128
Я не люблю болеть. Но так уж сложилось, что моя мама была медицинским работником, а закон жизни таков: если вы растете в семье учителя – вы много учитесь, если в семье столяра – то с детства строгаете всяких буратин, ну а если вас угораздило появиться на свет в семье врача или медсестры – значит надо много болеть. Я играл со шприцами и ставил банки плюшевому медведю. Медведь был не против. Мама – да. В поликлинике, где мне приходилось проводить времени больше чем в детском саду, я рано узнал такие интересные названия, как фонендоскоп, электрофорез, ЭКГ, и гипоплазия матки. Я был любимцем персонала и каждый врач или медсестра считали своим священным долгом осмотреть меня и найти какую-нибудь болячку, пока мама ходила по вызовам. Я не противился всяким «дышите - не дышите», но как только дело доходило до более серьезного вмешательства - начинал громко возмущаться, плеваться таблетками и выбивать из рук инструменты. Уж отличать невинный шпатель от скальпеля я научился раньше, чем клубнику от малины.
Упорно сопротивляясь, я прошел младенческий и детский путь, но когда наступило славное отрочество, силы мои иссякли, бдительность притупилась и у меня была заподозрена какая-то неврологическая болезнь, требующая срочного лечения. Вроде был я нормальным пацаном, не психом каким, но дохтур сказал – надо лечить, и я поддался его обаянию. Мне был выписан загадочный документ под названием «Направление на лечение в водолечебницу». Невинный перечень процедур ввел в заблуждение, и я пошел лечиться со спокойным сердцем. Зря! Процедура называлась электросон.
Я почувствовал дискомфорт еще при входе в кабинет. Возле кушетки стоял, угрожающего вида ящик. Он мигал лампочками как НЛО, дергался стрелочками как спидометр автогонщика и угрожающе гудел как трансформаторная будка после ливня. Внутри сверкали молнии, а снаружи бегали электроны. Впрочем, поскольку я никогда не видел живых электронов, я мог перепутать их с тараканами. Кушетка возле него была стерильно чистой, что пугало еще больше чем, если бы она была в пятнах крови. Я прилег. «Будет не больно» - уверила меня врач. На глаза мне положили влажные салфетки (хорошо хоть не пятаки). Потом натянули очки, похожие на плавательно-купальные. От них тянулись скрученные провода, теряясь в недрах прибора. Врач сказала: «Я сейчас дам не большое напряжение, а ты, как почувствуешь легкое покалывание – скажешь. Потом поспишь, часик, и в этом будет заключаться лечение».
Она, наверное, хотела чтобы я заснул вечным сном. Покалывание было похоже на удар кувалдой по башке. Я увидел белый свет, потом радугу, потом старого и мудрого индейца, манящего меня в зеленые долины, где гуляли Джимми Моррисон и Джон Леннон. Я закричал. Громко и немного нецензурно. Врач опешила и расстроилась. Ее видно огорчило мое воспитание. Дрогнувшей рукой она заставила Леннона играть на флейте. Я не спешил присоединиться к легендам рока и поэтому очки полетели на пол.
«Да что ж такое!? Опять барахлит! Надо наладчиков вызывать. Давай еще раз попробуем». Пробовать еще раз мне не улыбалось, ни за какие плюшки. Я переживал, что вызывать придется похоронную бригаду, но юный возраст и статус сына медработника не позволял спорить.
«А на электрическом стуле казнят только в загнивающей Америке» - проявил я эрудицию и знание политической обстановки. «Шутник. А вот матери расскажу, каким ты тут текстом выражался, будешь знать. Давай, надевай очки, Ихтиандр». Но я был уже опытным человеком-молнией, и как только она протянула руку к прибору, закричал – «Все! Покалывает!».
Не знаю, вылечился я или нет, но жив остался. Я понял, что это есть главная цель данной процедуры и всего лечения в целом.
Больницы, болезни и доктора – это вообще такие штуки, которые приходят неожиданно, когда их не ждешь. Иногда вот хочется поболеть. Ну, хоть немножечко. Чуть-чуть…
Лет в четырнадцать я двинул школу. Хорошо так двинул, месяца на два. Зачем я это сделал – умолчу, но факт остается фактом – в сентябре и октябре, ни одна моя нога не оскверняла коридоры храма знаний. До бесконечности это продолжаться не могло. Нужно было, как то снова вливаться в учебный процесс, а для этого необходим был документ об уважительной причине отсутствия. Справка о болезни вполне подошла бы, но как назло все вирусы, бациллы и нехорошие бактерии ушли в отпуск. Кто-то из друзей произнес волшебное слово: «Химический карандаш!». Мол, рассосать его как леденец и высокая температура обеспечена. Нас долго упрашивать не надо…
Добыли. Разломали. Вытащили грифель. Посмотрели.…Выглядел не аппетитно. Но чего не сделаешь ради избегания встречи с большим, толстым, армейским ремнем (от дяди военного достался. Я то пацифист в душе, но он был такой красивый и белый. Не дядя - ремень. Начал питаться. Карандаши никогда не входили в мой дневной рацион, и я не знал, с чем их едят. Попробовал просто жевать. Он хрустел на зубах, горчил и просился наружу. Запил водой. Добыл следующую порцию. Заел конфеткой «Взлетной», подошел к зеркалу, открыл рот, посмотрел и понял - это пипец!!! Карандаш был синего цвета. Зубы тоже…Язык как у повешенного…Губы как у покойника…Синева уходила вглубь организма, и я думаю, заканчивалась где-то в области печени. Зубную щетку в руки, градусник подмышку.… Заканчивался второй тюбик зубной пасты. Синие руки стали гармонировать с губами, но больше ничего не изменилось. Слава отечественной химической промышленности! Я представил, как меня с высокой температурой приведут к врачу…открой рот…скажи «Аааааа!!!»… «Аааааа!!!! Ни хуя себе!!!»… Я разоблачен!
Вспомнил о термометре. Достал. Посмотрел. У трехдневного покойника температура бывает выше. Херня все это! Подвел карандашик. Пора заметать следы. В ванной синим было все. Полотенца, раковина, пол. Сходить по маленькому я уже боялся. Не зря! Унитаз тоже окрасился в нежно-голубой цвет. До возвращения родителей оставалось с полчаса, и я сотворил чудо. Нынешний Доктор Пеппер отдыхает и пасет туалетных Утят. Эксперимент был признан не удачным, но проблема оставалась. И тогда другой друг (таких друзей еще парочку и можно забыть о существовании врагов) сказал: «Перелом!».
Сказать то он сказал, но вот как реализовать эту светлую идею? «Прыгнешь откуда-нибудь повыше и все». Вот это вот - «…и все…» мне не очень понравилось. Я любил высоту. Любил прыгать с крыш, деревьев и прочих возвышенностей, но я никогда, ни чего не ломал….
Стартовой площадкой для полета был выбран четвертый этаж, строящегося больничного корпуса. К докторам, мол, по ближе, и тащить меня далеко не придется. Когда я залез туда и посмотрел вниз, то решил, что слегка погорячился. На земле меня ждали друзья, любопытная собака и куча битых кирпичей. Их решили не убирать. Кирпичи – для верности, собаку – для оказания первой помощи в виде зализывания возможных ран. Отступить я не мог. Разбег. Полет. Приземление. Блин! А где же хруст сломанных костей? Где пронизывающая боль? Ни чего не было! Все опять зря.…И при этом, забегая немного наперед…через полгода, на уроке физкультуры, выполняя несложное упражнение в виде прыжков на одной ноге, я успешно переломал пару флюсовых костей, и месяц стучал костылями по школьным коридорам. Гримасы судьбы! На повторный прыжок я не решился. Хотя друзья предлагали поднять планку до пятого этажа. Я их не виню. Хоть какое-то развлечение в пресной пионерской жизни…Что ж. на спине у меня есть пара шрамов, очень напоминающих по виду звезды. Медная бляха ремня клеймит не хуже палача из Лиля… Невесте графа де Ла Фер…пам-пам-пам…
Ну и конечно, куда же без стоматолога? Есть два типа людей в белых халатах, к которым я не равнодушен. Я их боюсь. Это – мясники и дантисты. В чем-то они схожи, не правда ли? К мясникам у меня предвзятое отношение, навязанное фильмами ужасов, а к стоматологам…Они и есть тот самый ужас! Я не боялся их долго. Лет пятнадцать. Пока не познакомился поближе. Мне ставили пломбу на первой медкомиссии в военкомате. Было не больно. Было – трандец, как больно!!! Моя вера в чудо действие обезболивающих препаратов ушла вместе с зубом в медицинскую плевательницу. Двадцать с лишним лет мне не дает покоя один вопрос – на хрена зуб, перед тем как удалить, сверлить. Может врач собирала ожерелье из них, и так ей было просто удобнее делать дырочки для ниточки? Не знаю.
Какое-то время спустя, перед Новым Годом, мы с братом попали на грандиозную пьянку. Ее грандиозность заключалось в большом количестве водки и пирожных. То есть водку мы закусывали кремовыми тортиками и ни чем кроме тортиков. Расплата наступила скорее, чем я ожидал. Ночью прозвучал выстрел. Прямо в верхнюю девятку или еще в какой номер. Не знаю. Не силен я в челюстно-лицевой анатомии. Выстрел не убил, но ранил очень больно. Спать я уже не мог. Сидеть тоже. Лежать. …Да ни чего я не мог! Я полоскал, пил таблетки, прикладывал какие-то варварские снадобья, бил в бубен и танцевал джигу. Утро застало меня перед кабинетом платного врача. Еще один предрассудок – в платном - сделают не больно. Врач, по фактуре, походил на борца вольного стиля. Я понял, что попал в крепкие руки. Зайдя в кабинет, я огляделся и пересчитал в уме наличность. Должно хватить. На стандартное –«откройте…будет не больно…не бойся….», я только улыбнулся. Ультиматум был поставлен такой – крючки, зонды и прочую угрожающего вида дребедень – в бювету. Работаем только с зеркальцем. Платим двойной тариф при условии, что больно действительно не будет. В глазах стоматолога я читал борьбу между алчностью и желанием провести мне анестезию путем легкого удушения. Победила, как всегда, любовь - любовь к деньгам…
Я хватал его за руки и обнимал за талию – он наверняка, был холоден к мужчинам, но терпел. Я пнул его пару раз по коленке и еще раз, куда-то повыше – он рассказывал мне анекдоты и скрипел зубами. Я слегка прикусил ему палец и проглотил какую-то маленькую, но очень дорогую фигню – он улыбнулся и набил мне полный рот ваты – хлопок, он полезней. Он все-таки очень любил деньги!!! Через три часа и его и мои мучения закончились. Я был отпущен на волю с опустевшим кошельком и приглашением заглядывать если что. Ну, там зуб заболит или просто лишние деньги появятся…всегда рады!
Дааа!!! У меня очень большой опыт в общении с наследниками Гиппократа. Я их очень уважаю. И где то даже люблю. Но лучше встречаться с ними пореже. Здоровее будешь….
© Гарпер
yaplakal.com