167
Продолжение рассказов из серии «Невыдуманные армейские истории»
Фамилии, как обычно изменены по морально-этическим соображениям, нецензурная лексика присутствует для литературной окраски повествования.
ДОЧЬ ФРОНТОВИКА
Пролог:
Командир роты майор Недельский был своеобразным кладезем армейских и жизненных афоризмов и изречений на любую тематику, начиная от происхождения человека, и заканчивая любыми видами половых отношений между всеми живыми существами на Земле.
Давным-давно, плотно, и на веки вечные положив хер на мнение окружающих (курсантов тем более), он мог пиздонуть что угодно, когда угодно и кому угодно (кроме командования), не ссылаясь на требования Уставов и воинской этики.
На любую ситуацию, на любое действие кого-то, а также на любую личность, у ротного был свой взгляд и своё видение, которое он незамедлительно высказывал, не спрашивая, нужно ли оно окружающим, или нахуй никому не нужно. Его это не ебало (не волновало) никоим образом.
Особенно это касалось курсантов (как подразделения в целом, так и любого отдельно взятого охуярка).
К примеру, местный курсант (из этого же города), назывался «Хуйло мамино», особенно, если просился в увольнение, повидать папу с мамой, и заебашить штук несколько домашних пирожков (вареников, котлет), и т.д.
Курсант, у родственников которого были знакомые среди командования училища, и его нужно было отпустить в увольнение, или не ставить в наряд на праздники (по телефонному звонку из штаба), именовался как: «Позвоночник ёбаный».
Курсант же, чьи близкие родственники сами находились на мало-мальски значимых военных должностях (независимо от рода войск и места дислокации), принадлежали к партийным (номенклатурным) слоям общества, либо к сфере Советской торговли, автоматически заносился в категорию: «Золотой пизды ребёнок »
Были и другие термины и определения, но излагались, в зависимости от обстоятельств.
Если курсант-дневальный, свободный от несения службы не ебашил по уборке казармы, а присел на табуретку (а если прилёг на койку - вообще пиздец), и его случайно увидел ротный, то звучал вопрос: - Ты шо, бля, голубь мира, или орденоносец, ёб твою мать?!
Когда же курсант «залетал» по какой - либо хуйне, и не мог внятно объяснить мотивов своего поступка, командир роты смотрел на него, как на неполноценного и спрашивал: - От скажи, Иванов (Петров, Сидоров, или просто охуярок), твои родители довольны, шо тебя сделали?!
Ответа на это не существовало. По нашему мнению, родители вроде бы должны нами гордиться (сын-курсант, будущий офицер, краса и гордость Вооружённых Сил), а, по мнению ротного, должны рвать на себе волосы, что произвели на свет такое никчемное уёбище.
Вроде бы дилемма, но мы на такие мелочи внимания не обращали, и, преданно глядя глаза ротному, в своих греховных мыслях телепатически склоняли его к оральному сексу, что умещалось в одной короткой эротической фразе (отсосите елду, товарищ майор).
Но если курсант решил поумничать по какому-то вопросу, то тут же на него находилось управа.
Пример:
М: - Приказываю взять то-то, то-то и сделать то-то и то-то, а, потом бегом заебашить вот это и это, после чего взять с собой того долбоёба (фамилия), и мигом исполнить следующее, после чего метнуться и доложить обоим, или я десять раз тебе буду повторять, мудило ты несчастное!!!
К: - Товарищ майор, может сначала вот эту хуйню и эту, а, потом вот ту. Так будет быстрее и лучше. А?
Ротный цыкал зубом, оглядывал ничтожное насекомое с головы до ног (и обратно), упирался мистическим взглядом в переносицу оппонента и произносил риторически:
- Сосал бы ты хуй и читал газету – что означало – Приказы не обсуждаются, ёб твою мать, а выполняются, пиздуй и делай, как я сказал, говно ты сраное. Круууу…Гом!!! Шагом марш к ёбаной матери!
К концу 1-го курса мы перестали на него обижаться, т. к. досконально постигли одну из его простых человеческих слабостей. Ротный был патологически жаден до любых материальных благ.
Он ошибочно думал, что всецело манипулировал нашим сознанием с помощью метода «кнута и пряника». Ни хуя подобного! Изощренный курсантский ум, адаптировавшийся в непростых условиях армейского долбоебизма, подпитаный похуихмом и хитростью, уже давно решал сложнейшие алгоритмы забивания хера на службу и льгот, в которых единственно правильным методом выступала математическая постоянная – презент командиру, что по латыни именуется: HALYAVUS ORDINARIUS (халява обыкновенная).
Ротный не просто поклонялся халяве – он был её верховным жрецом!
ИТАК:
* * *
Весна на 3-м курсе выдалась ранняя и смачная. Солнце светило в глаз, пели птицы, ревели бугаи, дрочили в кустах онанисты, почка лезла на почку, женский пол организованно снимал с себя надоевшие за зиму элементы нижнего белья с начёсом, смело облачаясь в легкие доспехи – это вызывало легкую тревогу в курсантских организмах из за невозможности лично поучавствовать во всем этом, т.к. нашей роте Приказом Командира батальона № «ХЗ» от 24 февраля 198.. года «…за групповую самовольную отлучку в День Советской Армии и Военно – Морского Флота, а также за распитие спиртных напитков в расположении подразделения и подрыв боевой готовности Вооруженных Сил Советского Союза» были запрещены увольнения за пределы училища. Приказ содержал зловещие орг. выводы и формулировались они так:
– « Хуй вы у меня теперь до лета за забор выйдете, долбоёбы! Не умеете пить и в самоходы ходить – сосите гавно через тряпку и дрочИте по за углами!».
Приказ был доведен до всего личного состава батальона (правда, Государственный Гимн при этом не играл, и Знамя не вносилось).
Вы думаете, кто-то заволновался? Ничего подобного! К 3-му курсу в роте уже не осталось трусов и паникёров. Замеченные в трусости и двурушничестве, под угрозой пыток и казни после отбоя, насильно тащились со всеми вместе в самоходы и каптерку со спиртным, и, вскорости были намертво повязаны совместными нарядами и гауптвахтой. Ничто так не цементирует воинский коллектив, как круговая порука и двуручная пила на ГУБЕ.
–Хер Вам по всей морде, товарищ полковник – как один подумали мы.
– Пока вы, в своём кабинете, бухаете до усрачки с утра до ночи и теряете моральный облик Советского офицера, деградируя, как личность, на радость вероятному противнику и всем войскам НАТО, мы как ходили, так и будем ходить, и регулярно портить молодое и не очень гражданское население женского пола, только ты хуй об этом узнаешь, ибо это есть Военная тайна, а тебе о ней знать не положено, поскольку ты, мудило, по пьянке, можешь её выдать врагам трудового народа и всего прогрессивного человечества.
Комбат орал, тыкал пальцами в строй, называя фамилии распиздяев, ротный мысленно повышал объемы жертвоприношений за увольнительные в отсутствие комбата, а каждый из нас уже вынашивал свою оригинальную идею, как бы официально сдрыснуть в увольнение и никому при этом ни хуя не давать по возможности. Тогда же об этом самом призадумался и Ваш покорный слуга. Коварный план в мозгу созрел быстро, и был прост, как все гениальное, но для его реализации, требовалась временная пауза неделю–другую, дабы все выглядело правдоподобно.
С некоторых пор в училищный буфет перестали завозить шампанское и омаров, дуэли Высочайшим повелением были запрещены, балы у Государя – императора не предвиделись, рожи сослуживцев надоели изрядно, и я решил отбыть на воды для успокоения моей расшатанной и ранимой психики.
В канун 8-го марта, после занятий, я, постучавшись, и испросив разрешения, вошел в кабинет командира роты. Тот пялился в книгу нарядов и водил пальцем по списку роты, видимо, желая кого-то осчастливить, поставив в наряд на праздники.
– Товарищ майор, разрешите в увольнение – сходу ебанул я заученную фразу.
Ротный дернулся на стуле, как будто его за яйцо укусил бешеный опоссум.
Быстро взяв себя в руки и вырвав мошонку из сомкнутых зубов животного, он спросил меня тоном сотрудника НКВД:
– А ты шо, бля, ёб твою мать, брал Берлин?!
– На двое суток с ночёвкой – продолжал я переть, как танк на колонну беженцев.
Ротный обернулся и посмотрел в окно позади себя. Что он хотел там увидеть? Очевидно, он беспокоился, почему так долго не едет карета с бригадой скорой помощи, чтобы забрать внезапно тронувшегося умом курсанта (меня) в психиатрическое отделение местной больницы под постоянный присмотр и внимательный уход тамошних вежливых врачей и огромных санитаров с волосатыми руками и толстыми пальцами.
Я живо представил себя в палате с мягкими стенами, с решеткой на окне и дверью с глазком. Жесткая кушетка без подушки, заплёванный кафельный пол, медицинская утка с утренней мочой, черные точки уколов на сгибах локтей, чувство тошноты и безысходности, улыбка дебила и отсутствие эрекции – и мне еще сильнее захотелось на волю.
Ротный, вернув свою морду на место и, воткнув в меня ледяной взгляд палача, взревел:
–Ебёшь дочь фронтовика, и ищешь себя в списках награжденных?!
Что на языке непосвященных означало: почему это он должен выслушивать всякую хуйню о желании какого-то уёбка сходить в увольнение, да еще на 2-е суток, когда увольнения всем запрещены?! За какие такие заслуги перед Родиной?! И с какого хуя он (то бишь, я) решил, что это увольнение ему какой-то долбоёб разрешит?!
–Отец приезжает на праздники с подарками – пиздонул я магическое заклинание, сам ужаснувшись от правдоподобного тона своего наглого вранья, но отступать было поздно.
В моем родном городе в то время еще работал солидный мясокомбинат, в соседнем же городе дислоцировался известный завод шампанских вин (здравствует и поныне), а папа мой в то время входил в руководство одного из крупнейших промышленных предприятий и был не просто членом КПСС, а и членом бюро горкома партии (что никак не мешало его непутевому сыну периодически томиться в застенках гауптвахты, и драить очки на параше). Ротный, из моего пухлого досье, знал, кто такой папа, и знал, на какие презенты тот способен (родители приезжали на присягу). Знал он также, что сестра отца, жившая в этом городе – начальник одного из областных управлений (не уточняю).
Упырь купился и потёк, судорожно сглотнул ядовитую слюну, кадык его дёрнулся и осел, рот перекосило в нервно – паралитической ухмылке.
–От, бля, батька пусть и глянет на распиздяя и самоходчика, а то жрете всякое шмурдило по каптеркам, а в роте ни одна собака рамы не покрасит, комбат уже заебал носом тыкать, а краски нет нихуя, и из отпуска ни одна падла не привезла ни банки, токо срать можете на голову командирам.
– Дело будет! – обрадовался я, раз ротный начал разговор на отвлеченные темы.
– Он вам подарок везет, товарищ майор, я тетке звонил еще 3 дня назад, она сказала – опутывал я его сладкими сетями беспринципного пиздежа. – Шампанское 2-х видов и сырокопчёную колбасу сорта: «Только для своих».
У ротного было могучее сердце солдата, закаленное алкоголем и муштрой, мозг был надежно укрыт за лобовой бронёй, потому он не ёбнулся в обморок от инфаркта (инсульта), или просто от избытка чувств, а напрягся в области ануса, рубанул воздух ребром ладони и выдал:
– Да пошли все на хуй!!! Кто здесь командир роты, я спрашиваю?! Их бин здесь командир роты!!! Ферштеен?! Конечно пойдешь, сынок, святое дело! Когда батька приезжает?!
– 7-го после обеда, а уезжает 10-го вечером – доложил я, с намеком на трое суток..
– Хер вам в сраку, граф – по отечески пожурил меня ротный.
– Уйдешь 7-го после занятий, вернешься 9-го к отбою. Дай батьке хоть день от тебя долбоёба отдохнуть.
– Есть– промямлил я тоном девственницы, у которой обнаружили гонорею.
–Подарок командиру занесешь ко мне домой, только не пизди там лишнего, и бегом в казарму, я 9-го дежурю и буду на отбое, понял?!
– Суета сует…– думал я… Главное свалить на несколько дней за ворота, а там я придумаю чё-нить… Бедный папа, ему, руководителю высокого ранга и члену партии большевиков в тот момент, пока разговор шел о нем, наверное, икалось, как алкоголику со стажем.
– Так точно, разрешите идти! – пиздоквакнул я напоследок.
– Пиздуй, шоб я тебя не видел – ответило мне эхо.
Развернувшись через левое плечо, и щелкнув каблуками громче адъютанта барона Врангеля, я вышел из кабинета, думая, что уже завтра легкий бриз унесёт меня на 2 дня из этого говна.
– Сделайте лицо попроще, товарищ курсант, и протрите очко после визита к командиру роты – голосом дневального по роте сказал кто-то…
Меня вернули на грешную землю. Этот кто-то и был дневальный по роте курсант Юра Билык, тот еще распиздяй, самоходчик и приколист из Кировограда, которого Родина в этот день призвала нести службу в наряде на тумбочке.
Я медленно подошел к нему на расстояние одного шага, и, раскачиваясь с носков на пятки изрёк:
– Кэээк стоишь, мерзавец, перед офицером… Запорююю, скотина! В штрафной роте сгною!
Я уже снимал с руки белую перчатку, чтобы отхлестать его по харе и заставить лизать сапоги, но Юрик уже тянул штык-нож из ножен, и я поспешно ретировался в кубрик (ну его нах, ткнет рукояткой в пах, повредит жизненно важные органы – оно мне надо в увольнении).
В эту ночь мне снился ротный, кладущий хер на приказы комбата в виде палки сырокопчёной колбасы и дочь фронтовика, голая по пояс снизу, у которой были огромные сиськи, на левой болталась медаль за взятие Берлина. Она зачитывала списки награждённых, но меня там почему-то не было (видимо, пропал без вести на дорогах войны).
7-го марта из 100 человек роты в увольнение пошли 9. Двое женатых, трое местных и 4 человека, к которым приехали родители, в том числе и я. Женатые и местные были по честному, а родители остальных четверых сидели дома и знать не знали, что они к ним приехали. Видимо, наш ротный ценил не только шампанское и колбасу. Гы-гы.
Провожали нас тепло. Начиная с пожеланий «До 1-го патруля» и заканчивая «Шоб тебя девки обрыгали»…
Тётка не поверила своим глазам, когда я вручил ей букет рубиновых гвоздик с 8-м марта, сказав при этом, что меня отпустили только на 4 часа, отужинав – откланялся, получив от неё 25 рублей за внимание и на мелкие расходы..
Затем, прошароёбившись двое суток у девчонок в общежитии юридического техникума, потрепанный, но непобежденный эсминец, израсходовав весь боекомплект, вернулся своим ходом на базу.
–Товарищ майор, курсант … из увольнения прибыл!
–Занёс ко мне домой подарок от батьки??
–?
–??!!
– Ойбляяя!!! Товарищ майор!!! Забыл!!! Он же уже в кульке отдельном. Я из-за стола встал, батя напутствие дал, слезу пустил, я матери привет передал! Разрешите вернуться, забрать.
– Ёбаный распиздяй! Иди уже на вечернюю поверку. На следующие выходные заберешь, сходишь на 2 часа, так и быть.
Через неделю, в субботу после занятий, ротный сам меня вызвал в кабинет.
– Шампанское и колбаса! – напомнил он тоном гестаповца, собственноручно расстреливающего коммунистов и жидов.
– Яволь, экселенц, хотел пиздонуть я, но задеревеневший язык произнёс: – 2 часа мало, тётка до 7 вечера на работе (тётка в субботу не работала).
– Хуй с тобой, до отбоя, но без колбасы лучше сразу пиши рапорт на увольнение.
Через 1 час, переодевшись в гражданку, купив на тёткины деньги в ресторане 2 бутылки Советского Шампанского ХЗ какого разлива по 6,50 за штуку и в коопторге палку колбасы сомнительного вида, напоминающей елду старого коня, я стоял перед дверью квартиры ротного и жал указательным пальцем на дверной звонок.
Дверь открылась.
ТО, что стояло за дверью вызвало эрекцию даже у коопторговской палки колбасы…
У ротного была жена-врач скорой помощи и 2 дочери. Младшая, ссыкуха ходила в 4-й класс, с хуёвым папиным характером и привычкой совать свой нос, куда не надо.
Старшая была на 1 год младше нас, училась на 2-м курсе педагогического института, и её звали Лена. Папа регулярно брал ей пригласительные на курсантские вечера нашего курса, но она постоянно припиралась с какими-то прыщавыми подругами, и их компания вожделения ни у кого не вызывала. К тому же приходила она в каких-то строгих нарядах (видимо, боялась папы). Мы знали её, она знала нас. Ротный пару раз подъезжал ко мне с намеками типа: – У меня ж такая дочка растёт. От повезет кому-то, кто женится, по выпуску сразу за границу служить поедет. Да я для зятя…!!!
Я был не враг сам себе, и нуегонах такого дорогого тестя…
На пороге стояла Лена в домашнем халате.
Так вот она какая, дочь фронтовика, сладострастно облизнулся бес в моей нижней части тела, а жопа нервно начала жевать казённые трусы.
– Привет, сказала Лена в домашнем халате.
– Тут вот вам передали - промямлил я.
– Заходи, мама с Катькой у бабушки до завтра, а папа на работе (папой она называла нашего ротного).
Я вошел, и что характерно, догадался разуться в прихожей.
– Это для товарища майора - я протянул ей кулёк.
Она вытащила колбасу и шампанское.
– Зачем– спросила она.
– Ему передали.
Она спросила: – Ты есть хочешь?
– Мне скоро в училище, зачем-то брякнул я, хотя до отбоя было часов 5.
Она сказала: – Сходи, переоденься обратно в форму, чтобы потом не возвращаться, и приходи, я пельменей сварю.
Через 40 минут я уже опять нажимал пальцем кнопку дверного звонка.
Она открыла бар. В нём стояло не менее 10 бутылок самого лучшего шампанского, а в холодильнике, кроме колбасы, было несколько банок чёрной и красной икры.
Мы за кухонным столом ели самые вкусные пельмени в моей жизни, а я время от времени бросал незаметный (как мне казалось) взгляд на белую полоску трусиков в случайно распахнувшемся домашнем халатике. И куда-то улетучились пошлые распиздяйские мысли и матерные слова, и было так хорошо и спокойно. Мы смотрели мультик про кота Леопольда и смеялись в унисон.
Уходя, я поцеловал ей руку, чего до сих пор не умел делать вообще, и никогда не делал.
Я успел к вечерней поверке и с чистой совестью доложил ротному о выполнении задания (не больше).
Через 2 года Елена Недельская вышла замуж за курсанта на 2 курса младше нас. Они сразу поехали служить в Германию.
Через полгода, Лена, вместе с ещё одной женой офицера попалась на краже женского нижнего белья в супермаркете Берлина.
Их мужей вместе с ними в 24 часа выдворили в Союз в дальний гарнизон. Больше я ничего не знаю, кроме того, что дочь фронтовика, всё - таки БРАЛА БЕРЛИН.
© Bessamemucho
yaplakal.com