284
Когда я жил в общежитии медуниверситета, моим соседом по коридору была чудесная девушка Катя. Сейчас Катя опытный педиатр и несколько историй из практики разрешила разместить в Интернете. Рассказы получились от первого лица, поэтому позвольте Доктору Лобанову на этот раз сменить пол:
«На заре карьеры меня распределили в небольшой районный город и дали первое задание. Приближается сентябрь, время поступления в первые классы многочисленной ватаги дошколят. По приказу начальства мы с врачом санстанции Мариной Сергеевной ездим по семьям, по всему району. Осматриваем детей, условия их жизни, заполняем бесчисленные справки, акты, предписания. Врач санстанции – суровая молодая женщина, относится ко мне покровительственно, рассказывает про район, в котором придется работать, подбадривает, успокаивает. Водитель служебного УАЗика – мировой дед. Шутит, кокетничает, только курит все время какую-то гадость типа махорки.
Дети обычные. Сначала нервничают, опасаются докторов, потом смелеют, начинают баловаться и капризничать. Очень много приемных детей из детдомов. Сельские семьи берут их, потому что государство платит за приемышей пособие. Пособие в два раза больше зарплаты доярки. Женщины набирают трех-четырех детдомовцев и сидят дома. Им идет педагогический стаж, как воспитателям детского дома. О любви тут речи не идет, но дети сыты, одеты. Хуже с родными.
МашенькаПриезжаем в простой сельский дом. Ребенок – девочка Машенька. Машеньке – шесть лет, но в школу не собирается. Отстает по умственному и физическому развитию от сверстников почти по всем показателям.
Дом жуткий, сырой и холодный. Стоит запах гнилой картошки и плесени. Мебель пошарпанная, покосившаяся, у шкафа не хватает одной дверцы. Холодильник – мой ровесник. Мать Машеньки гостям рада, достает из буфета и ставит на стол вазочку с печеньем, чай. Откуда-то вынимает бутылку водки. Заговорщицки подмигивает нам.
- Будете?
- Нет, спасибо. Нам ещё работать, - твердо отвечает эпидемиолог.
- Ну, как хотите, а я выпью, - не расстраивается мать.
Пока заполняем бумажки, Машенька крутится вокруг стола. Заискивающе заглядывает в глаза матери.
- Сейчас, сейчас, - усмехается женщина.
Достает с полки цветную рюмочку, наливает водки. Машенька жадно хватает, с гордым видом садится рядом с матерью, пьет мелкими глоточками и даже не морщится.
- Что вы делаете? – ужасаюсь я.
- Так я ж немножко, - удивленно смотрит на меня женщина. – Не больше рюмочки. Да она и сама просит, вы же видели. Мы лет с трех ей даем, говорят полезно для сосудов.
Когда выходим, спрашиваю у Марины Сергеевны:
- Почему никому нет дела до этого? Может можно как-то на мать повлиять?
- А как вы повлияете? – вздыхает коллега. – Они в деревне ещё на хорошем счету. Мать пьет, конечно, но по улице не валяется. Отец – скотник на ферме, зарабатывает. Участковому сказать – так он нас на смех поднимет. Тут половина деревни пациенты наркологии и частые гости ближайшей зоны. У него и без Машеньки забот хватает.
Марина Сергеевна рассказывает, что деревню подкосило окончательно, когда власти ближайшего города принялись отнимать у злостных неплательщиков и асоциалов квартиры. Чтоб не плодить БОМЖей, их выселяли в эту деревню, давали пустующие сельские дома. Алкаши работать не привыкли, и менять образ жизни не собирались. Деревня за пару лет превратилась в бомжатник и воровскую малину.
Санаторий На территории района – санаторий, в который привозят детей с нарушениями опорно-двигательного аппарата. По дороге заезжаем туда. Скромно, но чисто. Казенные одеяла на кроватях. Лежачие дети. В углу девочка без ручек вышивает ногами. Смотрит на нас опасливо.
- Покажи, что тут у тебя, - просит Марина Сергеевна.
Девочка протягивает пяльцы. Ногой. Рисунок красивый. Роза посреди зеленых холмов.
- Какая красота! – искренне восхищается Марина Сергеевна. Девочка улыбается уголком губ.
Когда выходим в коридор, воспитательница рассказывает.
- Месяц назад из ближайшего медучилища пригнали на практику десяток девчонок. Так одна как зашла, увидела Надю, ту, что без ручек, так закричала на всю палату: «Посмотрите, какая красота! Как у неё этими культяпками получается?!» Выгнала эту дуру и жалобу в училище накатала. У ребенка неделю истерика была.
Детей много. Кто-то ходит с трудом, кто-то вообще не ходит. У кого-то есть заботливые родители, кто-то сирота, оставленный в роддоме.
Выхожу из санатория, нащупываю в карманах пальто пригоршню конфет. Детям я, видимо, понравилась, решили подарить самое дорогое. Реву, как дура в машине. Эпидемиолог жалеет меня, гладит по плечу.
- Ты не принимай это все близко к сердцу. Иначе не выдержишь у нас.
А у самой слезы в глазах.
Хутор Приезжаем в очередную деревню. Осматриваем детей. Прошлись по всему списку – не хватает двух мальчиков.
- А где Петя и Гриша? – спрашиваем.
- А-а-а, это Сидорчуки, - отвечают местные. – Они на хуторе. Как за околицу выедете – так сразу по гравийке налево, в лесу.
Едем. Через пару километров гравийка кончается, начинается картофельное поле. Вдалеке виднеется крыша дома в окружении старых яблонь.
- Все, девки, дальше я не поеду, - говорит шофер. – Земля сырая, паханая. Застрянем по самое брюхо – трактором не вытащишь.
Пошли пешком. Сидорчуки дома. Мать показывает двух пацанов шести и семи лет. Одинаковые, как близнецы. Заполняем бумажки. Тем временем смеркается.
- Включите свет, пожалуйста, - прошу я.
- Так нету у нас электричества, - оправдываясь, говорит хозяйка. – И не было никогда. Ходили к председателю, так тот сказал, что дешевле нам новый дом построить, чем провода до хутора тянуть. Переселяйтесь, говорит. А куда мы поедем? На этом хуторе ещё мужнин дед жил.
Я удивленно смотрю на ламповый телевизор, закрытый вышитой салфеткой.
- А телевизор на свадьбу нам подарили. Так мы его с тех пор и не включали.
Живут при керосиновой лампе. Вода из колодца, достают ведром. Дети по будням будут жить в интернате при школе, на выходных возвращаться к родителям. Их будет отвозить и привозить отец – на хуторе есть конь и телега.
До крупного областного центра с рекламами и Интернетом – меньше семидесяти километров.
Рассказ получился длинный, поэтому в пятницу вторая часть
yaplakal.com