107
Продолжение. Глава 18 здесь.
– Шевелись, шевелись!
Крил подгонял тех, кто зазевался. Они спешили навстречу шумной свалке, к месту, где столкнулись и теперь отчаянно пытались уничтожить друг друга две армии. Каждый перемалывал врага чем мог – пиками, ножами, а то и голыми руками.
– Чего торопишься? – пытался образумить большелодочника Жилявый. – Помереть всегда успеем.
Ни он, ни его приятель Меткач лезть на рожон не хотели. Да и те немногие, что остались в живых в присоединившемся к ним отряде, смотрели по сторонам со страхом, а вовсе не с желанием немедленно броситься на врага. И только указывающий дорогу Константин сверкал глазами – молодая, горячая кровь будоражила его сознание.
“Война – дело таких, как он”, подумалось Конопатой. “А мне бы сейчас прочь отсюда, в какую-нибудь избушку на берегу реки или озера. Подальше от всех, и от людей, и от нелюдей… Разве только Кирюха, тот бы пусть оставался. Больше никто”.
Вышли к дому, торчащему над прочими обгоревшей свечой. Крил поднял голову.
– Я поднимусь. Надо сверху глянуть, прикинуть, что и как.
– Давай с тобой, – предложил Меткач.
– Нет, ждите внизу. Я легкий, а под тобой, да еще если под нами двумя, обрушится. Он и так на честном слове стоит.
Осторожно вскарабкался по обугленной лестнице. Сначала на второй этаж, потом на чердак. Забрался на сиротливые, лишившиеся кровли стропила, огляделся. Город вокруг пылал и наполнялся криками, казалось, что смерть и хаос повсюду, но если присмотреться – обнаруживался и очаг этого безумия.
– Туда, – указал Крил, когда спустился.
– Постой! – схватил его за руку Жилявый, снова пытаясь остановить. – Порешат нас ни за что. Там же бойня.
– И что? Здесь теперь стоять, ждать неизвестно чего?
– Да уж лучше здесь, – проворчал Меткач, – теперь каждый сам за себя.
Кирюха брезгливо поморщился, бросил им:
– Оставайтесь.
Сказал это, кажется, равнодушно, но с ледяной ноткой неприязни. А когда повернули за угол, Костя подошел ближе, заряжая на ходу арбалет, сказал:
– Зря.
– Что?
– Отпустил их зря. Надо было припугнуть. Поводил бы перед мордами стволом, сразу бы и согласились. Сейчас каждый человек на счету.
– Эти двое из охраны Говорящего с небом. Случайно с нами оказались.
Костя остановился. Оглянулся, словно хотел вернуться и учинить только одному ему понятное правосудие. Но сплюнул, догнал Крила, подстраиваясь под его шаг.
– Чего ж вы… Давно надо было их… В расход.
Большелодочник ничего не ответил. Ему казалось, что его окружают люди, в сознании которых мир всегда черный или белый. Он никак не мог взять в толк, как это можно не раздумывая, не просчитывая последствий, пустить кого-то “в расход”. Или того хуже – напасть на целый город! Как можно не шевелить мозгами, не сомневаться, не сходить с ума от неизвестности?!
Взгляд его остановился на Конопатой, она улыбнулась. Будто и не сгорал вокруг них Южный базар, не погибали нападающие и защитники, будто не грозила им самим каждую секунду опасность. Он улыбнулся в ответ и ему вдруг стало тепло и спокойно. Пусть мир рушится. Он рушится уже тысячи, миллионы лет. Но если рядом кто-то улыбнется, возьмет тебя за руку и поведет дальше, то какая разница? Пусть даже этот “кто-то” не человек.
И она взяла его за руку. Хотя и не потому, что, как ему казалось, она чувствует этот мир лучше любого человека и может спасти Крила, вытащить его из любой переделки просто ухватившись своей ладошкой за его ладонь. Ей самой было страшно. Жутко от звуков приближающейся резни. И даже трансформация из девушки Даши в чудовище с когтями и клыками, двигающееся в несколько раз быстрее любого человека, не спасет ни ее, ни тех, кто рядом. Пожалуй, даже ускорит развязку – завидев мутанта на него набросятся и свои, и враги.
“Я всегда и везде чужая. Даже тот нелюдь, повстречавшийся ночью, который рассказал, что они уходят с севера, не признал во мне родича. Жаль… Жаль, что люди не могут стать с мутантами одним народом, дарить жизнь вместе”.
Показалась узкая городская улочка, несколько перекрестков и квадратное пространство, которое в былые времена и в каком-нибудь другом городе называлось бы площадью, здесь же оно было скоплением тел, лежащих в грязи. Дашка крепче стиснула ладонь Крила. В конце улицы уже видны были мечущиеся люди – там шла рукопашная.
“А может, Меткач и Жилявый были правы? Может и Захар, оставленный в лесу, тоже прав? Не стоило вообще заходить в город?”
Надо отдать должное защитникам Южного базара, они позаботились о том, чтобы отличать своих и чужих даже ночью, в неверном свете пожарищ. Их одежда была почти черной, на руках светлые повязки – не спутаешь с серыми лохмотьями лесных охотников. Конопатая и большелодочник, пусть и не были в черном, но тоже повязали на руки светлые тряпки.
Кирюха, а вслед за ним и остальные приготовили оружие. Да что толку? Чем ближе, тем яснее становилось, что надо доставать ножи. В человеческой мешанине не было шансов поразить врага, кроме как случайно или оказавшись с ним лицом к лицу, на расстоянии вытянутой руки.
– Ах…
Костя, которому казалось, будто он точно знает, что его не убьют, упал с пробитой головой. Остался лежать позади, на грязной улице.
До побоища оставалось шагов двадцать, не больше. Вся их маленькая группа двигалась вдоль обочины, стараясь не оказаться на виду раньше времени. Конопатая успокаивала сердцебиение, она не хотела меняться, переходить на свою темную сторону. Отпустила крилову руку, достала короткий, крепкий клинок.
“Что ж, пришел час быть человеком. Человеком в самом худшем его проявлении, человеком с маленькой буквы. Как эта буква выглядит? Не помню. Добрые духи, выйдет ли отсюда хоть кто-то живым?”
– А-а-а!!! – кричал кто-то рядом, кто-то из своих, может быть даже Кирюха, но казалось, что это крик общий и принадлежит он всем сразу, всем, кто вонзился в толпу дерущихся с одной только целью – искать глазами чужих и тянуться к ним остро заточенными лезвиями.
Бессмысленная и беспощадная бойня окружила их со всех сторон. Чьи-то выпученные глаза, сверкнувшая перед глазами сталь, брызги липкой крови и крики, крики…
Крил старался защищать ее. Он успевал находить мгновение, чтобы оглянуться, увидеть – Дашка рядом, жива. Прикрывал со спины, иногда отрываясь, чтобы закончить чью-то и без того унылую, беспросветную жизнь. Потом возвращался и снова вставал рядом с девушкой. Ярость, азарт, кипящая кровь, в которой растворился, как в кислоте, страх за собственную жизнь…
– Ох…
– На!
– Сдохни!
– Хр-р-р…
Из-под заточенных клинков летели искры. Сквозь крики прорывались страшные звуки, с которыми встречалось железо и живые тела. Перед Конопатой появился вдруг совершенно обезумевший, израненный человек, вопивший что-то нечленораздельное. Она даже не успела понять, кто он – враг или свой? Человека смели, втоптали в скользкую мостовую.
Затянувшееся сражение стало распадаться, группы дерущихся расползались по дворам и переулкам. Совершенно невозможно было понять, чья берет верх, кто же в итоге станет хозяином города?
“Все закончится тем, что мы перережем друг друга, не останется никого и ничего, только обгоревшие дома”.
Ее ударили по лицу. Конопатая с трудом устояла на ногах, махнула в сторону нападавшего ножом, но того уж и след простыл. Впрочем, через мгновение его место занял другой. На них давили, оттесняя в переулок, оказавшийся вдруг тупиком. Упали еще двое из тех, что были в команде погибшего Кости. В какой-то момент девчонка осознала, что кроме нее и Крила никого не осталось, а врагов еще много и они прижимают их к стене.
“Ну вот и все”.
Кирюха попытался заслонить ее собой, но почувствовал – что-то не так, обернулся. То, что было за его спиной, уже не было Конопатой. Той секунды, на которую он отвлекся, хватило бы, чтобы с ним расправились, воткнули несколько ножей и пик. Но озверевшие охотники, загнавшие их в тупик, отпрянули.
Оттолкнув Крила в сторону, на толпу двинулась черная тень. В иной раз они бы не стали связываться, дали мутанту уйти, но сейчас, в горячке боя, никто не собирался отпускать невесть откуда взявшегося монстра. Еще два или три удара сердца они топтались на месте, потом с криками бросились вперед.
Ей казалось, что она убивает медленно. Все вокруг двигались так, будто их ноги и руки увязли в киселе. Конопатая же металась молнией от одного к другому и все равно считала, что это слишком неторопливый, размеренный процесс, который было бы неплохо ускорить. Прикончить всех и уйти из тупика, из города. Уйти с Крилом так далеко, чтобы даже случайно не встретиться ни с одним человеком из тех, что оказались в этот проклятый день на этих проклятых улицах.
Несколько раз ее зацепили клинками, но Конопатой было наплевать. Лишь бы скорее закончить! Последний, оставшись с ней наедине, хотел было сбежать, но она догнала. В дело шли не только когти, но и клыки – она чувствовала во рту вкус, который невозможно забыть.
Фыркнула, отплевываясь. Не собираясь возвращаться к человеческому облику, она медленно двинулась к стене. Только сейчас заметила, что рассвело. Небо над ней было голубым и в воздухе чувствовался аромат свежести, запах приближающейся весны, готовой растопить снег и пробудить первые цветы.
Голубое небо отражалось в широко распахнутых глазах Крила. В руках он держал арбалет – успел выстрелить в кого-то. Возможно, спас ее. Но другая стрела торчала из его груди – кто-то, до кого она не успела добраться, тоже успел.
Черной ладонью коснулась розовой щеки, потом сжала остывающую, испачканную в крови руку. Склонившись, поцеловала Кирюху в губы. Живой бы не позволил, брезговал он ее темным обличьем. Но теперь уже все равно.
Позади раздались шаги. Она обернулась, увидела других охотников. Слишком много, чтобы справиться одной. А ведь она могла жить с кем-то из них в одном гнезде, есть от одного костра.
Взревела жутким, хриплым голосом:
– Я же человек!
Охотники вздрогнули – вряд ли им доводилось встречаться с говорящим мутантом. Оторопь быстро прошла, стали прицеливаться, направляя на нее заостренные кончики стрел. “Остаться?” Сжала крепче холодную руку. “Просто подождать мгновение и все будет кончено. Я же сама обещала, что уйду в вечность с ним”. Но что-то древнее, неконтролируемое подтолкнуло ее, когда стрелы были уже выпущены.
Взвилась в воздух, цепляясь когтями за верхний край стены. Перемахнула на другую сторону, запрыгнула на крышу низенькой хижины, потом на другую, что стояла рядом и была на этаж выше. Помчалась, перескакивая от одного дома к другому, выбирая те, что еще не сгорели или уже потухли, но могли выдержать ее обугленным остовом.
"Сдохните! Сдохните все! Убейте друг друга, твари! Вы не заслуживаете жизни в этом мире!" По ее черным, огрубевшим щекам катились слезы, которые тут же смахивал ветер, несущий над городом черный дым.
Выскочила на улицу, за которой начинался спуск к реке. Не обращая внимания на стреляющих друг в друга людей бросилась вниз по угору, мимо проруби, к темнеющий вдалеке полоске леса. Цепочка следов тянулась в том же направлении и вскоре, когда город уже остался позади, она увидела группу из шести или семи человек.
“Обойти? Убить?”
Двести шагов. Сто. Ее тоже заметили. Мимо пролетело несколько стрел, раздался треск автоматной очереди. Конопатая взвизгнула, как щенок, которого пнули. Перевернулась несколько раз, испачкав тающий снег красным, но добить себя не позволила – тут же вскочила и, метнувшись в сторону, обманывая стрелка, в несколько огромных прыжков приблизилась к нему.
– Прыткий, назад! – закричал кто-то женским голосом, но было поздно.
Автомат, выбитый из рук, отлетел в сторону. Размашистый удар когтями по горлу… Затем следующего, не давая им опомниться. “И тебя! И тебя! Всех вас к дьяволу! За Крила…”
Последней оказалась кричавшая женщина, совсем еще молодая, испачканная в саже, сжимающая дрожащей рукой короткий нож. Понимала, что он ее не спасет, но все еще выставляла перед собой, пятясь назад.
Даша вырвала нож из ее руки, схватив прямо за лезвие. Толкнула ее на снег, навалившись сверху, сжимая мертвой хваткой тонкую шею. Еще чуть-чуть и… Она ощутила чье-то присутствие. Быстро обернулась – в одну сторону, в другую… Место открытое, до леса далеко. Если бы кто-то был рядом, его было бы видно. Но инстинкт не мог обмануть мутанта!
Она снова поглядела на женщину, которая, в сущности, могла быть и горожанкой, спасающейся из горящего города – Конопатая понятия не имела, кого она только что уничтожила. Неизвестных ей людей. Да и какая разница? Она их всех ненавидит.
Опустила взгляд, задержавшись на животе обреченной. Снова посмотрела ей в глаза.
“Вот в чем дело. Еще одна жизнь под сердцем. Жестоким, небось, сердцем. И я должна их пожалеть? Только потому, что эта жизнь еще невинная?” Но хватка уже ослабла и, еще не решив, как ей быть, она уже понимала, что не сможет снова сжать пальцы.
Злобно рыкнув, слезла с той, что не верила в свое спасение, откатилась в сторону, распластавшись на снегу. Дыхание вырывалось из ее рта облачками пара, пока тело Конопатой, которое она перестала контролировать, снова превращалось в хрупкую девичью фигурку, обтянутую изорванной, исполосованной клинками одеждой.
“Нет, она не горожанка”.
Девушки лежали в нескольких шагах друг от друга, пока Маша не поднялась, подползая к Прыткому. Села рядом с ним, положив его голову себе на колени. Она не могла понять, почему в ее горле застрял ком. Разве был на этой планете хоть кто-то, кому она раскрыла бы душу, по ком хотелось бы плакать? И все-таки слеза скатилась по щеке, заставляя бывшую Властительницу зажмурится.
– Я знаю, кто ты, – сказала она Конопатой.
Та привстала, покосилась на недобитую. Поразмыслив о чем-то, наконец догадалась.
– Вот оно как… – скрипнула зубами, вскочила на ноги. Пошла вокруг Маши в одну сторону, развернулась, двинулась в другую. Ей хотелось разорвать невидимый круг, защищающий Пришедшую, но та жизнь – другая, не провинившаяся перед ней ни в чем – оставляла этот круг непроницаемым.
В конце концов она со злостью пнула валяющийся на снегу нож и решила, что потом, когда придет час, все равно с ней расправится. Пусть даже для этого придется идти вместе на край света – она ее из виду не упустит.
– Отсюда нужно уходить.
Маша не отвечала. Но это не могло продолжаться вечно и вот она уже опустила голову Прыткого на снег, заставила себя встать. Посмотрела на черные столбы дыма.
– Что с базаром? Городские выиграли?
– Я не знаю. Там все против всех. И ты в этом виновата!
– А почему не убила?
Конопатая позволила себе подойти близко, на расстояние вытянутой руки, но она по-прежнему чувствовала, как сама себя останавливает от расправы, будто сжимается пружина, которую кто-то установил между ними.
– Потому что ты носишь в себе ребенка.
По ее озадаченному лицу Конопатая догадалась, что до сих пор Маша не была в этом уверена. Но мутанту поверила – знает, что нелюди многое чувствуют не в пример простому человеку. Не зря с Говорящим несколько месяцев прожила.
Они собрали вещи и оружие, то, что могли унести. Разделили поровну, не сговариваясь. Дашка не убьет ее, по крайней мере сейчас, иначе бы она это уже сделала. А Властительница не станет покушаться на свою спутницу, потому что понимает – случись что, лучшего защитника, чем оборотень, не придумаешь. Так что лучше вдвоем, хоть и дико это казалось обеим.
Обернувшись в последний раз – Конопатая на город, где остался Крил, а Маша на тело Прыткого – двинулись к лесу. Обе чувствовали, как жжет изнутри ненависть к существу, идущему рядом, но изо всех сил давили эту ненависть, не выпуская ее на волю. Мужики на их месте остались бы, пожалуй, лежать там, у реки, расправившись друг с другом, но женская натура лучше умела приспосабливаться к любым, даже самым причудливым и невероятным обстоятельствам.
“Где-то в лесу оставались под охраной двое обращенных. Что, если найти их? Вдруг еще не сбежали? Заманить девчонку обманом а там уж… С этими двумя, пожалуй, можно бы и ее в расход. Вот только… Где они? В какой стороне? Я понятия не имею. Посмотреть на смарте? Не хотелось бы этим привлекать ее внимание. Да и велик ли шанс, что охрана, увидев пожарище и не дождавшись никого из города, не расправилась с обращенными и не сбежала обратно в гнездо? Да, глупая идея. Не стоит она того, чтобы хитрить и на себя навлекать злобу этой… Как ее? Дарья… Говорящий и фамилию называл, но фамилию… Нет, не помню”.
С искрой ненависти во взгляде покосилась Маша на Дарью и наткнулась в ответ на такой же недружелюбный взор. Конопатая ни на секунду не позволяла себе расслабиться, она знала – рядом та, что виновата во всем.
“Надо отбросить эти глупости и поступить правильно. Не ждать же мне, пока она родит, чтобы потом с ней расправиться! А если я начну ее жалеть? Если за то время, что осталось до рождения ребенка, она запудрит мне мозги? Нет-нет, у нее не получится! Хотя… Как я могу знать? И что это за глупая отсрочка? Тащиться с ней черт знает куда лишь для того, чтобы потом все равно прикончить? А вдруг она, улучив момент, сама меня прикончит?”
– Куда мы идем? – спросила Дашка, когда они вошли в лес.
Маша остановилась. Видно было, что идти ей нелегко.
– Я не знаю. На север?
– Почему на север?
– Других направлений я себе не представляю. Разве можно идти куда-то еще?
– Но что мы там будем делать, на севере?
Маша прижалась спиной к сосне, бросила на снег автомат и дорожный мешок.
– Слушай, девочка, мы только что свалили из пекла. Мы ненавидим друг друга и до сих пор были по разные стороны баррикад.
– Разные стороны чего?
Властительница отмахнулась – “неважно”.
– Я сейчас ни хрена не соображаю и готовых планов у меня нет. Так что не доставай. Ну, если только сама не придумаешь что-то стоящее. Тогда говори.
Конопатая прислушалась к лесу. Никаких посторонних звуков и ощущений, будто рядом есть люди или мутанты. Она присела на корточки, развязала тот мешок, который тащила сама, она забрала его у одного из охранников Пришедшей.
– У меня тоже нет планов. Пусть будет север. Пока. А там поглядим.
В мешке она нашла одежду на большого мужика, фляжку, наполовину заполненную водой и немного еды, которой ей одной хватило бы дней на пять, а если делить на двоих…
– Надеюсь, у тебя тоже есть чего пожрать?
– Что-то есть. Я ревизию не проводила. Этим занимался… тот, которого ты… – она сжала и без того тонкие губы, отвернулась.
– Лучше бы провела. Ревизию, – тихо сказала Конопатая. – И хорошо бы еды у нас оказалось поровну, потому что делится вряд ли кто-то захочет.
Маша раздраженно дернула узел на мешке, раскрыла его, показывая содержимое: почти то же самое, только запасная одежда шита по ее размеру.
– Довольна?
Конопатая кивнула.
– Можешь идти? – спросила она. – По мне так лучше уйти подальше, пока светло.
– Пойдем.
Шли все равно с остановками. Маша не жаловалась, хотя Конопатая видела, что ей плохо. Пару раз пришедшая склонялась над снегом, начиная вздрагивать от спазмов, но ее так и не вытошнило. Лицо Властительницы было бледным, на лбу ее Дашка то и дело замечала бисеринки пота.
“Надеюсь, она не потеряет ребенка. Иначе зачем это все? Зачем ей помогать?”
Она уже приняла мысль, что с таким попутчиком становится скорее подмогой, чем компаньоном. Смогла бы стерва хоть куда-то добраться, если бы осталась одна? Конопатая в этом сильно сомневалась.
Вот и день стал клониться к закату. Долго спорили – разводить ли костер? Но вода во флягах кончилась, нужно было топить снег, не говоря уж о том, чтобы хоть немного согреться.
Сидя у догорающих поленьев, с трудом перебарывая сон, Конопатая смотрела на спутницу и думала, как ей казалось, о том же, о чем и она: как им лечь рядом? Пусть даже для того, чтобы не замерзнуть. Но как заставить себя поверить, что ночью эта тварь не пырнет ее ножом? А главное – как преодолеть брезгливость и ненависть?
– Никто не заставляет, – догадалась о ее мыслях Маша, – но сама понимаешь – зима еще не отступила, ночью будет холодно. Даже охотнички мои укладывались парами, а то и кучей.
Она подняла голову, надеясь увидеть звезды. Это всегда помогало ей, отвлекало от убого мира, в который превратилась Земля. Там, среди звезд, еще летало несколько спутников, от которых можно было поймать сигналы. Хоть и призрачная, но все-таки связь с лучшими временами, с расцветом человечества.
Звезд на небе не было. Все заволокли серые тучи и хорошо, если из них не посыпятся ночью ледяные крупинки.
– Боишься? – спросила она Конопатую. – Если уж по правде, то бояться должна я. Ночевать спиной к спине с нелюдем…
– Это еще вопрос, кто из нас нелюдь, – проворчала Дашка в ответ и стала укладываться рядом с Властительницей.
"Какого черта? Моя жизнь утратила смысл. Убьет меня она, холод, или один из тех головорезов, что размахивали сегодня клинками в городе, если он тоже сбежал и теперь заметит в лесу огонек их костра… Нет никакой разницы.
Головорез пришел не один. Они появились разнузданной, горланящей компанией. Человек десять, а то и больше. Шли с факелами и, как ей подумалось, по их с Машкой следам. Но потом свернули, отдалились, чтобы вскоре вернуться с другой стороны.
"Нет, не похоже, что идут по следам. Иначе бы уже здесь были. Просто носит их по лесу зигзагами, видно набрались в городе ворованной настойки".
Вскочила, проснувшись, и Маша. Конопатой пришлось схватить ее за руку, приложить палец к губам. Вернее всего это ее подданные, охотнички, как она их сама назвала. Но только теперь они вряд ли признают ее Властительницей. Что там осталось от армии? Такие вот банды, живущие своим разгульным счастьем, радующиеся, что живы и готовые поквитаться с теми, кто их на войну отправил.
– Всех! Всех забрал ночной дух! – орал кто-то диким голосом. – И нас заберет!
– Тебя первого.
– Нет! Первым ее забрал. А жаль, я бы…
– Разворачивай, мы тут уже были.
Их голоса еще долго раздавались в темноте, пока, наконец, охотники не растворились в чаще древнего леса. Дашка позволила себе шумно выдохнуть. Обе они не пытались прятаться, лежали так же, как устроились на ночевку. Ждали своей участи.
– На этот раз пронесло, – сказала Маша. – Но они не последние. В лесу будет много таких групп. Согласна?
Конопатая пожала плечами.
– Что? – не унималась Властительница. – Думаешь – не стоило ли их позвать? Пожалуй, ты бы успела вскарабкаться на дерево и уйти по верхам, понаблюдала бы со стороны, как они “благодарят” меня за неудачное дело. Признайся, что была мысль!
– Дура ты, Мария. Всех по себе судишь.
Дашка легла, отворачиваясь от спутницы.
“Хотя права стерва. Эти наверняка не последние. Не будет нам покоя в лесу”.
– Должно быть тихое место, – они снова шли вперед, стараясь, чтобы поднимающееся над лесом солнце оставалось по правую руку. – Тайга большая. Неужели негде спрятаться?
Конопатая посмотрела на Машу, постоянно оглядывающуюся по сторонам и уже битый час ноющую о "безопасном месте в лесу".
– Гнезд много, – ответила она. – И хотя мужиков после твоего "дела" станет сильно меньше, их охотничьи ловища перекрывают все вокруг. Где бы ты не решила построить жилье, рано или поздно придут, обнаружат.
– Что же нам делать?
– Или с кем-то договариваться, искать покровительства… Хотя… Даже не знаю – нужна ли ты теперь кому-то?
– Или?
– Или уходить совсем в другую сторону. Где люди точно не живут.
– На восток? Я на восток не пойду. Вот уж где сторона нелюдей! Почище юга или запада будет. Оттуда же пришли такие, как ты? Не в меру умные, да меняющие облик. Неизвестно еще, что их там генерирует. На берег моря – другое дело. Да если еще остров подходящий найти… Но, конечно, жизнь там налаживать трудно. В том месте, где мы с отцом жили, все уже обустроено было, только туда чужие пришли, с северо-запада. Теперь уж они это место в покое не оставят, регулярно наведываться будут. Да что говорить, если они и до гнезда Говорящего потом добрались.
Маша остановилась, чтобы перевести дыхание. Конопатая смотрела на нее, прищурившись, потом спросила:
– Какой срок?
– Не знаю, – устало ответила Властительница.
– А…
– Тоже не знаю, – раздраженно перебила девчонку. – Не один мужик был и не два. И не только мужик.
– Мутанты потомства не оставляют.
– Это да, – она с сомнением погладила живот. – Ладно, пойдем дальше.
Моменты безудержной болтовни, когда обе говорили что-то друг другу, рассказывали, расспрашивали – в сущности, ни о чем, чтобы просто убить время, чтобы не было страшно от безысходности – сменялись долгими молчаливыми паузами. В такие моменты затишья каждая вдруг вспоминала, что недавно потеряла близких людей и вся ее жизнь разрушена, а рядом теперь враг и от этого никуда не деться. Надо привыкать, смириться, или…
Можно было покончить со всем – быстро, без лишних раздумий. У каждой есть огнестрел. Сначала ее, потом себя. Но обе продолжали идти в неизвестность, поправляя тяжелые для хрупких женских плеч автоматы.
Ночью Маша проснулась оттого, что спиной почувствовала холод. Обернулась – девчонки рядом не было. "Бросила? Ушла?" Пришедшая вскочила, оглядываясь. Человеческие глаза, да еще спросонья, не могли видеть в темноте так же хорошо, как глаза нелюдя. И все-таки она разглядела в ночи силуэт. Подошла ближе. Дашка тоже почувствовала ее, обернулась.
– Не спится?
Конопатая долго молчала, потом прошептала с плохо скрываемой злостью:
– Зачем? Зачем ты все это сотворила? Он снится мне. Я обещала ему, что… вместе… до конца… что уйду вместе с ним. А он теперь снится.
Упала на колени, закрыла лицо руками. Сначала рыдания были бесшумными, потом она завыла – не стесняясь, на всю округу. Маша молча смотрела на вздрагивающий во тьме силуэт. Сжимала зубы до скрипа, душила в себе злость, ведь перед ней была та, которая убила Прыткого, человека, смущенно опустившего голову, когда Властительница спросила – "влюбился?"
Она прижалась спиной к дереву, сползла по его стволу на снег. Чувствовала, что и ее глаза наполняются слезами. "Зачем я это сотворила? Я хотела создать свой мир. Почему он должен был быть хуже этого? Может, он был бы лучше. Пусть не сразу, но когда-нибудь, потом..." Не удержалась, заплакала. Тихо, стесняясь своей слабости. В какой-то момент ей захотелось подползти к Даше и обнять ее. Получить тепло и сочувствие, подарить свое. Побоялась. Даже представить себе не могла, что Конопатая, несмотря на свою боль, чувствовала то же самое. Так и выплакали всю ненависть друг к другу, все горе, стоя на коленях в снегу, в шаге друг от друга.
Проспали до солнца в зените, пока холод, несмотря на прижавшиеся тела, не стал пробирать до костей. Развели костер, согрелись огнем и горячей водой, позавтракали. Стоило бы вести себя с опаской, но нервы у девушек были так измотаны, что на осторожность они уже не обращали внимания.
Отправились в путь, сверившись с навигатором в машином смарте. Днем она держала его болтающимся на ремешке, надетом на шею, чтобы устройство подзаряжалось от солнечного света. Само светило уже пересекало небосвод и ориентироваться по нему было неудобно.
– Ты, это… за вчерашнее…
Маша отмахнулась.
– Не бери в голову. Рано или поздно все равно стали бы выяснять отношения. Пусть лучше так, по-бабски, со слезами и соплями, чем… – она похлопала рукой по автомату. – Да и не последние это разборки, надо думать. Не зря же ты со мной идешь.
Она покосилась на спутницу, но та ничем не выдавала своих намерений. Даже если Конопатая до сих пор считает, что надо подарить жизнь ребенку, а матери отплатить за все, вслух она об этом не говорит. "А вдруг еще передумает? Найдем место для жизни, останемся вдвоем. Всякие же чудеса случаются".
Трое мужчин, преградившие им дорогу, появились словно из ниоткуда. Маша вскинула автомат, но Конопатая положила руку на его ствол, заставляя опустить. Она смотрела назад и там, за их спинами, стояли еще четверо, целясь в девушек из арбалетов.
Оружие и мешки пришлось бросить. Их обыскали, руки связали за спиной. Повели куда-то. Было слышно, как перешептываются те двое, что идут в нескольких шагах позади:
– Она это, уж я узнал!
– Да не, не может быть.
– Точно тебе говорю!
К закату привели в расположение лагеря. Вроде бы и гнездо – женщины, дети, скарб какой-то. Однако по всему видно, что временное это прибежище. Из всех жилищ только три наскоро возведенные из палок и шкур лачуги, одна чуть больше остальных.
– Скоро главный придет, – сказал конвоир, заставивший их сесть у большой хижины, – он вас и определит, какая на что сгодится.
Криво ухмыльнулся, пошел по своим делам, оставив двух охранников.
Маша с Конопатой сидели молча, но, пообвыкнув, убедившись, что и внимания-то на них не обращают, решились заговорить.
– Некоторых я видела в гнезде Говорящего, – сказала Дашка.
– Угу, – ответила пришедшая, – а кто-то был в отрядах, шедших на Южный базар. Рожи знакомые. В общем, шайка из беглых. Может, костяк из одного гнезда, но остальные случайно прибились, спасаются от других таких же бродяг, защиты ищут. Самое раздольное времечко для любителей в мутной воде барахтаться, свое племя создать, в руководчики выбиться.
К ним подошла девочка – мелочь, лет шести или семи. Равнодушно поглядела на Конопатую, остановилась напротив Маши. Смотрела долго, пристально, совсем не по-детски.
– Чего тебе? – не выдержала Властительница.
Девчушка не ответила, пошла прочь.
Маша сглотнула, безуспешно попыталась шевелить связанными, затекшими руками.
– Как думаешь, – спросила тихо, чтобы не слышали охранники, – смогла бы ты справиться… в том виде… ну, ты понимаешь.
– Не хочу больше никого убивать.
– У-у, приехали. Знаешь, жизнь – она ведь штука такая. Или кончай с ней, или борись за нее. А просто витать в облаках и жалеть себя не получится. Кто-нибудь за горло возьмет и так отжалеет, что, хочешь не хочешь, а начнешь когти выпускать.
Замолчали, потому что к ним приближался, окруженный охраной, широкоплечий, высокий мужик. Кажется, о татуировках в его роду не слышали, поэтому и лицо, и все открытые части тела были разукрашены узорными шрамами. Остановился рядом с пленницами, посмотрел на одну, потом на другую. Широко улыбнулся.
– Здравствуй, Властительница! Где же твоя охрана? Эта вот, что ли? – он с усмешкой кивнул на Конопатую. – Больше на прислужку похожа. Меня-то помнишь?
Маша не стала делать вид, будто она не та, за кого ее принимают.
– Смутно, – ответила спокойно, не удостоив мужчину ответным взглядом, иначе ей пришлось бы смотреть на него снизу вверх. – Много вас было в последнее время.
Он приподнял ее голову за подбородок.
– А я и не претендую. Смутно, так смутно. Должность занимал небольшую, ты и руководчика-то нашего премудрого пару раз всего видала, пока ему на базаре весь ум на пику не намотали, а уж меня… Но вишь, как жизнь распоряжается? Теперь мой черед приказы отдавать!
– Со второй что делать? – спросил кто-то из свиты.
– Оприходую обеих. Ко мне тащи!
Девушек подняли, отвели внутрь большой лачуги, где снова поставили на колени. Сопротивления главный не опасался, выгнал из дома всех сопровождающих. Скинул шкуру, обнажив мускулистый, изрисованный ножом торс. Взял большую флягу, запрокинул ее над головой, делая жадные глотки, позволяя пахучей, крепко настоявшейся жидкости проливаться по подбородку. Отбросив опустевшую емкость он довольно крякнул и приблизился к Маше.
– Пришел час, когда Властительница будет ублажать охотника. Открывай рот!
– Отвали от нее, – сказала Дашка едва слышно. Она и вовсе говорить ничего не хотела, надеялась сдержаться, перетерпеть. Смириться с тем, что сейчас и Машу, и ее… В первый раз что ли? Мир жесток. Но не смогла, не стерпела.
– Ох ты, Властительница – твоя охрана проснулась! Ха-ха! Ну сейчас мы ей покажем… Смотри, охрана, к чему тебе нужно приготовиться.
Он поднял Машу, словно пушинку, бросил ее на тряпичное ложе. Стал снимать с себя остатки одежды. Пришедшая смотрела на него без страха, но из-за брезгливости с трудом сдерживалась, чтобы не начать брыкаться и кричать, тем самым доставив ему еще больше удовольствия.
Навалился. Даже не стал снимать с нее штаны, лишь стянул с бедер, закидывая ее ноги себе на плечи. За спиной охотника появилось что-то темное и в тот момент, когда Маша готова была вскрикнуть от грубого вторжения, мужчина захрипел. Схватился за шею, стал медленно заваливаться на бок. Тело его, уже бессознательное и почти безжизненное, вздрогнуло – его оттащили в сторону.
– А говоришь "не хочу больше", – проворчала Властительница.
– Ах-р-р-р!
Дашка перевернула ее на живот и острым когтем, чуть задев кожу, разрезала путы.
– Эй, осторожнее.
Маша села, потерла запястья. Подтянула штаны.
– Что дальше? Придут же сейчас.
– Ты повизжи, – прорычала Конопатая, оставаясь в темном обличье, – пусть думают, что все в порядке.
Маша закатила глаза, но согласилась, сделав над собой усилие:
– А-а, не-е-ет! Не надо, не-ет!
– Талантливо. Хижина стоит у заваленных снегом кустов. Разрежем здесь, уйдем через кусты. Заметят не сразу.
– А дальше?
Дашка уже отвернулась от нее, принялась осторожно вспарывать стену. Прорычала, не оглядываясь:
– Только в одно место не пойдут за нами. На космодром, в центр зоны.
Заключительная, 20 глава будет опубликована в ближайшие дни.
Страничка автора | Телега
yaplakal.com