162
Вдогонку посту
«Крик души», в котором я рассказал о том, как спустя два десятилетия встретился с однокурсницей, и осознал, что именно с ней должен был прожить все эти годы. В момент написания жена еще была на отдыхе, возвращалась через неделю, и у нас с Олей было семь-восемь дней на то, чтобы понять, что же делать теперь. И я временами чувствовал, что просто горю в адском пламени – до такой степени немыслимым казалось происходящее, и настолько страшной была перспектива разрушить семью, оставить дочку без отца, взорвать все, что было запланировано. Это действительно был крик души.
Реакция ЯПовцев была ожидаема – большинство осудило. Грубо, мягко, яростно, спокойно – но осудило. Вы дали мне понять, что с точки зрения простого адеквата все это выглядит действительно странно: человек в свое время был к, по его словам, самой красивой и умной девушке на курсе вполне равнодушен, отдал ее за другого, женился на другой, и сейчас его сумасшествие просто похоже на жажду новизны. Вы написали, что только полный идиот разрушит то, что строил долгие годы, возможно, ради прихоти. Что это всего лишь эйфория, после которой придет жестокое похмелье, но будет поздно, и вот тогда я стану рвать волосы уже по-настоящему. И я действительно услышал.
У меня ничего не было с Олей до приезда жены, я не изменил, хотя мог. Я изо всех сил старался понять, что происходит, отлично понимая, что шаг, который собираюсь сделать, просто чудовищный по своей ответственности, и после него возврата к прежней жизни не будет. И чем больше я думал над этим, тем больше осознавал, что я не хочу делать выбор. Что он для меня очевиден. Я действительно не жду, что хоть кто-то поймет, мы с Олей оба не ждем. Но к моменту приезда жены с отдыха я был твердо намерен уйти.
Меня держала ровно одна мысль – а что, если жена меня действительно любит? Она еще несколько лет назад мне прямо сказала, что у нее ко мне чувства остыли, и виноват в этом я. Что из-за поддержки, которую я не оказывал ей в трудный час, в ней что-то умерло уже навсегда. Потом в периоды обострений она не стеснялась напоминать мне об этом. У нас ничего не было гладко, и над всем приходилось тяжко трудиться. И мы с ней привели отношения к некому знаменателю, при котором они вроде удовлетворяли обоих, и с ними можно было жить вместе до конца наших дней. Я купил ей кольцо как раз перед ее отъездом на тот самый отдых, из которого теперь ждал, чтоб ошарашить ее новостью о том, что я ухожу.
Но я не знал о ее чувствах ко мне, был уверен, что она вполне равнодушна. Но если она все еще меня любит, думалось мне, то должен же я это увидеть. Вспышку отчаяния. Желание удержать, понять, заглянуть в глаза, искренне спросить, что же было не так. И если бы я увидел эту вспышку, если бы понял, что не все потеряно – я бы остался. Потому что понял бы, что есть ради чего. Несмотря на то, что нашел свою настоящую половинку. Мне было бы ради чего попытаться забыть о случившемся – ведь к совместному имуществу, к ребенку, к истории, к планам добавилось бы главное – чувство человека ко мне. И через это я бы уже не переступил несмотря ни на что. Я все-таки к ней невероятно привязан.
И вот настало 1 сентября (да, случайно вернулась как раз в День знаний, когда я с утра дочку отводил на линейку), и я рассказал все. Я ничего не скрыл. Не ходил вокруг да около. Я в кои-то веки был честен, ведь раньше я просто боялся говорить ей правду, так она задавила меня своей правильностью, своей вечной правотой по всем поводам.
И знаете что? Вместо горя я увидел ярость и раздражение. Первой ее фразой было «Ты хоть понимаешь, как ты мне все планы сломал???» Ее попытка удержать меня содержала в себе душевности и тепла меньше, чем инструкция по правилам безопасности в лифте. Абсолютное и полное отсутствие любви было очевидно и сквозило во всем. Я увидел лишь жуткую ярость по поводу того, кошелек убегает. Вот и все.
Вот такой получился ответ всем, кто призывал держаться за семью. Я бы, собственно, и не узнал, что семьи-то и не было. Это сейчас уже, понимая, что я просто боялся называть вещи своими именами, я вспомнил, что она перестала меня целовать и обнимать просто так, что с раздражением отчитывала за какие-то совсем незначительные оплошности, что перестала благодарить за все, что я делаю, словно считая все это само собой разумеющимся. И за «теплоту и доверительность отношений» я, по сути, принимал всего лишь отсутствие скандалов, которые, действительно, сошли на нет.
Сейчас уже большая часть бури прошла. Позади договоренность о разделе имущества, согласно которой я оставляю жене все четыре квартиры, которые мы купили на 90 процентов на мои деньги. Позади переживания и слезы ребенка, понявшего, что папа больше не будет здесь жить. Позади новая порция боли, связанная с вырыванием из себя с корнем того, к чему был так привязан.
И теперь я счастлив. Счастлив абсолютно, бесповоротно. И я никогда не чувствовал ничего подобного. Самый печальный момент – оставшийся без папы ребенок – на практике обернулся другой стороной: дочка видится со мной раз в неделю, и она рада, что папа, вместо того, чтоб «постоянно быть занятым», проводит данное конкретное время только с ней, любит ее, делает ей подарки. Она сама говорит, что ей это нравится – она ощущает любовь папы, понимает, что он никуда не делся, прекрасно проводит время. Она теперь ждет этих встреч и бежит ко мне, чтобы обнять. У нас с ней превосходные отношения, она хороший человечек, который от меня никуда не денется, а я от нее.
А моя Оля – это то, чего я ждал всю свою жизнь. Это человек, с которым я хочу быть неразлучным и делать вместе абсолютно все. Если мы разлучаемся на один день до вечера, мы весь этот день скучаем друг по другу. Каждую ночь мы до трех часов просто говорим с ней, жалея тратить время на сон, чтоб вскочить утром в шесть и снова броситься в объятья друг друга. У меня уже все сосуды в глазах нахрен полопались от недосыпа. За время, которое мы вместе живем, все, кажется, стало еще только лучше. Какое там ссориться, какое там непонимание – мы хором говорим одни и те же вещи, после чего некоторое время ржем, как два подростка, восторженно глядя друг другу в глаза. На обоим сейчас по 19, мы оба студенты, и время, проведенное по отдельности, схлопнулось в бесконечно малую точку. Мы вспоминаем эти 20 лет, словно когда-то увиденный фильм – воспоминания не кажутся реальными. Будто ничего не было.
У нас общее все. Мысли сходятся. Мы долго переживали по поводу того, не кажется ли это нам. Уж не придумываем ли мы себе идеальных нас, чего доброго. И раз за разом жизнь дает нам ответ. Я говорю с ней как с самим собой. Гуляя по городу и держась за руки, мы можем сделать крюк километров десять и не заметить, что прошло три часа. И все вокруг – ВСЕ! – смотрят на нас ошеломленно, будто чувствуют что-то нереальное. Будто мы светимся. На нас знакомые смотрят и улыбаться начинают ни с того ни с сего. Мы какое-то удивительное впечатление на людей производим. Да, это именно сказка, которая сбылась. Мы абсолютно, бесповоротно и наглухо счастливы.
Я ни на секунду не пожалел о том, что я сделал. И знаете, почему? Потому что остаться в семье означало – сделать несчастными всех. Оля и я остались бы с пробоинами в душе и полнейшим непониманием, как дальше жить. Моя жена как не любила меня, так и продолжила бы делать то же самое, аккуратно распоряжаясь моими деньгами. Ну а ребенок наверняка бы почувствовал, что семья дала трещину – и вряд ли бы это сделало мою дочку счастливой. Теперь же получились: а) брошенная жена, которая и так не любила ушедшего мужа, б) ребенок, который не устает уверять меня, что все хорошо, и который даже рад за меня, видя мое счастье, которое написано у меня на лице, и, наконец, в) два самых счастливых человека на свете.
Я просто не представлял себе, что жизнь может быть настолько прекрасна.
yaplakal.com