Никита Трегубов: «Журналисты, вы ведь могли навредить!»
Никита Трегубов: «Журналисты, вы ведь могли навредить!»
После серебряного финиша российский скелетонист рассказал о кадетском детстве, Александре Третьякове и невероятных медальных эмоциях.
– Я до сих пор поверить не могу! Это всё с помощью Бога, только ему было известно, кто сможет взять медаль. Не верил и сейчас не верю, пока не осознаю этого. Это был очень сложный сезон, самый сложный: и для меня, и для всей команды. Вообще непонятно было до последнего: как, что, когда. Обычно совершенно не волнуюсь во время выступления, но сейчас были эмоции, которых никогда в жизни не было. Перед каждым заездом я думал о семье, о близких, о доме, обо всем хорошем, старался не волноваться. У меня получилось проехать стабильно четыре заезда. Никто другой, кажется, здесь не проехал так стабильно, даже кореец. Все четыре результата уложились в одну десятую секунды — это очень солидно.
- Вы сказали — очень сложный сезон. Расскажите подробнее про эту сложность?
- Готовился к этим Играм вне зависимости от известных событий. Как всегда. Старался подвести себя в наилучшей форме именно к Олимпиаде. Конечно, психологически ситуация напрягала намного сильней, чем если бы все шло нормально. И ребят отстранили, и в обстановка в команде тяжелая чувствовалась, и пресса одни и те же вопросы постоянно задавала. Это мешало. Особенно когда журналисты что-то излагали немного по-своему. А так все шло хорошо.
- Что здесь, в Корее, удалось увидеть, что понравилось?
- Корею особо не видел. Был в Канныне на море еще в прошлом году. И в Сеуле раньше был. Хороший город, отзывчивый народ, азиатский колорит. Хочу, кстати, поздравить корейцев с их местным Новым годом. А сейчас ничего не видел. Весь с головой ушел в свое выступление.
- Что вы чувствовали, когда перед последним заездом вам на пятки наступали англичанин Парсонс и Мартиньш Дукурс?
- Сохранял спокойствие, не давал эмоциям взять верх над собой. Это основная ошибка спортсменов, особенно в нашем виде спорта. Только спокойствие. Всегда. Вот как дожно быть. Заведешься — сам себе навредишь, ведь скелетон — не бокс и не карате, здесь голову и тело нужно постоянно держать под контролем.
- На церемонии Открытия были? Как она вам под олимпийским флагом?
- Был. Замерз. Хотя нас с трибуны быстренько отпустили, чтобы не заболел никто. А про флаг я не стану ничего говорить.
- С Бахом встречались в олимпийской деревне? Убедил он вас в справедливости происходящего?
- Не встречался, потому что тренировался и соревновался. А убедить меня в чем-то сложно: если есть мнение, всегда его придерживаюсь.
- Вы закончили кадетский корпус. Как военное воспитание повлияло на вас?
- Отучился в кадетском корпусе шесть лет. Это помогло выработать привычку к режиму и дисциплине. Подъем, отбой по распорядку. Опоздал — вперед, чистить снег на территории. Не знаю, из-за этого или нет, но я стал очень самостоятельным в кадетах. Теперь это выручает: наших тренеров нет, помогают бобслейные, но это все равно не то, много вопросов нужно решать самому. И я решал, потому что привык к самостоятельности.
- Совсем нет тренеров здесь?
- Только мы - два спортсмена. И массажист. Списывались, созванивались с теми, кто не приехал, их помощь была важна. Но тут - все сам. Посмотрите на руки — все черные, в мозолях. Точил коньки, готовил сани два дня подряд себе и напарнику Владу Марченкову. Наклеить, подкрутить, отполировать, после контроля по-новому собрать. В 9 вечера в деревню вернулся накануне, в шесть утра встал перед стартом. Обычно тренеры берут это на себя. Но здесь их нет.
- Что скажете про победителя — корейца Юн Сун Бина? И про давление корейских трибун?
- Очень сильный спортсмен, без минусов. Лучший старт, лучшая техника, нервы в порядке. Прекрасно подготовлен, рад за него. Знал, что кореец не дрогнет. Мы почти ровесники, начинали кататься вместе, хорошо представляем возможности друг друга. А болельщики — это хорошо, это правильно. Хуже себя от их боления не чувствовал, у нас в Сочи было то же самое.
- Что считаете своими сильными сторонами?
- Спокойствие, устойчивость, стабильность, концентрацию. Могу не так настроиться на Кубок мира или чемпионат, но на Олимпиаду, как теперь выяснилось, настроился правильно.
- Вам пока не вручили медаль. Но призером-то Игр себя уже ощущаете?
- Нет. Вот увижу на себе — почувствую. Хотя и это не факт. Где, когда будут награждать — ничего не знаю, весь еще в соревнованиях.
- Кто вас уже успел поздравить?
- Только вы и спортсмены-участники. Когда доберусь до телефона, не знаю, что там будет, лопнет, наверное, от поздравлений.
- А вы ведь не хотели ехать на эти Игры.
- Изначально отказался, да. Хотел под своим флагом выступать. Потом подумал, обсудил с близкими - решил, что надо ехать и доказывать. Ради себя, страны, ради спорта и своей медали. Зачем ее другому отдавать, если на то пошло? Мне Дима Занин с «Матч ТВ» скинул видео. Там спрашивают: «Чем занимаешься?» - «Скелетоном». И никто не знает, что это. А когда говоришь: «Олимпийский призер», - все понимают, о чем это и насколько значимо.
- Александр Третьяков вам советовал что-то?
- Нет, такие решение каждый принимает сам. Я не глупый, есть голова на плечах, почти всегда поступаю по-своему. Но с Саней были на связи, очень уважаю его.
- За день до старта у вас был день рождения — 23 года...
- Подарили тортик после официальной тренировки. Даже не знаю кто. Съели его перед соревнованиями.
- Не страшно есть незнакомые торты?
- Но это же организаторы, наверное.
- Как вам помог кадетский корпус, разобрались. А как помог футбол? Вы ведь были нападающим в детской команде красноярского «Енисея».
- Ну, не знаю. Привил любовь к спорту. Хотя общего у футбола и скелетона немного.
- А спринт?
- Разные типы ускорений. Любой скелетонист на дорожке намного быстрее футболиста. Но любой футболист быстрее сделает несколько рывков туда-обратно.
- Будете теперь популярнее игроков «Енисея» в Красноярске?
- Не думаю об этом. Мне это неинтересно, если честно.
- Вам по-человечески не жалко Мартиньша Дукурса? Вот он сказал после финиша: «Подставил меня МОК. Сначала решили одно, я много чего наговорил, потом переиграли, затем опять вернули с исходное, но слов и нервов уже не вернешь».
- Нормально с ним общаемся, понимаю его. Когда журналисты что-то пишут, надо фильтровать. Могут переврать или недопонять, изложить своими словами, а там уже другой смысл. Сказал я, допустим, после тренировки здесь, в Пхенчхане, кое-что. Пять минут давал интервью, но выделили одну крепкую фразу. И во всех СМИ - она. Моя фамилия — и эта фраза. Все звонят, пишут, спрашивают... Ну, ладно, я мог ляпнуть, я же только проехал трассу! Но вам же тоже надо думать, что выкладывать. Это не смешно, думал, меня доканают. Телефон разрывался, а через два дня соревнования. Думаю, что за фигня? Огненная новость! Прочтут, каждый по-своему поймет, конфликт может вспыхнуть! Или обида сильная. Вот поэтому не люблю давать интервью перед стартами. Это реально может помешать выступлению. Очень сильно. Лучше после соревнований общаться с вами.
- Англичанин Парсонс вас после финиша не очень крепко обнял, не так, как других скелетонистов.
- Пожали руки, поздравили друг друга. А то, что он меня как-то там не слишком нежно обнял, переживу. Раньше с ними теснее общались, но люди поменялись на глазах, когда возникла известная ситуация. Без других видимых причин.
- Что должно произойти, чтобы отношения вернулись?
- Не знаю. И должны ли они вернуться, мне без разницы. Ничего не теряю от этого. Параллельно. С кем хочу, с теми я общаюсь. Есть их жизнь и есть моя. У каждого свой выбор. Они отказались контактировать — я за ними бегать не буду, чтобы сделать шаг навстречу. Мне это точно не надо.
Фото: Richard Heathcote / Staff / Getty Images Sport / Gettyimages.ru, РИА Новости/Владимир Астапкович
yaplakal.com