33
День. Глажу кошку. Надо гладить. Потому что лапки тут. И усы. И уши. И остальная кошка в сборе.
Не гладить — нельзя. Если не гладить — начнёт по–собачьи поскуливать и смотреть в глаза с тоскливым порицанием. У кого собаки есть — меня поймут.
Утром хуже, конечно. Утром никто не скулит. Ну, разве что я, когда смотрю на часы в 4:30. Хотя вру, конечно. Я не скулю. Я выражаюсь — громогласным шёпотом, заставляющим полдома вздрогнуть и попрятаться под столы и кровати.
Выражаю я обычно желание, чтобы кто–то из обитателей квартиры перестал лизать цветы, не кусал другого обитателя за тыловые структуры и, так–растак–перетак–разэтак, не охотился на те мелкие, но ценные предметы на моём столе, которые я не имею возможности прибить гвоздями. Заниматься всеми этими увлекательными вещами никто, конечно же, не перестаёт.
В общем, никто не скулит утром. И кошки не скулят. Они орут. Во–ка–ли–зи–ру–ют. Мы, говорят, чего–то хотим. Угадай, говорят, чего. Нет, говорят, не жрать. Хотя, говорят, покажи! Я показываю, конечно — куда деваться; и — жрут. Но хотят–то другого.
Хотят покусать друг друга за мягкое, и чтобы я смотрел. Хотят полизать цветы, и чтобы я смотрел. Хотят поваляться на полу кверху лапами, и чтобы я смотрел. Хотят посмотреть в унитаз, и чтобы я кнопку смыва нажал: утреннее шоу! И чтобы я смотрел, конечно, как они смотрят. Я смотрю, конечно — куда деваться.
Котики — это весело.
© toomany
yaplakal.com