12
Часы на цепочке Трудно бороться со страхом смерти, когда она рядом ходит. К вечеру Борис и пытаться перестал. Ожидание развязки натянуло нервы до предела. Любой звук казался предвестником. Даже собственные судорожные вздохи приводили к волнам панической дрожи.
Борис остался один. Другие уже мертвы. Лежат у дальней стены холодильника, покрываясь инеем и всё меньше напоминая людей. Куклы. Заиндевевшие куклы, а не экипаж, к которому успел привыкнуть за время работы на станции.
В прошлом году, под самый Новогодний праздник, четверку добровольцев забросили в Антарктиду и лишили связи с большой землёй. Пятилетнюю подготовку к полёту за пределы Солнечной системы решили проводить по новой схеме.
До сегодняшнего дня, Борису нравилась эта схема. Казалась логичной и правильной. Ну не должны космонавты понимать, что любую их проблему решат мгновенно! Откуда придёт помощь, если до родной планеты миллионы километров? Экипаж обязан знать, что оторван от Земли. Нет её! Не видно даже.
Доигрались! Теперь спасатели доберутся до станции недели через две. К середине января, в лучшем случае. А он даже объяснить им ничего не смог. Просто отправил сигнал SOS и забился в угол, ожидая своей участи. А что ещё можно делать, когда не знаешь своего врага?
До обещанной развязки остался час. Шестьдесят минут. Пара тысяч
судорожных вдохов.
Борис не спал двое суток. Голова гудела. Каждая мышца просила об отдыхе. Яркий свет, разлитый по базе, раздражал воспалённые глаза. Но темнота страшила ещё больше.
Инженер вспомнил прозвище, которое ему дали товарищи: "Улыбчивый трудоголик". Сейчас он не смог бы улыбнуться, даже если б захотел. Лицо словно свело судорогой.
Ну почему?! Почему в самом начале никто не почуял беды?
Их готовили врозь, но за две недели пути к базе все успели перезнакомиться. Врач команды шепнул каждому по секрету, что для экспедиции нарочно подбирали людей «с червоточинкой». Эта новость вызвала массу шуток и острот. Но стоило переступить порог базы, как шутки кончились.
Борис ещё чувствовал запах смазки дверных поршней. По телу ещё блуждал холодок, вызванный звуком наглухо закрывшихся створок. А жизнь уже казалась разделённой надвое: шипение за спиной словно отрезало прошлое, и новая действительность погрузила в себя сразу, без лишних расшаркиваний.
В кают-компании царил полумрак. Это было большое помещение с коридорами, уходящими вглубь базы. В центре высилась ёлка, окутанная едва заметной голубоватой дымкой. Казалось, что её ветви обвели по контуру карандашом. При ярком свете этого можно было и не заметить.
Ставр Илов, их капитан - бородач с лицом помятого жизнью человека, подошёл к ёлке и тягостно произнёс:
- С этого момента вы никогда не увидите живой ели, друзья мои.
Только теперь фатальность этой фразы стала ясна Борису. А тогда лишь мрачный тон обратил на себя внимание экипажа. Все недоумённо переглянулись и только весельчак Жан Пети – врач команды - повёл узкими плечами и произнёс, близоруко щурясь сквозь стёкла очков:
- Больше всего не люблю Новый год за то, что после него нужно выкидывать долбаные ёлки!
- Эту не придётся, - буркнул Ставр.
- Почему? - удивился Юрген Кох, второй пилот – здоровяк, чью внушительность портил взгляд перепуганного мальчишки.
- Борис тебе объяснит.
Кох уставился на бортинженера, а тот крикнул куда-то вверх:
- Войс, зажги новогодние огни.
Сейчас же по ёлке рассыпались разноцветные фейерверки. Они ярко осветили пушистые ветви, но не причинили им никакого вреда.
- Голограмма! - догадался Жан. - А кто такой Войс?
- Это пятый член экипажа, знакомьтесь, - радушно развёл руками Борис.
- И где он?
- Везде. Я буду тестировать здесь новый образец искусственного интеллекта. Войс, поздоровайся.
Казалось, что голос раздался отовсюду одновременно:
- Войс готов служить. Приветствую команду на борту. - Его бульканье на стыках слов вызвало улыбку у членов команды.
Капитан хмыкнул и прошёл к столу.
- Войс, дай мне водки! – сказал он громко. - Сейчас же!
Юрген вскинул брови и недоумённо поглядел на товарищей. Борис пожал плечами: Ставр сразу поставил всё с ног на голову. Показал, что не намерен приспосабливаться. Ни к кому.
- Нам нарочно подобрали такого капитана, - заговорщицки шепнул Жан Пети. - Он алкоголик. Это часть эксперимента. Нас потому и не знакомили во время обучения, чтобы мы раньше времени не разбежались. В каждом есть нечто, от чего у остальных брови поползут вверх. В полёте всякое возможно, так что побудем лабораторными мышами, господа.
Юрген побледнел и спросил хрипло:
- Откуда знаешь?
- Намекнули. Я врач. Это часть моей будущей работы. Как, впрочем, и его. Он не только наш капитан. Он ещё и психолог команды.
- Этого только не хватало, - поморщился Борис и вздрогнул от крика Ставра:
- Водки! - проорал тот и обрушил пудовый кулак на стол.
- На базе запрещены вещества, изменяющие сознание, - спокойно произнёс Войс.
Капитан побагровел:
- Что, и пива не дашь? - процедил он сквозь зубы.
Перед ним появилась кружка. Белая шапка пены едва заметно отливала в синеву.
- Голограмма? - взревел Ставр. - Ты шутишь со мной, робот? Забыл законы*? Подчиняйся! Пива мне! Где оно у тебя? В холодильнике? Я сам возьму... - капитан поднялся, но слова робота вернули его на стул:
- Приказ противоречит Первому Закону робототехники. Сегодня единственный раз, когда я создаю даже голограмму алкоголя - в день заезда это разрешается. Данные об ограничивающей инструкции находятся в неизменяемой части моей памяти.
Ставр скрипнул зубами, но голограмму приказал оставить. Так до ночи и просидел, глядя на пенящийся образ пивной кружки.
*
Какой-то звук заставил Бориса отвлечься от воспоминаний.
- Войс! Покажи мне план базы! - испуганно приказал инженер.
На полу выросла голограмма. Борис осмотрел по очереди все комнаты. Потом попросил:
- Добавь тепловидение.
В углу кают-компании инженер сразу увидел себя: радужное алое пятно, плавно темнеющее по краям. У комнат отдыха мелькнуло ещё одно пятнышко. Борис уже знал, что это крыса. Сегодня даже удалось её увидеть.
Крысе Борис завидовал. Однажды её изображение исчезло за внешней стеной. Значит, она может выходить на волю. Конечно, снаружи можно жить только под снегом, но всё равно - счастливица!
- На базе есть ещё кто-то? - в сотый, а может и в тысячный раз спросил Борис.
- Нет, - ответил Войс.
- Ты знаешь, кто убил остальных?
- Я не зафиксировал ни одного убийства, - ответ робота тоже не изменился.
Борис чувствовал, что Войс говорит неправду. Но из живых на базе действительно остался только он, Борис. И Войс.
Робот убил остальных, больше некому, в этом бортинженер почти не сомневался. Но как? Как искусственный разум сумел преодолеть запреты?
- Ты мне врёшь, - прошептал Борис.
- Не имею такой возможности. В подобном случае я буду немедленно отключён. Независимое устройство следит за моими поступками. Вам это известно не хуже меня.
Это было правдой. Малейшее отклонение от заложенной логики привело бы к отключению искусственного разума. И тогда Борис обречён. Убьют его сегодня или нет, но без управления станция быстро выйдет из строя. Один человек не справится со всеми системами.
Борис запустил пальцы в волосы. С силой дёрнул. Вскрикнул от боли. Слёзы выступили на глазах, но боль не помогла мыслить яснее.
"Думай! Думай! Думай!" - Инженер душу готов был продать за верную мысль. А уставший мозг, словно в усмешку, подкидывал только факты. Мол, вся диспозиция перед тобой, хозяин. Нужно лишь сложить пятнашки.
Факты говорили о том, что трое коллег Бориса мертвы. Но на базе нет никого, кто может быть к этому причастен. Получается, три взрослых мужчины сговорились и покончили с собой. Так? Но что тогда делать со словами капитана, которые тот произнёс в ночь перед своей смертью?
До последнего времени на базе всё шло неплохо. Конфликтов в команде не было. Каждый занимался своим делом. Вечера просиживали в кают-компании, делились результатами. Борис почти не обращал внимания на жизнь людей, зато возможностями Войса хвастался с удовольствием. В теории робот показал стойкую способность к почти человеческому целеполаганию.
Его позитронный мозг уже не был простой вычислительной машиной. Он мог анализировать, философствовать, даже шутить. Более порядочного "существа", если можно так сказать, Борис в своей жизни не встречал.
Войс понимал, что такое совесть, честь, умел объяснять эти понятия и применять в своём поведении. В смоделированных Борисом ситуациях, робот реагировал должным образом. При этом на практике он почти не пользовался возможностями в целеполагании.
Войс отвечал на вопросы, следил за системами базы, выполнял любые приказы, если они не нарушали законов. Но робот не был личностью. Его основной целью оставалось желание угодить человеку. Идеальный слуга - не более того.
Человек для Войса в любых ситуациях оставался вершиной. Царём, Богом и образцом для подражания.
*
Жан Пети любил розыгрыши и всегда привлекал к ним Войса. Жан был врачом, потому розыгрыши часто носили профессиональный характер. Он испытывал какую-то маниакальную страсть к врачеванию. Однажды дело дошло даже до сломанной ноги Юргена Коха. Но Жан так рьяно извинялся и так много времени провёл у постели больного, что второй пилот быстро забыл обиду.
Самой удачной и, что странно, доброй шуткой Жана все считали голографические часы. В один из первых дней Пети приказал Войсу создать образ карманных часов на цепочке и привесить голограмму к костюму капитана. Так любой мог узнавать точное время.
Голограмма свисала с нагрудного кармана постоянно, раскачиваясь в такт шагам Ставра. Тот не возражал. А вот Войс жаловался, что использует свои вычислительные мощности на ерудновые задачи просчёта движения и на синхронизацию бортового времени с голографическим прибором.
Ставр любил сиживать с часами в руках и глядеть, как движется секундная стрелка. В такие моменты его никто не смел трогать.
Слова Жана о том, что капитан алкоголик оказались правдой. Первые дни Ставр очень мучился. А потом вдруг нашёл выход. Свои способности психолога он направил на самогипноз, который, в конце концов, принёс результаты. И однажды команда увидела пьяного капитана. То есть в полной мере пьяным он не был. Но выглядел и чувствовал себя, как человек в изрядном подпитии. Его речь стала нетвёрдой. В пальцах появилась дрожь.
Передвигался Ставр мало, а когда не мог обойтись без этого, шёл, держась за стены, чтобы не упасть.
Во время психологических сеансов, которые капитан по-прежнему раз в неделю проводил с каждым членом экипажа, Ставр больше говорил сам, чем слушал.
Он охотно делился своими достижениями. Говорил, что научился полностью обманывать организм. Единственное, чего он не мог заполучить, это тактильных ощущений и запахов. А так хотелось обхватить ладонью прохладную пивную кружку и вдохнуть пьянящий терпкий аромат тёмного напитка. Почему-то именно пиво стало идеей фикс.
Со временем это желание превратилось в психоз. Настроение Ставра постоянно ухудшалось. Он впал в депрессию. Встряхивался, лишь заговаривая о пиве. Тогда его глаза оживали. На лице появлялась едва заметная улыбка. Капитан начинал рассказывать, как бы он смаковал пиво, вливал бы его в себя мелкими глотками, чтобы язык и нёбо вобрали все ароматы, чтобы на верхней губе остались усики из пены, которую обязательно нужно слизнуть языком...
Борис не раз ловил себя на мысли, что после таких слов сам не отказался бы от глоточка.
И вот, Ставр сломался.
Несколько дней он ходил особенно мрачным. Срывал злость на Войсе, заставляя того выполнять нелепые просьбы. Вечером, склонившись над голограммой часов и пьяно покачиваясь, капитан вдруг заявил:
- Никто из нас не доживёт до Нового года.
Все давно привыкли к его нетрезвым рассуждениям. Иногда Ставр нёс такую околесицу, что хоть святых выноси. Потому его слова никого не заинтересовали.
- Я знаю, что всех нас можно убить... - Ставр икнул. - По одному в день... - он повысил голос: - И не поплатиться за это!
Теперь к нему обернулись все. Даже Юрген отвлёкся от мыслей.
- Когда пробьёт начало Нового года, здесь никого не останется! - Капитан ткнул трясущимся пальцем в циферблат: - Ещё несколько кругов и эти часы перестанут отбивать время для живых.
- Ага, капитан заделается в людоеды, - шепнул Жан Борису, - а потом скажет, что мы все сбежали на мороз.
- Не получится. Все отходы складируются и после экспедиции подвергнутся тщательному анализу. И выйти наружу нельзя. У него нет инструментов, чтобы пробить стены, а в воздуховод человеку не пробраться.
- Тогда как он нас убьёт? Да еще и безнаказанно.
- Почему именно он? Разве он назвал убийцу? Просто пообещал, что все умрут.
Жан повернулся к Юргену:
- А что скажет твой аналитический ум?
Второй пилот беспокойно заёрзал на стуле. Его взгляд потерял меланхолическую дрёму. Оживился. Но ответ Юргена ничего не прояснил:
- До Нового года осталось чуть больше трёх суток, - произнёс он, рассеянно глядя на капитана.
Юрген имел специализацию математика. Говорил он редко. Мозг второго пилота постоянно был занят какими-нибудь вычислениями. Иногда Юрген поражал всех своими предсказаниями, которые всегда сбывались.
- Трое суток... - задумчиво пробормотал Борис. - Плюс сегодня... Как раз четыре человека... По одному в день. Числа сходятся, - он усмехнулся: - Это я к тому, что бред у капитана обоснованный...
Жан рассмеялся.
- Мертвецы! - прохрипел Ставр, впившись взглядом в смеющуюся парочку, а потом крикнул:
- Войс! Пива мне!
Робот начал было свою фразу о запретах, но капитан прервал:
- Помню. Сделай голограмму этой комнаты в день нашего заезда. В натуральную величину. Я знаю, ты можешь.
- Могу, - подтвердил Войс.
Сейчас же каждый предмет окутала едва заметная голубоватая аура. Стулья стояли не так, потому рядом с каждым из них вырос голографический двойник. Появились пары и у членов команды.
Ставр явно ожидал чего-то другого. Он утробно зарычал, глядя на свою копию и пустой стол перед ней. Потом резко выпрямился и ушёл к себе в каюту, пошатываясь и хватаясь за стены. Часов на его кармане не было.
Борис ясно помнил реакцию Юргена. Тот проводил капитана задумчивым взглядом и произнёс:
- А знаете, это ведь не бред. То, о чём говорил Ставр - возможно.
Но эти слова вызвали новый приступ хохота и самых нелепых догадок.
Ну почему Борис тогда не расспросил Юргена?
*
С того момента всё и завертелось.
За завтраком встретились не все. Капитан отсутствовал.
Не то чтобы явка к завтраку была обязательной, но Ставр никогда раньше не позволял себе пропустить утреннюю встречу. Он подпитывался от команды. Заряжался на долгий день их разговорами. Непременно здоровался с каждым за руку. Заглядывал в глаза, стараясь уловить настроение. Это стало для него ритуалом. Эмоции остальной троицы помогали капитану держаться.
- Может, сходить за ним? - предложил Жан. А Юрген почему-то испуганно вздрогнул и ссутулился.
Когда Борис и Жан ушли за Ставром, второй пилот обратился к роботу:
- Войс, ты ничего не слышал сегодня ночью?
- Я слышал крик, но у меня нет доступа для записи в каютах. Любые датчики отсутствуют.
- Ставр больше не с нами, - уверенно кивнул Юрген и понуро отправился следом за врачом и инженером.
*
Капитана нашли в луже крови. В ладонях он сжимал нож, лезвие которого торчало из горла. Каюта оказалась запертой изнутри, и только вмешательство Бориса помогло открыть двери. Инженер их грубо взломал, не оставив никаких шансов на восстановление. Только замена. Впрочем, так и задумывалось.
Об этой особенности знает каждый космонавт: двери кают и холодильной комнаты управляются вручную. Каюты - чтобы человек мог запереться внутри, а в холодильнике можно устроить тюрьму, если понадобится. Даже Войс не смог бы отключить блокировку. Попросту не имел доступа к независимой системе замков.
Юрген мельком взглянул на труп и выскочил в коридор, судорожно хватая ртом воздух. А когда успокоился, произнёс чуть слышно:
- Сегодня утром я видел Ставра. Он шёл в сторону кают-компании.
Жан и Борис переглянулись.
- Утром? Но капитан мёртв со вчерашнего вечера...
Юрген вздрогнул и прошептал одними губами:
- Я до смерти боюсь привидений.
Врач хотел рассмеяться, но осёкся, взглянув в полные ужаса глаза второго пилота. Юрген дрожал, глядя в коридор. Жан резко обернулся, но в проходе никого не оказалось.
- Ты побледнел, как мертвец, - заметил врач.
Юрген вспыхнул:
- Не говори так! - губы второго пилота сжались, на глазах появились слёзы.
- Да ладно, чего ты? - Жан сделал шаг назад.
А Юрген кинулся в свою каюту.
Через два часа Жан погиб.
*
В школе космонавтов каждый член команды прошёл полную подготовку. В принципе, экипаж можно было выпускать в настоящий полёт. Большинство нештатных ситуаций они отработали до автоматизма. Одной из таких ситуаций считалась смерть кого-то из личного состава.
На настоящем звездолёте для "погребения" имелся шлюз, через который сбрасывали отходы. Как ни кощунственно это звучит, но трупу на корабле не место.
На базе тоже был аналог такого шлюза - камера над основной холодильной комнатой. В случае гибели одного или нескольких членов экипажа, тела следовало поместить в эту камеру.
Юрген отказался участвовать в погребении. А Борис и Жан, завернув капитана в какую-то тряпку, поволокли к холодильнику.
Камера находилась высоко, у самого потолка, занятого переплетением гудящих воздуховодов. Чтобы подтянуть туда груз, имелась лебёдка с огромным крюком. На мясокомбинатах такими цепляют коровьи туши.
Жан притащил стремянку. Борис поддел Ставра за поясной ремень и на лебёдке поднял к камере. Оставалось отцепить тело и протолкнуть в камеру. Жан взобрался по шатким ступеням и открыл дверцу. Оттуда повалили клубы морозного воздуха. Жан выругался.
Врачу было неудобно. Мешали короба воздуховодов. Он материл их каждый раз, когда стукался головой. Зажатый двумя параллельными трубами, он кое-как отцепил тело от крюка и задвинул в камеру. И вдруг что-то пошло не так. Пети вскрикнул и отпрянул от дверцы. Его нога соскочила, врач оступился, скользнул плечом по коробу воздуховода и рухнул вниз. Упал он прямиком на крюк, насадившись затылком на остриё.
Борис остолбенел. Ноги Жана несколько раз дёрнулись, врач вытянулся струной, гортанно захрипел и всё стихло. Только гулкий звук капающей крови эхом разнёсся по коридорам.
*
Юрген выслушал о трагедии через дверь каюты. Открыть он отказался.
Борис снял Жана с крюка и отволок в холодильник. Засовывать товарища наверх он не рискнул. Именно тогда в душе инженера зародился страх. Слова Ставра перестали казаться нелепицей.
Несколько раз Борис требовал показать смерть Жана. Голограмма позволяла рассматривать всё в мельчайших подробностях: приближать, поворачивать объекты, заглядывать под них. Борис старался ничего не упустить, но не увидел даже следа внешнего вмешательства. Камера над холодильником была пуста. За последний месяц в неё никто даже не заглядывал. В конце концов, инженер взорвался:
- Чертовщина! - в сердцах выкрикнул он, а потом возбуждённо забормотал: - Ничего не понимаю. Несчастный случай? Но не мог же Ставр этого предвидеть?
*
На следующий день умер Юрген.
Утром Борис позвал второго пилота к завтраку, но тот отказался выйти. Кричал, что боится и будет отсиживаться в каюте до самого Нового года. К вечеру за его дверью уже висела гробовая тишина. Ощущая холод в животе, инженер простоял несколько минут, приложив ухо к гладкой дверной стали. Лихорадочный взгляд выдал бы стороннему наблюдателю бурю эмоций, захлестнувшую этого, некогда уверенного в себе, человека. Он весь обратился в слух. Потом облизнул отчего-то быстро высохшие губы и спросил:
- Войс, Юрген выходил сегодня?
- Один раз. Походил перед дверью, открыл распределительный щиток и вернулся.
- Можешь заглянуть в каюту?
- У меня там нет никаких датчиков.
Всё ещё надеясь на чудо, Борис заколотил в дверь:
- Юрген, сволочь, ответь мне! – заорал он в отчаянии.
Каюта ответила мёртвой тишиной.
Уже понимая, что увидит за дверью, Борис поплёлся за инструментами.
Второй пилот лежал на кровати. Лицо выражало умиротворённость и покой. Глаза закрыты. На губах застыла улыбка.
Сначала Борис решил, что Юрген спит. Но заблуждение длилось недолго. Второй пилот не дышал.
Борис оттащил труп в холодильник. Уложил рядом с Жаном. Ещё раз пересмотрел голограммы за несколько дней.
Чтобы не кричать от бессилия, он искал себе любое дело. Но мысли о скорой смерти возвращались, пока не вытеснили из головы вообще всё. К вечеру инженер готов был на стену лезть. Его колотило.
- Войс! - взмолился он, наконец. - Ну, помоги же мне!
- В чём? - как всегда заинтересованно спросил робот.
- Я умру завтра, как ты не понимаешь?
- К этому нет никаких предпосылок. Вы здоровы. Вам ничего не угрожает.
- Какой от тебя прок, бестолковая железка!? - проорал Борис.
Злясь на Войса, инженер занял место в углу кают-компании. Оттуда хорошо просматривались подходы.
До полуночи он не сомкнул глаз. Воспалённый мозг отказывался работать. Мышцы затекли. От постоянного душевного напряжения впору было кричать. Тишина пробирала до костей.
В полночь Войс объявил время: - Ноль часов, ноль минут ровно, - и бортинженер содрогнулся от звука механического голоса.
- Заткнись! Заткнись, ты, железка! - Борис подскочил и кинулся прочь.
"Вот я уже и кричу", - думал он, запираясь в каюте.
В четырёх стенах оказалось ещё невыносимее. Мелькнула мысль, что он сам себя закрыл в мышеловке. Лёгкая добыча для убийцы.
Борис затравленно заскулил и пулей вылетел в коридор, словно боялся, что в комнате действительно кто-то есть.
Ожидание смерти превратило нервы во взведённую катапульту, готовую обрушить последние крохи энергии на врага. Эта энергия распирала изнутри, наполняла мышцы зудом адреналина. Вот только врага никакого не было, и энергия прогорала зря.
Борис обрадовался бы, появись сейчас перед ним опасность. Лишь бы всё поскорее закончилось.
Вглядываясь и прислушиваясь, он обошёл помещения. Внимательно осмотрел каюты. Несколько раз попросил Войса показать голограммы комнат и коридоров. Однажды тепловизор выхватил в углу перед холодильником красное пятно.
"Крыса, - подумал Борис и вдруг замер. - А если это не крыса, а, например, чья-то рука, выбившаяся из-под маскирующей одежды?" - Мысль показалась идиотской, но инженер не прогнал её прочь.
- Войс, скажи, а обмануть тепловизор можно?
- Да. Голограмма показывается в одном из режимов: или в обычном или в тепловом.
- То есть, если я надену на себя блокирующий костюм, тепловизор меня не заметит?
- В тепловом режиме вас будет не видно.
Борис прислушался. Зашарил взглядом по предметам, ожидая, что возникшая идея обретёт материальность, и враг сейчас же проявит себя.
Наверное, это глупая мысль, но должно же быть какое-то логическое объяснение?
- Проверь, есть ли кто живой на борту, - приказал инженер. - Сейчас проверь.
- Никого.
- А в холодильнике?
- Там нет датчиков.
"Нет датчиков... Отличное место, чтобы спрятаться..."
Борис схватил табурет и, выставив его перед собой, двинулся к холодильной комнате. В его взгляде заискрилась уверенность:
- Кто-то из вас на самом деле жив! – бормотал он. - Но как провёл, шельмец! Словно мальчишку! Ну конечно... Прикинулся мёртвым... Голову заморочил...
Сначала Борис залез наверх к Ставру. Тот лежал, закутанный в тряпку. Непослушными пальцами инженер надорвал саван. Лицо капитана окоченело и покрылось инеем. Но даже это не убедило, что Ставр мёртв. Борясь с тошнотой, Борис прижал пальцы к шее трупа. Пульса не было. В сознании мелькнула сумасшедшая мысль:
"А вдруг это кукла?"
Он внимательно осмотрел капитана, убеждаясь, что изготовить такую точную копию никому не под силу.
"И дальше что? Не резать же его на части, чтобы убедиться? – от этой мысли волосы на голове Бориса зашевелились. - Ну, нет. Этот точно мёртвый".
Он соскочил со стремянки и встал перед дверью холодильника. Верёвки катапульты ещё туже натянули нервы внутри. К страху примешалась дрожь от вновь захлестнувшего адреналина.
Сердце стучало в уши волнами крови. От этого набата Борису стало совсем плохо. По лицу струился пот. Пальцы дрожали. Инженер заставил себя дотронуться до дверного блокиратора. Кнопка оказалась на удивление тёплой.
Блестящая сталь медленно покатилась в сторону. Очень медленно. В этом движении отражалась вся мощь холодильной двери. Если что, такую не взломаешь.
Борис шагнул внутрь. Поставил табуретку в проём, боясь оказаться в ловушке.
И Жан и Юрген лежали у дальней стены. В тех же позах. На лицах и одежде появился белый налёт.
Инженер потоптался в нерешительности. Потом всё же подошёл. Оглянулся на дверь. Присел возле трупов и пощупал запястья, с замиранием сердца ожидая, что услышит пульс. Но тела давно окоченели.
"Эти тоже не куклы... вроде..."
Волна дрожи прокатилась по телу. Очень не хотелось обыскивать трупы, но пришлось заставить себя. Промёрзшая одежда хрустела под пальцами. Во внутреннем потайном кармане Юргена обнаружился сложенный пополам конверт. Внутри лежала записка:
"Юрген! Ты, бестолковый немец! Неужели ты думал, что я и тебя убью, как остальных?
Не путайся с этими неудачниками. Твой аналитический ум заставил меня отступить от первоначального плана. Никто больше тебя не достоин жить. Но и я не могу ударить в грязь лицом, пойми. Нужно, чтобы все подумали, что ты тоже умер.
В конверте возьми таблетку. Это снотворное. Выпей её сейчас. Запрись в каюте, а записку сожги, иначе они всё поймут.
Ты проспишь двое суток и проснёшься уже в новом году. Желаю запомнить это приключение на всю жизнь.
Всегда твой, мёртвый капитан Ставр Илов".
Текст явно писали второпях. Неровные буквы набегали одна на другую. Борис видел раньше почерк капитана, но сейчас не смог бы поклясться, что это рука Ставра.
Новым знаниям нужно было найти место в голове. Борис почувствовал, что не может сосредоточиться. Он сложил записку и сунул в карман. Осторожно притронулся к Юргену. Похлопал по щекам. Потряс. Но окоченевшее тело не могло быть живым. Чудес не бывает!
Инженер выпрямился и медленно побрёл к выходу. Верёвки катапульты ослабли, вяло повиснув без работы. Идея оказалась пустышкой. А новых мыслей воспаленный мозг не выдавал.
Под ноги попалась табуретка. Он оттолкнул её. Табуретка грохнулась об стену. Борис даже не вздрогнул от этого звука. Оцепенение навалилось на него. Взгляд потух. Движения стали автоматическими, безвольными. Бороться больше не хотелось.
Не оборачиваясь, он тронул блокиратор. Створки дверей зашипели, медленно закрываясь за спиной.
И тут Борис увидел его. От неожиданности, инженер попятился.
Скаля зубы в ужасной ухмылке, на него шёл капитан. Живой и здоровый.
Под ногами Ставра мелькнула тень. Но тот и глазом не повёл.
"Крыса", - почти безразлично подумал Борис, пятясь назад. Плечо упёрлось в дверь. Не раздумывая, он ступил в холодильную комнату.
Створки почти сомкнулись, когда в мозгу инженера вспыхнул сигнал опасности. Что-то в облике врага заставило встряхнуться. Что-то недостоверное.
Неожиданное прозрение мигом натянуло канаты внутри Бориса. Вновь возник зуд, но уже не от безысходности, а от боязни не успеть. Он рванулся вперёд, услышав, как за спиной смыкаются двери. Ещё мгновение и холодильник стал бы вечной камерой для последнего живого человека.
- Войс! - заорал Борис. - Убери голограмму! Сейчас же!
Изображение Ставра растаяло в воздухе. Исчезло.
Инженер упал на колени и затрясся всем телом не то давясь слезами не то беззвучно хохоча. Он понял, какие две мелочи только что спасли его от смерти. Сначала крыса, на которую не посмотрел капитан. Не посмотрел, потому что не увидел. Потому что не мог видеть!
А ещё на кармане Ставра не было голографических часов.
- Голограмма! - зло цедил Борис сквозь зубы и лупил кулаком по холодным плитам пола.
- Голограмма! - инженер повалился на спину и закрыл глаза. Опустошённый. Раздавленный.
- Они погибли, увидев мертвеца... Привидение... Голограмму... Испугались, как и я только что...
Инженер открыл глаза:
- Войс! - сказал он тихо. - А ты веришь в привидения?
- Их не существует, - ответил робот. - Я слышал ваши слова о причинах смерти членов экипажа. Но ведь голограммы делал я. Значит, в смертях есть моя вина?
"Конечно!" - хотел воскликнуть инженер, но осёкся. Если сейчас признать вину Войса, тот отключится. До Нового года Борис доживёт, конечно, но вот спасателей встречать будет некому. База попросту замёрзнет без команды и управляющего компьютера.
Вместо ответа, Борис пошёл к центру управления и положил на стол конверт. Картина убийства всё ещё не полностью прояснилась. Войсу отвели ключевую роль, это понятно. Он был орудием. Ножом. Пистолетом. Чем угодно, что не способно мыслить, а просто исполняет чужую волю.
- Мне нужно знать, что за таблетку выпил Юрген, - сказал Борис и вывернул конверт наизнанку, поместив его на анализатор.
Войс молчал несколько минут, а потом произнёс:
- Яд. Очень сильный.
- Скажи, это капитан попросил тебя молчать о голограмме? - высказал свою догадку Борис.
- Приказал, - поправил Войс. - Приказ капитана для меня первичен.
- Но ведь Ставр мёртв...
- Его приказ мог отменить любой из членов экипажа, но никто этого не сделал. И разве есть какая-то связь между голограммой и несчастными случаями?
Борис не ответил. Он рухнул в капитанское кресло. Пятнашки в голове, наконец, сложились. Картина преступления стала ясной и чёткой.
Юрген оказался прав, когда подтвердил возможность безнаказанного убийства. Ставр мог убить всех, а потом покончить с собой. Так его никто не смог бы преследовать. Но воспалённый мозг капитана выстроил другой план. Он решил сначала покончить с собой, а потом убить остальных. Нелепо выглядит, правда?
Похоже, капитан привёз свою страшную идею с большой земли, а потом противился ей целый год.
Ставр был алкоголиком. Да ещё и с заскоками. Он сразу объявил, что может прикончить всех. Правда, сделал это неявно, замаскировано.
Его искусство психолога отодвигало кризис до последнего. Видимо, Ставр боролся с собой. Он даже пронёс на борт яд, чтобы выпить, когда исчезнет последняя возможность держать себя в руках. А когда этот момент наступил, решил использовать отраву иначе.
Сложный расчёт и в то же время простота идеи преступления восхитили Бориса.
Воткнув в своё горло нож, Ставр закрутил пружину, которая постепенно распрямлялась следующие три дня. "Погребение" он использовал для первого убийства. Ведь труп обязательно нужно похоронить. И каждый знал, как именно должны проходить похороны. Крюк - стремянка - камера под потолком.
Когда Жан отправил тело в холодильник, перед ним неожиданно появилась голограмма капитана. Жан испугался... Попятился... Оступился на стремянке... А воздуховоды послужили направляющими правильного падения.
Миновать крюк он попросту не мог. Возможно, Ставр заранее устроил, чтобы крюк всегда смотрел в нужную сторону.
Далее - Юрген. Второй пилот боялся смерти, это не было ни для кого секретом. Его-то капитан и решил обмануть.
Придумать три убийства, чтобы никому не пришло в голову, что дело в голограмме, штука довольно сложная. Цепочка могла прерваться. И Ставр решил сам её прервать. По его плану, Юрген кончал жизнь самоубийством. Но как этого добиться? Психолог Ставр отлично всё устроил.
И вот на базе остался один человек. Не важно, кто: Жан или Борис - какая разница?
Представить его душевное состояние не сложно. Под вечер несчастному предстояло найти труп Юргена. Это сильный психологический удар. Трое уже мертвы. Завтра придёт его очередь. Он на взводе. Ему мерещится враг в каждом предмете. Он сбит с толку. Боится. Ничего не понимает. Логика пасует перед случившимся.
Но в задачке есть нестыковка. Кто-то же убил остальных? Страдалец голову сломает, решая этот ребус. Мысль, что кто-то всё же жив, обязательно посетит его. И он поспешит в холодильник, чтобы проверить. Гениально!
- Войс, - сказал Борис громко. - Я отменяю все приказы капитана, - он задумался, подбирая слова: - Ты не виноват в смертях членов экипажа. Ты точно выполнил предписания, как тебе и положено. Ты просто хотел нам угодить. Ставр правильно сказал: каждый из нас был бы рад увидеть погибшего капитана. Потому и попросил сделать себя улыбающимся. Ведь он тебе это говорил, верно?
- А откуда вы знаете?
- Он ведь точно указал тебе два момента, когда нужна голограмма?
- Да. Только не два, а четыре. Первый - утром. Ставр просил показать Юргену, что уходит от комнат отдыха. Потом в момент погребения: капитан должен был выглянуть из камеры. Затем снова для Юргена. Ставр показывал пальцем на распределительный щиток. И в последний раз - когда кто-то будет выходить из холодильной комнаты. В тот самый момент, когда нажмут кнопку закрывания дверей.
Тут Войс замолчал на секунду, а потом произнёс:
- Ноль часов, ноль минут ровно. С Новым годом, Борис!
- С Новым годом, - машинально повторил бортинженер. Он задумался. Потом подошёл к дверям холодильника. Открыл. Поставил в проём табуретку. Вынес большой круг сыра, и положил его в углу, где последний раз видел крысу. Зверёк достоин подарка.
Войс свой презент уже получил. Несмотря на щекотливые обстоятельства, робот всё ещё включён. Но в его алгоритмы придётся внести правки. Нужно уменьшить желание угождать.
Борис подумал, что хочет сделать подарок ещё одному человеку. Странно, но ненависти к Ставру инженер не испытывал. Жалость, может быть. И уважение. Глупо, но Бориса восхитила фантазия сумасшедшего капитана. Фантазия и тонкий расчёт. Ведь Ставр сумел заморочить голову не только троице взрослых мужчин, но и искусственному интеллекту, которого с толку сбить почти невозможно.
При этом капитан никому не врал. Он предельно честно предупредил всех. Даже Юргену в записку вставил фразу, которую можно толковать двояко: "Неужели ты думал, что я и тебя убью, как остальных?" - второй пилот понял, что его убивать не хотят. А Ставр всего лишь намекнул, что убьёт его иначе.
И только крыса, да крохотный недочёт помогли самому Борису спастись.
Физика процесса подразумевает, что показать одну голограмму в другой невозможно. Для этого потребовалось бы две управляющие системы. На борту имелся только Войс, потому у копии Ставра не оказалось карманных часов. Ведь иначе получилась бы голограмма в голограмме.
Борис поднял голову.
- Войс, сделай нам с капитаном подарок, - попросил он. - Я хочу часы на цепочке. Такие же, как были у Ставра.
____________________________________________
* Законы робототехники по Азимову:
0. Робот не может причинить вред человеку, если только не докажет, что в конечном счёте это будет полезно человечеству в целом.
1. Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинён вред.
2. Робот должен повиноваться всем приказам, которые даёт человек, кроме тех случаев, когда эти приказы противоречат Первому Закону.
3. Робот должен заботиться о своей безопасности в той мере, в которой это не противоречит Первому и Второму Закону.
111sts111 ©
yaplakal.com