33
Свист. Грохот. С полуобвалившегося потолка опять сыплется дождь из черной земли. Бум-бум-бум. Это уже колотится сердце, пуская свой монотонный набат по всему телу.
В зарытой взрывами землянке – удушливый запах гари, дыма и мертвых тел. Еще чего-то металлически сладкого. Крови, наверное.
Свист. Грохот. Тишина. Свист. Грохот. Тишина.
Два варианта – либо в землянку все-таки попадет следующий снаряд и все разом закончится, либо его обнаружат враги, идущие за линией обстрела и добивающие куски мяса, издающие стоны, разрывающие гулкий воздух рваными ранами. На этот случай в рожке есть еще пять патронов. Главное, когда они проберутся в укрытие – не вдавить с ненавистью, из последних сил, курок, а осторожно, пуля за пулей выпустить смерть на волю. Одна пуля – одна смерть. Четыре трупа. Потом быстро перехватить автомат и одним движением большого пальца пустить последнюю себе в лоб. Одна пуля – одна смерть.
Свист. Грохот. Комья земли. Тишина.
Свист. Грохот. Тишина. Стон. Стон?.. Стон!?
Откуда-то из-под обвалившихся перегородок, там, в углу! Точно! Медленно, морщась от назойливой металлической боли в плече и в бедре подползти туда. Стиснув частокол зубов, на которых хрустит песок и кровавые осколки, перевернуть один труп, оттащить второй и, наконец, найти источник звука, такого неожиданного в глухих интервалах между фонтанами огня и земли.
Вот он. Его глаза закрыты, окровавленный грязный лоб покрыла испарина, но из растрескавшихся губ раздается тихий стон.
Стон. Хрип. Тишина.
Свист. Грохот. Комья земли. Тишина.
Так. Поднять его голову на колено, открыть негнущимися пальцами помятую флягу, влить в раскаленное горло воду, почувствовать, как тело содрогается спазмами кашля, как грудь раненого судорожно, жадно как после глубокого погружения втягивает закопченный воздух.
Осмотреть. Вот, черная, растекающаяся кровью рана на груди. Оттащить в сторону обломок балки, придавивший ноги. Кожей чувствовать пелену боли, такую осязаемую, живую. Обе ноги переломаны, покрыты засыхающей кашей из крови и грязи.
Свист. Грохот. Тишина.
Земля с потолка сыплется на его закрытые веки. Барабанит по каске, откатившейся в сторону. Ему плохо. Куда хуже, чем мне. Он пока без сознания, в бреду, но, приди он в себя – и острая боль захлестнет его, отнимая последние вздохи. Он жив, но надолго ли? Может, один патрон – в расход?
Нет. Нет! Нельзя. Я не имею права распоряжаться его жизнью. Чужой жизнью. Ее осталось мало, но это как забрать последние медяки у нищего.
Дверь блиндажа сорвана, она, как рука на коже, висит на помятой петле. Сквозь открывающийся просвет видно серые, несущиеся прочь от проклятых взрывов и стонов, облака.
Свист. Грохот. Очередная доза земли. Хруст балок. Клубы дыма в проеме двери. На этот раз жахнули совсем рядом. Надо идти. Ползти то есть.
В рожке автомата раненого – один патрон. Закинуть лямку оружия себе на плечо, вытащить стонущего солдата из блиндажа, перевалиться через край окопа, кряхтя, вытащить за шкирку его. Потом, перехватив его подмышку, тащить, сливаясь с перерытой землей, постоянно натыкаясь на куски обгорелого мяса, на покалеченные тела, белые как молоко лица, покрытые полосами копоти и мучения.
Эти лица… Если удастся выжить, то они будут приходить во снах, станут лучшими друзьями.
Если удастся.
Свист. Грохот.
На этот раз земля засыпает чуть ли не с головой. Снаряд попал точно в полуразвалившуюся землянку, подняв в небо страшный салют из кусков древесины и мертвых тел.
Ползти. Метр, два, десять, сто. Под музыку стонов солдата, под крещендо хрипов, под барабанные дроби взрывов.
Свист. Грохот. Темнота.
Открываю глаза, и все вокруг начинает плясать. Кружится голова, а вокруг – тихо. Нет ни взрывов, ни интервалов, ничего нет, только хмурое, почти черное небо.
Есть еще пробивающийся сквозь плотную пелену тишины слабый стон.
Поворачиваю голову и вижу его глаза. Он пришел в себя и, морщась от боли, тормошит меня за плечо.
Я пытаюсь перехватить его подмышкой, чтобы тащить дальше, он отталкивает меня, прогоняет. Хрипит, чтобы я спасал свою жизнь, чтобы бросил его, чтобы забрал его автомат с последней пулей для себя. Значит ли это, что теперь я могу уйти? Вряд ли. Нет. Определенно нет. Ты, брат, будешь жить. Почему-то мне кажется, что именно ты будешь жить. Как тебя звать-то? Наиль? Татарин что ли? А я – Иван, русский. Ну да это ерунда… Главное – что мы живы. Доползем, дотянем, не робей. Я не брошу тебя.
Сзади слышны голоса, они перекрикиваются неразборчиво, курлыкая. Враги.
Татарин без сознания снова. Я один. Их – трое. Три пули – три смерти.
Они все ближе. Смеются. Прикидываюсь мертвым, бездушным, а когда они подходят, чтобы выпотрошить рюкзак и карманы, поднимаю автомат и, рыча, выпускаю в них очередь. Не стерпел, вдавил-таки до конца, боек звонко щелкает, но оружие больше не плюется смертью.
Подползаю к ним. Двое, раскинув руки в стороны, не мигая смотрят в небо. Один катается по земле, тихо подвывая, схватившись руками за живот, из которого хлещет фонтан крови.
На всякий случай перерезаю глотки всем троим. Ну и пусть. Дважды мертв не будешь, но.… Пусть.
Наиль тяжко дышит, ему все хуже. Поломанные ноги распухли, покрылись сетью набухших под кожей сосудов. Надо спешить.
К темноте проползли много. Километр, два, три… не знаю. Много. Адски устал, но, похоже, поле боя давно позади.
Положив Наилю под голову вещмешок, лью ему в рот немного воды. Он кашляет, но воду глотает. Я приваливаюсь к стволу дерева, рядом кладу автомат татарина и меня просто глотает сон. Последнее, что помню – сожаление, что не забрал оружие тех троих. В момент действующей угрозы не думаешь об угрозе предстоящей.
Свист. Грохот.
За ночь они догнали нас. Теперь земля покрывается глубокими черными воронками все ближе. Оглядываюсь вокруг. Наиля нигде нет, на штыке автомата – записка. «Мне уже все равно, пусть эта пуля останется тебе, живым им не давайся». Почерк кривой, бумага испачкана чем-то красным. Подскакиваю на ноги, оглядываясь и бормоча проклятья, но татарина нигде нет.
Хватаю оружие со свинцовым куском собственной смерти, вещмешок, перебегая от дерева к дереву, бегу прочь от бомбежки.
Свист. Грохот. Тишина. Дождь.
Свист. Грохот. Звон будильника.
Выныриваю из сна, полной грудью втягивая в себя запах комнаты.
За окном – яркое солнце, зелень деревьев и уже с утра раскалившийся асфальт.
Встаю с кровати, беру со стола часы, мобильник, пулю на шнурке. Одеваю ее на шею.
Может, когда и пригодится. Спасибо, Наиль.
©Yan4ello
yaplakal.com