нарожают. Зелёненьких…
Ну тогда-то он уж точно ко мне прибежит», - хихикнула Яга и взяла курс на свою избушку.

Пробуждение Тимошки

В лесу, после дождя пахло хвоей. Ельник был густой и молодой. Весь пронизанный солнцем. Земля, на которой он рос была неровная и бугристая, суглинистая, вспоротая шляпками рыжиков, которые любят расти именно в таких местах и на таких почвах.
Молодой ельник начал появляться лет пятнадцать назад вокруг небольшого озерца, на границе болота. Именно из-за обилия рыжиков данной перелесок и был объектом паломничеств с конца лета и всю осень жителей деревеньки Лесуха, которая была расположена в паре километров от ельника на берегу реки Лесянка.
Тимошка проснулся от того, что кто-то сел на него и начал удобно пристраиваться. Он недовольно заворчал и поерзал телом. Пронзительный женский визг, и шум ломящегося через лесок тела разбудили окончательно. Вдалеке раздавались женские голоса.
- Ты чего голосишь то, Катерина? Змея что-ли?
- Бревно зашевелилось! Я присела дух перевести, а оно ерзать начало.
- Вечно ты насочиняешь. Бревно у нее шевелится. То палку за змею принимаешь, то дядьку Степана за медведя. Пошли уже на болотину. Клюкву глянем.
Голоса начали удаляться. Тимошка с трудом разодрал глаза и его тут же ослепило ярким полуденным солнцем. Тело затекло и слушалось плохо. По ощущениям спал он долго. Сестрицы то поди давно его потеряли. Он отбился от них на окраине болота, где и сморил его болотный Дух поспать, а сейчас уже и непонятно сколько времени прошло. Вот девки какие-то чужие ходят, по голосам не из их Лесухи. Над головой раздался стрекочущий голосок:
- Хозяин! Хозяин пробудился! Урраааа! Заживем!
Тимошка поднял голову и увидел сороку. В это время она спустилась с макушки сосенки и начала бегать кругами вокруг него, радостно трясти хвостом и причитать.
- Вот и у нас, как у людей! А то в Заболотье есть, в Лесянковском лесу есть, в Березовом есть, а мы одни без Хозяина жили. Отщепенцы! Мы им покажем! Еще и водяного заведем и русалку подманим! Эххх! Вот счастье то привалило! Пойду Филину скажу.
То, что знает сорока, знает весь мир. Давняя истина.
Тимошка не сразу сообразил, что он понимает язык сороки. Подтянувшись на руках, он сел, огляделся. Место было незнакомое. Кругом простирался молодой хвойный лес, пронизанный солнцем, состоявший из елочек и сосенок. Бросив взгляд на свои руки и ноги, он оторопел. Конечностей не было, вернее они были, но это были переплетающиеся ветки, которые так красиво и органично сплелись, что походили на тело богатыря, только коричневого цвета, покрытое зеленым пушком молодой растительности. И тут уже завопил Тимошка, вскочил и начал продираться сквозь заросли. В голове билась мысль, что он чем-то заболел и надо срочно домой, уж бабка Лукерья, местная ведунья точно поможет. Он даже не заметил, что деревья сами расступаются, давая ему дорогу. Выскочив на берег небольшого озерка, он запнулся за кочку и полетел в воду.
- Ааааа! Помогите! Спасите! Я плавать не умею! - вопил Тимошка на весь лес. Он пытался бить руками и ногами по воде, но это получалось плохо. Он просто качался на поверхности воды.
- Не ори! Рыбу не пугай! Бревно не тонет! И мелко здесь., - раздался с берега чей-то глухой голос.
Тимошка попытался встать. Действительно, воды было по пояс. Он поднял голову и увидел на берегу странную компанию. Сороку, которая была ему уже знакома, филина и большую жабу. Они все в задумчивости смотрели на него. Это были коренные обитатели перелеска и фактически единственные его жители.
- Уж, я даже и не знаю, повезло нам или нет, - проквакала Жаба, - жили себе спокойно и жили. А этот Хозяин сейчас всю оставшуюся живность переполошил в озере. Сейчас последнего рака инфаркт хватит. Он у нас мужчина возрастной. Что я Водяному то скажу?
- Что ты, Фрося, опять нудишь. И так над нами все смеются, что бесхозные мы. Водяной и тот сбежал давно от тоски и пошел мир изучать. Решил море посмотреть! Помнишь, как сказал: «Увидеть море и умереть!» Скоро вон озерцо исчезнет, пока он по морям шляется. А тут какой-никакой хозяин! -, стрекотала Сорока.
- Цыц, бабы! Опять завели шарманку! Нашлись тут знатоки природы. Давно ли здесь сами живем? Жертвы мегаполиса! - проугукал Филин. – А ты Хозяин не робей! Разреши представиться? Это Фрося - он указал головой на жабу. Фрося кокетливо прищурила глаз и квакнула. – Она у нас почти, как Федор Конюхов. Жаба – путешественница. Сбежала из зоопарка и на перекладных добралась до лесу.
- Это Петровна. Вы знакомы. Она у нас из богемы. Жила на Рублевке и тырила золото у местных олигархов. Пока ее чуть не пристрелили в момент, когда она тащила бриллиантовую брошь у жены банкира. Вот и унесла ноги за тридевять земель. Только пообтесалась, а то все на завтрак круассаны и икру требовала. А сейчас вот всеядна. Хочешь жить, умей вертеться. Да, Петровна? Ну и я Филипп. Хозяйка у меня была поклонницей короля эстрады, ну тот который пел «Я летучая мышь! Всем спать!». В честь него меня и назвала. То еще имечко. Да и, Леший с ним! Ой..Прости, Хозяин. По привычке помянул. А тебя, как нарекли?
Тимошка стоял и ничего не понимал. Какой Хозяин, мегаполис, банкир, бриллианты, круассаны?
- Тимошка я, Федора из Лесухи, сын. От сестер отбился, по клюкву ходили. Как раз «месяц завершения» идет. Ягода поспела. Уснул на болотине.
- Какой ты Тимошка? Негоже Хозяину, как холопу зваться. Ты Тимофей, Хозяин Ельника. Леший Тимофей! И принимай хозяйство.
- Тимошка, я! Мне девять лет. Меня дома отец ждет! Стоги метать надо. – Тимошка развернулся и побежал сквозь перелесок.
- Тьфу, ты! Стой! Леший ты, а не мальчик. Леший!!! – несся ему в спину крик Филиппа.
Мальчик резко остановился. К нему пришло осознание того, что мир вокруг другой.
- А как я Лешим стал?
- Вот этого мы не знаем. Надо в Заболотье идти. Там старый лес и Дух леса. Он тебе и расскажет, как Лешими становятся. Как дальше жить и что с этим делать.
Лешачок присел на пригорок и задумался. Вокруг него лес начал оживать. Цветочки повернули головы в его строну и стали ярче. Рой бабочек закружился и облепил его тело разноцветной гирляндой. С фырканьем из-за елки выбрался еж.
- Говорят, у Вас Хозяин объявился? Вот пришел глянуть. Степан, я. Еж. Может и у вас останусь. Да и не один я. С семейством! - он громко фыркнул в сторону ближайшей ели и оттуда важно выплыла ежиха и три маленьких ежонка.
- Жена моя Степановна и маленькие Степанычы!
- Ну вот, началось! Из спокойного леса сейчас сделают черте что. Вот уже и ежи всякие понабежали. Мне сейчас вообще, что ли из озера нос не совать., - загундела Фрося.
- Вегетарианец я. И всякие разные жабы меня не интересуют. От вас потом аллергия. Неделю тиной несет и иголки выпадают, - важно заявил Степан.
- Ты меня вонючкой что ли обозвал? Я сейчас тебе покажу – Фрося гневно смотрела на ежа.
- Цыц Вы! - шикнул Филин, - Степан, живи, если нравится. Грибов у нас пруд пруди. Надо только бы деревенских отвадить. Ну тут проблемы не будет. Хозяин морок наведет, я поору дурным голосом. Ты пару раз деревенских баб в зад уколешь. Решат, что место не доброе и шастать перестанут. А лес как раз окрепнет, а потом и вход разрешим. А твоя задача, Фрося, озеро охранять, пока водный Дух не одумается и не вернется.
- Дух уже одумался! - из воды показалось тело парня лет двадцати пяти с накачанным торсом. Зеленые волосы были стянуты в хвост, в ухе поблескивала сережка с изумрудом. Белозубая улыбка осветила лицо при виде честной компании.
- Тьфу ты, огламурился! - Фрося гневно выпучила глаза в сторону Водяного – у всех Хозяева солидные, взрослые, серьёзные, а у нас один ребенок, а другой гуляка.
- Да не ворчи ты, Ефросинья. Лучше хозяйство сдай. Знал на кого озеро оставить. Ты у нас жаба опытная, мир повидала. Посмотри, как все ожило с появлением Хозяина. Я, как только пробуждение почувствовал, сразу домой возвернулся. Да не один. Злата, покажись. Да не стесняйся ты, не бойся. Свои все.
На мелководье вынырнула маленькая русалочка и задорно шлепнула хвостом, окатив всех фонтаном воды. Брызги воды заиграли на солнце множеством маленьких радуг. Чешуя сияла и была необычного золотого цвета. Большие зеленые глаза с интересом смотрели на компанию. Русалочке было лет восемь на вид.
- Не балуй, я тебе сказал. Знакомьтесь, это Злата. Прибилась там и сюда со мной решила. Сиротка она. Смеялись над ней русалки местные, что цвет у нее чешуи не тот. Они все смуглые, чешуя сине-зеленая, а это светленькая. Как в той стороне то очутилась никто и не помнит, и сама она не знает. На нашенских девок похожа. Ну и пусть живет. Нам сейчас тоже русалка положена.
- Сиротинушка маленькая! - запричитала Фрося по-матерински – Пойдем я тебе хозяйство покажу. Не бойся, я тебя в обиду не дам. Если что, то сразу мне говори, я на них бородавки нашлю! – и гневно сверкнула глазами на всех обитателей перелеска. Русалочка улыбнулась, взяла жабу на руки и нырнула на глубину.
- Одних пристроил к делу! Так, брысь все. Буду Хозяина из комы выводить. А то, видите, в прострацию впал, как самец богомола…а, впрочем, вы все равно не знаете кто такой богомол.
Обитатели перелеска попрятались. Тимошка же не замечал то, что происходило на поляне. Он тосковал. От его тоски пригорок покрылся увядшей травой, а деревья опустили ветки. Лес скорбел вместе с лешачком.
- Ты это, парень, брось! – водяной присел рядом с Тимошкой. - Смотри, лес губишь. И давай знакомиться, я Ждан, водяной местный. Мы сейчас с тобой знаешь, как развернемся. Такой Дом тут выстроим. На зависть всем.
- Да какой я Хозяин. Мальчик я, Тимошка. Спать лег у болота. Может я все еще сплю? Ущипни меня! Точно сон это. Вот прибегу в деревню, как на вечерке соберемся у большого дуба, так я всех удивлю. Никто еще такую сказку не рассказывал.
- Не сон это! Теперь это твой Дом. И не девять тебе лет, а пяток сотен. Ты тогда у болота на совсем уснул. Газами болотными отравился. А место приняло тебя. Ты же при жизни добрым был, да? Букашек любил, травинки гладил? Леса не боялся. Вот тебя и выбрали Хозяином. А то, что молод, то не страшно. И лес у нас под стать тебе. Юный. Ты вместе с ним расти и будешь. Посмотри, место то какое хорошее. И запомни, тебе грустить нельзя, погибнет все.
Тимошка сидел и хлюпал носом. Вокруг него начали сгущаться сумерки.
- А как же папка, мамка, сеструхи! Умерли?
-Все мы Тимоша, умерли. И я умер. Но нас выбрали хозяевами и хранителями, так что утри слезы и пользуйся возможностями бессмертия. Ты в своем доме главный Хозяин. Все подчиняется твоей воле. По сути и тела мы не имеем. Это морок. Смотри! - Ждан вдруг исчез, а Тимошку окатило волной брызг.
- Здесь я! Видишь меня? Знаю, что нет, но я рядом. Везде и нигде! – Ждан вновь появился рядом в виде молодого парня. – И ты научишься! Дело то не хитрое. Вот каким захочешь, таким и будет твой мир. Понимаешь, пока мы нужны, мы бессмертны. Душа, приносящая пользу умереть не может. Ты не смог прожить жизнь мальчика, но можешь стать Хозяином. И сейчас ты не Тимошка, а Хозяин Елового леса. Пусть леса еще нет, но он будет, если ты этого захочешь. Пойми, что сейчас только от тебя зависит судьба Фроси, Петровны, Филиппа, Степаныча с семьей. И даже судьба моего озера, а значит и моя в твоих руках. Не будет леса, озеро зачахнет. Это сейчас твой Дом. Ну, что брат, перестаем хандрить?

В этот момент Тимошка оглянулся в сторону деревьев за которыми спрялась его новая семья и наконец то улыбнулся, а на небе появилась радуга.

Феофан

Глава 1
Ему совершенно очевидно было скучно.
Хозяйка давно уже не держала скот. Ухаживать, смотреть не поранились ли, не подбирается ли из угла лихо. Ничего этого уже было не надо.
Сено косилось только лишь для удобства хождения. И присмотра тоже особого не требовало. Но он по давней привычке все равно поглядывал на небо. И если замечалась чернота, бежал в избу, чтобы незаметно пихнуть хозяйку в бок.
-Ох-хо-хо! Какая туча-то накликалась. Пойду-ка сено соберу. Не замочило б.
Да, ему определенно было очень, очень скучно.

Когда в доме появился ребёнок, он пошёл в свой родной угол и заплакал. От счастья. Ведь теперь ему совершенно точно будет чем заняться. Дети они такие. За ними глаз да глаз. Лес то совсем близко к дому подходит. Он хорошо помнил, какого труда ему стоило вывести хозяйку, когда она по босоногой глупости заплутала в чаше. Как потом он ходил с пирогами к местному лешему. Прими в дар, за то, что отпустил.
Да и речка недалёко. Но это уже позже, позже, сперва дорастить малька надо. До речки-то.

Малёк оказался девочкой.
Первый раз заглянув в её кроватку он понял, что никогда и никому не позволит её обидеть. Будет ходить по пятам, присматривая, оберегая.
Ребёнок посмотрел на него и улыбнулся.
Он даже оглянулся через плечо, не подошёл ли кто? Но никого не было.

Глава 2
Так он и думал. Хлопот с Мальком было много. Даже с избытком.
Девчонка росла юркой, любопытной, вечно сующей свой нос куда не попадя. Только и успевай поворачивай.

Её велосипед он ненавидел лютой ненавистью. И даже специально проколол камеру, чтоб не ездила. Но Малёк так рыдала, что ему самого затошнило от раскаянья. Но смотреть на неё, катающуюся то без рук, то стоя на раме- была мУка мУчная. Охо-хонюшки!

А деревья? Ну разве дело девчонке лазить по деревьям? Да ещё ходить по веткам над пропастью. Тьфу! Пропасть! Вот же раньше у девиц развлечения были. Любо дорого. На пяльцах повышивать или там пряжу прясти. Удовольствие, одно удовольствие, а не присмотр. А нонче и не поймёшь, то ли пацан то ли девка.

Зато теперь он так уставал, что не нужно было вытягивать сон силком из подстилки. Сладко тянули уставшие от долгого беганья ноги, и улыбка сама собой возникала на лице.

Но однажды летним днём, который он запомнит навсегда, случилось непоправимое. А начиналось все очень невинно, и от этого у него всегда холодело внутри. Не углядел... Не смог распознать...Охо-хонюшки...

Глава 3
Сильно пАрило. Надвигалась гроза, это он знал точно. Не знал только когда. Поэтому бегал туда-сюда. Из дома в огород и обратно. Смотрел за сеном. А вот Малёк осталась без присмотра.
Как он потом перебирал все в уме. Как казнил себя... а толку-то? Вот если бы не гроза... Вот если бы он послал к лешему это сено... Вот если бы не соседская девчонка.
Но все случилось, как случилось.
И гроза собиралась. И сено присматривалось и девчонка соседская зашла за Мальком.

И пруд был тоже недалёко. Он думал, что недалёко. Оказалось - вечность. Соседский домовой подсказал, пошли, мол, с час как уже.
Недоглядел, старая развалина. Бежать изо всех ног, не опоздать бы.

Они плыли уже на середине пруда. Он бежал и отчетливо видел, уходят под воду, но ещё барахтаются и плывут.
Зелёный хвост мелькнул и пропал.
Ундина! Вот кто ему нужен.

Запыхавшись, перемежая всхлипами, он все же сказал
-Вода, вода, иди сюда!
Она недовольно вынырнула. На ЗОВ она обязана была появляться. Но как же ей не хотелось. Две девчонки ей бы ух как подошли. В услужение.

-Помоги...Моя воспитанница тонет.
-Ну не знаааю, не знаааю... Плата?
Он почувствовал, что руки холодеют. Плата- это серьезнее некуда. С Платой шутки плохи.
Не в силах сказать, он кивнул. Соглашаясь.
Ундина звонко рассмеялась и красиво изогнувшись ушла под воду.

Девочки плыли изо всех сил. Но сил становилось меньше и меньше. А отчаянья все больше и больше. Они уже плакали, потому что понимали - похоже им не доплыть. Макушки все чаще оказывались под водой. И в очередной раз скрывшись, не появились...

А появились обе девочки, жалкие, мокрые, кашляющие и выплевывающие воду. Воды им было примерно по пояс. Хотя вчера здесь было глубже не придумать. Чудеса. Отплевавшись они стали смеяться. Повезло!

Он сидел около пруда, на бугре. Смотрел на Малька и в голове было пусто.
Всплеск...ундина появилась над водой. Всем своим видом она излучала довольство.
-Моя часть выполнена....а Плату с тебя я возьму позже. Смотри, не забудь...

Он брёл за ними домой и уговаривал себя, что все хорошо, что главное - Малёк с ним. Но вспоминалось довольная Ундина и на душе противно скребло.

Глава 4
Жизнь потихонечку устаканилась, утряслась. Происшествие почти забылось. Вернее он затолкал его в самый тёмный чулан души. Хотя иногда, особенно перед сном, из этого чуланчика выползало, данное Ундине обещание. Выползало мерзким чудовищем и царапало, и тянуло из него силы. Тогда он ворочался с боку на бок, и сон не шёл.

Малёк подрастала, вытягивалась. Из девочки уже проглядывала девушка. Ещё по подростковому неуклюжая, но он то видел- красавица растёт. С одной стороны он был этому рад, а с другой- не очень. Опять начнутся страдания душевные. Слезы ночью в подушку. Или вообще че похуже. О-хо-хо!

Утешало и радовало его только одно. Любовь Малька к лесу. Вот там он был за неё спокоен. С лешим то он тогда, после пирогов, задружился знатно. Не разлей вода теперь. И за советом и просто так- в гости посидеть. А за Мальком всегда, если что присмотрят, направят выведут. Но пока и не надо было. Она сама, каким-то пятым чувством находила нужное направление, даже если заходила далеко. А уж грибов то насобирает- еле тащит. Любил, любил её лес. А она любила его. Светлый березняк, стройный орешник, темный ельник.

Малёк по грибы, а он, если не было срочных дел, к лешему на разговоры, да на моховый чаек. Ох и хорош чаек был у лешего.
Сядут, бывалучи, около избы, чайку нальют и разговоры задушевные ведут. Леший все про птиц да зверей, кто когда прилетел, не опоздали ли, всем ли хватило места. А он про хозяйство да про хозяйку свою, а потом уж и про Малька. Самое интересное то в конце сказывается.

-Ты эта, Плату то тебе назначили?
А теперь вот какие разговоры всплывают. Все чаще и чаще. О-хо-хо!
Что он мог ответить? Нет, молчит Ундина. Как в рот воды набрала. А если спрашивать- смеётся заливисто и уплывает.
Всему своё время- так уж он теперь то решил. А ждать, самое тяжкое.

Глава 5
Он сидел на самом крутояре, у реки и смотрел вниз, на плещущихся девчат. Они плавали, ныряли, гонялись друг за другом и брызгались, хохотали.
Вот и дорастил он Малька до речки. И даже больше. Вот и вылетит скоро птенец из гнезда, из под уютного крылышка. Это пугало. От этого тоскливо щемило на сердце. Она же не справится, без него. Пропадёт. Нет. Пропадёт - это конечно вряд ли. Вон какая умница выросла. Любо-дорого. А вот он без неё пропадёт. Это точно.
Он уже тосковал, заранее. Чтобы привыкнуть.

В камышах раздался мелодичный смех и его сердце рухнуло куда-то вниз. Он стал пробираться к камышам.
-Плата. Назначена плата. Ты должен покинуть свой дом.
-Но я же... Как же так? Хозяйка совсем старая, она пропадёт? Да и Малёк... Они, как же без меня?
-Нас это не касается...
-Я не уйду!
Ундина рассмеялась и нырнув скрылась из виду.

Он стоял и смотрел на то место, где она только что была, не в силах отвести взгляд, как в гипнозе. До сознания постепенно, медленно, доходило, что вокруг что-то происходит. Какая то возня, крики. Он посмотрел в ту сторону. Девочки ныряли и выныривали. Но как-то не так, не так, как было только что. Малька не было.

Он заметался по берегу, что он мог сделать? Опять звать Ундину? Не придёт- не поможет. Время уходило, как вода сквозь песок.
Опять раздался смех и он метнулся на этот звук с такой резвостью, которой сам от себя не ожидал.
-Предупреждение. Плата- уход. Иначе мы возьмём другую плату!

Малёк вынырнула, кашляя и отплёвываясь, побрела к берегу, рухнула без сил. Он слышал, как она сказала трясущимся вокруг неё девчонкам про какой-то водоворот, который тянул и тянул её вниз, а потом пропал и она выплыла. Смогла выплыть. Конечно водоворот, конечно. Он кивал и кивал. Водоворот был бы лучше. Добрее.

В ту ночь он никак не мог заснуть. Мысленно собирал вещи, доделывал дела. Да разве можно их доделать навсегда-то? Прощался с хозяйкой. С Мальком... И начинал заново и заново по кругу. Он думал, что завтра с утра, напоследок, надо починить крышу, прямо над ним, а то дождь попадает на подстилку. И поэтому так мокро и неудобно спать. Но он ошибался, на улице не было никакого дождя.

Глава 6
-Послежу за ними маленько-то. Но сам понимаешь, своё хозяйство есть, свои заботы. Ты куда подашься-то?
-Пока к Лешему, а там поглядим...
Соседский домовой только рукой махнул, что уж теперь говорить-то, и пошёл к себе. А он, взвалив перевязанный тюк, двинулся прочь от деревни в сторону леса. О-хо-хонюшки-хо-хо.

Малёк влюбилась. Такую весть донесли ему самой первой. От неожиданности он выронил и разбил чашку. Очень хотелось бы чтобы к счастью.
Первый порыв был - бежать и смотреть. Кто он. Приличный ли жених. Не удумал ли худого против Малька. Остановил Леший- нельзя тебе. И как отрезало. Нельзя, иначе не случилось бы чего и похуже. Лучше б вообще не знать вестей оттуда. И вестей больше не посылали.
А он начал хворать. Измучился совсем с ним Леший. И травками поил, и кореньями обкладывал. Все свои знания на него извёл. Не помогало ничего.

Это случилось под зиму. Осень уже передавала ей свои права. Стыла первыми комьями земля. Схватывались тонким белым льдом ручьи.
Лешему ещё немного и надо было спать-засыпать. И что он раньше не лёг? Не пришлось бы рассказывать дурных вестей.

Хозяйки больше не было в этом мире. Она слегла почти сразу же, вслед за его уходом. Сначала болела. Сильно и долго. А потом....Хоронили её в стылую, неприветливую землю. Малёк надрывала душу молча, без плача. Так ему передали.
А потом и вовсе собрала вещи, закрыла дом и уехала в город. И больше ни разу не приезжала.

Глава 7
Уже сошёл снег и солнце начинало греть землю. Греть всерьёз. До первой головокружительной травы, до желтых цветов мать-и-мачехи.
Перед старым, покосившимся домом стояла Малёк. Она смотрела на него и в носу непривычно щипало.
-Мам, почему ты плачешь?
Смешной, конопатый мальчуган дёрнул её за пальто.
-От солнца, дорогой.
Она взяла его за руку и двинулась по тропинке к дому.

Леший, как проснулся, сразу побежал смотреть на друга. Тот лежал, бледный, осунувшийся. Ни просыпающаяся жизнь леса, ни солнце- его не интересовало. О-хо-хо. Вот же пень-заболотский.

В то утро, Леший нес ему чай, как обычно открыл дверь, поставил на стол. Сразу и не понял, что-то изменилось.
Постель была пуста. Он кинулся на заднее крыльцо. На крыльце сидел Феофан, щурился на солнце и улыбался.
-Хорошо то как, весною...
Лешего не удержали ноги и он осел рядом.

Новый дом был почти готов. Он стоял позади старого, возвышаясь над ним, споря красотой, осанистостью. И конечно побеждая.
Она все время смотрела за стройкой, руководила, направляла, советовала. А неугомонный Ванька крутится рядом. Интересовался и любопытничал.
Дом был почти готов и все же, она каждый раз подходя, ловила себя на мысли, что в нем чего-то не достаёт, чего то очень существенного. Самого-самого главного.

-Мамааа, а что в сундуке, в старом доме? Сокровища, да?
Она рассмеялась. Взъерошила его светлые волосы.
-Ну пойдём, посмотрим. Неугомон.
Она открыла сундук и из него посмотрело детство. Тетрадки первого класса, грамоты, поделки. Она перебирала, вспоминая. Не может быть. Как она могла забыть? На столько лет. Оставить и уехать.
Рука наткнулась на что-то мягкое.
Тряпка? Плед? Она потянула за неё и на свет появилась подстилка, сшитая из разноцветных лоскутков. Маленькое одеяло. Малёк разгладила его на коленях, пробежалась пальцами по стёжкам и посмотрела в угол. Потом решительно встала и пошла к новому дому.
И там открыв чулан постелила плед в угол, похлопала по нему ладонью.
-Вернись.. Вернись, я тебя очень жду!

Сидевший на крыльце Феофан улыбнулся, и, потянувшись до хруста в старых костях, встал - пошёл собирать свои вещи.

Домовой

Председатель комитета домовых (в просторечии — домкома) Кондрат Ионыч выбрался, не торопясь, из-за стола, обвёл глазами не в меру расшумевшихся участников застолья и прогудел:
— Итак...
Пьяненькая молодёжь не сразу, но угомонилась. Последних зазевавшихся горлопанов дружки быстро утихомирили тычками под рёбра. Никому не хотелось, чтобы памятливый Ионыч взял его на заметку.
— Итак, — повторил уже в полной тишине довольный председатель, — сегодня мы провожаем на пенсию нашего дорогого Фрола Титыча. Давайте поприветствуем его!
Раздались громкие хлопки, перекрываемые одобрительным гиканьем и стуком кулаков по столешнице. За другим концом стола приподнялся кряжистый рыжебородый детина, неловко раскланялся и поправил повязку на правом глазу.
— За все эти годы он проявил себя сознательным домовым, — продолжал председатель, — содержал свой подъезд в полном порядке, взысканий не имел, неоднократно награждался почётным тефлоновым веником, взносы в гильдию платил исправно — одним словом, был настоящим примером нашим обалдуям.
Обалдуи дружно гыкнули и начали пихать друг друга локтями, за что тут же схлопотали несколько подзатыльников с разных сторон. Кондрат Ионыч выждал, пока вокруг снова станет тихо, и запустил руку за пазуху.
— Прими же, товарищ, от всего нашего коллектива заслуженную награду за свой героический труд — пенсионный оберег. — Председатель ещё некоторое время исследовал недра рубахи, наконец крякнул и с победным сопением извлёк откуда-то из-под мышек большую серебристую бляшку на шнурке. Подойдя к Фролу Титычу, он торжественно повесил оберег ему на шею и звучно расцеловал в обе щёки.
— Желаю тебе вкусить наслаждений сторицей за все годы, что ты горбатился на своих жильцов. Ешь-пей от пуза, отдыхай сколько влезет, за молодухами бегай — одним словом, радуйся жизни! Теперь не ты будешь обихаживать людей, а они тебя — пылинки сдувать будут, все желания выполнять! Только не забывай изредка хозяев менять. А то смотри, слишком часто помирать придётся, чтобы подозрений не возникало!
Стены кладовки снова задрожали от ликующих воплей. Побагровевший от смущения Фрол Титыч выдавил из себя "Ну... Я... Да, конешно..." и потёр оберег заскорузлым пальцем.
От приоткрытой дверцы во все стороны порскнули подслушивавшие крысы.

Хозяйка взяла мусорный пакет и загремела ключами. Металлический стук разносился по всей квартире — после того, как дочка на прошлой неделе переехала к жениху, в доме поселилась тишина.
Повернув ручку, хозяйка толкнула дверь от себя — и от неожиданности отступила назад. Здоровенный кот легко проскользнул в двери и застыл, принюхиваясь, посреди коридора. Женщина следила за ним не дыша. Кот завершил изучение квартирных запахов, удовлетворённо фукнул носом, поднял глаза на хозяйку и мяукнул. Чуть поколебавшись, она положила пакет у порога, вернулась в кухню, отрезала ломтик молочной колбасы и положила его перед котом на обрывке газеты.
Кот ел неторопливо, смакуя каждый кусок; женщина стояла рядом и глядела на него с лёгкой улыбкой. Зверь был очень красив — под рыжей шкурой перекатывались литые мускулы, на груди серебрилось круглое пятно. Даже кривой правый глаз не портил общего впечатления.

Космический

Полеви́к, полево́й (белор. паляві́к, укр. польови́к) — дух-хозяин поля в мифологии восточных славян. Представления о полевике встречались редко, и, соответственно, дошедший до нас образ довольно смутен.

Википедия

Ваня-Полевик только устроился немного отдохнуть в уютном распадочке, как с неба что-то грохнуло, засверкало и устремилось к земле.
-Жито пожгёт! – подхватился Полевик.
Перебежав две полоски, увидел он дымящуюся луковицу размером с ба-ню. Стояла она на трех подпорках и негромко потрескивала. Сбоку откры-лось окошко и вышел оттуда странный домовой. Глаза как блюдца, шея тонкая, ростом мал, на голове странные волосы, синие, пучками…
-Кто таков?- строжится Ваня. Домовой наклонил голову, покрутил глазами и что-то просвистел-прочирикал.
-По нашему не знаешь,- понял Полевик, - лес да поле, речка текучая, помогите мне, обучите гостя речи нашей.
Словно тень над луковицей пронеслась, трава пригнулась, ветер зашумел!
-Ни хрена себе!- ахнул гость и замолк. После паузы повторил, - ни хрена… как ты сделал это? Без транслятора, без мыслеуловителя?
-Сделал, как деды учили. Ты чьих будешь? Почему дом свой посреди поля ставишь, меня не спросив?
-Не дом это, а корабль мой!
-Корабль? Не заливай! Где ветрила, где кормило? Чего он на земле стоит? Как поплывет он, если ни носа, ни кормы не видно? – забросал вопросами гостя Полевик.
-Корабль мой не плавает, а летает!
-Ты с шутками аккуратней, а то не посмотрю, что чужанин. Как же он лета-ет, коли крыльев нет?
-Он не по воздуху летает, а между звездами! Ему ни крылья, ни ветрила не нужны.
-Между звездами? – Полевик начинал сердиться, - между этими огонька-ми в небе? Там же нет ничего, зачем там летать?
- Работа у меня такая, за порядком слежу в этом секторе. Позвольте отре-комендоваться, инспектор Звездной охраны Храиллен Шестнадцатый!
- Так ты наш?
-Какой-такой ваш? Вы что, тоже полицейские, за порядком следите?-поразился гость.
-Полицейские? Кто такие? Мы тут за порядком следим испокон, никаких полицейских видом не видели! Как учили, так и следим. Вот смотри, я По-левик, тут в поле за порядком слежу, чтобы жито не потоптали звери, что-бы пала не было, чтобы урожай добрым был. В лесу Леший живет, там он свои порядки соблюдает. В пруду вон, Водяник пескарей гоняет. А воооон, видишь, избы стоят? В них Домовые живут, за людьми присматривают, да порядок поддерживают. Послушай, Храиллен Шестнадцатый, это получается, пятнадцать Храилленов до тебя сектор блюли, а ты по их стопам пошел?
-Нет, Шестнадцатый – это фамилия. Три моих мамы были поварами, ДомА варили, а еще две погоду считали. А я вот в инспекторы пошел… мотаюсь по космосу, дома три тысячи лет не был.
-По космосу? Ты, стало быть, Космический? Я Полевой, ты Космический… Понятно. А можешь что? Удалью померяемся? – подбоченился Ваня.
-А как ею меряться, удалью? – заинтересовался Храиллен.
-А померяемся, кто быстрее, кто ловчее, кто сильнее. Вон, видишь, тро-пинка? Побежим по ней до опушки, кто быстрее. Побежали? Раз, два, три!
Храиллен поджал под себя ноги и полетел над тропинкой.
-Воздушная подушка, - горделиво сказал он.
-Что ж она у тебя такая пыльная? – чихая спросил Ваня, - побежали!
Подлетев к опушке, Храиллен увидел сидящего в тенечке Полевика.
-Давай обратно! – крикнул Храиллен и резко развернулся. Подлетая к сво-ему кораблю, он опять увидел Полевика.
-Как ты это делаешь?
-Как, как… с детства обучен. Давай теперь силой меряться. Вон камень сто-ит, сможешь поднять?
Храиллен подошел к камню, обошел его, потом что-то достал из-за пазухи и вытянул руку к камню. Громыхнуло и камень рассыпался на куски.
-Что ж ты творишь, окаянный! Нужную вещь испортил! – запричитал Ваня. Подбежал к камню и забормотал что-то быстро. Куски камня нехотя заше-велились, задвигались и стали собираться обратно в замшелый валун.
-Иди сюда,-позвал Полевик гостя, - смотри, тут ведь написано, куда идти за конем, куда за невестой…
-А чего этот камень тут стоит? – спросил Храиллен.
-А как в былинах писано, в сказах сказано, посреди чистого поля стоит ка-мень-алатырь, а нем написано «налево пойдешь, женат будешь, направо пойдешь, убит будешь, а прямо пойдешь – коня потеряешь!»
- И что, всегда все сбывается?
-Да пока не возвращались, не жаловались. Я иногда, для озорства, надписи меняю. Все думаю, сходить бы, поглядеть…
-Ну, извини, я ведь речи вашей обучился, а читать-то не умею,- смутился Храиллен.
-Ладно, Космический, давай поговорим. За какой надобностью к нам по-жаловал? Дело пытаешь, али от дела лытаешь? – эту фразу он подслушал у Бабы Яги, когда она очередного Иванушку-дурачка объегоривала на его поле.
-По делу я к вам. В вашем секторе скрывается особо опасный преступник, похитивший трех невест у Диктатора Альдебарана. Я их ищу уже почти два века. След привел меня сюда.
-Айдабарана? Важный, видать, человек, коли ему одной невесты не хвата-ет… А каков он из себя будет, преступник-то?
-Антропоид, высок ростом, тип телосложения астенический, страдает ало-пецией, обладает невероятной регенеративной способностью….
-Звать его как? – перебил гостя Ваня.
-Имен у него более десятка. Вашим голосовым аппаратом можно произнести только некоторые: Хтон, Ка-а-и-шеи, Ане-убис….
-Не, таких не встречал. Ты вот что, ты к Лешему сходи, он мужик мудрый, глядишь, чего и подскажет.
-А ты меня не проводишь?
-Не, не могу. Мне тут надо быть беспрестанно, как поле это мое, так и я ему принадлежу. Не уйти мне.
-Жаль, - огорчился Храиллен, - а ну как опять придется мне взапуски с ним бегать, да камни поднимать.
-С Лешим взапуски? Ой, не смеши меня! Леший, коли надо, и меня обго-нит! Взапуски не побежите, а вот в карты с ним играть остерегись. Он в этом ремесле первый. Его в Цирковые звали намедни, да он от глухомани своей не оторвется, как и я от поля. Скажи ему, мол, Космический я, Ваня Полевик меня к тебе отправил, просил помочь. Он мужик вредный, но любопытный. Коли его байкой своей про невест Айдабарановых увлечешь, так враз поможет, подскажет.
- А если не сможет он помочь? Сам говоришь, в лесу живет, не выходит.
-Ну, тогда, к Водянику иди. Тот со своими, Водяными, по всей земле общается, только Болотников не любит. Вода, она везде есть, ее все пьют, она все слышит.
-Так я сразу к нему и пойду, - загорелся Храиллен.
-Не спеши. С ним ты точно не договоришься, если Леший не поможет. Во-дяник чужих на дух не переносит, его и Леший не сразу уговорит. Так что, сначала к Лешему.
-Квест какой-то! – возмущенно проскрипел Космический.
-Ты это, не ругайся. За такие слова я тебя к полевке в поденщики определю на недельку в следующий раз. А при Лешем вообще слова чужие не говори, заколдует насовсем! Значит, смотри, пойдешь до опушки, куда бегали, там тропка начинается лесная. По ней версты две до глухомани идти. В глухомань зайдешь, стань на пенек, там один, не ошибешься и говори: «Дедушка Леший, помоги дорогу найти, дам зелена вина на откуп». А как выйдет он, повинись, что вина не взял, да скажи, что от меня пришел. Будь уважителен, слов дурных не говори. Попроси на ум наставить, подсказать. Ступай уже.
Подходя к опушке, Храиллен увидел знакомую фигуру. «Со мной пойдет!», обрадовался инспектор. Однако, Ваня только спросил:
- А корабль свой ты мне оставишь?
-Ох, забыл совсем! – Храиллен взмахнул рукой и корабль, взлетев, полетел за инспектором.
«Однако, как избушка у Бабы Яги», завистливо подумал Ваня.
Глядя вслед гостю, Полевик загрустил. Жил он в поле отродясь, про леса, горы и моря знал из рассказов да былин. Про космос ему отец рассказал только то, что там пусто и холодно и делать нечего. А оказалось, что и дела там есть и живут вон какие… глазастенькие. Да еще и Айдабараны с невестами… «А тут сидишь в поле, один, как перст. Всех радостей, путника погонять, да волков зимой с Дедом-Морозом студить. Эх, жизнь мимо проходит». Пригорюнился было Ваня, да тут повеяло с поля сыростью да холодом, тучка маленькая над полем пробежала. «Водяной в гости пожаловал!», обрадовался Ваня.
-Здрав будь, Ваня! Что за гость дивный к тебе пожаловал? Все русалки уже волосы в синий цвет красят! Сказывай по порядку.
-Да наш собрат, Космический. В каком-то секторе за порядком присматри-вает, какого-то злодея ловит, невест Айдабарановых ищет.
- О, какой гость важный! И где он?
-Я его к Лешему наладил, заскучал старик в чащобе, пусть развлекается. А потом к тебе придет, от Лешего с рекомендацией. Ты построже с ним, я ему страстей про Лешего наговорил, а тот про тебя распишет. Ну что, по-шли к Домовому, в кости поиграем. Леший его не раньше завтрего отпус-тит.
И они усевшись на тучку отправились к деревне.

В другой раз Космического Ваня увидел через неделю. То шел усталой по-ходкой, опираясь на блестящую палку. Следом за ним плыл его корабль. И Храиллен и корабль выглядели какими-то неновыми, потрепанными.
-Ой, гость звездный пожаловал, – Ваня подошел к гостю, - как погостевал на Земле-матушке?
Храиллен грустно посмотрел на Полевика и понурил голову.
-Ты все заранее знал? Зачем ты меня к Лешему отправил?
-А что случилось? Обидел он тебя?
-Нет, дедушка суровый, конечно, но вел себя очень дипломатично. Отпра-вил он меня к Водяному. С Водяным мы по рекам поплавали, на туче полетали, с русалками познакомились. Все он пытался мне русалку сосватать! Еле отбрехался!
-Гордись! Ты первый отбрехался без ссоры! Как, кстати?
- Да просто. Сказал ему, что живу в корабле всегда, а там аквариум такого размера поставить негде.
-Злодея-то нашел? Этого, как его….
-Не хитри, Полевик! Сразу ведь понял, что я про Кащея говорю!
-Мало ли, что понял. Вдруг ошибся… Да и не знал я, где он живет. А Водя-ной знал.
-Еще бы не знать! На реке Смородине, на Лысом пригорке замок поставил. Только Водяной, пожалуй, и знал. На реку Смородину и звери ходить боятся.
-А ты, значит, не побоялся? Герой! Победил его? Или миром договори-лись?
-Повоевали немного. Тут моя ошибка. Забыл про его ураганную регенера-цию! Аннигилятор применять нельзя, пришлось в стазис его загнать. Так и погрузил в корабль. Вон, смотри.
В корабле протаяло небольшое окошко, в нем проявилась фигура тощего мужика в латах, окутанного голубоватым сиянием.
-Добро, коли так, - сказал Полевик, - хватит ему безобразничать. Сколько добрых молодцев погубил, сколько невест уворовал… Погоди! Ты ведь не только за ним приехал. Невест этого, как его, Айдабарана, нашел?
-То-то и оно, что нашел. Не знаю теперь, что и делать. Кащей-то на теме невест с ума сошел! Он ведь этих невест украл с самыми серьезными на-мерениями. Жениться хотел. А невесты оказались… как бы сказать, не со-всем совместимыми с антропоидами. Вот и оказался Кащей в дурацком положении. Невест отпустить – честь разбойничью потерять, жениться не получается. Прилетел к вам, поставил за ночь замок, невест в башню, а сам по городам да весям, невесту искать. А тут еще беда: невесты эти из замка сбежали! и тоже неслабо покуролесили… Замуж-то охота, а женихов поблизости не видно, а гормоны играют. Короче, еле отловил. Думал уж, усыплять придется, но ничего, клетку покрепче нашел и запер. Повезу те-перь к Диктатору Альдебарана, пусть решает, что делать с ними.
Храиллен присел рядом с Полевиком на землю и вытянул ноги.
-Устал. В корабле невесты плачут на три голоса, голова гудит от их рева, пешком ходить и не умел никогда, подушку воздушную Леший выпросил, на зиму, чтобы пролежней не было. Слушай, Полевик, Кащей все твердил про яйцо какое-то, все просил с собой взять, не забыть. Не знаешь?
-Чего ж не знаю, знаю. Вон дуб, посреди поля, на ветке сундук висит. Там и есть. Только ты сундук целиком бери, не открывай, а то так побегать придется, корабль не угонится.
Посидели, помолчали.
-Пора мне, Полевик, не поминай лихом, - поднялся Космический.
-Слушай, покажи мне невест этих. Когда еще поглядеть придется, увезешь ведь диковину, - попросил Ваня. Выглядел он очень смущенным.
-Да смотри, конечно.
Еще одно окошко появилось в стенке корабля и Полевик ахнул!
- Горыныч!!! Так ты что ж, баба что ли?
-Сам ты баба! – рявкнул Змей, - нас трое, мы три разных личности трех разных полов, живем в одном теле их экономии. У вас всего два пола! Вам, антропоидам, никогда не понять брачных отношений у высших реп-тилоидов!!!
Видно было, что Горыныч изрядно взвинчен. Он нервно бил хвостом по прутьям клетки, пускал струйки дыма из ноздрей.
Тем временем, Храиллен вернулся к кораблю с сундуком, снятым с дуба.
-Ну что, Ваня Полевик, пора мне. Не поминай лихом.
-Скатертью дороги тебе, Храиллен Космический, заворачивай к нам ино-гда.
Корабль уже растаял в небе, а Ваня все смотрел вверх…
Потом опустил голову и побрел по тропинке, изредка вздыхая и бормоча себе под нос:
-Горыныч-то, а? Вишь, как бывает…

Голосовалка исправлена, так что не стесняйтесь тратить свои кровные три голоса на понравившиеся креативы.
Ну и не забывайте изливать желчь, брызгать слюнями, совокуплять мамок выражать благодарность в виде рецензий, комментариев, критики - смелым авторам.

Это сообщение отредактировал ZM87 - 14.06.2017 - 18:17

есть очень забавные рассказки (по-моему, подходящий термин). понравилась "сказка поутру". а "1917" какой-то совсем грустный...

Ну да (зевая) убаюкали сказки..
На удивление плавные рассказы, как воду ключевую пьешь..приятно, а послевкусия, как после вина - нет
Встрепенулась на "1917", складно прописан мир сказочных героев, существующих рядом с людьми и сюжет понравился. Рухнул мир привычный. Грустно.
Неожиданно зацепил рассказ "Как Анютка ветер поймала"..вот жеж сущность женская)) Знала, чем подманить. Лёгкая сказочка, прозрачная, как ветер
И "Сказочный комбинатор". Улыбнулась. Богатырь красава..позитивно написано, слог хороший

(ушла за печку, досматривать сон)

Это сообщение отредактировал vinsentvega - 14.06.2017 - 21:26

А мне понравилось "Пробуждение Тимошки"
Герои не из числа драконов, фей и прочих, 1000 раз использованных в литературе. Не было чувства предугадывания будущих слов героев.
Чисто русская сказка. ИМХО.

Мара

Ладные буквы. Читалось легко и приятно. Но ничего не осталось. Не соблюдены пропорции буквенного зелья. Вступление большое. Образ нарика никакой. Будто в лесу глянул мимоходом на один из тысяч поростков.

Это сообщение отредактировал смолкар - 14.06.2017 - 21:17

Ой, как же тяжело выбирать было... Понравилось более десяти рассказов, а выбрать нужно только три. Утренняя сказка, Агусина любовь, и Феофан мои фавориты.
Спасибо огромное всем авторам за их сказочную фантазию! Вы все такие молодцы
И организаторам гран мерси