70
В середине июля 1978-го года, после окончания седьмого класса, за отличную учебу и активную общественную работу, меня отправили отдыхать в пионерский лагерь. Была в те времена такая практика: дружить не только семьями, но и городами. В разных странах появлялись, так называемые, города-побратимы. У моего родного Клина побратимами были французский город Орли и чехословацкий город Бенешов. Эти города регулярно обменивались дружескими делегациями, налаживали культурные и экономические контакты. Направляли друг к другу на отдых детей и подростков. От каждой школы ежегодно выезжало по два ученика. В этом году из нашей школы мой одноклассник Юра Соколов поехал во Францию, я – в Чехословакию.
Пионерский лагерь, в котором мне предстоял провести почти целый месяц, располагался в нескольких километрах от старинного города Бенешов. В небольшом, но очень живописном ущелье. И назывался «Лесни млын» - Лесная мельница.
Нас разместили в небольших, почти игрушечных, деревянных домиках по четыре человека. И с первого же дня стали знакомить с местными достопримечательностями. Мы побывали на заводе, производящем известные мотоциклы «Ява». Мы шли рядом с рамой от мотоцикла, которая двигалась по конвейеру, и постепенно обрастала всё новыми и новыми деталями. Мы прошли вслед за этой рамой весь технологический процесс. До отдела технического контроля, где мотоцикл поставили на специальные вращающиеся валы. Провели какую-то диагностику и проверку качества. Некоторым из нас даже разрешили немного посидеть на этом мотоцикле. Вы представляете? На настоящем мотоцикле, который только что, на наших глазах, появился на свет!
Потом мы побывали в Праге. Побродили по Карлову мосту и старому городу. Съездили в Бенешов. В один из дней нас отвезли на экскурсию в Конопиштенский замок, в котором германский император Вильгельм II, адмирал фон Тирпиц и наследник австро-венгерского престола Франц Фердинанд в 1914 году обсуждали план нападения Австро-Венгрии на Сербию. И подготовку к первой мировой войне. Правда, об этом нам старались особенно не рассказывать. Всё больше показывали старинные интерьеры, доспехи рыцарей и чучела животных - охотничьи трофеи бывших владельцев замка.
А ещё через несколько дней мы побывали в Конепрусских пещерах. Это был настоящий Затерянный мир! Кости доисторических животных, которые хранились в этих пещерах. Сталактиты, сталагмиты и сталагнаты. Но больше всего нам запомнилась мастерская древних фальшивомонетчиков, использовавших в своей работе приспособления и инструменты, которых не было в то время ещё и на царском монетном дворе. По легенде в монетах этих странных фальшивомонетчиков содержание золота было выше, чем в царских монетах. Сделаны они были настолько качественно, что очень часто ставили царские монеты в крайне неудобное положение - местные торговцы принимали царские монеты за фальшивые и отказывались принимать их в качестве оплаты. Право, это были очень странные фальшивомонетчики! Они оставили свою мастерскую много, много лет назад. Ничего не спрятали и не разрушили. Словно, вышли на минутку и скоро вернутся обратно.
В пионерском лагере интересно. Хотя я (и многие мои товарищи) никак не мог привыкнуть к тому, что чехи не едят хлеб. Сначала хлеб мы пытались заменить кнедликами, национальным чешским блюдом, немного напоминающим по вкусу наш самый распространённый национальный продукт. Потом администрация лагеря, сжалившись над нами, стала привозить хлеб из Праги. Но к чему мы так и не смогли привыкнуть, так это к обязательному тихому часу после обеда.
Какой может быть тихий час в тринадцать лет?! В тринадцать лет мы считали себя слишком взрослыми для того, чтобы спать в тихий час, как спят дети в детских садах. А потому в тихий час мы сбегали из своих домиков.
Наши пионервожатые в это время обычно играли в настольный теннис. Или в волейбол. Для волейбольных команд людей им часто не хватало. Поэтому они изредка брали в игру ребят, сбежавших с тихого часа. И никогда не ругали нас. Наверное, потому, что разница в возрасте у нас и вожатых была не слишком большой. Да и сбегало с тихого часа обычно всего два человека. Я и Толик Семёнов, с которым раньше мы не были близко знакомы. Он учился в другой школе. И считался очень перспективным спортсменом. Если не ошибаюсь, к тому времени он уже выполнил норматив кандидата Мастера Спорта по лёгкой атлетике (нормативы Мастера Спорта СССР по легкой атлетике и по многоборью он выполнил немного позднее). Толя был высоким парнем с отличной спортивной фигурой и ослепительной улыбкой. И был любимцев всех девушек. Как наших, так и чешских.
Поэтому вожатые с удовольствием брали его в игру (и прощали нарушение распорядка дня). Я же чаще всего изображал «толпу восхищенных зрителей». Потому что играть в волейбол тогда еще не умел. Но однажды всех воспитателей вызвали на совещание к директору лагеря. И мы остались с Толиком одни на спортивном городке. Играть одному в волейбол Толику, видимо, не понравилось. Он с грустью посмотрел на теннисные столы. Но и для игры в теннис ему тоже нужен был партнёр. И тут он, словно бы совершенно случайно, заметил меня. Того, кто уже несколько дней был его тенью.
- Ты в теннис играть умеешь?
Что я мог ему ответить? То, что моя сестра немного научила меня отбивать теннисный шарик (у сестры была очень сильная и очень профессиональная подача)? Что во дворе я играл несколько раз со сверстниками? Но я видел, как здорово в теннис играет сам Толик. И прекрасно понимал, что никогда не смогу с ним сравниться. Я честно ответил, что играю не слишком хорошо. Но Толика это, похоже, не сильно расстроило. Других мальчиков для битья рядом не было. И он снисходительно предложил мне сыграть с ним парочку партий.
Я с радостью согласился. Мы сыграли одну партию. У Толика, действительно, оказалась очень сильная подача. К ней нужно было приноровиться. И, разумеется, в первой партии он разгромил меня в пух и прах. Во второй партии игра у него вдруг начала расклеиваться. И он совершенно неожиданно проиграл эту партию. Это было явной случайностью. В третьей игре Толик начал играть более внимательно, но проиграл и третью партию.
Это было невероятным. Любому было понятно, что Толик был классным игроком. С хорошей подачей и с грамотной защитой. Техничный и быстрый. Я же был по сути пустым местом. Никем. И играть не умел. Абсолютно. У меня была очень слабая подача. Очень корявая игра. И в скорости я заметно проигрывал. Единственное, что я умел делать – это отбивать подачи. Он подавал, я отбивал. Он снова подавал, я снова отбивал. Толик начинал нервничать. И промахиваться. Он никак не мог понять, как такое возможно?
Толя начинал злиться и снова проигрывал. В какой-то момент он не удержался и выругался. Звонкий смех раздался за его спиной. Это смеялась наша вожатая Ивана Сочкова. Красивая высокая девушка с потрясающей фигурой, по которой все мы тогда сходили с ума. Она стояла в окружении других вожатых, которые возвращались с совещания. И которые совершенно случайно стали свидетелями Толиного поражения.
Это была последняя игра, которую мы сыграли с Толей в этот день. И это была та самая игра, после которой мы стали с ним друзьями на долгие, долгие годы (через несколько лет я встретил Толю в Московском ВОКУ, правда, учился он в училище на курс младше меня, так же, как и я, в спортивном взводе, а после окончания училища служил в спецназе на Кавказе). И мы дружим с ним до сих пор.
На следующий день на спортивном городке никого не оказалось. Это было так странно. Да, сегодня Толя категорически отказался составить мне компанию. Похоже, переживал по поводу вчерашнего поражения. Но куда подевались все вожатые? Я одиноко слонялся у теннисных столов до тех пор, пока из-за административного здания не появилась Ивана. У неё был такой забавный акцент! Она предложила мне поиграть в теннис, а после нескольких партий мы пошли с ней погулять по окрестностям лагеря. Забрались на один из склонов нашего ущелья. И присели под огромной сосной.
Ивана сказала, что в этом году она окончила предпоследний курс гимназии. Что родом она не из Бенешова, а из города Тынец-над-Сазавой (именно в этот город мы ездили на экскурсию на завод по изготовлению мотоциклов Ява). Занимается в историческом и корреспондентском кружках. Является членом кружка «Дружба с ГДР». И мечтает учиться на юридическом факультете.
А еще Ивана рассказала, что на следующей неделе всем ребятам предстоит пройти какое-то испытание. Что-то похожее на какую-то Тропу разведчика. Если честно, я не очень вникал в то, что она рассказывала. Мне было просто очень приятно сидеть с ней рядом. Просто слушать её. И любоваться ею.
Неожиданно я почувствовал какое-то движение неподалёку. И чувство неведомой опасности. Бывают в жизни вещи, в которых невозможно ошибиться. И которые заложены в нас на генетическом уровне. Жестом я показал Иване, что нужно замолчать. И пригнуться к земле. Тем временем нескольких шагах от нас и чуть ниже по склону прошла группа вооружённых людей в форме мышиного цвета. Они шли молча. Друг за другом. Бесшумно и очень профессионально (я почему-то сразу почувствовал профессионализм в их движениях, хотя в то время еще не понимал, что это такое?). По сигналу старшего они залегли цепью. И направили оружие в сторону нашего пионерского лагеря. Раздался характерный лязг оружия.
- Немцы. - Сразу же догадался я. – Фашисты!
И еще я сразу же понял, что началась война. Что сейчас они нападут на наш лагерь. И убьют всех наших ребят. Откуда в Чехословакии могли появиться немцы, я, конечно же, не подумал. Не было времени подумать. На поляну, где располагались домики нашего пионерлагеря, полетели несколько гранат. А немцы открыли огонь из автоматов и пулемётов.
Прямо под нами располагалась позиция пулемётчика. Я хорошо видел его огромную фигуру, склонившуюся над пулемётом. И как старательно он выцеливал что-то в нашем лагере. Как дрожал в его руках пулемёт во время стрельбы. А ещё я хорошо видел узенькую полоску стриженного затылка под его головным убором. К счастью, пулеметчик был без каски…
Мне было очень страшно. Так страшно, что я не мог даже пошевелиться. Но в детстве отец всегда учил меня делать шаг, когда мне страшно. Чтобы убежать или сделать шаг навстречу опасности. Я чуть наклонился. Рука сама нащупала булыжник. Надо было спасать ребят в лагере!
Я показал Иване жестом, чтобы она уходила. А сам, пригнувшись, побежал к пулемётчику. Затылок и булыжник. Булыжник и затылок. Их так притягивало друг к другу, что я просто не мог этому помешать. До пулемётчика оставались не более двух-трех шагов, когда он вдруг напрягся (я заметил, как появилась складка на его шее) и повернулся в мою сторону.
Лицо его светилось от улыбки.
- Вот ведь, гад – приятно тебе убивать детей! – Со злостью подумал я. И мне уже было не страшно.
При виде меня пулеметчик улыбнулся еще шире. Затем внимательно посмотрел на булыжник в моих руках. Улыбка стала медленно сползать с его лица.
Нет, повернуть пулемет в мою сторону он уже не успеет. Слишком неудобно он лежит на склоне – это стрелять вниз ему удобно, а вот быстро повернуть пулемет в мою сторону у него не получится. Хотя рассуждать об этом мне тоже было некогда. Я сделал еще шаг вперед. Моя рука с камнем стала медленно подниматься, чтобы…
И в этот момент кто-то перехватил мою руку сзади. Аккуратно, но очень профессионально повернул её на излом и забрал камень. Я удивленно посмотрел назад. Ведь там никого не могло быть. Я это точно знал! Но сзади меня стоял здоровенный фашист, тот, который совсем недавно командовал этой группой. Вместо немецкого автомата, у него на ремне висел наш отечественный АКМ. А в руке был мой булыжник.
Он сказал что-то смешное пулеметчику, но тот почему-то не засмеялся. А произнес в ответ лишь одно слово.
- Ви(ы)страшит (Vystrašit - напугал, по-чешски). – И кивнул в мою сторону.
Сзади фашиста стояла Ивана. Она что-то сбивчиво пыталась мне объяснить. Говорила о каких-то взрывающихся пакетах (взрывпакетах). О том, что патроны не настоящие. Что вчера на совещании у директора пионерлагеря, их предупредили о том, что сегодня к ним в гости приедут пограничники. Правда, никто не ожидал, что они появятся в лагере так оригинально.
Я стоял и слушал то, что говорила мне Ивана. И абсолютно ничего не понимал. Кроме того, что я не смог спасти наших ребят. Не успел. То, что фашисты меня сейчас расстреляют, было для меня уже не важно…
Вскоре мы спустились к лагерю. Вожатые к тому времени собрали отряды на спортивном городке. Поначалу ребята выглядели довольно напугано – впервые их разбудили после тихого часа таким необычным способом. Но когда директор сказал, что в гости приехали чехословацкие пограничники, немного успокоились.
Потом пограничники показывали своё оружие и приемы рукопашного боя. Рассказывали о своей нелегкой службе. А один из пограничников показывал, как работает его собака. Он подавал ей различные команды, она их выполняла. Всем это очень понравилось. Но больше всего всем понравилось, как собака выполняла команды, подаваемые пограничником не словами, а жестами. Это, действительно, было очень интересно. Для меня же всё было, как в тумане.
Я видел только пулемётчика и его командира, которые стояли рядом с директором пионерлагеря. Командир пограничников, тот самый, что забрал у меня булыжник, что-то рассказывал директору, показывая при этом на меня. И они улыбались, глядя в мою сторону. Единственное, что я смог расслышать, это два слова, которые он произнес:
- Советски(ы) пиони(ы)р (Sovětský pionýr - советский пионер, по-чешски; ý - произносится, как нечто среднее между "и" и "ы", ближе к "ы").
А потом командир пограничников посмотрел на меня, словно пытаясь запомнить. Посмотрел очень внимательно и с большим уважением. Словно впервые в жизни он увидел перед собой обычного советского пионера.
© Александр Карцев (отрывок из моего романа «Кремлевцы», посвященного курсантам Московского ВОКУ выпуска 1985 года).
P.S. Фото пулемета из интернета
yaplakal.com