Глава 31.
Я решительно постучал в дверь и повернул ручку. Дверь, скрипнув, приоткрылась, полоса света стала шире, и я заглянул внутрь.
Знакомая мне медработница подняла усталые глаза от кучи рукописных журналов и посмотрела на меня. Настольная лампа с оранжевым абажуром освещала комнату неярким теплым светом.
- Заходи, ефрейтор Письменюк, - надо же, запомнила, - чего хотел? И кто тебя уже до рядового разжаловал?
Я нервно сглотнул.
- Так чего ты хотел, боец? – Женщина поднялась и подошла ко мне. – Неужто объятий томной страсти возжелал? – Она заботливо пощупала мой лоб тыльной стороной руки. – Вроде холодный... Так я, товарищ Письменюк, в объятия рядовых не падаю. Можешь считать это таким пунктиком. Вот будешь снова ефрейтором, тогда, может, и подумаю. – Я ощутил ласково-пренебрежительное похлопывание узкой женской кисти на своей щеке.
- Товарищ прапорщик, обещаю, что мы вернемся к этому разговору. – Я взял себя в руки, вытянулся в струнку и затараторил. – Приложу все силы. Но сейчас я не по этому вопросу. У нас там, - я кивнул на дверь за своей спиной, - товарищ раненый. Плохо ему.
- Где?! – Прапорщик резко подобралась. – Веди!
- Парни, заносите! – Выглянул я за дверь.
- Да не сюда, бестолковые! – Обругала нас фельдшер. – Сейчас.
Женщина вихрем пролетела по кабинету, схватила ключи и телефон со стола, халат со спинки кресла, и бросилась к выходу, задев меня плечом.
- Не стой столбом, пошли!
Я выскочил за ней.
Медработница ковырялась ключом в двери наискосок от ее кабинета. Наконец замок щелкнул, дверь распахнулась, и внутри загорелся свет.
- Давайте сюда!
Мы вволокли уже совсем бесчувственного и слегка зеленоватого Карима в комнату.
Внутри оказалась приличного вида операционная со столом, светильником, стерилизаторами, блестящим инструментом и всем прочим, что должно быть в приличных операционных. Стены были выложены белоснежным кафелем, хирургический светильник уже был включен.
Фельдшер мыла руки в расположенном в углу комнаты умывальнике.
- На стол кладите и вон отсюда! – Распорядилась она. – Ты останься, недоефрейтор. Дверь за ними закрой.
Пришлось возвращаться.
- Рассказывай. – Потребовала женщина, протирая руки чем-то, подозрительно напоминающим по запаху спирт.
- Порез предплечья. – Я старался отвечать максимально лаконично. - Глубокий, но крупные сосуды вроде бы не задеты. Крови вытекло до полулитра, скорее даже меньше. – Чем порезали с собой, если что.
- Пока ни к чему. – Прапорщик разматывала мою повязку. – Ты перевязывал? Крови не боишься? – Я дважды утвердительно кивнул. Женщина истолковала мою жестикуляцию в свою пользу. – Вот и хорошо. Будешь ассистировать. Руки помой.
Рука дагестанца все еще кровоточила, хоть и гораздо меньше. Рана показалась больше, чем когда я ее перевязывал. Довольно длинный, сантиметров семь-восемь, порез тянулся наискосок через всю внешнюю сторону предплечья.
- Жгут давно накладывали? – Спросила медработница, копаясь в склянках в сейфе.
- Чуть меньше получаса. – Прикинул я, взглянув на браслет.
- Тогда снимать не будем. – Решила она.
Под нос горца ткнулась ватка, резко запахло нашатырем. Карим поморщился, закашлялся и приоткрыл глаза.
- Живой, боец? – Неожиданно ласково поинтересовалась работница медицинской службы. – Не бойся, все хорошо будет. Уколов не боишься?
Горец помотал головой, удивленно глядя то на меня, то на женщину.
- Вот и ладно. Это не больно, как комарик укусит. – Улыбнулась она и ловко вколола шприц-тюбик чуть выше пореза. – Ждем пять минут. – Темно-карие глаза безжалостно впились в меня. - Что у вас там происходит, Письменюк? Что за беспредел с поножовщиной?
- Сами в шоке, товарищ прапорщик. – Я решил пока не заострять внимание на том, что я не совсем Письменюк. Или даже, скорее, совсем не Письменюк. – Прибежал какой-то неадекват, начал ножом размахивать, Карима вон поранил. Потом ножик бросил и убежал, догнать не смогли.
- Ладно, пусть с вами ваши офицеры разбираются. Просто так это, сам понимаешь, не пройдет. – Резко бросила она. – Ты готов? Давай шить. Держи поднос, будешь инструмент подавать.
Я взглянул на товарища. Карим снова отрубился, но на этот раз его щеки порозовели, и дышал он ровнее и спокойнее. Видимо, промедол, или что она там ему вколола, уже подействовал.
На рану шлепнулся обильно смоченный хлоргексидином тампон. Дагестанец слегка вздрогнул, но не проснулся.
Медработница слегка повозила зажатым в кончиках пинцета тампоном в ране и бросила его в эмалированную кювету.
- Тампон! – Сухо скомандовала она.
Я протянул поднос. Прапорщик ловко подцепила сухой кусочек свернутого в трубочку бинта и промокнула лишнюю влагу.
- Иглу! – Требовательно протянулась рука в резиновой перчатке. – Черт, не получается! Иди сюда, будешь держать. Поднос мне под правую руку поставь.
Я послушно принял в руки блестящий белой хирургической сталью инструмент – что-то вроде пинцета с полукруглыми губками.
- Ты зажимаешь, я шью. Вопросы есть?
Вопросов было выше крыши, но я понимал, что сейчас слегка не до них.
- Начинаем со стороны кисти. Давай, зажимай на пару сантиметров выше края раны.
Я подвел губки инструмента к указанному месту, свел края раны и вопросительно взглянул на фельдшера.
- Нормально. – Кивнула она и проткнула кожу Карима иглой. Наложив пару стежков, скомандовала: – Давай выше.
Минут за пять мы справились. Медработница выполнила последний стежок, обрезала нить, и швырнула иглу в кювету.
- Заматывай. – Скомандовала она. – У тебя нормально получается. Фукорцином не забудь обработать, чтобы подсыхало.
Я принялся за дело. Женщина отошла к окну, нащупала в кармане халата пачку сигарет, и щелкнула зажигалкой. Неяркое пламя на мгновение осветило ее лицо, и я вновь невольно залюбовался.
- Дурдом. – Негромко пробормотала она. – Ведь на тихую спокойную работу договаривалась, водителей за пьянку гонять. – Плечи под белым халатом нервно передернулись, тугой струей зашипела вода в умывальнике. Прапорщик аккуратно затушила окурок и бросила его в контейнер с надписью «Отходы класса А».
Я закончил с перевязкой. Карим мирно сопел и даже начал немного похрапывать.
- Ты коньяк пьешь, Письменюк? – Неожиданно поинтересовалась она. – Боюсь, без него я это дежурство не переживу.
- Хорошо бы… чаю. – Перефразировал я Семена Семеновича Горбункова.
- Пошли. – Кивнула женщина. – За друга не переживай, я его в лазарет чуть позже переведу. Завтра мы его еще от столбняка проколем.
Я аккуратно отвел правую руку за спину. Там были следы зубов бешеного азера, как бы она меня от бешенства не решила проколоть.
В коридоре на корточках, привалившись друг к другу плечами, дрыхли рязанец и карело-финн. Растолкал их я с большим трудом.
- Дуйте в казарму, с горцем все нормально будет. Я тоже скоро подойду. - Олег сонно кивнул и повел так толком и не проснувшегося Витька к выходу.
Я вернулся к медкабинету.
- Заходи, чего ты там? – Ответила прапорщик на мой стук. – Точно коньяк не будешь?
На рабочем столе стояла бутылка Ноя, тарелка с нарезанным лимоном и шоколадом, во френч-прессе неспешно перемешивался чай отчаянно-черного цвета.
Женщина вопросительно смотрела на меня. В подрагивающих руках у нее были зажаты граненые стаканы с рубчиком.
Я с сожалением покачал головой, отнял посуду и налил ей сразу полстакана коньку. Потом толкнул вверх-вниз поршень заварочника и налил во второй стакан на две трети крепчайшего чая.
- Меня зовут Максим. Максим Ермаков. – Представляться этим именем становилось все легче, чужая шкурка прирастала к моей персоне все плотнее. И потом, меня же действительно многие так зовут. – Владимир Письменюк – это другой человек, довольно неплохой, кстати.
- Вот оно как. Ну ладно, пусть будет. А я – Софья Борисовна Козлович, прапорщик медицинской службы. В разводе. – Зачем-то добавила она. – Давай, Максим, за знакомство!
Стеклянные стаканы негромко звякнули, Софья Борисовна залпом осушила свой коньяк, отчаянно сморщилась и толкнула посуду ко мне, взглядом намекнув налить еще.
Я пригубил крепчайший ассам и прикрыл глаза. Только теперь я понял, в каком напряжении находился до этого момента. Теперь оно постепенно покидало меня.
Похоже, моя собеседница чувствовала примерно то же.
Я плеснул ей на два пальца, отломил кусочек шоколада, и взглянул на нее. Щеки прапорщика Козлович порозовели, зрачки расширились, внушительный бюст, освобожденный от медицинского халата, вздымался часто и высоко.
Я снова пригубил из стакана и потянулся за лимоном. С кем еще попьешь чаю по-русски, как не с еврейской женщиной?
- Софья Борисовна, а что с Каримом случилось? Почему он отключился? Вроде не так много крови он потерял.
- Крови испугался, скорее всего. – Рассеянно пожала плечами она. – Были у нас в училище такие. Вроде бы лоб здоровый, и на трупах нормально отрабатывает, а как кровь увидит – сразу в обморок. Давай, что ли, выпьем еще? Скажи тост.
- Давайте за будущее? – На мгновение задумавшись, предложил я. – Прошлое прошло, а будущее ждет нас прямо за углом. Пусть оно будет ярким, прикольным и без дубины.
- Да ты поэт! – Прапорщик слегка ударила краем стакана по собрату, зажатому в моей руке, и со вкусом, не спеша, пригубила янтарной жидкости.
- Ты лучше скажи, Ермаков, пойдешь ко мне работать? – Наклонилась она ко мне. – Я руководитель суровый, но справедливый. А ты парень вроде ничего, с мозгами. Если согласен, то собеседование прямо сейчас проведем. – Хриплый голос над ухом изгонял из головы разум, как заправский экзорцист беса.
С трудом отведя взгляд от ложбинки между холмами ее грудей, я все же нашел в себе силы отстраниться.
- Заманчивое предложение, товарищ Козлович. Только я же ведь еще присягу не принимал. Давайте вернемся к этому вопросу, когда я стану хотя бы ефрейтором?
- Вот как? – Женщина поскучнела и вернулась в свое кресло. - Ну, дело твое. Ступай тогда, отдыхай. У тебя сейчас, наверное, веселое время?
- Не то слово. – Я залпом допил чай, по-гагарински выловил и съел дольку лимона и поднялся. – Спокойной ночи, Софья Борисовна. Спасибо за все.
- Спокойной ночи, Максим. Береги себя.
Я кивнул и вышел, аккуратно закрыв за собой дверь.
yaplakal.com