210
Ещё одна большая история из четырёх (самостоятельных) частей.
Для тех, кто читал про Колю и Аню, будет особенно интересно.
И да, основано на реальных событиях.
Вступление:Если бы не коварные русские, нагло отжавшие Крым, мир никогда бы не увидел этого рассказа. И так было бы намного лучше, но случилось то, что случилось.
Я оказался в другой стране, не сдвинувшись с места. И хоть звучит это весьма интригующе, ничего весёлого в этом нет. По крайней мере, для ребят вроде меня, у которых нет местной прописки. Мы превратились в самых настоящих гастарбайтеров, у которых нет даже разрешения на трудовую деятельность. Не говоря уже о виде на жительство или хотя бы миграционной карты. Самое обидное, что я понятия не имел, как решать подобного рода вопросы. Понятия не имел и гражданский кодекс Российской Федерации, ещё не успевший привыкнуть к присоединению новых земель.
Где-то в апреле у меня случился вот такой разговор с Аней. В Скайпе:
— Ань, я чёт не хочу к тебе ехать работать.
Уточню, что в тот момент Аня находилась в Нью-Йорке, и у неё было за полночь. Также нужно отметить, что договаривались мы ещё три месяца назад. А ещё у неё как всегда было плохое настроение.
Помолчав с полминуты, Аня вздохнула.
— Я очень рада…
И замолчала.
У Ани была бородатая связь, поэтому видео мы выключили, и своей собеседницы видеть я не мог.
Я ожидал, что она будет кричать. Может, ругаться будет. Возможно, даже начнёт упрашивать. На этот случай я приготовил железные аргументы о том, что у меня ребром встал вопрос со вторым гражданством, что в Артек должны политься рекой инвестиции и много прочего.
Но Аня молчала.
Я почувствовал себя неловко и начал оправдываться по заранее запланированной схеме. Аня продолжала молчать как рыба.
Закончил я словами:
— Ну ты же понимаешь, что у меня форс-мажор? Я оказался в другой стране. Я…
— Ты обещал, — наконец-то сказала она.
— Ну я же говорю, что оказался в другой стране! Ну представь, что ты… я…
— Ты обещал, — ещё раз с такой же холодной интонацией сказала Аня.
Стало стыдно настолько, насколько это вообще возможно. Нужно было идти от противного.
— Хорошо, — я попробовал изобразить уверенность. — Что будет, если я не сдержу обещание?
— Да ничего, — разочарованно сказала Аня и опять замолчала.
Не смотря на то, что у меня был самый большой в Артеке кабинет, места я себе не находил. Ёрзая на стуле и беспорядочно почёсывая бороду, я начал придумывать, как бы поскорее закончить этот диалог. Но Аня перебила меня сама.
— Коля, ты понимаешь, что мне нужно искать на лето педагога-оператора? Понимаешь? Самое обидное то, что я многим хорошим ребятам отказала из-за тебя. Как мне теперь быть? Звонить им обратно, просить, чтоб они бросили свои планы на лето и приехали? Как это будет выглядеть? Но даже если они и согласятся, они же не умеют работать с детьми. Не каждый это может делать и уж точно не каждый выдержит. А я не хочу переживать за то, что мой оператор после трёх дней сбежит из лагеря потому, что его дети достали. Ты лучший из всех, кого я знаю, — Аня вздохнула. — И сейчас ты говоришь, что не сможешь приехать, — послышался звук чего-то падающего. Аня выдержала длинную паузу и совсем печальным голосом сказала: — Ну, ладно. Не можешь — не приезжай.
Я прекрасно понимал, что мной манипулировали, мог каждое предложение разложить с точки зрения вербовки и психологического давления, но иногда с нашим сознанием случаются очень странные вещи.
— Дорогая моя, вот скажи, где я сказал, что не поеду, а? — ответом послужило удивлённое молчание. — Я сказал на русском языке с украинским акцентом: «Я не хочу к тебе ехать». Я не сказал, что не приеду. Чувствуешь разницу?
— Ты издеваешься? — гневно и радостно спросила Аня.
— Слушай ушами. Ещё раз для тупых американцев повторяю: Я сказал, что не хочу. Я не отказываюсь от своих слов. И приеду, как обещал. Просто, если бы были варианты, лучше было бы использовать их. И не читай мне тут морали. Мне не пять лет. А ты делать это совершенно не умеешь. Не позорилась бы уже.
— Ты специально меня драконишь? — злобно, но уже с улыбкой спросила Аня. — У меня тут час ночи и я спать хочу! А ты мне такие вещи говоришь! Знаешь, как я уже от всего этого устала?
— Отчего ты устала? По кабакам шататься?
— Я постоянно продумываю программу. Нужно каждый день расписать по часам.
— Да я тебе как ни звоню, ты её постоянно придумываешь. Уже полгода. Отличная отмазка.
— Ты хочешь меня из себя вывести на ночь глядя? Решил поиздеваться?
Хотелось высказать ей то, что у меня проблем не меньше, чем у неё. Что помогая ей, я закрываю глаза на кучу своих бед. Но смысла говорить такое не было.
— Нет. Просто я соскучился. А тебя на другие темы заставить говорить невозможно.
Аня хотела что-то возразить по инерции, но осеклась и довольно мяукнула.
— Всё, давай спать, — как бы недовольно буркнула она.
— Спокойной ночи, моя злая госпожа.
— Дурак, — довольно буркнула Аня и отключилась.
Именно в этот момент я подписал приговор многим вещам, о которых расскажу немного позже.
Часть 1я.Если по-честному, то отпуск летом в Артеке получить невозможно. Где-то так же, как учителю во время экзаменов или тепловикам в начале отопительного сезона. Хотелось бы рассказать, как всё было, но я не буду, потому как вы решите, что я большой хвастун. Скажу лишь только то, что отпусков я взял аж два — с начала июня по начало августа. Ровно три смены в лагере, который я условно для конспирации буду называть «Шамаевка».
Из-за перехода Крыма в состав России все украинские банки дружно прекратили работу, оставив для своих клиентов большую жирную надпись: «Мы работаем над вашим вопросом и вскоре обязательно что-нибудь сделаем». И было обидно не потому, что движение моих электронных денег было ограничено моим монитором. Не было никакой возможности купить билет на самолёт. И тут мне внезапно подсобил писательский талант — один читатель (теперь уже хороший друг) Серёга всё сделал за полчаса. Попрощавшись с Артеком на два месяца, я сел в самолёт и улетел в Москву. Там меня тоже встретил читатель (теперь уже хороший друг) Андрюха, у которого я покушал и переночевал (много раз) и наконец-то настало время ехать вглубь Тверской области. И тут начались первые приключения:
— Аня, ты обещала, что из Москвы меня заберут на автомобиле!
— Ну Коля, не получается. Места нет. Ну что я сделаю? Мне обещали, я тебе пообещала. Езжай на электричке до Твери. Там-то тебя заберут.
— А сама на электричке едешь?
Аня нервно вздохнула.
— Нет, я на машине.
— А поехали со мной. Мне одному страшно.
— С тобой и так поедут режиссёр и художник. Можешь не бояться.
— А это девочки или мальчики?
— Девочки.
Я охнул от возмущения и начал откровенно дурачиться:
— Неее! Я с чужими девочками боюсь. Вдруг они приставать будут?
Аня разочарованно вздохнула.
— Коль, ну чего ты начинаешь? Думаешь, у меня на тебя есть время? Мне сейчас нужно организовать трансфер всех остальных.
Выждав небольшую паузу, я обиделся.
Всем нужно трансфер организовать, а мне нет?
— Ладно. Давай номер художника и сценариста.
На следующий день было договорено встретиться на площади Трёх вокзалов. Естественно, представители творческой интеллигенции опоздали. Почти на полчаса. Но я знал, что это знакомые Ани, и что рассчитывать на их пунктуальность было бы глупо. Уже в электричке «МОСКВА-ТВЕРЬ» я начал понимать, что меня ждёт следующие два месяца. Три часа Аня-сценарист и Катя-художник обсуждали всю глубину японского анимэ, британский фестиваль короткого метра и поэтические встречи во Владивостоке. Думал, что помру от скуки. Зато в Твери нас подобрал наш будущий режиссёр Дима Ягода. Дима Ягода был нормальным мужиком, хотя тоже много говорил про всякое искусство. Но в отличие от девочек Дима очень метко вставлял в повествование весёлые матюги, а в машине у него играл приятный рок местного разлива. И ещё была стильная седая бородка.
Наконец, мы приехали.
Большие ворота под три метра отворились, и моему взору открылась «Шамаевка».
«Село неасфальтированное», — подумал я тогда.
На парковке, где мы остановились, было несколько недорогих иномарок, что давало некоторое представление о людях, которые будут со мной работать. Буквально через минуту, когда мы только начали выгружаться, к нам подошла милая девушка лет двадцати пяти.
— Киношники приехали! — сказала она с каким-то непонятным то ли акцентом, то ли дефектом речи, жующим букву «Ш». — Мы вас уже заждались. Вы последние. Осталась только…
Раздался странный звук, похожий на бульканье, а затем последовал сдавленный эфиром голос: «Наташа, ответьте охране».
Девочка достала из кармана рацию и ответила:
— Слушаю.
— Наташа, тут вожатая приехала… со странной фамилией какой-то Жупер… пускать?
— Жукерберг, — поправила Наташа в рацию. — Пропускайте. И пожалуйста, повежливее. Это наш инвестор.
Ворота, через которые мы недавно въезжали, вновь открылись, и в лагерь въехал огромный «Hummer».
— Хера се! — удивлённо и с наигранным еврейским акцентом проговорил Дима. — Это у нас теперь такие вожатые?
Все были удивлены не меньше его, поэтому продолжали смотреть на Хаммер с открытыми ртами.
Хаммер медленно припарковался возле нас, и из него вышла девушка… даже, я бы сказал, девочка лет семнадцати на вид. Она была чуть-чуть полноватой, с длинными светло-русыми волосами и большущими голубыми глазами. Ей даже семнадцати не дать. Одета она была дорого, но на мой одноглазый дизайнерский взгляд совершенно безвкусно. Эклектика сплошная. В руке у неё вопреки моим ожиданиям была ярко-жёлтая Nokia.
— А айфон где? — спросил я и понял, что сболтнул глупость.
Жукерберг посмотрела на меня с лёгким раздражением, но потом удивлённо подняла брови и раскрыла рот.
— Ты Хлевицкий что ли? Николай Хлевицкий?
Я немного потерял дар речи.
— Нет. Ой… то есть да. А что?
Девочка открыла рот так, что в него можно было засунуть лампочку на киловатт.
— Я читала все твои рассказы! Я просто фанатею от тебя! Ты… ты… ты… Аааа!!!
Жукерберг подбежала ко мне и прыгнула на шею. Я смотрел на всех, а все смотрели на меня.
— Не могу поверить! Ты тоже здесь будешь работать?
— Ээээ… — начал тупить я. — Ну да.
— УиииИ!!! — обрадовалась Жукерберг. — Я тоже! Класс!
— Ну ладно, Марин, — перебила нас Наталья, — давайте сначала со всеми познакомимся, а потом уже будем личные вопросы решать. Вещи пока оставьте здесь, их никто не заберёт.
Пока мы шли, Марина смотрела на меня как на банан, а под конец вообще взяла под руку. Мне было очень не по себе. Подобное у меня случилось впервые и как реагировать на подобные вещи — я пока не знаю.
Наташа привела нас на небольшую полянку, где было много творческой интеллигенции. Принадлежность к творческой интеллигенции я определил по коротким носкам не доходящим до щиколоток (такие только буржуи и москвичи носят) и странным футболкам с некрасивыми кофтами, надетыми сверху. Среди представителей искусства была и Аня.
Не знаю, только у меня так бывает, или это присуще каждому самцу, но, при вхождении в новый коллектив, я машинально выбираю самку, с которой я бы хотел заиметь дружбу организмом. Конкуренток Ане в этом коллективе не нашлось. Хоть она и была одета в чудовищно некрасивый, но практичный сарафанчик, она была самой-самой. Ослепительные чёрные волосы ниже плеч, шикарная осанка, лёгкий летний макияж, невероятно красивая пластика тела, мимика… увидев её, я проникся самыми светлыми и тёплыми чувствами, так как не виделись мы уже полгода, а при нашей последней встрече сильно поругались. Я сильно соскучился. Но Аня не подала никаких признаков радости. Она обнялась с девочками, пожала руку Диме, а со мной только сухо поздоровалась, косо поглядывая на Жукерберг.
Появилась какая-то детская обида. Я же ради неё! А она! Да как она вообще?
Но потом я приземлился. Она арт-директор. У неё сейчас важный момент для формирования команды. А тут я со своими детскими обидами. Нужно всем улыбаться и подумать, где достать такие же модные носки.
Процесс тимбилдинга со стороны часто походит на выгул больных в дурке. Однако, как я убеждался не раз, это реально создаёт команду. Мы играли в разные идиотские игры, гладили друг друга по голове и другим местам, водили друг друга с завязанными глазами и через час действительно стали «своими» друг для друга. Я неожиданно для себя запомнил почти всех по именам и где-то в глубине души понимал, что попал в команду, с которой мне будет хорошо и интересно. Я испытывал чувство теплоты и дружбы ко всем. Кроме Ани.
Только после всего, когда меня поселили в комнату, за час до ужина ко мне зашла Аня.
— Прогуляться не хочешь? — сказала она не очень мягким, но всё же приятным голосом.
— Пошли.
И мы пошли к протекавшей недалеко речке. Как только закрылись ворота, Аня положила руку на моё плечо и внимательно просмотрела в глаза.
— Коль, нам нужно серьёзно поговорить.
— Анечка, моя дорогая, — улыбнулся я. — Если ты хочешь каким-то образом манипулировать мной, то делай это не так толсто, — я убрал Анину руку с плеча. — Мне неприятно думать, что ты считаешь меня идиотом.
Аня недовольно помяла ладони, сделала менее дурацкий взгляд и начала говорить серьёзным тоном:
— Коль, никто в лагере не должен знать, что мы с тобой были вместе.
— Бида-бида! — начал дурачиться я. — А я хотел пойти на площади написать «Аня+Коля=LOVE»! Как мне теперь быть?
— Коля, давай серьёзно. Это мне очень сильно помешает.
— Прелесть моя, а нельзя просто сказать «Коля, я очень тебя прошу держать в секрете наши отношения»? Обязательно ставить перед фактом? Что ты за руководитель, если пытаешься управлять такими методами? Я что, животное? Коза какая-нибудь? Я похож на козу? Бэ-э-э-э!
Аня насупила брови, хотела что-то сказать, затем осеклась и изменилась в лице.
— И ещё. Лучше говори всем, что мы с тобой вообще лично не знакомы. Особенно Марине.
— Которая моя фанатка? — довольно улыбнулся я.
— Которая на Хаммере приехала. Говори ей что угодно, но только чтоб она ничего не заподозрила.
— А давай тебе быстренько имя поменяем? — заулыбался я. — Фамилию, ещё волосы перекрасим. Будешь у нас… ВАСИЛИЙ! Давай ещё пол сменим?
— Коля, неужели нельзя серьёзно? Для меня это важно.
— А для меня важно то, что я для тебя сделал кучу всего, а ты не оценила. Даже спасибо не сказала.
— Я сказала, — сказала Аня, отвела глаза, но тут же исправилась, надеясь, что я не замечу.
— Знаешь, что, дорогая? Такое спасибо никому не нужно. Лучше вообще ничего не говорить, чем «ради приличия». Из-за твоих капризов я прекратил писать рассказы с тобой в главной роли, чем поставил крест на своей блестящей писательской карьере. Из-за твоих амбиций бросил свой собственный проект в Артеке, а из-за твоей упёртости плюнул на гражданство страны, в которой работаю. А ты мне говоришь натянутое и вымученное «спасибо»? И вместо того, чтоб извиниться за то, что ты не выполнила свои простейшие обещания про транспорт, ты меня ставишь перед фактами? Хотя прекрасно знаешь, что неправа и виновата. Как я должен на это реагировать?
Аня прикусила губу и опустила глаза.
Я редко говорил подобные вещи, но если это случалось, жалил в самое больное место. И каждый раз мне становилось стыдно и хотелось пожалеть её. Хотя это очень непедагогично.
— Короче, Аня. С тебя ящик пряников. Иначе вместо визуального искусства я детей буду учить матюкаться на украинском.
Аня всегда пыталась как-то показать свою важность, но все её попытки в этом направлении нелепо разбивались о мой идиотский юмор. И с каждой попыткой я понимал всё больше и больше, что причины Аниного поведения сокрыты внутри, и, возможно, связаны с недостатком обычной человеческой ласки. Последнее время она жила в Нью-Йорке у родителей, а предки у неё, я, конечно, никого не хочу обидеть, но перегибают палку в воспитании своей маленькой девочки, которой уже почти тридцать. И хоть я был жутко недоволен поведением моей музы, пришлось давать любовь и ласку в кредит.
Мы пришли к речке и сели на большое бревно. Нас кусали комары, но было очень уютно. Я прижался к Ане и спросил хитрым голосом:
— А вот скажи, ты начала ревновать, когда увидела меня с Мариной?
Аня покраснела.
— Нет, ты что.
— Оооо, моя дорогая! — заржал я. — То-то я смотрю, ты на меня такая злая. Но ты неправильно всё поняла. Она сама ко мне пристала. Ты же знаешь, я люблю только тебя.
— Дурак, — улыбнулась Аня.
— Сама дура, — пнул легонько в плечо я. — Не ценишь ты мои жертвы, а я ночами не сплю. Переживаю.
Я сказал последние слова серьёзно, и Аня удивилась.
— Из-за чего?
— Ну как из-за чего? Помнишь, когда ты мне поставила ультиматум?
Аня задумалась.
— Про рассказы?
— Да. Я, как ты и просила, написал, что всё это выдумка. Причём обосновал всё самым идиотским образом. Ты читала?
— Читала. Очень убедительно получилось.
— Нифига не убедительно. Ну сама подумай, зачем мне взять и сообщить всем, что мой самый яркий сюжет, издалека претендующий на право называться реальностью, является выдумкой, и что больше писать про это я не буду? Назови мне хоть одну причину, по которой автор просто возьмёт и лишит своих читателей их любимой героини? Если я именно писатель, а не описатель? Если бы я хотел закончить серию, я бы сказал, что ты улетела куда-то в Барбадос, или стала мужчиной с головой ежа. В конце концов, трагически погибла. Я знаю, что тебе не понравилось бы погибать, но так бы поступил настоящий автор, который в состоянии придумать такого персонажа. А так получается неувязка. Это была самая глупая из концовок, которые только можно было придумать. Любой нормальный…
— Ты мне это сейчас зачем рассказываешь? — перебила Аня.
Я немного задумался.
— Ну, если в общих чертах… как бы тебе сказать… новое место, новые герои…
— НЕ ВЗДУМАЙ! — Аня аж подпрыгнула от злости.
— Ну-ка успокойся, — жёстко ответил я, иронично добавив, — творческая и излишне эмоциональная элита. Ты мне обещала, что если я прекращу, нас ждёт светлое будущее. Было дело? Я всем сказал, что врал, а ты со мной вообще перестала разговаривать. А я это очень тяжело переношу. У меня, между прочим, в постели уже полгода никто не валялся. И я молчу про ячейку общества. Ты не выполнила условия договора, поэтому я не буду выполнять свои.
— Ты что, меня шантажируешь? — Аня злилась всё больше и больше.
— Можешь не использовать такие громкие слова. Я не шантажирую. Я просто ставлю тебя в известность, чтоб потом не обижалась. Ты сама знаешь, что у меня есть полное право делать это. А ты сейчас мне как раз материала добавляешь.
Губами Аня что-то проговорила, затем отвернулась и обиженно буркнула.
— Тебе никто не поверит.
Я улыбнулся.
— Какая разница, поверят мне или нет. Я в любом случае в выигрыше. Если ты — правда, мне будут просто завидовать. Если нет — будут считать великолепным сочинителем. Мне хочется про тебя писать. Кому-то интересно это читать. Вот и всё. В конце концов, я уже не раз говорил про то, что ты выдумка, и меня действительно будут считать Мюнхгаузеном. А мне-то что? И тебе так хорошо. Просто абстрагируйся и всё.
Аня повернулась и серьёзно посмотрела мне в глаза.
— Коля. Ты не представляешь, как это. Может тебе и легко, но я не могу спокойно относиться к тому, что мою жизнь выставляют напоказ.
— А я не могу спокойно сидеть здесь, зная, что мой проект в руках у людей, которые его могут не потянуть. И ещё по всем законам я нелегально нахожусь на своей должности в Артеке. А ещё мой Донбасс месяц назад отсоединился от Украины, и сейчас туда ведут войска. А у меня там мама. И у меня много таких интересных штук творится в жизни. Но ради тебя я пожертвовал спокойным сном и бросил всё. А ты тут ноешь из-за таких мелочей. «Жизнь на показ». Пойди, картошку на огороде покопай, очень избавляет от подобных переживаний. Не читай и всё. Тем более кроме тебя и меня никто не знает, что ты — это именно ты. Ты прекрасно знаешь, что я замаскировал всё так, что никто никогда не догадается.
— Фейзельштам догадается, — робко уточнила Аня, уже не надеясь доказать свою правоту.
— Так ты её стесняешь что ли?
Аня глубоко вдохнула и посмотрела в воду.
— Давай закроем эту тему?
Я понимал, что причиняю боль Ане. Я действительно знал, насколько ей неприятно читать про себя, но удержаться она никогда не может. Я уже и доступ закрывал к группе и архивы паролил, а она всё равно находит, читает, а потом впадает в депрессию. Зачем сознательно себе настроение портить? Сама она говорит, что это невозможно объяснить. Я же считаю, что ей просто интересно. А переживает она потому, что ей нужно из-за чего-то переживать. Она же представитель элиты. У них по-другому никак.
Обратно шли мы с такими же кислыми минами. Аня — понятно почему. А я себя ругал за то, что опять разлился мыслью по древу. Видно, что ей сейчас просто нужна поддержка, а я не могу сдержаться и порчу ей нервы. Хоть и за дело. Сегодня ночью нужно будет завалиться к ней и начать делать массаж. Она не выдержит и начнёт показывать как нужно, сделает мне массаж, и мы помиримся. Может даже у неё какая-нибудь хавка завалялась, а то я с утра нифига не ел. Обещали пятиразовое питание, а тут шиш с маслом.
Не знаю, как там Аня со своими душевными страданиями, но мне после ужина было как после бани с женщиной. На ужин нам дали в качестве салата смесь из ананаса, креветок, киви, такого беленького сыра и ещё каких-то непонятных штук. А в качестве основного жрата очень вкусное и нежное мясо с картошечкой. На десерт был молочный коктейль и пироженко. Причём всё было приготовлено нашим поваром лично. Я его сразу записал в святые.
После ужина нас ждали новые мероприятия, направленные на сплочение. На этот раз каждый писал на маленьких бумажках свои страхи и ожидания касательно предстоящей смены. Именно в тот вечер я понял, что мои коллеги совершенные нубасы в области педагогики. Этого и стоило ожидать. Во время знакомства оказалось, что меня окружают очень крутые в своей сфере спецы. И я почему-то решил, что педагоги они тоже опытные. Даже как-то жалко было осознавать, что им придётся работать с детьми.
Но особенно отличилась госпожа Жукерберг. В опасениях она написала «Боюсь, что дети будут балованными и не будут слушаться». Это как сказать что-то вроде «Боюсь, что если суну пальцы в розетку, она ударит током». Конечно, может случиться чудо, и добрый электромонтёр оборвёт провода в этот момент, но вероятность этого крайне мала. Дети на то и дети, чтоб вносить в окружающий мир разрушение, хаос и веселье. Если ваш ребёнок смирно сидит без лишних движений, он либо болен, либо что-то поломал. Либо у вас нет ребёнка, а есть паранойя.
Но Жукерберг была превосходна. Я слушал и плакал. Особенно, когда она сказала, что хочет отряд маленьких детей-дошколят. Потому что они милые. Особенно, когда прибегают к тебе с голой попкой в гамне и просят вытереть. И хорошо, если прибегают, а то ведь могут весь день дарить окружающим радость и наслаждение. Но, слава Богу, руководство в лице Наташи было мудрым и выдало Марине самых маленьких, которых она потянет. По 9-11 лет. Хотя это тоже противный возраст. Они уже думают, что взрослые, не слушаются (пока не бьешь), а мозгов нету совершенно. Я прям представил момент, как я иду ночью домой, а Жукерберг сидит в своём Хаммере и горько рыдает. А я к ней такой подхожу и успокаиваю. И она такая вся растаяла, утёрла слёзы, покатала меня и, может даже, дело дошло до коробки печенек. Хотя вряд ли. Это слишком откровенно, сами понимаете.
Кстати, я сам написал в ожиданиях, что наберу в весе, а в опасениях ничего не написал. А чего мне бояться? У меня как-то было тридцать детишек из детдома, которые реально представляли собой преступную группировку. И обещали меня ночью зарезать. Конечно, это сейчас смешно, а тогда я запирался на все замки. Зато теперь мне ничего не страшно. Тем более, здесь. Здесь всего пятнадцать детей из интеллигентных и относительно состоятельных семей. Easy level. Для новичков.
Все начали расходиться часам к десяти. Я хотел подождать Аню у входа, но там меня уже караулила Жукерберг.
— Коленька, а что ты планируешь сейчас делать? — поинтересовалась вольготно Марина.
— «Коленькой» меня могут называть всего три человека на Земле. И пока что ты в их число не входишь. Договорились?
— Бе-бе-бе, — покривлялась чуть шокированная Марина. — Ну, значит, не узнаешь, какой у меня для тебя есть сюрприз.
— Секс? — серьёзно спросил я.
— Эээ… нет, — растерялась Марина.
— Тогда не интересует.
Марина немного покраснела.
С моей стороны было невежливо так вести себя, но у меня сейчас задача реабилитировать Аню. А она когда-то жутко ревновала к читательницам.
— По рассказам о тебе создаётся гораздо более приятное впечатление, — фыркнула Марина и направилась в сторону жилых корпусов. — Тоже мне, звезда.
«А ведь у неё хаммер», подумал я с сожалением и заглянул в мастерские. Аня сидела на большом кожаном диване и что-то бурно обсуждала с художницей Катей и сценаристкой Аней. Не очень уж она похожа на человека, который сильно переживает.
Проторчав под дверью минут двадцать, я понял, что сейчас засну.
Девочки, судя по всему, спать не планировали. Они весело хихикали, вспоминая какие-то житейские моменты. «Ну, не сегодня так завтра», подумал я и поплёлся к себе в корпус.
Была середина июня, темнело поздно, а ещё на севере Тверской области бывают белые ночи. Именно в красоте белой ночи я увидел, как Жукерберг отчаянно пытается достать из своей повозки огромный чемоданище. Причём делала она это так, как будто хотела привлечь чьё-то внимание.
— Отойди-ка, — легонько пихнул я Марину в плечо и взял чемодан в свои крепкие худые руки.
— Спасибо, как-нибудь сама обойдусь, — сказала Марина, тоже пихнув меня в плечо.
— Нет, это будет невежливо с моей стороны, — опять пихнул я. — Не по-джентльменски.
Марина насупилась, а потом просветлела и улыбнулась:
— А неплохое начало для рассказа, да? Сейчас мы будем толкаться, уроним чемодан, и…
— Выпадет бельё из латекса и плётка?
Марина заржала и тут же застеснялась собственного смеха. А потом робко добавила.
— И ещё страпон.
— Господи Исуси! — покачал головой я. — Знали бы родители, куда детей отправляют… ладно. Я, в общем-то, хотел извиниться, Марин. Был груб, был неправ. Извини меня, пожалуйста.
— Как ты хочешь замолить свои грехи? — спросила Марина с совершенно наигранным важным видом.
— Могу дать пару советов касательно детей.
Марина удивилась:
— В смысле?
— Ну, с таким подходом, как у тебя сейчас, ты с ума сойдёшь где-то через день. А если послушаешь меня, то, может, и до конца смены доживёшь.
Марину задели мои слова. Ей казалось, что я просто хотел повыпендриваться.
— Спасибо, как-нибудь без советов обойдусь.
— Вот ты сейчас неправа. От того, что ты потратишь пять минут на беседу с более опытным человеком, который тебе искренне хочет помочь, ты ничего не потеряешь. Даже если я буду говорить откровенную чушь. Пять минут — это не так много. Я бы советовал рискнуть.
Марина задумалась.
— Ну, давай.
Я улыбнулся и предложил присесть моей новой студентке на чемодан.
— Итак, первое правило: относись к детям как к животным.
— Но…
— Не перебивай меня! — гаркнул я, и Марина потухла. — Конечно, есть небольшая вероятность того, что они окажутся людьми. Но на это надеяться не стоит. Представь, что это война. Противник превосходит тебя количеством и вооружением. Их много и они могут делать вещи, которые тебе не позволены. Однако, на твоей стороне ум, смекалка и некоторый набор рычагов управления.
— Но…
— Тихо! Я уже сто раз видел вожатых, которые считают, что дети — это ми-ми-ми. Потом приходилось отпаивать их чаем с валидолом. Ты можешь встретить врага радушно и впустить его в свой дом. Но, как в песне поётся, враг всегда остаётся врагом. Поначалу тебе может показаться, что они тонко реагируют на твою любовь, обнимаются и так далее. Но пройдёт три дня, и ты узнаешь всё коварство маленьких монстров.
— Но…
— Так. Дай я скажу, потом будешь говорить. Я тебе даю совет. И у меня регламент в пять минут. Через пять минут будешь решать, пользоваться моими советами или нет. Ясно?
Марина посмотрела на меня испуганными глазами.
— Угу.
— Тогда продолжим. Есть золотое правило: чтоб сделать хорошо, нужно сделать плохо, а потом как было. Если сделать сначала плохо, а потом хорошо, то это будет в два раза лучше, чем когда с «плохо» на «как было» или с «как было» на «хорошо». То есть в два раза больше блага. Я знаю, это сложно понять сразу, но ты попробуй вдуматься. Плюс это идеально подходит к нашей ситуации. Ты в своём отряде в самом начале должна дать понять, кто тут главный. Взять всех в ежовые рукавицы. А потом потихоньку отпускать. И концу смены, когда ты выйдешь на уровень «Ми-ми-ми», тебя будут уважать. И в то же время обожать. Почему? Потому что часто важна динамика, а не сам уровень. Когда ты зарекомендуешь себя ужасно, а потом будешь приятно удивлять, это будет замечаться детьми. Они будут говорить «О, мы сегодня почти не отжимались» или «Она на нас не орала почти». И всё это в позитивном контексте. Если же ты с самого начала будешь паинькой, то тебе нужно будет постоянно держать марку, и отношение к тебе может меняться только в сторону ухудшения. Вот я сегодня испортил твоё впечатление о себе. Но с каждым днём я буду всё больше и больше становиться паинькой. В конце смены ты будешь от меня без ума. Гарантирую, — я довольно подмигнул. — У меня всё.
Марина смотрела на меня хлопающими непонимающими глазами.
Мне кажется, она вообще ничего не поняла. Так всегда бывает. Такие вещи понимаешь только на практике и раза с пятого-шестого. Вообще-то я это сказал исключительно для того, чтоб потом ехидно злорадствовать: «А я же говорил!».
Нужно было менять тему.
— А что за сюрприз?
— А? — Марина стряхнула задумчивость. — Да! Я тебе печенья купила. Специально ездила в магазин вечером.
Марина сбегала к машине или достала из салона и принесла мне пачку дорогого (судя по упаковке) печенья.
Ничего не говоря, я крепко по-дружески обнял Марину.
— Спасибо большое. Очень приятно.
Если бы не белые ночи, я бы не увидел, как Марина покраснела.
— Я рада, что тебе приятно.
— Я рад, что ты рада.
Мы уставились друг на друга как бараны и простояли так минуты три.
— Ну что, спать пошли? — наконец-то спросил я. — Уже одиннадцатый час, а завтра на зарядку вставать.
— Ну… — опять засмущалась Марина. — А может, посидим где-нибудь, поболтаем?
Я сначала улыбнулся, а потом громко засмеялся.
— Марина, солнышко моё, запомни: через два дня, когда заедут дети, спать тебе будет удаваться только на ходу. Точно так же, как и мне. Я бы на твоём месте воспользовался возможностью. Лично я уже вырубаюсь.
Марина сначала расстроилась, но потом ехидно улыбнулась.
— Какой ты скучный. В рассказах описываешь себя гораздо интереснее.
— Спать иди, критик.
Я помог дотащить гроб на колёсах к номеру Марины и пошёл к себе, обняв её на прощание.
Подумать только. Я обнимаюсь с девушкой, с которой познакомился всего полдня назад. От это я альфа-самец!
Хоть и страшно хотелось спать, я опять пошёл к мастерским. Девочки продолжали сидеть и болтать о чём-то дурацком.
— Почему не спите? — серьёзно спросил я. — Не с кем?
Аня разочарованно опустила глаза, а вот Ане сценаристу и Кате художнику шутка понравилась.
— Хочешь чаю? У нас тут печенье есть, — предложила Катя.
В этот момент Катя тоже была причислена к лику святых.
— Давай, — согласился я. — Я как раз тоже печенек нарулил.
— Ого! «Чокопай»! — удивилась Аня сценарист. — Ты где взял?
— Ну я же великий писатель! У меня есть фанаты. Вот и стригу ништяки потихоньку.
Аня посмотрела на меня очень недовольно, зевнула и сказала:
— Ладно, девочки. Я спать. Завтра тяжёлый день, нужно отдохнуть.
— Давай, спокойной ночи, — сказали девочки. — А мы тут с великим писателем пообщаемся. Не каждый раз такая возможность выпадает.
Аня ехидно улыбнулась и ушла.
Проводив её взглядом, я посмотрел на девочек.
— Это было хорошо. Мне нравятся девушки с чувством юмора. Не то, что эта. Я от неё ещё ни одной шутки не услышал за весь день.
— Ооо, Аня, мы ему понравились! — сыграла Катя очень натурально. — Вот ведь повезло, да?
— Невероятно повезло, — согласилась Аня-сценарист.
Обе посмотрели на меня глазами школьниц, которые увидели Серёжку Лазарева.
Я по-доброму заржал.
— Мне очень приятно, что меня будут окружать такие люди. Нет, правда. Я на вас смотрю и не верю, что мне повезло работать с вами. Вы офигенные. Я, конечно, могу показаться заносчивым, но это не так. Правда. Просто я очень скромный и так защищаюсь. Я самый наглый и навязчивый паяц, внутри которого живёт тонкий и ранимый романтик.
— Хорошо сказал, — подытожила Катя.
— Да. Это нужно записать обязательно, — добавила Аня. — Веет гениальностью от каждого слова.
Я заржал, и девочки тоже засмеялись. Всем стало понятно, что в таком коллективе будет круто.
Мы начали пить чай и рассказывать про себя, но уже без издёвок. Я честно офигел, когда узнал, что Катя работала на «Высоцком», который «спасибо что Безруков». Я не верил, пока не посмотрел на ноуте титры. Там реально на 2:06:47 в заместителях директора по площадке первой шла Катя Бияк. И это далеко не конец регалий. Короче, на фоне девочек я был мрачным и беспросветным быдлом. Как выяснилось позже, с нами будет работать много ребят, из серьёзного кино и театров. Это очень хорошо опустило на землю мой писательский гений.
С девочками было очень интересно, но я помнил о своей миссии. Мне нужно было к Ане. Поэтому, попрощавшись и забрав с собой недоеденный «Чокопай», я пошёл к номеру Ани. Свет не горел. Либо спит, либо где-то бродит. Зайдя в корпус, я тихонько приоткрыл Анину дверь. В комнате было пусто и темно. Где можно шататься? Ночь на дворе!
Ругаясь со здравым смыслом и желанием спать, я пошёл искать Аню по территории. И как на зло, наткнулся на Марину. Она сидела возле открытой сцены и смотрела в пол.
— О, не спишь? — удивилась она.
— Угу, — растерялся я.
— Ну, тогда садись рядом, вместе будем не спать.
Марина была какой-то чересчур серьёзной. Пускай я знаю её недолго, но до этого она мне показалась глупой малолеткой. А сейчас она была мудрой и задумчивой.
Я не хотел садиться, но достойной отмазки не нашёл и решил пока сесть, чтоб выиграть время и подумать.
— Коль, ты зачем сюда приехал? — спросила Марина.
— Ну… — я растерялся в конец. — Денег заработать.
— А спроси, зачем я приехала?
— Эээ… а зачем ты приехала?
— У меня родители погибли в автокатастрофе. И брат старший. И у меня никого не осталось. От родителей остался бизнес, дела. И… и…
Марина начала плакать.
Это было настолько неожиданно, что я замер, как статуя. По спине пробежались мурашки. Я понял, что сейчас никто кроме меня Марине не поможет. Я аккуратно обнял её, как ребёнка, и начал гладить по голове. В этот момент из-за сцены появилась Аня. Закутавшись в некрасивый кардиган, она, немного трясясь от вечерней прохлады, бездумно бродила глядя в никуда. Пока не наткнулась взглядом на нас с Мариной. Марина была поглощена внутренними переживаниями и сморкалась мне в футболку. А я смотрел Ане в глаза, пытаясь объяснить, что это не то, на что похоже. Между нами было метров двадцать. Аня хотела что-то сказать, но потом разочарованно отвернулась и ушла в сторону корпуса.
Марина, немного похлюпав, подняла глаза.
— У меня была жуткая депрессия. Я хотела повеситься. На полном серьёзе повеситься. Сейчас вот сижу, и думаю: «Что за дура?». Но потом мне друг посоветовал твои рассказы. И меня как будто перезагрузило. Особенно мне понравился рассказ о лагере. Я поняла, что мне нужна такая же разгрузка и нашла это место на выставке стартапов. Вожатой бы меня не взяли, поэтому я вложила часть своих денег в развитие, но с условием, что буду работать с детьми. Поэтому им пришлось меня взять. Ты извини, что я на тебя плохо реагировала. Я понимаю, что ты хочешь помочь. Просто у меня характер дурацкий.
— У тебя прекрасный характер. Просто ты не совсем так начала. Вот если бы ты начала с печенек, всё было по-другому.
Марина посмотрела мне в глаза глубоко-глубоко.
— Ты реально классный.
Я тоже посмотрел ей в глаза.
— Ты просто плохо меня знаешь.
Мы замолчали.
Не знаю, как у Марины, а у меня было чувство резонанса с человеком. Когда ты просто от общения получаешь наслаждение, которое можно сравнить только с шоколадным печеньем. И только с импортным.
Мы начали болтать о жизни. Марина рассказывала, как до этого вела разгульный образ жизни. Как постоянно встревала в какие-то передряги, как жрала всякую гадость, как спала с кем ни попадя.
— А тебе сколько лет? — поинтересовался я, нахмурив брови.
— Мне двадцать четыре.
— А ну-ка, паспорт покажи. У тебя он хоть есть?
— Коль, я молодо выгляжу. Но мне, правда, двадцать четыре. Можешь не сомневаться. Я, кстати, если бы не знала, что ты меня на год старше, подумала, что тебе под тридцать. Внешность обманчива.
— Завтра утром, когда все выйдут на зарядку, наша с тобой внешность не будет обманчива. Поэтому марш спать. Уже час ночи.
— Детское время, — улыбнулась Марина.
— Вот я на тебя через недельку посмотрю, — улыбнулся я. — Всё. Марш в постельку.
Марина улыбнулась с небольшим сожалением.
— Меня мама, когда ругала за то, что не сплю, тоже говорила «Марш в постельку».
— Вот не расстраивай маму. Всё. Спать.
Марина ещё немного посопротивлялась, но всё же отправилась спать. Проводив её до номера, я опять пошёл к Ане. На этот раз свет у неё горел.
Я тихонько постучал в открытое окно.
— Аня? Приём?
— Уходи. Я устала.
— Я не за этим, я поговорить.
— Коля, иди спать.
— Мне одному страшно.
Послышалось, как в стену ударили головой или чем-то тяжёлым.
— С Мариной иди. Она будет рада.
— Аня, ты сейчас неправа. Я не просто так пришёл к тебе. Я за тебя переживаю и хочу объяснить.
— Я видела, как ты переживал в обнимочку.
— От за что мне небеса тебя такую капризную послали! — не выдержал я.
— Тихо! — шикнула Аня. — Разбудишь народ. Все уже спят.
— Можно к тебе в номер?
— Нет.
— А если я зайду без приглашения, что ты будешь делать?
Аня задумалась.
— Не знаю.
Не дожидаясь с моря погоды, я забежал к Ане.
Она сидела на большой кровати в том же некрасивом кардигане с грустным лицом. Я сел рядом, хотел обнять, но не решался. Сначала нужно было хотя бы немного реабилитироваться.
— Ань, знаешь, почему Марина приехала сюда работать?
— Я занимаюсь только педагогами. Вожатыми заведует Наташа, — сухо ответила Аня.
— У Марины погибла семья. Разбились в аварии. У неё был сложный период, и она, прочитав один из моих рассказов, решила поехать поработать в лагерь. Ничего не напоминает?
— Ну, допустим, — вяло согласилась Аня.
— Человеку нужна помощь. К детям нельзя пускать такого вожатого. Через пару дней у тебя весь отряд будет в депресняке. Я тебе точно говорю. Начнутся звонки домой, а уже тебе будут звонить недовольные родители. Её нужно правильно настроить. Но я не для этого пришёл. Я пришёл делать тебе хорошо.
— Каким образом?
— Готов выполнять все твои желания. Даже самые-самые.
— Тогда оставь меня в покое.
— В смысле?
— В смысле уйди.
Аня всё так же смотрела в пустое окно. По спине пробежался холод.
— Ань, я не могу просто смотреть на то, что тебе плохо.
— Ну не смотри. Сказал, что будешь исполнять мои желания — исполняй. Я хочу, чтоб ты ушёл.
Поджав губы, я молча встал и вышел.
Если человек хочет оставаться на дне, все попытки его оттуда вытащить будут восприниматься как что-то плохое. Причём можно самому на дно уйти. Может, правда, не париться? Вокруг полно интересных людей, а я переживаю из-за неё. Так, конечно, не по-товарищески, но Аня — отдельный разговор, который иногда просто не может не грузиться.
Я заснул, не успев коснуться постельки. И через мгновение проснулся, но уже свежим и бодрым.
Приняв душ, я быстренько оделся и вышел на зарядку. На площади было пусто, как обычно у меня в желудке. Подождав минут пять, я достал рацию и объявил в эфир:
— Друзья! А я напоминаю, что в детском лагере «Шамаевка» сейчас должна проходить зарядка. Но её нет. Почему-то. А я тут стою один, как дурак.
— Великие писатели всегда были одиноки, — драматично ответила Катя-художник в рацию.
Вслед за Катей последовала серия шуток, но уже петросянского характера. Как выяснилось, уже все знали, что я великий писатель. А через десять минут на площадь начали подтягиваться представители творческой интеллигенции. В носках по щиколотки. Действо напоминало фильм про зомби. Все были не выспавшимися и в складках. Глядя на отдельных субъектов у меня сложилось твёрдое впечатление о том, что вчера я пропустил серьёзную пьянку.
Последней на площадь прибежала Нина, метко описываемая фразой «гарна дiвка з України». Она была родом из Харькова, а в лагере играла роль игровика, ведущего мероприятий, одним из которых была зарядка. Своим бодрым и свежим видом она дала понять, что остальным, особенно тем, кто квасил, сейчас будет тяжко.
Заиграла музыка, и мы начали танцевать зумбу. Это такая аэробика, базирующаяся на латиноамериканских танцах. А любой танец, как вы знаете, требует определённой пластики. Пластика всех моих коллег была где-то между мешком с картошкой и китайским игрушечным роботом. Моя пластика была на уровне кота-эпилептика. Из всех только Аня красиво двигалась. Было похоже, что она знает движения, и у неё от природы очень грациозные па. Приходилось сдерживать себя, чтоб не пялиться.
Зарядка наконец-то закончилась, и мы дружно пошли на завтрак. Все ныли о том, что больше никогда в жизни не пойдут на зумбу. Улыбалась только Марина. И улыбалась она мне.
— Доброе утро, — сказала она, присаживаясь рядом со мной в столовой.
— Здорова, — поприветствовал по-пацански я. — Шо такая весёлая? Забыла, куда приехала?
— Ну… — засмущалась Марина. — Всё не так плохо, как могло бы быть. Потанцевала, взбодрилась.
— От тогда сядь и поешь. Молодому растущему организму нужны питательные вещества.
— У тебя незанято тут?
— Буржуй пролетарию и не товарищ, но садись. Потерплю.
Марина села, а через несколько секунд рядом с нами села Аня. Вместо запеканки со сметаной она взяла йогурт. У Ани почему-то был очень важный и недовольный вид.
— Вот посмотри на неё, — прошептал я Марине, — ничо не ест и вон какая хмурая. Как сыч сидит. Один великий человек сказал: «режим питания нарушать нельзя». Это был Пончик, который друг Незнайки. Я склонен ему доверять.
Марина подавилась смешком и прошептала тихо-тихо.
— Ну ты даёшь. Аня какая стройная! Как осинка. Не то, что я.
— Я вам не мешаю? — вмешалась в разговор Аня. Я вас не смущаю?
— Совершенно ни капельки, — прикинулся дурачком я. — Ань, а можете передать салфетку? А то я сметанкой измазался.
Аня молча дала мне целую коробку.
— Спасибо, — вежливо поблагодарил я.
— Не за что, — всё так же хмуро ответила Аня.
Марина очень сильно засмущалась и решила молчать. Я не то чтобы сильно смущался. Просто я не могу говорить с набитым ртом. Это некрасиво и опасно для здоровья. Повар Андрюха опять сделал «как в рэсторане», и мне пришлось съесть три запеканки, чтоб хоть как-то договориться с желудком.
Аня ушла первой. Затем ушли девочки. Только Марина продолжала смотреть, как я ем. Когда ушли мальчики, и мы остались одни, Марина спросила:
— Почему ты с Аней так? Она тебя чем-то обидела?
— Она пытается меня строить. А я этого не позволяю никому кроме тех, кого уважаю.
— Она пытается меня строить. А я этого не позволяю никому кроме тех, кого уважаю, — ляпнул я и дико покраснел всей душой. Переигрываю уже. Но меня уже понесло.
— А вы с ней были знакомы раньше?
— Не совсем. У нас общие знакомые. Но такое отношение я к себе не потерплю ни от кого. А ещё я не люблю людей без чувства юмора.
— Так, а что она тебе такого сказала?
— Учила меня, как нужно работать. Причём в приказном порядке.
— Понятно, — скосила глаза Марина. — Но ты с ней всё же помягче будь. Мне кажется, она очень болезненно реагирует на то, что к ней такое отношение демонстрируешь. Особенно при всех. Она же руководитель.
— Я тоже руководитель. Но я никогда не позволяю себе так общаться с подчинёнными. Даже с детьми. Могу по жопе дать, это да. Но как с рабами — никогда. Мои люди работают не на меня. Они работают со мной. А она хочет себе пачку слуг, не удосужившись заработать авторитета. Творчество из-под палки не делается. Пока она не поймёт эту простую истину, я буду паясничать и строить дурачка. Тем более, что мне не придётся прикидываться.
Марина снова скосила глаза.
— Вы, если честно, похожи на жену с мужем в разводе.
Я заржал как конь, хотя в душе запереживал.
— Ну, ты знаешь, противоположности притягиваются. Может быть, в будущем… как раз типаж драматичный. А ты свой йогурт есть не будешь? А то мне лень за третьим идти.
Марина осторожно передала мне банку йогурта.
— Коль, а скажи, то, что ты писал про свою Аню, это правда?
— Конечно, — спокойно сказал я.
— Я так и знала! — обрадовалась Марина и хлопнула в ладоши. — А ты зачем написал, что всё это враньё?
— Это одно из её условий для дальнейшей жизни.
Марина хотела сказать что-то хорошее, но почему-то сдулась.
— А вы больше не общаетесь, да?
— Догадалась? — удивился я.
— Ну, ты концовку такую написал странную. Про другую Аню. Было похоже, что вы сильно поссорились и ты захотел отомстить.
Широко раскинув руки, я крепко обнял Марину.
— Всё-таки я гениальный писатель, если у меня такие читатели!
— А ты не думал восстановить отношения?
— Думал.
— И как?
— Я похож на счастливого мужа?
— Всё так плохо?
— Почему плохо? Всё так, как есть. Я бы не хотел на эту тему говорить. Давай сменим? Мне от тебя кое-что нужно.
— Что? — заинтересовалась Марина.
— Мне нужна твоя машина. Я хочу начать серию новых рассказов про мажорную мадам. И для затравки было бы неплохо пару фоток кинуть, чтоб реалистичнее было.
— Конечно! — обрадовалась Марина. — А… а кого ты в роли «мадам» будешь использовать? Ну, внешне.
— Абстрактный образ. Читатель должен сам его сформировать. Если что-то и подавать в иллюстрациях, то максимум деталь. Ну, там волосы или рука. Или туфли.
— Я привезла с собой крутые итальянские туфли! — обрадовалась Марина.
— Вот и чудненько. Как раз буду думать над сюжетом, который можно проиллюстрировать туфлями, стоящими на фоне дорогого авто. Ты ж не против выехать за территорию, если что?
— Конечно нет! Куда угодно! — почти завизжала Марина. — Ура! Я стану героиней рассказа! — и тут же осеклась. — Ну, мои туфли станут туфлями героини рассказа…
— От вы странные, буржуи, — покачал головой я. — Ладно, пошли работать.
Поставив на мойку стопку тарелок, я пошёл к себе в мастерские, где меня уже ждал режиссёр Дима.
А нас с Димой ждал большой сюрприз. Оказывается, из четырёх компьютеров, на которых нам предстояло монтировать, работал аж один. И то, со слезами на глазах и ошибками на экране. Я раньше увлекался компьютерным железом, ремонтировал его, настраивал, но после некоторого опыта работы сисадмином смотрю на поломанную технику как на литровую клизму. Настолько неприятные впечатления от этого всего остались, что просто брррр. Но тут пришлось пересилить свои детские страхи и делать. Причём как для себя.
Проколупавшись целый день, прерываясь только на обед и полдник, мы таки сделали из трёх нерабочих компов два рабочих и тумбочку под кофе. А ещё мы, что называется, сработались. Совместное колупание в гамне в сто раз круче самых дорогих тренингов по тимбилдингу. А ещё я точно убедился в том, что Дима нормальный мужик с прямыми руками, с которым не страшно в разведку идти. Как-то так сложилось, что мы понимали друг друга с полуслова. Наверное, потому что у него нормальные носки.
Должен сказать, что Аня заходила к нам, чтоб поинтересоваться, как дела. Узнав, что нам не на чем монтировать будущее кино, она начала переживать и даже потрясла вышестоящее начальство по поводу новых монтажек. Но получила стандартное «лишних денег нету, делайте шо хотите». Зато когда мы сказали, что всё починили, она чуть ли не прыгала от счастья. Опять сработало правило «сделай плохо, а потом как было». Я даже был немного счастлив тому, что эти несчастные компы поломались.
Мне очень нравилось видеть Аню счастливой. Хвалила она нас очень искренне и от души. Если так будет и дальше, никто из нас не будет страдать от моих издевательств.
Вечером все репетировали завтрашнюю встречу детей. Мне было хорошо, потому что я оператор и должен это коллективное помешательство фиксировать на камеру.
— Коль, — позвала меня директор Наташа. — К нам сейчас ещё одна вожатая приедет. Можешь пойти встретить? Если не занят, конечно.
— С удовольствием, — я всё ещё немного роптал перед Наташиной вежливостью. — Эта нормальная или тоже на Хаммере?
Наташа красиво улыбнулась.
— Ну, не на Хаммере, но тоже не простая. Она в кино снимается.
— В каком? — заинтересовался я.
— Вот от неё и узнаешь. Она уже у ворот, — Наташа немного помялась. — И… Коль, я понимаю, что ты человек с широкой душой, но можно немного поаккуратнее? Актёры — люди непростые, к ним подход нужен.
Наташа посмотрела на меня так, что отказать я ей не смог бы никогда. Очень по-доброму, и так, как будто только я один на всей Земле смог бы справиться с этой задачей.
— Я постараюсь держать себя в руках, — смущённо сказал я и пошёл обуваться.
Не знаю почему, но Наташа меня всегда жутко смущала. Каждый раз, когда мы разговаривали, у меня было чувство, что я ей когда-то давно не отдал тридцать шесть рублей, двадцать копеек. С одной стороны мелочь, можно и забыть, а с другой – ведь не отдал?
На стоянке уже стояло авто, а рядом тётя. Тётя выглядела странно. Я так и не понял для себя, красивая она или наоборот, взрослая или не очень, и не было понятно, какое у неё настроение. Тётя оглядела меня с ног до головы, но ничего не сказала.
— Вечер добрый. Добро пожаловать к нам в секту, — улыбнулся я и сразу же понял, что не оттуда начал. — Предлагаю пока что оставить вещи тут и проследовать за мной, чтоб познакомиться со всеми.
Тётя, не говоря ни слова и не сводя с меня взгляд, закрыла багажник и молча пошла в сторону, откуда пришёл я. Получилось так, что я оказался сзади. Я смог рассмотреть нашу гостью сзади. На ней был очень дорогая кожаная куртка, длинная до пола белая юбка в красный цветок и сандалии. Наверное, тоже крутые. Тётя шла как индикатор копирования файлов со старой флешки — медленно, вальяжно, оставляя за собой шлейф величия и пафоса. В ней чувствовалось какое-то неосязаемое достоинство. Такое же достоинство я когда-то увидел в Ане.
В мастерских все были заняты своими делами, поэтому на появление новой вожатой практически не отреагировали. Только Наташа выполнила свою функцию, дополнив её обнимашками. А потом подозвала Марину.
— Катя, это Марина. Марина — это Катя. Вы будете напарницами.
Я раскрыл рот. Конечно, я могу ошибаться, и эта Катя является гениальным педагогом, и дай Бог, чтоб так и было. Но у меня подозрение, что она человек с крайне утончённой душевной организацией, которого нельзя пускать к детям. Точнее, к которому нельзя детей пускать.
Катя и Марина начали мило болтать, а я понял, что можно забыть про цикл рассказов о мажорной мадам на Хаммере. Всё равно, у меня никогда не получалось хорошо придумывать с нуля.
Николай Хлевицкий aka deathmetall © 2014
Просьба удержаться от комментариев "Многабукав" и "когда продолжение?".
Тут из-за этого ругаются.
yaplakal.com