209
Дабы поддержать друга и подстегнуть его к писательству представляю на ваш суд отрывок из пережитого им.
Пролог.
Buenos días, su documentación, por favor . Эта на первый взгляд простая фраза, произнесенная мужеподобной барышней из Mossos d'Esquadra , таила в себе такую огромную силу, которая в какую-то долю секунды пробудила во мне совершенно незнакомые эмоции, вся моя предыдущая жизнь за одно мгновение пролетела перед моими глазами и я понял, что упал в пропасть. А как бы отреагировали вы, являясь действующим сотрудником милиции и только что остановленным по подозрению (и не безосновательно) в совершении преступления в стране, о которой вы имеете смутное представление?
Но начнем по порядку. К началу 2000 годов, в свои 28 лет я руководил занимательным подразделением, которое боролось с преступлениями в области компьютерной безопасности, назовем это так. К тому моменту я занимался оперативной работой более 4 лет и успел уже приобрести все возможные «профессиональные» болезни среднестатистического сотрудника милиции такие как коррупция во всех ее возможных проявлениях и безразличие к тем людям,, которые попадали в жернова управляемой мной милицейской «машины». В общем, мент обыкновенный, каких тысячи, с одной лишь непонятной склонностью к приключениям, выходящим за рамки. Рамки чего? Рутины и обыденности, наверное. И я делал успехи в этой профессии благодаря, видимо, этой склонности к авантюризму и тому, что я мыслил как преступник, коим и являлся, только как бы в погонах, т.е. практически недосягаемый и ненаказуемый.
Конечно, в основном в наши ментовские сети попадались разные несчастные, которые в силу обстоятельств совершали деяния, запрещенные УК, но иногда встречались и настоящие преступники. Так судьба меня свела с неким Серго, армянином, водящим дружбу с грузинскими «ворами», профессиональным мошенником, начавшим свою карьеру еще во времена «березок и чеков». Моя попытка пристроить его на нары закончилась неудачно и немного позже я предложил ему выехать в одну солнечную европейскую страну, дабы не светиться дома, для обогащения наших карманов путем совершения мошеннических операций с поддельными пластиковыми картами. И он и я были в «теме» этого преступления, но у меня были технические познания, а у него опыт обмана людей и вместе мы получали весь преступный конвейер от начала и до конца. Встретившись в Барселоне в последних числах августа мы взяли машину напрокат и отправились в Андорру, осуществлять наш преступный замысел. Два дня мы ходили по дорогим магазинам и приценивались, мне не терпелось начать, но Серго сказал, что обманывать нужно красиво и необходимо долго ходить и прицениваться, знакомиться с продавцами итп, а потом быстро всех «окучить». В конце второго дня он сказал, что с утра нужно ехать в Барселону, встречать его друга. Этот момент мы с ним не обговаривали раньше, но что делать, нужно так нужно. Прилетел некто Боря и как оказалось, он привез необходимые Серго поддельные документы и карточки. Втроем мы вернулись в Андорру и в оставшиеся 2 дня «натырили» вещей тысяч на 100 евро. В ночь на 4 сентября мы вернулись обратно в Испанию. Серго предложил ехать сразу в аэропорт, а я настоял вернуться туда, где мы взяли в аренду машину и где был заранее снят номер в отеле. Не знаю почему, но он поддался. Переночевав в Тоссе де мар, мы с Серго занимались упаковкой вещей, а Борис играл с купленной видеокамерой. Тут-то у Серго и возникло странное чувство опасности, которое заставило его наорать на Бориса и суетливо засобираться, никому ничего не объясняя. Пришел рисепсионист и попросил нас покинуть номер, не сильно вдаваясь в подробности почему. Я вышел первый, с чемоданом и сумкой, сказав Серго, чтобы он расплатился и забрал мои документы с ресепшена. Я шел вдоль отеля к машине, но тут передо мной возникла пара полицейских и началась история, описанная в самом начале, которая длилась почти 6 лет и изменила всю мою последующую жизнь до неузнаваемости.
Ч.1. Задержание, комиссария, суд.
Я повернулся в сторону выхода из отеля, увидел Серго и Бориса, приближающихся ко мне и сказал наиболее емко описывающую всю ситуацию фразу -«ребята, пи..ец». Они все поняли. Борис попытался скинуть карту местности с прочерченным на ней маршрутом нашей поездки, но полицейские внимательно за нами наблюдали и дело не выгорело. Нас заковали в наручники, и после непродолжительных расспросов на ломаном английском усадили на заднее сиденье полицейской машины и повезли в комиссарию.
-Боря, там у меня сзади, за ремнем, лежит лопатник с паспортом и карточками, - сказал Серго, - достань его. Боря долго крутился, но ему удалось его вынуть. Серго порвал как мог паспорт, поломал карточки и спрятал все это в щель между передним сиденьем и защитным кожухом. Я сидел в полном шоке, не понимая, как вести себя дальше. Минут через 10 машина въехала на огороженную территорию комиссарии, нас высадили и провели внутрь. Минут через 5 с нас поочереди сняли все, чем мы могли бы нанести себе увечья, отобрали все личные вещи и поместили в отдельные камеры – о Боре мы больше не слышали, а нас двоих поместили в одиночные камеры, находящиеся не далеко друг от друга, так, что мы могли переговариваться. Моя камера была метра 3 на два, свет горел круглосуточно, слева находилась то, что у нас называется шконка из бетона, сверху накрытая матрасом из синей клеенки, за шконкой туалет типа очко, дверь из камеры раздвижная, целиком из железных прутьев. Минут через 10 пришли 3 полицейских и досконально меня обыскали и все. Ни криков, ни битья, ничего вообще. Минут через тридцать, полицейская, дежурившая в этот момент в коридоре, подошла к решетке камеры и спросила, хочу ли я кофе. Вот сука, подумал я, еще и издевается и не без злорадства ей ответил – да, с молоком. Она ушла, а минут через 5 вернулась со стаканчиком с кофе с молоком. Ее лицо выражало полный пофигизм ко мне лично и к происходящему, она просто выполняла свою работу. Время шло медленно, из-за отсутствия в камере окна было непонятно день на улице или ночь, что происходит и закончится ли это. Время от времени я плакал от жалости к себе и от того, что моя жизнь дала такой неожиданный поворот или метался по камере из угла в угол. Ближе к ночи нас начали водить по очереди на допрос, где мы несли полный бред лишь бы как то себя выгородить, нас внимательно слушали и ловили на несоответствиях, но без особого рвения и желания сломать нас. К этому времени у нас уже присутствовал бесплатный адвокат и переводчик, но общаться нам с ними не давали, они только участвовали в допросе. Пару раз в день нам давали по бутерброду из микроволновки и по стаканчику воды. К середине третьего дня нас погрузили в разные машины и куда то повезли. Только тогда мы с Серго узнали, что с Борей все в порядке, его просто содержали в другом крыле. Я просидел в машине на жаре более 3 часов пока очередь дошла до меня. Оказывается, они проводили обыски в тех гостиничных номерах, которые мы занимали. Такого шоу я не видел за все годы моей работы оперативником. Руководил обыском судья, он же в Испании ведет следствие. Не следователь, как у нас, а именно настоящий судья. Так вот, помещение номера было разобрано полностью, включая унитаз и краны. Обыск в помещении 15 кв.м. длился часа полтора, причем не писанины, а реальных поисков. Все найденное было аккуратно упаковано в полиэтилен, что бы потом можно было пальцы откатать, и увезено в «закрома». Я тщетно пытался уговорить переводчицу позвонить мне домой в Россию и известить родственников о случившемся, она отказалась наотрез. По окончании мероприятия нас вернули в комиссарию, а часов в 9 вечера повезли на суд, как нам пояснили. Что происходило на заседании мы не особо поняли, для нас переводились только адресованные нам вопросы, коих было совсем немного. Мы, как водится у нашкодивших мальчиков, попросили дядю не арестовывать нас и далее нас вывели ожидать в соседнее помещение. Минут через 10 пришел наш адвокат и через переводчика сообщил, что он бился как лев, но судья нас арестовал до суда, вручил нам под роспись auto de prision provisional - типа добро пожаловать в тюрьму. Это известие вызвало у нас истерический смех, видимо, таким образом выразился наш трехдневный стресс и Бог весть еще что. Полицейские были явно удивлены нашей реакцией. У испанцев принято в эти моменты рыдать и рвать на себе волосы, а мы смеялись. Этим мы заслужили намеренно грубое отношение к себе с их стороны во время перевозки в тюрьму, но без рукоприкладства. В районе 1-2 ночи нас привезли в тюрьму. Пока мы находились в комиссарии, в одной из соседних камер «очутился» русскоговорящий. От него мы узнали, что у нас, в случае ареста, есть два варианта: или тюрьма “Modelo” в Барселоне, или тюрьма в Жероне. Это так называемые тюрьмы priventivo . Вторая, с его слов, была поспокойнее, а из первой выходили побыстрее. Нам досталась Жерона.
Ч.2. В Жероне.
Открылись решетчатые ворота и мы оказались во внешнем дворе тюрьмы. Нас высадили из машины и полицейский почему то заговорил с Серго, самым старшим из нас. На ломаном английском он спросил его имя, Серго ответил, а полицейский ему сказал, что по- испански его теперь зовут maricón . Мы ничего не поняли из сказанного и через минуту уже стояли перед огромными железными воротами здания тюрьмы. Через них мы попали в длинный коридор и оставили закрытыми в небольшой комнате сразу у входа. Через некоторое время нас стали выводить по одному. Я оказался последним, от страха меня отчаянно трусИло. Как я узнал потом, мы находились в административной части тюрьмы. Это был широкий двухэтажный коридор длиной метров 50 с помещениям по обе стороны. Минут через 15 охранник вывел меня из этой комнаты и провел в другую. Помимо сопровождающего меня, там находился еще один охранник, постарше. В спокойной форме меня жестами попросили раздеться, тщательно обыскали мои вещи, дали одеться, вручили полиэтиленовый мешок с тремя рулонами туалетной бумаги, тремя безопасными бритвами, кремом для бритья, расческой, пластиковым стаканом и пятью презервативами и повели собственно в камеру. В другом конце коридора находилась также огромная железная дверь, за которой и находились жилые модули. Т.к. была уже ночь разглядеть я ничего не мог. Меня провели на 2 этаж и поместили в камеру с тремя шконками . В тот момент я ужасно боялся того, что меня ждало за этой дверью, но там никого не было, меня оставили одного. Один на один со своими мыслями и чувствами, с железной дверью, с зарешеченным окном. Все удобства находились внутри, так что я умылся, побрился, лег и погрузился в спасительный, но беспокойный сон, в душе надеясь, что вот-вот я проснусь и этот кошмар исчезнет. Но не тут-то было…
Проснувшись утром я убрал шконку и сел созерцать происходящее вокруг. Тюрьма оживала. Клацали замки камер, какие-то люди за дверью ходили туда-сюда, слышалась чужая непонятная речь. Часов в 9 дверь открылась и на пороге возник человек с завтраком- стаканом кофе и булочкой. Я позавтракал без аппетита и продолжал вслушиваться в происходящее. Через пол часа человек вернулся и спросил, может я еще хочу кушать. Не зная как вести себя, я на всякий случай отказался. Дверь закрылась и я опять остался наедине с самим собой. Часов в 12 пришел охранник и сказал, что я имею право позвонить семье. Меня отвели в административный коридор, в конце которого находился таксофон, дали карточку на 6 евро, спросили номер куда я буду звонить и ожидали рядом. Я позвонил жене, сообщил ей новости, о которых она уже и так догадывалась, дал первоочередные указания. На этом мой звонок прервали и отвели обратно в камеру. Место, где я содержался, называлось modulo de ingresos . Это аналог нашего карантина, где содержат людей несколько дней до перевода их в общий модуль. Было трудно понять который час шел, т.к. часов не было, а нахождение в таком маленьком закрытом помещении путало обычное представление о течении времени. Часа через 2 принесли довольно приличный обед. Еще через пару часов дверь открылась и охранник жестом пригласил меня на выход. Мы спустились на первый этаж и там я к своей радости встретил Бориса и Серго. Как никак они теперь, в силу обстоятельств, становились для меня самыми близкими людьми. Будучи друзьями между собой и зная мое милицейское происхождение, они держали меня на расстоянии. Я поинтересовался что и как, т.к. по их поведению было понятно, что они навели уже какое-то «движение» и ориентируются в происходящем. Мои товарищи по несчастью были ранее судимыми в России, и происходящее им было по смыслу не ново. Я же по своему опыту знал только «внешнюю» сторону тюрьмы. Мне ничего вразумительного не объяснили, только то, что нас привели на осмотр к медику и что здесь есть пара русскоговорящих ребят и они им переводили при осмотре. Я оказался последним и на меня переводчика не хватило, почему-то, так что пришлось на пальцах объясняться, но доктор сильно не морочился, посмеялся, что то написал и отправил меня обратно к тому месту, где стояли ребята. Это было помещение площадью метров 30 с множеством дверей по периметру и большими воротами, ведущими в административный коридор, через который меня привели ночью. Рядом с этими воротами находился «аквариум» - помещение, где находились охранники. Его местоположение позволяло наблюдать практически любое место тюрьмы, и там же находились камеры наблюдения внутреннего периметра. Хотя рядом с нами и не стоял охранник, за нами постоянно наблюдали - новички всегда объект пристального внимания, т.к. охранникам нужно понимать что от нас ждать, для своей же собственной безопасности, прежде всего.
Вскоре нам сказали подняться в ingresos, забрать оттуда матрасы и белье, на которых мы спали и следовать в жилой модуль, куда нас провел охранник и сопровождавший его паренек. Модуль представлял из себя коридор с 10 камерами, расположенными по одной стороне. Наша была последняя. Паренек, сопровождавший нас, как оказалось, жил в ней, звали его Антонио. К моей радости нас всех поселили вместе. В наших тюрьмах подельников обязательно рассаживают по разным камерам и то, что нас оставили вместе озадачило меня, т.к я знал как работает эта система – подельников не содержат вместе во избежание их сговора в даче показаний итп. вещей. Мы заняли пустовавшие три шконки, оставили свои немногочисленные пожитки и нас тут же вывели на патио.
Как нам и говорили, тюрьма в Жироне была маленькая, даже очень маленькая, всего 100-120 мест, и состояла из 3 жилых модулей для мужиков, 1 для женщин, больничного на 6 коек, ingresos , двух классов школы и небольшой фабрики. Окна нашего модуля выходили на патио для прогулок, на противоположной стороне патио находились окна другого модуля.
Итак, мы трое находимся среди человек 20 таких же несчастных, слоняющихся взад-вперед без дела под палящими лучами сентябрьского зноя с той лишь разницей, что ни слова не понимаем о чем говорят окружающие. Буквально через 10 минут я уже места себе не нахожу – обстановка незнакомая, люди незнакомые, что происходит не понятно, и главный вопрос – что делать?? Серго и Борис выглядят поспокойнее и советуют мне походить по патио, «потусоваться». И действительно, простое хождение туда-сюда немного меня успокаивает. Оказывается, самое трудное для человека, попавшего в изоляцию – это изменить ритм жизни. Представьте, сколько разнообразной суеты происходит вокруг нас и в которую мы вовлечены. Мысли скачут ходуном, тело куда-то идет, голова с кем-то разговаривает, мы строим планы, фантазируем и вдруг СТОП. Все замерло как в сказке. Хотя в голове продолжаются скачки мыслей, тело уже не может никуда идти – оно изолировано 4 стенами и охраной. Привычный ритм нарушен. В дополнение постоянно присутствующий страх неизвестности. Таким было мое эмоциональное состояние в первые месяцы. Что таиться, уныние и отчаяние полнейшие. Только наличие моих подельников и необходимость «сохранять лицо» удерживали меня от того, чтобы не разреветься, хотя ночью частенько комок подкатывал к горлу и я плакал. Потом я не один раз наблюдал, как взрослые дяди ревели как дети от ударов судьбы, которым не могли противостоять и сам факт нахождения в застенке был самой малой причиной для этого.
Конечно, основным занятием в то время у нас была болтовня. Целыми днями мы изучали нашу ситуацию со всех возможных сторон и пытались понять как нам вылезти из этой ямы. Ясно было только то, что никто из нас понятия не имеет как действовать дальше, но все были уверенны, что нужно что то делать и как можно быстрее.
Часов около 7 вечера прогудел гудок – сигнал к возврату в камеры. Вернувшись, мы начали обустраиваться в нашем новом «доме». Хотя почему в кавычках? Эта угловая камера действительно стала нашим домом на какое то-время, но мы в тот момент и слышать об этом не хотели.
Через полчаса, в 19.30 наступило время ужина. Камеры открыли и вся толпа дружно хлынула в столовую. Мы стояли как сироты, т.к. все рассаживались по заранее назначенным местам и до нас никому дела не было, а спросить что и как мы также не могли. Кое-как рассевшись, мы стали ждать. Двери столовой закрыли и человек с большим ящиком начал раздавать всем сидящим алюминиевые приборы для еды, типа таких туристических наборов с которыми ходят заядлые туристы. А вы что думали? В тюрягах держат опасных людей, им нельзя доверять ничего колюще-режущего. За всем этим процессом внимательно наблюдали 2 охранника. После раздачи приборов появились официанты с тарелками с едой и они же потом все эти тарелки собирали. Еда была вполне съедобна, ничего подобного нашей «сечки» не было и в помине. Боре даже дали литр молока в день – он на тот момент представлял жалкое зрелище – 56 кг. веса на 175 роста. После ужина мы еще пол часа могли походить по патио, помыться в душе, вход в который был только с него и по очередному гудку нас загоняли по камерам, до утра.
Вот и все… Ни пива, ни девочек (тут я лукавлю, но об этом позже). Нужно было привыкать к новой рутине, довольно ограниченной и скучной. И монета в 5 евро на троих, почему-то это единственное, что у нас осталось, т.е. нам оставили, из валюты.
Утром, в 8.00 нас разбудил «наш добрый» гудок. Охранник, в простонародии funcionario , быстро провел пересчет, открывая и заглядывая в камеры, никаких тебе построений и перекличек. Через пол часа завтрак, после него через 10 мин. закрывают камеры и ты остаешься на патио до обеда. Естественный вопрос – как себя занять? Опцион в этот промежуток времени не богат разнообразием выбора:
- работа, нам не доступно
- 2 тура по часу в библиотеке, причем только 1 из туров
- с 11.00 есть какие-то кружки, manualidad , что нам тоже пока не доступно.
Все это нам коротенько объяснили Саша и Андрей, наши соплеменники о которых я упоминал ранее. Они были подельниками, проживали постоянно в Испании и свободно владели местным языком и даже каталанским наречием (тоже считается официальным языком). Их мы нещадно эксплуатировали в качестве «толмачей», за что им большое человеческое спасибо. Нам было объяснено, что если мы хотим что-то получить или чем-то заниматься, нужно написать прошение – solocitud - руководству тюрьмы, его рассмотрят и ответят. По их совету мы сразу попросились на работу, в кружки, попросили одежды по сезону (футболка, шорты, кроссовки и тапочки для душа – там больше ничего не нужно, все бесплатно для нищеты типа нас).
А пока мы нарезали круги по патио и разрушали свой мозг обдумываниями своего положения.
В 12.30 «пытка» прогулкой под солнцем заканчивалась и нам разрешали вернуться в камеры, ожидать обеда. В 13.30 дружная толпа изголодавшихся бежала в столовую. Не то что кто-то очень сильно хотел кушать, а так, скорее по привычке. В районе 14.00 нас опять закрывали, на siesta – надо же было настоящим трудягам отдохнуть от плодотворно проведенного утра!- до 16.30.
С этого времени и до ужина нам снова предстояло бороться с бездельем на патио.
Администрация пыталась развлечь нас как могла:
- 1 час занятий в школе
- 1 час на polideportivo
- …и все, гулять по патио.
А пока мы могли только ходить кругами, ожидая авторизации на посещение «развлекательных» комплексов. Самым посещаемым местной публикой местом было, конечно же, polideportivo, т.к. там можно было поиграть в любимую испанскую игру – футбол, хотя и в его урезанную версию – футбольное поле представляло из себя такую же по размеру площадку как патио, метров 40х20, только доступ туда был строго в определенные часы.
Конечно нужно упомянуть о том «контингенте», что нас окружал. Примерно 60 % населения тюрьмы составляли марроканцы – берберы, бедуины от слова беда и остальные выходцы из Северной Африки. Подавляющее большинство неграмотные, но испаноговорящие. Их удел это кражи, грабежи и трафик шоколада и травы . Все по мелочи. Хотя официально это неприемлемо, жили они в отдельном модуле, т.е. не в месте с белыми людьми-европейцами. Не смотря на заповеди Корана мыться 5 раз в день, приучить их к гигиене невозможно и администрация это учла, отселив их от европейцев. Следующими ко количеству шло коренное население – испанцы – их набралось процентов 25 . У этих ребят не все так просто даже между собой. В Испании 4 автономии и они не очень-то дружат. Некоторые даже обижаются, если его назвать испанец – он гордо ответит: «я не испанец, я баск (или каталанец, галициец)». Мы находились в Каталонии, соответственно большинство были местные, каталанцы. Как стало понятно позднее, попасть испанцу в Испании в тюрьму довольно сложно, нужно недюжинное старание. Суд всегда идет им на встречу и не арестовывает, хотя бы до суда. Т.е. среди нас были самые «отчаянные». Они промышляли продажей наркотиков – обычно таблеток, трафиком тех же наркотиков в большом количестве, разбоями и насилием. Что бы иметь немного представления о них, приведу типичную ситуацию, повлекшую за собой арест. Я приметил, что один персонаж получает в инфермерии что-то в бутылке и пьет это несколько раз в день. Спросил у земляков, чем это он травится и мне рассказали его историю. Он с братом, который тоже был с нами, решил ограбить бар. Взяли они по пистолету и вперед. Удачно. Им понравилось и они решили повторить. Ограбить тот же бар. И снова удачно. Когда они пришли туда же в 3 раз, бармен их уже ждал с обрезом и выстрелил в них в ответ, попав не очень удачно в живот одному из братьев. В связи с этим хирургам пришлось довольно сильно потрудиться над укорачиванием длинны его желудочно-кишечного тракта и как результат он теперь получает нужные для пищеварения вещества в бутилированном виде.
Но я отвлекся. Оставшиеся проценты это мы, жители Союза, стран Варшавского блока, и немногочисленные европейцы, а также латиносы – выходцы из южноамериканских стран. Конечно, по началу тяжело понять специфику окружавших нас народностей, или как принято говорить – менталитет. И это помимо языка. Так что первое время мы общались с теми, с кем у нас было много общего – русскоговорящими, поляками, чехами, югославами. На долю этих народностей остались мошенничество с кредитными картами, разбои, трафик наркотиков в крупном размере и т.п. общественно опасные деяния.
Отдельно стоит упомянуть категорию drogadictos или просто торчки. Это в подавляющем большинстве местные, а также наши сограждане, приехавшие лечится в Испанию от наркомании. Глупее идеи чем приехать лечится в страну, где разрешено потребление тяжелых наркотиков трудно себе представить, однако многие на это попались. И теперь слонялись из угла в угол в ожидании суда по своим многочисленным краженкам из супермаркета или магнитофонов из машин.
Время шло, а ситуация никак не менялась. Никто нас не вызывал, не беседовал или допрашивал и это нас сильно пугало. В голове роились куча мыслей о том, как в это время собирают доказательства, опрашивают свидетелей, потерпевших, в общем проводят мероприятия по изобличению нашей преступной деятельности, а мы тут прохлаждаемся без возможности как то повлиять на процесс. Как я, так и мои подельники, впервые столкнулись с такой непонятной ситуацией, когда невозможно что-то сделать, только ждать, а ждать мы не привыкли. Сейчас можно сказать, что для меня это был первый жестокий урок, раскрывающий истинное положение человека в этой жизни – от него ничего не зависит, он полностью находится во власти внешних обстоятельств, а возможность нашего влияния на эти обстоятельства – просто иллюзия, позволяющая нам не сойти с ума от осознания тщетности наших потуг.
Как же может медленно тянуться время! Правы те, кто говорит, что мы воспринимаем время по-разному. Ох как по-разному! Каждая минута была для меня часом и казалось, что конца и края этому не будет. Временами было ощущение, что вот-вот я очнусь от этого кошмарного сна, окажусь дома с семьей и забуду об этом ужасе. Но нет, у судьбы был совершенно иной план, узнай о котором я тогда, не знаю, выдержал бы мой рассудок.
Поскольку наше общение с внешним миром сводилось к одному шестиминутному телефонному звонку в неделю, и этого явно не хватало, я начал писать письма. Чувствовалась потребность как-то выразить свое эмоциональное состояние и другого способа на ум не приходило. Я исписывал по несколько листов родителям, пытаясь как-то их успокоить, принести какие-то нелепые извинения за то, что втянул их в такие переживания, жене, плачась о том несчастии, в котором я оказался и рассказывая ей о реальной ситуации, в которой нахожусь и что меня может ожидать. В общем, выливал все свое самосожаление на бумагу, она, как известно, все стерпит.
На самом деле для человека, проживающего в Испании и лишенного свободы как предварительно так и уже по вступившему в силу приговору все далеко не так печально, как для иностранца, прибывавшего в стране до задержания всего 8 часов. Любой заключенный, вне зависимости от своего статуса имеет право регулярно общаться с родственниками и друзьями. Два раза в месяц заключенному положены 2-х часовые встречи в специально оборудованном помещении с душем и кроватью с близкими родственниками – женой, мужем, родителями, братьями-сестрами. Встреча типа vis-a-vis подразумевает интимное общение, а familiar – общение с не на столько близкими родственниками, как предыдущее. Помимо этого, в субботу и воскресенье любой знакомый с улицы может прийти и попросить встречи с заключенным в locutorios – в специальном помещении через стекло. Поэтому человеку, попавшему в такую непростую ситуацию, его близкие оказывают существенную психологическую помощь и поддержку своим личным присутствием. Но не думайте, что каждый выходной толпа друзей ожидает снаружи долгожданной встречи с законоотступником. Как показал мой опыт наблюдения за местными, гости к ним наведывались не очень часто, хотя тюрьма располагалась в самом городе – у людей снаружи свои проблемы и тратить время на разглядывание тебя через стекло как зверька в зоопарке им совсем не хочется. Ну а иностранцу без каких-либо друзей-родственников остается уповать на телефон. Разрешаются звонки длительностью 6 мин., один или два раза в неделю, на усмотрение директора учреждения.
А пока мы обживались как могли. Первой нашей проблемой оказались деньги. Мои подельники курили и постоянная стрельба сигарет их угнетала. Да и по внешнему виду большинства людей на патио было понятно, что денег они не держали в руках с предыдущего Рождества. Трудность заключалась в том, что деньги были в Москве, а мы – в Жероне. Как их доставить нам никто понятия не имел, т.к. вся система была заточена на обслуживание местных жителей. Боря, с присущей ему поспешностью и необдуманностью в принятии решений, попросил свою маму отправить деньги по ВестернЮнион на его имя в Испанию. Но поскольку паспорта у нас изъяли в суде, сотрудники тюрьмы не могли получить эти деньги для него в связи с невозможностью подтвердить документально что он это он. В результате эти деньги через месяц были возвращены в Москве.
Как то на патио к Серго подощел марроканец со странным марроканским именем Марио и объяснил ему на пальцах, что мы ему кажемся нормальными ребятами, он видит наши материальные затруднения и он с удовольствием даст ему 10 евро взаймы, если есть необходимость, чем мы и воспользовались. Вот так пришла помощь откуда ее вообще не ждали. Кстати о деньгах. В тюрьмах Испании не ходят бумажные деньги. В те времена существовали суррогаты, в каждой тюрьме свои. В основном это были ламинированные бумажки с печатью тюрьмы и номиналом на лицевой стороне. Раз в неделю, специальный человек, pagador, приходил со списком лицевых счетов заключенных и выдавал 35 евро тем, у кого эти деньги были на счету. Надо отдать должное, в то время администрация выплачивала по просьбе о материальной помощи голодранцам типа нас 12 евро в месяц, по 6 евро в две недели. Эти деньги шли на покупку телефонных карт для звонков домой. Телефонной карты за 6 евро хватало на 2 звонка в Россию.
Главными нашими консультантами и проводниками по всем тюремным и вопросам, а также переводчиками были подельники украинец Саша и русский Андрей, очень адекватные ребята, о которых я упоминал ранее. Они помогали нам чем могли и делали это совершенно бескорыстно. Даже представить себе не могу что бы мы без них делали в те первые месяцы нашего принудительного «отдыха». Их судьба тоже довольно странно сложилась на испанщине: обоих обвиняли в вымогательстве каких-то денег у каких то испанцев, оба нас уверяли, что темными делишками промышляли, но к этой истории отношения не имеют. И если Сашу арестовали одного, то Андрею повезло меньше – забрали всех, кто в тот момент находился дома – его самого, младшего брата и отца. Спаслась только подруга Андрея – полиции не хотелось возиться с оформлением их собаки в питомник и девушку оставили дома присматривать за псиной. И теперь его отец, потерявший из-за ареста бизнес, писал гневные письма сыну, матеря его последними словами. Причем если Андрея отправили в Жерону, то его родню отправили в тюрьму Барселоны – обычно и по закону родственников содержат вместе. Забегая вперед скажу, что просидев поболее года им изменили меру пресечения, а через года четыре суд признал их невиновными – типичная испанская история. На момент нашего заселения в Жерону, или как это правильно называется Centro Penitenciario de Girona , они оба работали на местном производстве и времени болтать с нами у них практически не было – мы пересекались только после ужина и в выходные дни. Представляю, как мы их забрасывали своими вопросами – а что нам было делать? Эти ребята были единственными, кто нам мог обрисовать нашу ситуацию и дать совет. Нам растолковали, что в Испании по-быстрому ничего не делается в принципе. Что бы как то поддержать себя перво-наперво нам посоветовали написать прошение на работу. Работа дает немного денег, зато тело чем-то занято и в голову лезет меньше мыслей. Но путь в так называемый taller был тернист. Прежде всего мы должны записаться на все возможные кружки, школу и всячески демонстрировать как нам это нравится. К нам присмотрятся и через какое-то время у нас есть шанс попасть на работу. Мы попали в тюрьму не в самое лучшее время – сентябрь, как и август, это месяцы расслабухи и отпусков, так что школа была закрыта, а кружки работали в полувялом режиме. Где то через недели 2 нас троих определили в кружок «рукоблудья». Час в день, два раза в неделю, милая женщина по имени Роза обучала великовозрастных придурков типа нас делать фигурки из папье-маше. Это были вырезанные из фанеры фигурки ящериц, которые мы должны были обклеить намоченной в клею газеткой, потом высушить и раскрасить. Не могу передать, каким идиотом я себя чувствовал при этом. Мое чувство собственной важности постоянно мне твердило: посмотри до чего ты докатился – ты человек, убивший 10 лет в школе, 4 года в институте, без 5 минут кандидат юридических наук и чем занимаешься? Разве ты ровня этим полудуркам, едва умеющим писать? Что за абсурд я переживаю? И все в этом духе. Но я все же лепил кое-как этих ящериц. Серго с Борисом особо не морочили себе голову, что дали, то и делали. Серго даже умело делал вид как ему это нравиться и с самого первого дня пытался манипулировать Розой, всячески привлекая ее внимание к своей персоне и прося о разнообразной помощи в работе (которая была ему нужна как собаке пятая нога) – чувствовался профессионализм мошенника.
В начале этой монотонной работы было сложно взять нужный темп – я еще не осознал, что мое течение времени изменилось – необходимо было делать работу медленно и вдумчиво, т.к. ее объем был маленький, а времени целый час. Плюс еще в голове работали «стахановские» программы – сделаем больше и быстрее. Здесь это не годилось, работу нужно было растягивать как можно дольше чтобы создавать видимость занятости, иначе могли тебя пометить как лентяя и тогда конец всем планам по трудоустройству. Именно так делали испанцы, которые вместе с нами посещали этот кружок очумелых ручек. Но не подумайте, что это были ребята, которые поняли соль жизни – только со временем я узнал, что подавляющее их большинство были торчки и находились под кайфом, для них делать что-то быстро было просто физически невозможно, но они как бы задавали темп остальным.
Создатель был милостив к нам и в кружке Розы мы не провели больше месяца. Сначала Серго, благодаря своей хитрости, а потом и я с Борисом были приглашены для работы на фабрику. Роза явно дала «добро» на наше дальнейшее встраивание в пенитенциарную машину.
Так ни шатко ни валко прошел сентябрь и половина октября. Мое внутреннее состояние особо не поменялось, я все также находился в плену самосожаления и в полном незнании и непонимании что делать дальше. Тяжелее всех приходилось Борису – как оказалось, до нашего задержания он был героиновым наркоманом. Причем приличным наркоманом – он травился исключительно на свои деньги. После нашего задержания он посчитал, что лучше помалкивать об этом и сейчас он на сухую переживал самую настоящую ломку.
14 октября ко мне приехала с визитом моя жена. Конечно, это не было для меня сюрпризом. Она изъявила желание приехать и попробовать разобраться на месте в происходящем, как-то помочь мне. Я ее отговаривал, т.к. она была с 1,5 годовалой дочкой на руках, но она была настроена решительно. Нам разрешили личную 2 часовую встречу вне расписания – администрация вникла в наше положение иностранцев. Нет смысла описывать эту полную грусти встречу, хотя на тот момент я даже не мог предположить, что она будет последней в качестве супругов. Найдя переводчика, кстати им оказалась та же женщина, что нам переводила в суде, она нагрянула в офис нашего бесплатного адвоката. Тот попросил ее зайти через пару недель, возможно тогда у него появиться время для нас. Уж не знаю как, но ей удалось притащить его к нам в тюрьму, где мы мило пообщались через все ту же переводчицу. Этот сеньор нас заверил, что он сделал все возможное для изменения нашего положения, написал все нужные прошения и.т.д., и теперь мы должны только ждать ответа. На наш вопрос о том, какое наказание нас может ожидать он ответил, что лет 12 точно. Мы не сговариваясь послали его куда подальше. Серго, не первый год воровавший в Европе, предположил, что максимум о чем может идти речь это пара лет, не больше. На том наше общение с адвокатом прекратилось практически на год. Через пару дней мне предоставили еще одну встречу с женой через стекло, мы попрощались, и я снова вернулся в суровую тюремную реальность, а она улетела домой.
С приездом моей жены был временно решен наш материальный вопрос – нам наконец-то привезли денег. Поскольку наши жены в Москве как то нашли друг друга, моя выступила делегатом от них и внесла деньги нам троим на наши счета. Нельзя сказать, что после этого наша жизнь стала налаживаться, но сидеть с деньгами намного приятнее чем без них, я вас уверяю. Первым делом нами был куплен телевизор. Жили мы в одной камере и без этого бубнящего устройства нам было тяжело, хотя мы и не понимали ни слова.
Наш первый сосед по камере, Антонио, сбежал от нас через неделю – у него не было возможности общаться с нами и он предпочел компанию земляков. Вообще, перевод из одной камеры в другую особой проблемы не представлял – администрация всегда шла на встречу в таких вопросах, если была возможность и взаимное согласие съезжающихся сторон. И раз уж я упомянул об администрации, расскажу в общих чертах о ее структуре. Самое главное учреждение в пенитенциарной системе Испании это Instituciones Penitenciarias , оно осуществляет общий контроль за тюрьмами. В каждой тюрьме есть директор. Он определяет конкретные правила для своей тюрьмы, в рамках общих инструкций Instituciones Penitenciarias, поэтому в разных тюрьмах существуют разные правила – они не то чтобы сильно отличаются, но присутствуют как положительные так и не очень различия. Как пример, в одной дают 5 звонков в неделю, в другой 2, в одной можно приобрести магнитофон или игровую приставку, в другой категорически нет и.т.д., все на усмотрение директора. После директора идет Jefe de Servicios – это человек, отвечающий за общий порядок и режим в тюрьме в свою смену работы. У него в подчинении находятся funcionarios – дословный перевод этого слова – госслужащий, в данном контексте – надсмотрщик. Он то и несет основное бремя общения с заключенными. Причем среди них есть как мужчины так и женщины, вне зависимости от мужского или женского модуля, где они проводят свою смену. Думаю, что не лишне было бы охарактеризовать их с психологической точки зрения, ведь им приходится ежедневно общаться с «лучшими» представителями рода людского, а это не легко. Общая черта для них – это то, что большинство из них воспринимают свою работу как просто работу. Они не хотят конфликтовать, им бы день побыстрее провести и домой бежать вино пить, до остального им дела нет. Поэтому, чем меньше ты их достаешь, тем любезнее они себя с тобой ведут. Никто из них не пытается тебя специально ущемить или сделать как-то тебе больно или неприятно – это касается как психической так и физической стороны. Применение физической силы с их стороны только возможно при твоем явно агрессивном поведении, исключающим двойного толкования. Но есть среди них и явные психи, которые ищут конфликта сами. Их меньшинство, все заключенные осведомлены об этом и в их смену стараются просто не попадаться им на глаза. За поведением funcionarios зорко, с широко закрытыми глазами, наблюдает Juez de Vigilancia Penitenciaria . Заключенный всегда может ему пожаловаться в письменном виде на произвол тюремных властей. Судья обязательно ответит, в 90 % ответ будет поддерживать администрацию, но 10 % вполне не плохой шанс по нашим понятиям о вообще бесправных зеках.
Вернемся все же к нашей бытовухе. По всем понятиям тюрьма, с которой мы начали свое путешествие по Испании, была более чем сносной а в некоторых случаях даже с претензией на шик. В каждой камере, помимо двух-трехярусных кроватей, стоящих вдоль стены, находились вентиляторы для выживания в летнем зное, зарешеченное полноразмерное окно, кабинка туалета с фарфоровым унитазом Roca (кто же еще поддержит их отечественного производителя), раковина с чем-то вроде столешницы, пластиковый стол со стулом, и 6 шкафов для пожиток. Сама камера по размеру была не очень большой, но два человека могли без проблем разминуться. Как я уже описывал, в Испании принято весь день проводить на патио прогуливаясь, поэтому особого желания гулять по камере не у кого не возникало. Душ находился на патио и его открывали только после обеда.
Кормили нас даже очень не плохо, а иногда даже с перебором, по нашим понятиям. Я к моменту нашего ареста страдал довольно неприятным заболеванием ЖКТ, но не смотря на это местная пища вполне мне подходила. Меню было составлено на неделю, так что всегда было понятно что дадут в конкретный день недели. Из всей еды всеобщее отвращение вызывали только свиные щеки, и то только потому, что они представляли из себя кусок свиной челюсти на которой частенько оставались свинские зубы, однако само мясо было аппетитным. Еду готовили посменно 2 повара и повариха, и именно готовили, а не разогревали замороженные полуфабрикаты. У них в помощи было 5-6 заключенных на зарплате (очень блатное для зека место работы). Интересную историю об одном из поваров нам поведал один из местных постояльцев – к моменту нашего появления он отбыл что-то около 14 лет – оказалось, что тот является поваром не в первом поколении и что его отец владеет рестораном в Жироне. Так родной папа выгнал его из ресторана со словами, что такой безрукий повар как его сын в лучшем случае может готовить еду только зекам, чем тот, собственно, и занялся.
Не только я пребывал в шоке от кормежки – Борис, прошедший 2 российские тюрьмы и общительный до такой степени, что от него можно устать за 2 минуты - звонил постоянно домой и рассказывал жене о тех деликатесах, которыми его кормят каталнанцы, так что скоро вся Москва знала, что в субботу на обед мы ели хамон с дыней, а в среду на десерт подавали клубнику со сливками.
Меня, однако, в то время занимали несколько другие разговоры. Понимая, что моя посадка уже стала известна на моей работе, я позвонил своим коллегам, уже бывшим, что бы узнать, что там и как. Ситуация там складывалась кошмарная, мягко говоря. Испанские власти по официальным каналам сообщили в МВД о моем задержании. Хотя из моих коллег никто не имел отношения к моей «деятельности» в нерабочее время, все подразделение трясли как известного сказочного персонажа Буратино – проверки не прекращались, хотя я и был уволен из органов задним числом, как это повсеместно принято, и типа на момент задержания не имел к ним больше никакого отношения. Эта информация, как вы понимаете, оптимизма мне не добавила. Не знаю, почему я за них переживал, ведь мои личные проблемы были на порядок сложнее и грустнее. Кроме того, они меня не бросили и еще несколько месяцев приносили моей жене деньги на жизнь, о чем я узнал намного позже.
Но Москва на тот момент была недосягаема, а мне нужно было как то выживать в условиях бетонной клетки и жары в 40 градусов. Итак, как я писал ранее, сначала Серго, а потом и я с Борей были приняты на оплачиваемую работу в местную мастерскую. Вся эта «богодельня» представляла из себя узкое и длинное крытое помещение с назовем их верстаками во всю длину помещения, конвейерной лентой посередине, с офисом хозяина цеха в одном конце и некоторым оборудованием в другом. Рабочих туда входило человек 15. Основным направлением работы данной мастерской было производство альбомов для фотографий. Но это уже для обученных ребят, а перед вновь прибывшими ставили более интеллектуальные задачи – упаковка шнурков для обуви и привязывание веревочек к этикеткам для оливкового масла. Начали мы со шнурков. На механическом станке нужно было закрепить пару шнурков, намотать их на определенного размера захват и наклеить сверху этикетку. При этом все должно было выглядеть аккуратно и не разваливаться. Мы приноровились за пару дней довольно лихо крутить эти шнурки, но нам было далеко до настоящих профи, работавших там не первый год – им удавалось сделать практически в 2 раза больше за тоже время! Как такового плана у нас не было – работа сдельная, оплата по готовому количеству. За откровенное тунеядство просто выгоняли и брали другого. Работали мы только до обеда, т.к. подобных заказов было не много, а администрация должна была как то нас занимать, таким образом растягивали время работы. За первый месяц работы мы получили что-то в районе 40 евро каждый – согласитесь, что неплохо, ведь еда и кровать были забесплатно.
Любая мастерская в любой испанской тюрьме место разгула коррупции. Не миновала эта участь и Жирону. Согласно инструкциям, решение всех вопросов воспитания-перевоспитания заключенных лежит на плечах el educador – воспитателя. Нам посчастливилось попасть в руки Сюзанны – дамы лет 40, роста 1,50 и страшной как последствия ядерной войны. В ее то задачу и входила оценка заключенного с точки зрения годен - не годен для работы. Свои рекомендации она озвучивала какому-нибудь из замов директора тюрьмы, а тот, в свою очередь, направлял их директору мастерской. Так вот, по «стечению обстоятельств» директор мастерской, дон Франциско, являлся мужем этой самой доньи Сюзанны. Сюзанна подбирала претендентов на потрудиться из числа иностранцев, по возможности не владеющих языком – чтобы не задавали глупых вопросов типа а почему мне так мало заплатили. А основной костяк испанцев в мастерской составляли все те же торчки. Такая вот веселая компания там подобралась.
Где-то через пару недель нашего нахождения в Жироне туда привезли группу из 4 поляков. Их задержали за владение таблетками экстази. Эти четверо оказались персонажами более чем занимательными, звали их Дариус, Мариус, Лешиус (его фамилия была Лешек, так мы его и обзывали, он не обижался и для рифмы было удобно) и еще один, Анджей, которого буквально через пару дней забрали полицейские по линии Интерпола и увезли в Польшу – он был там известным бандитом и давно находился в розыске. История с ними произошла практически анекдотичная. Старшим в этой группе и по возрасту и по авторитету был Лешек. Из своих 50 лет 20 он провел в тюрьмах Польши и других европейских стран. Его бизнесом на тот момент были угнанные машины. Так вот, их четвертый товарищ, живший в Испании, предложил пригнать для продажи туда 2 автомобиля и продать их знакомому арабу Самиру, тоже кстати вскоре к нам присоединившемуся. Поляки привезли 2 машины, но Самир понял, что с документами не порядок и отказался от покупки. А жили они все после приезда в Испанию у гостеприимного Самира дома, где тот угощал их, со всем своим марроканским радушием, таблетками экстази и виски. Накушавшись этих ништяков, поляки вели себя довольно шумно, что было не очень принято в том районе. Соседи, видя 2 дорогих машины с иностранными номерами во дворе и гуляющих граждан в квартире на 1 этаже, позвонили в полицию. Полиция взяла это на заметку. Отгуляв положенное время, они засобирались в дорогу. Тут Самир предложил им взять на реализацию хотя бы килограмм таблеток, с тем прицелом, чтобы компенсировать их потери за перегон непроданных машин. Лешек, зная, что с наркотиками игры опасны, наотрез отказался, а Мариус сказал, что возьмет их и продаст в Германии. Дариус метался между ними – вроде и заработать охота, а с другой стороны Лешек запрещает. Ранним утром они выехали все на тех же 2 машинах домой – в первой ехал Мариус, а во второй Дариус и Лешек. Не успели они отъехать и километра как их задерживает полиция и «маски шоу». У Мариуса в сумке находят кило таблеток, от которых он отпирается, а у Дариуса в кармане еще несколько штук того же сорта, так что вся эта гоп-компания весело едет в комиссарию и потом в Жирону, составлять нам компанию, как потом оказалось, не на один год.
Поляки, по моим наблюдениям, очень занимательная нация – этакая смесь хохла и еврея. Если поляк слышит слово «пенензы» , с ним происходят невиданные метаморфозы, это как сыр для мыши, или водка для алкоголика – он бросает все и мчится туда, часто затрачивая на дорогу намного больше денег, чем мог бы заработать. Что стоит одно освоение ими скандинавских стран. В конце 90-х жизнь в Польше была бедновата – работы не было, а значит и денег. Но они пронюхали, что если тебя в пьяном виде за рулем задерживают в Скандинавии, то наказание – 2 года тюрьмы, а в тюрьме есть работа и неплохо платят. И тут начался массовый исход поляков в направлении земли скандинавской – они приезжали как туристы в Скандинавию, брали машину напрокат, напивались и ехали сдаваться в полицию. После всех формальностей они получали свои 2 года, в течении которых слали домой 500-800 евро, что было очень даже неплохо для голодной Польши. Но скандинавы тоже не дураки – через некоторое время они поняли, что 70% контингента их тюрем это польские алкоголики, афера была раскрыта, законодательство изменено и поляков начали отправлять домой вместо тюрьмы.
А сейчас эти красавцы нарезали вместе с нами круги по патио. Если про Лешека я уже рассказал, то, думаю, от пары слов о его друзьях никому хуже не станет. Мариусу было лет 40 с небольшим и помимо польского гражданства он еще приобрел и немецкое. Жил он в Германии, но про земляков не забывал и от прежних привычек – украсть что плохо лежит - не отказывался. Дариус был самым молодым, лет 25 от роду. Чем его природа не обидела, так это силушкой, скомпенсировав, как это водится, отсутствием ума. В Польше у него была кличка УЗИ, в честь израильского автомата – как от пули одного, так и от удара другого жертвы падали и больше не вставали. Его роль в этой компании была охранять Лешика. Что касаемо последнего, по большому счету он был самым вменяемым из них, видимо по причине пережитых им долгих сроков заключения. В Польше у него остались 30-летняя жена и четверо детей, один из которых был инвалидом.
Тем временем мы потихоньку привыкали к тюремной рутине. Рутина – довольно важная составляющая тюремной жизни, именно она позволяет крепко спать с открытыми глазами и получить иллюзию определенного покоя и безмятежности, что, в свою очередь, ведет к забытью того, где ты находишься и что с тобой происходит. Согласитесь, тяжело каждый день просыпаться и не понимать, что тебя ждет в самом ближайшем будущем. Примерно так мы себя ощущали. Это ощущение сравнимо, наверное, с тем, что чувствует потерявшийся ребенок – своего рода страх вперемешку с отчаянием. Каждый день мы ожидали, что нас вызовут на допрос и что хоть что-то прояснится, но этого не происходило. Мы реально были никому не интересны. Машина следствия шла своим ходом, а мы ехали где-то рядом параллельно, ожидая, когда же произойдет столкновение. Но его не было.
В конце сентября нам в камеру подселили вновь поступившего украинца по имени Сергей. Мы сразу напряглись – а не «наседка » ли это? Уж больно странная была история его заключения и срок. Якобы за неоплаченный штраф в 200 евро его приговорили к 2 месяцам заключения. Однако он не расспрашивал нас о наших делах и вообще вел себя пассивно, мало интересуясь происходящим вокруг. Ничего примечательного, связанного с ним даже не могу вспомнить, кроме, разве что, того, что выходя на свободу он имел наглости попросить у Серго денег на проезд и украл чьи-то тапочки для душа.
К середине октября начала работать школа. Согласно испанскому законодательству, заключенный имеет право учиться и администрация должна ему обеспечить эту возможность. Поэтому, в каждом пенитенциарном учреждении имеется школа, где дипломированные учителя обучают всех желающих. В Жироне из-за малочисленности «населения» не было как таковой полноценной школы, но были начальные курсы языка, что нам и требовалось. Теперь 4 раза в неделю во второй половине дня по часу мы грызли гранит испанского языка. Нас обеспечили всеми необходимыми материалами и мы приступили к занятиям под руководством милой молодой барышни по имени Алисия. Конечно, нам было по началу не понятно как это возможно, что у заключенных занятия ведет молодая женщина без сопровождения надзирателя, т.е. один на один с уголовниками в достаточном удалении от охранников. Со временем стало понятно, что для подавляющего большинства зеков именно школа являлась той отдушиной, где они могли себя чувствовать как бы вне тюрьмы, быть наравне с людьми, которые каждый день спят дома и не живут по строго установленному распорядку. В школе мы были просто учениками и относились к нам соответственно этому статусу. Если в классе происходил конфликт, то он всегда был между учениками и никогда не касался учителя, хотя тот и принимал самое активное участие в его скорейшем разрешении.
Алисия работала в этой должности несколько лет и честно выполняла свои обязанности, т.е. пыталась научить языку таких остолопов какими были мы и многие другие. Вне стен она воспитывала дочку, ее муж был то ли управляющим, то ли хозяином мясного заводика (не удивлюсь, что именно его второсортное мясо нам иногда подсовывали). Как то мы у нее спросили, почему она работает в тюрьме, ведь наверняка снаружи полно работы поприличней, с карьерным ростом и.т.п. Алисия не поняла нашего вопроса – для чего что-то искать и куда-то стремиться, когда и здесь все нормально? Здесь нам приоткрылась одна из типичных черт испанцев – если у тебя все хорошо на работе и есть постоянный контракт – сиди на попе ровно и не елозь, ведь у тебя есть возможность под твою зарплату взять любой кредит и получить все возможные материальные блага без надрыва.
За пару лет до нашего появления в Жироне с ней произошла прениприятнейшая история, о которой она нам однажды поведала. Алисия вдруг заболела и врачи около полугода не могли определить, что с ней случилось. Ее тело начало медленно угасать, все указывало на то, что у нее онкология, однако ни один тест это не подтверждал. Врачи только разводили руками и готовили ее к химиотерапии. Но один из дотошных эскулапов обнаружил у нее странные антитела в крови и исследовав их установил, что она была заражена каким-то редким африканским вирусом, не распространенным на европейской части суши. Да и как они могли такое предположить, когда на вопрос где вы работаете пациент отвечает – в школе. После этого «открытия» ей назначили адекватную терапию и вскоре она поправилась.
Между тем в мастерской появилась новая работа для нас – привязывать капроновую веревочку к этикетке от оливкового масла, чтобы ее можно было повесить на горлышко бутылки. Занятие еще то по нудности и однообразности, однако у него был и положительный момент – можно было под шумок забирать работу в камеру и таким образом повышать производительность, а значит зарабатывать больше. Работая по полдня к третьему месяцу я и Боря получали порядка 100-120 евро. А Серго умудрялся получать по 150-160. Для меня было непонятно, как он это делал, ведь как профессиональному мошеннику всякий труд, кроме обмана, ему претил и он это демонстрировал при каждом удобном случае. Оказалось, что ему удалось втянуть в игру в нарды на деньги бригадира нашей мастерской. А за проигрыш этот несчастный приписывал Серго больше сделанной работы.
На наш заработок можно было вполне сносно существовать. Деньги мы тратили на чай-кофе в кафетерии, на телефонные карточки, кое-какие вкусности из местного economato и на пиво, правда только безалкогольное – его свободно продавали в ларьке, правда из бутылок его при нас переливали в пластиковые стаканы. И другой огромнейший плюс работы – нам не нужно было никого просить денег на жизнь.
Благодаря землякам мы узнали, что звонить по стандартной телефонной карточке, продававшейся в ларьке, совершенно невыгодно. Если добыть специальную карту для звонков через Интернет, то время разговора увеличивается как минимум в 3 раза. Вопрос где ее взять? На помощь пришли латиносы. Они также как и мы страдали от дороговизны телефонии, с той лишь разницей, что многие из них имели родственников, живущих практически за стенами нашего радушного учреждения и приходящими их навещать. Т.к. нам нужен был только номер телефона доступа и код доступа, их на свиданиях родственники очень легко надиктовывали под запись, а мы их потом обменивали на сигареты или на еду из ларька у наших латинских коллег. Однако это на бумаге выглядит легко, на самом же деле нам приходилось побегать, чтобы уговорить кого-нибудь сделать одолжение. Случались и неприятные казусы с этими карточками. Как то Боря терся рядом с таксофоном, когда по нему звонил наш польский друг Лешик и подсмотрел код доступа. Ничего не придумав умнее, он позвонил следом в Москву, использовав этот код, и потратил большую часть денег. Когда через несколько дней Лешик стал звонить снова, он обнаружил пропажу денег и пошел «предъявлять» латиносу, справедливо полагая, что тот продал этот код два раза разным людям. Латинос сказал, что можно проверить, куда звонили последний раз и тут узналось, что звонок был в Москву. Дальше искать не было смысла, всем и так стало понятно чьих это дело рук. Не помню, как мы вышли из этой ситуации, но обошлось даже без мордобоя.
Время шло, хотя и медленно. Мы все больше отдалялись от вольной жизни и привыкали к тюремной. Ажиотаж первого месяца пребывания потихоньку проходил, восприятие времени менялось, хоть нам это и давалось с трудом. Все, что нас связывало с жизнью на воле, замедлялось и отдалялось. Хотя желание как можно быстрее покинуть это малоприятное место не ослабевало. Мы пытались выяснить через всех возможных работников тюрьмы что, собственно, происходит, но они только разводили руками и говорили, что нужно ждать – las cosas de palacio van despacio - и мы нервно ждали.
Между тем наступила поздняя осень и зима – практически один сезон, характеризующийся прохладной погодой и дождями. Администрация, по нашей просьбе, выдала нам по паре ботинок и теплой куртке – нужно же было как-то зимовать, а мы изначально на это не рассчитывали и одеждой не запаслись. Стало все как-то совсем грустно. Частые дожди и отсутствие солнца не поддерживали наше настроение. Что бы не мокнуть на патио под дождем нам разрешили проводить время в столовой, где народ развлекался настольными играми – в основном традиционной испанской игрой parchis. Я, к своему стыду, так и не научился играть в эту «высокоинтеллектуальную» игру для детей младшего школьного возраста, а вот аборигены целыми днями напролет кидали кубики и двигали фишки. Иногда вечерами в библиотеке устраивали просмотр какого-нибудь боевичка десятилетней давности – вот и все наши развлечения в зимний период.
Немного скрашивала нашу скуку библиотека, хотя она и не могла похвастаться большим выбором русских книг – вся русскоязычная литература была наследием наших русскоговорящих предшественников, а они, по видимому, не баловали своими визитами жиронский «централ». Все же пара десятков бульварного чтива была в нашем распоряжении. Среди них попадались и довольно занимательные произведения типа историй всевозможных успешных побегов из тюрем – администрация, по причине незнания русского языка, пропускала любую литературу выпущенную типографским способом – наших предшественников тоже не оставляла мысль о том, то надо бежать отсюда, и чем раньше, тем лучше. А среди испанско-каталанских произведений попадались действительно раритетные издания, жаль нам на тот период они были недоступны по причине незнания языка. Как то раз Боря, копаясь в книжных полках, нашел преинтереснейший фолиант, чье название можно было перевести без особого труда - La erótica del fútbol – эротика футбола. Нас не на шутку озадачило это название и мы обратились к испанцу с просьбой прокомментировать и объяснить, по возможности, что сие обозначает. Тот нам на пальцах, с приведением примеров фотографий из этой книжки, пояснил, что по испанским понятиям МУЖСКОЙ футбол это очень эротичная игра, причем с мужской точки зрения. Мы были реально удивлены его ответом, т.к. еще не представляли, какой «петушатник» представляет из себя эта страна. Сашка, или Олександр, как было написано в его украинском паспорте, предупредил нас, что на этом странности поведения этой нации не заканчиваются и нам нужно по возможности стараться не комментировать вслух и уж тем более не трогать персонажей нетрадиционной для нас, и традиционной для Испании, педерастической ориентации – они здесь уважаемые люди и прав у них больше чем у любого из нас. Нам был рассказан поучительный пример из его собственной жизни. Саша жил в Барселоне, а в этом городе есть районы практически целиком населенные гомосексуалистами, трансвеститатами и другими «уважаемыми» и им сочувствующими людьми. Проезжая мимо улицы, где эти персонажи предлагают свои услуги, а это далеко не помощь в парковке автомобиля, Саша повздорил с одним из них и, с присущей ему пролетарской злостью и гневом, надавал ему пинков. Не прошло и двух минут, как Олександра «принял» полицейский патруль и он еще долго потом расхлебывал последствия этой истории. После услышанного, Серго многозначительно заметил: «Вася, куда мы попали?? Здесь «петухи» в авторитете!!».
Продолжение следует.
yaplakal.com