16
ВОРОВАННЫЙ БУКЕТ
--------------------------------
Больше всего на свете Леня Злобин не любил учиться. Он бы вообще предпочел не появляться в школе, если бы в его жизни не присутствовала другая вещь, которую он тоже не любил, хотя и не так сильно, как учебу. Эта штука обычно поддерживала папины брюки, но довольно часто покидала их, и тогда зажатый между папиными коленями Леня клятвенно обещал исправиться, не хулиганить, получать одни пятерки, и вообще стать хорошим. Волшебное воздействие ремня длилось от силы недели две-три, а потом постепенно ослабевало, в результате чего происходил очередной эксцесс и акт отцовского воспитания повторялся снова.
В школе, со своей стороны, тоже насчет Лени особых надежд не питали. С девяти лет состоя на учете в Детской Комнате Милиции, имея на своем счету длинный перечень правонарушений различной степени серьезности, Леня не участвовал в учебном процессе вообще. По-просту говоря, Леня был двоечником.
- Я все жду, когда Ваш сын уже ограбит ларек или изнасилует одноклассницу, - доверительно сообщал Лениному папе директор школы, - и тогда я с легким сердцем наконец-то отправлю его в колонию для несовершеннолетних!
Лениному папе совсем не нравились такие планы директора относительно его сына, но в глубине души он и сам понимал, что все к этому идет...
Стоял погожий сентябрьский день, и к началу четвертого урока ученик 6-го Б класса Леонид Злобин уже успел подраться с двумя семиклассниками, отобрать булочку у какого-то ботаника вроде как из 4-го А, и выкурить с корешами одну на троих беломорину в проходном дворе соседнего со школой дома. Леня чувствовал, что день удался. Никаких особых планов на сегодня у него больше не было, и поэтому он решил посетить четвертый урок, который оказался уроком пения.
Надо сказать, что Леня был настоящим бичом учительницы пения, пожилой заслуженной учительницы Тамары Павловны. На ее уроках он просто делал все, что хотел. Самым невинным Лениным развлечением было во время хорового исполнения чего-то вроде «Птица счастья завтрашнего дня...» дурным голосом орать «Гоп-стоп! Мы падашли иззо угла!..». А ведь были еще магниевые взрыв-пакеты, было еще курение во время урока, было обливание мочой из воздушного шарика, было много чего еще...
Вот и на этот раз Леня решил как следует поразвлечься. Заняв свое привычное место в последнем ряду амфитеатра, еще до прихода учительницы он, громогласно обьявив «На каво бох пашлет!» плюнул вверх по параболической траектории и, устало заложив ноги на парту, принялся обдумывать, чем бы ему заняться во время урока.
Но на этот раз как следует пораскинуть мозгами у Лени не получилось. Как только прозвенел звонок на урок, в класс вошла учительница пения, и, к Лениному изумлению, она совершенно не была похожа на престарелую Тамару Павловну. Первым, что наметаным глазом заметил Леня, были грудь третьего размера и талия, которую, казалось, можно было охватить одной рукой. Далее Ленино внимание привлекли иссиня-черные вьющиеся волосы, сочные коралловые губы, белоснежная кожа и огромные глаза цвета бескрайнего голубого неба. Учительнице было от силы 22-23 года от роду.
- Здравствуйте, дети, - сказала учительница пения голосом, в котором переливались колокольчики, - я – ваша новая учительница пения и меня зовут Елена Сергеевна.
- А где жэ старайа песда Тамара Падлавна?!, - по инерции прокричал Леня Злобин.
- Тамара Павловна ушла на пенсию, - не заметив грубости, ответила Елена Сергеевна. – Теперь уроки пения у вас буду вести я.
И с этими словами новая учительница посмотрела прямо в глаза задавшему вопрос Лене Злобину. Леня окунулся в бескрайнюю синеву ее взгляда и вдруг остро почувствовал, что мир коренным образом изменился, и больше никогда не будет таким, каким был раньше. Пока он обдумывал это свое открытие, Елена Сергеевна начала свой первый урок:
- Дети, а задумывались ли вы когда-нибудь о том, что такое музыка? Задумывались ли вы о том, почему одни песни заставляют идти в бой, другие – веселиться, а третьи – плакать?
Леня никогда ни о чем таком не задумывался. Не задумался он об этом и на сей раз. Он просто сидел и слушал голос Елены Сергеевны, смотрел в ее глаза, следил за ее движениями и в первый раз в жизни получал чисто эстетическое удовольствие от процесса созерцания женщины.
- Нихуйа сибе сиськи, а блиа?!, - толкнув Леню локтем в бок, просипел его Ленин лучший корефан по кличке Рэпа.
Он надеялся получить обычную Ленину реакцию на подобного рода раздражители, но вместо этого получил неслабый удар кулаком в свою левую скулу, после чего, жалобно поскуливая, пересел подальше.
Немного позже, когда Елена Сергеевна закончила свою вводную речь и запела, Леня Злобин совершенно отчетливо понял, что это – та женщина, которую он ждал всю свою сознательную жизнь.
- Аблака, белакрылые лашаааатки!, - пела Елена Сергеевна колоратурным сопрано, о чем Леня не знал, и даже не догадывался, что такая хрень существует. Он сидел, с начала песни даже не шелохнувшись, и впервые в жизни тащился от женского вокала.
«А вдруг она блять замужем?!», - вдруг пронзила его мозг беспокойная мысль, от которой ему стало как-то не по себе и сердце ушло куда-то в жопу. Леня неимоверным усилием воли оторвал взгляд от небесных глаз и коралловых губ учительницы и тщательно исследовал пальцы ее рук. Но, кроме простенького колечка с камушком и серебрянного браслетика, никаких украшений на ее руках им обнаружено не было и Леня с облегчением отинулся на сидение.
А учительница продолжала петь... И вдруг Леня представил себе ее не в обшарпаном кабинете пения, а на настоящей сцене в Доме Культуры фабрики «Красный Треугольник», куда он как-то раз ходил с папой на концерт в позапрошлом году. Елена Сергеевна была в платье, усыпаном блестками и пела не просто так, а под рояль, на котором играл запомнившийся ему из Дома Культуры плешивый и некрасивый пианист.
«Не, ну нах, какой там Дом Культуры...», - подумал Леня и, поднапрягшись еще немного, представил себе Елену Сергеевну на сцене в том самом шикарном зале, откуда по телевизору передавали концерт, посвященный Дню Милиции, в том самом, в котором с потолка свисали громадные хрустальные люстры, сидения были оббиты красным бархатом, а аккомпанировал ей на сей раз не вонючий ебанат-пианист, а настоящий симфонический оркестр!
Потом он вдруг представил себя... Он сидел во втором ряду, одетый в костюм-тройку и в галстуке, а в его руках был роскошный букет цветов. «Крылаааатые качели летят, летят, летяаат...», - пела, улыбаясь ему со сцены, Елена Сергеевна, а когда, к его большому сожалению, песня закончилась и она начала раскланиваться под гром несмолкающих аплодисментов, переходящих в овации, он птицей взлетел на сцену и, опустившись на одно колено, преподнес Елене Сергеевне свой шикарный и, конечно же, дорогущий, букет.
«Букет бля!, - подумал Леня, - а ведь это ниибаццо идея!». Он уже знал, что будет делать дальше. Этим путем он неоднократно уходил из класса за пару секунд до того, как в классе должно было что-то конкретно бабахнуть, им он воспользовался и на этот раз. Несмотря на то, что кабинет пения располагался на третьем этаже, желтая газовая труба, спускавшаяся откуда-то со школьной крыши, проходила почти возле самого его окна, и Леня, незаметно для Елены Сергеевны перебравшись через это окно, очень скоро стоял уже посредине школьного садика. Он находился прямо перед клумбой, за которой самоотверженно ухаживала старая целка учительница ботаники Светлана Петровна вместе с целым выводком разношерстных ботаников разных возрастов, которых Леня презирал, как класс, и имен которых он нихуя не помнил. Но сейчас он был им очень благодарен за взлелеянные их потом цветы, которые он очень скоро по-джентльменски преподнесет Елене Сергеевне. Мимоходом Леня вспомнил, что в прошлом году эту клумбу окружал добротный травяной газон, но потом весь дерн срезали нахуй и куда-то увезли, после того, как Леня с корешами посыпали эту травку какой-то неизвестной херней (Леня был не очень силен в химии), после чего через месяц на яркозеленом цвете обычной травы в обработанных Лениной командой местах кроваво-красным цветом расцвело огромное слово «ХУЙ», которое прекрасно читалось из окон верхних этажей школы. Но Леня не стал предаваться ностальгическим воспоминаниям и, недолго думая, принялся за заготовку букета.
Здесь его поджидала некоторая сложность. Несмотря на то, что цветы были растениями травянистыми, нарвать их голыми руками оказалось совсем непросто. Некоторые из цветов вырывались с корнем, а некоторые – наоборот, рваться совсем не хотели и Леня, пытаясь их сорвать, только безжалостно размочаливал им стебли. Здесь нужен был нож, но ножа у Лени как раз с собой не было. Леня оглянулся в поисках чего-то подходящего и его взгляд уткнулся прямиком во флюгер, поставленный неизвестными отличниками под предводительством учительницы географии. «Это – то, что надо!», - подумал Леня и, глубоко изрезав руки, за пару минут обломал кусок жести, который до этого служил стрелкой. С помощью жести дело пошло на лад и скоро у него в руках оказался шикарный букет, почти такой, какой он подарил Елене Сергеевне в том зале, из которого транслировался концерт, посвященный Дню Милиции. Школьная клумба, сответственно, заметно поредела.
Леня появился из окна вовремя: Елена Сергеевна как раз закончила исполнять очередную песню. Совсем, как в своих мечтах, Леня Злобин сбежал вниз по проходу, подлетел к Елене Сергеевне и, глубоко поклонясь (опускаться на одно колено ему почему-то показалось неудобным), преподнес ей свежесрезанный букет цветов.
- Ах, это – мне? Как мило.., - изумилась Елена Сергеевна и с улыбкой приняла букет из Лениных изрезанных рук.
Леня, сияя от счастья, стоял возле Елены Сергеевны.
И тут вдруг открылась дверь и в аудиторию вошел директор...
- Цветочки от поклонников, стало быть, принимаете, Елена Сергеевна, - невнятно проговорил директор и его голос не предвещал ничего хорошего.
- Да вот, этот ученик подарил!.., - по инерции продолжая улыбаться, ответила учительница пения.
- Подарил, значит..., - типа вошел в создавшееся положение директор, - а не возникал ли у Вас вопрос, где он их взял?! Он что, заранее их припас к Вашему уроку, тот так называемый ученик?! И если уж на то пошло, то этого ребенка можно назвать учеником с таким же успехом, как меня – балериной! Посмотрите на меня внимательно, как, по-Вашему, я похож на балерину?.. Ладно, можете не отвечать!.. Но я Вам хочу сообщить по секрету, что это – не ученик никакой, а хорошо известный правоохранительным органам нашего города хулиган, драчун и неисправимый двоечник Леонид Злобин, откликающийся на кличку «Кошак»! Так как Вы думаете, откуда у такого человека цветы, которые он Вам подарил?
- Не знаю, - дрожащим голосом пролепетала Елена Сергеевна, - я об этом как-то не подумала...
- Не подумали, значит!, - злорадно сказал директор, - тогда давайте я Вам расскажу... Некоторое время назад я делал, видите-ли, обход территории, и, естественно, зашел в и школьный садик, посмотреть, все ли там в порядке. Так вот, стою я, стало быть, в этом садике и вдруг вижу, как из окна кабинета пения по желтой газовой трубе спускается этот Ваш «ученик» Леонид Злобин. Опасаясь, как бы он не сорвался и не упал, я не стал его сразу окликать, а решил посмотреть, что же будет дальше. А дальше было то, что я себе не смог бы представить в своих самых кошмарных снах! Сначала, проявляя чудеса вандализма, Ваш «ученик» Леонид Злобин уничтожил дивной ручной работы флюгер, любовно сделаный нашими школьными умельцами под руководством учительницы географии. А потом он же изничтожил целую клумбу, за которой на протяжении ряда лет заботливо ухаивала наша учительница биологии Светлана Петровна. И вот, в результате всего этого кошмара теперь в Ваших руках этот букет...
Директор глубоко вздохнул и продолжил:
- Елена Сергеевна, позвольте мне задать Вам еще один вопрос... Заметили ли Вы, как Леонид Злобин покинул через окно Ваш урок?
- Нет, не заметила, - дрожащим голосом проговорила Елена Сергеевна, - я... пела...
- Пели, значит! Понятно...- продолжал директор, - Пели – это уважительная причина... Елена Сергеевна! Я, конечно, понимаю, что Вы только что закончили пединститут, что Вы – учитель молодой и совсем не опытный, но Вы должны помнить, что когда Вы ведете урок, под Вашей ответственностью находятся сорок учеников, а это – серьезная ответственность, знаете-ли!.. И как он залез через окно обратно, Вы, конечно, тоже не заметили, потому-что пели?
Елена Сергеевна только обреченно кивнула.
- Елена Сергеевна, мне конечно очень неприятно об этом говорить, но я должен Вам сообщить официально, что если подобная ситуация еще раз повторится, то я буду вынужден заново поставить вопрос о продолжении Вашего преподавании в стенах нашей школы! Вы понимаете, о чем я рассказываю?
Елене Сергеевне уже было ясно все, до самой последней запятой в речи, которую произнес директором. Она отчаянно замотала головой, губы ее мелко задрожали, она с отвращением посмотрела на букет, потом на Леню и вдруг с силой сунула букет обратно Лене в руки. Леня посмотрел в глаза Елены Сергеевны и, вместо бесконечной голубизны неба, увидал в них серые тучи грозы, перемешанные с дождем слез.
- Ну вот и чудненько, - увидав, что букет вернулся к Лене,благодушно сказал директор, - вот и хорошо, я вижу, что Вы все поняли правильно...
- А ты..., - обратился он к Лене, - ну ты понял: все, как обычно. Исключен на две недели, отцу скажешь, чтобы завтра ко мне зашел. А теперь забирай свои манатки и постарайся в эти свободные от школы две недели сделать уже что-то такое, чтобы тебя наконец посадили...
Леня не впервые слышал такие пожелания от директора. Обычно в подобных случаях он молча собирал свои вещи и уходил, но в этот раз он поступил несколько иначе. Он сделал два шага вперед, в результате чего оказался прямо перед директором, и исподлобья посмотрел ему в глаза. Презрительно скривив губы и наморщив лысину, директор сверху вниз глядел на него и молчал, всем своим видом показывая, что приговор уже вынесен и обжалованию не подлежит. Но Леня на сей раз смолчать просто не мог. Сначала он хотел напоследок сказать директору что-то достойное, но вместо этого, не в силах совладать с поднявшейся из глубины его души благородной яростью, вдруг резко размахнулся и изо всех сил уебал директора злополучным букетом прямо по ненавистной морде.
© Нетормоз
yaplakal.com