217
Полярная ночь – время тяжелое. Просыпаешься – темно, засыпаешь – темно, постоянный мрак. И к своей четырнадцатой полярной ночи у меня возникло ощущение, что наступает время проблем, невзгод и всевозможных несчастий.
Сегодня особенно не хотелось идти в школу. Да и вообще, светлые дни в школе выдавались редко. Нам задали написать сообщение о каком-то аристократе, который от нечего делать придумывал некую философию, и мы делаем вид, что это очень важно, нужно и понятно. Но личность известная, поэтому надо было запариться. Главная проблема заключалась в том, что текст должен был быть напечатанным. Новые технологии, все такое, и министры образования решили, что мы должны быть в теме. Компьютера у меня никогда не было, у моих знакомых тоже, и речь о его покупке и не заходила никогда. Для меня это одна огромная глупость. В общем, я надеялась задействовать печатную машинку деда, а рамку по линейке начертить. Но тогда я еще не знала, что мать ее пропила.
И вот шла я в школу, несла написанное от руки сообщение и готовилась к насмешкам. Учительница внесла свою лепту в мое унижение, подошла к моей парте и начала стучать указкой рядом с моими пальцами, отчего было немного страшновато, и громко басила, что я, мягко выражаясь, не очень умный ребенок, и таких она еще не встречала. И кстати, эта учительница была настолько толстой, что мне казалось, что она приходит в класс специально раньше всех, а уходит позже, чтобы никто не видел как она протискивает свои жировые складки в узкие дверные проемы нашей школы.
Как назло я потеряла свои варежки, хотя вполне вероятно, что их могли украсть или просто спрятать, это нормально. Чтобы добраться до дома, надо было пройти восемь остановок, меньше часа ходьбы, но в минус тридцать я пожалела, что не поискала варежки внимательнее.
Матери не было дома. Славно. Если она напивалась не в нашей квартире, я даже не возражала.
У нас жила собака. Имени ей толком не давали, т.е. официально не нарекали, но собутыльники матери называли ее «Псинкой», сама мать выпивши употребляла только «сука», но по трезвости звала собаку «Синей». По трезвости мать даже обед готовила, правда со временем это происходило все реже. Ну в общем, я долго думала, что кличка собаки происходит от какого-то красивого иностранного имени, например, Синтия, потом узнала, что Синя сокращенно от «синяя», что значит пьяная. Глупо как-то.
Синя, беспородная средних размеров рыжая собака, была доброй, очень доброй, только под руку матери попадала часто. Я жалела ее все время, не пускала к гуляющим гостям, а она ускользала и подставлялась. Сейчас объясню, «подставляться» - значит не прислушиваться к инстинкту самосохранения и прибывать на виду у пьяных до неузнаваемости существ, людьми не назову. Мать становилась чаще агрессивной и доставалось всем, ну мне и собаке, в частности. Синю она пинала, да так, что та отлетала к стене, а через минут двадцать она снова попадалась матери.
И в минус тридцать я повела ее на улицу выгуливать. Околели обе.
Прошло два дня, а матери так и не было. Мне стало казаться, что наша Синя располнела, очень удивительно, ведь кормим ее не так уж и плотно, по возможности, в общем.
На следующий день я узнала, что мать моя прибывает несколькими улицами ниже, у некоего Степаныча, который имел в собственности каморку сторожа. Запой у них, понятное дело.
Дома было пусто, нет, не потому что мать гуляла, нет, еды не было просто. Шаром покати, как говорят. Когда есть, что поесть, квартира наша ощущалась по-другому. Я повела Синю на прогулку. Встретила знающих людей, и они мне сказали, что собака моя беременна. Вполне возможно, я не всегда рядом. Значит, скоро появятся щенята. Куда их девают, я не представляла.
Вечером пришла крестная и принесла немного еды, круп да консервов. Она иногда помогала нам, карманных подкидывала, ей на работе пойки давали, вот она и делилась. Крестная подтвердила, что Синя беременна, сказала, чтобы я выкинула потомство после рождения. А я варила гречку и не слушала ее.
Через неделю собака ощенилась. Пять комочков теперь шевелились у ее живота. Синя выглядела довольной, я тоже радовалась. Мне казалось, что теперь у нас настоящая семья, ну или дружная. Но какое-то тепло чувство заботы во мне родилось.
А через еще одну неделю кончился поек от крестной, даже яичная лапша, припрятанная на черный день.
Мать появлялась дома, я знаю, я была в школе, но что-то пропало, что-то было передвинуто. Но это меньше всего интересовало меня, я не знала, что делать, где взять деньги. Работа обычно сама подворачивалась.
Обычно я мыла машины, но зимой это невозможно и никому не нужно. От случая к случаю, сидела с соседским ребенком, но то уже в детсад ходит. Мысли путались, а решения не находилось. Синя исхудала совсем. Я ушла искать мать. Все-таки она должна заботиться о своих детях.
Я не была уверенна, куда мне надо идти и где ее искать, но уверенным шагом я дошла до каморки. Оттуда слышались громкие голоса, крики даже. Выдохнув, как это делает мать перед стопкой водки, я зашла в каморку. Меня не сразу заметили. Там находилась наша соседка с первого этажа, Нинка, остальные были мужики, подозревая, что все-таки один из них Степаныч, я спросила, где моя мать. Оказалось, что настала ее очередь идти в магазин и она уже скоро должна была вернуться. Стоял затхлый запах, к которому примешался запах спирта. Мерзко и грустно. Я подумала, что лучше остаться с ними, чем мерзнуть снаружи. Нинка щипала меня за бока и причитала, что я худющая. Как забавно, я как раз по этому поводу и пришла, да и сама Нинка то не особо в теле была, одни кости. Время тянулось очень медленно. Я уже начала думать, что может стоит разыскать мать, вдруг она потратит все деньги. А между тем, это был второй день без крошки хлеба в моем рту. А у этих на столе лежала рыба, хлеб ломаный. Я не стала есть, да мне и не предлагали.
Через полчаса почти невменяемая мать появилась на пороге.
- Эй! А тут твоя падчерица пришла в гости…
Мать неприятно удивилась.
- Не падчерица она мне!
- ну… это…дочка.
- И не дочь! Это гадина! Что приперлась! Что забыла! Денег просить?! Пошла отсюда, пока я тебя не убила! Мое говно, я и убью! – Она еле спустилась по ступеням, но орать не прекратила.
Если скажу, что не испугалась и не растерялась – совру. В голове, как по ночной автостраде, носились нервные мысли. От матери уже вряд ли можно чего-нибудь добиться, что делать, было не понятно. Я растерялась, мне казалось, что я беспомощна как никогда. Кто-то сзади засмеялся. Зато разгневанная мать не оставляла попыток спуститься, но ноги ослушались ее, она полетела вниз и разбила бутылку в пакете, может две. Я стояла совсем рядом, в зоне риска, но удар был неожиданным. Решив, что я причина всех несчастий, мать попыталась меня наказать. Не очень красиво я отлетела на какого-то мужика. И последнее, что я помню, как в ответ набросилась сама на мать, стиснув зубы, шипела что-то вроде «сдохни».
Я шла домой. Темно, совершенно не понятно, сколько времени. В носу засохшая кровь, во рту металлический привкус, голова болела. Я устала. Наверное, от всего.
В дверной щели торчала записка: «Заходила. Пакет оставила соседям, забери и перезвони. Крестная». Фея, эта моя крестная.
Стучу соседям, вытирая лицо рукавом.
- Здрасьте, тут пакет мне надо забрать…
Соседка, наверное, колебалась: впускать меня или милицию вызывать. Но вроде приглядевшись, удостоверившись, что это всего лишь я, в не лучшее время, впустила, округлила глаза, запричитала и позвонила крестной. Она что-то невнятное у меня спрашивала периодически, ходила с телефоном в руках, поправляя длинный шнур, а я медленно пыталась найти глазами тот самый пакет и хотела уйти домой.
- Поговори с крестной, - протянула телефонную трубку соседка, - давай, давай, бери.
Крестная говорила очень жестко, спросила, что случилось, а как я ей отвечу, тут соседка стоит с еще более жалким видом, чем у меня.
- Мать? – спросила она, а я не знала, что сказать и вдруг заплакала.
- Мать… - тихо ответила я.
Крестная сказала, чтобы я собрала вещи, самые необходимые, и ждала ее, через пару часов она заедет и заберет меня.
- А Синя?
- Кто?!
- Собака. Синя. Я не оставлю ее.
- Собаку бери. Без выводка только.
С одной стороны я почувствовала облегчение, ведь что-то может теперь измениться, но щенят некуда деть.
- Вам не нужен щенок?
- Ой, что ты, куда нам? Нам и так себя бы прокормить. Что ты, детонька. – Соседка не любила живность и питаться ей было чем.
Вещи я собрала за пятнадцать минут, собирать то нечего. У меня точно был час, чтобы придумать, куда деть собак. Я взяла пакет, начала сажать их туда, в первый раз Синя рычала на меня.
- Все хорошо, все хорошо, Синя.
Прошлась по соседям, но никому не нужны щенки, ни одно не удалось отдать. Пакет шевелился и пищал. Тошно стало. Больно даже.
На улице прохожие даже не обращали внимание на мое предложение, шарахались как от прокаженной.
Кто-то посоветовал выкинуть их в мусорный бак. Интересно, они бы тоже смогли обречь живых беспомощных щенят на смерть от мороза…
Прошло больше часа, я понесла их домой. Я решила топить. Забрала живой пакет под куртку и побежала домой.
Щенки были уже далеко не маленькими, ну не такими как новорожденные. Я понесла их в туалет. Я знала, что если буду думать и мешкать, не смогу. Лучше так, сразу, чтобы не мучились.
Я положила одного в унитаз и спустила воду, быстро, почти не смотря на него. А он не тонул, он хватался своими лапками за эмаль, пытался вылезти, погружался од воду, но сопротивлялся. Я испугалась. Я рыдала не слыша ничего вокруг, от слез я почти его не видела. Руки дрожали. Я схватила его, мокрого, обхватила, прижала к себе и села на пол. Я осознала, что я сейчас пытаюсь их убить. Но за что?! Зато, что я не могу взять их к крестной? Зато, что мать моя – алкашка и одна сплошная попытка на жизнь? Зато, что я слабая? Да за что!?
В тот вечер, я поняла, что не смогу смотреть. Я налила в таз воды, посадила всех туда и накрыла крышкой и ушла быстро, чтобы не слышать, как умирают дети Сини.
Через месяц, мы с крестной вернулись, стояла страшная вонь. Таз выкинули. Мать больше никогда не появлялась в моей жизни. Через пол года Синя сбежала и не вернулась. Наверное, не простила меня. Сучий ребенок убил сучьих детей.
(основано на реальных событиях)
© ChePe
Это сообщение отредактировал ChePe - 17.04.2012 - 20:00
yaplakal.com