Сергей Курёхин.

Сегодня день рождения Капитана Курехина – человека, который Ленина сделал грибом, авангард – массовым искусством, а свою жизнь – бесконечным спектаклем.
Он родился 16 июня 1954 в Мурманске в семье военного.
Память о Сергее Курехине, которого нет с нами вот уже 15 лет, так же многолика, как и все творческое наследие Капитана – как он любил себя называть, или «Петербургского Моцарта», как его не стеснялись называть еще при жизни журналисты.

Сергей Курёхин. "Ленин гриб"

Великий был человек. Жаль, что так рано умер...


Это сообщение отредактировал Масяня999 - 16.06.2011 - 00:01

Молодёжь, к сожалению, не знает кто такой Курёхин, АВИА, да и, подозреваю, Моцарт тоже.

Ай, Кэп
Нельзя не вспомнить фестивали СКИФ в Питере

А ещё фильм "Асса"

Это сообщение отредактировал Алюсик - 16.06.2011 - 00:04

"Самое главное - эволюция. Именно эволюцию я сделал основным принципом своей жизни. Она необходима как гарант постоянного развития. Многие люди останавливаются в своем интеллектуальном развитии на разных стадиях своей жизни. (...) Поговорив с человеком о художественном творчестве, можно сразу понять, в каком возрасте прекратилось его развитие. Эти люди, как правило, называют остановку в своем развитии убеждениями или верой. Человеку начинает казаться, что он все уже познал, все изучил, все знает... Я же считаю, что процесс эволюции может остановить только смерть".
(Сергей Курехин. 1954-1996)

Может быть, будет кому-то интересно, узнать кто такой был "Питерский Моцарт".
СЕРГЕЙ КУРЕХИН: ЧЕРНЫЙ РОМАНТИК

ЕКАТЕРИНА САДУР
Года за два до своей смерти, которую никто тогда не мог и вообразить, он вдруг оговорился: "Наверное, я пошел не по тому пути. Я должен был сидеть за роялем, играть мелодии и радовать своих любимых". Но судьба уготовила ему другое.

Сергей Курехин — музыкант, философ, актер. Первый шоумен эпохи 80-90-х годов. Он смеялся надо всем, даже над смертью, потому что только так можно о ней забыть

...Раннее утро, Невский проспект. Курехин стремительно мчится по Невскому. За ним — толпа. Всего человек шесть, но кажутся толпой... Полудрузья и легкие, неясные лица девочек. Все смеются, жадно схватывая его слова на лету. Желтый день, выкрашенный в мокрую охру. Смутное предчувствие тревоги. Курехин смотрит невинно и так же невинно рассказывает о том, как когда-нибудь Петербург, плавно покачнувшись, опустится на дно и только купол Исакия да шпиль Петропавловской крепости останутся над водой. А там, на дне, косяки рыб и медленные медузы будут проплывать над Невским проспектом мимо застывших лиц питерцев... А те, кто успеет сколотить плоты, не спеша поплывут по воде, чинно останавливаясь передохнуть у шпиля Петропавловки или перекурить у купола Исакия.
В ответ взрыв смеха. Но смех уже давно не лечит, а только травит. Этот гоголевский полет над затонувшим Петербургом был последней импровизаций Сергея Курехина. Найти бы сейчас всех полудрузей и неясных девочек... Пусть их голоса станут аккомпанементом к его посмертному соло. Так гимназистки протягивали Александру Блоку тетрадки своих ученических стихов, а потом, в глухой старости, пережив войны, блокаду, писали свои воспоминания: "Блок приезжал к нам в гимназию, читал стихи. Глаза — пронзительно-синие. Все очень синие глаза на русских лицах кажутся безумными. Что еще о нем рассказать?" Потом, дописав, шли на Сенной рынок бедноты продавать цветы и яблоки с пригородных дач.

День гнева
Сергей Курехин умер в середине лета — 9 июля 1996 года — в военном госпитале. Условно его болезнь обозначили как саркому сердца. Она встречается то ли раз в сто лет, то ли один раз на миллион пациентов, то ли ее вообще не существует в природе. Врачи разрезали его, чтобы посмотреть, как выглядит саркома сердца, и вот — посмотрели, ужаснулись и как можно скорее зашили надрез. Грудная клетка постепенно заживала. Курехину говорили: "Ты поправляешься". Он радовался, но удивлялся, что с каждым днем чувствует себя все хуже и хуже. От него скрывали диагноз. Он был единственным, кому не говорили о том, что он смертник, хотя все средства массовой информации постоянно передавали о том, что собираются деньги на пересадку сердца. В последние дни перестали действовать обезболивающие. Курехин жил на глазах у публики, и за его смертью публика наблюдала с жадным любопытством, пересказывала друг другу его последние слова и, ужасаясь, затихала в ожидании новых известий.

Со своей второй женой Настей Курехин прожил счастливо почти 14 лет. Был верным мужем и нежным отцом. Обожал свою младшую дочь Лизу, которая была очень музыкальна, писала стихи и обещала вырасти в яркую, незаурядную личность

Странно сейчас писать о Курехине, упоминая последний диск, последний фильм, последнее интервью, и разглядывать его "живое изображение". Его остроты, летящие с экрана, вызывают смех, но больше их не будет. Он смешит в последний раз. Странно вслушиваться в его голос с последнего диска, поющий сентиментальное танго "Счастье мое", и пронзительно рыдающий саксофон.
Счастье мое...
Мы не скажем тебе, что ты умираешь. Мы разрежем тебе грудину, чтобы посмотреть, что сделалось с твоим бедным сердцем.
Счастье мое...
Мы наставим дула микроскопов и объективы камер, чтобы всем показать, что у тебя внутри, что бьется у тебя под ребрами и какого цвета твоя кровь.
Счастье мое...
Ну смеши нас в последний раз, чтобы мы не боялись. Ты так смеялся над нами, что надорвался. Но вот видишь, смерть уродлива, и теперь она уровняла всех.
Счастье мое...
Похороны Курехина так же подробно транслировало телевидение. И я уже смутно помню блуждание камеры по лицам полудрузей и знакомых. И их посмертные речи. Но до сих пор ясно слышатся удары мокрых комьев земли о деревянную крышку гроба. И этот звук оказывается сутью отчаянья, и все другие попытки его выразить отступают...
Еще среди стоящих над раскрытой могилой помню девочку-подростка с лицом, яростно впитавшим его черты. Помню, как она зарыдала, когда заколоченный гроб опускали в могилу, но камера не отступала, холодно вырывая ее лицо из толпы. И тогда она закрылась руками, и на одном из пальцев блеснуло черное полудетское колечко.

Ровно год назад дочь Курехина Лиза покончила с собой. Ей было пятнадцать лет.

В поисках утраченного времени
Собираясь писать о Курехине, я сразу же набрала множество телефонов: автоответчики, пейджеры... Все напрасно. Мне никто не звонил. Телефон молчал несколько суток. Я отчаялась: о нем так страстно говорили при жизни, но почему сейчас, после его смерти, над ним зависло молчание? И вдруг глубокой ночью звонок. "Вы хотели знать о Курехине?" — "Да". — "Я помогу вам". А потом целый поток встреч, разговоров и... недомолвок.
Чем больше свидетельств о Курехине я выслушивала, тем отчетливее понимала: о нем не хотят говорить. В лучшем случае рассказывают о концертах его "Поп-механики" или вспоминают про общие пьянки, но что-то главное оставалось по ту сторону слов.
О Курехине говорили скудно, но из этих скупых свидетельств проступило одно его главное свойство: он возбуждал обожание и одновременно жгучее чувство соперничества. Каждый раз проскальзывало: "До тех пор, пока мы не разошлись..." Курехин расходился со всеми. Друзей у него не было. Никогда.
...С музыкантом Всеволодом Гаккелем1 мы встретились в парке Лесохозяйственной академии. Несмотря на разгорающуюся осень, было тепло. Люди, в основном очень молодые, сидели на газонах на траве. Издалека доносились звуки железной дороги. На зданиях краской из баллончика было размашисто написано новое название улицы: "Deep Purple Street".
Всеволод Гаккель: "У Курехина было удивительное чувство иронии. Участие в 'поп-механиках' давало возможность пересмотреть всю свою прежнюю деятельность иронично, насмешливо, если хотите. Это была его жизненная позиция — смеяться надо всем, ни к чему не относиться серьезно, потому что все вокруг игра. После соприкосновения с 'Поп-механикой' происходил огромный творческий скачок. Казалось, ты делал то же, но совершенно на другом уровне. Поначалу я чувствовал себя неуверенно, потому что в первый раз прикоснулся к музыке, которую не понимал. Это был совершенно новый звук, совершенно новый язык. Как будто бы приоткрылась тайна... И вот Курехин, посвященный в эту тайну, показывал всем, как можно с ней играть и ею управлять. От сочетания совершенно несовместимых элементов получался взрыв, и ощущение свежести было просто революционным.
О занятиях Курехина мистицизмом, фашизмом, оккультизмом и прочими 'измами' мне ничего не известно. Думаю, что все это было лишь поводом заявить о себе. Пусть об этом вам расскажут другие... А я знаю одно: он перед смертью исповедался и причастился".
...Дворец Ленсовета. Начало 80-х. В помещении дискотеки раз в неделю собираются по 30-40 человек. Почти все знакомы между собой. Так начинался Клуб современной музыки, в общем-то диссидентский. Случайные люди сюда не заходят — только те, для которых музыка — это стекло, которое они подносят к глазам, чтобы сквозь него разглядеть жизнь. Сюда приходят юные Гребенщиков и Курехин и Всеволод Гаккель — строгий юноша-виолончелист, которому прочат большое будущее. Это было время, когда Гребенщиков, стоя перед микрофоном в пиджаке ленинградского пошива и в белой рубашке, заботливо выглаженной мамой, пел слегка дрожащим голосом, сглатывая окончания слов: "Ребята, спокойно, ребята, спокойно, я делаю музыку..."

Поначалу в Клубе современной музыки зачитывалась лекция о ком-то из известных западных исполнителей или композиторов. Потом (крошечная сцена ДК, три ряда зрительских мест и почти никакой аппаратуры, правда иногда находился микрофон) как-то сами собой стали складываться маленькие оркестры, получившие название "Малая поп-механика". В эти маленькие оркестры входили совершенно разные музыканты: Чекасин, Волков, Валентина Пономарева. И всей этой странной новой музыкой весело дирижировал хрупкий юный маэстро в легкой курточке из потертой джинсы.

Импровизация в стиле регтайм
Сергей Шолохов: "Курехин играл виртуозно как клавишник, но он был не просто пианистом, он владел мирами, симфоническая глубина которых позволяла сравнивать его с величайшими композиторами.
Хороший был композитор Шенберг. Он мог быть таким? Мог, но уже есть Шенберг. Хороший был композитор Бетховен. Он мог быть таким, как Бетховен, но зачем? Уже был Бетховен. Он должен был быть кем-то еще. И, когда выяснилось, что высшая планка уже достигнута, ему захотелось жонглировать смыслами.
У него была потребность властвовать над теми мирами, которые ему открывались, и он сталкивал между собой враждебные друг другу понятия, чтобы со стороны полюбоваться на взрыв. Может быть, в этом и был смысл его 'Поп-механики'. Это была демонстрация силы, энергии, которая правит вселенной, и Курехин показывал, что он ее прямой представитель. И она оказалась беспощадной по отношению к нему.
Смерть Курехина была жертвенной: во-первых, он умер от болезни, которой не существует в природе, во-вторых, ясно, что его забрали. Мироздание безжалостно мстит, когда прикасаешься к тайнам, а он назвал или вот-вот должен был назвать то, чего нельзя было называть. То, что он делал, возмущало инертное, стабильное, заинтересованное в балансе, в том, чтобы Луна вращалась вокруг Солнца, чтобы не было черных дыр. А Курехина страшно веселили черные дыры".
Середина 80-х. Идет концерт "Поп-механики". Курехин объявляет регтайм Скотта Джоплина. Зал затихает в ожидании игры.
— Соло на саксофоне исполнит Сергей Летов2. Типичный советский инженер, — говорит Курехин и, легко улыбаясь, усаживается за рояль.
Зрители ждут запуганного инженера в поношенной "тройке" и роговых очках с большими диоптриями. Сейчас его, бедолагу, вытолкают на сцену, а он и саксофона-то в руках не держал, только в армии играл на трубе в самодеятельности. Сейчас изо всех сил он вопьется губами в саксофон, чтобы выдуть из него хоть какое-то подобие звука. Но выходит Летов. Вместо "тройки" белый балахон, нависающий над босыми ступнями, длинные волосы, доходящие до плеч. С легкостью играет регтайм Скотта Джоплина. "Типичный советский инженер"!
Зрители с любопытством следят за их дуэтом, но... тут Курехин постепенно ускоряет темп, следом ускоряет темп Летов. Курехин играет еще быстрее, Летов также начинает торопиться и уже едва поспевает за ним, но Курехин не дает выровняться, он играет еще быстрее, еще... пока саксофон не сбивается. Тогда Курехин, все так же улыбаясь, оборачивается в зал и весело подмигивает публике. И вот холодный, безукоризненно быстрый рояль и страстный, запыхавшийся саксофон, спотыкающийся на каждой ноте, и легкая улыбка, скользящая над залом.
Сергей Летов: "Каждый раз мы играли на износ. Мы были для него домашними животными. Его смех, его жесты, его одобрение или хула — все это поведение чуткого жокея с лошадьми. Я играл с ним, чувствуя сердце в гортани... Но мы все равно играли с ним, потому что работать с ним было прекрасно. Я в жизни не знал человека красивее, чем он. И он это отлично осознавал... Вся его жизнь была провокацией. Он постоянно провоцировал собой, и женщин заодно. На сцене во время концерта мог сбросить с себя рубашку. Сложен был как бог, и женщины, понятно, заходились! Но при этом он очень любил свою жену и на моей памяти всегда оставался ей верен".
Дмитрий Дибров: "У него даже внуки были в юном возрасте! Ему ничего не стоило получить все, чего он захочет. Он никогда не действовал в открытую, он бы на вас даже не смотрел, а только два или три тончайших укола, и вы бы первая за ним побежали..."

Виктор Тихомиров3: "Курехин был человеком редкого обаяния и такого же редкого ума. Но с женщинами он вел себя совершенно иначе, особенно с красивыми. Он ерничал, высмеивал их, вплоть до агрессии. В общем это понятно. Разве нет? Если ты видишь красивую женщину, то тут же становишься от нее зависим. Она еще молчит, а ты уже пленник ее красоты. Но если к красоте еще примешивается и глупость, то ведь это невыносимо — зависеть от глупости?"

Петербургские встречи
Моим проводником по курехинскому Петербургу стал контрабасист Володя Волков4. "Вот эти расскажут, — говорил он, когда мы бродили по закрученным улицам Петроградской стороны. — Этот, может быть, — и указывалась решетка Летнего сада, — а эти — не знаю..." — И мы шли вдоль набережной.
— Я хочу, чтобы ты написала не свои ощущения, а то, как есть... как это было на самом деле!
— Но разве это возможно?
— Нет...
Мы идем на "Ленфильм". Там мы застаем Сергея Овчарова, режиссера фильма "Оно" (музыка Курехина), Дмитрия Месхиева, снявшего фильм "Над темной водой" (музыка Курехина), и Славу Курашова5, гитариста, игравшего в курехинских "механиках".
Дмитрий Месхиев: — Курехин был безумно талантливый, законченный эгоист, при этом умный, добрый, очень хитрый, жадноватый. Деньги тратить не любил, но на страсть не скупился никогда: скупал уникальные книги у букинистов, редкие пластинки. В увлечениях был очень прихотлив... Мог работать совершенно бесплатно, если загорался идеей. Это одна сторона медали. А вот другая: он, при всем своем эгоизме, совершал безоглядные дружеские поступки. Но это так, мгновение, порыв. Он сам потом быстро забывал. Я его безумно любил. Сережа был скромным человеком и очень боялся показаться сентиментальным, поэтому постоянно скрывал свои чувства. Они копились в нем, не находя выхода, от этого, наверное, он вел себя порой так эпатажно.
Сергей Овчаров: — Сергей — это тайна, и те, кто говорят, что они его знают, заблуждаются. Его эпатаж был сродни русскому юродству, когда на кабак крестишься, а на храм плюешь.
Дмитрий Месхиев: — Я до сих пор не берусь отделить в характере Курехина наносное от настоящего, где он играл, а где был правдив. И все это длилось до тех пор, пока мы не разошлись.
— Правда, что он умер от очень странной болезни?
Дмитрий Месхиев: — Его болезнь — это рак сердца. Ничего странного. Только грусть, тоска, жалость и еще брезгливость, которую испытываешь ко всем смертникам. Через два дня после операции я знал, что он обречен.
— А он знал?
Дмитрий Месхиев: — Я отказываюсь отвечать. При чем тут его смерть? Если уж говорить о Курехине, так надо говорить о жизни. Зачем вы все это спрашиваете? Невозможно сейчас вот так взять и вспомнить.
Слава Курашов: — Сережа был удивительно смелым человеком. В жизни. На сцене... Если он ставил цель что-то сделать в искусстве, он мог поступиться чем угодно. Его только танком можно было остановить.
Владимир Волков: — А его дружба с Лимоновым?

Дмитрий Месхиев: — Эта дружба с Лимоновым завязалась при мне. Мы были в Москве. Курехин познакомился с Лимоновым. Мы сидели в каком-то клубе. Я видел, как они вцепились друг в друга. Сергей был очень обаятельным человеком, прекрасно это осознавал и постоянно этим пользовался. А Лимонов человек необаятельный. Все то, что мы рассказали здесь о Курехине, никакого отношения к нему не имеет. Он был совершенно другим. Это наше личное восприятие... Вы про мой отказ обязательно напишите и все то, что я о нем только что рассказал...Ну ладно, хватит!

У вождя
Штаб национал-большевистской партии находится на "Фрунзенской" в Москве. С одной стороны, добропорядочное отделение милиции. На крыльце с автоматами наперевес сурово курят милиционеры. Интересуюсь, где штаб Лимонова.
Лица неподвижные, насупленные. Отвечают так чинно, как будто бы спрашивала дорогу к институту благородных девиц.
— В этом же доме увидите лестницу в подвал и черную дверь, такую, знаете, переделанную из окна...
Штаб. Трубы центрального отопления, выкрашенные черным, тянутся под потолком. На столах разложены номера "Лимонки". Юноши в красных повязках партии национал-большевиков со скрещенными серпом и молотом, похожие на исступленных футбольных болельщиков. И тут же мальчики из хороших семей, которым разрешили вдруг плохо себя вести. Девушка в галифе и с повязкой на руке сидит за столом и заполняет штабной журнал.
— Вы к вождю? — спрашивает она и затягивается короткой папироской.
— Я к Лимонову.
— К вождю, — кивает девушка.
Эдуард Лимонов: — То, что страдание облагораживает, — ложь. Страдание уродливо. Люди корчатся от боли и вызывают только презрение и жалость. Страдание не дает силы, оно истощает. Если бы вы знали, как безобразна смерть, если бы вы только знали! Так вот, страдание еще безобразнее. А все то, что я хотел сказать о Сергее, уже написал...
— У вас есть друзья?
— Нет...

Русский Берлин
Ранние "поп-механики" веселили до слез, поздние тоже вызывали раскатистый смех, но уже иного свойства — так должны смеяться пропащие души в преисподней. Одна из последних "поп-механик" прошла в Берлине. Она называлась "Стерео-Шостакович".
"Из композиторов терпеть не могу только Шостаковича, — признавался он. — Сумбур вместо музыки. Да и двух шипящих, согласитесь, многовато для одной фамилии". В последней "поп-механике" Курехин изображал Шостаковича-авангардиста, а композитор Фридер Гуцнер — Шостаковича-конформиста, заключившего тайное соглашение с правительством. Немецкие актеры и русские художники изображали основные слои русского населения.
После "механики" состоялось ее обсуждение. Дело в том, что в Берлине очень много русских, уехавших в начале или середине 80-х. Их ощущение России с тех пор мало изменилось. От тоски они приходят на все русские вечера, неважно, кого увидят — Зыкину или Курехина, но это будет маленький отрывок русской жизни.
Во время обсуждения одна из берлинских журналисток спросила:
— Сергей, нас тут очень волнует один вопрос. Все говорят, что вы с фашистами, с Лимоновым и Дугиным6... Это правда?
— Да, я с ними, — ответил тогда Курехин. — Но вы предложите что-нибудь, о чем можно было бы говорить?


Сергей Курехин (из интервью): "Мне близка интеллектуальная ситуация Германии перед началом второй мировой войны: тогда был осуществлен уникальный синтез искусства, науки, магии. Об этом, о людях, сделавших это, — о Вирте, Вилигуте, Хорбигере, Йорге Ланце фон Либенфельсе, Хильшере, — предпочитают молчать, потому что сразу возникают ассоциации с концлагерями. Когда задавили нацизм, задавили и едва начинавшуюся складываться синкретичную культуру, объединившую искусство, политику, магию. Теперь к вопросу о фашизме. 'Фашизм' присутствует во всех явлениях культуры. Можно рассматривать любое явление как 'начинающийся' фашизм, 'задавленный фашизм', 'явный фашизм' и так далее. А под фашизмом в чистом виде я понимаю романтизм. Если довести романтизм до логического конца, он приводит к фашизму. Если вы романтик по ощущениям, вы должны остановиться. Иначе вам быть фашистом. Новалис больше фашист, чем Гитлер".

Змея порока
В конце жизни от Курехина отвернулись многие. Его обвинили в связи с фашистами, мистиками и оккультистами. Существует легенда, что будто бы, умирая, он сказал: "Это мне расплата за мои дела..."
— Я уже устал отвечать на этот вопрос, — сказал мне Александр Дугин. — Вы хотите услышать, что Курехин умер оттого, что повелся с нами? Да, мы занимаемся политикой, а любое альтернативное направление легче всего назвать "фашизмом". Все то, что непонятно, язвит...
Внешне Дугин похож на русского ученого в ссылке, с ясной речью и совершенно ясным взглядом на происходящие события, как будто бы видит время насквозь. Мы сидели в книжном магазине "Арктогея", находящемся в подвале без окон. В этот момент отключился свет, и можно только представить, из какого мрака доносились наши голоса. Где-то в глубинных дверных проемах продавцы магазина, бывшие студенты Литинститута, зажигали спички или щелкали зажигалками, и на миг их силуэты подкрашивались огнем.

Вместе с Сергеем Соловьевым


— Что касается его болезни, я помню, y него было страшное предвидение, когда он о ней еще даже не догадывался. Когда Курехин в последний раз приезжал в Москву, мы говорили с ним о змее, обвившейся вокруг сердца. Вокруг сердца змея порока, и, чтобы добродетели пробиться к сердцу, нужно ее, змею, побороть... А что до его предсмертных слов, то ничего подобного он не говорил. Это Гребенщиков распустил слух от бессмысленной злобы. Лимонов бросился в политику оттого, что исписался. Он стал персонажем собственного романа, который разыгрывается у всех на глазах. У Курехина все было иначе: он постоянно находился в сильном творческом возбуждении. Очень много писал, сочинял музыку... И, поверьте, игра в политику далеко не самая низкая форма жизни. И последнее. Вам хочется нарисовать Курехина как человека трагического. А он был человеком радости, Моцарт... И его "Поп-механика" была метафорой жизни, и оттого, что жизнь страшна, а вовсе не из-за его мрачности, "Поп-механика" казалась зловещей...


В последние годы жизни Курехин увлекся радикальными политическими направлениями и националистскими идеями философа Александра Дугина, дружба с которым послужила поводом к разрыву со многими прежними его поклонниками

Дом на Большой Морской
И вдруг я поняла, когда она открыла дверь, что самые простые вопросы могут оказаться безжалостными. Сколько раз ей уже приходилось рассказывать о его жизни, и сколько раз придется рассказывать еще, употребляя только прошедшее время: "жил", "любил", "играл"...
— Вы Настя Курехина? — спросила я.
— Ну да, — слегка удивилась она, впуская меня в квартиру.
Меня всегда поражают дома в Питере: холодный аристократический фасад, неприступный в своей замкнутости, но сам дом изнутри весь как коммунальный улей. Или вдруг черный неприглядный подъезд с шаткими перилами вдоль крутых лестниц, но открывается дверь — и светлая прихожая непривычно неправильной формы с глубокими дверями в прохладные комнаты. Как сон старого дома о себе самом. Так было и на этот раз.
Первой стала спрашивать Настя.
— Со многими уже виделись?
— Да...
— И легко?
Мы замолчали, глядя друг на друга. Она стояла передо мной такая же, как на фотографии, где они только познакомились: легкие глаза, которые не смотрят на вас, а только прикасаются взглядом и тут же скользят дальше. За раскрытыми дверями просматривались комнаты, но вдруг как поворот сна: едва заметный сдвиг — и реальность оказывается под вопросом. Ни одна из комнат не была прямоугольной.
— Здесь нет ни одной правильной комнаты, — объяснила Настя. — При Сергее наш дом был всегда закрыт. Он никого не допускал в нашу жизнь. Гости к нам приходили очень редко, только самые близкие, только друзья... Ну так что, легко с вами встречаются? — повторила она свой вопрос. — Сразу начинают говорить?
— Я из Москвы, — объяснила я. — В Москве все иначе.
У Насти было странное свойство: она разговаривала со мной, ясно отвечала на вопросы, но постоянно казалось, что она думает о чем-то своем, и только эти мысли занимают ее.
— Правда, что у Курехина была неправильная постановка рук, что он играл прямыми пальцами и от этого очень быстро? — вспомнила я рассказ одного из музыкантов.
— У него было необычное строение кисти. Ладони очень широкие. Да-да, он мог играть очень быстро... Мы познакомились у Гребенщикова. Но общаться стали не сразу, поначалу только приглядывались друг к другу. Потом удивлялись, почему в нашем маленьком городе, где все повязаны друг с другом, мы не встретились раньше. Я думала, он такой серьезный музыкант, а Сережа оказался таким хиппи в потертых джинсах, знаете? Веселый. Он был очень красивым, а от красивых людей никогда не ждут ни глубины, ни таланта. Поэтому было полное несоответствие между тем, как он выглядит, и тем, что он говорит. Мне тогда было 22, а ему 27 или 28, и у него уже была дочь от первого брака. Сейчас она уже старше нас тогдашних. Ей 24.
— Чем она занимается сейчас?
— Не знаю... — задумалась Настя. — Юля вышла замуж, родила сына, Никиту. Сейчас ему четыре года... Я знала, что он думает о ней, но он так мало рассказывал.
После одной из "поп-механик" на сцену из зала поднялась девочка, подарила Курехину букет цветов и исчезла среди зрителей.
— Это моя дочь, — рассказывал он Насте. — Это была моя дочь!
На самом деле это была дочь одного из музыкантов.
Курехин жил в ожидании этой встречи, и вот однажды после репетиции в зале "Октябрьский" он заметил девочку-подростка 12 лет.
— Я ее сразу же узнал, — рассказывал он Насте. — Она еще рта не успела раскрыть.

— Меня зовут Юля, — сказала девочка. — Я ваша дочь.

О Лизе
— Я знаю, что они встречались, гуляли вместе, она приходила к нам — продолжала Настя, — но он так мало рассказывал! Только иногда из него как будто что-то вырывалось. А у нас с Сережей тоже дочка была. Лиза. Она песни сочиняла...
— И сама пела?
— Да.
— А какой голос?
— Голос еще детский, непоставленный...
— И писала стихи?
— Да... — кивает Настя, глядя перед собой.
Очень спокойно поговорили, как проскользнули по верхам, перечислив имена и сделав вид, что ничего не произошло. Но голос на диктофоне, когда не видно лица, ее голос, ее "да", звенящее в пустоте и изо всех сил пытающееся удержаться...
— У Лизы было поразительное чувство внутренней свободы. Ей нельзя было приказывать, на нее нельзя было кричать. Оказывается, свобода передается по наследству. Таким же абсолютно свободным был Сергей. Они могли ничего не говорить, все для них становилось ясным...
Однажды во время концерта в "Октябрьском" (только представьте — в зале пять тысяч человек!) Сергей сидел за роялем. Лиза вышла на сцену: "Папа, давай-ка я теперь поиграю!"

Настя показала мне школьные тетради Лизы со стихами. В некоторых местах почерк был ровным, а где-то казался крупным, прыгающим.
Мой прошлый
Ностальгический образ
уже невозможен,
и растущий объем
отсутствия стал томить меня.
Я буду
нежна и томна.
Я смотрела на чистую
утреннюю даль, в которой была
обильная зелень.
— Это она ночью писала? — спросила я.
— Откуда вы знаете? — удивилась Настя.
Я представила, как можно проснуться среди ночи оттого, что стали слышны стихи, и торопливо записать их на бумагу в полумраке. Только розоватое свечение от настольной лампы...
Олег Тепцов7: "После похорон Лизы были поминки. Все собрались в небольшой комнате. В центре стоял стол, и вдоль стен по периметру — стулья. Все очень просто: водка, колбаса — не помню. Нужно было взять стул, подвинуть его к столу и сесть. Но никто не пошевелился, все так и расселись вдоль стен... Все молчали, и молчание было таким тягостным, долгим, невыносимо долгим, как преддверие истерики. И тогда я сказал, но это был совершенно чужой, не мой голос: 'Настя. Сережа забрал себе Лизу, а тебе оставил Федю...' И тут же напряжение спало, все заговорили, подсели к столу. Я не приписываю себе эти слова. Они были совершенно чужими, я их только озвучил".
И тут на кухню на трехколесном велосипеде въехал светловолосый мальчик лет четырех.

— Федя! — тут же оживилась Настя. — А ну поезжай в комнату! Я кому сказала?

Еще раз о грибах
Помните программу "Ленин-гриб"? Это чисто питерская история. Вот на экране Сергей Шолохов беседует с выдающимся ученым и политологом Сергеем Курехиным о ходе отечественной истории. Курехин зачитывает документальные свидетельства о том, что Ленин не на шутку увлекался грибами, а именно мухоморами. Это фантастический и правдоподобный рассказ о том, что постепенно личность гриба вытесняет личность человека, и таким образом человеческая сущность ВИЛа (Ленина) мало-помалу вытеснилась сущностью мухомора.
— Подхожу к страшному и смешному утверждению, — невозмутимо вещал Курехин, — что Ленин — гриб". Все тут же поверили: да, Ленин гриб. Шел 1991 год.
А вот прелюдия этой истории.
— Как-то раз встречаю Курехина, — рассказывал мне Тихомиров. — Он мне и говорит: "Витя, Вить, пойдем про Ленина расскажем!" Я тут же загорелся: "А чего расскажем?" — "По дороге придумаем". Но пойти с ним я не смог — собирался на монтаж собственного фильма. К Курехину присоединился Африка8, случайно оказавшийся по близости.
Над шутками Курехина смеялись запоздало. Сначала их принимали на веру, а потом вспоминали как анекдот.
А вот подоплека его шуток: Александр Дугин писал о скоморошеской традиции на Руси, представлении, где под внешней абсурдностью сюжета раскрывался весь срез жизни — от магического, как первопричины, до политического. Так же и в истории "Ленин-гриб" Курехин в шутливой форме затрагивает не только политику, но и эзотерические доктрины. Он цитирует Кастанеду и Теренса Маккену, рассказывая о сакральных культах, в которых использовались кактусы и психоделические грибы. Игра "Ленин-гриб" походила на сбывшуюся мечту хиппи — запустить ЛСД в систему водоснабжения. Неслучайно "Грибы" появилась в эфире не в рядовой, ничем не примечательный день, а в день глубоких потрясений.

Сергей Шолохов: "Наша передача вышла 17 мая 1991 года. В этот день русские войска брали штурмом вильнюсскую телебашню, с чего и начался распад Советского Союза. Естественно, телевидение молчало, хотя все 'Свободы' и прочие 'голоса' открыто вещали, что идет бой с жителями Литвы и что есть жертвы. Все смотрели 5-й канал, потому что только мы давали тогда достоверную, неподцензурную информацию. В этот же день началась война Америки и Хусейна. В этот день что-то происходило в ноосфере и вообще происходило с материей... И вот в эфир выходит программа 'Грибы'. Тогда, в 91 году Россия была совершенно девственной страной, и то, что показывалось по телевизору, воспринималось как истина в последней инстанции. Это был самый первый свободный эфир, когда мы сказали на всю страну, что все игра, что прежними незыблемыми истинами можно манипулировать и что они смешны.

Огонь догорающий
— Курехин был холодным человеком? — спросила я Шолохова.
— Если под теплом вы подразумеваете некую душевность, то ее в Курехине абсолютно не было. У него просто не оставалось времени на тепло. Он представлял собой творческую энергию в чистом виде.
О том же говорил мне Олег Тепцов. Они вместе работали над фильмами "Господин оформитель" и "Посвященный". А теперь он собирается снимать фильм о Курехине.
— Все началось очень давно, еще при его жизни, — вспоминал Олег. — Мы сидели после одной из "поп-механик", зал давно разошелся, и вдруг в комнату врывается девушка. "Так нельзя, — выкрикнула она, обведя взглядом всех присутствующих, и только на Курехина не посмотрела. — Ведь он же сгорит. Он сгорит... — она была в исступлении. — Посмотрите только, кто вы, а кто он. Вы жрете из него, а ему не жалко. Вы обобрали его до нитки, а он даже не заметил. Посмотрите же, только посмотрите, какая бездна между вами!" И получилось так, что она обращалась именно ко мне. Все остальные разбежались по углам, как будто ничего не происходит. "Есть люди, которые сгорают мгновенно, как фейерверк, — ответил я. — Их немного. А есть другие, которые остаются, чтобы потом о них рассказать". Так я попытался оправдаться за его будущую смерть и нашу будущую жизнь. Так у меня возникла идея фильма о Курехине.
— А что за сюжет? — поинтересовалась я.
— Еще неизвестно. Но могу перечислить главных персонажей. Это герой, прообразом которого был Курехин, героиня и два гения — добрый, ставший причиной творчества, и злой, ставший причиной смерти. Больше ничего не скажу, для слов еще слишком рано.

Потом поезд тронется, и медленно отдалится перрон с ночными фонарями, потом — Московский вокзал, а потом и город Санкт-Петербург. И только заглавные буквы, горящие в темноте, будут видны еще некоторое время.
1Всеволод Гаккель — виолончелист из группы "Аквариум".
2Сергей Летов — саксофонист, солист группы "Три'О'".
3Виктор Тихомиров — художник из объединения "Митьки", режиссер, прозаик.
4Владимир Волков — известный контрабасист, солист группы "Волков трио". Один из исполнителей Воробьиной оратории Курехина и других его произведений.
5Святослав Курашов — гитарист из группы "Волков трио", один из исполнителей Воробьиной оратории.
6Александр Дугин — ученый, политик, философ.
7Олег Тепцов — режиссер фильмов "Господин оформитель" и "Посвященный" (музыка Курехина).
8Сергей Бугаев — художник, музыкант, хорошо известен по фильму "АССА".

http://darlok.tomsk.ru/content/kuryokhin/b...f03dde48b97.htm

А ещё Курехин привез Вестбама в Ленинград в конце восмидесятых. (Переиздание его жены на лейбле Вестбама, где-то валяется дома).
Это первый в истории ещё СССР скретч

Трагическая судьба.
Очень жаль, что человек так рано ушел.
Очень.

Тут еще про Курехина интересно написано:
http://exlibris.ng.ru/before/2004-04-29/3_grib.html

Копипастить не буду.)

вечная память.

"визитка" поп-механики


Ниже Поп-механика+WestBam

На диске переиздании были записи с Риги, но сейчас их найти не могу.
Найду сюда добавлю.
По сабжу, Курехин - пиздобол, в самом приятном смысле этого слова.
Выше приведенный Ленин-Гриб и "Рок-урок" про лекарство от СПИД-а "в виде слоников" непосредственное доказательство этого.
Гениальной души человек... силы, энтузиазма , таких я больше не знаю

З.Ы.
- Со Стингом ты работал?
- Я не интересуюсь такого рода искусством. Научить можно и обезьяну, тому что делает Стинг.

Это сообщение отредактировал coch - 16.06.2011 - 02:15

Вот хоть у минусуйтесь, но то, что выставлял на показ "Петербурский Моцарт", ни разу музыкой не является.

Конечно, иногда (изредка) что-то более-менее дельное встречалось, но обычно это был треш типа этой "обработки":

Это сообщение отредактировал Флинт - 16.06.2011 - 02:34

Harley03 да я его не знал. Зато я знал Моцарта, Баха, Шуберта, (знал наизусть на пианино, а кое что даже на гитаре) и что там далеко ходить, Игоря талькова, Михаила Круга, и мало кому известного гитариста из Gods Tower Александра Уракова. И да, я молодёжь. родился во время полураспада СССР и творчество Сергея Курёхина прошло мимо меня. С моим музыкальным образованием мне трудно понять его, но почитав его биографию в рамках этого поста я понял одно - он жил так как никто другой. Мы все (большинство из нас) подчиняемся системе, а потом сидим на форуме и думаем какие же мы свободолюбивые и справедливые, не то что наше правительство. а Курёхину походу было насрать, он ломал стереотипы (и мозг) что ж, снимаю шляпу перед этим человеком. но слушать я пожалуй буду сейчас джаз

Это сообщение отредактировал MrBlack - 16.06.2011 - 04:55