195
История о том, как начинается обычная лагерная смена в необычном лагере.
Начало повествования
тутИ, да,
многабукав. Тем, кто считает, что краткость — сестра таланта, лучше не читать.
Автобус, укомплектованный детьми, должен был прибыть к часу дня. Силами творческой интеллигенции при поддержке коротких носков (или, как они сами утверждали, носок) было создано приветствие, от которого дети должны были быть в шоке.
Почему-то в большинстве лагерей, которые мне удалось посетить, приезд детей, как правило, ознаменуется сбором документов, забиранием колбасы и поиском вшей. У нас всё было чуть-чуть по-другому. Ставилась задача заложить в сознание детей мысль о том, что они из своей душной Москвы попали не в обычный профсоюзный лагерь, где обязательно ходить строем и спать на тихом часу. Они приехали в самое настоящее творческое пространство, где им будут помогать творить крутые чуваки типа меня, Кати или Димы.
Стратегия творческой интеллигенции была блестящей, если бы не одно «но». Дети ехали семь часов в автобусе. Все устали, многим хотелось кушать, а некоторым писать и какать. Однако, не смотря на эти житейские мелочи, дети были в восторге. Может, они и не хлопали так, как должны были, но в желаемое состояние они точно погрузились.
Чтоб долго не мучить детей, их быстренько отпустили сгонять на горшок и на обед.
Как ни странно, первым, кто пострадал от детей, был повар Денис. Будучи участником международных соревнований по кулинарному мастерству, Дэн не смог удовлетворить аппетиты самых маленьких. Они испугались еды в прямом смысле слова. Обед в понимании детей (особенно маленьких) — это суп, картошка и котлетка. Салатик ещё и компот. А как ребёнку реагировать на суп-пюре из цветной капусты с мускатным орехом? Оно прикольно, конечно, но ребёнок очень враждебно относится к пище, которую не может идентифицировать как пищу, которую можно есть. Я почти плакал, когда видел, как дети выбрасывали рулет из свинины в клубничном соусе. Даже не попробовав! Но ладно я. Каково было Дэну? Он сидел на раздаче, обхватив голову руками и еле-еле сдерживался. Все были увлечены своими делами, и никому не было до него никакого дела. А ведь человек душу вкладывал! Я четыре порции съел! Первую для желудка, вторую из жадности, а остальные исключительно из уважения к этому святому человеку.
Дальнейшая судьба лагеря меня не очень интересовала, потому как у нас с Димой-режиссёром были свои дела, связанные с подготовкой учебных материалов. Параллельно мы обучали друг друга. Я Диму украинскому, а он меня режиссуре. За пять или шесть часов я узнал приблизительно столько, сколько до этого за три года. Было так интересно, что чуть на ужин не опоздали. А ведь именно с ужина первого дня начинается эта история.
Мы пришли, в уже почти пустую столовую. Было тихо. Никто не орал, не скоблил тарелки и не бил посуду. Все давно поели и пошли готовиться к предстоящим выступлениям.
В определённый момент идиллию нарушила запыхавшаяся Марина, вбежавшая внутрь:
— Вы Мишу не видели?
Мы с Димой смотрели на Марину с тупым видом. Кто такой Миша и как он выглядит? Может, это её ручной енот?
— Детей последние десять минут не было, — крикнул с раздачи Дэн.
— Блин, куда ж он подевался? — буркнула себе под нос Марина и подняла глаза вверх. — Уже весь лагерь оббегала. У нас выступление через двадцать минут, он в главной роли, а его нигде нет.
— Испугался, — предположил я. — У детей такое часто бывает.
— Так он сам попросился на главную роль, — вяло ответила Марина.
— Настраивается перед выступлением, — гыгыкнул Дима. — Ты лучше к отряду иди, а то остальных растеряешь.
Марине ничего не оставалось, как последовать совету Димы.
Вообще-то, я очень удивился её реакции. Мне казалось, что в подобной ситуации она будет бегать с выпученными глазами и трясти каждый куст. А она вполне сдержанная. Молодец. Может, я в ней ошибался?
Вечернее мероприятие прошло спокойно и слажено. Я даже и не думал, что за пару часов можно подготовить что-то подобное.
А потом, поздней ночью, когда все дети уснули или хотя бы сделали вид, у педагогов и вожатых состоялась тайная встреча, под названием «свечка». Свечка — это когда каждый по очереди рассказывает о прошедшем дне. Первая вожатская свечка, если мне не изменяет память, продолжалась часа четыре. Я раз пять засыпал.
Но я бы не простил себе прослушать монолог госпожи Жукерберг. Она немного тряслась, была растрёпанной, но широко улыбалась.
— У меня замечательные детки. У нас с Катей… хоть и балованные. Но очень все милые. Сегодня я только одного потеряла. Он убежал маме звонить. В лес. Возле забора нашла. У нас же связь сами знаете, какая. Еле нашла. Вот… ну а в остальном... ааа! Ещё некоторые девочки плакали. Скучали по родителям. Мы с Катей их час успокаивали. Они все за родителями скучают. Многие уже хотят домой. Но в остальном всё хорошо. Ааа!!! Ещё сегодня мальчики подрались. Подушками. Ну, сначала подушками, а потом ногами начали друг друга лупить. Разревелись все. Мы их тоже успокаивали долго. Один пообещал, что придёт ко второму и задушит его ночью. Так что мы с Катей сегодня дежурим. Чтоб никого не зарезали. Ну, в общем-то всё… Ааа!..
И так минут двадцать.
Все похлопали Марине, но она почему-то посмотрела на меня. Аня тоже посмотрела на меня. А я в этот момент чисто случайно начал ковыряться в носу. Дурацкая ситуация получилась.
После свечки я опять хотел подкараулить Аню, но сорвалось. Директор Наташа попросила меня сверстать к завтрашнему дню какую-нибудь валюту для мотивации малолетних. Пришлось пыхтеть до трёх утра. Учитывая, что свечка закончилась в два сорок. Хорошо, что Артек взрастил во мне навыки деланья продукта, который нужно сдать ещё вчера. Аню застать я, к сожалению, не успел. Да и не было сил. Сам отключался.
По дороге домой я придумал другую тактику.
Следующим утром на зарядке я выловил какого-то мелкого и дал ему конфету с запиской «От тайного друга». И сказал, чтоб передал Ане. И ещё добавил, что если не передаст или скажет от кого, дам по печени. Так говорить не очень педагогично, но очень эффективно.
На зарядке Ани не было, и подошла она только к завтраку. Опять взяв только йогурт, она села рядом со мной. С кислой миной, естественно. Через несколько минут к нам подсела Жукерберг. Впервые за три дня она мне не улыбнулась, когда мы встретились глазами. Она была помятой и с немытой головой. И ещё она не говорила. Молча села и начала хлебать манку с маком.
Видать, яркая ночка была. Нужно её повеселить.
— Смотри, опять хмурая, — зашептал я, показывая на Аню. — Наверное, она берёт йогурт с тленом.
Жукерберг отреагировала натянутой сонной улыбкой, не отрываясь от манки. Аня продолжала с кислым видом сёрбать йогурт, как бы не обращая на нас внимания.
— А это вам, — подбежал к Ане тот самый малой. — Вам передали.
— Кто? — подозрительно спросила Аня, неуверенно беря в руки записку с конфетой.
Малой на мгновение посмотрел на меня и сказал, что секрет. Хорошо, что Аня не увидела. Не успев услышать удивлённое Анино «спасибо», малой исчез.
Закрывая рукой записку, Аня прочитала текст и улыбнулась.
— А что это? — спросил кто-то.
Все за столом тоже заинтересовались, отчего Аня сильно засмущалась.
— Похоже, у меня появился поклонник, — сказала она после короткой паузы.
— Кто? — начали спрашивать все.
— Написано «Тайный друг».
— А-ну, дай, гляну, — я протянул руку. — Я могу определить, кем написано. Ну, в общих чертах.
— Нет, — съехидничала Аня. — Я и так знаю, от кого это.
Она посмотрела на всех так, как будто действительно знает. И, судя по всему, всех убедила. Я бы и сам поверил, если бы не знал правды.
— Смотри, — улыбнулся я. — 134 статью никто не отменял. Это про педофилию, если что.
— С чего ты взял, что это ребёнок? — продолжала язвить Аня.
— Ну, ты же знаешь, кто это? Чего мне тебе ещё рассказывать? — ответил я взаимностью.
Жукерберг пихнула меня в плечо.
— Марин, — вдруг вмешалась в разговор Наташа-директор, — а почему ты не с отрядом завтракаешь?
Жукерберг попыталась подумать, но думать у неё не получалось. Что-то ответив для галочки, она встала со стола и направилась к самому шумному столу. Затем быстренько вернулась за манкой.
— И это первый день, — подытожил я. — Меньше суток с детьми. А Кати вообще нету.
Наташа приняла к сведению, пару раз вызвала Катю по рации, но ответа так и не получила.
Когда все покинули столовую, я доедал третью порцию манки. Или четвёртую. Не помню.
В столовую зашла Катя. Точнее вплыла. Она очень грациозно передвигалась, но учитывая её внешний вид, схожий с Жукерберг, выглядело это смешно. В руках она несла небольшую банку с мёдом и пакетик с какой-то странной зелёной, явно несъедобной субстанцией.
— Доброе утро, — поздоровался я максимально вежливо.
— Доброе утро, — вяло ответила Катя.
Возможно, она хотела ответить вежливостью. Но не могла. Кутаясь в то ли халат, то ли кофту (женщины знают, как такие штуки называются), Катя немного тряслась и с большим трудом скрывала зевки. Отсев от меня подальше, она начала есть зелёную штуку с мёдом.
— А может, манки? — услужливо предложил я.
— Нет, спасибо, — не сразу ответила она. — Я обычную еду стараюсь не есть. Она не очень полезна.
— Понятно, — сказал я, очистив последнюю тарелку. — Ну, давай. Хорошего дня.
Катя не ответила. Я не стал на неё обижаться.
Оставался ещё час до начала презентаций мастерских. За отведённые пятнадцать минут мы должны были привлечь к себе как можно больше детей. Мне было проще всего, потому что у меня в распоряжении был целый кинозал, экран в три метра и у меня есть что показать.
Всё было готово заранее, поэтому я особо не переживал. К тому же я не хотел много народу. Иначе занятия превратятся в балаган. Гораздо удобнее работать с тремя-пятью детьми, чем с целой оравой.
Каково же было моё удивление, когда у себя в кинозале я обнаружил Аню.
— Тоже хочешь послушать? — без издёвки спросил я.
— Нет. Я по другому вопросу.
Аня хотела что-то сказать, но запнулась и просто протянула мне утреннюю записку.
— Ты ж знаешь, от кого? — широко улыбнулся я.
— Я просто хочу удостовериться, — не очень уверенно сказала Аня.
— Так ты решила, что это я? — с небольшой надеждой спросил я.
Аня подавилась смешком но тут же откашлялась, типа она совсем не смеялась.
— Я тебя не первый год знаю. Это не твой стиль.
Я улыбнулся.
— Ну ладно, давай.
Я взял записку в руки и начал рассуждать.
— Бумажка маленькая, но не очень аккуратно вырезанная. Скорее всего, писавший — рационал и не очень дружит с творчеством. Написано параллельно низу. Скорее всего, немного ботаник. Потому что романтические надписи, как правило, пишутся немного под углом. И очень напряжённый почерк. Вот посмотри, в буквах нет грации. Они все ровные, но изгибы кривоваты. Значит, писалось медленно и напряжённо. А ещё, смотри, к концу буквы становятся меньше и меньше. Скорее всего, автор нервничал, когда писал. Или боялся. Ему или ей было страшно показывать свои чувства.
— А ты думаешь, что это может быть девочка? — удивилась Аня.
— Ну, почерк больше похож на мужской, конечно. Но почерк можно подделать, это во-первых. А во-вторых, она могла попросить написать кого-то другого. И тогда все мои рассуждения бессмысленны.
Я посмотрел на Аню, а она на меня.
— Коль, а ты можешь чуть конкретнее сказать, кто это?
— Нет, Ань, не могу.
— Блин, — расстроилась Аня.
— А что «блин», — удивился я. — Хочешь узнать — тряси того малого. Ну, или подожди следующих записок и строй вероятностную карту.
— Кого? — не поняла Аня.
— Эээ… в общем мне приноси, а я всё сделаю.
Последние слова были сказаны очень дружелюбно, и Аня не уловила в них стёба. Вместо этого она крепко обняла меня. От счастья я чуть не заплакал.
— Ань, ты извини меня за то, что я стебу тебя постоянно. Просто я хочу тебя. Ну, хочу в смысле поболтать и всё такое. Ну и хочу тоже. Иногда очень сильно. Особенно, когда волосы распускаешь. Ты тут, кстати, самая красивая.
Аня обняла меня ещё крепче.
— Подлиза.
Мы простояли так минут пять, пока Аню кто-то не вызвал по рации.
Я тоже вспомнил, что мне нужно всё прогнать перед началом и занялся делом.
Первыми у меня были малыши. Вообще, давать пятилетнему ребёнку камеру или какое-то другое сложное устройство очень опасно для их обоих. О каком-то вменяемом результате не может быть и речи. Поэтому деткам я играл на гитаре и просто показывал яркие фотки. Они, конечно, баловались, но всё было мирно. Затем были первоклашки. Это тоже группа риска, но уже способная концентрироваться хотя бы на пять-семь минут. Этим я успел показать хоть какие-то основы композиции и даже успел провести интерактивчик, показывающий, что вкусы у всех разные и что нельзя сделать картинку, которая понравилась бы всем. А затем был отряд Жукерберг. Третий. Началось всё с того, что они опоздали на пять минут. То есть на треть. Затем пять минут их пришлось успокаивать, потому как сидеть на месте они не могли. Особо буйные эти пять минут отжимались. По двадцаточке для начала. Ещё нужно сказать, что буянили мальчики. Девочки вели себя хорошо. Физические упражнения немного умерили пыл юных сердец, и пять последних минут мы всё-таки потратили на обсуждение некоторых вопросов.
С детьми была Марина. Она хотела успокоить детей, но видя, что у меня это получается лучше, просто села в углу и наблюдала с умиротворённым видом. А в конце вообще заснула. Если честно, так не хотелось её будить…такая милая, когда дрыхнет.
Взрослые отряды были адекватны и получили весь комплекс знаний, которые им планировалось передать. Особенно я заслужил авторитет у старшего отряда. Было достаточно показать фотки известных личностей и величественных пейзажей, которые мне довелось снимать. Девочки в меня прям влюбились. Впрочем, так бывает.
Особенно отличилась одна, по имени Соня. Она смотрела на меня, как ребёнок на Диснейленд и в конце подошла, чтоб сказать, что обязательно будет ходить ко мне. Я был рад, потому как Соня быстро всё улавливала, была сдержанной и очень симпатичной. Вот прям очень. И это прекрасно. На уроках нам нужно будет снимать этюды, а для этого будет нужна модель. Да и мальчиками через вот такую красотку часто проще манипулировать.
Конечно же, я не мог упустить возможность использовать Соню в своих корыстных целях. Я дал ей заранее заготовленную записку теперь уже с двумя конфетами и попросил передать Ане. В записке было написано «Приятного аппетита».
— А вы что, симпатизируете Анне? — удивилась Соня.
— Это не моя записка. Меня тоже попросили. Просто автор очень боится, что его раскроют, и поэтому запутывает следы. Ты, если хочешь, тоже можешь кому-то передать. Но, думаю, трёх человек будет достаточно. Сделаешь?
Соня довольно закивала и убежала, потому как сильно отстала от отряда.
Впервые на обед Аня пришла с улыбкой. Она перестала сутулиться и от входа внимательно осматривала каждого, кто сидел в столовой. Вместо йогурта она взяла себе вегетарианского супа, напоминающего детский понос с петрушкой. Она довольно хлебала супчик, пока к ней не подбежала Соня.
— Аня, это Вам, — протянула она записку.
Аня не была удивлена и взяла записку как билет у кондуктора. Прочитала, улыбнулась и поблагодарила. Весь стол взрослых взглядами просил комментариев, но Аня воздержалась.
«Хитрая жопа», — подумал я.
После обеда мы с Димой планировали обговорить вечерний показ, но на пути в мастерские меня перехватила Аня, протянув бумажку.
— Коля, мне опять нужна твоя консультация.
Мы зашли в беседку, я попросил первую записку для сравнения и начал анализ.
— Ну смотри, сразу видно, что буквы стали увереннее. К концу не зажимаются. Значит, автор уже не так боится. Видимо, он или она увидели твою реакцию утром. Ещё смотри, буквы стали больше, витки плавнее, но не такие ровные. Скорее всего, автор уже не так старался их выводить. Может, даже спешил. Хотя сегодня у всех не было времени. И ещё! Смотри!
Я показал на красный край белого листочка.
— Что это? — удивилась Аня.
— Не знаю. Похоже на краску. Или лак для ногтей. Понюхай, чем оно пахнет.
Немного опасаясь, Аня взяла листик и понюхала.
— Да ничем, — она ещё раз понюхала. — Нет. Немного потом. Только таким… как бы сказать… детским. Не взрослым.
— Тогда два варианта. Либо это пот той девочки, которая тебе его принесла, либо автора. Если второй вариант — поздравляю.
Аня покраснела.
— А ещё что-то можешь сказать?
Я почесал затылок.
— Ну что сказать. Первый листик у тебя был от малого. Второй — от взрослой. Между ними нужно искать связь. Хотя, как мне кажется, автор просто запутывает следы и выбирает курьеров спонтанно. И ещё. Оба раза были в столовой. Скорее всего, автор тебя видел только там. Это ещё больше склоняет меня к мысли про статью номер 134.
Я гыгыкнул, а Аня опять покраснела.
— Дурак.
— Дурак, не дурак, а как по тебе сохнуть, я прекрасно знаю. Врагу не пожелаешь. А тут детская наивная душа... Аааа! — вдруг вспомнил я, — И ещё! Самое главное! Где конфеты, которые тебе с запиской передавали? Они тоже могут много рассказать.
Аня засмущалась так, как будто я спросил про её любимые тампоны.
— Я их съела.
— Ты ешь конфеты? — офигел я.
— Ну чего ты кричишь, — занервничала Аня. — Ну, пара конфет. Ничего не будет.
— Значит, когда я тебе конфеты дарю, ты их не ешь, а когда кто-то левый — жрёшь?
— Коля, тише! — Аня начала оглядываться по сторонам. — Я и так здесь ничего не ем. И каждое утро йогой занимаюсь. Могу позволить. И ты сам свои конфеты съел тогда, кстати.
— А что, выкидывать что ли? Дорогие конфеты! Я на них тогда полстипендии потратил.
Вместо того чтоб ответить, Аня снова осмотрелась по сторонам, облизнулась и жарко-жарко поцеловала меня в губы. Всего пару секунд, но я думал, что сойду с ума. Даже толком понять ничего не успел.
— Ты сейчас что наделала? — ошалевши спросил я, смотря то на Аню, то на свои шорты. — Как мне теперь к Диме идти? Вдруг он решит, что я по мальчикам специалист?
Аня смотрела на меня, но как будто сквозь, явно вспоминая что-то своё. Смотрела так она с минуту. А потом, не отрывая глаз, начала мяукать:
— Просто для меня тогда это было очень приятно. Я, правда, понимала, чего это тебе стоило, и мне очень стыдно было отказываться. — Она вернулась на Землю и посмотрела на меня. — Но тогда у меня была жёсткая диета.
— Ты мне сказала, что у тебя аллергия на шоколад! И ты одно мясо тогда рубала! — обиделся я.
— Ну, я просто не хотела тебя расстраивать. А мясная диета очень эффективная. Правда, эмоциональный фон как-то падает. Зато для фигуры прекрасно.
Я хотел обидеться, но не смог. Я смотрел на губы Ани. Хотелось начать целовать её и никогда не заканчивать. Ещё хотелось кое-что другое, что совсем не вяжется с детским лагерем. Именно поэтому я быстренько попрощался с Аней и пошёл в лес погулять. И только потом направился к Диме.
Мы должны были продуктивно работать, но я никак не мог сконцентрироваться на видеоматериале. Перед глазами была Аня. Диме это не нравилось, и периодически он встряхивал меня крепкими режиссёрскими звиздюлями. Иногда даже с матюками. Но сразу же извинялся. Это было забавно. Я не обижался на него, потому что получал за дело. И через час всё-таки включил мозг и начал думать в нужном направлении.
На полдник я опоздал. На пути в столовую ко мне подошла Наташа и спросила немного стесняясь:
— Коль, у тебя какие планы после ужина?
Я почему-то подумал про Аню и, наверное, покраснел.
— Не знаю. Ничего. А что?
— Ну тут такое дело… — Наташа тоже покраснела. — Понимаешь, такая ситуация странная… в общем… ну… даже как-то неудобно говорить… в общем… это не обязательно. Просто нужно мальчиков третьего отряда сводить в баню. У них вожатые — девочки и они с мальчиками стесняются.
— А у нас баня есть? — удивился я, прогнав мутные мысли.
— А ты не знал? — тоже удивилась Наташа.
— А кто мне скажет?
— Так говорили же. Когда вы приехали, — тактично напомнила Наташа.
— Да? — удивился я, вспоминая, что тогда пялился на Аню. — Да-да, чё-то такое было. Ну, ладно. Свожу. А что там с ними нужно делать? Вениками бить?
Наташа улыбнулась.
— Нет. Просто пусть посидят, погреются. Главное, чтоб с ними кто-то был. Это же дети.
— Никаких вопросов. Только напомни, а то я забуду.
Наташа кивнула и куда-то ушла. А я направился есть своё… не знаю, как это называется, но в ресторане такая штука миллионы нефти стоит. Там был какой-то шоколадный крем, в котором плавали черника, земляника, бананы и фрукты, которых я не знаю. И как назло, все решили полдник съесть, и на мойку несли только чистые тарелки. Совсем обо мне не подумали. Я бы таких штук десять съел.
Аня тоже опоздала. Она обычно на полдник не ходит, но тут, видимо, не удержалась. А я вспомнил, что забыл организовать подарок. Баран.
— Аня, мне передали подарок для тебя, — сказал я, не отрываясь от вкусной штуки.
Немного помолчав, Аня спросила:
— А где он?
Я сделал паузу, вышкрёбывая из тарелки остатки крема.
— Я его съел.
— Как съел?
— Ну, я забыл, что это тебе и съел. Тебе всё равно вредно.
— Коля, хватит издеваться. Давай мой подарок.
— Я тебе могу его вернуть, только чуть-чуть позже и переработанным. Но у меня чувство, что тебе не понравится, — я поковырялся в зубах, доставая оттуда остатки ягод. — Хотя, если в бумажку завернуть, будет очень похоже. Бумажки я помню, где выбросил.
Аня нахмурилась.
— Ты серьёзно сожрал мои конфеты?
— А кто сказал, что там были конфеты?
Аня на секунду затормозила.
— А что там было?
Я тоже повременил с ответом.
— Там были конфеты.
— Ты издеваешься? — почти крикнула Аня.
— Ну чё ты кричишь? Ну съел, бывает. Проблема что ли? Тебе конфет жалко? И вообще. Я готов исправиться.
— Каким образом? — спросила Аня, ожидая подвоха.
— Я скажу, кто тебе их передаёт.
Аня резко изменилась в лице.
— Кто?
Я убрал идиотскую улыбку с лица и серьёзно посмотрел на собеседницу.
— Я могу сказать. Но тогда будет не интересно. В первую очередь тебе.
Аня немного подумала, а потом улыбнулась, нагнулась и игриво шепнула мне на ухо:
— Коль, ты ревнуешь?
К чему это она? Игра «Тайный друг» всего лишь игра. Может, она меня пытается как-то подловить?
— А чо мне ревновать к девочке?
Услышав про девочку, Аня улыбаясь, начала думать о чём-то своём, затем сказала:
— Ты меня обманываешь.
Я вытерся салфеткой.
— Зачем мне это?
— Чтоб я забыла про конфеты.
— Было бы в сто раз проще тебе ничего не говорить. И вообще, это месть.
— За что?
Я посмотрел вокруг. В столовой мы остались одни.
— За то, что ты меня сегодня поцеловала. Это было очень подло.
— Почему?
Аня и не думала обижаться. Она наоборот спрашивала очень сочувственно.
— Потому, что ты играешь со мной. Знаешь, как мне тебя не хватает, и сначала выгоняешь, а потом целуешь.
— Поцеловала я тебя за старые заслуги, а выгнала за новые.
— Знаешь, Ань, я не хочу с тобой ругаться. Я сидел с Димой и постоянно от него по ушам получал. Потому, что не мог сконцентрироваться. Угадай, почему?
Вместо того чтоб ответить, Аня опять нагнулась ко мне и шепнула на ухо:
— У меня уже неделю месячные.
Мило улыбнувшись, она встала и пошла к выходу.
Ещё пара секунд, она выйдет, а я забуду спросить о главном.
— А ты свой десерт доедать будешь?
Не оборачиваясь, жестом Аня ответила «Валяй». Это было очень великодушно.
Блистательно отработав с Димой вечернюю программу, я хотел пойти к Ане, пока не наткнулся на Наташу.
— Коль, ты просил напомнить.
— Что напомнить?
— Ну, про баню.
— Какую баню? — не понял я. — А-а-а! Баню. Хорошо, спасибо. Сейчас пойду к ним, заберу.
— Спасибо.
Наташа быстренько ушла.
У меня такое чувство, что она при мне очень сильно стесняется. Интересно, почему так?
Придя в корпус к Марине, я увидел ад и Израиль во всей красе. Разобрав диваны и кресла на составные части, молодые люди десяти-двенадцати лет лупили ими друг друга. Преимущественно по головам. Я уже успел кое-как завоевать авторитет за эти два дня, но на меня никак не реагировали. Это задело.
— Кто здесь главный? — грозно и громко спросил я.
Все сразу потухли. Переглядываясь, молодые люди сами были не против узнать, кто у них тут главный.
— Мужчины, — продолжил я как можно серьёзнее. — Вы сейчас чем должны заниматься? А?
Мужчины не знали, что ответить. У них у всех почему-то были виноватые лица, как будто они что-то сломали. Может, они правда что-то сломали?
Сказав взглядом не шевелиться, я зашёл в комнату, куда недавно затаскивал вещи Жукерберг. Катя и Марина спали, сидя на кроватях. Было похоже, что они просто присели на секунду. Но та секунда, в течение которой человек обычно моргает, стала для их психики экстренным способом заснуть, чтоб совесть не заметила.
Прикрыв дверь, я опять вышел к толпе. Толпа не стала ждать меня и занялась своим привычным делом.
— Мужчины! — ещё раз вызвал всех я. — У вас минус одна минута, чтоб построиться возле крыльца с банными принадлежностями. Время прошло.
Никто даже не думал шевелиться. Мужчины тупо смотрели на меня.
— А зачем с банными принадлежностями? — спросил какой-то пухленький мальчик.
— Банные принадлежности нужны для того, чтоб ходить в баню. У вас осталось полминуты, потом двадцать отжиманий. И каждую минуту ещё плюс двадцать.
Угроза упражнений всех отрезвила, все забегали и уже через десять минут мы были в бане. Мною был проведён инструктаж по технике безопасности и варианты наказания за невыполнение. Я не стал изощряться и пообещал, кто будет плохо себя вести, получит двадцать отжиманий. А потом по печени. Если будет сильный залёт, то наоборот.
Вроде бы мотивация была неплохой, но дети это дети.
Пока я с остальными был в парилке, двое мужчин решили подурачиться. Они налили в предбаннике воды, катались по скользкому полу на животе и попке и, конечно же брызгалиь. И как-то так случилось, что один мужчина вместо холодной воды набрал в тазик кипятка и ошпарил второго мужчину. Благо, у первого в руках силы меньше, чем дурости в голове. Он смог облить только правую ногу пострадавшего. Но и этого хватило. Вопли были, как будто айфон разбили.
Не могу сказать, что я был зол на детей. Это я не досмотрел, значит, сам виноват. Но не использовать такой прекрасный пример из жизни я не мог.
Выполнив все процедуры для реабилитации пострадавшего, я, будучи страшно злым (понарошку), усадил всех на скамейки и достал вставной глаз.
— Видите?
Дети и так были напуганы, а теперь они просто превратились в холодец. Даже дышать боялись.
— Когда-то у меня был настоящий глаз. Как у каждого из вас. И я даже не мог представить, что со мной случиться что-то подобное. Думал, что мне везёт, и что всегда будет везти, — я внимательно посмотрел на Мишу, которого облили кипятком. — Сегодня тебе повезло. Кипяток мог попасть тебе в глаза. И тогда бы ты стал слепым, — я внимательно посмотрел в глаза всем. — Закройте глаза. Что вы видите?
Часть мужчин начала закрывать лицо руками, часть начала просто жмуриться.
— Ничего не видно, — сказал кто-то.
— Вот именно. А представьте, что сегодня эта баня была бы последним, что увидел Миша в своей жизни? И это могло случиться с каждым. Кто-то хочет остаться слепым?
— Неа, — замотали головами дети.
— Открывайте глаза. И смотрите на меня внимательно, — я привстал. — Сегодня я всем вам сказал, что можно делать в бане, а что нельзя. Так?
— Угу, — закивали все виновато.
— Я предупреждал, чем это может закончиться?
— Угу…
— И как прекрасно то, что ничего страшного не случилось. Что все остались живы-здоровы. Что ваши мамы не лишились своих сыновей. А ваших вожатых не посадили в тюрьму. И меня с ними заодно. Но если вы будете продолжать в том же духе, всё это может произойти, — я сделал драматическую паузу. — Поверьте, друзья мои, все люди, которые погибли в несчастных случаях, все те, кто сгорели в пожарах, все они даже не думали, что закончат свою жизнь так быстро и нелепо. Многие просто веселились и развлекались. Но мы, то есть руководство лагеря, не можем так рисковать вашими жизнями. Поэтому завтра двое молодых людей, которые сегодня «отличились» поедут домой. Конечно, это неприятная новость, но это лучше, чем отправить домой маленькие деревянные гробы.
От слов «маленькие деревянные гробы» захотелось ржать. И если губы у меня были суровые, брови всё выдавали. Хорошо, что дети не так точно могут читать эмоции.
Да и было им не до того. Мой спокойный и холодный тон вселял в них ужаса намного больше, чем разъярённые крики, которые они привыкли слышать.
— А можно никому не говорить? — робко спросил Миша. — У меня уже почти не печёт.
— Мы не можем отправить тебя домой без официальной причины, — сказал я с сильным оттенком бюрократа. — Поэтому придётся говорить.
— Нет. Вы никому не говорите, и тогда не придётся уезжать никому, — предложил Герман, который облил Мишу.
— А когда вы друг друга действительно покалечите, мы тоже никому не будем говорить? — сурово спросил я. — Конкретно ты сегодня мог сделать человека слепым на всю жизнь. Ты, Герман, впрочем, как и все остальные, опасны в первую очередь для самих себя, а во вторую очередь для окружающих. Даже для меня.
— А вам почему? — виновато просил Герман.
— Я не хочу из-за вас садиться у тюрьму.
Мужчины потупили головы взгляды. Их мужественный взор в прямом смысле слова не поднимался выше плинтуса.
— Ну, а если мы будем себя хорошо вести? — продолжил Герман.
— Да, обещаем! — подхватил Миша.
Все остальные тоже активно закивали. Хотелось довольно улыбнуться, ведь мой план сработал великолепно. Но я не мог выйти из образа.
Сверля всех взглядом, я не спеша вставил глаз на место, ещё раз оглядел всех.
— Вы даже не представляете, сколько раз я слышал подобные обещания. И сколько раз они нарушались на следующий же день, — наконец можно было улыбнуться. — Но хорошо. Я молчу, и вы молчите. До первого залёта. Как только я услышу, что вы что-то натворили, виновных сразу домой.
Все охотно и испуганно закивали.
Даже не думал, что всё будет так просто. Жалко только, попариться нормально не получилось.
В корпус мы шли парами и молча. Из-за моей речи мы немного опаздывали на отрядную свечку.
Отправив всех по комнатам и запретив опаздывать, я зашёл к Марине и Кате. Жукерберг что-то обсуждала со своей подопечной, а Кати не было. Увидев меня, Марина попросила девочку оставить нас.
— Я даже не слышала, как вы зашли. Я прослушала или вы так тихо?
— Тихо, — улыбнулся я.
Марина уважительно кивнула и продолжила почему-то шёпотом:
— Ну как? Без происшествий?
— Герман Мишу облил кипятком. Верещал как резанный. Но всё обошлось. Сейчас даже покраснения почти нет. После этого как шёлковые были. Думаю, проблем будет поменьше. А если будут, зови меня.
Не отвечая ничего, Марина аккуратно обняла меня.
— Спасибо, Коль. Правда. Твоя поддержка очень помогает справиться.
— Не обнимай меня, а то я начну считать себя альфачом, а в таком состоянии я невыносим.
Марина хихикнула, но на всякий случай отпустила.
— Посидишь с нами на свечке? Катя ушла на вожатскую, меня оставила одну. Я их боюсь. Оставайся. А с меня молоко и печеньки. Тебе ж не нужно идти на вожатскую свечку?
Если по-честному, то нужно, но мне хотелось побыть с детьми. А ещё я вспомнил, что на ужин опять забыл Ане организовать подарочек.
— Нет, не нужно. Но у меня есть дела. Поэтому посижу, но вы давайте быстрее.
— Да-да, мы быстро. У нас через двадцать минут отбой.
Видимо, день у всех выдался тяжёлый, дети постоянно зевали, а некоторые не брезговали храпеть прямо на мероприятии. Сам чуть не свалился. Но детям день понравился. Было интересно на мастерских, полдник был вкусный и в бане здорово. Правда, про баню говорили в основном девочки. Мальчики предпочитали молчать.
Быстренько уложив пацанов спать, я направился к выходу.
— Коль, а печеньки с молоком?
Я выругал мир за его коварство.
— Не, Марин, я не могу. Мне ещё кое-что сделать нужно и поспать успеть.
— Хорошо. Спокойной ночи.
Я начал обуваться, пока не услышал, как Марина тихонько стонет.
— Ты что, плачешь что ли?
— Нет, — сипло протянула Марина.
— Что случилось? — спросил я, развязывая шнурки.
Вместо того чтоб ответить, Марина уселась на небольшой кожаный диван и закрыла лицо руками.
Поставив кеды на полку, я присел с Мариной.
— Ну что такое?
— Коль, извини, — сдавленно простонала Марина. — Просто мне кажется, что не смогу с этим справиться. Я боюсь. Впервые в жизни я чего-то так боюсь. Я же за них отвечаю. А они неуправляемые. Вдруг что-то с ними случится?
Я улыбнулся. Я ни в коем случае не злорадствовал. Просто новые проблемы хорошенько встряхнули ей мозги, и она сможет хотя бы немного отвлечься от потери родителей. К тому же у неё всё получится. По-другому просто не может быть. И когда это всё получится, она будет обожать своих первых деток и запомнит их на всю жизнь. А на разъезде будет рыдать, как школьница после «Титаника». А сейчас пусть поплачет. Хотя нет. Плакать она может долго, а мне нужно Ане что-то прикольное придумать. Хоть время с пользой проведу.
— Ну раз уж я остался, давай печеньки с молоком тащи.
Марина опомнилась, и через пару минут я ел вкусные импортные печенья с молоком. Марина уже успокоилась.
— Коль, — робко начала она, — а ты… хочешь, я помогу тебе издаться?
— Нет, спасибо.
— Почему?
— Потому что мне это не нужно.
— Ты стесняешься? Это, конечно, деньги, но я смогу себе это позволить.
— Я не стесняюсь. Если сильно хочешь помочь, дай мне денег просто так. У меня сейчас мама в зоне военных действий живёт. У нас на Донбассе война. Вот это действительно серьёзный вопрос. А книги в печатном варианте лично мне не нужны. Да и читателям тоже. Кому нужно, тот прочитает и так.
— А тебе много нужно? — осторожно спросила Марина.
— Не знаю. Пока что ни квартиру, ни дачу не задело. И с мамой всё нормально. У них там спокойно. Не уверен, надолго ли.
Марина опустила глаза. Наверное, ей передались мои переживания на этот счёт.
Я никому особо не говорил, но в Шамаевку я поехал в первую очередь, чтоб заработать денег. На случай, если маме или родным понадобится помощь. И хоть я находился вдалеке от боевых действий, сильно давило постоянное осознание того, что в любой момент твой дом может окатить «ГРАДом», а твоего близкого человека осколком может задеть. Это угнетало. Если бы не постоянная загрузка и отсутствие свободного времени, я бы точно двинулся крышей.
Настроение совсем испортилось. Я не хотел делиться им с Мариной.
— Спасибо за печеньки. Я, наверное, пойду.
Я направился к выходу. Марина решила меня проводить. Она понимала, что у меня на душе и просто молчала.
На дворе была ночь. Хоть и белая. Марина стояла на крыльце, а я почему-то понял, что сейчас, именно в данный момент, она — мой самый близкий друг. Не знаю почему, но захотелось её обнять. Что я и сделал.
Мы простояли так минут пять. Молча. Пока Марина не сказала:
— Аня, добрый вечер.
Я мигом вернулся в свой худой организм и начал просить у мирового пространства, чтоб это была Аня-сценарист.
Когда я обернулся, мимо проходила Аня. Которая Аня. Она не смотрела в мою сторону, но было видно, что ей обидно. Ведь я не пришёл на свечку, которую она проводит. А вдобавок, занимался в это время непотребством.
— Ань, подожди, вместе пойдём, — крикнул я Ане, а сам взглядом очень тепло попрощался с Мариной.
Аня не ответила.
Я поравнялся с ней и шёл молча до самой её двери.
— Ты на меня обиделась?
— Обиделась.
— Извини.
— Извинения приняты.
— Можно к тебе зайти?
— Нет.
— А если я не послушаюсь?
— Мне придётся выйти.
Я начал тормозить, и Аня решила не дожидаться ответной реплики. Она почти зашла в комнату.
— Ань, я люблю тебя.
— Уже поздно. Иди спать.
Посмотрев на меня как-то очень по-бытовому, Аня закрыла дверь.
Ну и ладно. Сейчас нет времени на переживания. У меня завтра первое занятие. На нём нужно быть свежим и бодрым. Поэтому сейчас нужно спать.
Николай Хлевицкий aka deathmetall © 2014
yaplakal.com