Миф о беззащитности ранних славян

В преддверии 23 февраля, хотелось бы обсудить одну историко-военную тему.

Заранее прошу простить за неуместное ёрничество в некоторых местах текста, не смог удержаться от аллегорий. Но материал будет серьезным, вполне конкретным и понятным, надеюсь…

В настоящее пересыщенное легкодоступной информацией время, прогуливаясь по уютным аллеям тру-исторических форумов или пробираясь сквозь заросли джунглей псевдо-научных сайтов, можно неоднократно встретить блуждающего призрака.

Облаченный в полотняные штаны и лапти, представится он Вам славянином, названным так от латинского слова «раб» (но не от «слово» как было на самом деле).

Убогое приведение будет тянуть к вам свои изможденные руки , и кротким взглядом вечно голодных глаз просить избавить его от гнёта технологично продвинутых германцев. Просить прийти и править его землёй, которая богата и обильна, но порядка в ней нет. Молить защитить от хазарской дани и вызволить из арабского рабства.

Не спешите кидать несчастному миражу подачки в виде карт Великой Тартарии, не декларируйте тезисы из Славяно-Арийских Вед, не покупайте ему билет на вайтман с последующей пересадкой на вайтмару для возвращения к тоскующей маме-Макоше.
Или молча идите мимо.

Или просто, чётко и громко шлите его на нефритовый стержень, установленный посреди Зеленного Храма в честь Сотворения Мира.
Ибо этот проситель есть профессиональный нищий, специально обученный и выставленный напоказ для 1001-го условно честного отъема вашей интеллектуальной валюты – здравого смысла.

И уж подавно, не рвите на себе в покаяние рубаху, не падайте на колени и не ползите на закат с мольбой «ох, простите нас, просвещенные европейцы, научите нас правильно жить!»

Этот призрак «генетического рабства» бродит по нашей «неевропе» слишком давно, чтобы быть правдой, а уж тем более истиной.

Если Вы желаете прогнать нищеброда окончательно с путей познания, то присаживаетесь рядом со мной на скамейку в этом парке развлечений. Аттракцион по виртуальному путешествию в прошлое начинает свое представление. И отправимся мы изучать вооружение и военное дело ранних славян 5-7 веков нашей эры.

Истоки мифа о плохом вооружении славян, об отсталости в тактике и технологии, об их неспособности противостоять захватчикам основываются на трех китах:
1. Письменные античные источники
2. Отсутствие археологических находок оружия
3. Геология Восточно-европейской равнины (недоступность залежей железных руд)
Так вот если в этих китов воткнуть гарпуны и растянуть в разные стороны, то земной диск упадет на спину гигантской черепахи. Покачнется купол тверди небесной и рухнет, раздавив под собой нищеброда-призрака.
Вот так и мы поступим. И начнем охоту за китообразными с письменной фиксации военного дела славян. Так как кит этот самый старый, дряхлый и маломобильный.

Чаще всего приверженцы слабости славян цитируют следующие первоисточники, распространяя их на последующие времена, вплоть до 9 века.
1. «Стратегикон» Маврикия (Византия, 6 в. н.э.):
«Сражаться со своими врагами они любят в местах, поросших густым лесом, в теснинах, на обрывах; с выгодой для себя пользуются (засадами), внезапными атаками, хитростями, и днем и ночью, изобретая много (разнообразных) способов…….
Каждый вооружен двумя небольшими копьями, некоторые имеют также щиты, прочные, но трудно переносимые (с места на место). Они пользуются также деревянными луками и небольшими стрелами, намоченными особым для стрел ядом, сильно действующим, если раненый не примет раньше противоядия или (не воспользуется) другими вспомогательными средствами, известными опытным врачам, или тотчас же не обрежет кругом место ранения, чтобы яд не распространился по остальной части тела.
Не имея над собою главы и враждуя друг с другом, они не признают военного строя, неспособны сражаться в правильной битве, показываться на открытых и ровных местах. Если и случится, что они отважились идти на бой, то они во время его с криком слегка продвигаются вперед все вместе, и если противники не выдержат их крика и дрогнут, то они сильно наступают; в противном случае обращаются в бегство, не спеша померяться с силами неприятелей в рукопашной схватке. Имея большую помощь в лесах, они направляются к ним, так как среди теснин они умеют отлично сражаться. Часто несомую добычу они бросают как бы под влиянием замешательства и бегут в леса, а затем, когда наступающие бросаются на добычу, они без труда поднимаются и наносят неприятелю вред. Все это они мастера делать разнообразными придумываемыми ими способами, с целью заманить противника.»
2. «Война с готами» Прокопий Кесарийский (Византия, 6 в н.э.)
« Эти племена, славяне и анты, не управляются одним человеком, но издревле живут в народоправстве, и поэтому у них счастье и несчастье в жизни считается делом общим…..
Вступая в битву, большинство из них идет на врагов со щитами и дротиками в руках, панцырей же они никогда не надевают; иные не носят ни рубашек (хитонов), ни плащей, а одни только штаны, и в таком виде идут на сражение с врагами.»

3. «Гетика» Иордан (Готский историк, 6 век)
"{119} После поражения герулов Германарих двинул войско против венетов, которые, хотя и были достойны презрения из-за [слабости их] оружия, были, однако, могущественны благодаря своей многочисленности и пробовали сначала сопротивляться. Но ничего не стоит великое число негодных для войны, особенно в том случае, когда и бог попускает и множество вооруженных подступает. Эти [венеты], как мы уже рассказывали в начале нашего изложения, – именно при перечислении племен, – происходят от одного корня и ныне известны под тремя именами: венетов, антов, склавенов[. Хотя теперь, по грехам нашим, они свирепствуют повсеместно, но тогда все они подчинились власти Германариха.
Эти источники рисуют нам легковооруженного пехотинца, не имеющего защитных доспехов, и исповедующего одну тактику – атака из засад метальными снарядами – дротиками. При первой же опасности - отступление в труднодоступные для врага местность."

Но есть в античных источниках и опровержения вышесказанного:

1. «Война с готами» Прокопий Кесарийский (Византия, 6 в н.э.)
"Эти славяне, победители Асбада, опустошив подряд всю страну вплоть до моря, взяли также приступом и приморский город по имени Топер, хотя в нем стоял военный гарнизон. Этот город был на фракийском побережье4 и от Византии отстоит на 12 дней пути. Взяли же они его следующим образом. ……. Прежде всего они лили на штурмующих масло и смолу, но они, правда, не очень долго отражали грозящую им опасность. Но потом варвары, пустив в них тучу стрел, принудили их покинуть стены и, приставив к укреплениям лестницы, силою взяли город."

Туча стрел, заставляющая обороняющихся покидать укрепление свидетельствует о наличие умелых лучников, обеспечивающих массированные обстрелы.

"II, 1, 27. Вот что сделали готы на третий день после того, как они были
отбиты при штурме стен. Дней 20 спустя как они взяли порт, город и гавань.
прибыли Мартин и Валериан, приведя с собой 1600 всадников. Большинство из них были гунны, славяне и анты, которые имееют свои жилища по ту сторону реки Дуная, недалеко от его берега. Велизарий был обрадован их прибытием и считал, что в дальнейшем им нужно перейти в наступление против врагов"

Славяне (склавины) и анты названы в числе всадников, что свидетельствует о наличии у славян конницы.

2. «Стратегикон» Маврикия (Византия, 6 в. н.э.)
«некоторые имеют также щиты, прочные, но трудно переносимые (с места на место)»

Возможно, славяне использовали в первых рядах построения большие щиты для создания прочной стены, ощетинившейся копьям из-за которой метали дротики и стрелы. "Трудно переносимые щиты" для легкой пехоты действующей из засады скорее помеха чем реальная помощь.

3. «Чудеса св. Дмитрия Салунского» (Иоанн, архиепископ, 7 в н.э.)

СОБРАНИЕ II
[Чудо 1]
О снаряжении кораблей дрогувитов, сагудатов, велегезитов и прочих

«И вот, как сказано, в епископство благочестивой памяти Иоанна случилось, что поднялся народ славян, бесчисленное множество, состоявшее из дрогувитов, сагудатов, велегезитов, ваюнитов, верзитов и других народов. Прежде всего они решили изготовить суда, выдолбленные из одного дерева, и, вооружившись [а] море, опустошить всю Фессалию и острова вокруг нее и Эллады еще и Кикладские острова, и всю Ахайю, Эпир и большую [часть] Иллирика и часть Асии, сделать безлюдными, как сказано, множество городов и провинций. Они единодушно решили выступить и против нашего упомянутого христолюбивого города и разорить его, как остальные. Затем, придя единодушно к такому решению и подготовив огромное число судов, выдолбленных из одного дерева они расположились лагерем на побережье; остальное же неисчислимое множество на востоке, севере и западе со всех сторон окружило этот богохранимый город, имея с собой на суше свои роды вместе с их имуществом; они намеревались поселить их в городе после [его] захвата….
Когда весь народ славян построился в боевой порядок, чтобы согласованно и разом напасть на стены, славяне, которые были на судах, надумали при этом покрыть их сверху досками и так называемыми вирсами, чтобы, когда они должны будут напасть на стену, защитить суда от тех, кто бросал со стен в них камни и орудия….
Итак, прошло три дня. Славянские суда проплывали в двух милях от стены каждый день, высматривая легкодоступные места, где они разрушат то, что собирались [разрушить]. На четвертый день с восходом солнца все варварское племя одновременно издало крик и со всех сторон напало на стену города: одни бросали камни из приготовленных камнеметов, другие тащили лестницы к стене, пытаясь ее захватить, третьи подносили огонь к воротам, четвертые посылали на стены стрелы подобно снежным облакам. И было странно видеть это множество [камней и стрел], которое затмевало лучи солнца; как туча, несущая град, так [варвары] закрыли свод небесный летящими стрелами и камнями.

[Чудо 4]
О голоде и непрерывной осаде из-за Первуда

«Князья другувитов единодушно решили подготовиться у стен для осады и взятия города, пренебрегая немощным и малочисленным населением. Кроме того, они получили заверения от неких славян из этого же племени, что в любом случае возьмут город. Для этого они приготовили у ворот огненосные орудия и некие сплетенные из лозы сооружения, лестницы высокие до неба, а также камнеметы и другие приспособления из бесчисленных деревянных сооружений, заново изготовленные стрелы — коротко сказать, это было то, чего никто из нашего поколения не знавал и никогда не видел, и большинству из них мы до сих пор не смогли дать название. Итак, 25 июля 5 индикта все славяне из племени ринхинов вместе с сагудатами напали на город — одни на суше, другие с моря с бесчисленным множеством судов.

Когда же рассвело, все варварское [племя] поднялось и единодушно издало такой вопль, что земля сотряслась и стены зашатались. И сразу же к стене подошли рядами вместе с приготовленными ими осадными орудиями, машинами и огнем — одни по всему побережью на соединенных [кораблях], другие на суше — вооруженные лучники, щитоносцы, легковооруженные [части], копьеметатели, пращники, манганарии, храбрейшие с лестницами и с огнем устремились на стену. Тогда всякое живое существо в городе видело подобное зимнему или дожденосному облаку бесчисленное множество стрел, с силой рассекавших воздух и превращавших свет в ночную тьму……
Но и на этот раз, как уже говорилось, могучий мученик вместе с другими святыми вооружился и возвысил победами ромейское войско над славянами. Они перебили в засадах 194, которые устроили сами [славяне], более сильных из них и видных, а также гоплитов, и побежало все варварское племя»


Из описания в «Чудесах» тактики и состава войска славян следует широкое использование при штурме крепостей:
- защищенных навесами моноксилов с «морской пехотой» внутри,
- осадных сооружений,
- камнеметных орудий,
- лучников
- тяжелой пехоты (гоплиты).
- Отдельным видом славянского войска источник выделяет так называемых «манганариев», которые занимались обслуживанием осадных орудий (в славянском переводе «пробойники и стенокопатели)»

4. Иоанн Эфесский ( Византия, 6 век н.э.) описывая нашествие славян на Балканы в 581 г., сообщает, что они получили в свое распоряжение, в частности, «табуны лошадей и много оружия. И они выучились воевать лучше, чем ромеи, [они], люди простые, которые не осмеливались показаться из лесов и защищенных деревьями [мест] и не знали, что такое оружиe, кроме двух или трех лохиндиев, а именно это — метательные копья».

Что свидетельствует либо о качественных изменениях в военном деле у славян, либо о получении реальных сведений взамен стереотипных

5. Менандр Протиктор (Византия, 6 век н.э.) рассказывая о переговорах авар с антами и славянами, приводит факты о высокой оценке славянами своих боевых возможностей. Что опять же не вяжется с рабским самосознанием забитого захватчиками беззащитного земледельца:

«Угнетаемые набегами неприятелей, анты отправили к аварам посланником Мезамира, сына Идаризиева, брата Келагастова, и просили допустить их выкупить некоторых пленников из своего народа. Посланник Мезамир, пустослов и хвастун, по прибытии к аварам закидал их надменными и даже дерзкими речами. Тогда Котрагиг, который был связан родством с аварами и подавал против а н т о в самые неприязненные советы, слыша, что Мезамир говорит надменнее, нежели как прилично посланнику, сказал кагану: “Этот человек имеет великое влияние между а н т а м и и может сильно действовать против тех, которые хоть сколько-нибудь являются его врагами. Нужно убить его, а потом без всякого страха напасть на неприятельскую землю”. Авары, убежденные словами Котрагига, уклонились от должного к лицу посланника уважения, пренебрегли правами и убили Мезамира.»


«Ведь перед тем вождь аваров отправил посольство к Давриту и к важнейшим князьям склавинского народа, требуя, чтобы они покорились аварам и обязались платить дань. Даврит и старейшины склавинские отвечали: “Родился ли на свете и согревается ли лучами солнца тот человек, который бы подчинил себе силу нашу? Не другие нашею землею, а мы чужою привыкли обладать. И в этом мы уверены, пока будут на свете война и мечи.» Такой дерзкий ответ дали склавины; не менее хвастливо говорили и авары. Затем последовали ругательства и взаимные оскорбления, и, как свойственно варварам, жестокими и напыщенными словами они возжигали взаимный раздор. Склавины, будучи не в силах обуздать свой гнев, умертвили посланников аварских»

Касаемо пассажа Иордана о слабости оружия венетов, хочется отметить следующую нестыковку. Ежели венеты жили разрознено, без какой-либо связующей централизованной власти, то как они сумели выставить войско превышающей численностью армию готов?
Тут либо готы поодиночке разбивали венетские племена имея численный перевес.
Либо у венетов уже были зачатки дружинной культуры и какие-то межплеменные договоренности о коллективной безопасности.
Вопрос остается открытым.
К тому же Иордану, ворующему у других народ историю для создания ореола величия готов, авансы доверия я бы не спешил раздавать.

На позднеримскую письменную традицию огромное влияние оказывало античное наследие с укоренившимся стереотипным видом варвара. Вот, к примеру, франки 6-го века:

«Они не знают панцирей и поножей... С голой грудью и спиной они ходят только в штанах, льняных и кожаных»

Герулы:

«Ибо герулы то имеют ни шлемов, ни панцирей, ни другого защитного вооружения. У них нет ничего кроме щита и простой грубой рубахи, подпоясав которую, они идут в бой»
«Герулы же тогда были крайне опытны в войне и многими победами, которые они уже одержали, приобрели себе громкое имя; чтобы же легче сражаться, либо, чтобы показать, что они презирают нанесенные врагами раны, они двинулись в бой нагими, покрыв только срамные места.»

Античные стереотипы как средство для описания народов еще долго оказывали влияние на письменную традицию.



Вот первый кит нашим метким броском гарпуна, выточенного из собственного китового ребра, прочно взят на удержание.

Берем на прицел второго.

Следующий кит – археология. Это гипотетическое млекопитающее очень коварно и хитро. Обладает толстой шкурой и склонно к маскировке. Но жира в этом ките много, правда вкус всегда зависит от приправ.


Со славянами археологам не повезло, в отличие от германцев или сармат.
Наши древние предки по невыясненным обстоятельствам, но скорее всего из-за религиозных убеждений, выбрали погребальный обряд не располагающий к громким сенсациям.

Ранние славянские погребения (Киевская, Колочинская, Пеньковская, Пражская культуры) представляют собой в основном грунтовые могильники с кремациями на стороне, где прах покоится в небольших округлых ямах, или помещен в урны.

Простыми словами это можно описать так – человека сжигали на костре, потом его обожженные кости очищали от угля и остатков вещей (или без этой очистки, с углями), переносили на другое место и там закапывали в землю, иногда предварительно сложив останки в глиняные сосуды.

Возможно, согласно своему представлению о загробной жизни, человек должен приходить в иной мир таким, каким был рожден на свет, в независимости от происхождения, заслуг и социального положения при жизни.
В загробном мире славянина в избытке ждало всё в чём он нуждается, поэтому брать вещи (в том числе оружие) из прошлого не требовалось.
Поэтому отсутствие вещей ( в т.ч. оружия) нельзя рассматривать для этих культур как признак бедности или отсталости.

К примеру, готы-вельбарцы не клали в могилы оружие вообще, но историк рискнувший утверждать, что готы были мирным безоружным народом, будет заподозрен коллегами в психических отклонениях.


Про Киевскую культуру, которую относят к венетам Тацита, Иордана и других античных авторов, мне бы хотелось поговорить отдельно, выдвинув кое-какие фантастические гипотезы. Поэтому текст приводить не буду. Вот в этой аудиолекции Радюш О. А. введет нас в курс событий.



Отмечу лишь, что у киевцев фиксируется значительное количество всадников. И выдвигаются предположение о сложении дружинной воинской организации:

«Находки богато украшенных шпор, плетей, ритонов, деталей конских уборов свидетельствуют также о сложении дружинной, «всаднической» культуры.» (И. Р. Ахмедов, А. М. Обломский, О. А. Радюш «КЛАД ИЗ СУЗЕМСКОГО РАЙОНА БРЯНСКОЙ ОБЛАСТИ»)

Поэтому мы пойдем дальше и рассмотрим славян с начала эпохи Великого переселения народов.

Для этого обратимся к известному археологу Мишелю Казанскому
М. М. Казанский
"Вооружение и конское снаряжение славян V—VII вв."


В данной работе будут рассмотрены археологические данные о вооружении и конском
снаряжении славян в V—VII вв.
Привлечен материал трех археологических культур, датируемых с конца IV — первой половины V вв. до середины — второй половины VII в.:
пражской (вместе с памятниками Нижнего Дуная ), несомненно, принадлежавшей склавинам письменных источников, т. е. собственно славянам, пеньковской, ассоциируемой с антами, и колочинской , которая пока не может быть надежно привязана к каким-либо этнонимам.

Возникает вопрос, всё ли найденное на славянских памятниках оружие связано с носителями именно славянских культур. Попадание «чужого» вооружения вероятно
для памятников, где есть следы военных действий. Речь идет об укрепленных поселениях
Хотомель, Зимно, Демидовка, Никодимово, где присутствуют явные следы их разгрома (6).
Но оружие, там найденное, дублируется, кроме специально оговоренных случаев (фактически только топор с городища Демидовка), на других памятниках, где следов военных действий нет.
(Прим.6 – Кстати не исключено, что вышеназванные укрепленные поселения погибли в результате внутренних столкновений между различными славянскими группами; по крайней мере, доказать обратное невозможно)

На многослойных поселениях, естественно, учитывались лишь достоверные находки V—VII вв., по крайней мере, так, как их определили исследователи данных памятников. Не выделяется «охотничье» и «боевое» оружие, поскольку такая дифференциация
для ранних славян V—VII вв. проблематична. Учтены все находки для такой категории, как топоры, поскольку последние имели универсальный характер использования.

Параллели для раннеславянских находок привлекаются почти исключительно с соседних территорий, с которыми славяне, безусловно, находились в контакте: Византия, кочевая степь, Аварский каганат, варварские королевства Среднего Дуная и Эльбы, лесная зона
Восточной Европы. В большинстве случаев по контексту находок невозможно уточнить
хронологию предметов вооружения, всаднической и конской экипировки. Благодаря привлечению внешних параллелей ясно, что эти вещи, за некоторыми исключениями, бытовали практически в течение всего изучаемого периода с V по VII вв.

Цитирую Казанского:

1. Копья и дротики

К дротикам отнесены все двушипные наконечники крупных размеров и черешковые
крупных размеров, поскольку их использование в рукопашном бою из-за слабости крепления к древку представляется маловероятным.
Втульчатые наконечники копий небольших размеров могли использоваться как в ближнем, так и в дистанционном бою.

1.1. Втульчатые копья с листовидным
пером и относительно длинной втулкой
(рис. 4: 7, 8, 11—18; 5: 16, 17; 16: 16—18;
18: 15, 41).

Это основной тип копий, представленных на раннеславянских памятниках.
Листовидное перо, чаще всего ромбического или линзовидного сечения, расширено ближе к основанию. Втулка и перо имеют сопоставимую длину. Общая длина этих наконечников соответствует 20—28 см, отдельные экземпляры могут быть короче, от 10 см (напр.
рис. 18: 15). Данные копья известны по всему изучаемому ареалу.
Некоторые из копий данного типа имеют довольно узкое перо, сравнительно широкую втулку и приближаются по морфологии к пикам (рис. 4: 7; 5: 14). Такие копья известны и в аварском контексте.

1.2. Копья с листовидным пером ромбического сечения, расширенным ближе к основанию, и относительно короткой
втулкой (рис. 5: 1—3; 18: 30).
Они известны на городищaх Зимно (кат. I.9.2) и Демидовка (кат. V.1.1). Они имеют перо ромбического сечения, с намеченным продольным ребром. Их длина 21—28,5 см. Судя по их размерам, эти копья предназначались в первую очередь для рукопашного боя.
Похожие копья имеются у сарматов в Карпатской котловине в эпоху Великого пе-
реселения народов, германцев Среднего Дуная, на территории Византии.

1.3. Копья-пики (рис. 5: 4; 16: 1—3; 18:
37).
Это втульчатые копья с узким подтреугольным пером линзовидного или ромбического сечения, иногда с ушком на втулке. Их длина 18—25 см. Исследователи полагают, что такие пики предназначены для конного боя и имеют в Европе восточное, может быть, аварское происхождение. В изучаемой зоне они известны на городище Зимно (кат. I.9.3) и на верхнеднепровских памятниках (кат. V.2.2; V.5.1).

Аналогии этим копьям известны в Аварском каганате
и у кочевников северопричерноморских степей. Встречены они и в ранневизантийском контексте, и у лангобардов в Италии. Похожие формы появляются и значительно севернее, например, у волжских финнов.

1.4. Профилированные копья типа Казакявичюс II
(рис. 16: 13; 18: 31—33).

Они известны только на верхнеднепровских памятниках (кат. V.1.2; V.2.3). Это копья с относительно короткой втулкой и листовидным
профилированным пером, довольно резко расширенным у основания. Их длина 20—26 см.
Характерные для балтов и прибалтийских финнов, а также для Скандинавии и европей-
ского Запада, они довольно редко встречаются восточнее. Назовем находки в контексте культуры Тушемля —Банцеровщина и на Сарском городище в междуречье Оки и Волги,
но, скорее всего, в последнем случае они принадлежат более позднему времени.

1.5. Втульчатые копья с длинной втулкой и коротким листовидным пером линзовидной формы
(рис. 5: 12, 13; 16: 14, 15; 18:38).

Пока такие наконечники найдены только на городище Зимно (кат. I.9.5), а также
на верхнеднепровских памятниках.
Они имеют перо, расширенное в средней части или у основания, линзовидного сечения. Длина сохранившихся экземпляров от 14 до 21 см. Такие копья мне известны
на территории Византии и у балтов.

1.6. Двушипные втульчатые дротики
(рис. 4: 6, 9, 10; 16: 4—6, 12; 18: 34—36).
Дротики с двумя шипами с довольно длинной втулкой, не менее двух третей от общей
длины, имеют размеры 17—30 см. Они представлены отдельными находками на территории пражской (кат. I.2) и колочинской (кат.IV.1) культур, но в первую очередь на верхнеднепровских памятниках (кат. V.1.3; V.2.4).
Втульчатые двушипные дротики известны на памятниках
лесной зоны Восточной Европы, в частности, в культуре Тушемля — Банцеровщина, культуре псковских длинных курганов, на памятниках т. н. удомельского типа, позднедьяковских памятниках, у восточных балтов на тер-
ритории Литвы и Латвии, волжских финнов. Подобное оружие встречается также в Византии

1.7. Черешковые дротики с листовидным пером (рис. 4: 2; 5: 5).

Они известны на памятниках пражской культуры (кат. I.10;
I.9.4). Их длина 15,5 и 17,6 см. Черешковые дротики с листовидным пером известны
также в зоне позднедьяковской культуры и на памятниках типа Тушемля — Банцеровщина.

1.8. Черешковые дротики с вытянутым наконечником прямоугольного сечения
(рис. 4: 3, 4).

Два дротика с вытянутым узким наконечником прямоугольного сечения найдены на памятниках Южного Буга (кат. III. 12.3;III.14). Они имеют черешок, превосходящий по длине наконечник, несколько расширенный к основанию. Общая длина — 17—19 см. Точные параллели мне неизвестны.

Рис. 4

Это сообщение отредактировал BlackIvan - 21.02.2019 - 06:49

Рис.5

Это сообщение отредактировал BlackIvan - 21.02.2019 - 06:50

Рис. 16

Это сообщение отредактировал BlackIvan - 21.02.2019 - 06:50

2. Топоры

2.1. Узколезвийные топоры с асимметричным лезвием
(рис. 6: 5, 7).

Этот вариант объединяет две находки из Верхнего Поднестровья и Румынской Молдовы
(кат. I.12.2; II.6). Их длина — 13—19 см. Оба топора имеют более или менее профилированный корпус, выраженные щечки у отверстия древка, выделенный плоский обухи узкое асимметричное, по отношению к оси корпуса, лезвие. Подобные топоры известны в византийском, а также в Аварском каганате, хотя последние менее профилированы. У дунайских славян такие топоры встречаются и позднее, в конце VII — VIII вв.

2.2. Узколезвийные топоры с симметричным лезвием
(рис. 6: 4).
Второй вариант представлен топором из Словакии (кат. I.20).
Он имеет несколько более широкое симметричное лезвие, щечки не выражены, обух
плоский, общая длина — 15,3 см. Топор напоминает меровингские топоры типа Хюбнер Е
(Hübener 1980: Abb. 22: 182), а также некоторые топоры населения лесной зоны Восточной Европы и германцев Среднего Дуная, хотя у топоров последних обушок шире

2.3. Узколезвийные топорики-чеканы
(рис. 6: 1, 2).
Один экземпляр (длина 9,5 см) с небольшим обушком, вытянутым корпусом
и узким симметричным по отношению к оси корпуса лезвием был найден на городище
Зимно (кат. I.9.8). Другой миниатюрный экземпляр (длина около 8 см) происходит с городища Хачки в Польше (кат. I.17.1). В отличие от зимновского экземпляра, он имеет вытянутый обушок. Чеканы, близкие по форме, известны в Аварском каганате.

2.4. Широколезвийные топоры с асимметричным лезвием
(рис. 6: 3).

Собственно, речь идет о миниатюрной копии (4,6 × 6,4 см), вряд ли имевшей практическое применение, с городища Зимно (кат. I.9.7).
Широколезвийные топоры, напоминающие находку из Зимно, известны у германцев Среднего Дуная

2.5. Узколезвийные профилированные «франциски»
(рис. 18: 26).

Один такой топор происходит с верхнеднепровского городища Демидовка, разрушенного в ходе военных действий (кат. V.1.5). Это топор длиной около 13 см, с узким изогнутым лезвием, слегка выделенными углами по краям рубящей части и довольно узким слегка выделенным обу хом. Изогнутая форма лезвия в сочетании с углами на окончаниях рубящей части позволяет причислить это оружие к числу франциск типа Хюбнер А, очень распространенных на Западе, но практически неизвестных в Восточной Европе. Их прототипы имеются в позднеримское время, однако основная масса находок относится к концу V — середине VI вв.

3. Клинковое оружие

Эта категория слабо представлена на славянских памятниках. Назовем прежде всего небольшую (дл. 6,3 см) железную массивную гарду (рис. 7: 5), может быть, от кинжала или короткого меча, обнаруженную на городище Велики Будки (кат. IV.13).
Клинковое оружие с массивной железной гардой («азиатского» типа по В. Менгину: Menghin 1995:165—175), распространяется в Европе в гуннское время, в то время как в Восточной Европе, Центральной Азии, Закавказье оно известно и ранее, в римское время.
Наличие на Будках колочинской керамики свидетельствует о принадлежности нашей гарды эпохе Великого переселения народов.

Сложнее определить культурную атрибуцию меча «понтийского» типа, с широкой бронзовой полой гардой, — случайной находки в Картамышево (рис. 7: 8).
Дата меча охватывает большой промежуток времени, от первой половины V по первую половину VI вв. Как раз в этот период в бассейне Псла происходит резкая смена этнокультурной ситуации: исчезают черняховские и постчерняховские памятники, так или иначе связанные с готами и их союзниками, и появляются славянские древности колочинской культуры; не исключено присутствие, хотя бы эпизодическое, и других групп населения (гунны, аланы и пр.). Поэтому связывать картамышевский меч с одной из них, например, со славянами, сейчас мне не представляется возможным.

На колочинском поселении Красное-4 (кат. IV.20) был найден бронзовый предмет, интерпретированный Андреем Михайловичем Обломским как фрагмент гарды меча или кинжала. Он имеет широкую овальную основу с отверстием в середине, с выемкой с одной стороны. От него отходит ромбический в сечении стержень, оканчивающийся шишечкой (рис. 7: 6). Точные параллели этому предмету для начала Средневековья мне неизвестны.

Обломок меча с выраженным долом и прямым переходом от черенка рукояти к лезвию был найден в ходе раскопок на городище Никодимово (кат. V.2.7) (рис. 17: 26). К сожалению, по сохранившемуся фрагменту трудно его отнести к какому-либо типу.

Единичной находкой, происходящей из погр. 114 моравского могильника пражской культуры в Пржитлуках, представлены скрамасаксы (кат. I.24) (рис. 7: 9). Это однолезвийное клинковое оружие общей длиной 39,5 см, с прямой рукоятью, расположенной в продолжении центральной оси клинка и со следами декора в виде «плетенки» на лезвии. Его меровингское происхождение а также дата (поздний VI — ранний VII вв.) подробно обоснованы Дагмар Елинковой. Показательно, что скрамасакс найден в ингумации, которые совершенно не характерны для погребального обряда пражской культуры. Поэтому вполне вероятным кажется предположение, что могила принадлежит какому-то «инородцу» (германцу?), интегрированному
в славянскую общину, оставившую могильник Пржитлуки.

Далее, упомянем две Р-образные серебряные скобы для крепления клинкового оружия к ремню (рис. 8: 1, 2) из клада в Мартыновке (кат. VI.1) на территории пеньковской культуры. Из того же клада происходят серебряная обкладка гарды меча или кинжала (рис. 8:3, 4), а также два цилиндра, сделанные из серебряного листа с напаянной рубчатой каймой (рис. 8: 5, 6), интерпретируемые Гали Федоровной Корзухиной как детали ножен (Корзухина 1996: 362). Впрочем, эти цилиндры могли принадлежать и какому-то другому предмету, вроде жезла или скипетра, найденного в «княжеском» кочевническом комплексе в Малой Перещепине, на Днепровском
Левобережье (т. н. могила Кубрата). Два ножа в ножнах, найденные в кладе на верхнеднепровском городище Никодимово (кат. V.2.8), возможно, выполняли боевые функции. Для одного из них, в деревянных ножнах, И. О. Гавритухиным из деревянных обломков, найденных поблизости, была собрана Р-образная скоба 11.
Кажется, самые ранние Р-образные скобы на ножнах клинкового оружия отмечены на кинжалах сасанидского происхождения, которые принято датировать поздним V — ранним VI вв.
В погребениях китайских вельмож такие скобы найдены в контексте 550-х — 580-х гг. Р-образные скобы от мечей и кинжалов широко распространены в Евразии.
Они хорошо известны у степных кочевников, в частности, причерноморских, и в Аварском каганате, а также у лангобардов Италии , апсилов на территории Абхазии, в Сасанидском Иране и т.д.

Рис.8

4. Лук

4.1. Костяные накладки на лук (рис. 6: 8).

Одна костяная накладка на срединную часть лука была найдена в постройке VI на пеньковском поселении Хитцы (кат. III.4) 12. Судя по характеру находок, данная постройка принадлежит ранней фазе поселения, скорее всего, гуннскому времени.
Луки с костяными накладками хорошо известны в Римской империи и в варварских королевствах, возникших в эпоху Великого переселения народов как на ее территории, так и в Барбарикуме. Костяные накладки на лук есть и в ранневизантийском контексте.
Однако лучше всего луки с костяными накладками представлены у степных кочевников, как гуннской эпохи, так и постгуннского времени, у населения Аварского каганата или в причерноморских и по-волжских степях.
Они также распространяются у других народов Центральной и Восточной Европы. Ярким примером тому являются погребение гуннского времени на могильнике Сингидун (Singidunum) IV, на территории современного Белграда, а также захоронение восточногерманского вождя постгуннского времени в Блучине, на территории Южной Моравии, и могила аламанского воинского предводителя позднего V в. в Эсслинген–Рюдерн (Esslingen-Rüdern) в Южной Германии.

В то же время подобные луки пока не известны у балтов и финнов лесной зоны. Наиболее вероятной является гипотеза о заимствовании славянами такого лука у степных соседей.

4.2. Колчанные крючки (рис. 6: 9, 10).

Колчаные крючки, найденные на славянских памятниках Подунавья и Карпатской котловины (кат. II.1; II.9.3), имеют довольно шиокую подпрямоугольную петлю (об идентификации таких предметов см.: Гаврилова 1965: 39; Распопова 1980: 74). Похожие колчанные крючки известны у кочевников Северного Причерноморья постгуннского времени, в Аварском каганате, у волжских финнов. Морфологически близкий колчанный крюк найден и в погр. 48—49 лангобардского некрополя Ночера-Умбра.

5. Стрелы

5.1. Втульчатые наконечники стрел и дротиков с листовидным или ромбическим пером, расширенным у основания
(рис. 9: 3—8; 11: 21—26, 29—33; 18: 15, 16).
У них перо, как правило, длиннее втулки, общая длина — от 6 до 15 см 13. Подобные стрелы хорошо представлены на памятниках пеньковской культуры, пражской культуры и Верхнего Днепра.
Наконечники этого типа известны в Восточной Европе уже в римское время в чер
няховской культуреВ V—VI вв. эти стрелы также хорошо известны у германцев на Дунаезатем они распространяются на Дунае в Аварском каганате. Такие стрелы представлены в ранневизантийском контексте.
Известны они и у волжских финнов (Петербургский 1979: рис. 10: 23), а также у лесного населения культуры Тушемля —Банцеровщина

5.2. Втульчатые ромбовидные наконечники с расширением в средней части
(рис. 9: 9).
Этот тип представлен находкой на поселении пражской культуры Городок
(кат. I.11).
Она имеет плоское перо, длина пера и втулки приблизительно равны, общая длина — 9,5 см.
Аналогии этим стрелам в V—VII вв. известны довольно широко. Они представле-
ны у восточных балтов на территории Литвы
(Казакявичюс 1988: 73, рис. 25: 10), у германцев на Дунае, в Аварском каганате, у волжских финнов

5.3. Втульчатые вытянутые узкие наконечники стрел (рис. 9: 2; 11: 27). Одна такая плохо сохранившаяся стрела происходит с поселения пражской культуры Дессау–Мозигкау
(кат. I.22.3).
Наконечник прямоугольного сечения, несколько короче втулки, общая длина
8,8 см. Другая стрела похожей формы, но с наконечником меньших размеров (6,4 см) и с более коротким пером, происходит с городища
Зимно (кат. I.9.11).
В качестве аналогий можно указать находки из ранневизантийского контекста на Дунае и Балканаха также некоторые наконечники из могильников Аварского каганата

5.4. Двушипные втульчатые наконечники стрел
(рис. 9: 10—17, 36—39, 41; 11: 34—36; 17: 17; 18: 8).
Эти стрелы обычно имеют довольно массивный наконечник и относительно короткую втулку, хотя представлен
и вариант с небольшим наконечником и длинной втулкой (рис. 9: 16). Общая длина — от 4,5 до 12 см. Такие стрелы неоднократно встречены на пражских, пеньковских, колочинских, в том числе верхнеднепровских памятниках.
Известны они и в византийском контексте германцев Среднего Подунавьяи бассейна Эльбы, в Аварском Каганате, у восточных балтов, в культуре Тушемля —Банцеровщина. Эти стрелы хорошо представлены в Восточной Европе уже в римское время. Предполагалось, что их распространение в лесной зоне Восточной Европы в VI—X вв. маркирует экспансию славян (Минасян 1978) Но втульчатые двушипные стрелы известны в лесной зоне Восточной Европы уже в римское время.

5.5. Втульчатые наконечники стрел с вытянутым пентагональным наконечником с наибольшим расширением у острия
(рис. 9: 1).
Один такой наконечник найден на Западном Буге на славянском памятнике VII—IX вв. Грудек-25 (кат. I.16). Он имеет длинное вытянутое перо пентагональной формы, ромбического сечения, острие прямоугольное в сечении, втулка короче пера, у перехода от пера к втулке имеется поясок гравированного декора. Общая длина сохранившейся части 12,2 см. Подобные стрелы, как показали польские исследователи, имеют аналогии в материалах раннеаварского времени и, видимо, отражают контакты славян с аварами. Предлагаемая дата — VI — начало VII вв.

5.6. Втульчатые трехлопастные наконечники стрел (рис. 10: 27, 28).
Это очень редкий для рассматриваемого времени тип (длина
около 5 см), представлен в колочинских древностях (кат. IV.17.6, IV.19). Исследователи затрудняются назвать их.

5.7. Черешковые наконечники стрел с листовидным или близким к ромбическому пером с наибольшим расширением пера ближе к основанию или у середины
(рис. 9: 19, 20, 23, 32; 11: 10—14; 17: 8; 18: 13, 39).
Такие наконечники, общей длиной приблизительно от 5 до 12 см, имеют плоское перо линзовидного сечения и относительно короткий
черешок.
Они довольно широко распространены в славянской зоне.
Подобные стрелы известны на ранневизантийских памятниках Подунавья и Балкан, у германцев Среднего Подунавья, восточных балтов, волжских финнов, носителей культуры Тушемля, культуры псковских длинных кур-
ганов, на памятиках т. н. удомельского типа, у причерноморских кочевников постгуннского времени, в Аварском каганате

5.8. Черешковые наконечники стрел с ромбическим пером (рис. 9: 27, 30, 31; 11: 9).
Они имеют плоское перо, расширенное в средней части, иногда ближе к черешку или к острию 14. Перо и черешок имеют примерно равные размеры, общая длина — 8,5—10,5 см.
Одна из стрел имеет перехват у черешка. Выделяется миниатюрный
наконечник из Селиште, длина которого всего 3,4 см (кат. III.17.2) (рис. 9: 27). Ромбические наконечники стрел встречены на памятниках пеньковской культуры, а также на городище Зимно пражской культуры. Аналогии им имеются на ранневизантийских, у восточных балтов, варваров Среднего Подунавья гуннского и постгуннского периодов, кочевников постгуннского времени), в Аварском каганате, а также в культуре Тушемля — Банцеровщина

5.9. Черешковые наконечники стрел с подтреугольним пером, расширенным
в основании
(рис. 9: 21, 22, 24, 25, 28, 29, 33, 34; 11: 15, 16, 18—20).
Эти наконечники имеют плоское перо, в одном случае с уступом у черешка, и относительно небольшой черешок, иногда с перехватом. Общая длина от 4,5 до 10,3 см. Известные мне экземпляры происходят с пеньковских памятников, а также с памятников пражской культуры или же с пражской керамикой на Нижнем Дунае. Как особый вариант следует отметить наконечник стрелы (длина 10,3 см) с пером вытянутой треугольной формы и утолщением на черешке с городища Зимно (рис. 11: 28). Параллели ему мне неизвестны.
Черешковые стрелы с подтреугольным пером представлены у причерноморских кочевников постгуннского времени, в Аварском каганате, у гепидов, у лангобардов, в Византии, носителей культуры Тушемля —Банцеровщина, культуры псковских длинных курганов, у волжских финнов
В позднеримское время такие стрелы известны в мощинской культуре

5.10. Стрелы с вытянутым черешковым наконечником прямоугольного сечения
(рис. 17: 10).
Мне известен лишь один наконечник такого типа, происходящий с городища Никодимово в бассейне Верхнего Днепра
(кат. V.2.12). При этом нет окончательной уверенности в его идентификации как наконечника стрелы. Например, в ранневизантийском контексте подобные изделия иногда интерпретируются как шилья или проколки

5.11. Черешковые двушипные наконечники стрел
(рис. 9: 17, 38, 40; 11: 8).
Они известны на памятниках пражской культуры (кат. I.1.4; I.6; I.9.17, 18), имеют сравнительно короткий наконечник и длинныйчерешок, расширенный ближе к наконечнику. Длина целиком сохранившихся экземпляров — 7—7,2 см.
Черешковые двушипные наконечники стрел известны в древностях лесной
зоны Восточной Европы уже в римское время. Они многочисленны в верхних слоях Дьяков ского городища, содержавшего находки, характерные для римского времени и начала Средневековья. В эпоху Великого переселения народов и в раннем Средневековье такие стрелы известны в культуре псковских длинных курганов, а также в ранневизантийском контексте и Аварском каганате.

5.12. Трехлопастные черешковые наконечники стрел
(рис. 10; 11: 1—7; 17: 1—7,9, 11—16, 18—21; 18: 1—7, 9, 10—12, 14).

Эти стрелы, связанные по происхождению с Центральной Азиейтипичны для степных кочевых народов.
В славянской зоне они хорошо представлены на памятниках всех трех культур: пражской, пеньковской, колочинской, включая и верхнеднепровские памятники. Размеры найденных здесь экземпляров варьируют от 4,5 до 13 см.
Стрелы гуннского времени (напр. рис. 10:1, 2, 29) характеризуются крупными размерами и наибольшим расширением в средней части наконечника, реже в верхней или нижней. Эти же типы продолжают существовать в степи и в понтийском регионе в шиповский период, то есть в середине V — середине VI вв.. Впоследствии появляются крупные «аварские» наконечники. Этот вариант 15 представлен экземплярами с наибольшим расширением пера в нижней части или же с пентагональной формой пера. Некоторые из них имеют уступ у черешка (напр. рис. 10: 8, 19, 22, 24) или отверстия в лопастях (рис. 10: 23). Также представлены стрелы с узким вытянутым наконечиком и с наконечником вытянутой треугольной формы (рис. 10: 6; 17:20, 21).
При рассмотрении трехлопастных наконечников надо четко различать два момента: их, несомненно, «степное», по крайней мере, южное происхождение как типа оружия и реальность принадлежности этих стрел на славянских памятниках каким-то кочевникам. Напомним, что трехлопастные стрелы хорошо известны в Европе уже с римского времени (Zanier 1988), их широкое распространение у разных народов Европы начала
Средневековья также является общеизвестным фактом.
Причем у славян и германцев V—VI вв. в контексте, исключающем случайное попадание, известны не только стрелы, но и костяные накладки на боевой лук, необходимый для запуска тяжелых стрел (см. выше).
Поэтому уже сама по себе широкая география распространения трехлопастных стрел в лесной зоне, вплоть до Псковщины, куда кочевники не добрались даже во времена монголо-татарского нашествия, исключает их жесткую привязкук каким бы то ни было группам степных воинов.
Трехлопастные стрелы в эпоху Великого переселения народов и в раннем Средне вековье хорошо представлены у восточноевропейских кочевников гуннского и постгунского времени.
Однако они хорошо известны и у волжских финнов, восточных балтов, носителей культуры Тушемля —Банцеровщина, в мощинской и дьяковской культурах, у германцев Среднего Подунавья. Трехлопастные стрелы довольно часто находят и в ранневизантийском контексте, особенно в Балкано-Дунайском регионе, а также в ранневизантийских крепостях Северного Причерноморья

Рис.9

Рис. 10.

Рис. 11 "Стрелы, найденные на городище Зимно"

6. Защитное вооружение

Находки защитного вооружения, точнее, его фрагментов, встречаются на раннеславянских памятниках крайне редко.

6.1. Панцыри
(рис. 7: 3, 4).
На колочинском городище Мощенка (кат. IV.10.1) найдена пентагональная панцырная пластина с тремя отверстиями для фиксации (рис. 7: 3).
Похожие пластины, но со скругленным концом, известны у населения Аварского каганата (Kiss 2001: Taf. 26: 3, 27: 1).
В более раннее время они представлены в вооружении римской армии (напр. Негин 2014: рис. 55).
В слое пожара на городище Хотомель (кат. I.1.3) обнаружены вытянутые прямо-
угольные панцырные пластины с отверстиями для крепления (рис. 2: 10—12; 3: 2; 7: 4).
Панцыри из удлиненных пластин в начале Средневековья хорошо известны в Византии, Аварском каганате, у восточно-европейских кочевников постгуннского времени

6.2. Кольчуги
(рис. 7: 1, 2).
Фрагменты
кольчужного плетения попадаются несколько чаще. Они известны на нескольких памятниках (кат. I.15; III.10; IV.10.2; IV.16.2, 3;
IV.17.2).
В варварском мире кольчуги в начале
Средневековья известны у кочевников гуннского круга, в Аварском каганате, у волжских финнов, гепидов, как в погребениях предводителей , так и, фрагментарно, в рядовых могилах Известны находки фрагментов и в погребениях среднедунайских лангобардов. Довольно хорошо фрагменты кольчуг представлены и в ранневизантийском контексте Балкан и Подунавь. Зато кольчуги на сегодняшний день не известны в древностях V—VII вв. в западной части лесной зоны Восточной Европы, в частности, у балтов и прибалтийских финнов. Особняком стоит находка кольчужных колец на поселении Юрьевская Горка в Удомельском поозерье. Эта находка отражает «южное», скорее всего, славянское влияние на военную технологию населения лесной зоны. Такая география распространения защитного вооружения в Восточной Европе позволяет прийти к выводу, что у славян оно появилось, скорее
всего, в результате контактов с южными соседями (Византия, кочевники, дунайские германцы).

6.3. Шлемы.
Сведения о находках шлемов в раннеславянском контексте крайне отрывочны. По сути, известно лишь о железном шлеме (?) из клада Колосково, который находчики клада выбросили в р. Оскол (кат. VI.2.2).

Рис.7
6.4. Щиты.
В погребении пражской культуры Клементовичи (кат. I.8.4) обнаружены
две заклепки с полусферическими шляпками (рис. 7: 7; 15: 3). Судя по размерам, они могут принадлежать умбону щита 17, но такое предположение в дальнейшем должно быть подтверждено другими подобными находками.

7. Снаряжение всадника и коня
В данной работе я не учитываю крупные железные пряжки, часто с вогнутыми сторонами, поскольку их функция в славянском контексте не ясна. За пределами славянских культур такие пряжки встречаются как в составе конского снаряжения, так и в костюме.

7.1. Шпоры
(рис. 12: 1—4; 17: 23—25; 18:17—23).
Последние представлены в колочинской и пражской культурах, но более всего
на верхнеднепровских памятниках

Шпоры с креплениями в виде отогнутых наружу крючков известны в Юго-Восточной
Европе уже в римское время, у даков, в I в.до н. э. и позднее, в постзарубинецком и черняховском контексте . Видимо, речь идет об общеевропейском типе, получившем довольно широкое распространение уже в римское время.


7.2. Удила с двучастными грызлами и кольцевидными держателями пса-
лий или колец от поводий
(рис. 13: 1, 2, 4, 6, 8—17; 17: 27, 28; 18: 24, 28, 29).
Они имеют штанги прямоугольного или округлого сечения, иногда сохранились кольца от поводьев.
Также единично представлены удила с витыми трензелями (рис. 13: 10). Эти удила известны для всех рассматриваемых здесь культур.
Подобные удила очень широко распространены в конце Античности и в начале
Средневековья повсюду в Европе. Они известны в ранневизантийском контексте.

7.3. Двучастные удила с восьмерковидными или удлиненными держателями псалий или колец поводьев
(рис. 13: 3,5, 7).
Они представлены находками на колочинском могильнике Лебяжье (IV.16.1),
в зоне пражской культуры на могильнике Велемичи (кат. I.7) и в кладе мартыновского горизонта в Гапоново, обнаруженном на колочинском поселении (кат. VI.3). Судя по находке в Гапоновском кладе, в славянском ареале такие удила могли иметь не только кольца для узды, но и стержневые псалии с загнутыми концами, типичные для эпохи Великого переселения народов и начала Средневековья. На территории Румынии, кажется, известны и прямые стержневые псалии с двумя перфорациями. Такие удила появляются в гуннское время и довольно широко распространяются в начале Средневековья. Отметим находки в Византии, в Аварском каганате, у причерноморских кочевников, германцев Среднего Подунавья, у волжских финнов

7.4. Трехчастные удила
(рис. 18: 25,27).
Они представлены только на верхнеднепровских памятниках (кат. V.1.10; V.5.5).
Их балтское происхождение в Восточной Европе представляется наиболее вероятным, при этом они имеются и у прибалтийских финнов, а также у скандинавов. В лесной зоне Восточной Европы за пределами балтского и прибалтийско-финского ареалов такие удила известны на поселении удомельского типа Юрьевская Горка

7.5. Костяные подпружные пряжки
(рис. 12: 6—9; 15: 2).
Они либо прямо угольные, либо двучастные с округлым или прямоугольным выступом. Происходят такие пряжки с памятников пеньковской (кат. III.11.4,
III.17.3) и пражской (кат. I.8.2) культуры. Костяные подпружные пряжки особенно характерны для степных кочевников, у которых они известны с гуннского времени и существуют в постгуннское время, в частности, в Аварском каганате и у степных кочевников Восточной Европы. Костяные пряжки известны и, например, у волжских финнов, а также в византийских крепостях Северного Причерноморья.

7.6. Пряжки с двойной рамкой.
(рис. 12:10).

На поселении пражской культуры Бернашевка (кат. I.14) найдена формочка
для изготовления пряжки с двойной рамкой. Предполагается, что такие пряжки являются
уздечными. Подобные пряжки известны в погребениях гуннского круга (рис. 12: 11, 12), в Воздвиженской (Здвиженское) и Курнаевке. Похожие пряжки были также найдены на территории Кабардино-Балкарии в погребении 118 могильника Зарагиж, относящемуся к V в. и на Среднем Дунае, в знаменитом погребении Унтерзибенбрунн (Untersiebenbrunn), первой половины V в. Известны они и в культуре псковских длинных курганов. Параллели таким пряжкам существуют в степном мире и позднее, в VIII—IX вв.

Рис.12 Предметы всаднического и конского снаряжения

Рис.13 Удила

Рис. 14 Элементы узды из клада Гапонов)
Рис. 15 Вещи из курганного погребения на могильнике Клементовичи

Продолжаю цитировать Казанского, идут его выводы:

"Приведенные выше археологические данные в целом подтверждают сведения письменных источников: небольшие копья, дротики и стрелы разных типов, предназначенные
для дистанционного боя, составляют основную массу находок оружия на раннеславянских памятниках. Ряд предметов вооружения, таких как большие копья, пики, клинковое оружие, основная часть малых копий и топоры, несомненно, использовались для
рукопашного боя, в случае близкого контакта с противником. Так, при описании морских
действий объединенных сил драгувитов, сагудатов, велегезитов, ваюнитов, верзитов и других славянских племен, под руководством Хацона напавших на Фессалоники в 620-е—
630-е гг., упоминаются мечи у славян (Чудеса Св. Дмитрия Солунского: II.1.189).
Вооружение, близкое раннеславянскому, а стало быть, и похожие способы ведения войны, имели в V—VII вв. и жители более северных территорий лесной зоны Восточной Европы, в частности, носители культур Тушемля — Банцеровщина, «позднее Дьяково» (Розенфельд 1982), длинных курганов (Kazanski 2007; Михайлова 2013),
Мощино (Никольская 1959; Воронцов 2012). Как и у славян, носителей пражской, пеньковской и колочинской культур, основу вооружения у лесных жителей составляли копья и дротики, лук со стрелами, реже топоры. Известны предметы конского снаряжения
и экипировки всадника, в частности, шпоры и удила. Впрочем, в этих лесных древностях
шпоры и двушипные дротики встречаются значительно чаще, хорошо представлены редкие для славян трехчастные удила балтского происхождения, а также предметы вооружения и конского снаряжения, явно заимствованные с Запада (Казанский 2008). В VI—VII вв. «западные» элементы вооружения, типичные для германцев, балтов, прибалтийских финнов и кельтов — шпоры, скрамасаксы, копья с небольшим листовидным или ромбическим пером и длинной втулкой, копья с профилированным пером, двушипные наконечники копий с длинной железной насадкой, щиты с металлическими умбонами и манипулами — у славян единичны или отсутствуют. Выделяется верхнеднепровская группа памятников с колочинской керамикой (кат. V), где хорошо представлены шпоры, известны трехчастные балтские удила, «лесные» втульчатые двушипные дротики, «западные» профилированные копья и даже топор, близкий франциске. Это подчеркивает особое место верхнеднепровских памятников в славянском контексте. В качестве «западного» элемента стоит вспомнить и меровингский скрамасакс из могильника пражской культуры в Пржитлуках (кат. II.24). Комплекс славянской воинской экипировки существенно отличается от вооружения
у их южных, западных и восточных соседей-варваров. Так, на юге, в кочевой степи, в гуннское и постгуннское время основной ударной силой были конные лучники, поддерживаемые тяжелой, «врубающейся» конницей (Kazanski
2012). Западные соседи славян, такие как дунайские и эльбские германцы и балты, на поле
боя выступали, прежде всего, как пехота, вооруженная копьями и щитами с металлическими элементами, у них большее распространение имело клинковое оружие (мечи и скрамасаксы у германцев, разные виды боевых
тесаков у балтов), щиты с металлическими элементами, а у германцев и шлемы, кольчуги и панцыри, конники чаще используют шпоры (Kazanski 2013). Что же касается северо-восточных соседей славян, волжских финнов, то у них основную массу войск составляла пехота, вооруженная копьями, топорами, клинковым оружием, но щиты с металлическими
элементами, как и шпоры, практически отсутствуют или единичны, меньше и метательного оружия для дистанционного боя.
Общеизвестно наличие у славян в VI—VII вв. отрядов конницы (Иванов 1996:
21; см. также Феофилакт Симокатта 1995:
VII.4.11 и комм. 120 на с. 59). Несомненно, конница была очень немногочисленной, поэтому она не часто появляется на страницах сочинений древних авторов.
Анализ сведений Прокопия Кесарийского об участии склавинов и антов в Готской войне, а также некоторые археологические находки на славянских памятниках (костяные накладки на лук, трехлопастные стрелы) свидетельствуют, по моему мнению, о наличии у славян отрядов конницы «степного типа», основную массу которой составляли конные лучники (см. по дробнее: Казанский 2005—2009). Об этом прямо говорит Велизарий, характеризуя действия гунно-антско-склавинского корпуса в боях под Римом в 536 г. Он утверждает, что почти все римляне и их союзники гунны являются хорошими конными стрелками. Конница готов расстреливается римлянами на безопасном расстоянии, а готские пешие стрелки не могут войти в боевой контакт с подвижной вражеской кавалерией (Прокопий 1950: I.27.26—29). Здесь мы получаем, что называется, из первых рук, да еще от ведущего военного специалиста, описание тактики конных гуннов, склавинов и антов в бою под Римом: бой ведут конные лучники, уничтожающие живую силу противника на дистанции. Скорее всего, именно у гуннов славяне переняли навыки стрельбы из лука с коня. Напомним, что, помимо трехлопастных стрел и накладки на лук, на славянских памятниках встречаются типичные в первую очередь для кочевников подпружные костяные пряжки и «азиатские» железные перекрестья клинкового оружия (см. выше). Примечательно и малое использование славянами (за исключением верхнеднепровского населения) шпор, практически неизвестных у степных народов. Итак, славянская конница по экипировке напоминала скорее азиатскую, чем европейскую. Отметим также, что большая часть находок трехлопастных стрел, костяных подпружных пряжек, а также «азиатская» гарда происходят из лесостепной полосы, там, где контакт кочевников со склавинами и антами был наиболее реален.
По Александру Константиновичу Нефедкину, славянские всадники в VI в. были, скорее, пехотинцы, ездящие верхом (Нефедкин2003: 80, 88), на манер петровских конных гренадер или драгун «Короля-Солнца».В VI в. так воевали мавританские мехаристы (Прокопий 2001: Война с вандалами) Возможно, нечто подобное существовало и у славян, однако такое предположение нуждается в доказательствах, поскольку никаких свидетельств древних авторов на этот счет не имеется. Тот же исследователь полагает, что конники сражались посредством метательных копий, что опять-таки никакими источниками для славян не подтверждается.
Благодаря сведениям древних авторов можно наметить определенную эволюцию
славянского войска. В начале балкано-дунайских войн славяне, как уже говорилось, выступают как легкая пехота, предпочитающая «партизанскую» войну. Но позднее, в 584 г., Иоанн Эфесский, описывая последствия нашествия склавинов на Балканы в 581 г., сообщает, что они приобрели «табуны лошадей и много оружия. И они выучились воевать лучше чем ромеи, [они], люди простые, которые не осмеливались показаться из лесов и защищенных деревьями [мест] и не знали, что такое оружиe, кроме двух или трех лохиндиев, а именно это — метательные копья» (Иоанн
Эфесский 1994). Кажется, начало 580-х годов является временем радикальных перемен
в военном деле славян. Вне всякого сомнения, включение карпатских и дунайских склавинов в военно-политическую орбиту Аварского каганата существенным образом повлияло на военное дело у славян (Казанский 2011). В результате этого воздействия и других факторов славянское войско ко второй половине VII в. существенно изменилось по сравнению со временами Прокопия и Маврикия. Особенно интересно с этой точки зрения описание осады Фессалоник объединенными силами ринхинов, стримонцев, сагудатов, драгувитов и других славянских народов в 670-е гг.(Чудеса Св. Дмитрия Солунского: II.4).
В штурме Фессалоник в 677 г. участвуют лучники, щитоносцы, легковооруженные части, копьеметатели, пращники, манганарии, т. е. персонал осадных приспособлений (Чудеса Св. Дмитрия Солунского:
II.4.281). О. В. Иванова отмечает, что термины в тексте, определяющие лучников и легковооруженные части, фактически означают одно и то же — стрелков из лука (Чудеса
Св. Дмитрия Солунского 1995: комм. 175).
В этом случае ударные части славян делятся на четыре категории: лучники, пращники,
щитоносцы, копьеметатели, при этом щитоносцы противопоставлены легковооруженным лучникам. Скорее всего, воины с разными видами вооружения формировали отдельные отряды — выпускать в бой разномастно вооруженных людей единым скопищем просто бессмысленно. Из текста мы узнаем также, что пращники и лучники под час действовали с осадных передвигающихся башен (Чудеса Св. Дмитрия Солунского:
II.4.272). У славян в 677 г. на вооружении были не только копья, луки со стрелами, пращи и щиты, но и мечи, которые они сами изготовляли (Чудеса Св. Дмитрия
Солунского: II.4.271). Наконец, при описании связанного с этой осадой похода ромеев на славян-стримонцев в 678 г. прямо упоминаются славянские гоплиты, т. е. тяжеловооруженные воины, которых перебили ромеи (Чудеса Св. Дмитрия Солунского: II.4.279; см. подробнее о славянском панцырном)

Итак, намечается два этапа развития боевого комплекса у славян в VI—VII вв.:
1) до 580-х гг. — основную массу славянского войска составляет легкая пехота, вооруженная дротиками, луками со стрелами и щитами, использующая, в основном, «партизанские» методы войны. С 530-х гг. у славян известны отдельные группы профессиональных воинов. Это верховые лучники «гуннского типа» на службе у ромеев во время Готской войны в Италии (Казанский 2005—2009) или конные дружины, совершившие набег на Балканы в 550/551 г. (Иванов 1996).
2) 580-е-670-е гг. — наряду с легкой пехотой все чаще фигурирует войско, экипированное профессиональным оружием, таким как мечи или кольчужное и панцырное защитное вооружение («гоплиты»). Это оружие требует навыков обращения с ним, которые вырабатываются только в профессиональной среде, т. е. в постоянных дружинах или на службе в византийской армии."



Как видим, археология славянских культур 6-7 вв. н.э., даже в случае с безинвентарным погребальным обрядом, находит аргументы для подтверждения гипотезы о достаточно высоком и разнообразном военном искусстве склавен и антов.
Конечно, тот же Казанский осторожен в своих высказываниях, синхронизируя их с письменными источниками и старается не выходить за рамки традиционного мнения о славянах.
Но можно предположить, что славяне находясь между кочевниками, германцами, балтами и финнами выработали еще до начала ВНП собственную универсальную тактику, которую можно с успехом применять как против конницы в степи, так и против пехоты на лесных опушках.
Тактика представляла собой плотный пеший строй (первые ряды), укрывшийся за большими щитами и выставивший копья и пики (поз.1.1.).
Из-за этой стены щитов во врага летели дротики и стрелы, в т.ч. с тяжелыми бронебойными трехлопастными наконечниками. Конница была не только вооружена дальнобойными степными луками, но и пиками (поз 1.3.) для ударного тарана с флангов.
Также для прорыва вражеских порядков и штурма стен имелись защищенные доспехами пехотинцы-гоплиты, вооруженные копьями (поз 1.2.), топорами, чеканами и мечами.
Роль гоплитов роль при необходимости могли выполнять спешенные всадники.


Второй кит взят на прицел. Гарпунщик уже замахнулся и ждет команды. И с каждой новой находкой археологов, момент броска неизбежен.

Третий кит это геология и вытекающая из неё металлургия. Кит скользкий, плохо изученный и поэтому трудно берущийся на прицел.


Честно признаюсь, этот аспект проблемы для меня наверно самый затруднительный.
Но вопрос - откуда у славян оружие, если не было железных руд в лесной зоне Русской равнины? - вполне справедливый.
Одним импортом решить задачу построения боеготовной и эффективной армии не решить. И если малочисленные клинки, защитные доспехи для элитных подразделений можно импортировать, то массовые закупки расходного материала - наконечников стрел, дротиков и копий - требуют больших материальных затрат и сложной логистики. Без собственной производственной базы обойтись не представляется возможным.
И такая база у ранних славян была

М.А. Обломский «Колочинская культура» 2010г.:

"Обнаруженные на памятниках колочинской культуры инструменты предназначены для занятий цветной металлургией, обработки металлов
и дерева, ткачеством.
Прямые сведения о производстве железа отсутствуют, а данные о металлобработке скудны.
Немногочисленные анализы предметов из черного металла колочинских памятников Днепровского Левобережья позволили В.Д. Гопаку сделать вывод, что основная масса орудий труда
изготавливалась из кричного железа, а сталь и пакетный металл применялись крайне редко (Гопак, Горюнова, 1991, с. 244). Л.С. Розановой и
Н.Н. Тереховой проанализированы 40 предметов различного назначения с памятников Верхнего Поднепровья третьей четверти I тыс. н.э.
Они ошибочно были отнесены к днепро-двинской культуре, которая к этому времени уже давно прекратила свое существование.
Два памятника из семи, с которых происходят отобранные для исследования вещи, относятся к колочинской культуре (Близнаки и Демидовка).

Большинство предметов изготовлены из высокотвердого железа, 32,5% – из пакетного металла, состоящего из нескольких полос железа и стали.

Вещи, откованные из качественной стали, редки.

Единичны предметы, где наблюдается наварка стального лезвия на железную основу и термообработка.
Железо отличается высокой твердостью, что связано со значительным присутствием в металле фосфора (Розанова, Терехова, 1997, с. 130-132).

Анализ нескольких ножей из поселения Нисимковичи-2 около Гомеля выполнил М.Ф. Гурин.
Они оказались цельножелезными (Макушников, 2009, с. 19).

Кроме тигля из Демидовки, о плавке и обработке цветных металлов свидетельствует клад, обнаруженный на поселении Большие Будки
(Хутор) в верховьях Псла.
Он относится к первой группе днепровских по О.А. Щегловой (типа Мартыновского), но оригинален по составу.
Практически все предметы из серебра, бронзы или латуни, которые из него происходят, представлены обломками, в том числе смятыми или свернутыми для компактности.
В состав клада входило множество нашивных бляшек из свинцово-оловянистого сплава и его слитки (Горюнова, Родинкова, 1999, рис. 47-49).
Клад, скорее всего, представляет собой комплекс мастера-ювелира.
Косвенно о наличии собственного производства украшений в лесостепном и лесном Поднепровье свидетельствуют наблюдения о локальном распространении некоторых типов вещей, правда, их ареалы не совпадают полностью с территориями археологических культур и определяются, видимо, другими законами.
Особый очаг верхнеднепровского ювелирного искусства
выделил А.К. Амброз.
Из находок на колочинских памятниках он относил к изделиям мастера (или мастеров этой школы) пряжку из Демидовки и пластинку из Посудичей (Амброз, 1970).
Позже к этому кругу была причислена т.н. фибула из могильника Картамышево-2 (см. выше). Анализ ареалов ранних вещей круга «древностей антов» показал, что многие изделия имеют
локальную днепровскую специфику (Гавритухин, Обломский, 1996, с. 22-36).

Несколько слов о торговле. Недавно М.М. Казанский опубликовал монографию, в которой высказал гипотезу о широком вовлечении населения лесной зоны Восточной Европы в раннем средневековье в торговлю мехом.
Основой для того утверждения послужили сведения письменных источников и распространение украшений, связанных с культурой элиты общества
(Казанский, 2010).
На территории колочинской культуры предметов, которые можно было бы достоверно отнести к числу импортных, крайне мало.
Это – стеклянные бусы, в т.ч. и происходящие из «антских» кладов. Янтарные бусы, которые также встречены в этих комплексах, могли изготавливаться на месте.
Об этом свидетельствуют материалы городища Никодимово, где обнаружены как готовые бусы, так и куски янтаря. Импортным был сам янтарь, который по
химическому составу сходен с прибалтийским.

О.М. Приходнюк «Пеньковская культура»

"Металлургические
горны

На территориях,занятых пеньковской культурой известны многочисленные поселения со следами железоделательного
производства. Там обнаружены горны и найдены железные шлаки.
Отдельные домницы, располагавшиеся на окраине поселений, раскопаны в Сушках, Губнике, Семенках, Ханске II и других местах
Это небольшие овальные или почти круглые в плане печи с суженной
Верхней частью, сделанные из огнеупорной глины с примесью песка.
На поселении Хуча железоплавильный горн размещался внутри полуземлянки No4 размерами 4,8х3м и глубиной 0,45- 0,5м от современной поверхности
Поскольку в постройке бытовая печь отсутствовала, то вполне возможно, что эта полуземлянка была ремесленной мастерской по выплавке железа, хотя могла использоваться и для других ремесленных работ.

Среди разрозненных следов металлургического производства у племен пеньковской культуры выделяется Гайворонский металлургический центр, исследовавшийся Бугской экспедицией Института археологии АН УССР в 1960-1961 гг. под руководством В.Н. Даниленко и В.И. Бидзили.
Он расположен на безымянном острове Южного Буга между селами Солгутови и Гайворон.
За два археологических сезона там раскопано 3000м площади и обнаружено 25 производственных печей, размещавшихся по 2-3 месте. По функциональному назначению они делятся на агломерационные(4), в которых проходил процесс обогащения руды, и горны для выплавки железа (21).
Первые – овальные в плане размерами 1,2х1,4м.
Их поды наклонены к устью и припечной яме.
Все горны из Гайворона глинобитные, наземные, шахтового типа.
Они круглые или овальные в плане с внешним диаметром 0,4-0,45м.
Отдельные сохранились на высоту до 0,6м.
В домницах были сделаны устья шириной около 20 см, в некоторых
Из них сохранились отверстия-люфты диаметром около 2,5см, размещавшиеся на высоте 30-35 см от основания.
Внутри печей стены покрыты накипами шлака.
Среди исследованных горнов: 16 – с цилиндрическим колосником и
устьем на уровне древней поверхности; 3 –е устьем, сделанным из
двух поставленных на ребро каменных плит; 2-е каменными цоколями в основании. Похожие домницы открыты в Чехословакии.
Кроме производственных комплексов в Гайвороне обнаружено
несколько круглых ям, в которых хранились запасы руды. Недалеко
от объектов Гайворонского центра найдена лепная пеньковская керамика, железные ножи, серебряная подвеска пастырского типа и т.д."


Итак, археология подтверждает металлургические технологии в ареале раннеславянских культур.
Вполне возможно, что колочинцы и пеньковцы сами изготавливали оружие, добывая, обогащая болотную руду и выплавляя из неё железо. Руды и топлива (древесина) у них под рукой было много. Технология подробно описана Колчиным Б.А. в «Черная металлургия и металлообработка в Древней Руси (Домонгольский период)»

Следует обратить внимание, что металлургические исследования и гипотезы по существующим в прошлом технологиям в части славянам строятся на основе редких археологических находок.
Погребальный обряд, как уже говорилось, не способствовал обилию материала для изучения.
Другие же находки связаны либо с разоренными поселениями или со случайно утерянными вещами.
Спрятанных от чужого взгляда кладов найдено очень малое количество (но выпадение кладов увязывается обычно с какими-то кризисами, поэтому считается - чем меньше кладов, тем спокойнее и стабильнее была жизнь).

Металлические изделия в повседневной жизни высоко ценились в то время. Поэтому при разграблении захваченного городища враги выгребали все имеющую хоть какую-либо ценность.
И лишь немногие экземпляры самого плохого качества могли быть брошены в кучу горящего мусора.
Так же с бытовыми потерями.
Навряд ли бы ценную вещь упавшую в траву или воду не отыскали бы, а на расхожий материал – подняли руку верх и на выдохе с характерными словами опустили.
Так что тут тоже исследователи зажаты в рамки объективной реальности, изучая то, что есть.
Но возможность изготавливать массовое оружие у славян была, как ресурсная, так и технологическая.

Импорт от соседей был наверно связан больше с клинковым оружием из юго-восточных (Причерноморье, Крым, Кавказ, Персия) и западных территорий (Византия, Германия).
Находки украшений (и ювелирных мастерских в том числе) говорят о достатке славянской знати, о их финансовых возможностях.
Так почему бы не прикупить себе забугорных клинков, как соседи – окские финны.

У финнов на Оке мечей в погребениях 3-7 вв. н.э. выявлено больше чем в Гнездово, и в количестве лишь примерно в 2 раза уступающим находкам клинков в ареале Черняховской культуры:

[Ахмедов, 2014б]

И торговля у рязанских финнов с той же Византией шла через пеньковцев и колочинцев:

[Ахмедов, 2016а, б]

С Причерноморьем и Крымом торговые связи финнов тоже бы не избежали транзита через славянские земли.
Да и транзит через финнов к славянам из Персии и Кавказа по Волжско-Каспийскому пути исключать нельзя.

Также логично предполагать наличие у славян трофейного оружия после походов на Балканы и дальнейших миграций по Восточной Европе.

Думаю, что и третьего кита мы одолеем со временем окончательно. Будут еще находки, будут и новые старые технологии.

Я уже слышу как диск земной уходит из под ног призрака безоружного раба. Скоро он развеется как утренний туман, как уже происходило с миражом создания государства русского для славян скандинавами.

Это сообщение отредактировал BlackIvan - 21.02.2019 - 08:02

Славяне на ранних этапах своей военной истории находились на уровне ничуть не ниже остальных народов, которые в ходе Великого переселения народов разгромили всемогущую Римскую империю.
И это доказано историей - находясь в перманентном состоянии отражения угрозы из Великой Степи, славяне сумели основать собственное государство, и отстояли свой суверенитет перед неоднократным "натиском на восток" с Запада.

Славяне никогда не были мальчиками для битья! И не будут!



Всех с Днем Защитника Отечества!!!!

Это сообщение отредактировал BlackIvan - 21.02.2019 - 08:14

Весна - период обострения у шизофреников.
Всё пройдёт.

Про белоснежные льняные рубахи на заглавной иллюстрации очень хорошо поведал Павел Сапожников

не диванный реконструктор

А зачем на последней картинке мужик торс оголил?

ТС, а чо начоло не по-француски?

У Кинчева это всё короче получилось

Но в наших венах кипит
Небо славян

Всегда относился с большим подозрением к границам стран на картах древнего мира...