75
Прозвище, которое человек получил на производстве – вещь достаточно редкая. Как-то не принято на наших предприятиях клички людям давать, обычно по фамилии работника называют или по должности. Бывают, конечно, и исключения, но история возникновения такого прозвища, как правило, лежит где-то на поверхности. Обычно это производная из фамилии, реже - из национальности или манеры поведения. А вот история, как к охраннику Коле Кузнецову намертво приклеилась кличка Ветошь, длина и причудлива.
Началась она далёким жарким летом две тысячи десятого года в зеркальной высотке головного офиса корпорации. Солнце, проявляя чудеса трудоголизма, устраивало беспощадное пекло везде, кода дотягивались его лучи. И чем выше была температура воздуха, тем меньше оставалось одежды на работающих клерках, особенно если занимаемая ими должность не давала права на кондиционер в кабинете. Но такому производственному стриптизу быстро наступил конец, когда кто-то из высоких чинов, проходя по коридору, обнаружил явную передозировку обнажённых частей тела и решил прекратить этот эксгибиционизм законодательно. В тот же день из канцелярии в народ пошёл приказ, запрещающий появление на работе в пляжной и спортивной одежде. А всё то, что обязательно к выполнению в головном офисе корпорации, обязательно к выполнению и для многочисленных филиалах. Ничего удивительного, что через пару дней ксерокопии этого грозного приказа оказались и в наших цехах. Никакого волнения это принуждение к яппи-стилю в среде работников не вызвало. В шортах на работу и раньше никто не приходил, а спортивный костюм в среде пролетариата – одежда повседневная, а не «спортивная». К тому же, среднестатистический слесарь, в отличие от клерков, не знающих что это такое - «обязательное ношение спецодежды», доходит в своих шмотках только до раздевалки, а уж оттуда выходит одетым в казённые. Так что работники философски рассудили, что пусть, мол, у себя большое начальство сходит с ума как хочет, а нам здесь листом макулатуры больше, листом меньше – разницы никакой. Начальство филиала оказалось солидарно с рабочими. В проходной повесили выписку из приказа, но заставить подчинённых следовать букве закона, у руководства не было ни желания, ни возможностей.
Коля же Кузнецов этот «Модный приговор», происходящий на предприятии пропустил. По уважительной, правда, причине: в то время он ещё охранником не был. Тогда он ещё мерил шагами улицы вверенного микрорайона в составе группы ППС, служа в полиции. А через пару лет, по протекции тестя, занимающего в филиале достаточно высокую должность, променял борьбу с мелкими и крупными правонарушителями на спокойную и более денежную работу в охране. Вряд ли в полиции пожалели о такой потере. Коля вовсе не выглядел образцовым «дядей Стёпой», скорее даже наоборот: был толст, неопрятен, форма на нём сидела как на пугале, к тому же создавалось стойкое ощущение, что он специально мял одежду, перед тем как её надеть. К тому же на полном, как будто опухшем с недосыпа, лице постоянно была брезгливо-высокомерная гримаса. Окружающих людей Коля не любил, на что те отвечали ему полной взаимностью. Не удивительно, что, только устроившись, новоявленный охранник первым делом повесил на свой шкафчик замок, опасаясь, что в его отсутствие коллеги позаимствуют пакетики с чаем, сахарный песок или – самое ценное, что там было – пакет вермишели быстрого приготовления. Полка шкафа, предназначенная для хранения спецовки, была пуста. Переодеваться по приезду на работу Коля считал пустой тратой времени, и садился в вахтовой автобус сразу в форме охранника. К тому же такой «дресс-код» принёс ещё один небольшой, но приятный бонус: рядом с помятым и воняющем потом пассажиром старался никто не садиться, и можно было вольготно развалиться сразу на два сиденья.
С выпиской из злополучного приказа о допустимом внешнем виде Коля познакомился, когда его в первый раз поставили на проходную, встречать приезжающих рабочих. В семь утра, когда люди ещё не появились, а стоять без дела скучно, глаза зацепились за буковки на пожелтевшем от времени листе бумаги. И стоило только полученной информации усвоиться мозгом, как на горизонте появилась «жертва». К проходной торопливым шагом приближался молодой парень – невысокий и плотный, с коротким ежиком тёмных волос на голове, - одетый совершенно по-спортивному: в кроссовки, широкие штаны с накладными карманами и серый худи.
Мысли Артёма, того самого слесаря, подходящего сейчас к проходной, были в этот момент далеки от спорта. В цеху сегодня должны были начаться огневые работы, и начальник попросил выйти его пораньше – приготовить всё необходимое. Привычно махнув пропуском в сторону недавно принятого, а потому незнакомого охранника, он собрался проскочить через турникет, когда «секьюрити» вдруг преградил ему дорогу.
- Куда?! – злобно прорычал Коля, отметив для себя, что из-за молодёжного прикида напутал с возрастом «парня», тому явно было далеко за тридцать. Но в голову уже пьяняще толкнулось ощущение неожиданной власти над человеком. Да и какая, собственно, разница, сколько лет этому «спортсмену»?
- Работать, вестимо, - спокойно ответил слесарь, его серые глаза удивлённо глянули на спрашивающего, в руке вновь появился пропуск и, усмехнувшись, мужчина поднёс его к лицу охранника, - что ещё здесь делать?
- Самый умный, да? – Колю взбесила неприкрытая издёвка в поведении предполагаемой жертвы, и он твёрдо решил для себя, что точно его не пустит этого пижона на территорию. – Куда, говорю, в спортивной одежде прёшь?!
- В смысле?.. – в голосе слесаря звучало неподдельное изумление.
- Нельзя, говорю, по-спортивному. Приказ начальства. Можешь сам прочитать, вон, на стенке висит. Если, конечно, читать умеешь.
- Шутишь, что ли? Читать-то я умею, да и листок этот тут уже четыре года висит. Только там не буквы читать надо, а то, что между строк написано. Пусть топ-менеджеры обычных менеджеров строят, как хотят, но работяги-то тут причём? Тут половина «по-спортивному» ходит, и ты что всех хочешь переодеваться отправить?
- И отправлю, если надо будет, - набычился Коля. - Приказ, он приказ и есть! Написано «не положено», значит – не положено! Всё, развернулся и пошёл переодеваться!
В доказательство серьёзности своих слов охранник демонстративно положил ладонь на рукоятку резиновой дубинки, висящей на поясе.
- Ладно, я всё понял, ты крут и непорочен, но тут же про спортивный стиль написано, а у меня – «кэжуал», - миролюбиво подняв руки, слесарь попытался свести разговор к шутке, - так что, давай сделаем вид, что ничего я не нарушаю.
- Кажуал-шмазуал, мне по барабану. Сказал спортивный, значит спортивный, – Видя, что оппонент поддался, Коля воодушевился и продолжал давить.
- Ну и что, ты серьёзно предлагаешь мне домой идти? – Иронично спросил Артём оппонента, довольно наблюдая краем глаза, как к проходной приближается начальник его цеха.
- Хочешь, дуй домой, переодевайся, хочешь – отгул бери, но я тебя в таком виде не пущу! –ответил довольный охранник, чувствуя, что клиент «поплыл».
- Что тут у вас? – спросил у Артёма подошедший мужчина.
- Да вот, Николаич, пускать не хочет. Говорит, одет не по-уставному.
- Слушай, не знаю, как тебя, хорош хернёй страдать, нас работа ждёт, - уверенно обратился к охраннику новый участник фарса.
- Слышь, мужик, ты давай, иди куда шёл, к тебе претензий нет, а этот пока не переоденется – никуда не пройдёт.
Коля чувствовал себя великолепно. Внезапно свалившаяся на него власть напрочь отключила разум, и его нисколько не насторожило то, как нехорошо нахмурился после его ответа мужик. В конце концов, кто они такие? Обычные маслопупы! А он? Он охранник, именно он и решает, пускать человека или нет. Надо будет и этого мутного мужика развернёт, вон, у него на ногах кроссовки – считай, тоже по-спортивному одет.
Владимир Николаевич, начальник цеха, чьё ухо резануло почти забытое обращение к нему «мужик», с удивлением глядел на нового охранника. Самодовольный вид «секюрити» и большой жизненный опыт подсказали руководителю, что в данный момент спор с Колей – занятие малоперспективное, и он достал телефон, справедливо рассудив, что звонок непосредственному начальнику этого охламона поможет сэкономить время и нервы. Кратко описав сложившуюся ситуацию, мужчина протянул охраннику свой мобильник и удовлетворённо смотрел, как под звуки нецензурного рычания, долетавшего до слушателей из динамика, несмотря на плотно прижатую к уху трубку, бледнеет и непроизвольно вытягивается по стойке «смирно» обнаглевший охранник.
С той памятной истории, прошло уже достаточно много времени. Коля получил моральную выволочку – несправедливую, как он считал – и от своего начальника, и от тестя. В то же утро незадачливого фэшн-эксперта сняли с проходной, и теперь он занимался только обходом территории. И хоть маршрут патрулирования пролегал вдоль забора, ограждающего территорию предприятия, охранник, не заморачиваясь формальностями, топал по бетонным дорожкам, предназначенным для обслуживания оборудования. В привычном месте, около большущей железной бочки, где он обычно срезал маршрут, сегодня, перекрывая весь проход, была натянута красно-белая лента. А для большей понятности на треноге стоял знак, на котором крупно было написано: «Проход запрещён». Коля сбавил шаг, оценивая невесть откуда взявшееся препятствие. Каких-то видимых опасностей в ограждённой зоне не было, около железной бочки, уперев железные лапы в бетон, стояла автовышка, задрав вверх люльку. Пара работяг в забрызганных краской спецовках, сидели на бордюре, водитель подъёмника крутился рядом с пультом, да на самой верхотуре изредка мелькала чья-то каска. «Лазят, лазят. Не люди, а муравьи какие-то, одно слово – маслопупы», - раздражённо сплюнул охранник на бетонную дорожку, и решительно полез под ленту ограждения. Водитель подъёмника – молодой парнишка с нахальным выражением глаз - воскликнул что-то предупреждающее, увидев грузную фигуру постороннего, и показал наверх, но Коля, не обращая на него внимания, небрежно отмахнулся и неторопливо пошёл по дорожке, обходя стоящую на пути машину.
Артём, который по иронии судьбы в этот момент и находился в люльке, как раз закончил красить свечную трубу сепаратора, и удовлетворённо кивнул сам себе, убедившись, что краска в консервной банке закончилась, а время подошло к обеду. Краски-то было ещё полно - ведро, полное примерно на половину, стояло в углу платформы, - но продолжить малярить лучше на сытый желудок. Придерживая монтажный пояс, Артём перегнулся через перила люльки, собираясь крикнуть водителю подъёмника, чтобы тот опускал его на землю, когда в поле зрения появилась знакомая неуклюжая фигура охранника, возомнившего себя стилистом. С высоты слесарь не расслышал слов, но и открывающейся картины было достаточно, чтобы разобраться в ситуации. Резко и зло накатило желание уронить что-нибудь на голову обидчику, взгляд упал на ёмкость с краской, а дальше слесарь действовал бездумно, поддавшись спонтанному импульсу. Ведро мгновенно оказалось в руках, и Артём, тщательно прицелившись, выплеснул его ярко-желтое содержимое на идущего прямо под люлькой обидчика. Убедившись, что сгусток жидкости, распадаясь в воздухе на большие капли, полетел в цель, отбросил пустую посудину подальше в сторону, чтобы она, упав на землю, никого не зацепила. Всё-таки месть-местью, но калечить человека, пусть и отличающегося невоспитанностью и бестактностью, в планы слесаря никак не входило.
Когда большая жёлтая клякса обрушилась сверху, Коле показалось, что чья-то громадная злая рука пригнула его к земле. Тело от испуга оцепенело, дыхание спёрло, даже сердце, казалось, пропустило пару ударов. Но навалившаяся тяжесть, исчезла так же внезапно, как и появилась, оставив после себя лишь безобразные ярко-жёлтые масляные пятна, от которых резко пахло чем-то химическим. На козырьке бейсболки, прямо перед глазами, висело множество тяжёлых капель, некоторые из которых лениво срывались вниз. Растерянный, ничего не понимающий охраник молча хлопал глазами, осознавая, что же с ним произошло, когда тишину вдруг разорвал громкий нервный смех водителя, увидевшего, в какой шизофренический камуфляж превратилась тёмно-зелёная форма охранника, густо покрытая разномастными жёлтыми пятнами. Через несколько секунд к смеющемуся присоединились и сидевшие в сторонке слесаря.
И тут, Коля резко осознал, что с ним случилось. И от сложившейся ситуации, а ещё больше от обидного смеха, звучащего вокруг, пришёл в ярость.
- Э-э-э, козёл!, - заорал он невидимому обидчику, резко задрав голову вверх, разбрасывая с бейсболки во все стороны множество мелких капель краски, и схватившись за резиновую дубинку, - Я тебя сейчас убивать буду! Ты что творишь, падла!? Сюда иди, говорю!
Но, осознав, что человек, находящийся в люльке, даже захоти он этого, сам спуститься не сможет, грозно двинулся на водителя:
- А ты, сволота, чо ржёшь?! Давай быстро спускай мне этого урода!
- Слышь, контуженный, а ты чего это как базаришь, а? – парень резко стал серьёзным, и с вызовом окинул Колю оценивающим взглядом. – Чо язык-то свой тут распустил? Тебя предупреждали? Предупреждали. А ты чо? Погодь, сейчас старшОй подойдёт, решит, что с тобой делать.
Слесари синхронно оказались рядом с водителем и, нехорошо ухмыляясь, бросали злые взгляды на охранника. Воспользовавшись паузой, один из них достал из кармана телефон, и проговорил в трубку невидимому собеседнику: «Найди Николаевича, пусть к сепаратору дует, у нас тут ЧеПе небльшое… Да не, нормально всё, но он нужен. И сам можешь подойти, поржешь.» Красный от злости Коля, сбавив тон, попробовал уговорить упёртого водителя опустить люльку, но тот отказал наотрез. Пришлось ждать.
Ожидание продлилось недолго. Запыхавшийся «Николаевич» появился через пару минут, и при взгляде на него сердце охранника сжалось от нехорошего предчувствия. Перед Колей предстал тот самый Владимир Николаевич, начальник цеха хорошо знакомый по тому памятному утру. Но охранник, набравшись наглости, буром попёр на подошедшего.
- Чо за херня у тебя тут творится? Меня чуть не убило! И форма теперь напрочь испорчена! Давай сюда этого урода, пусть спускают, я его наказывать буду. И работать здесь этот рукожоп больше не будет, отвечаю. Я до директора дойду, но своего добьюсь…
- А ты, вообще-то, что тут делаешь? – спокойно перебил Колю начальник цеха, кивнув на знак, стоящий в проходе, - тут же посторонним запрещено находиться.
- Патрулирую, - нехотя буркнул в ответ Коля.
- Ну-ну, рассказывай. Что тут патрулировать-то, около сепаратора!? – голос мужчины зазвучал твёрдо и вызывающе. – Давай, мужик, иди куда шёл, к твоему внешнему виду у меня претензий нет. Не задерживаю. Можешь хоть к директору, хоть к генеральному, расскажешь им заодно, как из-за твоего раздолбайства они чуть несчастный случай на производстве не получили. Своему начальнику сам расскажешь, что и как было или опять мне позвонить?
И не обращая больше внимания на перемазанного краской охранника, обратился к присутствующим:
- Всё ребят, давайте спускайте художника этого и - на обед.
Когда из люльки, задорно подмигнув охраннику, выпрыгнул давешний «спортсмен», Коля лишь проскрипел зубами и бессильно сжал кулаки. Проводив удаляющихся рабочих ненавидящим взглядом, мужчина понуро поплёлся в караулку, тщетно стараясь никому не попасться на глаза.
Из кабинета начальника охраны Коля вышел как оплёванный. Тот долго и изощрённо материл нерадивого работника, но в итоге снял его со смены и отправил отмываться. Краска же, успевшая подсохнуть, отмываться с одежды никак не желала. Коля тёр её и бензином, и растворителем, но лишь ещё больше размазал жёлтые пятна по форменным штанам и куртке. Но хуже всего, что после этой «химчистки» в радиусе пары метров от Коли стояло дикое ацетоновое амбре. Плюнув, пострадавший решил оставить всё как есть, и с нетерпением стал ждать конца смены, чтобы дома всерьёз заняться чисткой пострадавшей одеждой. Но, когда покрытый пятнами охранник направлялся к вахте, дорогу ему преградил водитель автобуса – седой сморщенный мужичок предпенсионного возраста – и протестующе замахал руками:
- Слушай, парень, ты извини, конечно, но в автобус я тебя пустить в таком виде не могу. Ты бы переоделся хотя бы.
- Отец, хорош бузить. Я ж не виноват, что меня краской облили. А переодеваться мне не во что.
- Так я и не обвиняю тебя, но в автобус всё равно не посажу. Ты ж мне всю обивку испоганишь, и людей вонью потравишь. Так что, не обижайся, но не пущу! Я тоже человек подневольный, у меня правила перевозки пассажиров есть. Найдётся кто-нибудь, кто завтра пожалуется, а накажут из-за тебя меня. Я тебе откровенно скажу: у меня ветошь грязная, и та чище, чем ты!
Сказав это, мужичок, развернулся и засеменил к кабине, не обращая больше внимания растерянного охранника.
- Но я же не ветошь! Я –человек! – отчаянно крикнул Коля, но обернувшийся водитель лишь развёл руками, показывая, что ничем не может помочь.
На следующий день, историю о причудливо раскрашенном охраннике, доказывающем окружающим, что он не ветошь, сарафанное радио, преувеличивая и раскрашивая выдуманными подробностями, разнесло по всему предприятию. А внезапно прославившегося Колю все окружающие за глаза стали называть «не ветошь». А потом, для удобства, частичку «не» в прозвище сократили. Такая вот история Ветоши.
© витян
Это сообщение отредактировал витян - 24.10.2016 - 08:57