229
Не моё, нашёл на просторах интернета
здесь.Будет много интересных буквенных знаков. Жизненные ситуации - реальны.
На всякий случай расшифрую аббревиатуру:
СМУ - сложные метеоусловия;
ПМУ - простые метеоусловия;
Миг-21ум - учебный самолёт, спарка (два лётчика);
Миг-21см - боевой самолёт (один лётчик);
Фонарь - остекление кабины лётчика;
Комэск - командир эскадрильи;
Кэзэ - командир звена;
"Плановая" - плановая таблица, где указано время вылета и посадки самолётов;
НПЛ-10 - наколенный планшет лётчика;
АЭ (аэ) - авиационная эскадрилья;
ОБУ - офицер боевого управления;
СКП - стартовый командный пункт;
РП - руководитель полётов;
ПРП - помощник руководителя полётов.
Ну, что полетели?
ОРГИЯ. ХРОНИКА ОТВЕТСТВЕННОГО ОФИЦЕРА
ПО ЭСКАДРИЛЬЕ В ПЕРЕСТРОЕЧНЫЕ ВРЕМЕНА
(История о том, что за своими подчинёнными надо надзирать со всей строгостью
и как иногда полезно спрашивать у своих Girls, «кем работаешь»)
Чугуев. 1987 г. Я – майор, командир звена, секретарь парторганизации аэ. Период заката развитого социализма. Расцвет начала заката перестройки. Все алкаши, которых я даже лично повыгонял из армии или посписывал с лётной работы, открыли кооперативы, зарабатывают больше, чем лётчики (у нас оклады старые, а инфляция уже вовсю!), ездят, хады, уже на «мерсах», чуть ли не плюют в фейс при встрече (Ну, типа х*ли ты добился в жизни! А? А я – вот!)
В общем, шо маем, то маем... Генсек Миша носится по стране, вешая лапшу на уши бабушкам и дедушкам, все сидят у телеков с рачьими глазами, чего-то ждут и следят за его перемещениями. И не замечают, что подкрадывается полный пипец.
А жрать-то уже нечего! Везде прилавки пустые. Самое главное в магазинах «хлеба» (то бишь, водки) нет и сигарет тоже! Появиться с сигаретой в курилке – это не факт, что докуришь до конца – обязательно придётся с кем-то делиться. Доходило до смешного: хочешь курить сам – запираешься на очке и куришь и... ловишь кайф. В курилку – боже упаси выйти! Стоят и на 6 часов и на 3 и на 9 культурно одетые дедушки и молча смотрят в глаза (не выпрашивают, не клянчат)... Ну, как тут курить? ПОЛНЫЙ ПИПЕЦ! И стыдно и противно. Короче, бардак полный в стране. В армии тоже.
Единственная радость – у нас есть СПИРТ. Летаем только СМУ (даже в безоблачную погоду). Бывало, приходишь из отпуска, надо восстановиться. Всё отлетал, а последнее упражнение на сложняк – в ПМУ. И хрен тебе! Сидишь неделю, месяц, ждёшь, когда наконец-то отцы-командиры наши налетаются в СМУ в простых метеоусловиях.
Спирт – это валюта! Спиртом расплачивались за всё, и покупали за спирт тоже всё. На Миг-21ум один бачок противообледенительной системы – литров пять, кажется (на боевом поменьше 4,5 литра). Но... зато на боевом Миг-21см есть радиолокационный прицел с бачком охладительной системы на 12 литров (точно не помню). Кнопка противообледенительной системы всегда была законтрена. И…не дай бог, кто её срывал (даже когда на глиссаде при резком снижении начинала леденеть обечайка фонаря!)! Считался в лучшем случае ВРАГ НАРОДА. Просто секунды выдержки полёта по приборам и всё – изморось сметало на снижении.
Когда летает полноценная аэ за смену списывали где-то 80 л. Лётчикам – 40 и 40 – техникам. И это только чисто по списанию противообледенительной системы. В каждой аэ свой «спиртоносец» – это каста, элита эскадрильи, самое доверенное лицо комэски. Назначались на эту «должность» (неофициально, конечно) самые достойные – преданные партии молодые, а главное – малопьющие лётчики («характер нордический, стойкий, в порочащих связях не замеченные, беспощадные к НАТО и тэдэ»). Оно и понятно – всем надо поровну делить (одну ты заправку сделал или пять-шесть – всем одинаково!) Рабочий день (после полётов) заканчивался в штабе аэ грохотом канистр и звоном бутылок! А запах!.. Гражданский человек подумал бы, что попал на ликёро-водочный завод. Спиртом воняло на весь этаж. Все стоят в очереди: и полковники из Рогани, и управление полка, ну и вся остальная пузатая мелочь.
Поэтому самая большая битва шла за полёты на боевых (на перехват воздушной цели, например). При планировании, наверное, только морды не били друг дружке, а так всё было – и оскорбления, и конец многолетней, как казалось, крепкой дружбе, и разрыв отношений! Я тогда уже рисовал плановые на полк (понятно, побольше себе перехватов и своим лётчикам), у комэски (проверял меня или, точнее, кромсал мной уже составленную плановую) свои взгляды (кому, на его взгляд, нужней). Между комэсками тоже бойня! При всех ругань еб*ками! Тут ещё полковнички-инспекторы из управления училища, мать твою, себе полётиков урежут. Короче до глубокой ночи кромсали плановую. Оно и понятно – списание спирта за перехват шло только тому, кто летал на боевом, а не на всех.
Включать прицел положено перед взлётом. Конечно, этого никто не делал – все знали (у всех писалось на НПЛ-10), какой борт, сколько минут прицел прогревается. Секретные данные от заклятых друзей из соседней АЭ.
Страх и риск, конечно, присутствовал, могут и предпосылку дать за то, что не перехватил цель по своей, понятно, жадности.
ОБУ тогда был бог и царь – от него всё зависело, как он наведёт. Взлетел, баражируешь. Наводят на цель. Команды: «Удаление до цели – 10... 8... 7… Цель перед вами… Цель ваша, работайте!» и т.д. Здесь тонко надо рассчитать: когда включить прицел, чтобы он успел прогреться, сразу захватить цель и тут же пуск первой... пуск второй...
Так вот! Прицел включаешь, когда ОБУ прохрипит, что до цели – пять километров, четыре, а то и три. Вспыхнул экран. Обзор, доворот на цель... Удаление уже меньше четырёх кэмэ. Цель загоняешь в колечко прицела, опознание «свой – чужой» и жмёшь кнопку «захват»... Дальше сближаешься до двух кэмэ, в наушниках заурчал сигнал головок самонаведения ракет (мурчат, как кот над сметаной), делаешь два пуска с интервалом в две секунды (для самописца объективного контроля) и выход из атаки. И тут же выключаешь прицел, не забыть бы, твою мать! Главное, надо сделать два пуска до двух километров сближения! Всё про всё занимает от силы минут 3,5-5, а то и того меньше минут. А пишем, что прицел работал все 50-55 мин! А за каждую минуту 160 грамм спиртика расходуется!
Сел. Зарулил. Передрефил малехо, зато прибыль какая! Идёшь после полёта сам к радистам! Где-то литр спирта – твой трофей.
И вот в тот день урвал я себе перехват – разжился спиртом.
«Надо же пробу снять! — думаю. — Пятница всё-таки, банно-стаканный день!»
Но тут, как назло, выпала моя очередь дежурить на выходные у курсантов – пасти, короче, их и в субботу, и в воскресенье!
Лето. Теплынь. Жена укатила в Харьков к родителям. Свобода! Почти май месяц, как говорится, щепка на щепку... А тут, блин, такая каторга на два выходных дня – еб*сь с любимым личным составом!
В общем, назначили ответственным по аэ. А в том 1987 году мне, как по заказу, подсунули в звено 30 процентов идиотов (это ещё мягко сказано!). Почему я так решил? Опять же, отступясь от темы, придётся пояснить.
Ещё за год до этого, на третьем курсе, когда они только прибыли к нам в полк, на контрольно-теоретических занятиях посидел я, послушал и понял, что прислали троешников и двоечников, даже по основным предметам, таким как конструкция самолёта и двигателя, эксплуатация самолётных систем и оборудования, уж не говорю про аэродинамику полёта! То есть проходной балл на полёты в те годы составлял «УДОВЛЕТВОРИТЕЛЬНО». Раньше, даже в застойные времена, ниже «ХОРОШО» нельзя и было мечтать о полётах! Начал спрашивать элементарщину – полный ноль! Я был в шоке! И ЭТО БУДУЩИЕ ЗАЩИТНИКИ НАШИХ ВОЗДУШНЫХ РУБЕЖЕЙ!! Как они думают летать с такими знаниями?
Смотрят на меня раскрытыми ртами, а мне страшно – куда мы идём-с и куда мы придём-с, прикатимся? А главное – как их учить летать и выпускать самостоятельно в полёт? Ведь давно известно: то, что на земле ты знаешь на «хорошо», то в воздухе знаешь на три балла! А если они перед полётами имеют удовлетворительные знания, да ещё по основным дисциплинам, то в полёте эти знания...
Да какие там будут у них, к чёрту, знания!?
Между прочим, тогда, на третьем их курсе, на аэродроме Лебедин обратил внимание, что отсутствуют три курсанта. Спрашиваю у сержанта:
— А где ещё трое?
— А они в Рогани экзамены пересдают по аэродинамике и конструкции самолёта!
— Как? С первого раза даже на «тройку» не могли сдать?
И такие потом с возрастом, опытом становились лётчиками. Но тогда в Лебедине мне и моим лётчикам-инструкторам пришлось изрядно попотеть, чтобы выпустить самостоятельно всё звено.
Характерный пример великолепных знаний курсантов. Спрашиваю как-то на контроле готовности у курсанта Шишенко:
— А вот почему при выпуске шасси самолёт «клюёт» носом?
Получаю ответ:
— Ну, тык, товарищ майор… дык… их же не было, а потом они появились, вышли... Ну его и клюнуло!
Так захотелось этого Шишенко отп*здеть тогда – слов нет! Урод был редкий! Я его даже потом перестал спрашивать – чтобы самому не расстраиваться! Трижды, как кэзэ, добавлял ему дополнительные контрольно-вывозные полёты – никак лётную программу усвоить не мог. Не хотел выпускать самостоятельно, хотел списать. Но сердобольные отцы-командиры его выпустили самостоятельно. Каждый самостоятельный полёт этого Шишенко был на грани фола. Даже на всю жизнь его позывной запомнил – 16й.
Вот входит 16й в круг после зоны. РП (м-р Юра Ломакин) кричит мне:
— Крюков! Лови 16го, сажай сам своего Шишу!
Я на СКП сижу ПРП.
Вот Шиша мой на четвёртом развороте корячится. Всё, пора «брать управление» на себя! Хватаю микрофон:
— Всем молчать! — кричу в эфир. — Быть на приёме!
Это чтобы не забивали своим радиообменом эфир и не мешали мне усаживать Шишу!
Зажимаю тангенту микрофона и начинаю сажать «шестнадцатого» на трубе:
— Давай, миленький! Подними чуток нос [самолёта]!.. Хорошо... Добавь обороты!.. Снижайся в точку выравнивания!.. Хорошо... Плавнее! Не дёргайся! Всё, выравниваем! Задержи [ручку управления]!..
Шиша, конечно, никогда не задерживал, а, испугавшись приближения земли, хватал ручку на себя. Самолёт почти над самой бетонкой резко взмывал вверх уже без скорости, что само по себе уже опасно. Оставалось только успеть крикнуть:
— Двигатель на максимал!.. Не тяни! Задержи!.. Обороты – малый газ!
Движок успевал до касания самолёта набрать обороты и самолёт падал на ВПП уже не с критическими углами. Всё лучше, чем без скорости приземлить на фальшкиль или свалиться на крыло.
Ну, дальше уже проще:
— Плавненько тормози!.. Парашют!..
Всё! Посадили! Все волосы дыбом. Потные руки об комбез вытер: курсант жив, самолёт цел – командиру звена радость!
Вот так этот крендель летал! На сложный пилотаж его на боевом истребителе так и не выпустили – только на спарке с инструктором. Но полёт записывали как на боевом!
Кому такие лётчики нужны?
...Ладно. Всеми правдами и неправдами (это очень завуалировано) поднатаскал в конструкции, и эксплуатации, по теории, научил их летать и всех выпустил. Вообще, за все годы инструкторской работы никого не списал по нелётности. Знаю по опыту: даже медведя можно научить летать, главное – захотеть! Такие «незнайки» и у меня были. Были и уроды, как этот Шиша, но их было видно за километр.
— ГОАУТ! — по-другому я им не объяснял, и все понимали и соглашались.
А куда они от меня денутся? Но Шишенко мне тогда не дали списать. А жаль!
К курсанту Шишенко мы ещё вернёмся.
...Ладно, ответственный, так ответственный! Приказ есть приказ! И вот тут-то всё и начинается, ну, ради чего и описывал вышеизложенное!
Итак, ответственный офицер аэ, день первый.
В субботу курсантов-женатиков и тех, кто родом из Харькова я, конечно, отпустил по домам. Казанов и Донжуанов – тоже (у кого было видно, что уже начинается спермотоксикоз – всё равно смоются по веревке ночью из казармы в поисках приключений на свои яйца), остальным сказал:
— Запритесь в бытовке и жрите хоть до утра! Но что бы ни одна бл*дь из казармы не выходила! Ясно?
— Ясно, товарищ майор!
Только собрался заняться своим досугом на этот благословенный вечер, как тут прибежал ко мне домой курсант:
— Товарищ майор, у нас ЧП!
Я – за сердце:
— ШО? Что случилось?
— Тут, это... наш наряд по городу, эта... в составе двух курсантов и одного прапорщика... военная комендатура, эта... привезла назад, в часть!
— Ну и шо?
— Так, это... они все, трое, избитые и в жопу пьяные!
Это полный пипец! Тем более, оба курсанта, те, что «в жопу пьяные», – из моего звена! Я – в прострации!
Думаю: «Да-а-а-а!.. До пенсии, суки, не дадут спокойно дожить! Как пить дать, с такими подчинёнными выгонят из армии!»
Побежал в казарму разбираться.
А дело было так! Заступили они в патруль по городу. Попёрлись на городской пляж. Ну, понятно, уговорили прапора, нажрались, как свиньи, самогонки. Сели на песочек, на девок поглядывают и опять бухают. Патруль называется! И у одного моего курсанта, у товарища Усачёва, от выпитого случилась «белочка» (то бишь, белая горячка)! С криками (дословно): «Коммунисты не сдаются!!» (в училище кафедра Научного коммунизма была укомплектована талантливыми преподавателями), он кидается на своих сотоварищей, сиречь собутыльников, и начал их избивать сапогами. Кое-как его повалили, связали руки и ноги. Местные, добродушные чугуевские самаритяне, вызвали другой военный патруль из комендатуры. Те всех тёпленькими и связанными привезли в часть.
Всё бы ничего, но только у второго моего курсанта, у товарища Семеренко, ударом «сапогой» оказалась сломана челюсть и очень-очень существенно! Всё лицо синее и зубов у него теперь нет. Картина Репина «Пипец, командиру звена». Дослужился!
«Ну, — думаю, — точно уволят из армии или на РСП посадят!»
Делать нечего! Повёз я этого Семеренко в Харьков в 4ю неотложку. Сдал. Это всё, чем я ему мог помочь! Больше его и не видел до конца выпуска!
А до их выпуска осталось всего ничего – месяц. До госэкзаменов по лётной подготовке и того меньше. А тут – сломана не что-нибудь, а вся челюсть!
Конечно, доложили по команде: и комполка (полковник Кондратенко), и в Рогань оперативному, и начальнику училища (кажется, тогда был Ерофеев). Ждём-с командирского решения…
И оно, мудрое командирское решение, последовало: КРОВЬ ИЗ НОСА – ВЫПУСКАТЬ ОБОИХ!!!
Я в очередной раз в шоке! На госэкзаменах по лётной подготовке в плановой стояла фамилия товарища Семеренко, а летал за него с проверяющим, как вы, конечно, догадались, правоверный коммунист товарищ Усачёв! Налетался он в тот день, как паук – и за себя, и за того парня! И на теоретических госэкзаменах в Рогани тоже он сдавал и за себя, и за покалеченного им же Семеренко. Все один раз какой-то предмет сдают, Усачёв каждый предмет сдаёт по два раза!
До сих пор не пойму: зачем это надо было? Кому? Ведь достаточно было одному члену ГЭК быть внимательным и пипец наступит всему училищу, включая начальника генерала Ерофеева! С членами ГЭК ведь не договоришься: они не из училища, а опытные лётчики из строевых частей и офицеры Главного штаба ВВС, назначаемые в комиссию приказом Главкома! А вранья в Москве не любили даже по тем временам! Поэтому Ерофеев рисковал здорово!
В общем, выпустили лейтенантами обоих! Лейтенант Усачёв укатил служить в даль светлую (подальше запихнули с Украины). На аэродром Береза в Белоруссию попал. Но бог – не фрайер! Говорят, на новом месте службы совсем плохо кончил! Опять нажрался, и с коммунистическими лозунгами кинулся на кого-то. Короче, зарезали его там... Лейтенанта Семеренко оставили при училище, но после выпуска комиссовали с лётной работы и посадили на РСП. Ну, куда ему летать со сломанной челюстью? Зубья-то ему врачи вставили. (И смех, и грех: улыбнётся – оба ряда ЖЕЛЕЗНЫХ зубов. Балет Чайковского «Щелкунчик»! Кстати, красивый парень, копия Ален Делон. Если рот закрыт. Стоит рот открыть – терминатор!) А вот сильное сотрясение мозга сочли несовместимым с лётной работой.
Короче! Я в тот субботний вечер был в полном отпаде. Мысль мелькала: может, самому нажраться да врезать хорошо этому самому Усачёву? Но сдержался! Шестое чувство, видно, подсказало, что на этом все мои приключения ответственного ещё не кончились!
Ответственный офицер аэ. День второй.
Воскресенье. Мои Донжуаны вернулись к завтраку без происшествий и, кажется, без триппера, но довольные. Загрузил работой всех курсантов, погонял их хорошо, чтобы дурные мысли в голову не приходили. Частые построения, внезапные проверки им устроил. Вроде всё тихо, все на месте. Почти успокоился уже. День плавненько проходит. Солнце клонится к вечеру уже.
И тут заполучи, фашист, гранату! Звонок из Харькова дежурному по полку. В панике звонят родители курсанта Селезнёва, но, хад, и этот, как на зло, оказался из моего звена:
— Приезжайте срочно! Нашему сыну плохо – лежит одетый посреди квартиры на полу, стонет! Что с ним случилось, мы не поймём!
«Ну, чо тут понимать? — думаю. — Нажрался водки, наверное!»
Взял я двух курсантов из казармы, сел в свою машину и покатили мы в Харьков-град к родителям моего курсанта.
Приехали. Зашли. Лежит он, сука, на полу одетый в гражданку, облёванный весь и что-то мычит. Я его для порядку попинал малехо ногами – ноль эмоций.
Родители заскулили:
— Не бейте его, он хороший!
Интеллигенты, мать твою! Им он «хороший», а мне отвечай!
«Эх, пристрелить бы! — думаю. — Ладно, в казарме разберёмся с тобой!»
Курсанты, которые были со мной, ржут и ржут. Я ещё тогда засомневался: тут что-то не так!
Загрузили мы павшего на боевом посту товарища курсанта ко мне в машину, поехали назад в Чугуев. Я присматриваюсь к нему: на вид, вроде, пьяный, а запаха – нет. Даже по дороге пару раз останавливался и нюхал его. Ну, нет запаха и всё тут! А весь в стельку, еле языком ворочает!
Тут курсанты не выдержали и просветили меня:
— Да это он, товарищ майор, просто таблеток наглотался. Давно уже балуется этим!
— Ах вы, гады, и все молчали?!
Я озверел! Прямо в машине отп*здил Селезнёва, мама не горюй!
В казарме положили его на кровать. Привязали к койке. Приказал:
— Не развязывать! Если какая сука его отвяжет – спишу с лётной работы к чёртовой матери!
Обыскали все его вещи – таблеток не нашли. Не помню, какие он таблетки жрал, какие-то от болезни печени, вроде ||||||||||||||||||||||||||| [заштриховано админом]. Печень он, кстати, этим посадил себе и сейчас ходит лысым. И, как потом выяснилось, начал глотать «колёса» от несчастной любви: девушка, видите ли, его бросила! Хотел даже покончить с жизнью. Дебил! Таких и надо бросать! Всю жизнь бы промучилась! И это курсант лётного училища, молодой коммунист, кандидат в члены КПСС! Да такой за наркоту кого хош подставит!
Но какая-то сердобольная бл*дь к утру его всё же развязала и выпустила в туалет.
Итог: этот товарищ, который нам совсем не товарищ, достал где-то свою заначку с таблетками и утром картина, наверное, уже не Репина, а авангардиста Малевича «Чёрный квадрат» называется!
Понедельник. Сидит курсант Селезнёв на ступеньках перед лётной столовой в невменяемом состоянии, в сапогах, в трусах, в майке, с галстуком и в фуражке. И это в 8.00 утра, когда весь полк идёт на завтрак!
Короче, все, кто хотел, эту картину увидел! Конечно, после этого с ним потом не церемонились! Исключили из кандидатов в партию и сразу же взашей выгнали из училища!
Надо сказать, к наркоманам в ХВВАУЛ относились очень строго! Могли, что угодно простить – пьянку, самоходы, воздушное хулиганство и т.д. – но колоться, глотать таблетки, нюхать что-то?.. К таким относились со всей пролетарской ненавистью, как в Гражданскую войну, и с беспощадностью, как к врагам рейха!
После исключения из училища Селезнёв поступил в Юракадемию, даже работал потом следаком где-то. Но печень посадил и здоровье угробил. К слову, тогда модно было в «юрку» поступать – всех, кого мы выгоняли, туда забирали. Ещё не так престижна была «юрка» – в то время учили только воров ловить.
Кстати, о ворах. Вот, что учудили мне курсанты из моего звена перед выпуском в благодарность за то, что я их учил летать и, как говорится, два года с ладони кормил как голубей.
Перед отъездом в Рогань на госы всё звено помогало мне в гараже. А на утро я обнаружил – пропала моя новая, только что полученная на складе, лётная кожаная куртка и канистра спирта! И это за день до их отъезда в училище, в Рогань на госэкзамены! Вот такая благодарность!
С лётчиками на следующий день, конечно, перевернули всю казарму, даже соседнюю аэ – куртку так и не нашли! Так и уехали эти курсанты в Рогань дальше сдавать госы по теории и становиться офицерами-лётчиками.
Сдали они там первый госэкзамен. И курсант Шишенко пригласил своих друзей домой к своей невесте отметить это дело. Отмечали они, отмечали и тут заходит будующий тесть товарища Шишенко… В чём вы думаете? В моей кожаной куртке! Шиша украл и подарил, понимаете ли, будущему тестю мою куртку. Сука!
Для непосвящённых поясню. Кожаные куртки и другое лётное имущество у лётчиков всегда изнутри подписывались хлоркой: фамилия и инициалы. А хлорку не сведёшь! Эти два курсанта украдкой посмотрели мою фамилию на подкладке и прозрели, откуда куртка и кто вор! Эти парни оказались порядочными, оделись и ушли. На следующий день в казарме была бойня – все с пристрастием пытали Шишенко! Изметелили его, по рассказам, как папу Карло! И что вы думаете? Мордобоя Шиша не выдержал и сознался! И назвал ещё двоих, кто с ним был за компанию – Павленко и Исраев (им досталась моя канистра со спиртом).
«Следствие» продолжилось. Весь курс гудел! Собрали комсомольское собрание. Постановили: троицу исключить из комсомола и училища. Потащили всех троих на Совет училища. Что там было, конечно, тёмный лес. К курсанту Павленко сразу примчался папочка (лётчик, полковник дальней авиации) выручать сыночка. Отмазал сына – служит сейчас Павленко каким-то начальничком в Берёзе. Очень плохие отзывы о нём. Шишенко тоже оказался с волосатой лапой – выпустили лейтенантом, даже попал на Миг-25 в Васильков. Исключили одного – Исраева (за этого заступиться было некому). Что интересно, после исключения из училища Исраев сменил фамилию – убрал букву «р». Получился как Штирлиц-Исаев. Но, скорее всего, так и остался сукой в душе.
...Ну, ладно, это было потом. А в то воскресенье, наверное, пару седых волос у меня точно прибавилось! Во деньки ответственного выпали! Что суббота, что воскресенье!
Так! Поздний вечер. Уложил я своих охломонов-курсантов баиньки. Надо было мне как-то снять полученный на боевом посту стресс.
Вспомнил о своей girls – хорошая такая девушка, парашютистка из службы ПДС полка. Как говорит Жванецкий, «спыным мозхом чую – бляндынка!» Короче, вызвал я её, привёл к себе, засели у меня! То есть, я хотел сказать, залегли! (Чёрт! Учил же меня кэзэ Демецкий В.И., правильно учил жизни: «не живи где еб*шь, не е*и, где живёшь!» Так нет же!)
Ну вот! Колонки магнитофона «Юпитер» орут «калемба де луна», спирт – рекой. Доча, конечно, поплыла. Я-то весь переляканый от всех тех ужасов за два дня, что доставили мне мои любимые подчинённые, и тут ещё спиртика принял на грудь порядочно. Гоняю в разные её женские полости час, второй. Нет бы, сосредоточиться на голой парашютистке подо мной! А у меня мысли все о завтрашнем дне! Что мне будет за такое двухдневное пастушество у курсантов? А девочке моей кайф, уже не стонет, а кричит подо мной – оргазм следует у неё один за другим. Да такие сильные, аж завидки берут! Хоть рот ей заклеивай – заводная и крикливая попалась! (Есть, есть такой опасный тип женщин для женатых мужчин!) Короче, промучился я с ней усю ночь.
Утром только успокоился от полученного, наконец, своего оргазма и забылся во сне в обнимку с парашютисткой, часиков в пять утра – стуки в дверь. Соседка (через стенку, из соседнего подъезда) припёрлась, сука, вдобавок с мужем (начальник цеха с авиарембазы). Не пойму до сих пор или ей завидно стало, или от мокроты своей не одни трусы поменяла за ночь, а, может, вдвоём за стенкой мастурбировали на пару от криков моей парашютистки, представляя, как я её трахаю, – не знаю!
Орёт, как полиция Майями:
— Открывай! Я хочу видеть твою жену! Ты её всю ночь бил! Она всю ночь кричала, я слышала! То есть я хотела сказать: мы слышали!
Стою под дверью, вникаю. Вроде нормальной ориентации, не садист там какой-то! Чего её бить-то, когда можно просто трахать?
Тут уже начали соседи по лестничной клетке выходить, поддакивают суки! Видите ли, они тоже ЭТО всё слышали!
«Ну, — думаю, — пипец! Точно приплыл!»
А крик продолжается, пуще прежнего:
— Я сейчас пойду в штаб! Будем вызывать милицию! — и к соседям: — Он, наверное, её убил!
То есть, это я жену свою того! Да вроде никогда на баб руки не поднимал! Чо я, садо-маза какой, что ли?
Пришлось одеться и выйти за дверь. И так, и сяк – ни в какую! Предъяви ей мною убиваемую жену и всё тут! Рвётся в комнату, хоть стреляй её! Муж ейный стоит сзади, улыбается, разводит руками – мудак, короче! Поборолись мы ней под дверью... А замки-то раньше были «англицкие»! Дверь-то бац и захлопнулась! Это – аут! И шах, и мат, и всё, что хочешь! Говорю вам: пипец один не приходит! Что делать? Не буду же орать парашютистке, чтобы открыла дверь! Сбежалось ещё больше соседей! Нет, чтобы спать, чёрт их всех подери! Все советуют с понтом, хотят помочь чем-то, суки.
Стою под дверью в майке, хорошо, что не в трусах и не в шляпе. Ну, полный трындец! А время-то бежит, уже час прошёл. Начали ковырять замок разными ключами – полный ноль, отвёртками – тоже самое (что, у меня замки отвёрткой можно открыть? На хрен мне такие замки!) О парашютистке и не подумал! Каково ей там внутри? Соседка не уходит, стоит, ссссука, на х*й же её не пошлёшь! А, может, что-то ждала – зрелища оргии, чтобы было, о чём языком почесать – не знаю!
Наконец, это всем надоело, начали рассасываться потихоньку. Добившись для меня неприятностей в виде захлопнувшейся двери, ушла и сука-соседка (наверно трусы пора уже было менять). Для приличия ещё поковырялся в замке с полчаса, потом тупо взломал дверь. Быстренько забаррикадировался! (Бог – не фраер, бережённого бог бережёт и т.д.).
Фуххх…Тишина! Только мёртвые с косами не стоят!
Захожу в комнату, а там – ПУСТО! Облазил всю хату сто раз – пусто. И под ванной, и в комоде, и в шифоньере. Нет парашютистки – ни голой, ни одетой! Ну, где можно, в однокомнатной квартире спрятаться – НИГДЕ! Я даже в холодильник заглядывал целых три раза! А мысль тревожная крутит в голове: «БАЛКОН!» Балкон на четвёртом этаже, десять раз уже бегал смотреть – нет никого!
Мысли: прыгнула, сучка, – разбилась – увезли – следствие – суд – писец карьере – прощай МиГ-21й!
Протрезвел моментом. Как и не пил всю ночь.
Но внизу тоже чисто: ни распластанного тела, ни крови, ни растёкшихся по асфальту пустых женских мозгов!
«Может, — думаю, — ударилась, разбилась и ради нашей любви поползла потом умирать в кусты? Чтобы, значица, никто не видел и меня не подвести... Моя ты лапочка!..»
Сбежал вниз, облазил всё – нет тела! И в кустах никого и ничего! И всё тихо!
Нет! Если бы что случилось, все б уже сбежались! Военные городки – это ж гадючники!
Три часа прошло. Одеваю чёрную рубашку, чёрный костюм, чёрный галстук. Поперся домой к парашютистке, печальную весть её родителям сказать: мол, погибла ваша девочка смертью храбрых при исполнении! Тело потом найдём! Примите и всё такое прочее... Ну, что там говорят в таких случаях настящие мужчины родителям, если их дочка разбивается, прыгая с балкона квартиры любовника?..
А у неё дома... Я там ищу её бренное тело под ванной, в шкафу, в холодильнике и по кустам, можно сказать, испереживался весь! А это тело целёхонькое здесь! Сидит эта лядь на диване и улыбается, как ни в чём ни бывало. Жива-здорова, сучка! Я ж за неё чуть инфаркт не отхватил!
— А я, это… испугалась, когда вы начали ломиться... И... спустилась по балконам на второй этаж, там у меня знакомая живёт!.. А... чего ты весь в чёрном?
Стою, охреневаю, ничего не пойму! Я даже позабыл, что пришёл на её похороны. До меня никак не доходит: как можно после выпитого спирта, в платишке, на каблуках спуститься по балконам с четвёртого на второй этаж?
Потом не раз прикидывал: как? Вы мне скажите: как??! Это ж надо повиснуть на четвёртом этаже, раскачаться, чтобы спрыгнуть на третий этаж, а потом опять так же, на второй!
А ей по фигу! Сидит, лыбится!
Мне стало страшно: боже мой, кого мы еб*м!? Какой-то спецназ!..
А в тот раз на том всё не закончилось. Через неделю вызывает меня старший уполномоченный особого отдела полка, дядя Миша Евдокимов (подпольная кликуха у него была – «Добрый вечер»). Вздрючил он меня, как положено по всем своим чекистским канонам! Ну и чтобы показать, что они, особисты, даром свой хлеб здесь не подъедают, а всё видят, всё слышат и всё про всех знают. И какая глять высмотрела парашютистку, прыгающей по балконам, и донесла – до сих пор не знаю!
Уставился он на меня тогда своим немигающим чекистским оком и так вкрадчиво мне шипит:
— Как ты мог! Майор! Командир звена! Лётчик-инструктор! Воспитатель курсантов, будущих военных лётчиков! Коммунист! Секретарь партийной организации авиаэскадрильи! Твою мать!
И пошло-поехало! Чувствую, как на меня пахнуло лубянскими подвалами… Поэтому сижу и молчу, как и положено молчать секретарю парторганизации на допросе в гестапо.
К счастью, тем всё и закончилось. Не помню, вроде даже за всё это и не наказали, кажется! Тогда уже были другие времена, никто не хотел выносить сор из избы. С комэской Плахотник Андрей Ивановичем просто водочки попили, поржали и забыли! (Комэска тоже был любителем женского пола. Как говорил о нём полковник Правдивец, «Вот идёт Андрей Плахотник – до п*зды большой охотник».)
Больше я к этой парашютистке за километр не подходил. Но с тех пор всегда начал у каждой бабы, будущей партнёрши по сексу, предварительно интересоваться: кем работаешь, и не была ли ты в молодости парашютисткой или там воздушной акробатчицей в цирке? И если, не дай бог, была – всё, гуляй, тётя, вальсом! Иди курсантов под кустиками ублажай! Свои нервы, они важнее для здоровья, чем даже самый ох*енный оргазм!
А для себя ещё раз сделал вывод: учат старшие, так вникай! И не еб*, где живёшь, не живи, где еб*шь! Эти правила выведены для мужиков на все времена! ЭТО ЖИСТЬ!
Но поседел я за эти пару дней (и с курсантами, и с парашютисткой) – точно!
Ну давайте! За баб! Пьём стоя и до дна!
yaplakal.com