71
Зорик никогда не любил этот город. Ни тогда, когда приехал, в далеком девяносто каком-то году и зарабатывал фотоаппаратом на пляже, ни тогда, когда был владельцем успешного армянского кафе на автовокзале, потерянном по глупой наглости десять лет назад. Не любил он его и сейчас, когда зарабатывал торговлей цветами, лично загружая на рассвете в вольво-универсал цветы из своей теплицы в Большой Долине и самодельное оборудование для торговой точки и выгружая это все на Соборке.
Он не лишен был поэтического восприятия мира, поэтому этот город он сравнивал с огромной лапой какого-то монстра. Лапа эта протянулась откуда-то из глубины материка, протянулась несколько столетий назад, смяла прибрежные склоны, когти ее впились в прибрежную линию. И побежали по руке-лапы блохи-люди, люди-воши, побежали, спрыгивая в море кораблями с грузом. Шли годы и монстр постарел, кожа на его лапе сморщилась, ороговела еще больше, Зорик замечал, как падают чешуйки с фасадов зданий на Пантелеймоновской.
Ему казалось, что кожа на его лице подобна этому городу – постаревшая, прорытая траншеями ремонта старого, вечнопроблемного водопровода , в неоттираемой запыленности прячущая когда-то живые темные, а сейчас уставшие выцветшие глаза.
Долгий протяжный сигнал, Зорик повернул голову обратно к дороге и мгновенно утопил педаль тормоза немолодой Вольво. Чуть не врезался, засмотрелся.
- Куда ты смотришь, блин?!
Водитель едущей впереди шкоды обернулся и крутил пальцем у виска – видимо, неуютно ему было наблюдать в зеркало заднего вида, как вольво едет в него, не снижая скорости.
Зорик включил сигнал, повернул на Екатерининскую, левой рукой ткнул «фак» в сторону шкодовода. Света, его новая продавщица, уже должна быть на месте, ждать Зорика, чтобы вместе с ним разгружать и расставлять товар. И сегодня Зорик хотел сделать ей роскошное предложение, от которого не в ее интересах было отказываться.
Когда-то в прошлом белоснежная, а теперь условно-белая с рыжинками ржавчины вольво скрипнула тормозами чуть дальше мясного корпуса. Зорик вышел из машины, закурил. Осень… Солнце выходит позже, чем летом, прячется за полосой тяжелых осенних облаков. Цветочную линию как ни убирай, а все равно на утро мусор и сильный октябрьский приморский ветер, словно заскучавший домашний котенок, подхватывает его, пинает его под припаркованные машины, швыряет в подземный переход, а иногда, не на шутку разыгравшись, швыряет высоко-высоко, словно бы собираясь зашвырнуть на крышу торговых павильонов.
Размышления прервал скрип тормозов. Недалеко от него остановилась давешняя шкода. Зорик посмотрел тревожно, включая, однако, природную наглость и самоуверенность.
Из шкоды выбрался грузный мужик в камуфляжных штанах и футболке с непонятным принтом на ней, лет 35-и. Тяжело посмотрел.
- Ты, бля. Ты чо, бля?
Зорик попятился к машине. Там лежала бита, последний аргумент худого и не очень складного Зорика в беседах с вот такими пышущими здоровьем и мясом организмами.
- Нерусский, бля, ты куда полез, бля? Сюда иди!
- Ты кому и чо в окно тыкал, бля?
Говоривший стремительно приближался. Как назло, Привоз, который обычно и в это время был не пустым, сейчас был словно вымершим.
Зорик вытянул поцарапанную алюминиевую биту и развернулся к шкодоводу.
Но было поздно. Тяжелый кулак, с чем-то вытатуированном на нем, прилетел ловко и точно прямо ему в лоб. Предплечье хулигана блокировало биту. После чего он резко выхватил ее из ослабевших рук, развернул и опустил на его голову.
Зорик начал медленно заваливаться на землю. Бита прилетела еще раз. И еще. С каждым ударом уменьшая его присутствие в сознании, в этом теле.
Водитель шкоды сплюнул на землю, обтер биту краем футболки и кинул ее туда же, к плевку.
- Понаехало, бля, чертей. Сука, факи он мне тыкать будет!
Зорик его уже почти не слышал. Голова его удачно опустилась около бордюра, легла прямо в небольшую лужу сегодняшнего ночного дождя. И вытекавшая из места, где кости черепа не выдержали и разошлись, кровь смешивалась с водой и уходила дальше по асфальту вниз, к решетке коллектора.
Он никогда не любил этот город. Даже сейчас, когда его кровь тоненькой струйкой вливалась в его жилы, чтобы пробежаться по ним размытыми пятнами и вырваться из трубы, уже в море, в чистое, угрюмое, осеннее море…
© Ammok
Это сообщение отредактировал Ammok - 17.09.2015 - 21:24
yaplakal.com