75
Помню, как учительница литературы щёлковской третьей школы Нина Дорофеева натолкнула меня, юного выпускника московского педучилища, прочесть «Один день Ивана Денисовича». С этого времени советский мир, бережно и чутко взращённый во мне, обрёл иные краски, главной в которых было сомнение.
А солженицынский «Архипелаг ГУЛаг» не только разбередил душу, но и вдребезги разбил сердце; и возвращать его целостность мне приходилось по крохам долгие и томительные годы. Но при всей силе воздействия на меня романа я, учитель словесности, всё же каким-то шестым чувством понял: ученикам не только объяснять его не надо, но не следует даже и упоминать о нём. Так и поступал.
***
А тем временем в советском обществе нашем, которому Солженицын нанёс «Архипелагом» сокрушительный удар, названный им же скосительным, быстро вызрело противодействие. Выдающиеся деятели культуры выступили с негодованиями.
Позже, уже во времена новой России, я спрашивал своего друга, великого русского писателя Михаила Алексеева:
– Как же вы, Михаил Николаич, пошли против Солженицына? Сожалеете ли об этом?
– Нет, не сожалею, – отвечал он спокойно. – Мало того, повторись, я бы опять был против.
***
Да вот они, высказывания о Солженицыне известных деятелей Советского государства.
Писатель Константин Симонов утверждал: «Деятельность А. И. Солженицына приобрела неприкрыто антикоммунистический и антисоветский характер».
Ленинградский режиссёр Георгий Товстоногов отмечал: «Шумиха, поднятая на Западе вокруг антисоветской книги Солженицына “Архипелаг ГУЛаг”, призвана помешать благотворным переменам в мире… Книга играет на руку сторонникам холодной войны».
Грузинский писатель Григол Абашидзе заявлял: «Солженицын давно вступил на путь предательства. Он облил грязью всё, что дорого советскому народу».
Белорусский писатель Петрусь Бровка припечатывал: «Он никогда ничего не любил нашего, злейший из врагов, предатель».
Академики Павел Александров и Андрей Колмогоров возмущались: «А. Солженицын чернит наш общественный строй, оскверняет память павших в боях Великой Отечественной войны, намеренно представляет жизнь советских людей в искажённом виде…»
Писатель Валентин Катаев констатировал: «Солженицын вступил в борьбу с Советской властью, которая велась методами пятой колонны».
Актёр Борис Чирков провестил: «Все граждане страны ждали решения о выдворении из страны отщепенца Солженицына».
Митрополит Крутицкий и Коломенский Серафим молвил: «Солженицын печально известен своими действиями в поддержку кругов, враждебных нашей Родине, нашему народу».
Художественный руководитель Малого театра Михаил Царёв высказался тоже однозначно: «Солженицын закономерно оказался в одном ряду со злейшими врагами советского народа… Своё отравленное перо он поставил на службу самой махровой реакции. Продажную душу свою он давно разменял на расхожие “сребреники” предательства и тем самым поставил себя вне народа».
Аварский поэт Расул Гамзатов с горечью изрёк: «Он не столько боль выражает, сколько зло выплёскивает, не столько переживает, сколько злорадствует… Он хочет подчинить своим злым замыслам добрые помыслы народа, судьбу и историю Родины… Лучшие художники слова всегда выражали недовольство собой. Он же недоволен народом, Родиной нашей…»
Автор государственного гимна Сергей Михалков выразился: «Солженицын с нашей земли снабжает Запад гнусными пасквилями, публикациями, клевещущими на нашу страну, наш народ. Он твердил заведомую ложь… Человек, переполненный яростной злобой, высокомерием и пренебрежением к соотечественникам».
Украинский писатель Олесь Гончар выносил нравственный приговор: «Обелять власовцев, возводить поклёп на революцию, на героев Отечественной войны, оскорблять память павших, – это ли не верх кощунства и цинизма?»
Актёр Михаил Жаров резанул: «Этому сукину сыну не место среди нас».
Писатель Анатолий Калинин объяснял: «Тот самый литературный Половцев, который в своё время получил образование на народные деньги в Ростовском университете, а ныне клевещет на автора “Тихого Дона” и его страну».
Сам Михаил Шолохов, поначалу приветствовавший появление Солженицына в литературе, быстро прозрел: «Поражает – если можно так сказать – какое-то болезненное бесстыдство автора… злость и остервенение… У меня одно время сложилось впечатление, что он – душевнобольной человек, страдающий манией величия… Если же Солженицын психически нормальный, то тогда он, по существу, открытый и злобный антисоветский человек».
«Оскорблена совесть миллионов… Брошен поганый плевок и в живых, и на священные могилы тех, кто спас мир… А жирный кусок, заработанный низким предательством, рано или поздно встанет у него поперёк горла, – обличал Михаил Алексеев и ударно добавлял: – Пшёл вон!»
И Солженицын был выдворен из СССР. Он поселился в штате Вермонт, где Америка выделила ему в собственность усадьбу в 20 гектаров.
***
Но честные голоса были заглушены другими. Выдающийся публицист современности Владимир Сергеевич Бушин пишет, что прошла целая кампания под названием «Даёшь Солженицына!», в которой выступили писатель Виктор Астафьев, академик Игорь Шафаревич, историк Натан Эйдельман, протоиерей Александр Мень, знаток кремлёвских жён Лариса Васильева…
Солженицын был возвращён в Россию, получил в четыре, что ли, гектара усадьбу в Троице-Лыкове и стал повсюдно именоваться не только «великим русским писателем», но и «совестью нации».
Мой друг поэт Тимур Зульфикаров одобрительно сказал, что идея разрушить Советский Союз вызрела в «блаженной голове Солженицына».
Но мы-то знаем, что блаженных много – только они, как правило, не от Господа.
***
Самое серьёзное, по моим оценкам, исследование значения и места Солженицына в литературе дал упомянутый мною Владимир Бушин, огненный обличитель многих гражданских мерзостей, великий защитник святой правды Советского Союза.
Он, преодолев множество препон, упорных замалчиваний, выпустил монографию «Александр Солженицын – гений первого плевка» (Москва, «Алгоритм», 2005. – 446 с. – 4 000 экз.), в которой скрупулёзно, чуть ли не анатомически рассмотрел соделанное Солженицыным, привёл системные доказательства его гражданских негодяйств, вывел на чистую воду апологетов Солженицына, уличив их в нечитании, – и тем самым вернул наши смятенные информационной разносортицей умы в русло русской правды. Моя публикация по давней привязанности к Бушину грешит перегрузкой его цитат, но, полагаю, в нынешнем случае это оправдано.
Для постижения солженицынской натуры следует иметь в виду его высказывание: «Вся жизнь приучила меня гораздо больше к плохому, и в плохое я всегда верю легче, с готовностью».
Станем же помнить это признание. Да с ним и ещё одно утверждение, солженицынское же: «Отмываться всегда трудней, чем плюнуть. Надо уметь быстро и в нужный момент плюнуть первым».
В уменье плюнуть первым Александр Исаевич (в действительности – Исаакович) был мастер: написал клеветнический донос на своего школьного друга Кирилла Симоняна, заложил даже собственную жену (будто они разделяли его ненависть к советской власти и Сталину), утверждал, что чуть ли не весь наш народ ждал прихода немцев, что за отступавшей фашистской армией потянулись из советских областей вереницей десятки тысяч беженцев, оправдал ельцинский переворот, утверждая, что это была неизбежность, одобрил расстрел парламента, убийство сотен мирных граждан и даже, как пишет Бушин, «дал этому бандитизму против своего народа разукрашенное имя: Преображенская революция».
***
Сейчас, когда столь очевидны стремления США вмешиваться в русский мир, всячески надрывать Россию, особенно гнусно выглядит призыв Солженицына к Америке: «Я говорю вам: пожалуйста, побольше вмешивайтесь в наши внутренние дела… Мы просим вас – вмешивайтесь!..»
***
Главная книга Солженицына – «Архипелаг ГУЛаг». По набору якобы фактологического материала она не только поражает сознание, но и перевёрстывает психику нормального человека. И пусть бы, коли это правда! Как говорил Твардовский, «да была б она погуще, как бы ни была горька». Но в том и дело, что «Архипелаг» – это не роман в чистом виде, это не историческое исследование – это иностранный проект, в котором затемнены корни. Главное – рукопись утаивается. Сдаётся, что над этой книгой поработало всё ЦРУ. Она наполнена полуправдой, из которой, как известно, фабрикуются лучшие сорта лжи. Бушин, лично хорошо знавший Солженицына, утверждает, что тот уже при первом появлении врал напропалую.
В России текст Солженицына был вычищен редакторами и корректорами, а на Западе, где жёсткая экономия денег на всём, он появился в первозданном виде. Исследователь отмечает саранчиное засилье элементарных ошибок: военная компания, РККА обладало, скотоложество, гуттаперчивые куклы, на мелководьи, заподозреть, мы у них в презреньи, женщина в шёлковом платьи, рассказ об одном воскресеньи, вещи бросаются в ту же стоящию бочку, Макелов стал не много не мало председателем месткома, в Поволжьи, в Заполярьи, Тарусса, нивеллировать, баллюстрада, асс, каррикатура, аннальное отверстие, восспоминания. Бушин отмечает, что Солженицын вместо «навзничь» пишет «ничком», а это противоположно по смыслу. Ещё приводит в пример предложение: «На полях России уже жали второй мирный урожай». И спрашивает: «Как это уже жали, допустим, картошку, свёклу или кукурузу?»
Солженицын называет Троице-Сергиеву лавру Троицко-Сергиевской.
«Прорва невежества», – итожит Бушин и при этом обращает наше внимание, как Солженицын через 20 лет после случившегося напомнил читателям, что какой-то инспектор райпо Джамбульской области написал «батинки».
***
Отдельно скажу о человеконенавистничестве Солженицына. О людях, не имеющих отношения к литературе, он писал «шпана», «обормоты и дармоеды», «наглецы», «бараны» и пр. – это в «Бодался телёнок с дубом». «Осы», «змея» – это в «Архипелаге». Бушин подмечает эту особенность и приводит убийственную цитату: «Идёт какой-то сияющий, радостный, разъеденный (разъевшийся? – В. Б.) гад. Кто такой – не знаю». И поясняет: «Не знает человека, и всё-таки – гад!»
***
«Техника своевременного ускользания была разработана и освоена Александром Исаевичем в совершенстве. Он всегда понимал, что вовремя смыться – великое дело!» – отмечает Бушин.
Теперь пора обратиться к бесконечному искажению фактов, допускаемому Солженицыным.
Вот он пишет о воинах Красной Армии: «Отступали позорно, лозунги меняя на ходу»!
Бушин возражает: «Какие лозунги? Что именно сменили? В первый же день войны советское руководство устами В. М. Молотова твёрдо сказало: “Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами”. Это и был главный лозунг всей войны, и его мы ни на что не сменили, ни разу не отступили от него».
Ещё: «Наш летописец уверяет, что в начале войны немцы продвигались на восток по 120 километров в день. Это открытие выглядит нелепо в свете даже простого арифметического расчёта: если немецкое наступление продолжалось бы в таком темпе хоть восемь – десять дней, то уже первого-второго июля агрессор был бы под Москвой, а то и в самой Москве».
***
«Великим большинством случаев» называет Владимир Сергеевич Бушин приём затемнения правды, используемый Солженицыным в «Архипелаге». В романе в качестве ссылок постоянно даются «один врач», «один офицер», «водительницы трамвая», «водопроводчик», «учительницы», «один насмешливый сапожник», «глухонемой плотник», «полуграмотный печник», «известный кораблестроитель», «одна гречанка», «одна украинка», «молодой узбек», «чувашонок», «один из татар-извозчиков», «одна баба», «один парень», «один зэк», «один очевидец», «две девушки», «двое ссыльных», «три комсомолки», «шесть беглецов», «мужик с шестью детьми», «несколько десятков сектантов», «полсотни генералов», «730 офицеров», «свыше 1000 человек» молодёжи, «500 пленных»… И ни одного имени!
***
Такая же картина и с указаниями на источники. Это отмечает тот же Бушин.
Цитат, сносок у Солженицына неизмеримо меньше, чем сомнительных источников сообщения: «говорят», «вот говорят», «говорили», «как говорят», «как некоторые говорят»; «по слухам», «по московским слухам», «прошёл слух», «есть слух глухой», «слух этот глух, но меня достиг», «есть молва», «мы наслышаны»; «рассказывают», «рассказывали», «по рассказам», «если верить рассказам»…
И всё это снабжается якобы примерами: «роту заключённых около ста человек за невыполнение нормы загнали на костёр – и они сгорели!»; в лесу заморозили 150 человек; за три дня расстреляли 960 человек.
«Интересно, – задаётся вопросом Бушин, – кто же за погибших выполнил их норму и как строительство шло дальше? Или это никого не интересовало?»
***
С цифирью у Солженицына тоже сплошь мешанина.
Бушин пишет:
«Цифры сыплются из-под пера нашего математика как из рога изобилия, и все – перекошенные, деформированные, уродливые, калечные… Даже наблюдая явления и вещи в непосредственной близи, он не может дать их достаточно чёткую цифровую характеристику. Так, на одних страницах “Архипелага” (исследователь здесь и далее указывает их. – В. В.) уверенно заявляет, что в Экибастузском лагере, где он сам находился, было 4 тысячи заключённых, а на других столь же уверенно – что 5 тысяч и даже – около 6. Чему же верить? Ему ничего не стоит любую цифру, что называется, вывернуть наизнанку. Например, рассказывает о якобы имевшей место ничем не вызванной стрельбе охраны по заключённым, в результате чего 16 из них были ранены. Это на странице 301 третьего тома, а на стр 331 эти же 16 раненых уже фигурируют как “убитых 16”! Последний случай похож на сознательный фокус, построенный в расчёте на невнимательность читателя. <…> В своих целях он фальсифицировал даже цифру (следовало бы сказать «число». – В. В.) населения нашей страны: писал, что к концу 1941 года под властью немцев было уже “60 миллионов советского населения из 150”, т. е. потеряли, мол, за такой короткий срок уже едва ли не половину людских ресурсов. На самом деле наше население составляло тогда около 195 миллионов. В другом случае он пишет о 1928 годе, о поре индустриализации: “Задумано было огромной мешалкой перемешать все 180 миллионов”. В действительности тогда население страны было около 150 миллионов. Иначе говоря, в одном случае ему хотелось сгустить краски путём уменьшения цифры, и он запросто уменьшает её на 45 миллионов, в другом для этой же цели надо было цифру увеличить, и он её без колебания увеличивает на 30 миллионов. Так что плюс-минус 30 – 45 миллионов для него никакая не проблема. И подобным образом он ведёт себя всюду, в любой сфере, где пытается оперировать цифрами».
***
И что же после всего этого? А сплошные восхваления – вот что: «великий писатель», «единственный русский патриот», «символ мужества, честности, свободы», «любезен он народу», «человек, который учит жить не по лжи», «Бога нет, царя нет, а есть только народный заступник Александр Исаевич Солженицын»…
А тем временем горячо любимый мною и высокоуважаемый писатель Эдуард Лимонов высказывается так:
«Уже тогда он был тем, кто он есть сегодня, – расчётливым, хитрым литератором-интриганом с тяжёлой формой мании величия... Отталкивающим типом выглядит старец даже в автобиографии. Умело играя на слабостях власти СССР и подыгрывая желаниям Запада, построил он свою карьеру опального писателя. Построил на разрушении. Его нисколько не заботило то обстоятельство, что публикация “Архипелага” вызвала волну ненависти не только к КПСС, не только к брежневскому режиму, но к России и русским, вызвала вторую холодную войну в мире. Он не думал о последствиях публикации своих произведений, его цель была личной: воздвигнуть себя. Ему нужна была Нобелевская премия. И ему помогли получить “Нобеля” американские дяди, далёкие от литературы. В их интересах было создание самой большой рекламы вокруг “Архипелага”, этого лживого обвинительного заключения против России. Разрушитель Солженицын был поддержан: тиражи его посредственных романов (по их художественной ценности едва ли превосходящих романы Рыбакова) были искусственно завышены. В конце семидесятых годов американский издатель Роджерс Страусс рассказывал мне в Нью-Йорке, что в своё время ему предлагали выпустить “Архипелаг” гигантским тиражом, и давали на это большие деньги “люди, связанные с ЦРУ”. “Но я отказался!” – гордо заявил Страусс. Другие издатели, как знаем, не отказались. “ГУЛаг” наводнил мир, пугая и ожесточая против России».
***
Однако, вот что поразительно: «Правда» – главная газета коммунистов – напечатала приветствие Солженицыну по случаю его возвращения в Россию: «Здравствуйте, Александр Исаевич!» Коммунисты же потребовали пригласить возвращенца в Думу.
***
Когда я служил словесником в первой мытищинской гимназии, приезжал к моим ученикам прозаик Борис Можаев – автор знаменитой повести «Живой» и романа «Мужики и бабы», единственный, кто из писателей встречал Солженицына во Владивостоке по приезде его из Вермонта. Можаев наполовину пересыпа́л свою речь матерком. Я сказал ему:
– Борис Андреич, вы свободно говорите на матерном языке. Когда вы гостили у Солженицына в Вермонте, тоже заметили, что он матерится?
– Я в сравнении с Солженицыным вообще не матерюсь, – ответил Можаев, улыбнувшись.
Отсюда следует естественно прейти к так называемой религиозности Александра Исаевича. Бушин пишет: «Глубокая религиозность Солженицына… И говорить-то об этом стыдно. Прохиндей с крестом».
***
Размеры газетной публикации обязывают меня завершать разговор. Но всё же ещё несколько замечаний.
«Мы месили глину плацдармов, корчились в снарядных воронках, – пишет Солженицын и добавляет: – Господи! Под снарядами и бомбами я молил Тебя сохранить мне жизнь; 11 июня 1943 года. Ещё в темноте, в траншее, одна банка американской тушёнки на восьмерых и – ура! За родину! За Сталина!»
«Ничего этого не было, – утверждает фронтовик Владимир Бушин, – ни плацдармов и корч, ни воронок и траншей, ни снарядов и бомб, ни банок на восьмерых и “ура!”.
Судите сами, какой там плацдарм и корчи, если он за время пребывания на фронте имел возможность читать и литературную классику, и свежайшую периодику.
Какие воронки и траншеи, если он ещё и вёл дневник и написал кучу рассказов, повестей, стихов, которые рассылал по московским литературным адресам, а сверх того отправил несколько сот писем родным и знакомым.
Какие снаряды и бомбы, если ординарец привёз ему из Ростова-на-Дону молодую супругу, и они читали, гуляли, фотографировались, стреляли ворон, а когда муж, поцеловав жену, с кличем “За родину! За Сталина!” убегал в очередную атаку, она, дабы помочь солдату батареи, который постоянно этим занимался, переписывала нетленные рассказы и стихи супруга.
Наконец, какая там банка тушёнки на восьмерых, если у него был личный повар – солдат Иван Шухов, у которого он взял имя для своей первой публикации.
Думаю, что не было и молитв, ибо даже в 1950 году он признавался в письме жене: “До того, чтобы поверить в Бога, я, кажется, ещё далёк...” Похоже, что и сейчас не ближе».
***
«Никто в нашей литературе столько не врал, никто так злобно не искажал то, что́ было на самом деле», – заключает Владимир Сергеевич Бушин.
Мы же станем помнить, что Солженицын, будучи в лагере, тяжелейших условий не познал, бо́льшую часть срока имел регулярные свидания с женой, получал от неё и родственников посылки, что смерть никогда не грозила ему – ни измором, ни расстрелом, а только, как язвительно замечает Бушин, от заворота кишок.
***
Моё сердце не прощает Солженицыну его злобств к Шолохову. Нет рукописи «Тихого Дона», значит, и не Шолохов автор его – настаивал гулаговец. Я в своё время изучил монографию Константина Приймы «Тихий Дон» сражается» и всей душой проникся ею. Страдал от солженицынских нападок на Шолохова. И вдруг рукопись «Тихого Дона» обнаружилась! То-то было счастья!
И с Твардовским та же гнусь-повадка. Получив от поэта в начале творческого пути благословение в литературу, Солженицын ответил ему чёрной неблагодарностью. Но чуткий поэт быстро почувствовал гнильцу жёлчного автора и в своём дневнике назвал его Солонжицын.
***
Ах, это не всё. Но – время и место обязывают к последнему предложению. Что ж, пускай оно будет тоже от Бушина:
«Где Солженицын, там всегда не только злоба, клевета, но и напроломное враньё, невежество».
Владимир ВЕЛЬМОЖИН.
5 декабря 2018.
http://xn--b1auie5dq.xn--p1ai/stati-vladim...r-protiv-rossii
yaplakal.com