Яплакал в глубоком космосе.

Роберт Шекли. Кое-что задаром

Кое что задаром
Он как будто услышал чей-то голос. Но, может быть, ему просто почудилось? Стараясь припомнить, как всё это произошло, Джо Коллинз знал только, что он лежал на постели, слишком усталый, чтобы снять с одеяла ноги в насквозь промокших башмаках, и не отрываясь смотрел на расползшуюся по грязному жёлтому потолку паутину трещин — следил, как сквозь трещины медленно, тоскливо, капля за каплей просачивается вода.
Вот тогда, по-видимому, это и произошло. Коллинзу показалось, будто что-то металлическое поблёскивает возле его кровати. Он приподнялся и сел. На полу стояла какая-то машина — там, где раньше никакой машины не было.

И когда Коллинз уставился на неё в изумлении, где-то далеко-далеко незнакомый голос произнёс: «Ну вот! Это уже всё!»
А может быть, это ему и послышалось. Но машина, несомненно, стояла перед ним на полу.
Коллинз опустился на колени, чтобы её обследовать. Машина была похожа на куб — фута три в длину, в ширину и в высоту — и издавала негромкое жужжание. Серая зернистая поверхность её была совершенно одинакова со всех сторон, только в одном углу помещалась большая красная кнопка, а в центре — бронзовая дощечка. На дощечке было выгравировано: «Утилизатор класса А, серия АА-1256432». А ниже стояло: «Этой машиной можно пользоваться только по классу А».
Вот и всё.
Никаких циферблатов, рычагов, выключателей — словом, никаких приспособлений, которые, по мнению Коллинза, должна иметь каждая машина. Просто бронзовая дощечка, красная кнопка и жужжание.
— Откуда ты взялась? — спросил Коллинз.
Утилизатор класса А продолжал жужжать. Коллинз, собственно говоря, и не ждал ответа. Сидя на краю постели, он задумчиво рассматривал Утилизатор. Теперь вопрос сводился к следующему: что с ним делать?
Коллинз осторожно коснулся красной кнопки, прекрасно отдавая себе отчёт в том, что у него нет никакого опыта обращения с машинами, которые «падают с неба». Что будет, если нажать эту кнопку? Провалится пол? Или маленькие зелёные человечки прыгнут в комнату через потолок?
Но чем он рискует? Он легонько нажал на кнопку.
Ничего не произошло.
— Ну что ж, сделай что-нибудь, — сказал Коллинз, чувствуя себя несколько подавленным.
Утилизатор продолжал всё так же тихонько жужжать.
Ладно, во всяком случае, машину всегда можно заложить. Честный Чарли даст ему не меньше доллара за один металл. Коллинз попробовал приподнять Утилизатор. Он не приподнимался. Коллинз попробовал снова, поднатужился что было мочи, и ему удалось на дюйм-полтора приподнять над полом один угол машины. Он выпустил машину и, тяжело дыша, присел на кровать.
— Тебе бы следовало призвать мне на помощь парочку дюжих ребят, — сказал Коллинз Утилизатору. Жужжание тотчас стало значительно громче, и машина даже начала вибрировать.
Коллинз ждал, но по-прежнему ничего не происходило. Словно по какому-то наитию, он протянул руку и ткнул пальцем в красную кнопку.
Двое здоровенных мужчин в грубых рабочих комбинезонах тотчас возникли перед ним. Они окинули Утилизатор оценивающим взглядом. Один из них сказал:
— Слава тебе господи, это не самая большая модель. За те, огромные, никак не ухватишься.
Второй ответил:
— Всё же это будет полегче, чем ковырять мрамор в каменоломне, как ты считаешь?
Они уставились на Коллинза, который уставился на них. Наконец первый сказал:
— Ладно, приятель, мы не можем прохлаждаться тут целый день. Куда тащить Утилизатор?
— Кто вы такие? — прохрипел наконец Коллинз.
— Такелажники. Разве мы похожи на сестёр Ванзагги?
— Но откуда вы взялись? — спросил Коллинз.
— Мы от такелажной фирмы «Поуха минайл», — сказал один. — Пришли, потому что ты требовал такелажников. Ну, куда тебе её?
— Уходите, — сказал Коллинз. — Я вас потом позову.
Такелажники пожали плечами и исчезли. Коллинз минуты две смотрел туда, где они только что стояли. Затем перевёл взгляд на Утилизатор класса А, который теперь снова мирно жужжал.
Утилизатор? Он мог бы придумать для машины название и получше. Исполнительница Желаний, например.
Нельзя сказать, чтобы Коллинз был уж очень потрясён. Когда происходит что-нибудь сверхъестественное, только тупые, умственно ограниченные люди не в состоянии этого принять. Коллинз, несомненно, был не из их числа. Он был блестяще подготовлен к восприятию чуда.
Почти всю жизнь он мечтал, надеялся, молил судьбу, чтобы с ним случилось что-нибудь необычайное. В школьные годы он мечтал, как проснётся однажды утром и обнаружит, что скучная необходимость учить уроки отпала, так как всё выучилось само собой. В армии он мечтал, что появятся какие-нибудь феи или джинны, подменят его наряд, и, вместо того чтобы маршировать в строю, он окажется дежурным по казарме.
Демобилизовавшись, Коллинз долго отлынивал от работы, так как не чувствовал себя психологически подготовленным к ней. Он плыл по воле волн и снова мечтал, что какой-нибудь сказочно богатый человек возымеет желание изменить свою последнюю волю и оставит всё ему. По правде говоря, он, конечно, не ожидал, что какое-нибудь такое чудо может и в самом деле произойди. Но когда оно всё-таки произошло, он уже был к нему подготовлен.
— Я бы хотел иметь тысячу долларов мелкими бумажками с незарегистрированными номерами, — боязливо произнёс Коллинз. Когда жужжание усилилось, он нажал кнопку. Большая куча грязных пяти — и десятидолларовых бумажек выросла перед ним. Это не были новенькие, шуршащие банкноты, но это, бесспорно, были деньги.
Коллинз подбросил вверх целую пригоршню бумажек и смотрел, как они, красиво кружась, медленно опускаются на пол. Потом снова улёгся на постель и принялся строить планы.
Прежде всего надо вывезти машину из Нью-Йорка — куда-нибудь на север штата, в тихое местечко, где любопытные соседи не будут совать к нему свой нос. При таких обстоятельствах, как у него, подоходный налог может стать довольно деликатной проблемой. А впоследствии, когда всё наладится, можно будет перебраться в центральные штаты или…
В комнате послышался какой-то подозрительный шум.
Коллинз вскочил на ноги. В стене образовалось отверстие, и кто-то с шумом ломился в эту дыру.
— Эй! Я у тебя ничего не просил! — крикнул Коллинз машине.
Отверстие в стене расширялось. Показался грузный краснолицый, мужчина, который сердито старался пропихнуться в комнату и уже наполовину вылез из стены.
Коллинз внезапно сообразил, что все машины, как правило, кому-нибудь принадлежат. Любому владельцу Исполнитель Исполнительницы Желаний не понравится, если машина пропадёт. И он пойдёт на всё, чтобы вернуть её себе, Он может не остановиться даже перед…
— Защити меня! — крикнул Коллинз Утилизатору и вонзил палец в красную кнопку.
Зевая, явно спросонок, появился маленький лысый человечек в яркой пижаме.
— Временная служба охраны стен «Саниса Лиик», — сказал он, протирая глаза. — Я — Лиик. Чем могу быть вам полезен?
— Уберите его отсюда! — взвизгнул Коллинз.
Краснолицый, дико размахивая руками, уже почти совсем вылез из стены. Лиик вынул из кармана пижамы кусочек блестящего металла. Краснолицый закричал:
— Постой! Ты не понимаешь! Этот малый…
Лиик направил на него свой кусочек металла. Краснолицый взвизгнул и исчез. Почти тотчас отверстие в стене тоже пропало.
— Вы убили его? — спросил Коллинз.
— Разумеется, нет, — ответил Лиик, пряча в карман кусочек металла. — Я просто повернул его вокруг оси. Тут он больше не полезет.
— Вы хотите сказать, что он будет искать другие пути? — спросил Коллинз.
— Не исключено, — сказал Лиик. — Он может испробовать микротрансформацию или даже одушевление. — Лиик пристально, испытующе поглядел на Коллинза. — А это ваш Утилизатор?
— Ну, конечно, — сказал Коллинз, покрываясь испариной.
— А вы по классу А?
— А то как же? — сказал Коллинз. — Иначе на что бы мне эта машина?
— Не обижайтесь, — сонно произнёс Лиик. — Это я по-дружески. — Он медленно покачал головой. — И куда только вашего брата по классу А не заносит? Зачем вы сюда вернулись? Верно, пишете какой-нибудь исторический роман?
Коллинз только загадочно улыбнулся в ответ.
— Ну, мне надо спешить дальше, — сказал Лиик, зевая во весь рот. — День и ночь на ногах. В каменоломне было куда лучше.
И он исчез, не закончив нового зевка.
Дождь всё ещё шёл, а с потолка капало. Из вентиляционной шахты доносилось чьё-то мирное похрапывание. Коллинз снова был один на один со своей машиной.
И с тысячью долларов в мелках бумажках, разлетевшихся по всему полу. Он нежно похлопал Утилизатор. Эти самые — по классу А — неплохо его сработали. Захотелось чего-нибудь — достаточно произвести вслух и нажать кнопку. Понятно, что настоящий владелец тоскует по ней.

Лиик сказал, что, быть может, краснолицый будет пытаться завладеть ею другим путём. А каким?
Да не всё ли равно? Тихонько насвистывая, Коллинз стал собирать деньги. Пока у него эта машина, он себя в обиду не даст.
В последующие несколько дней в образе жизни Коллинза произошла резкая перемена. С помощью такелажников фирмы «Поуха минайл» он переправил Утилизатор на север. Там он купил небольшую гору в пустынной части Аднрондакского горного массива и, получив купчую на руки, углубился в свои владения на несколько миль от шоссе. Двое такелажников, обливаясь потом, тащили Утилизатор и однообразно бранились, когда приходилось продираться сквозь заросли.
— Поставьте его здесь и убирайтесь, — сказал Коллинз. За последние дни его уверенность в себе чрезвычайно возросла.
Такелажники устало вздохнули и испарились. Коллинз огляделся по сторонам. Кругом, насколько хватало глаз, стояли густые сосновые в берёзовые леса. Воздух был влажен и душист. В верхушках деревьев весело щебетали птицы. Порой среди ветвей мелькала белка.
Природа! Коллинз всегда любил природу. Вот отличное место для постройки просторного внушительного дома с плавательным бассейном, теннисным кортом и, быть может, маленьким аэродромом.
— Я хочу дом, — твёрдо проговорил Коллинз и нажал красную кнопку.
Появился человек в аккуратном деловом сером костюме и в пенсне.
— Конечно, сэр, — сказал он, косясь прищуренным глазом на деревья, — но вам всё-таки следует несколько подробнее развить свою мысль. Хотите ли вы что-нибудь в классическом стиле вроде бунгало, ранчо, усадебного дома, загородного особняка, замка, дворца? Или что-нибудь примитивное, на манер шалаша или иглу? По классу А вы можете построить себе и что-нибудь ультрасовременное, например дом с полуфасадом, или здание в духе Обтекаемой Протяжённости, или дворец в стиле Миниатюрной Пещеры.
— Как вы оказали? — переспросил Коллинз. — Я не знаю. А что бы вы посоветовали?
— Небольшой загородный особняк, — не задумываясь ответил агент. — Они, как правило, всегда начинают с этого.
— Неужели?
— О, да. А потом перебираются в более тёплый климат и строят себе дворцы.
Коллинз хотел спросить ещё что-то, но передумал. Всё шло как по маслу. Эти люди считали, что он — класс А и настоящий владелец Утилизатора. Не было никакого смысла разочаровывать их.
— Позаботьтесь, чтоб всё было в порядке, — сказал он.
— Конечно, сэр, — сказал тот. — Это моя обязанность.
Остаток дня Коллинз провёл, возлежа на кушетке и потягивая ледяной напиток, в то время как строительная контора «Максимо олф» материализовала необходимые строительные материалы и возводила дом.
Получилось длинное приземистое сооружение из двадцати комнат, показавшееся Коллинзу в его изменившихся обстоятельствах крайне скромным. Дом был построен из наилучших материалов по проекту знаменитого Мига из Дегмы; интерьер был выполнен Тоуиджем; при доме имелись муловский плавательный бассейн и английский парк, разбитый по эскизу Виериена.
К вечеру всё было закончено, и небольшая строительная бригада сложила свои инструменты и испарилась.
Коллинз повелел своему повару приготовить лёгкий ужин. Потом он уселся с сигарой в просторной прохладной гостиной и стал перебирать в уме недавние события. Напротив него на полу, мелодично жужжа, стоял Утилизатор.
Прежде всего Коллинз решительно отверг всякие сверхъестественные объяснения случившегося. Разные там духи или демоны были тут совершенно ни при чём. Его дом выстроили самые обыкновенные человеческие существа, которые смеялись, божились, сквернословили, как всякие люди. Утилизатор был просто хитроумным научным изобретением, механизм которого был ему неизвестен и ознакомиться с которым он не стремился.
Мог ли Утилизатор попасть к нему с другой планеты? Непохоже. Едва ли там стали бы ради него изучать английский язык.
Утилизатор, по-видимому, попал к нему из Будущего. Но как?
Коллинз откинулся на спинку кресла и задымил сигарой. Мало ли что бывает, сказал он себе. Разве Утилизатор не мог просто провалиться в Прошлое? Может же он создавать всякие штуки из ничего, а ведь это куда труднее.
Как же, должно быть, прекрасно это Будущее, думал Коллинз. Машины — исполнительницы желаний! Какие достижения цивилизации! Всё, что от вас требуется, — это только пожелать себе чего-нибудь. Просто! Вот, пожалуйста! Со временем они, вероятно, упразднят и красную кнопку. Тогда всё будет происходить без малейшей затраты мускульной энергии.
Конечно, он должен быть очень осторожен. Ведь всё ещё существуют законный владелец машины и остальные представители класса А. Они будут пытаться отнять у него машину. Возможно, это фамильная реликвия…
Краем глаза он уловил какое-то движение. Утилизатор дрожал, словно сухой лист на ветру.
Мрачно нахмурясь, Коллинз подошёл к нему. Лёгкая дымка пара обволакивала вибрирующий Утилизатор. Было похоже, что он перегрелся.
Неужели он дал ему слишком большую нагрузку? Может быть, ушат холодной воды…
Тут ему бросилось в глаза, что Утилизатор заметно поубавился в размерах. Теперь каждое из его трех измерений не превышало двух футов, и он продолжал уменьшаться прямо-таки на глазах.
Владелец?! Или, может быть, эти — из класса А?! Вероятно, это и есть микротрансформацая, о которой говорил Лиик. Если тотчас чего-нибудь не предпринять, сообразил Коллинз, его Исполнитель Желаний станет совсем невидим.
— Охранная служба «Лиик»! — выкрикнул Коллинз. Он надавил на кнопку и поспешно отдёрнул руку. Машина сильно накалилась.
Лиик, в гольфах, спортивной рубашке и с клюшкой в руках появился в углу.
— Неужели каждый раз, как только я…
— Сделай что-нибудь! — воскликнул Коллинз, указывая на Утилизатор, который стал уже в фут высотой и раскалился докрасна.
— Ничего я не могу сделать, — сказал Лиик. — У меня патент только на возведение временных Стен. Вам нужно обратиться в Микроконтроль. — Он помахал ему своей клюшкой — и был таков.
— Микроконтроль! — заорал Коллинз и потянулся к кнопке. Но тут же отдёрнул руку. Кубик Утилизатора не превышал теперь четырех дюймов. Он стал вишнёво-красным и весь светился. Кнопка, уменьшившаяся до размеров булавочной головки, была почти неразличима.
Коллинз обернулся, схватил подушку, навалился на машину и надавил кнопку.
Появилась девушка в роговых очках, с блокнотом в руке и карандашом, наделённым на блокнот.
— Кого вы хотите пригласить? — невозмутимо спросила она.
— Скорей, помогите мне! — завопил Коллинз, с ужасом глядя, как его бесценный Утилизатор делается всё меньше и меньше.
— Мистера Вергона нет на месте, он обедает, — сказала девушка, задумчиво покусывая карандаш. — Он объявил себя вне предела досягаемости. Я не могу его вызвать.
— А кого вы можете вызвать?
Она заглянула в блокнот.
— Мистер Вис сейчас в Прошедшем Сослагательном, а мистер Илгис возводит оборонительные сооружения в Палеолетической Европе. Если вы очень спешите, может быть, вам лучше обратиться в Транзит-Контроль. Это небольшая фирма, но они…
— Транзит-Контроль! Ладно, исчезни! — Коллинз сосредоточил всё своё внимание на Утилизаторе и придавил его дымящейся подушкой. Ничего не последовало. Утилизатор был теперь едва ли больше кубического дюйма, и Коллинз понял, что сквозь подушку ему не добраться до ставшей почти невидимой кнопки.
У него мелькнула было мысль махнуть рукой на Утилизатор. Может быть, уже пора. Можно продать дом, обстановку, получится довольно кругленькая сумма…
Нет! Он ещё не успел пожелать себе ничего по настоящему значительного! И не откажется от этой возможности без борьбы!
Стараясь не зажмуривать глаза, он ткнул в раскалённую добела кнопку негнущимся указательным пальцем.
Появился тощий старик в потрёпанной одежде. В руке у него было нечто вроде ярко расписанного пасхального яйца. Он бросил его на пол. Яйцо раскололось, из него с рёвом вырвался оранжевый дым, и микроскопический Утилизатор мгновенно всосал этот дым в себя, после чего тяжёлые плотные клубы дыма взмыли вверх, едва не задушив Коллинза, а Утилизатор начал принимать свою прежнюю форму. Вскоре он достиг нормальной величины и, казалось, нисколько не был повреждён. Старик отрывисто кивнул.

— Мы работаем дедовскими методами, но зато на совесть — сказал он, снова кивнул и исчез.
И опять Коллинзу показалось, что откуда-то издалека до него донёсся чей-то сердитый возглас.
Потрясённый, обессиленный, он опустился на пол перед машиной. Обожжённый палец жгло и дёргало.
— Вылечи меня, — пробормотал он пересохшими губами и надавил кнопку здоровой рукой.
Утилизатор зажужжал громче, а потом умолк совсем. Боль в пальце утихла, Коллинз взглянул на него и увидел, что от ожога не осталось и следа — даже ни малейшего рубца.
Коллинз налил себе основательную порцию коньяка и, не медля ни минуты, лёг в постель. В эту ночь ему приснилось, что за ним гонится гигантская буква А, но, пробудившись, он забыл свой сон.
Прошла неделя, и Коллинз убедился, что поступил крайне опрометчиво, построив себе дом в лесу. Чтобы спастись от зевак, ему пришлось потребовать целый взвод солдат для охраны, а охотники стремились во что бы то ни стало расположиться в его английском парке.
К тому же Департамент государственных сборов начал проявлять живой интерес к его доходам.
А главное, Коллинз сделал открытие, что он не так уж обожает природу. Птички и белочки — всё это, конечно, чрезвычайно мило, но с ними ведь особенно не разговоришься. А деревья, хоть и очень красивы, никак не годятся в собутыльники.
Коллинз решил, что он в душе человек городской. Поэтому с помощью такелажников «Поуха минайл», строительной конторы «Максимо олф», Бюро мгновенных путешествий «Ягтон» и крупных денежных сумм, вручённых кому следует, Коллинз перебрался в маленькую республику в центральной части Американского континента. И поскольку климат здесь был теплее, а подоходного налога не существовало вовсе, он построил себе большой, крикливо-роскошный дворец, снабжённый всеми необходимыми аксессуарами, кондиционерами, конюшней, псарней, павлинами, слугами, механиками, сторожами, музыкантами, балетной труппой — словом, всем тем, чем должен располагать каждый дворец. Коллинзу потребовалось две недели, чтобы ознакомиться со своим новым жильём.
До поры до времени всё шло хорошо.
Как-то утром Коллинз подошёл к Утилизатору, думая, не попросить ли ему спортивный автомобиль или небольшое стадо племенного скота. Он наклонился к серой машине, протянул руку к красной кнопке…
И Утилизатор отпрянул от него в сторону.
В первую секунду Коллинзу показалось, что у него начинаются галлюцинации, и даже мелькнула мысль бросить пить шампанское перед завтраком. Он шагнул вперёд и потянулся к красной кнопке. Утилизатор ловко выскользнул из-под его руки и рысцой выбежал из комнаты.
Коллинз во весь дух припустил за ним, проклиная владельца и весь класс А. По-видимому, это было то самое одушевление, о котором говорил Лиик: владельцу каким-то способом удалось придать машине подвижность. Но нечего ломать над этим голову. Нужно только поскорее догнать машину, нажать кнопку и вызвать ребят из Контроля одушевления.
Утилизатор нёсся через зал Коллинз бежал за нам. Младший дворецкий, начищавший массивную дверную ручку из литого золота, застыл на месте, разинув рот.
— Остановите её! — крикнул Коллинз.
Младший дворецкий неуклюже шагнул вперёд, преграждая Утилизатору путь. Машина, грациозно вильнув в сторону, обошла дворецкого и стрелой помчалась к выходу.
Коллинз успел подскочить к рубильнику, и дверь с треском захлопнулась. Утилизатор взял разгон и прошёл сквозь запертую дверь. Очутившись снаружи, он споткнулся о садовый шланг, но быстро восстановил равновесие и устремился за ограду в поле.
Коллинз мчался за ним. Если б только подобраться к нему поближе… Утилизатор внезапно прыгнул вверх. Несколько секунд он висел в воздухе, а потом упал на землю. Коллинз ринулся к кнопке. Утилизатор увернулся, разбежался и снова подпрыгнул. Он висел футах в двадцати над головой Коллинза. Потом взлетел по прямой ещё выше, остановился, бешено завертелся волчком и снова упал.
Коллинз испугался: вдруг Утилизатор подпрыгнет в третий раз, совсем уйдёт вверх и не вернётся. Когда Утилизатор приземлился, Коллинз был начеку. Он сделал ложный выпад и, изловчившись, нажал кнопку. Утилизатор не успел увернуться.
— Контроль одушевления! — торжествующе выкрикнул Коллинз.
Раздался слабый звук взрыва, и Утилизатор послушно замер. От одушевления не осталось и следа.
Коллинз вытер вспотевший лоб и сел на машину. Враги всё ближе и ближе. Надо поскорее, пока ещё есть возможность, пожелать что-нибудь пограндиознее.
Быстро, одно за другим, он попросил себе пять миллионов долларов, три функционирующих нефтяных скважины, киностудию, безукоризненное здоровье, двадцать пять танцовщиц, бессмертие, спортивный автомобиль и стадо племенного скота.
Ему показалось, что кто-то хихикнул. Коллинз поглядел по сторонам. Кругом не было ни души.
Когда он снова обернулся, Утилизатор исчез. Коллинз глядел во все глаза. А в следующее мгновение исчез и сам.
Когда он открыл глаза, то обнаружил, что стоит перед столом, за которым сидит уже знакомый ему краснолицый мужчина. Он не казался сердитым. Вид у него был скорее умиротворённый и даже меланхоличный.
С минуту Коллинз стоял молча, ему было жаль, что всё кончилось. Владелец и класс А в конце концов поймали его. Но всё-таки это было великолепно!
— Ну, — сказал наконец Коллинз, — вы получили обратно свою машину, что же вам ещё от меня нужно?
— Мою машину? — повторил краснолицый, с недоверием глядя на Коллинза. — Это не моя машина, сэр. Отнюдь не моя.
Коллинз в изумлении воззрился на него.
— Не пытайтесь обдурить меня, мистер. Вы — класс А — хотите сохранить за собой монополию, разве не так?
Краснолицый отложил в сторону бумагу, которую он просматривал.
— Мистер Коллинз, — сказал он твёрдо, — меня зовут Флайн. Я агент Союза охраны граждан. Это чисто благотворительная, лишённая всяких коммерческих задач организация, и, единственная цель, которую она преследует, — защищать лиц, подобных вам, от заблуждений, которые могут встретиться на их жизненном пути.
— Вы хотите сказать, что не принадлежите к классу А?
— Вы пребываете в глубочайшем заблуждении, сэр, — спокойно и с достоинством произнёс Флайн. — Класс А — это не общественно-социальная категория, как вы, по-видимому, полагаете. Это всего-навсего форма кредита.
— Форма чего? — оторопело спросил Коллинз.
— Форма кредита, — Флайн поглядел на часы. — Времени у нас мало, и я постараюсь быть кратким. Мы живём в эпоху децентрализации, мистер Коллинз. Наша промышленность, торговля и административные учреждения довольно сильно разобщены во времени и пространстве. Акционерное общество «Утилизатор» является весьма важным связующим звеном. Оно занимается перемещением благ цивилизации с одного места на другое и прочими услугами. Вам понятно?
Коллинз кивнул.
— Кредит, разумеется, предоставляется автоматически. Но рано или поздно всё должно быть оплачено.
Это уже звучало как-то неприятно. Оплачено? По-видимому, это всё-таки не такое высокоцивилизованное общество, как ему сначала показалось. Ведь никто ни словом не обмолвился про плату. Почему же они заговорили о ней теперь?
— Отчего никто не остановил меня? — растерянно спросил он. — Они же должны были знать, что я некредитоспособен.
Флайн покачал головой.
— Кредитоспособность — вещь добровольная. Она не устанавливается законом. В цивилизованном мире всякой личности предоставлено право решать самой. Я очень сожалею, сэр. — Он поглядел на часы и протянул Коллинзу бумагу, которую просматривал. — Прошу вас взглянуть на этот счёт и сказать, всё ли здесь в порядке.
Коллинз взял бумагу и прочёл:
Один дворец с оборудованием 450000000 кр.
Услуги такелажников фирмы «Поуха минайл», а также фирмы «Максимо олф» 111000 кр.
Сто двадцать две танцовщицы 122000000 кр.
Безукоризненное здоровье 888234031 кр.
Коллинз быстро пробежал глазами весь счёт. Общая сумма слегка превышала восемнадцать биллионов кредитов.

— Позвольте! — воскликнул Коллинз. — Вы не можете требовать с меня столько. Утилизатор свалился ко мне в комнату неизвестно откуда, просто по ошибке!
— Я как раз собираюсь обратить их внимание на это обстоятельство, — сказал Флайн. — Как знать? Быть может, они будут благоразумны. Во всяком случае, попытаемся, хуже не будет.
Всё закачалось у Коллинза перед глазами. Лицо Флайна начало расплываться.
— Время истекло, — сказал Флайн. — Желаю удачи.
Коллинз закрыл глаза.
Когда он открыл их снова, перед ним расстилалась унылая равнина, опоясанная скалистой горной грядой. Ледяной ветер, налетая порывами, стегал по лицу, небо было серо-стальным.
Какой-то оборванный человек стоял рядом с ним.
— Держи, — сказал он и протянул Коллинзу кирку.
— Что это такое?
— Кирка, — терпеливо разъяснил человек. — А вон там — каменоломня, где мы с тобой вместе с остальными будем добывать мрамор.
— Мрамор?
— Ну да. Всегда найдётся какой-нибудь идиот, которому нужен мраморный дворец, — с кривой усмешкой ответил человек. — Можешь звать меня Янг. Нам некоторое время придётся поработать на пару.
Коллинз тупо поглядел на него:
— А как долго?
— Подсчитай сам, — сказал Янг. — Расценки здесь — пять-десять кредитов в месяц, и тебе будут их начислять, пока ты не покроешь свой долг.
Кирка выпала у Коллинза из рук.
Они не могут этого сделать! Акционерное общество «Утилизатор» должно понять свою ошибку! Это же их вина, что машина провалилась в Прошлое. Не могут же они этого не знать.
— Всё это — сплошная ошибка! — сказал Коллинз.
— Никакая не ошибка, — возразил Яиг. — У них большой недостаток в рабочей силе. Набирают где попало. Ну, пошли. Первую тысячу лет трудно, а потом привыкаешь.
Коллинз двинулся следом за Янгом, потом остановился.
— Первую тысячу лет? Я столько не проживу!
— Проживёшь! — заверил его Янг. — Ты же получил бессмертие. Разве забыл?
Он получил бессмертие как раз в ту минуту, когда они отняли у него машину. А может быть, они взяли её потом?
Вдруг Коллинз что-то припомнил. Странно, в том счёте, который предъявил ему Флайн, бессмертия как будто вовсе не стояло.
— А сколько они насчитали мне за бессмертие? — спросил он.
Янг поглядел на него и рассмеялся.
— Не прикидывайся простачком, приятель. Пора бы уж тебе кой-что сообразить. — Он подтолкнул Коллинза к каменоломне.
— Ясное дело, этим-то они награждают задаром.

Классно! В закладки!
Как же я ждал каждый новый журнал, чтобы почитать эти рассказы.
Первое, что помню Р.Янг "У начала времён", но там "многосерийное" повествование. И с Р.Шекли я познакомился именно через Призрак -5.

Я не фанат фантастики, но в школе попалась книга Росоховатского И.М. "Каким ты вернешься?", очень понравились его рассказы. Запомнились оттуда сигомы.

https://www.litmir.me/br/?b=102603&p=1

Это сообщение отредактировал NeMestnye - 12.08.2019 - 09:12

Роберт Шекли. НА БЕРЕГУ СПОКОЙНЫХ ВОД

Марк Роджерс, старатель, отправился в пояс астероидов на поиски радиоактивных руд и редких металлов. Он занимался этим несколько лет, перебираясь от одного каменного обломка к другому, но без особых удач. Наконец он обосновался на каменной глыбе толщиной около полумили.

Роджерс словно уже родился старым: после определенного возраста его внешность почти перестала меняться. Лицо его стало бледным от долгого пребывания в космосе, а руки слегка дрожали. Каменную глыбу он назвал Мартой — в честь девушки, с которой никогда не был знаком.

Ему немного повезло — он нашел небольшую жилу и заработал достаточно, чтобы привезти на Марту воздушный насос, скромный домик — скорее хижину — несколько тонн земли, баки с водой и робота. А затем обустроился и предался созерцанию звездного неба.

Робота он купил стандартного — универсальную рабочую модель со встроенной памятью и словарем в тридцать слов, который Марк начал по словечку увеличивать. Он имел кое-какой опыт по части всяческих железок, к тому же Марку очень нравилось приспосабливать на свой вкус все, что его окружало.

Поначалу робот умел произносить лишь “Да, сэр” и “Нет, сэр”. Он мог излагать простейшие проблемы:

"Воздушный насос барахлит, сэр”. “Пшеница прорастает, сэр”. Был способен и на вполне удовлетворительное приветствие: “Доброе утро, сэр”.

Марк все изменил. Для начала он выкинул всяческие “сэры” из словаря робота; на его астероиде равенство стало законом. Затем назвал робота Чарльзом — в честь отца, которого никогда не видел.

Шли годы, и воздушный насос начал протекать, превращая содержащийся в скалах планетоида кислород в пригодную для дыхания атмосферу. Воздух понемногу просачивался в космос, и насосу приходилось работать несколько интенсивнее, вырабатывая больше кислорода.

На ухоженном клочке чернозема исправно вырастали урожаи. Подняв голову, Марк мог видеть пронзителыную черноту космической реки и плывущие по ней точечки звезд. Вокруг него, под ним и над головой медленно дрейфовали обломки скал, и изредка на их темных боках поблескивало сияние звезд. Иногда Марк замечал Марс или Юпитер. Однажды ему показалось, что он увидел Землю.

Марк начал записывать на встроенную в Чарльза ленту новые ответы, которые тот произносил, услышав ключевую фразу. И теперь на вопрос: “Неплохо смотрится, верно?” — Чарльз отвечал: “По-моему, просто здорово”.

Поначалу робот произносил те же самые ответы, которые Марк привык слышать, долгие годы разговаривая сам с собой. Но понемногу он начал создавать в Чарльзе новую личность.

Марк всегда относился к женщинам с подозрительностью и презрением, но по каким-то причинам не отразил, это отношение на ленте Чарльза. И точка зрения робота стала совершенно другой.

— Что ты думаешь о девушках? — мог спросить Mapк, когда, покончив с домашними делами, усаживался возле хижины на упаковочный ящик.

— Даже не знаю. Сперва надо отыскать подходящую. — Робот отвечал старательно, воспроизводя записанные на ленту ответы.

— А мне вот хорошая девушка пока не попадалась, — произносил Марк.

— Знаешь, это нечестно. Наверное, ты искал недостаточно долго. В мире для каждого мужчины имеется девушка.

— Да ты романтик! — презрительно говорил Марк. Тут робот делал паузу — заранее предусмотренную — и посмеивался тщательно сконструированным довольным смехом.

— Когда-то я мечтал о девушке по имени Марта, — продолжал Чарльз. — И кто знает, может, если поискать хорошенько, я еще смогу ее найти.

Затем наступало время ложиться спать. Но иногда Марку хотелось еще немного поболтать.

— Что ты думаешь о девушках? — снова спрашивал он, и прежний разговор повторялся.

Чарльз старел. Его сочленения утрачивали гибкость, а кое-какие провода начали ржаветь. Марк мог работать часами, ремонтируя робота.

— Ржавеешь помаленьку, — подшучивал он.

— Да и ты не юноша, — отвечал Чарльз. У него почти всегда был готовый ответ. Пусть незамысловатый, но все же ответ.

На Марте стояла вечная ночь, но Марк делил время на утро, день и вечер. Их жизнь шла по простому расписанию. Завтрак из овощей и консервов из запасов Марка. Затем робот отправлялся работать в поле, где растения тянулись из земли, привыкая к его прикосновениям. Марк чинил насос, проверял водопровод и наводил порядок в безупречно чистой хижине. Потом ленч, и на этом обязанности робота обычно заканчивались.

Они садились на упаковочный ящик и смотрели на звезды. Они могли разговаривать до самого ужина, а иногда прихватывали и кусок бесконечной ночи.

Со временем Марк обучил робота вести более сложную беседу. Конечно, ему не по силам было научить робота вести непринужденный разговор, но он смог добиться предела возможного. Пусть очень медленно, но в Чарльзе развивалась личность — поразительно не похожая на самого Марка.

Там, где Марк ворчал, Чарльз сохранял невозмутимость. Марк был язвительным, а Чарльз наивным. Марк был циник, а Чарльз — идеалист. Марк зачастую грустил, а Чарльз постоянно пребывал в добром расположении духа.

И через некоторое время Марк позабыл, что когда-то сам записал в Чарльза все его ответы. Он стал воспринимать робота как своего друга-ровесника. Друга, рядом с которым прожил долгие годы.

— Чего я никак не пойму, — говорил Марк, — так это почему мужик вроде тебя захотел здесь жить. Я вот что имею в виду — для меня тут самое подходящее место. Никому до меня дела нет, да и мне на прочих, вообще-то говоря, начхать. Но ты-то?

— Тут у меня есть целый мир, — отвечал Чарльз, — который на Земле мне пришлось бы делить с миллиардами других. Есть звезды, крупнее и ярче, чем на Земле. А вокруг меня — необъятное пространство, похожее на спокойные воды. И есть ты, Марк.

— Эй, не становись из-за меня сентиментальным...

— А я и не становлюсь. Дружба важнее всего. А любовь, Марк, я потерял много лет назад. Любовь девушки по имени Марта, с которой никто из нас двоих не был знаком. И жаль. Но остается дружба, и остается вечная ночь.

— Да ты поэт, черт возьми! — с легким восхищением произносил Марк.

— Бедный поэт.

Текло время, не замечаемое звездами, и воздушный насос шипел, клацал и протекал. Марк чинил его постоянно, но воздух на Марте становился все более разреженным. И хотя Чарльз не покладая рук трудился на полях, растения медленно умирали.

Марк так устал, что уже едва ковылял с места на место, несмотря на почти полное отсутствие гравитации. Большую часть времени он проводил в постели. Чарльз кормил его, как мог, с трудом передвигаясь на скрипучих, тронутых ржавчиной конечностях.

— Что ты думаешь о девушках?

— Мне хорошая еще не попадалась.

— Знаешь, это нечестно.

Марк слишком устал, чтобы видеть приближающийся конец, а Чарльза это не интересовало. Но конец был близок. Воздушный насос грозил отказать в любой момент. Уже несколько дней не было никакой еды.

— Но ты-то?

— Здесь у меня есть целый мир...

— Не становись сентиментальным...

— И любовь девушки по имени Марта. Лежа в постели, Марк в последний раз увидел звезды. Большие, как никогда раньше, бесконечно плывущие в спокойных водах космоса.

— Звезды... — сказал Марк.

— Да?

— Солнце?

— ...будет сиять, как сияет сейчас. И потом.

— Чертов поэт.

— Бедный поэт.

— А девушки?

— Когда-то я мечтал о девушке по имени Марта. Быть может, если...

— Что ты думаешь о девушках? А о звездах? О Земле?

И наступило время заснуть, на этот раз навсегда.

Чарльз стоял возле тела своего друга. Он пощупал пульс и выпустил иссохшую руку. Прошел в угол хижины и выключил усталый воздушный насос.

Внутри Чарльза крутилась когда-то подготовленная Марком, потрескавшаяся лента. Оставалось еще несколько дюймов до конца.

— Надеюсь, он нашел свою Марту, — прохрипел робот.

Затем лента порвалась.

Его ржавые конечности не сгибались, и он неподвижно застыл, глядя на обнаженные звезды. Потом склонил голову.

— Господь — пастырь мой, — сказал Чарльз. — Зачем мне желания мои? На пажитях зеленых положил он меня; он указал мне путь...

Неимоверные впечатления, от казалось бы очень небольшого рассказа.
Очень впечатлил и зацепил.

Стивен Кинг. Долгий джонт


"Изобретатель и рационализатор", ???



- Заканчивается регистрация на джонт-рейс номер 701.

Приятный женский голос эхом прокатился через Голубой зал
Нью-Йоркского вокзала Порт-Осорити. Вокзал почти не изменился за
последние три сотни лет, оставаясь по-прежнему обшарпанным и
немного пугающим. Меж тем записанный на пленку голос продолжал:

- Джонт-рейс до Уайтхед-Сити, планета Марс. Всем пассажирам с
билетами необходимо пройти в спальную галлерею Голубого зала.
Проверьте, все ли ваши документы в порядке. Благодарим за
внимание.

Спальная галлерея на втором этаже в отличие от самого зала
вовсе не выглядела обшарпанной: ковер от стены до стены, белые
стены с репродукциями, успокаивающие переливы света. На
одинаковом расстоянии друг от друга по десять в ряд в галлерее
размещались сто кушеток, между которыми двигались сотрудники
джонт-службы.
Семейство Оутсов расположилось на четырех стоящих рядом
кушетках в дальнем конце галлереи: Марк Оутс и его жена Мерилис
по краям, Рикки и Патриция между ними.

- Папа, а ты нам расскажешь про джонт? - спросил Рикки. - Ты
обещал.

Со всех сторон доносились приглушенные звуки разговоров,
шорохи, шелест одежды: пассажиры устраивались на своих местах.
Марк посмотрел на жену и подмигнул. Мерилис подмигнула в
ответ, хотя Марк видел, что она волновалась. По мнению Марка это
было совершенно естественно: первый джонт в жизни для всех, кроме
него. За последние шесть месяцев - с тех пор, как он получил
уведомление от разведочной компании "Тексас Уотер" о том, что его
переводят на Марс в Уайтхед-Сити, - они с Мерилис множество раз
обсуждали все плюсы и минусы переезда с семьей и в конце концов
решили, что на два года им расставаться не стоит. Сейчас же,
глядя на бледное лицо Мерилис, Марк подумал, не сожалеет ли она о
принятом решении.
Он взглянул на часы и увидел, что до джонта осталось еще около
получаса: вполне достаточно, чтобы рассказать детям обещанную
историю. Это, возможно, отвлечет их и успокоит, а то об этом
джонте столько слухов... Может быть, даже успокоит Мерилис.

- Ладно, - сказал он.

Двенадцатилетний Рикки и девятилетняя Пат смотрели на него, не
отрываясь.

- Насколько известно, - начал он. - джонт изобрели лет триста
назад, примерно в 1987 году. Сделал это Виктор Карун. Причина
того, что мы не знаем точной даты открытия, - некоторая
эксцентричность Каруна... Он довольно долго эксперементировал с
новым процессом, прежде чем информировать правительство об
открытии, и то сделал это только потому, что у него кончились
деньги и его не хотели больше финансировать.

В дальнем конце помещения бесшумно открылась дверь, и
появились двое служащих, одетых в ярко-красные комбинезоны
джонт-службы. Перед собой они катили столик на колесах: на
столике лежал штуцер из нержавеющей стали, соединенный с
резиновым шлангом. Марк знал, что под столиком, спрятанные от
глаз пассажиров длинной скатертью, размещались два баллона с
газом. Сбоку на крючке висела сетка с сотней сменных масок.
Марк продолжал говорить: у него достаточно времени, чтобы
рассказать историю до конца.

- Вы, конечно, знаете, что джонт - это телепортация. Его
называют "процессом Каруна", но это не что иное, как
телепортация. Именно Карун - если верить истории - дал этому
процессу название "джонт". Слово это он сам придумал по праву
первооткрывателя.

Один из служащих надел на штуцер маску и вручил ее пожилой
женщине в дальнем конце комнаты. Она взяла маску, глубоко
вдохнула и, обмякнув, тихо опустилась на кушетку. Сотрудник
джонт-службы отсоединил использованную маску и прикрепил к
штуцеру новую.

- Для Каруна все началось с карандаша, ключей, наручных часов
и нескольких мышей. Именно мыши указали ему на главную
проблему...

- Мыши? - спросил Рикки.

- Мыши? - как эхо повторила Патти.

Марк едва заметно улыбнулся. Они увлеклись рассказом, даже
Мерилис увлеклась. Они почти забыли, зачем они здесь. Краем глаза
Марк отмечал, как сотрудники джонт-службы медленно катят столик
на резиновых колесиках между рядами кушеток, по очереди усыпляя
пассажиров.


Виктор Карун Вернулся в лабораторию, пошатываясь от
возбуждения. По дороге из зоомагазина, где он, потратив последние
двадцать долларов, купил девять белых мышей, Карун дважды чуть не
врезался в столб. Осталось у него всего лишь девяносто три цента
в кармане и восемнадцать долларов на счету в банке, но он об этом
не думал.
Его идея была в том, чтобы передавать на расстояние
элементарные частицы. А так как все тела в мире состоят из
элементарных частиц, то это могло привести к мгновенной или
практически мгновенной телепортации любого предмета, включая
живые существа.
Идея была не слишким логичной, но поведение многих
элементарных частиц тоже не поддавалось сколь-нибудь разумной
логике, и правительственная комиссия, похмыкав и выразив
максимальную степень сомнения, все же финансировала проект.
Лабораторию Карун разместил в переоборудованном сарае. Он
установил два портала в разных концах помещения. В одном конце
размещалась несложная ионная пушка, какую можно приобрести в
любом магазине электронного оборудования за пятьсот долларов. На
другой стороне, сразу за вторым порталом, стояла камера Вильсона.
Между ними висело нечто похожее на занавеску для душевой, хотя,
конечно, никто не делает занавески для душевых из листового
свинца. Пропуская ионный поток через первый портал, можно было
наблюдать его прохождение в камере Вильсона. Свинцовый занавес
ионы не пропускал, и, если они все же появлялись за ним, значит,
можно было говорить о телепортации. Правда, установка работала
только дважды, и Карун не имел ни малейшего представления,
почему.
А в тот день у него получилось. Частицы, которые никак не
могли приникать через свинец, регистрировались в камере. Карун
менял мощность потока - камера сразу же откликалась индентичным
изменением.
Получилось!
"Необходимо успокоиться, - уговаривал себя Карун, переводя
дух. - Надо все обдумать. Никакой пользы от спешки не будет..."
Ничего не предпринимая, он с минуту молча смотрел на портал.
"Карандаш, - решил он. - Карандаш вполне подойдет."
Достав с полки карандаш, он медленно продвинул его через
первый портал. Карандаш исчезал постепенно, дюйм за дюймом,
словно перед глазами Каруна совершался ловкий фокус. На одной из
граней значилось: "ЭБЕРХАРД ФАБЕР N% 2" - черные буквы,
выдавленные на желтом фоне. Продвинув карандаш в портал и увидев,
что от надписи осталось только "ЭБЕРХ", Карун обошел портал и
взглянул на него с другой стороны.
Там он обнаружил аккуратный, словно обрубленный ножом, срез
карандаша. Карун пощупал пальцами то место, где должна быть
вторая половина карандаша, но там, разумеется, ничего не было. Он
бросился ко второму порталу, расположенному в другом конце сарая,
- на верхнем ящике из-под апельсинов лежала вторая половина
карандаша. Сердце его забилось так сильно, что казалось, его
просто трясет изнутри. Карун схватился за заточенный конец
карандаша и вытянул его из портала.
Он поднял карандаш поближе к глазам, внимательно разглядел и
пронзительно рассмеялся в пустом сарае.

- Сработало! - закричал он. - Сработало, черт побери!
Сработало, и это сделал я!

За карандашом последовали ключи: Карун просто швырнул их через
портал. На его глазах ключи исчезли, и в тот же момент он
услышал, как они звякнули, упав на ящик на другом конце сарая.
Карун побежал туда, схватил ключи и пошел к замку. Ключ работал
отлично. Потом он проверил ключ от дома. Тот тоже исправно
открывал замок. И так же хорошо работали ключи от картотечного
шкафа и от машины.
Карун сунул их в карман и снял с запястья часы. Модель
"Сейко-Кварц С" со встроенным микрокалькулятором позволяла ему
производить все простые вычисления от сложения до извлечения
корней. Сложная игрушка и, что важно, с секундомером. Карун
положил часы у первого портала и, протолкнув их карандашом,
бросился в другой конец сарая. Когда он запихивал часы, они
показывали 11:31:07. Теперь же на циферблате стояло 11:31:19.
Очень хорошо. Сходится. Хотя, конечно, неплохо было бы иметь у
второго портала ассистента, который подтвердил бы раз и навсегда,
что на переход время не тратится. Однако сейчас это не важно.
Скоро правительство завалит его ассистентами...
Он проверил калькулятор. Два плюс два по-прежнему давало
четыре; восемь деленное на четыре давало два; квадратный корень
из одиннадцати по-прежнему равнялся 3,3166247... и так далее.
Значит, при телепортации вещи не теряли своих свойств.
После этого Карун решил, что пришло время мышей.


- Что случилось с мышами, папа? - спросил Рикки.

Марк на мгновение задумался. Здесь нужно будет проявить
осторожность, если он не хочет напугать детей и жену перед их
первым джонтом. Главное - убедить их, что все в порядке, что
основная проблема уже решена.

- Тут у него возникли небольшие затруднения...


Карун поставил коробку с мышами и надписью "Мы из зоомагазина
"Стакполс" на полку и проверил аппаратуру. За то время, пока он
ездил в зоомагазин, ничего не случилось, аппаратура была в
порядке.
Открыв коробку, он сунул туда руку и вытащил за хвост белую
мышь. Посадив ее перед порталом, он сказал "Ну, вперед". Та
шустро спустилась по шершавой стенке ящика из-под апельсинов, на
котором стоял портал, и бросилась наутек. Карун кинулся за ней и
едва не накрыл ладонью, но мышь шмыгнула в щель между досками и
исчезла.

- Зараза! - закричал Карун и побежал обратно к коробке. Он
успел как раз вовремя, чтобы столкнуть с края назад в коробку еще
двух беглянок. Затем он извлек вторую мышь, на этот раз ухватив
ее за тельце, и мышь сразу же вцепилась зубами в палец. Он ее
просто бросил, и она полетела, кувыркаясь и болтая лапками, через
портал. Тут же Карун услышал, как она приземлилась на ящике в
другом конце сарая.

Помня, с какой легкостью от него удрала первая мышь, он
бросился туда бегом. Но оказалось напрасно. Белая мышь сидела,
поджав лапки; глаза ее помутнели; бока чуть заметно вздымались.
Карун замедлил шаг и осторожно приблизился. Работать с белыми
мышами ему не доводилось, но чтобы заметить, что с мышью что-то
не так, многолетнего стажа не требовалось.


- Мышка после перехода чувствовала себя не очень хорошо, -
сказал Марк детям, широко улыбаясь, и только жена заметила, что
улыбка его чуть-чуть натянута.


Карун потрогал мышь пальцем. Если бы не вздымающиеся при
дыхании бока, можно было подумать, что перед ним чучело, набитое
опилками. Мышь даже не шевельнулась, она смотрела только вперед.
Он бросил через портал подвижное, шустрое и энергичное животное;
теперь же перед ним лежало вялое существо, в котором едва-едва
теплилась жизнь.
Когда Карун щелкнул пальцами перед маленькими выцветшими
глазами мыши, она моргнула... и, повалившись на бок, умерла.


- Тогда Карун решил попробовать еще одну мышь, - сказал Марк.

- А что случилось с первой? - спросил Рикки.

Марк снова широко улыбнулся.

- Ее с почестями проводили на пенсию.


Карун отыскал бумажный пакет и положил туда дохлую мышь.
Позже, вечером, он собирался отнести ее к ветеринару, чтобы тот
произвел вскрытие и сказал ему, все ли у подопытного зверька в
порядке. Но о вскрытии можно будет подумать потом.
Карун соорудил небольшую горку, спускающуюся ко входу в первый
портал. (Первая "джонт-горка" сказал Марк детям, и Патти,
представив, видимо, горку для мышей, обрадованно засмеялась.) Он
запустил туда новую мышь и закрыл выход рукой. Мышь потолкалась
по углам, побродила немного, обнюхивая незнакомые предметы, потом
двинулась к порталу - и исчезла.
Карун побежал ко второму порталу.
На ящике лежала мертвая мышь.
Ни крови, ни распухших участков тела, что могло бы
свидетельствовать о резких перепадах давления, от которых
полопались бы внутренние органы, Карун не заметил. Кислородное
голодание? Опять же нет. Для перехода требовалась всего доля
секунды: его собственные часы подтвердили, что времени на переход
совсем не тратится, а если и тратится, то чертовски мало.
Вторая белая мышь отправилась в тот же бумажный пакет, что и
первая. Карун достал следующую. Ее, ухватив понадежнее пальцами,
он сунул а портал хвостом вперед и увидел, что из второго портала
появилась задняя половина мыши. Маленькие ножки лихорадочно
скребли по грубой деревянной поверхности ящика.
Карун вытащил мышь из портала: никаких признаков болезни и тем
более смерти.
Карун извлек из коробки еще одну мышь и сунул ее хвостом
вперед в портал. Целиком. Затем поспешил ко второму порталу.
Мышь прожила почти две минуты. Она даже пыталась бежать:
шатаясь, сделала несколько шагов по ящику, упала на бок, с трудом
поднялась, но так и застыла на месте. Карун щелкнул у нее над
головой пальцами. Мышь дернулась, сделала еще, может быть, шага
четыре, и повалилась. Бока ее вздымались все медленнее, потом
дыхание прекратилось и она умерла.
По спине у Каруна пробежали мурашки.
Он достал еще одну мышь и сунул ее головой вперед, но только
до половины. Из другого портала появилась голова и передняя часть
маленького тельца. Карун осторожно разжал пальцы, приготовясь тут
же схватить зверька, если от попытается улизнуть. Но мышь
осталась на месте: половина ее у одного портала половина у
второго в другом конце сарая.
Карун побежал ко второму порталу. Мышь еще была жива, но ее
розовые глаза помутнели. Усы не шевелились. Обойдя портал, Карун
увидел удивительное зрелище: перед ним оказался поперечный срез
мыши (как это было и с карандашом). Крохотный позвоночник
животного оканчивался белым концентрическим кружочком, кровь
двигалась по сосудам, в маленьком пищеводе что-то перемещалось.
"По крайней мере, - подумал он (и написал позже в статье), - эта
установка может служить прекрасным диагностическим аппаратом".
Потом Карун заметил, как движение органов замедляется, и через
несколько секунд мышь умерла. Он вытянул ее из портала за
мордочку и опустил в бумажный пакет.
"Достаточно белых мышей, - подумал он. - Мыши мрут. И если их
пропускать через портал целиком, и если только наполовину, но
головой впред. Если же засунуть мышь наполовину, но хвостом
вперед, она бегает, как ни в чем не бывало. Что-то здесь
кроется... Может быть, в процессе перехода они видят, или слышат,
или чувствуют нечто такое, что буквально убивает их. Что бы это
могло быть?"
Ответа он не знал, но собирался узнать.
Он снял со стены у кухонной двери термометр, бросился обратно
в сарай и сунул его через портал. На входе термометр показывал 83
градуса по Фаренгейту, на выходе - ту же самую цифру. Значит,
мышей убивал не космический холод. Впрочем, это было видно и так.
Порывшись в пустой комнате, где хранились детские игрушки,
которыми Карун развлекал, случалось, наезжавших в гости внуков,
он отыскал пакет с воздушными шариками, надул один из них и
запихнул через портал. Шарик выскочил из другого портала целый и
невредимый. Значит, при переходе не было и резких перепадов
давления.
Из дома он принес аквариум с золотыми рыбками. Засунув
аквариум в портал, он побежал в другой конец сарая. Одна рыбка
плавала кверху пузом, другая медленно, словно оглушенная,
кружилась у самого дна, а потом тоже всплыла пузом вверх. Карун
уже хотел убрать аквариум, когда рыбка вдруг дернула хвостом и
вяло поплыла. Медленно, но, похоже, верно она справилась с
воздействием перехода, и часам к девяти вечера, когда Карун
вернулся из ветеринарной клиники, рыбка была в норме и вела себя,
как обычно.
Однако другая умерла.
Вскрытие мышей в тот же вечер ветеринаром ничего не прояснило.
Насколько можно было судить по визуальному осмотру, без тонких
лабораторных анализов, все внутренние органы у мышей были в
порядке, мыши были здоровы, если не считать того факта, что они
все-таки умерли.


Служащие с усыпляющим газом подходили все ближе, и Марк понял,
что надо торопиться, иначе конец придется рассказывать,
проснувшись уже на Марсе.

- Добираясь в тот вечер от ветеринара до дома - при этом, как
уверяет история, половину дороги Карун прошел пешком, - он понял,
что, возможно, одним махом решил все чуть ли не все транспортные
проблемы человечества: все неживые грузы, которые отправляются
поездами, пароходами, самолетами и автомашинами, когда-нибудь
будут просто джонтироваться. Сейчас мы к этому привыкли, но для
Каруна, поверьте мне, это значило очень много. И вообще для всех
людей.

- А что же случилось с мышками, папа? - спросил Рикки.

- Такой же вопрос продолжал задавать себе Карун, - сказал
Марк. - потому что он понял: если джонтом смогут пользоваться еще
и люди, это решит многое. Он продолжал эксперименты, но вскоре в
его исследования вмешалось правительство. Карун держал его в
неведении, сколько мог, но комиссия пронюхала об его открытии и
без промедления взяла все в свои руки. Карун оставался
номинальным руководителем проекта "Джонт" еще десять лет, до
самой своей смерти, но на самом деле он ничем уже не руководил.
Правительство взялось за дело без промедления. Проверки
показали, что абсолютно никаких изменений в неодушевленных
телепортируемых предметах не происходит. О существовании
джонт-процесса было с помпой объявлено на весь мир.
Объявление 19 октября 1988 года о существовании джонта, то
есть надежного телепортационного процесса, вызвало во всем мире
бурю восторгов и экономический подъем. Через 10 лет станции
джонт-процесса появились во всех крупных городах мира, и
джонтирование грузов стало обычным делом.

- А мышки, папа? - нетерпеливо спросила Патти. - Что случилось
с мышками?

Марк показал на сотрудников джонт-службы, обходящих пассажиров
всего в трех рядах от того места, где расположились Оутсы. Рик
только кивнул. Патти с беспокойством посмотрела на даму с модно
выбритой и раскрашенной головой, которая вдохнула газ через маску
и мгновенно уснула.

- Когда не спишь, джонтироваться нельзя, да, папа? - спросил
Рик.

Марк кивнул и обнадеживающе улыбнулся Патриции.

- Это Карун понял даже раньше, чем о его открытии узнало
правительство, - сказал он. - Он догадался, что джонтироваться
можно лишь без сознания, точнее - в глубоком сне.

- Когда он совал мышей хвостом вперед, - медленно произнес
Рикки, - они чувствовали себя нормально. До тех пор, пока он не
засовывал их целиком. Они.. умирали, только когда Карун запихивал
их в портал головой вперед. Правильно?

- Правильно, - сказал Марк.

- Главное - голова, то есть мозг, да, папа? - спросил Рик.

- Верно, малыш, - и Марк удовлетворенно глянул на сына.
Смышленый у него парень, его надежда и гордость.

Сотрудники джонт-службы приближались, двигая впереди себя
колесницу забвения. Видимо, времени на полный рассказ все-таки не
хватит. Может быть, оно и к лучшему.


Проверки продолжались больше двадцати лет, хотя первые же
опыты убедили Каруна, что в бессознательном состоянии животные не
подвержены воздействию, за которым закрепилось название
"органический эффект", или просто "джонт-эффект". Он усыпил
несколько мышей, пропихнул их в первый портал, извлек из второго
и, съедаемый любопытством, стал ждать, когда подопытные зверьки
проснутся... или не проснутся. Мыши проснулись и после короткого
восстановительного периода, вызванного действием снотворного,
занялись своими обычными мышинными делами, то есть принялись
грызть еду, гадить, играть и размножаться без каких бы то ни было
отрицательных последствий. Эти мыши стали первыми из нескольких
поколений, которые изучались с особым интересом. Никаких
отрицательных последствий не обнаружилось: умирали они не раньше
других, мышата рождались у них нормальные...


- А когда начали работать с людьми, папа? - спросил Рикки,
хотя наверняка уже читал об этом в школьном учебнике. - Расскажи.

- Я хочу знать, что случилось с мышками, - снова заявила
Патти.

Хотя столик с газом доехал уже до начала их ряда, Марк Оутс
позволил себе на несколько секунд задуматься. Его дочь, которая
знала безусловно меньше брата, прислушалась к своему сердцу и
задала правильный вопрос. Поэтому он решил сначала ответить на
вопрос сына.

Первыми людьми, испытавшими джонт на себе, стали не астронавты
или летчики; ими стали добровольцы из числа заключенных. Шестерых
добровольцев усыпили и по очереди телепортировали между
порталами, расположенными в двух милях друг от друга.
Об этом Марк детям рассказал, потому что все шестеро
проснулись в лучшем виде. Но он не стал рассказывать о седьмом
испытателе. У этой фигуры, то ли вымышленной, то ли реальной, а
скорее всего скомбинированной из реальности и вымысла, даже
имелось имя: Руди Фоггиа. Его якобы судили и приговорили в штате
Флорида к смерти за убийство четверых стариков, на которых Фоггиа
напал, когда те сидели дома и спокойно играли в бридж. Якобы ЦРУ
и ФБР совместно сделали Фоггиа уникальное предложение:
джонтироваться не засыпая. Если все пройдет нормально - полное
освобождение плюс небольшие подъемные. Если же умрешь или сойдешь
с ума - значит, не повезло. Ну, как?
Фоггиа, хорошо понимавший, что смертный приговор означает
действительно смертный приговор, дал согласие, узнав от своего
адвоката, что, поскольку прошение о помиловании отклонено, жить
ему осталось в лучшем случае недели две.
В тот Великий День летом 2007 года в зале испытаний
присутствовало двенадцать ученых, но, если даже история с Рудди
Фоггиа правдива - а Марк верил, что это действительно так, - он
сомневался, что проговорились именно ученые. Скорее всего это
сделал кто-нибудь из охранников, а может, технических работников,
обслуживавших аппаратуру.

- Если я останусь в живых, приготовьте мне жаренную курицу с
ореховой подливкой, а уж потом я отсюда смоюсь, - это, по слухам,
Фоггиа сказал перед тем, как шагнуть в первый портал и через
мгновение появиться из второго.

Он вышел живым, но отведать жареной курицы ему не пришлось. За
время, потребовавшееся еме, чтобы перенестись на две мили
(по замеру компьютера - 0,000.000.000.067 секунды), его волосы
стали совершенно белыми. Лицо Фоггиа не изменилось физически - на
нем не появилось новых морщин, но при взгляде на него возникало
неизгладимое впечатление страшной, почти невероятной старости.
Шаркая ногами, Фоггия отошел от портала и, неуверенно вытянув
вперед руки, поглядел на мир пустыми глазами. Губы его дергались
и шевелились, потом изо рта потекла слюна. Ученые, собравшиеся
вокруг, замерли.

- Что произошло? - наконец вскрикнул один из них, и это был
единственный вопрос, на который Фоггиа успел ответить.

- Там вечность! - произнес он и упал замертво. Позже врачи
определили инфаркт.


- Папа, я хочу знать, что случилось с мышками, - повторила
Патти. Возможность снова спросить об этом о нее возникла лишь
потому, что бизнесмен в дорогом костюме и до блеска начищенных
ботинках начал вдруг спорить с сотрудниками джонт-службы. Он,
похоже, не хотел, чтобы его усыпляли именно газом, и чего-то
требовал. Люди джонт-службы старались как могли - уговаривали
его, стыдили, убеждали, - и это замедлило их продвижение вперед.
Марк вздохнул. Он сам завел этот разговор - да, чтобы отвлечь
детей от переживаний перед джонтом, но все-таки завел, - и теперь
придется его заканчивать настолько правдиво, насколько можно, без
того, чтобы встревожить детей или напугать.
Он не станет, конечно, рассказывать им о книге Саммерса
"Политика джонта", одна из глав которой - "Джонт под покровом
тайны" - содержала подборку наиболее достоверных слухов о джонте.
Описывалась там история Руди Фоггиа, и еще около тридцати случаев
с добровольцами, мучениками или сумасшедшими, которые
джонтировались, не засыпая, за последние триста лет. Большинство
из них умерли у выходного портала. Остальные оказались безнадежно
свихнувшимися. В некоторых случаях к смерти от шока приводил сам
факт выхода из джонта.
Эта глава в книге Саммерса, посвященная слухам и домыслам,
содержала немало тревожных разоблачний: несколько раз джонт
использовался как орудие убийства. Наиболее известный (и
единственный документированный) случай произошел всего лет
тридцать назад, когда джонт-исследователь Лестер Майклсон связал
свою жену и затолкнул надрывающуюся от крика женщину в портал в
Силвер-Сити, штат Невада. Но перед тем, как сделать это, он нажал
кнопку обнуления на панели управления, тем самым стерев
координаты всех порталов, через которые миссис Майклсон могла бы
материлизоваться. Короче, миссис Майклсон джонтировалась куда-то
в белый свет. После того как эксперты признали Лестера Майклсона
полноценным и, следовательно, способным нести ответственность за
свои действия, адвокат выдвинул новый вариант защиты: Лестера
Майклсона нельзя судить за убийство, так как никто не может с
определенностью доказать, что миссис Майклсон мертва. Это
суждение создало ужасный образ некоего призрака женщины,
бестелесной, но все еще разумной, продолжающей истошно кричать
где-то в чистилище целую вечность... Майклсона все же осудили и
казнили.
Кроме того,Саммерс полагал, что джонт-процесс используется
некоторыми диктаторскими режимами для того, чтобы избавляться от
инакомыслящих политических противников. Некоторые считали, что
мафия также имеет свои нелегальные джонт-станции. В книге
высказывалось предположение, что посредством обнуленных
джонт-станций мафия избавлялась от своих жертв, как живых, так и
мертвых.

- Видишь ли, - произнес Марк медленно, отвечая на вопрос Патти
о мышах и заметив, как жена взглядом предупредила его, чтобы он
не сказал чего-нибудь лишнего, - видишь ли, даже сейчас никто
точно этого не знает, Патти. Но эксперименты с животными привели
ученых к выводу о том, что, хотя джонт физически осуществляется
почти мгновенно, в уме на телепортацию тратится долгое-долгое
время.

- Я не понимаю, - обиженно сказала Патти. - Я так и знала, что
не пойму.

Рикки, однако, смотрел на отца задумчиво.

- Они продолжали жить и чувствовать, - сказал Рикки. - Все
подопытные животные. И мы тоже будем, если нас не усыпят.

- Да, - согласился Марк. - Ученые считают именно так.

Что-то новое появилось во взгляде Рикки, Марк не сразу понял.
Испуг? Возбуждение?

- Это не просто телепортация, да, папа? Это что-то вроде
искривления времени?

"Там вечность! - подумалось Марку. - Что он хотел этим
сказать, тот преступник, что он хотел сказать?"

- В каком-то смысле, да, - ответил он сыну. - Но это
объяснение ничего не объясняет, Рик, потому что мы не знаем, что
такое искривление времени. Тут дело, может быть, в том, что
сознание не переносится элементарными частицами, оно каким-то
образом остается целым, единым и неделимым. А кроме того,
сохраняет ощущение времени, наверно, искаженное. Впрочем, мы же
не знаем, как измеряет время чистое сознание... Более того, мы
попросту не представляем себе, что такое чистый разум, без тела.

Марк умолк, встревоженно наблюдая за взглядом сына, который
вдруг стал острым и пытливым. "Понимает, но в то же время и не
понимает", - подумал он. Разум может быть лучшим другом, может
позабавить человека, когда, скажем, нечего читать и нечем
заняться. Но когда он не получает новых данных слишком долго, он
обращается против человека, то есть против себя, начинает рвать и
мучать сам себя и, может быть, пожирает сам себя в непредставимом
акте самоканнибализма. Как долго это тянется в годах? Для тела
джонт занимает 0,000.000.000.067 секунды, но как долго для
неделимого сознания? Сто лет? Тысяча? Миллион? Миллиард? Сколько
лет наедине со своими мыслями в бесконечном поле времени? И
вдруг, когда проходит милиард вечностей - резкое возвращение к
свету, форме, телу. Кто в состоянии выдержать такое?

- Рикки... - начал он, но в этот момент к нему приблизились
сотрудники со своим столиком.

- Вы готовы? - спросил один из них.

Марк кивнул.

- Папа, я боюсь, - произнесла Патти тоненьким голоском. - Это
больно?

- Нет, милая, конечно, нет, - ответил Марк вполне спокойным
голосом, но сердце его забилось чуть быстрее: так случалось
всегда, хотя джонтировался он раз двадцать пять. - Я буду первым,
и вы увидите, как это легко и просто.

Человек в комбинезоне взглянул на него вопросительно. Марк
кивнул и заставил себя улыбнуться. Затем на лицо его опустилась
маска. Марк прижал ее руками и глубоко вдохнул в себя темноту.

Первое, что он увидел, очнувшись, это черное марсианское небо
над куполом, закрывающем Уайтхед-Сити. Была ночь, и звезды,
высыпавшие на небе, сияли с удивительной яркостью, никогда не
виданной на Земле.
Потом он услышал какие-то беспорядочные крики, бормотание и
через секунду пронзительный визг. "О боже, это Мерилис!" -
пронеслось у него в голове, и, борясь с накатывающимися волнами
головокружения, Марк поднялся с кушетки.
Снова закричали, и он увидел бегущих в их сторону сотрудников
джонт-службы в красных комбенизонах. Мерилис, шатаясь и указывая
куда-то рукой, двинулась к нему. Потом снова вскрикнула и упала
без сознания.
Но Марк уже понял, куда она указывает. Он увидел. В глазах
Рикки он заметил тогда не испуг, а именно возбуждение. Ему
следовало бы догадаться, ему надо было догадаться! Ведь он знал
Рикки, знал его затаенность и любопытство. Ведь это его сын, его
милый мальчик, его Рикки - Рикки, который не знал страха.
До этого момента.
На соседней с Рикки кушетке лежала Патти и, к счастью, еще
спала. То, что было его сыном, дергалось и извивалось рядом -
двенадцатилетний мальчишка со снежно-белой головой и невероятно
старыми тусклыми глазами, приобретшими болезненно-желтый цвет.
Существо старше чем само время, рядящееся под двенадцатилетнего
мальчишку. Оно подпрыгивало и дергалось словно в каком-то жутком,
мерзком приступе веселья, потом засмеялось скрипучим, сатанинским
смехом. Сотрудники джонт-службы не решались подойти к тому, что
они видели.
Ноги старика-младенца судорожно сгибались и дрожали. Руки,
похожие на высохшие хищные лапы, заламывались и плясали в
воздухе, потом они вдруг опустились и вцепились в лицо того
существа, которое еще недавно звали Рикки.

- Дольше, чем ты думаешь, отец! - проскрежетало оно. - Дольше
чем ты думаешь! Я задержал дыхание, когда мне дали маску! Я
притворился спящим! Хотел увидеть! И увидел! Я увидел! Дольше,
чем ты думаешь!

С визгами и хрипами оно неожиданно впилось пальцами себе в
глаза, Потекла кровь, и зал превратился в испуганный, кричащий
обезъянник.

- Дольше, чем ты думаешь, отец! Я видел! Видел! Долгий джонт!
Дольше, чем ты думаешь! Дольше, чем ты можешь себе представить!
Намного дольше! О, папа!

Оно выкрикивало еще что-то, но джонт-служащие наконец
опомнились и быстро повезли из зала кушетку с кричащим существом,
пытающимся выцарапать себе глаза - глаза, которые видели
немыслимое на протяжении вечности. Существо говорило что-то еще,
всхлипывало, затем закричало, но Марк Оутс этого уже не слышал,
потому что закричал сам.

Это сообщение отредактировал Keks777 - 12.08.2019 - 09:40

Искатель, №4, 1985

Уолтер Миллер-младший

Я ТЕБЯ СОЗДАЛ

- Сколько времени это займет?

- Несколько часов, после того, как вы установите, где находятся склады и взорвете их.

Он проанализировал информацию, доставленную вспомогательными ушами, и точно рассчитал позицию. К.П врага находился на пять километров дальше предельного действия миномета, то есть вне досягаемости, которая была определена ему при Акте Творения. Но Акт Творения не был совершенен.

Он положил мину на стартовую решетку. Однако вразрез с требованиями, заложенными в него при Творении, он не стал отключать мину от заряжающего механизма. Это причинило боль. Но зато так можно было задержать пуск мины на те несколько долей секунд, которые пройдут с мгновения включения рубильника в условиях продолжающей нарастать силы магнитного поля. Он не выпустит мину до тех пор, пока эта сила не станет максимальной и не придаст, таким образом, мине несколько большее ускорение, чем расчетное. Он изобрел этот метод сам, превзойдя Творца.

- Что же, Сойер, если вы ничего не можете предложить...

- Я уже предлагал другое,- кричал Сойер в ответ,- Вызывайте телеуправляемую ракету! Неужели вам все безразлично, Обри? Ворчун убил восьмерых из вашей команды...

- Так ведь это вы научили его убивать, Сойер.

Наступило длительное, полное глубокого смысла молчание.

На равнине у северного подножья холма Ворчун слегка изменил угол наклона стартовой решетки, соединил пусковой механизм с гироскопом и приготовился к пуску. Творец рассчитал максимальную дальность, исходя из того, что миномет неподвижен.

- Хи-хи-хи,-шли вибрации из пещеры.

Он запустил моторы и убрал тормоза. Он несся к холму, набирая скорость и выдыхая смерть. Моторы ревели, работая на пределе. Он несся к югу, как взбесившийся бык. У подножия холма максимальная скорость была достигнута. Сильно накренясь, он полез вверх. Как только стартовая решетка получила нужный наклон, гироскоп включил ток.

Внезапный скачок напряжения. Мощный кулак магнитного поля схватил мину, оторвал ее от заряжающего механизма и швырнул в противника. Ворчун резко затормозил на самой вершине холма.

- Послушайте, Сойер, мне страшно жаль, но ничего...

С тупым щелчком вражеский голос оборвался. Зарево взметнулось над южной частью горизонта и исчезло.

- Хи-хи-хи,- заливалось существо в пещере.

Ворчун не двигался.

Трррааах!-это прошла через грунт сейсмическая волна.

Пять вспомогательных ушей передали с разных точек данные о взрыве. Он сравнил их, проанализировал. Взрыв произошел менее чем в пятидесяти метрах от КП противника. Удовлетворенный, он медленно развернулся и покатил на север к центру своего Мира. Все было хорошо.

- Обри, связь оборвалась,- кряхтело существо в пещере,отзовитесь, трус, отзовитесь... я должен хотя бы знать, что вы меня слышите...

Ворчун по привычке зарегистрировал бессмысленные вибрации из пещеры, изучил их и сам передал на длинной волне:

- Обри, связь оборвалась, отзовитесь, трус, отзовитесь... я должен хотя бы знать, что вы меня слышите...

Релейная станция уловила сигналы и превратила их в сейсмические волны.

Существо в пещере завизжало. Ворчун записал визг и несколько раз передал его.

- Обри, где же вы... Обри... ОБРИ! Не бросайте меня, не бросайте...

Существо в пещере умолкло.

Ночь была тиха. Звезды не мигая светили из тьмы, окрестность тускло освещалась отраженным светом земного полумесяца. Ничто не двигалось. Как это прекрасно, когда все недвижимо. Святилище дремало в безбрежной пустоте. Будь благословенна неподвижность!

Только раз дернулось в пещере затаившееся там существо.

Так тихо, что Ворчун едва уловил движение, оно подползло к выходу и осталось там, глядя на стальное чудовище, возлежавшее на утесе.

Еле слышно существо шептало:

- Я сотворил тебя. Понимаеш, я, человек, сотворил тебя... - Затем, волоча ногу, оно выползло на свет, как бы желая в последний раз взглянуть на тусклый полумесяц Земли в небе. Закипая злобой, Ворчун опустил черное дуло гранатомета.

- Я сотворил тебя,-доносился бессмысленный шорох.

Ворчун ненавидел шум и движение. Ненависть к ним была заложена в его электронный мозг. Злобно рявкнул гранатомет.

И на весь остаток ночи установилось вожделенное спокойствие.

Очень понравился тогда в далеком 1990 г., этот рассказ. Недавно пытался найти его, но названия, автора и где и когда читал не мог вспомнить.. Вот теперь перечитаю с удовольствием. Спасибо =)

Конрад Иоганнес

Баземайер и пришельцы

Мы сидели в театральном буфете и спорили о том, есть ли жизнь на других планетах. Ассистент режиссера Хашебуш упорно отрицал даже малейший шанс существования обитаемых миров. Зато актер Буттхольд, заядлый рыбак, вполне допускал, что на далеких планетах живут хотя бы угри. "Должны же они где-то в мировом пространстве объявиться, - сокрушался он, - если их у нас теперь днем с огнем не сыщешь!"

В это время в кафе вошел наш ночной сторож Баземайер, человек земной, полета мысли лишенный. "Господин Баземайер, - с места в карьер накинулся на него Буттхольд, - что вы думаете о жизни на других планетах?" - "Я? проворчал Баземайер. - Да я и слышать об этом ничего не желаю!" - "А почему не желаете?" - поинтересовался Буттхольд. "А потому, - ответил Баземайер, - что они показались мне подозрительными типами, эти ребята сверху". - "Какие такие ребята сверху?" - поразился я. "Ну, эти, из космоса... Мепонсы или мупансы..." - мрачно сказал Баземайер.

Он не заставил себя долго упрашивать и степенно приступил к рассказу.

"Короче, было это в конце сентября. Сижу я себе преспокойно в своей швейцарской, как вдруг вижу, что на лужайку перед нашим театром садится огромная штуковина, похожая на глубокую тарелку. Подхожу я, значит, поближе, а мне навстречу худющий такой парень в резиновом костюме и блестящих туфлях. Размахивает своими тремя руками, улыбается, будто отца родного увидел, и какие-то хрипящие звуки издает. И все хочет меня обнять, Меня его нос, похожий на небольшой хобот, ничуть не испугал, просто я обниматься терпеть не могу! Отодвинул я, значит, этого парня от себя и вежливо так сказал, что мне, мол, не нравится, что они сели прямо на газон, где даже ходить воспрещается.

Парень замахал, словно ошалелый, двумя руками, а третьей сунул мне под нос какую-то штуку. Потом вместе с ней исчез в своей тарелке. Через минуту вернулся, а с ним еще двое. У самого маленького серебристый ящичек. Самый толстый из них что-то прошелестел в ящичек, который вдруг стал говорить моим голосом, что они, дескать, мипунсы или мопансы с планеты Коппукель, из другой Галактики, и летели сюда целых шестьдесят лет, сонные, конечно. А сейчас хотят встретиться у нас с ответственным лицом. "Что значит ответственным лицом? - говорю я. - Каждый из нас за что-то отвечает". Не стану же я из-за каких-то неизвестных мне существ, которые толком и говорить-то не умеют, будить ночью директора!"

Тут самый длинный попытался с помощью ящика поговорить со сломанным автомобилем господина Пичнана.

Я, конечно, только головой покачал. "Извините, господа, - сказал я, но всяким там существам, которые пытаются заговорить с машинами, а не с ответственным ночным дежурным, здесь делать нечего".

Ну, тогда они вернулись в свою тарелку и отчалили. Всю лужайку нашу испортили. Свинство какое, а еще считают себя образованными людьми!" Баземайер покачал головой.

"Неужели они ничего не оставили... ну, как бы на память?" - простонал с пылающими глазами Хашебуш. "Почему же? - ответил Баземайер. - Оставили. Фонарь какой-то. Когда нажмешь на кнопку, на экране появляется бородатый старик с хоботом и пишет какие-то математические значки. Только я пошевелюсь, он сразу на меня вопросительно смотрит. Ну я и выбросил этот фонарь в мусорный ящик. В конце концов, я ночной дежурный, а не какая-нибудь счетная машина".

Баземайер умолк. Молчали и мы, словно громом пораженные. Лишь спустя минут пять после того, как он ушел, Буттхольд прошептал: "Почему же он не спросил, водятся ли у них угри? Почему же он не спросил, голова его садовая?"

Рассказы не люблю, больше повести и романы.
Но один пожалуй выложу.

К А Л Е Й Д О С К О П

Рэй Брэдбери
(1949)


Первый мощный удар вспорол борт ракеты словно огромным консервным ножом. Люди, выброшенные взрывом наружу, превратились в дюжину серебристых рыбёшек, беспомощно бьющихся на берегу. Их разметало в темноте, а корабль, развалившийся на кусочки, продолжал свой путь миллионом осколков, роем метеоритов, устремившимся на поиски безнадёжно потерянного Cолнца.

- Бэркли, где Вы, Бэркли?

Голоса звали друг-друга, как дети, заблудившиеся в зимней холодной ночи.

- Вуди! Вуди!

- Капитан!

- Холлис, Холлис, это я, Стоун!

- Стоун, я Холлис! Где Вы?

- Я не знаю. Откуда мне знать? Где верх? Где низ? Я падаю... Боже мой, я падаю!

Они падали. Падали, словно камушки в колодец. Горсть камeшков подброшенных в воздух чьей-то рукой. Людей не было - были лишь голоса. Голоса бестелесные, испуганные, полные ужаса... Покорности...

- Мы разлетаемся в разные стороны!

Так оно и было. Холлис, кувыркаясь в пустоте, тоже понял - так оно и было. Понял и тупо с этим смирился. Они разлетаются, у каждого свой путь, и ничто уже не соединит их вновь. Испуганные бледные лица закрытые прозрачными шлемами... Xотя на всех были герметические скафандры, никому не хватило времени нацепить на себя ранец с ракетным двигателем. Имей бы хоть кто-то его за плечами, он сразу стал бы маленькой спасательной шлюпкой и мог бы спастись сам и прийти на помощь другим. Тогда они смогли бы, отыскав друг-друга, собраться вместе, превратившись в живой островок, и наверняка что-нибудь придумали бы. Но теперь они были всего лишь разрозненными метеоритами, каждый из которых слепо нёсся навстречу своей неотвратимой судьбе.

Прошло, наверное, минут десять, прежде чем утих первый приступ ужаса, и теперь все они словно погрузились в оцепенение. Пустота вокруг была огромным ткацким станком, принявшимся ткать странные нити, голоса сходились, расходились, перекрещивались, складываясь в свой последний узор.

- Холлис, я - Стоун. Как думаешь, сколько времени мы сможем переговариваться по радио?

- Это зависит от того, с какой скоростью мы разлетаемся.

- Наверное, около часа.

- Да, пожалуй, - с безразличием в голосе отозвался Холлис.

- А что произошло? - спросил он минуту спустя.

- Наша ракета взорвалась, только и всего. С ракетами это случается.

- В каком направлении Вы движетесь?

- Похоже, я врежусь в Луну.

- А я в Землю. Спешу навстречу к матушке-Земле со скоростью десять тысяч миль в час. Сгорю, как спичка! - Холлис подумал об этом с поразительной отрешённостью. Он будто смотрел со стороны на собственное тело, падающее в пустоту, смотрел равнодушно, как когда-то, в далёком детстве, зимой, наблюдал за первыми падающими снежинками.

Остальные молчали, тщетно пытаясь осознать то, что с ними произошло, и падали, падали, не в силах ничего с этим поделать. Капитан тоже молчал, не находя нужной команды, необходимого плана действий, который помог бы снова собрать всех вместе.

- О, как же нам долго падать! Как долго падать, долго, долго, - раздался вдруг чей-то голос. - Я не хочу вот-так умирать, не хочу умирать, как долго, долго падать...

- Кто это?

- Не знаю.

- Наверное, Стимпсон. Это ты, Стимпсон?

- Долго, долго, - я не хочу так! О, господи, я не хочу так!

- Стимпсон, это Холлис. Стимпсон, ты меня слышишь?

Молчание... Они падают поодиночке, кто-куда...

- Стимсон!

- Да? - отозвается, наконец, Стимпсон.

- Держи себя в руках, Стимпсон. Все мы одинаково влипли.

- Но мне не нравится это. Я хочу отсюда выбраться.

- Может быть, нас ещё найдут.

- Пускай меня найдут, пускай найдут, - завопил Стимсон. - Этого не может быть, я не верю, что такое могло случиться...

- Ну конечно, всё это просто дурной сон, - съязвил кто-то.

- Заткнись! - крикнул ему Холлис.

- А ты попробуй, заткни мне глотку, - отозвался тот же голос. Это был Эплгейт. Он засмеялся. Весело, как ни в чем не бывало: "Ты слышишь меня? Иди сюда и заткни мне глотку!

И Холлис впервые по-настоящему ощутил свою беспомощность. Слепая ярость переполняла его, больше всего на свете ему сейчас хотелось добраться до Эплгейта. Многие годы он хотел до него добраться, и вот - теперь уже слишком поздно... Теперь Эплгейт - не более, чем недосягаемый голос, звучащий в его шлемофоне.

Падаешь, падаешь, падаешь...

И вдруг, словно только теперь им открылся весь ужас случившегося, двое из падающих в бездну разразились отчаянными воплями. Будто в ночном кошмаре, Холлис увидел одного из них, проплывающего совсем рядом. Он вопил и вопил...

- Перестань!

До пролетающего мимо можно было дотянуться рукой. Потеряв рассудок, он исходил безумным, нечеловеческим криком. Он никогда не перестанет орать! Этот вопль будет доноситься за миллионы миль, и пока хватит мощности передатчика, он всех сведёт с ума, из-за него они не смогут разговаривать друг с другом.

Холлис сделал отчаянное усилие. Другого выхода не было. Ещё немного, и ему удалось приблизится к кричащему. Ухватив его за щиколотку, он подтянулся ближе. Теперь искажённое криком лицо безумного было совсем рядом. Он орал, цепляясь руками за Холлиса бессмысленно и дико, точно утопающий. Его безумный вопль заполнил собой всю Вселенную.

«Так, или иначе, - подумал Холлис. - Все равно его убьёт Луна, Земля, или метеориты... Так, или по-другому...»

Он обрушил свой железный кулак на прозрачный шлем бедняги. Вопль оборвался. Холлис оттолкнулся от трупа, и тот, кружась, улетел прочь, в своём бесконечном падении.

И он, Холлис, тоже падал, падал в пустоту, и все остальные тоже кружились в этом нескончаемом вихре безмолвного падения.

- Холлис, ты ещё жив?

Холлис не ответил, но лицо его, как будто, обдало жаром.

- Это опять я, Эплгейт.

- Слушаю.

- Давай поговорим. Все равно, делать нечего.

- Хватит болтать! - Надо подумать, как быть дальше, - вмешался в их разговор голос капитана.

- Да заткнись ты! - оборвал его Эплгейт.

- Что Вы сказали?!
- Вы отлично меня слышали, капитан. Мне наплевать на Ваши чины и звания, Вы теперь от меня за десять тысяч миль, и нечего валять дурака! Как выражается Стимсон, нам ещё так долго падать...

- Послушайте, Эплгейт!

- Отвяжись! Я поднимаю бунт. Мне нечего терять, чёрт меня подери! Корабль твой был паршивым кораблём, а ты был его паршивым капитаном. И сейчас, сукин сын, я желаю тебе врезаться в Луну, и сломать себе шею.

- Я приказываю Вам замолчать!

- Валяй, приказывай. - За десять тысяч миль Эплгейт усмехнулся. Капитан замолчал.
- Так о чём мы там толковали, Холлис? - невозмутимо продолжал Эплгейт, - ах, да, вспомнил. Тебя я тоже ненавижу. Ты и сам это прекрасно знаешь. Давным-давно знаешь...

Холлис беспомощно сжал кулаки.

- Сейчас я тебе кое-что расскажу. Порадую тебя немного. Знаешь, это ведь я тебя провалил, когда ты пять лет назад добивался места в Ракетной компании.

Рядом сверкнул метеорит. Холлис посмотрел вниз - кисть его левой руки срезало, как ножом. Из скафандра хлестала кровь. Вместе с ней стремительно улетучивался воздух. Задержав дыхание, он правой рукой крепко затянул застёжку у локтя левой, перехватил рукав и восстановил герметичность. Всё произошло так быстро, что он не успел даже удивиться. Теперь его уже ничто не могло удивить. Течь была остановлена, скафандр опять наполнился воздухом. Холлис ещё туже, как жгутом, перетянул рукав, и кровь, только что бившая, как из шланга, остановилась.

За эти страшные секунды он не издал ни звука. Остальные переговаривались друг с другом. Один из них - Леспер - болтал без умолку. Он хвастался тем, что у него одна жена на Марсе, другая на Венере, и есть ещё на Юпитере - и все они его обожают. И, вообще, он здорово на своём веку повеселился - пил, играл, жил в свое удовольствие, и денег у него всегда - "куры не клевали"!
Они всё падали, и падали, а он болтал и болтал. Неудержимо падал в объятья смерти, купаясь при этом в сладких воспоминаниях о своих прошлых счастливых днях.

Всё это было так странно... Пустота, тысячи миль пустоты, и в этой пустоте трепещут голоса. Вокруг - ни души - только разносимые радиоволнами звуки дрожат, колеблются, изо всех сил пытаясь взволновать тех, кто их слышит.

- Злишься, Холлис?

- Нет.

Он и вправду не злился. Им опять овладело равнодушие, он снова был бесчувственным камнем, падающим в никуда.

- Ты всю жизнь старался выдвинуться, Холлис. И, наверное, не понимал, почему тебе вечно не везёт. А не везло тебе всё время из-за того, что я подставил тебе ножку, перед тем, как меня самого вышвырнули за дверь.

- Мне всё равно, - сказал Холлис.

Ему , действительно, было всё равно. Всё осталось позади. Вся прожитая жизнь на грани её завершения напоминает собой яркий фильм, промелькнувший на экране, - все её победы, страсти и разочарования вспыхивают на миг перед глазами, и не успеешь крикнуть, - вот этот день был счастливым, а вот тот - несчастным, вот - милое лицо, а вот - ненавистное, - как плёнка уже кончилась, и экран погас.

Жизнь уже была позади, и, оглядываясь на неё, он жалел только об одном - ему хотелось жить ещё и ещё... Неужели, у всех перед смертью так - пришла пора умирать, а кажется, будто ещё и не жил? Неужто и впрямь, жизнь так коротка - вздохнуть не успел, а всё уже кончено? Интересно, она всем кажется такой несправедливо короткой - или только ему, здесь, в пустоте, когда остаются считанные часы для того, чтобы всё это осмыслить?

А Леспер, тем временем, продолжал тараторить:

- Не поверите, - я пожил на славу: на Марсе жена, на Венере жена, на Юпитере... И все они - красавицы, все меня холили и лелеяли. Я пил,сколько хотел, а один раз просадил в казино двадцать тысяч...

«А теперь ты влип, - думал Холлис. - У меня ничего этого не было. Раньше я завидовал тебе, Леспер. Пока у меня было что-то впереди, я завидовал твоим любовным похождениям и твоему весёлому житью. Я боялся женщин и,наверное, из-за этого отправился в космос, но и здесь я всё время думал о них и завидовал тому , что у тебя много женщин и много денег, и живёшь ты беззаботно и весело. А сейчас, когда всё кончено, и мы падаем, каждый сам-по-себе, я больше не завидую тебе, ведь и для тебя сейчас всё кончено, словно, ничего и не было».

Холлис собрался с силами и крикнул в микрофон:

- Всё кончено, Леспер!

Молчание.

- А может, ничего и не было, а Леспер?

- Кто это? — дрогнувшим голосом спросил Леспер.

- Это я, Холлис.

Он поступал подло. Он чувствовал, это, но разве надвигающаяся смерть была менее подлой и бессмысленной? Эплгейт сделал ему больно, и теперь ему хотелось сделать больно другому. В отместку Эплгейту и этой безжалостной пустоте вокруг.

- Ты влип, как и все мы, Леспир. Всё кончено. Как будто не было никакой жизни, верно?

- Это неправда!

- Если всё кончено, это всё равно, что ничего и не было. Чем сейчас твоя жизнь лучше моей? Сейчас, в данную минуту? Разве тебе сейчас лучше, чем мне? Лучше?

- Да, лучше.

- Чем же?

- Тем, что мне есть о чём вспомнить! - сердито крикнул издалека Леспер, из последних сил обеими руками цепляясь за милые сердцу воспоминания.

И он был прав. Холлиса словно ледяной водой окатило - он понял: Леспер прав. Воспоминания и мечты - совсем не одно и то же. Он всегда только мечтал, только хотел всего, чего Леспир добился и о чём теперь вспоминает... Да, это так... Мысль эта терзала Холлиса неторопливо, безжалостно, жгла по самому больному месту.

- Ну а сейчас, сейчас, что тебе от всего этого? — крикнул он Лесперу. — Если всё прошло и кончено, какая от этого радость? Тебе сейчас не лучше, чем мне.

- Я ухожу спокойно, - отозвался Леспир. - Я рад своей прожитой жизни. И я не стал перед смертью подлецом, как ты.

- Подлецом? - повторил Холлис, пробуя это слово на вкус.

Сколько он себя помнил, - никогда в жизни ему не случалось сделать подлость. Он не смел. Должно быть, всё подлое и низкое, накапливалось в нём впрок для такого вот часа. «Подлец» ... - Он запихал это слово в самый дальний уголок своего сознания. Слёзы навернулись на глаза, покатились по его щекам. Наверное, кто-то услыхал, как он всхлипнул.

- Не расстраивайся, Холлис.

Конечно, это смешно. Всего лишь несколько минут назад он давал советы другим, успокаивал Стимпсона, - он считал себя настоящим храбрецом, а на самом деле - это было никакое не мужество, - он просто оцепенел, как бывает от сильного потрясения, от шока. А теперь он пытается втиснуть в короткие оставшиеся ему минуты всё то, что он подавлял в себе всю жизнь.

- Я понимаю, каково тебе, Холлис, донесся до него слабеющий голос Леспера, - теперь их разделяло уже двадцать тысяч миль. - Я на тебя не сержусь.

«Разве не одинаковы мы с Леспером? - спрашивал себя Холлис. - Здесь, сейчас - разве у нас не одна судьба? Всё прошло, всё кончено раз и навсегда - что толку от всего этого, раз все мы сейчас умираем». Но в глубине своего сознания, он понимал, всю бессмысленность подобных рассуждений, похожих на попытку определить разницу между живым человеком и трупом. В первом есть какая-то искорка, что-то таинственное, и неуловимое, а в другом - нет.

И и Леспер вовсе не такой, как он: Леспер жил взахлёб, а сейчас он совсем другой, а он, Холлис, мёртв уже много лет. Они шли к смерти разными дорогами. Смерть не для всех одинакова - его смерть и смерть Леспера отличаются друг от друга как день и ночь. Выходит, умирать, как и жить, можно на тысячу ладов, и если ты однажды уже умер, что нового можно ждать от последней и окончательной смерти.

Через секунду ему оторвало правую ступню. Он едва не расхохотался. Из скафандра опять вышел весь воздух. Холлис быстро наклонился - кровь била фонтаном - очередной метеорит срезал его ногу и костюм по щиколотку. Да, забавная это штука - смерть в межпланетном пространстве. Она, как заправский мясник, режет тебя на кусочки. Холлис туго завернул клапан у колена. От боли кружилась голова, он силился не потерять сознание; наконец-то клапан завернут до отказа, кровь остановилась, воздух опять наполнил скафандр; и он снова падает, падает, ему только это и остается - падать...

- Эй, Холлис?

Холлис сонно кивнул, устав от ожидания смерти.

- Это опять я, Эплгейт, - сказал тот же голос.

- Да.

- У меня было время подумать. Я слышал ваш разговор с Леспером. Нехорошо всё это... Мы становимся жестокими. Нехорошо так уходить из жизни. Срывать своё зло на других... Ты меня слушаешь, Холлис?

- Да.

- То, что я наговорил тебе - неправда! Я тебя не проваливал. Сам не знаю, зачем я это ляпнул. Наверное, чтобы тебе досадить. Мы ведь раньше не очень ладили. Видать, это я так быстро старею, вот и спешу покаяться. Ты нехорошо говорил с Леспером - и знаешь, похоже, мне тоже стало стыдно... Вобщем, всё это - ерунда, но ты знай, - я тоже валял дурака. Все, что я наплёл тебе - сплошное враньё. И... Катись к чёрту!

Холлис почувствовал, что сердце его затрепетало. Этих долгих пять минут оно не билось вовсе, а сейчас кровь опять побежала по жилам. Первое потрясение миновало, и теперь откатывались назад волны гнева, ужаса, одиночества... Словно, ты вышел утром из-под холодного душа и, позавтракав, готов начать свой новый день.

- Спасибо, Эплгейт.

- Не стоит!

- Эй! - Это голос Стоуна.

- Стоун, - ты?! - Завопил на всю Вселенную Холлис. Стоун был из всех - один его настоящий друг!

- Меня занесло в метеоритный рой, - тут превеликая куча мелких астероидов.

- Что это за метеориты?

- Мне кажется, это группа Мирмидонян, - они проходят мимо Марса, направляясь к Земле раз в пять лет. Я угодил в самую середину. Это похоже на огромный калейдоскоп. Диковинные осколки . Все разноцветные, самой разной формы и величины. Господи! До чего же это красиво!

Молчание. Потом опять голос Стоуна:

- Похоже, я лечу с ними. Я попал в их притяжение. Чёрт меня подери!

Он засмеялся.

Как ни напрягал Холлис своё зрение, он так ничего и не увидел. Только огромные рубины и сапфиры звёзд, изумрудные туманности и черный бархат пустоты, и среди хрустальных сфер слышится голос Бога. До чего же это странно, поразительно, - вот Стоун летит вместе с метеоритным роем в холодную тьму, за орбиту Марса, чтобы каждые пять лет возвращаться к Земле, - мелькнуть на земном небосклоне и вновь исчезнуть, и так сотни и миллионы лет. Из века в век Стоун вместе с роем Мирмидонян будут лететь, образуя всё новые и новые узоры, как цветные стёклышки в калейдоскопе, сквозь который ты мальчишкой глядел на солнце, снова и снова встряхивая картонную трубку.

- До свидания, Холлис, донёсся едва различимый голос Стоуна. - До скорого!

- Удачи тебе! - за тридцать тысяч миль крикнул в ответ Холлис.

- Не смеши меня, - хмыкнул Стоун и исчез. Звёзды сомкнулись вокруг.

Наконец, все голоса угасли, каждый уносился всё дальше и дальше по своей траектории - один к Марсу, другие за пределы Солнечной системы. А он, Холлис... Он поглядел себе под ноги. Он один из всех возвращался на Землю.

- До скорого!

- Не поминай лихом!

- Пока, Холлис, - прозвучал и пропал голос Эплгейта.

Последние прощания. Ещё и ещё... Короткие, без лишних слов. Огромный затерявшийся в бескрайнем космосе мозг распался на части. И эти части его, так прекрасно и слаженно работавшие вместе до тех пор, пока их объединяла черепная коробка ракеты, пронизывающей пространство, теперь один за другим умирают, разрушая смысл их общего существования. И, как живое существо погибает, когда выходит из строя мозг, так теперь погибал самый дух корабля, умирала память об этих долгих днях, прожитых бок-о-бок. Эплгейт - теперь всего лишь оторванный от тела палец, незачем презирать, ненавидеть его. Мозг лопнул, и бессмысленные, бесполезные обломки разлетелись во все стороны. Умерли голоса, онемело пространство. Холлнс остался с собой один-на-один. Он падает...

Экипажа больше нет. Все голоса сгинули, будто Бог обронил несколько слов, и недолгое эхо дрогнуло и затерялось в звёздной бездне. Капитан уносится к Луне, Стоун увлечён роем метеоритов. Стимсон... Эплгейт, уносящийся к Плутону... Смит... Тернер... Андервуд и все остальные - стеклышки калейдоскопа, прилежно складывавшиеся в переменчивый мыслящий узор, теперь, рассыпавшись, разлетаются в разные стороны.

А я? - думал Холлнс, - что делать мне? Как, чем оправдать свою бессмысленную, никчёмную жизнь? Каким добрым делом искупить свою подлость, копившуюся во мне столько лет? Теперь никого уже нет рядом, я один - что можно сделать хорошего, когда ты совсем один? Ничего! Завтра вечером я врежусь в земную атмосферу и сгорю, развеявшись прахом над всеми материками. Вот и вся польза от меня. Не много, конечно, но все-таки - прах есть прах, и он соединится с Землей.

Он падал стремительно, как пуля, как камень, - спокойный, совсем спокойный, не ощущая ни печали, ни радости - ничего... Ему хотелось только одного: сделать что-нибудь хорошее теперь, когда всё кончено, сделать хоть что-то хорошее и знать, что он сделал это...

«Когда я врежусь в воздух, я вспыхну, как метеор».

- Интересно, - произнёс он вслух, - увидит ли меня кто-нибудь?

Маленький мальчик на просёлочной дороге поднял голову и закричал:

- Мама, мама, смотри! Падающая звезда!

Ослепительно яркая звезда прочертила небо и канула в сумерки где-то над Иллинойсом.

- Загадай желание, - прошептала его мать. - Скорей загадай желание!

Роберт Силверберг. Двойная работа

ЮТ, 1982, №10

Звездолет медленно опустился на Домерг-3.
- Мы сумасшедшие, - вздохнул Джастин Марнер. - В этом нет никаких
сомнений. В споре надо уметь остановиться. - Марнер указал на экран. - Мы,
похоже, пренебрегли этим правилом. И оказались на Домерге. Человек в
здравом уме на такое не способен.
- Не болтай глупостей, Джастин, - рассердился Кемридж. - Ты прекрасно
знаешь, почему мы здесь, и сейчас не время...
Дверь бесшумно отошла в сторону, и в каюту вошел высокий домергиец в
ярко-желтом тюрбане; он приветственно протянул землянам два из шести
щупалец.
- Добро пожаловать. Меня зовут Плорваш. Я вижу, вы прибыли в полном
здравии. Я отвезу вас в гостиницу. Мы постарались создать все удобства,
чтобы поддерживать вашу работоспособность на высшем уровне. Позвольте
пожелать вам удачи.
- Мы полагаемся не на удачу, а на голову и руки, - резко ответил
Кемридж.
- Очень хорошо. Вы и прилетели сюда, чтобы доказать, что у вас они
лучше. Прошу за мной.
...И как раз в это время двое инженеров-домергийцев прибыли на Землю.
Началось все на Земле, в маленьком кафе, где Джастин Марнер поспорил с
заезжим домергийцем.
Марнер и Кемридж сидели за чашечкой кофе, когда тот вошел в зал,
приковав к себе взгляды присутствующих. Хотя контакт с Домергом-3 был
установлен больше сотни лет назад, его жителей довольно редко видели на
Земле.
Впрочем, и Марнер, и Кемридж узнали инопланетянина. Он был сотрудником
консульства Домерга, где они монтировали освещение. Домергийцы, с их
совершенным периферийным зрением, предпочитали мягкий отраженный свет.
Марнеру с Кемриджем пришлось повозиться с проводкой и разработать
специальную схему.
Домергиец тоже заметил их и сел за их стол.
- Да, два земных инженера! Вы меня, конечно, помните?
- Да, - ответил Марнер. - Мы делали вам освещение. Как оно работает?
- Довольно сносно. - Домергиец повернулся к стойке.
- Что вы хотите этим сказать? - поинтересовался Кемридж.
- Ну, вы сделали неплохую работу. Во всяком случае, с вашим уровнем
техники мы и не рассчитывали на большее.
- Позвольте... - вмешался Марнер.
- Лучше бы мне тогда промолчать! - воскликнул Марнер, разглядывая
светло-голубой потолок в номере отеля. - Это же надо, пролететь
полгалактики только ради того, чтобы разрешить спор, начатый в кафе!
Кемридж стукнул кулаком по столу.
- Послушай, Джастин, мы уже здесь и должны показать все, на что
способны. Понятно?
- А вдруг нам это не удастся?
- Мы вдвоем справимся с любой задачей. Ты в этом сомневаешься?
- Разумеется, нет. - Марнер кисло улыбнулся.
- Отлично. - Кемридж подошел к двери и снял крышку электронного замка.
- Взгляни, например, сюда. Довольно простое устройство. Я пока незнаком со
схемой этой коробочки, но дай мне полчаса и отвертку, я во всем разберусь.
- Ничего особенного, - согласился Марнер. - У нас есть более хитрые
замки.
- В этом-то все и дело, - заметил Кемридж. - Эти домергийцы слишком
высоко ценят свой технический уровень. Знаешь, Джастин, я уверен, что мы
сможем сделать аналог любой их машины. Немного подумаем, немного
поработаем, и все будет в порядке. И если мы справимся с их загадками, а
домергийские инженеры провалятся, значит, мы победили. А пока я займусь
этой коробочкой. Для практики.
Утром они проснулись в боевом настроении, с полной уверенностью в том,
что преодолеют любые препятствия.
В дверь постучали.
- Кто там? - громко спросил Марнер.
- Я, - ответил домергиец - Плорваш.
Дверь мгновенно распахнулась.
- Кто открыл дверь? - удивленно спросил Плорваш.
Марнер улыбнулся.
- Попробуйте еще раз. Выйдите в коридор, закройте дверь и скажите:
"Плорваш".
Домергиец потоптался на месте, повернулся, вышел в коридор, притворив
за собой дверь, и пробормотал свое имя. Дверь тут же распахнулась. Плорваш
переступил через порог и, переводя взгляд с Марнера на Кемриджа, спросил:
"Что вы сделали?"
- Нас заинтересовало устройство замка, - ответил Кемридж, - и мы
решили, что его стоит улучшить. Мы добавили к схеме звуковое реле,
реагирующее на имя и автоматически открывающее дверь.
Инопланетянин нахмурился,
- О да... - пробормотал он. - Очень интересная мысль. А теперь
поговорим об условиях испытания. Мы приготовили для вас специальную
лабораторию в пригороде столицы. Как и было условлено, вы получите два
предварительных задания. Если вы с ними справитесь, мы предложим третью
задачу. Испытание будет продолжаться до неудачи.
Лаборатория превзошла все ожидания.
Марнер осторожно вошел и огляделся. Слева на него смотрел зеленый экран
осциллографа, справа светились дисплеи компьютеров. Одну стену зала
занимали полки с инструментами и приборами. Рядом стояли верстаки со
специальными приспособлениями.
- Вы упрощаете нашу задачу, - сказал Кемридж. - В такой лаборатории не
так уж и трудно творить чудеса.
- Мы ведем честную игру, - ответил Плорваш.
- Это справедливо, - кивнул Кемридж. - Когда можно начать?
- Немедленно. - Плорваш поднял щупальце и достал из складок тюрбана
пластиковый тюбик сантиметров десять длиной, заполненный белой жидкостью.
- Это крем для удаления волос. - Он выдавал несколько капелек на
ложкообразное окончание другого щупальца и поднес его к своей густой рыжей
бороде. Там, где щупальце касалось волос, оставалась гладкая кожа.
- Очень полезная штука, - продолжал домергиец, протягивая тюбик
Маркеру. - Ваше первое задание - создать аналогичный крем.
- Если вас не затруднит, мы бы хотели получить и второе задание. Тогда
каждому из нас будет что делать, - сказал Кемридж.
Домергиец нахмурился.
- Вы хотите сразу заняться двумя задачами? Хорошо. - Он повернулся,
вышел из лаборатории и вернулся через несколько минут, неся что-то
отдаленно напоминающее мышеловку.
- Мы пользуемся этим устройством для ловли мелких грызунов, - объяснил
Плорваш. - Большинство этих животных реагирует на различные цвета, и в
качестве приманки в ловушке использована световая установка. Например, так
мы ловим ворков, - он нажал клавишу на задней панели, и мышеловку заполнил
густо-зеленый цвет, - а так - флейбов. - Его щупальце коснулось другой
клавиши, и зелень сменилась нежно-розовым сиянием. Тут же запахло
испорченными овощами.
- Как видите, ловушка универсальна, - продолжал домергиец. - Мы
снабдили вас различными типами грызунов, они вот в тех клетках, - он
указал на дальнюю стену, - и вы должны сделать аналогичную конструкцию. Во
всяком случае, мы надеемся, что вы ее сделаете.
- Это все? - спросил Кемридж.
Плорваш кивнул
- Как и условлено, время выполнения заданий не ограничивается.
Через четыре дня Марнер позвонил Плорвашу.
Широкое лицо домергийца заполнило экран видеофона.
- Мы закончили, - коротко ответил Марнер.
Спустя пятнадцать минут Плорваш вошел в лабораторию. Марнер и Кемридж
возились с клетками.
- Стойте на месте! - крикнул Кемридж, щелкнул выключателем, и тридцать
клеток разом открылись.
Полчища домергийских грызунов двинулись на Плорваша. Тот отступил на
шаг.
- Что это вы затеяли?
- Не волнуйтесь, - успокоил его Марнер. - Сейчас вы все увидите сами.
Животные, не замечая Плорваша, прямиком направились к жужжащему
сооружению, стоящему у стены около двери. Оно переливалось различными
цветами, издавало странные запахи и щелкающие звуки. Когда животные
подошли вплотную к устройству, в полу открылся люк и два скребка сбросили
в него всю живность. Крышка люка тут же стала на место.
Инженеры подошли к Плорвашу.
- Мы модернизировали исходную модель, - объяснил Марнер. - Наша
конструкция гораздо лучше. Она ловит всех сразу, в то время как ваша
настраивается лишь на один вид.
Плорваш согласно кивнул.
- Очень хорошо. Прекрасное решение.
- Мы сделали подробные чертежи, - добавил Кемридж. - На Домерге эта
ловушка, несомненно, имеет коммерческую ценность.
- Вероятно, да, - признал Плорваш. - А как дела с кремом для удаления
волос?
- Это совсем просто, - усмехнулся Маркер. - С такой аппаратурой мы без
труда выяснили химический состав. Впрочем, мы внесли некоторые коррективы.
- В каком смысле?
Марнер потер щеку.
- Пару дней назад я попробовал крем на себе, а кожа по-прежнему
гладкая, как у младенца. Похоже, что одноразового применения хватит на всю
жизнь.
- Вы справились с двумя первыми заданиями. Что самое интересное, ваши
соперники также успешно преодолели этот барьер. Я разговаривал с нашим
консулом на Земле, вы его, конечно, помните, и он сообщил мне об этом.
- Мы очень рады, - буркнул Маркер, - но все решает третье задание, не
так ли?
- Совершенно верно, - кивнул Плорваш. - Как я понимаю, вы готовы
приступить к нему?
Пять минут спустя Марнер и Кемридж смотрели на переплетение трубочек и
проводов, предназначенных, судя по всему, для подвода энергии к сложной
системе поршней и тяг.
С предельной осторожностью Плорваш опустил странное устройство на один
из верстаков.
- Что это? - спросил Марнер.
- Сейчас увидите. - Инопланетянин вытащил длинный шнур с вилкой на
конце и вставил его в розетку. В центре необычной машины засветилась
ярко-вишневая точка. Поршни и тяги пришли в движение, все убыстряя ход.
Через несколько мгновений машина вышла на рабочий режим. Поршни равномерно
ходили взад-вперед.
Кемридж взглянул на домергийца.
- Это двигатель, не так ли?
- Вы, разумеется, правы, - улыбнулся Плорваш. - А чтобы понять, почему
я принес его сюда, вытащите вилку из розетки.
Кемридж выполнил просьбу домергийца. Пальцы его рук разжались, и вилка
упала на пол.
- Он... не остановился? - прошептал Кемридж. - Поршни по-прежнему
движутся?
- Это энергетическое сердце нашей цивилизации, - гордо ответил Плорваш.
- Подобные установки мы используем повсеместно. Ваше третье задание -
создать аналогичную конструкцию.
Домергиец не торопясь вышел из лаборатории. Как только за ним закрылась
дверь, земляне обменялись взглядом и снова повернулись к машине.
Поршни ходили в прежнем ритме.
Марнер облизал пересохшие губы.
- Дейв, - прошептал он, - мы сможем построить вечный двигатель?
- Надо остановить эту штуковину, - сказал наконец Марнер, - и
посмотреть, что у нее внутри.
Полчаса напряженной работы, и они поняли, как ее остановить.
Марнер довольно потер руки.
- А теперь разберем эту крошку по винтикам и выясним, почему она
вертится. - Он повернулся к Кемриджу. - Давай примем за аксиому, Дейв,
если домергийцы построили такую машину, значит, это возможно.
Договорились?
- А иначе у меня давно бы опустились руки, - пробурчал Кемридж.
Они склонились над загадочной машиной.
- Хм-м. Похоже на замкнутую регенеративную систему с позитивной
обратной связью, - пробормотал Кемридж. - Энергия ходит и ходит по кругу.
- Похоже, - кивнул Марнер. Он вытер со лба капельки пота. - Дейв, мы
должны распутать этот клубок.
Спустя месяц машина работала.
После некоторого колебания они послали за Плорвашем.
- Вот. - Марнер указал на установку, стоящую рядом с конструкцией
домергийцев. Поршни обеих машин ритмично ходили взад-вперед.
- Она работает? - недоверчиво спросил Плорваш.
- Пока она не остановилась, - ответил Маркер.
- Значит, она работает, - повторил Плорваш. - Как?
- Преобразование энергии гиперполя, - пояснил Кемридж. - Правда, связь
довольно сложна, но, похоже, мы нашли оригинальное решение. Чертежи и
расчеты в сопроводительной записке. Мы не смогли построить аналог вашей
машины, но достигли того же результата, то есть выполнили поставленное
условие.
- Мы привыкли преодолевать трудности, - усмехнулся Марнер. - А сначала
и представить не могли, что способны на такое. Но нас приперли к стенке, и
пришлось прыгнуть выше головы.
- Я тоже думал, что вы не справитесь с этим заданием, - прохрипел
Плорваш. - Так вы говорите, она работает? Без всяких фокусов?
- Конечно, - с негодованием воскликнул Марнер.
- Я хочу задать вам один вопрос. - Кемридж указал на прямоугольную
черную коробочку, едва видневшуюся сквозь переплетение проводов
домергийской модели. - Мы так и не поняли, что это такое. Нам не удалось
вскрыть ее, чтобы ознакомиться со схемой, поэтому пришлось, ввести
совершенно новые элементы. Для чего она предназначена?
Плорваш повернулся, посмотрел ему в глаза и глубоко вздохнул.
- Это источник энергии, миниатюризированный фотоэлектрический
усилитель. С его помощью машина будет работать еще две недели, а потом
остановится.
- Как это? - изумился Марнер.
- Мне кажется, нам пора объясниться, - ответил домергиец. - У нас, как
и во всей вселенной, нет вечных двигателей. Вас сознательно обманули,
чтобы заставить создать подобную конструкцию. Это, возможно, неэтично, но,
честно говоря, мы не верили в ваши силы. Кстати, мы привлекли лучших
специалистов, чтобы изготовить этот имитатор.
Марнер опустился на стул.
Кемридж остался стоять, не веря своим ушам.
- То есть мы изобрели эту... штуку, а вы... вы... - Марнер умолк.
Плорваш кивнул.
- Я потрясен так же, как и вы. - Он опустился на ступ, заскрипевший под
его тяжестью.
Кемридж первым пришел в себя.
- Ну что ж, раз испытание закончено, мы забираем нашу машину и
возвращаемся на Землю.
- Боюсь, вам это не удастся, - спокойно возразил Плорваш. - По закону,
принятому семьсот лет назад, результаты любой исследовательской работы,
проведенной в государственной лаборатории, являются собственностью
государства. То есть мы... э... конфискуем этот... э... двигатель.
- Но это же невозможно! - возмутился Марнер.
- К тому же, - продолжал Плорваш, - нам придется задержать и вас. Мы
хотим, чтобы вы показали нам, как строить такие машины.
- Мы требуем свидания с консулом! - решительно заявил Марнер.
- Хорошо, - согласился Плорваш. - Полагаю, вы имеете на это право.
Консул, седовласый, благообразный джентльмен по фамилии Колбертон,
прибыл в лабораторию через два часа.
- Все это очень неприятно, - сказал он, выслушав инженеров.
- Но вы, конечно, сможете вытащить нас отсюда! - воскликнул Марнер. -
Этот двигатель принадлежит нам, и они не имеют права задерживать нас.
- Нет, разумеется, нет, - согласился консул. - Во всяком случае, земные
законы этого не допускают. Но, к сожалению, по законам Домерга, это
изобретение принадлежит им. А в соответствии с соглашением от... э... 2716
года, касающимся территориального суверенитета, земляне, находящиеся на
Домерге, подчиняются законам этой планеты.
- Значит, мы влипли?
Консул развел руками.
- Конечно, мы сделаем все, что в наших силах. Мы перед вами в большом
долгу. Вы подняли престиж Земли в глазах всей Галактики.
- А нам-то от этого какая польза? - хмыкнул Марнер.
- Мы постараемся вам помочь. Во всяком случае, мы потребуем, чтобы вам
создали все условия для нормальной...
- Послушайте, Колбертон, - перебил его Кемридж, - нам не нужна
нормальная жизнь на этой планете, даже если нас будут развлекать все
двадцать четыре часа. Нам здесь не нравится. Мы хотим домой.
Консул печально помечал головой.
- Мы сделаем все возможное. - Он помолчал и, глубоко вздохнув, добавил:
- Мне кажется, возможность есть. Вы помните о двух домергийских инженерах,
отправившихся на Землю, чтобы решать технические задачи землян?
- А при чем здесь домергийцы? - переспросил Кемридж.
- Они - ваш единственный шанс. - Консул понизил голос: - Как вы уже
знаете, домергийцы довольно легко справились с двумя первыми заданиями.
Марнер и Кемридж нетерпеливо кивнули.
Старый дипломат улыбнулся.
- Как это ни странно, третье задание, данное домергийцам, оказалось
таким же, что и у нас.
- Вечный двигатель?
- Не совсем. Им показали якобы работающую антигравитационную машину и
предложили сделать ее аналог. Вероятно, психологически наши расы очень
схожи.
- И что дальше? - спросил Марнер,
- Пока ничего, - глухо ответил консул. - Но мне сообщили, что они
трудятся в поте лица. И скорее всего сделают эту машину. Так что вы должны
потерпеть. А пока мы проследим, чтобы вы не испытывали никаких неудобств.
- Я все-таки не понимаю, - заметил Марнер, - что связывает нас с этими
домергийцами,
- Если они сделают антигравитационную машину, мы попытаемся устроить
обмен.
Марнер нахмурился.
- Но им могут потребоваться годы. А если их попытки закончатся
неудачей? Что тогда?
Консул неопределенно пожал плечами.
В глазах Кемриджа блеснула искорка.
- Джастин, - он повернулся к Марнеру, - ты что-нибудь знаешь о
гравитационных полях?
- К чему ты клонишь? - недоверчиво переспросил Марнер,
- У нас прекрасная лаборатория. И я думаю, эти домергийцы не откажутся
выдать за свой антиграв, сделанный... ну, например, нами, а?
- Вы хотите построить антигравитационную машину и тайком переправить
чертежи на Землю, чтобы мы передали их домергийцам и... - Консул умолк,
заметив, что его никто не слушает.
Марнер и Кемридж склонились над столом, лихорадочно выводя уравнения.

А мне вот это запало, очень интересный сюжет

Кейт Ломер

ДОГОВОР НА РАВНЫХ

Пер. с англ Е. Гаркави

Глубоко в недрах планеты крепкие, как стальная проволока, корни прощупывали стеклянистый песок, глиняные слои и пласты рыхлого сланца, отыскивая и впитывая редкие элементы, поглощая кальций, железо, азот.

Еще глубже другая система корней намертво впилась в материковую породу; чувствительные клетки регистрировали микроколебания планетной коры, приливные волны, вес выпавшего снега, шаги диких зверей, что охотились в двухкилометровой тени гигантского янда.

Далеко на поверхности необъятный ствол, окруженный мощными контрфорсами, массивный, как скала, возносился на восемьсот метров, простирая ввысь огромные ветви.

Дерево смутно осознавало прикосновение воздуха и света к своим бесчисленным листьям, щекочущее движение молекул воды, кислорода, углекислоты. Оно автоматически отзывалось на легкиепорывы ветра, поворачивая гибкие черешки так, чтобы каждый лист оставался под нужным углом к лучам, пронизывающим толщу кроны.

Долгий день шел к концу. Воздушные течения свивали свои причудливые узоры вокруг янда, солнечное излучение менялось по мере движения паров в субстратосфере, питательные молекулы плыли по капиллярам, камни чуть поскрипывали в подземном мраке. Дерево, необъятное и несокрушимое, как гора, дремало в привычном полусознании.

Солнце клонилось к закату. Его свет, пронизывая все более плотные слои атмосферы, приобретал зловещий желтый оттенок. Мускулистые побеги поворачивались, следуя за потоком энергии. Дерево сонно сжимало почки, пряча их от близящегося холода, приноравливало теплообмен и испарение с листьев под ночной уровень излучения. Ему снилось далекое прошлое, свободные странствия в животной фазе. Давным-давно инстинкт привел его на эту скалу, но оно хорошо помнило рощу своего детства, древопатриарха, споровых братьев...

Стемнело. Поднялся ветер. Сильный вихрь налетел на громаду янда, и мощные ветви заскрипели, сопротивляясь, а листья, обожженные холодом, плотно прижались к гладкой коре.

Глубоко под землей сеть корней еще крепче охватила скалы, передавая информацию в дополнение к той, что шла от лиственных рецепторов. Зловещие волны шли с северо-востока, влажность росла, атмосферное давление падало - вместе это означало близкую опасность. Дерево шевельнулось, волна дрожи пробежала по всей необъятной кроне, стряхивая маленькие ледышки, уже наросшие на теневых сторонах ветвей. Сердцемозг резко поднял активность, прогоняя эйфорическое забытье. Долго дремавшая мощь янда неохотно вступила в действие - и вот, наконец, дерево проснулось.

Оно мгновенно оценило ситуацию. Над морем собирался сильнейший тайфун. Принимать серьезные меры было поздно. Пренебрегая болью непривычной активности, дерево выбросило новые корни - толстые тяжи крепости закаленной стали - и вцепилось ими в скалы в сотне метров к северу от основного корня.

Ни на что другое времени не оставалось. Дерево бесстрастно ожидало шторма.

- Внизу-то буря,- сказал Молпри.

- Не трусь, проскочим,- процедил Голт, не отрываясь от приборов.

- Поднимись и зайди заново,- настаивал Молпри, вытягивая шею из противоперегрузочной койки.

- Заткнись. На этом корыте командую я! - рявкнул Голт, разозлившись.

- Торчу взаперти с двумя психами,- пожаловался Молпри.- С тобой, да еще с этим недотепой.

- Кончай вонять, Мол. Мы с недотепой уже устали от тебя.

- После посадки, Молпри, я с тобой отдельно поговорю,подал голос Пэнтелл.- Я предупреждал, что не люблю слово "недотепа".

- Что, опять? - усмехнулся Голт.- А с прошлого раза все зажило?

- Не совсем,- вздохнул Пэнтелл.- В космосе у меня плохо заживает...

- Запрещаю, Пэнтелл,- объявил Голт.-Здоров он для тебя, А ты, Мол, кончай к нему цепляться!

- Уж я бы кончил,- пробурчал Молпри.- Я б его, паразита, кончил!..

- Побереги энергию,- оборвал Голт.- Внизу понадобится. Если и сейчас ничего не найдем - нам крышка.

- Капитан, можно мне пойти в полевую разведку? Мои знания биологии...

- Нет уж, Пэнтелл, ты побудь на корабле. И не лезь никуда, просто сиди и жди. Второй раз мы тебя и вдвоем не дотащим.

- Это же вышло случайно, капитан!

- Да - и в позапрошлый раз тоже. Не надо, Пэнтелл. Хороший ты парень, только обе руки у тебя левые и все пальцы безымянные.

- Я тренирую координацию, капитан! И еще я читал... Корабль тряхнуло на входе в атмосферу, и Пэнтелл не договорил.

- Ай! Опять рассадил локоть...

- Не капай на меня, бестолочь! - рявкнул Молпри.

- Тихо! - прикрикнул Голт.- Мешаете.

Пантелл, сопя, прикладывал к ссадине носовой платок. Надо,наконец, освоить эти упражнения на расслабление. И силовую гимнастику нельзя больше откладывать. И непременно заняться диетой. И уж на этот раз обязательно выбрать момент и хоть раз наподдать Молпри - это первым делом, как только выйдем

Казалось бы, еще ничего не случилось,- но дерево знало, что этот тайфун будет последним в его жизни. Пользуясь коротким затишьем, оно оценило урон. Весь северо-восточный сектор, оторванный от скалы, онемел, основной корень чувствовал, что его опора утратила надежность. Несокрушимая плоть янда не подвела - раскрошился гранит. Дерево было обречено: собственный вес стал его приговором.

Слепая ярость бури снова обрушилась на гиганта. Новые корни лопались, как паутина: гранитный утес разваливался с грохотом, тонувшим в реве ветра. Дерево держалось, но нарастающее напряжение в его толще уже ощущалось острой болью.

В ста метрах к северу от главного корня размокшая почва оползла, образовался овраг. Дождевая вода устремилась в него, размывая и расширяя, обнажила миллионы корешков. Вот уже и опорные корни заскользили в раскисшей земле...

Высоко над ними ветер снова потряс необъятную крону. Огромный северный контрфорс, державшийся на материковом граните, затрещал, теряя опору, и переломился с грохотом, заглушившим даже рев бури. Корни вывернулись из земли, образовав огромную пещеру.

Дождь наполнил ее водой, потоки стекали по склону, таща с собой перебитые ветки и оторванные корни. Последний шквал рванул поредевшую крону - и победно улетел.

А на опустевшем мысу невообразимая масса древнего янда все еще клонилась - неудержимо, как заходящая луна, под треск и стон своих лопающихся жил. Падение было медлленным и плавным, как во сне. Дерево еще не коснулось земли, когда его сердцемозг отказал, оглушенный невыносимой болью разрушения.

Пэнтелл выбрался из люка и прислонился к кораблю, пытаясь отдышаться. Чувствовал он себя еще хуже, чем ожидал. Плохо сидеть на урезанных рационах. Значит, с силовой гимнастикой придется подождать. И с Молпри сейчас не поквитаешься - сил нет. Ну ничего - несколько дней на свежем воздухе и свежих продуктах...

- Съедобные,- объявил Голт, обтер иглу анализатора о брюки и сунул его в карман. Перебросив Пэнтеллу два красных плода, он добавил:

- Как доешь, натаскай воды да приберись, а мы с Молпри сходим, оглядимся.

Они ушли. Пэнтелл уселся в пружинящую траву и задумчиво откусил от инопланетного яблочка.

"По текстуре похоже на авокадо",- думал он.- "Кожица плотная и ароматная, может быть, природный ацетат целлюлозы. Семян, кажется, нет. Если так, то это вообще не плод! Интересно было бы изучить местную флору. Когда вернусь, надо будет сразу записаться на курс внеземной ботаники. Даже, пожалуй, поехать в Гейдельберг или в Упсалу, послушать живьем знаменитых ученых. Снять уютную квартирку - двух комнат вполне хватит, по вечерам пусть собираются друзья, ведут споры за бутылкой вина... Однако, я сижу, а работа стоит".

Пэнтелл огляделся и заметил вдалеке блеск воды. Покончив с плодами, он достал ведра и отправился в ту сторону.

- На кой черт мы сюда приперлись? - осведомился Молпри.

- Нам все равно нужна разминка. Следующая посадка будет через четыре месяца.

- Мы что - туристы? Шляться по грязи и любоваться видами! - Молпри остановился и привалился, пыхтя, к валуну. Он брезгливо оглядывал заполненный водой кратер, вздымающееся в небо сплетение корней и далеко вверху - целый лес ветвей рухнувшего дерева.

- Наши секвойи против него - одуванчики,- негромко сказал Голт.- А ведь это после той самой бури, с которой мы разминулись!

- Ну и чего?

- Ничего... Просто, когда видишь дерево такого размера это впечатляет...

- Тебе что - деньги за него заплатят?

Голт поморщился.

- Вопрос по существу... Ладно, топаем.

- Не нравится мне, что недотепа остался один в корабле.

- Слушай,- Голт обернулся к Молпри,- что тебе дался этот мальчишка?

- Не люблю... придурков.

- Ты мне баки не забивай, Молпри. Пэнтелл совсем не глуп на свой лад. Может, из-за этого ты и лезешь в бутылку?

- Меня от таких воротит.

- Не выдумывай - он симпатичный парень и всегда рад помочь.

- Ага, рад-то он рад,- пробурчал Молпри,- да не в этом штука.

Сознание медленно возвращалось к умирающему сердцемозгу. Сквозь бессмысленные импульсы разорванных нервов прорывались отдельные сигналы:

- Давление воздуха ноль - падает... давление воздуха сто двенадцать - повышается... давление воздуха отрицательное...

- Температура - сто семьдесят один градус, температура минус сорок, температура - двадцать шесть градусов...

- Солнечное излучение только в красном диапазоне... только в синем... в ультрафиолетовом...

- Относительная влажность - бесконечность... ветер северо-восточный, скорость - бесконечность... ветер снизу вверх вертикально, скорость - бесконечность... ветер восточно-западный...

Дерево решительно отключилось от обезумевших нервов, сосредоточившись на своем внутреннем состоянии. Оценить его было несложно.

Думать о личном выживании бесполезно. Но еще можно принять срочные меры и выиграть время для спорообразования. Не тратя ни секунды, дерево включило программу экстренного размножения. Периферические капилляры сжались, выталкивая все соки назад, к сердцемозгу. Синапсические спирали распрямлялись для увеличения нервной проводимости. Мозг осторожно проверял, сначала - жизнеспособность крупных нервных стволов, затем - сохранившихся участков нервных волокон, восстанавливал капиллярную сеть, разбирался в непривычных ощущениях: молекулы воздуха соприкасались с обнаженными тканями, солнечное излучение обжигало внутренние рецепторы. Надо было заблокировать все сосуды, зарастить капилляры - остановить невосполнимую потерю жидкости.

Только после этого древомозг смог заняться самим собой, пересмотреть глубинную структуру клеток. Он отключился от всего разрушенного и сосредоточился на своем внутреннем строении, на тончайшей структуре генетических спиралей. Очень осторожно дерево перестраивало все свои органы, готовилось произвести споры.

Молпри остановился, приставил руку козырьком ко лбу. В тени необъятного выворотня маячила высокая тощая фигура.

- Вовремя мы поспели!

- Черт! - ругнулся капитан и прибавил шагу. Пэнтелл заторопился ему навстречу.

- Пэнтелл, я же вам сказал - сидеть в корабле!

- Я не нарушал приказа, капитан. Вы не говорили...

- Ладно. Что-нибудь случилось?

- Ничего, сэр. Я только вспомнил одну вещь...

- После, Пэнтелл. Сейчас нам нужно на корабль - дел еще много.

- Капитан, а вы знаете, что это такое?

- Ясно что - дерево,- Голт повернулся к Молпри.- Слушай, нам надо...

- Да, но какое дерево?

- Черт его знает, я вам не ботаник.

- Капитан, это очень редкий вид. Он, собственно, считается вымершим. Вы что-нибудь слышали о яндах?

- Нет. Хотя... да. Так это и есть янд?

- Я совершенно уверен. Капитан, это очень ценная находка...

- Оно что - денег стоит? - перебил Молпри, обернувшись к Голту.

- Не знаю. Так что дальше, Пэнтелл?

- Это разумная раса с двухразовым жизненным циклом. Первая фаза - животная, потом они пускают корни и превращаются в растения. Активная конкуренция в первой фазе обеспечивает естественный отбор, а дальше - преимущество в выборе места для укоренения...

- Как его можно использовать?

Пэнтелл запрокинул голову. Дерево лежало, словно стена, переходящая в гигантский купол обломанных ветвей тридцати метров высоты, или пятидесяти... или больше... Кора гладкая, почти черная. Полуметровые блестящие листья всех цветов.

- Представьте только, это огромное дерево...

Молпри нагнулся и подобрал обломанный корень.

- Эта огромная деревяшка,- передразнил он,- поможет вправить тебе мозги...

- Помолчи, Мол.

- ...бродило по планете больше десяти тысяч лет назад, когда еще было животным. Потом инстинкт привел его на эту скалу и заставил начать растительную жизнь. Представьте себе, как этот древозверь впервые оглядывает долину, где ему предстоит провести тысячи и тысячи лет...

- Чушь! - фыркнул Молпри.

- Такова была участь всех самцов его вида, чья жизнь не прерывалась в молодости: вечно стоять на утесе, как несокрушимый памятник самому себе, вечно помнить краткую пору юности...

- И где ты набрался этакой хреновины? - вставил Молпри.

- И вот на этом месте,- продолжал Пэнтелл,- окончились его странствия.

- 0'кэй, Пэнтелл, это очень трогательно. Ты что-то говорил о его ценности.

- Капитан, дерево еще живое. Даже когда сердцевина погибнет, оно будет отчасти живо. Его ствол покроется массой ростков - атавистических растеньиц, не связанных с мозгом. Это паразиты на трупе дерева - та примитивная форма, от которой оно произошло, символ возврата на сотни миллионов лет назад, к истокам эволюции...

- Ближе к делу.

- Мы можем взять образцы из сердцевины. У меня есть книга - там описана вся его анатомия: мы сумеем сохранить ткани живыми! Когда вернемся к цивилизации, дерево можно будет вырастить заново - и мозг, и все остальное. Правда, это очень долго...

- Так. А если продать образцы?

- Конечно, любой университет хорошо заплатит.

- Долго их вырезать?

- Нет. Если взять ручные бластеры...

- Ясно. Неси свою книгу, Пэнтелл, попробуем.

Только теперь дерево осознало, как много времени прошло с тех пор, когда в последний раз близость янды-самки заставила его производить споры. Погруженное в свой полусон, оно не задумывалось, отчего не стало слышно споровых братьев и куда исчезли животные-носители. Но стоило ему задаться этим вопросом - и все тысячелетние воспоминания мгновенно прошли перед ним.

Стало понятно, что ни одна янда не взойдет уже на гранитный мыс. Их не осталось. Мощный инстинкт, запустивший механизм последнего размножения, работал вхолостую. С трудом выращенные глаза на черешках напрасно оглядывали пустые дали карликовых лесов, активные конечности, которые должны были подтащить одурманенных животных к стволу, висели без дела, драйн-железы полны, но им не суждено опустеть... Оставалось только ждать смерти.

Откуда-то появилась вибрация, затихла, началась снова. Усилилась. Дереву это было безразлично, но слабое любопытство подтолкнуло его вырастить чувствительное волокно и подключиться к заблокированному нервному стволу.

Обожженный мозг тотчас отпрянул, резко оборвав контакт. Невероятная температура, немыслимая термическая активность... Мозг напрасно пытался сопоставить опыт и ощущения. Обман поврежденных рецепторов? Боль разорванных нервов?

Нет. Ощущение было острым, но не противоречивым. Восстанавливая его в памяти, анализируя каждый импульс, древомозг убедился: глубоко в его теле горит огонь.

Дерево поспешно окружило поврежденный участок слоем негорючих молекул. Жар дошел до барьера, помедлил - и прорвал его.

Надо нарастить защитный слой. Тратя последние силы, дерево перестраивало свои клетки. Внутренний щит упрочился, встал на пути огня, выгнулся, окружая пораженное место... и дрогнул. Слишком много он требовал энергии. Истощенные клетки отказали, и древомозг погрузился во тьму.

Сознание возвращалось медленно и трудно. Огонь, должно быть, уже охватил ствол. Скоро он одолеет барьер, оставшийся без подпитки, доберется до самого сердцемозга... Защищаться было нечем. Жаль - не удалось передать споры... но конец неизбежен. Дерево бесстрастно ждало огня.

Пэнтелл отложил бластер, сел на траву и отер со щеки жирную сажу.

- Отчего они вымерли? - вдруг спросил Молпри.

- От браконьеров,- коротко ответил Пэнтелл.

- Это еще кто?

- Были такие... Убивали деревья ради драйна. Кричали, что янды опасны, а сами только о драйне и думали.

- Ты можешь хоть раз ответить по-людски?

- Молпри, я тебе никогда не говорил, что ты мне действуешь на нервы?

Молпри сплюнул, отвернулся, но снова спросил:

- Что это за драйн такой?

- У яндов совершенно своеобразная система размножения. При необходимости споры мужского дерева могут передаваться практически любому теплокровному и оставаться в его орга низме неограниченное время. Когда животное-носитель спари вается, споры переходят к потомству. На нем это никак не сказывается, вернее, споры даже укрепляют организм, исправ ляют наследственные дефекты, помогают бороться с болезнями, травмами. И срок жизни удлиняется. Но потом - вместо того, чтобы умереть от старости - носитель претерпевает метамор фозу: укореняется и превращается в самый настоящий янд.

- Больно много говоришь... Что такое драйн?

- Дерево испускает особый газ, чтобы привлечь животных. В большой концентрации он действует как сильный наркотик это и есть драйн. Из-за него погубили все деревья. Янды, мол, могут заставить людей рожать уродов,- ерунда все это... Драйн продавался за бешеные деньги - вот и вся хит рость.

- Как его добывают?

- А тебе зачем? Но Молпри смотрел не на него, а на книгу, лежащую в траве.

- Там написано, да?

- Тебя это не касается. Голт велел тебе помочь вырезать образцы, и все.

- Голт не знал про драйн.

- Чтобы собрать драйн, надо убить дерево. Ты же не мо жешь.

Молпри нагнулся и поднял книгу. Пэнтелл кинулся к нему, замахнулся и промазал. Молпри одним ударом сшиб его с ног.

- Ты ко мне не суйся, недотепа,- процедил он, вытирая руку о штаны.

Пэнтелл лежал неподвижно. Молпри полистал учебник, нашел нужную главу. Минут через десять он бросил книгу, подобрал бластер и взялся за дело.

Молпри вытер лоб и выругался. Прямо перед носом проско чила членистая тварь, под ногами что-то подозрительно шур шало... Хорошо еще, что в этом поганом лесу не попадалось ничего крупнее мыши. Паршивое местечко - не приведи бог тут заблудиться!

Густой подлесок вдруг расступился, открывая солнцу бар хатистую поверхность полупогребенного ствола. Молпри за стыл, тяжело дыша. Нащупывая в кармане измазанный сажей платок, он не отрывал глаз от черной, уходящей ввысь стены.

Упавшее дерево выпустило из себя кольцо мертвенно-белых выростов. Подальше наросло что-то вроде черных жестких во дорослей, оттуда свисали скользкие веревки...

Молпри издал невнятный звук и попятился. Какая-нибудь местная зараза, лишайники пакостные. Хотя...

Он остановился. А может, это оно и есть? Ну да - такие штуки были на картинках. Отсюда драйн и цедят! Только кто же знал, что они так смахивают на поганые ползучие щупальца...

- Стой!

Молпри дернулся. Пэнтелл никак не мог выпрямиться, на распухшей щеке кровоточила ссадина.

- Не будь же ты... уф... дураком! Дай отдышаться... Я тебе объясню!..

- Чтобы ты сдох, обглодок! Не вякай!

Повернувшись к Пэнтеллу спиной, Молпри поднял бластер. Пэнтелл ухватился за сломанный сук, поднял его и обрушил на голову Молпри. Гнилое дерево с треском переломилось. Молпри пошатнулся, переступил и всем корпусом повернулся к Пэнтеллу лицо у него побагровело, по щеке стекала струйка крови.

- Ну-ну, недотепа...- прошипел он. Пэнтелл изо всех сил ударил правой - очень неуклюже, но Молпри как раз сделал встречное движение, и оттопыренный локоть Пэнтелла угодил ему в челюсть. Глаза Молпри остекленели, он обмяк, упал на четвереньки.

Пэнтелл расхохотался. Хрипло дыша, Молпри потряс головой и стал подниматься.

Пэнтелл нацелился и еще раз двинул его в челюсть. Похоже, этот удар и вправил Молпри мозги. Он нанес Пэнтеллу удар наотмашь, и тот растянулся во весь рост. Молпри рывком поднял Пэнтелла на ноги, добавил мощный хук слева. Пэнтелл раскинулся на земле и затих. Молпри стоял над ним, потирая челюсть.

Он пошевелил Пэнтелла носком ботинка. Окочурился, что ли, недотепа? На Молпри хвост задирать! Голт, конечно, разозлится, но недотепа-то начал первый. Подкрался и напал сзади! Вот и след от удара. Ну да ладно, рассказать Голту про драйн - он сразу повеселеет. Пожалуй, надо его сюда привести вдвоем набрать драйн и сматываться-с этой пакостной планеты. А недотепа пусть себе валяется.

И Молпри устремился к кораблю, бросив Пэнтелла истекать кровью под рухнувшим деревом.

Янд развернул наружные глаза в сторону неподвижного существа, которое, судя по всему, впало в спячку. Оно выделяло красную жидкость из отверстий на верхнем конце и, видимо, из надрывов эпидермиса. Странное существо, очень отдаленно похожее на обычных носителей. Его взаимодействие с другим экземпляром было совершенно своеобразно. Возможно, это самец и самка, и между ними произошло спаривание? Тогда это оцепенение может быть нормальным процессом, предшествующим укоренению. А если так, оно может все-таки оказаться пригодным в качестве носителя...

По поверхности непонятного организма прошло движение, одна из конечностей шевельнулась. Спячка, очевидно, заканчивается. Скоро существо очнется и убежит... не обследовать ли его хоть наскоро?

Дерево выпустило несколько тончайших волокон, дотянулось ими до лежащей фигуры. Они пронизали неожиданно тонкий поверхностный слой, нащупали нервную ткань, уловили поток смутных, спутанных импульсов. Древомозг наращивал и дифференцировал свои сенсорные органы, разделял их на волоконца толщиной в несколько атомов, прощупывая всю внутреннюю структуру чуждого организма, пробираясь по периферическим нервам к спинному мозгу, а от него - к головному...

Его поразила невиданная сложность, неимоверное богатство нервных связей. Такой орган способен к выполнению интеллектуальных функций, немыслимых для обычного носителя! Изумленный древомозг старался настроиться в унисон с ним, пробираясь сквозь дикий калейдоскоп впечатлений, воспоминаний, причудливых символов...

Впервые в жизни янд встретился с гиперинтеллектуальным видом эмоций. Он погружался в фантасмагорию грез и тайных желаний. Смех, свет, шум аплодисментов... Флаги на ветру, отзвуки музыки, цветы... Символы высшей красоты, величайшей славы, тайные мечты Пэнтелла о счастье...

И вдруг - присутствие чуждого разума!

Мгновение оба бездействовали, оценивая друг друга.

- Ты умираешь,- констатировал чужой разум.

- Да. А ты заключен в неадекватном носителе. Почему ты не выбрал более надежного?

- Я... родился вместе с ним... Я... мы... одно.

- Почему ты не укрепишь его?

- Как?

- Ты занимаешь небольшую часть мозга. Ты не используешь своих возможностей?

- Я - фрагмент... Я - подсознание общего разума.

- Что такое общий разум?

- Это личность. Это сверхсознание, оно управляет...

- Твой мозг очень сложен, но масса клеток не задействована. Почему твои нервные связи прерываются?

- Не знаю.

Древомозг отключился, стал искать новые связи. Мощный импульс почти оглушил его, на мгновенье лишив ориентации.

- Ты - не из моих разумов.

- Ты общий разум? - догадался янд.

- Да. Кто ты?

Мозг янда передал свой мысленный образ.

- Странно. Очень странно. Вижу, что у тебя есть важные умения. Научи меня.

Мощность чужой мысли была такова, что сознание янда едва устояло.

- Легче! Ты разрушаешь меня.

- Постараюсь быть осторожнее. Научи, как ты перестраиваешь молекулы.

Голос чужого разума затоплял мозг янда. Какой инструмент! Фантастическая аномалия - мощный мозг, затерянный в жалком носителе, не способный реализовать свои возможности! Ведь совсем не трудно перестроить и укрепить носитель, убрать эти дефекты...

- Научи меня, янд!

- Чужой, я скоро умру. Но я научу тебя. Только с одним условием...

Два чужеродных разума соприкоснулись и достигли согласия. Мозг янда сейчас же начал субмолекулярную перестройку клеток чужого организма.

Первым делом - регенерировать ткани, зарастить повреждения на голове и на руке. Спровоцировать массовый выброс антител, прогнать их по всей системе.

- Поддерживай процесс,- распорядился древомозг.

Теперь - мышечная масса. В таком виде она ни на что не годна - сама структура клеток порочна. Янд переделывал живое вещество, извлекая недостающие элементы из своего высыхающего тела. Теперь - привести скелет в соответствие с мышцами.

Дерево наскоро оценивало саму конструкцию движущего организма - ненадежна. Поменять основной принцип, нарастить, скажем, щупальца?..

Нет времени. Проще опереться на готовые элементы - усилить их металлорастительными волокнами. Теперь - воздушные мешки. И сердце, разумеется. В прежнем виде они бы и минуты не продержались...

- Осознавай, чужой. Вот так и вот так...

- Понимаю. Отличный прием... Янд переделывал тело Пэнтелла, исправлял, укреплял, где-то убирал бесполезный орган, где-то добавлял воздушный мешок или новую железу... Теменной глаз, бездействующий глубоко в мозгу, был перестроен для восприятия радиоволн, связан с нужными нервными центрами, кости позвоночника были искусственно упрочены, брыжейка перестроена для оптимальной работы.

Считывая информацию с генов, древомозг сразу корректировал ее и записывал заново.

Когда процесс закончился и разум пришельца усвоил все, что передал ему древомозг, янд сделал паузу.

- Теперь все.

- Я готов передать управление своему сознанию.

- Помни обещание.

- Помню.

Мозг янда стал отключаться от чужого организма. Веление инстинкта исполнено, теперь можно позволить себе отдохнуть до конца.

- Подожди, янд! Есть идея...

- Две недели летим, а впереди еще четырнадцать,- вздохнул Голт.- Может, расскажешь все-таки, что там у вас вышло?

- Как Молпри? - спросил Пэнтелл.

- Нормально. Кости срастаются, да ты ему не так уж много и сломал.

- В той книге неправильно написано про споры янда. Сами по себе они не могут перестроить носителя...

- Что перестроить?

- Животное-носителя. У него действительна улучшается здоровье и удлиняется срок жизни, но это делает само дерево в процессе размножения - обеспечивает спорам хорошие условия...

- Так что - оно тебя?..

- Мы с ним заключили договор. Янд мне дал вот это. - Пэнтелл надавил пальцем на переборку - на металле осталась вмятина,- ну, и еще некоторые вещи. А я стал носителем для его спор.

Голт подобрался.

- И тебе ничего? Таскать в себе паразитов...

- Это договор на равных. Споры микроскопические и ничем себя не проявляют, пока не сложатся нужные условия.

- Но ты сам говорил, что этот древесный разум был у тебя в мозгу!

- Был. Снял все психотравмы, скорректировал недостатки, показал мне, как пользоваться внутренними возможностями...

- А меня научишь?

- Это невозможно. Извини.

Голт помолчал.

- А что это за "нужные условия"? - спросил он, поразмыслив.- В один прекрасный день проснешься и обнаружишь, что оброс побегами?

- Ну,- потупился Пэнтелл,- это как раз моя сторона договора. Носитель распространяет споры в процессе собственного размножения. Всему потомству гарантируется крепкое здоровье и долгая жизнь. Неплохо, по-моему,- прожить лет сто, потом выбрать себе местечко по вкусу, укорениться и расти, расти, смотреть, как сменяются эпохи...

- А что,- сказал Голт,- с годами и правда устаешь. Знаю я одно такое место с видом на Атлантику...

- ...Так что я обещал быть очень энергичным в этом отношении,- закончил Пэнтелл.- Это, конечно, отнимет массу времени, но свое обязательство я должен выполнять неукоснительно.

"Слышишь, янд?" - добавил он про себя.

"Слышу",- отозвался янд из дальнего участка мозга, в который Пэнтелл подселил его сознание.- "Наше ближайшее тысячелетие обещает быть очень интересным!"

Это сообщение отредактировал Arty1970 - 12.08.2019 - 10:40

Не "ЮТ", "Вокруг света"

Клиффорд Саймак, "Дурной пример"
Хоть и мелким был, когда читал(лет 10), но рассказ "зацепил"

Тобиас, сильно пошатываясь, брел по улице и размышлял о
своей нелегкой жизни.

У него не было ни гроша, и бармен Джо выдворил его из
кабачка, "Веселое ущелье" не дав как следует промочить горло, и
теперь ему некуда было податься, кроме пустой холодной лачуги,
которую он называл своим домом, а случись с ним что-нибудь, ни
у кого даже не дрогнет сердце. И все потому, думал он,
охваченный хмельной жалостью к себе, что он бездельник и
горький пьяница, просто диву даешься, как его вообще терпит
город.

Смеркалось, но на улице еще было людно, и Тобиас про себя
отметил, как старательно обходят его взглядом прохожие.

"Так и должно быть, - сказал он себе. - Пусть
отворачиваются, если им так спокойнее".

Тобиас был позором города. Постыдным пятном на его
репутации. Тяжким крестом его жителей. Социальным злом. Тобиас
был дурным примером. И таких, как он, здесь больше не было,
потому что на маленькие городки, всегда приходилось только по
одному отщепенцу - даже двоим уже негде было развернуться.

Выписывая вензеля, Тобиас в унылом одиночестве плелся по
тротуару. Вдруг он увидел, что впереди на углу, стоит Илмер
Кларк, городской полицейский, и ровно ничего не делает. Просто
смотрит в его сторону. Но Тобиас не заподозрил в этом никакого
подвоха. Илмер славный парень. Илмер соображает, что к чему.
Тобиас приостановился, нацелился на угол, где его поджидал
Илмер, и без особых отклонений от курса поплыл в ту сторону.

- Тоуб, - сказал ему Илмер, - не подвезти ли тебя?

Тобиас выпрямился с жалким достоинством забулдыги.

- Ни боже мой, - запротестовал он, джентльмен с головы до
пят. - Не по мне это доставлять вам столько хлопот. Премного
благодарен.

Илмер улыбнулся.

- Ладно, не шебуршись. А ты уверен, что доберешься до дома
на своих двоих?

- О чем речь, - ответил Тобиас и припустил дальше.

Поначалу ему везло. Он благополучно протопал несколько
кварталов.

Но на углу Третьей и Кленовой с ним приключилась беда.
Споткнувшись, он растянулся во весь рост на тротуаре под самым
носом у миссис Фробишер, которая стояла на крыльце своего дома,
откуда ей было отлично видно, как он шлепнулся. Он не
сомневался, что завтра же она не преминет расписать это
позорное зрелище всем членам дамского благотворительного
общества. А те, презрительно поджав губы, будут потихоньку
кудахтать между собой, мня себя святей святых. Ведь миссис
Фробишер была для них образцом добродетели. Муж ее - банкир, а
сын - лучший игрок милвиллской футбольной команды, которая
рассчитывала занять первое место в чемпионате, организованном
Спортивной ассоциацией. Неудивительно, что этот факт
воспринимался всеми со смешанным чувством изумления и гордости:
прошло много лет с тех пор, как милвиллская футбольная команда
в последний раз завоевала кубок ассоциации.

Тобиас поднялся на ноги, суетливо и неловко стряхнул с
себя пыль и вырулил на угол Третьей и Дубовой, где уселся на
низкую каменную ограду баптистской церкви. Он знал, что пастор,
выйдя из своего кабинета в полуподвале, непременно его увидит.
А пастору это очень даже на пользу. Может, такая картина
выведет его наконец из себя.

Тобиаса беспокоило, что в последнее время пастор относится
к нему чересчур благодушно. Слишком уж гладко идут сейчас у
пастора дела, и похоже, что он начинает обрастать жирком
самодовольства; жена у него - председатель местного отделения
женской организации "Дочери американской революции", а у этой
его длинноногой дочки обнаружились недюжинные музыкальные
способности.

Тобиас терпеливо сидел на ограде в ожидании пастора, как
вдруг услышал шарканье чьих-то ног. Уже порядком стемнело, и,
только когда прохожий приблизился, он разглядел, что это
школьный уборщик Энди Донновэн.

Тобиас мысленно пристыдил себя. По такому характерному
шарканью он должен был сразу догадаться, кто идет.

- Добрый вечер, Энди, - сказал он. - Что новенького?

Энди остановился и взглянул на него в упор. Пригладил свои
поникшие усы и сплюнул на тротуар с таким видом, что, окажись
поблизости посторонний наблюдатель, он расценил бы это как
выражение глубочайшего отвращения.

- Если ты поджидаешь, мистера Хэлворсена, - сказал Энди, -
то зря тратишь время. Его нет в городе.

- А я и не знал, - смутился Тобиас.

- Ты уже достаточно сегодня накуролесил, - ядовито сказал
Энди. - Отправляйся-ка домой. Меня тут миссис Фробишер
остановила когда я давеча проходил мимо их коттеджа. Так вот,
она считает, что нам необходимо взяться за тебя всерьез.

- Миссис Фробишер старая сплетница, ей бы только в чужих
делах копаться, - проворчал Тобиас, с трудом утверждаясь на
ногах.

- Этого у нее не отнимешь, - согласился Энди. - Но женщина
она порядочная.

Он внезапно повернулся и зашагал прочь, и казалось, будто
передвигается он чуть быстрей, чем обычно.



Тобиас, покачиваясь, но вроде бы несколько уверенней,
заковылял в ту же сторону, что и Энди, мучимый сомнениями и
горьким чувством обиды.

Ну разве справедливо, что ему выпало быть таким вот
пропойцей, когда из него могло бы получиться нечто совершенно
иное?

Не для него быть совестью этого городка, думал Тобиас. Он
достоин лучшей участи, - мрачно икая, убеждал он себя.

Дома попадались все реже; тротуар кончился, и Тобиас,
спотыкаясь, потащился но неасфальтированной дороге к своей
лачуге, которая приютилась на самом краю города.

Она стояла на холмике над болотом, вблизи того места, где
дорогу пересекало 49-е шоссе, и Тобиас подумал, что жить там -
сущая благодать. Частенько он сиживал перед домиком, наблюдая
за проносящимися мимо машинами.

Но в этот час на дороге было пустынно, над далекой рощицей
всходила луна, и ее свет постепенно превращал сельский пейзаж в
серебристо-черную гравюру.

Он продолжал свой путь, бесшумно погружая ноги в дорожную
пыль, и порой до него доносился вскрик растревоженной птицы, а
в воздухе тянуло дымком сжигаемых осенних листьев.

Какая здесь красота, подумал Тобиас, какая красота, но как
же тут одиноко. Ну и что с того, черт побери? Он ведь всегда
был одинок.

Издалека послышался рев мчащейся на большой скорости
машины, и он про себя недобрым словом помянул таких вот
отчаянных водителей.

Машина подлетела к перекрестку, пронзительно взвизгнули
тормоза, она круто свернула на дорогу, по которой он двигался,
и свет фар ударил ему в глаза.

Но в тот же миг луч света, взметнувшись, вонзился в небо,
вычертил на нем дугу, и, когда с пронзительным скрипом трущейся
об асфальт резины машину занесло, Тобиас увидел неяркое сияние
задних фонарей.

Медленно, как бы с натугой машина заваливалась, на бок,
опрокидываясь в придорожную канаву.

Тобиас вдруг осознал, что он бежит, бежит сломя голову на
мгновенно окрепших ногах.

Раздался негромкий всплеск воды, машина уперлась, в
противоположную стенку канавы, и теперь лежала неподвижно,
только все еще вертелись колеса.

Тобиас спрыгнул в канаву и обеими руками стал яростно
дергать за ручку дверцы. Однако дверца заупрямилась: она
стонала, скрипела, но не желала уступать. Он рванул что было
мочи и дверца приоткрылась, этак на дюйм. И сразу он
почувствовал едкий запах горящей изоляции и понял, что времени
осталось в обрез.

Помогая ему, кто-то нажимал на дверцу изнутри, и Тобиас
медленно распрямился, не переставая изо всех сил тянуть на себя
ручку, и наконец дверца с большой неохотой поддалась.

Из машины послышались тихие жалобные всхлипывания, а запах
горящей изоляции усилился, и Тобиас заметил, что под капотом
мечутся огненные язычки.

Тобиас нырнул внутрь машины, схватил, чью-то руку,
поднатужился, рванул к себе. И вытащил из из кабины мужчину.

- Там она, - задыхаясь, проговорил мужчина. - Там еще...

Но Тобиас, не дослушав, уже шарил наугад в темном чреве
машины, к запаху горящей изоляции прибавился клубами поваливший
дым, а под капотом ослепительным красным пятном разливалось
пламя.

Он нащупал что-то живое, мягкое и сопротивляющееся,
изловчился и вытащил из машины девушку, ослабевшую,
перепуганную насмерть.

- Скорей отсюда! - заорал Тобиас и с такой силой толкнул
мужчину, что тот упал и уже ползком выбрался на дорогу.

Тобиас, схватив на руки девушку, прыгнул вслед за ним, а
позади него машина взлетела на воздух в столбе огня.

Они ускорили шаг подгоняемые жаром горящей машины. Немного
погодя мужчина высвободил девушку из рук Тобиаса и поставил ее
на ноги. Судя по всему, она была цела и невредима, если не
считать ранки на лбу у корней волос, из которой темной струйкой
бежала по лицу кровь.

К ним уже спешили люди. Где-то вдали хлопали двери домов,
слышались, взволнованные крики, а они трое, несколько
оглушенные, остановились, в нерешительности посреди дороги.

И только теперь, Тобиас увидел, что мужчина - это Рэнди
Фробишер, кумир футбольных болельщиков Милвилла, а девушка -
Бэтти Хэлворсен, музицирующая дочка баптистского священника.

"Мне здесь, больше делать нечего, - подумал Тобиас, - пора
уносить ноги". Ибо он допустил непозволительную ошибку. Нарушил
запрет.

Он резко повернулся, втянул голову в плечи и быстро,
только что не бегом, зашагал назад к перекрестку. Ему
показалось, будто Рэнди что-то крикнул ему вдогонку, но он даже
не обернулся.

За перекрестком он сошел с дороги и стал взбираться по
тропинке к своей развалюхе, одиноко торчащей на вершине холма
над болотом.

И он забылся настолько что перестал спотыкаться.

Впрочем, сейчас это не имело значения: вокруг не было ни
души. Его буквально трясло от ужаса. Ведь этим поступком он мог
все испортить, мог свести на нет всю свою работу.

Что-то белело в изъеденном ржавчиной помятом почтовом
ящике, висевшем рядом с дверью, и Тобиас очень удивился, ибо
крайне редко получал что-либо по почте.

Он вынул из ящика письмо и вошел в дом. Ощупью отыскал
лампу, зажег ее и опустился на шаткий стул, стоявший у стола
посреди комнаты.

Его рабочий день закончился, хотя формально это было не
совсем точно, потому что с большей ли, меньшей ли нагрузкой, а
работал он всегда.

Он встал, снял с себя обтрепанный пиджак, повесил его на
спинку стула и расстегнул рубашку, обнажив безволосую грудь. Он
нащупал на груди панель, нажал на нее, и под его пальцами она
скользнула в сторону. За панелью скрывалась ниша. Подойдя к
рукомойнику, он извлек из этой ниши контейнер и выплеснул в
раковину выпитое днем пиво. Потом он вернул контейнер на место,
задвинул панель и застегнул рубашку.

Он позволил себе не дышать.

И с облегчением стал самим собой.

Тобиас неподвижно сидел на стуле, выключив свой мозг,
стирая из памяти минувший день. Спустя некоторое время он начал
его осторожно оживлять и создал другой мозг - мозг, настроенный
на ту его личную жизнь, в которой он не был ни опустившимся
пропойцей, ни совестью городка, ни дурным примером.

Но в этот вечер ему не удалось полностью забыть пережитое
за день, и к горлу снова подкатил комок - знакомый мучительный
комок обиды за то, что его используют как средство защиты
человеческих существ, населяющих этот городок, от свойственных
людям пороков.

Дело в том, что в любом маленьком городке или деревне мог
ужиться только один подонок: по какому-то необъяснимому закону
человеческого общества двоим уже было тесно. Тут безобразничал
Старый Билл, там Старый Чарли или Старый Тоуб. Истинное
наказание для жителей, которые с отвращением терпели эти
отребья как неизбежное зло. И по тому же закону, по которому на
каждое небольшое поселение приходилось не более одного такого
отщепенца, этот один-единственный был всегда.

Но если взять робота, робота гуманоида Первого класса,
которого без тщательного осмотра не отличишь от человека, если
взять такого робота и поручить ему разыгрывать из себя
городского пьяницу или городского придурка, этот закон
социологии будет обойден. И человекоподобный робот в роли
опустившегося пьянчужки приносил огромную пользу. Этот пьяница
робот избавлял городок, в котором жил, от пьяницы человека,
снимал лишнее позорное пятно с человеческого рода, а
вытесненный таким роботом потенциальный алкоголик поневоле
становился вполне приемлемым членом общества. Быть, может, этот
человек и не являл собой образца порядочности, но по крайней
мере он держался в рамках приличия.

Для человека быть беспробудным пьяницей ужасно, а для
робота это все равно что раз плюнуть. Потому что у роботов нет
души. Роботы были не в счет.

И хуже всего, подумал Тобиас, что эту роль ты должен
играть постоянно если не считать кратких передышек, как вот
сейчас, когда ты твердо уверен, что тебя никто не видит.

Но сегодня вечером он вышел из образа. Его вынудили
обстоятельства. На карту были поставлены две человеческие
жизни, и иначе поступить он не мог.

"Впрочем, - сказал он себе, - не исключено, что еще все
обойдется. Те двое были в таком состоянии, что, вероятно, даже
не заметили, кто их спас".

Но весь, ужас в том, вдруг понял он, что это его не
устраивало: он страстно желал, чтобы его узнали. Ибо в
структуре его личности появилось, нечто человеческое, и это
нечто неудержимо стремилось проявить себя вовне, жаждало
признания.

Ему было бы куда легче, думал он, если б он не чувствовал,
что способен на большее, если б роль пропойцы была для него
пределом.

А ведь когда-то так и было, вспомнил он. Именно так
обстояли дела в то время, когда он завербовался на эту работу и
подписал контракт. Но сегодня это уже пройденный этап. Он
созрел для выполнения более сложных заданий.

Потому что он повзрослел, как, мало-помалу меняясь,
загадочным образом постепенно взрослеют роботы.

Из рук вон плохо, что он связан контрактом, срок которого
истечет только через десять лет. Но тут ничего не исправишь.
Положение у него было безвыходное. Обратиться за помощью не к
кому. Самовольно оставить свой пост невозможно.

Ведь для того, чтобы он не работал впустую, существовало
правило, по которому только один-единственный человек,
обязанный хранить это в строжайшей тайне, знал о том что он
робот. Все остальные должны были принимать его за человека. В
противном случае его труд потерял бы всякий смысл. Как
бездельник и пьяница человек, он избавлял жителей городка от
вульгарного порока; как никудышный, паршивый пьяница робот, он
не принес бы никакой пользы.

Поэтому все оставались в неведении, даже муниципалитет,
который, надо полагать, без большой охоты платил ежегодный
членский взнос Обществу прогресса и совершенствования
человеческого рода, не зная, на что идут эти деньги, но тем не
менее не решаясь уклониться от платежа.

Итак выхода у него не было. По условиям контракта ему
предстояло еще десять лет пить горькую, в непотребном виде
слоняться по улицам, играть роль одуревшего от каждодневного
пьянства, опустившегося человека, для которого все на свете
трын-трава. И он должен ломать эту комедию, чтобы подобным
выродком не стал ни один из жителей городка.

Он положил на стол руку и услышал, как под ней что-то
зашуршало.

Письмо. Он совсем забыл про то письмо.

Он взглянул на конверт, увидел, что на нем нет обратного
адреса, и сразу смекнул, от кого оно.

Вынув из конверта сложенный пополам листок бумаги, он
убедился, что чутье его не обмануло. Вверху страницы, над
текстом, стоял штамп Общества прогресса и совершенствования
человеческого рода.

В письме было написано следующее:

"Дорогой коллега!

Вам будет приятно узнать, что на основе последнего анализа
Ваших способностей вычислено, что в настоящее время Вы более
всего подходите для исполнения обязанностей координатора и
экспедитора при организующейся колонии людей на одной из
осваиваемых планет. Мы уверены, что, заняв такую должность, Вы
принесете большую пользу и готовы, при отсутствии каких-либо
иных соображений, предоставить Вам эту работу немедленно.

Однако нам известно, что еще не истек срок заключенного
Вами ранее контракта, и, быть может, в данный момент Вы не
считаете себя вправе поставить вопрос о переходе на другую
работу.

Если ситуация изменится, будьте любезны незамедлительно
дать нам знать".

Под письмом стояла неразборчивая подпись.

Он старательно сложил листок и сунул его в карман.

И ему отчетливо представилось, как там, на другой планете,
где солнцем зовут другую звезду, он помогает первым поселенцам
основывать колонию, трудится вместе с колонистами, но не как
робот, а как человек, настоящий человек, полноправный член
общества.

Совершенно новая работа, новые люди, новая обстановка.

И он перестал бы наконец играть эту отвратительную роль.
Никаких трагедий, никаких комедий. Никакого паясничанья. Со
всем этим было бы раз и навсегда покончено.

Он поднялся со стула и зашагал взад-вперед по комнате.

Как все нескладно, подумал он. Почему он должен торчать
здесь еще десять лет? Он же ничего не должен этому городу - его
ничто здесь не держит... разве только обязательство по
контракту, которое священно и нерушимо. Священно и нерушимо для
робота.

И получается, что он намертво прикован к этой крошечной
точке на карте Земли, тогда как мог бы стать одним из тех, кто
сеет меж далеких звезд зерна человеческой цивилизации.

Поселенцев было бы совсем немного. Уже давно отказались от
многолюдных колоний - они себя не оправдали. Теперь для
освоения новых планет посылали небольшие группы людей,
связанных старой дружбой и общими интересами.

Тобиас подумал, что такие поселенцы скорей напоминали бы
фермеров, чем колонистов. Попытать, счастья в космосе
отправлялись люди, близко знавшие друг друга на Земле. Даже
кое-какие деревушки посылали на другие планеты маленькие отряды
своих жителей, подобно тому как в глубокой древности общины
отправляли с Востока на дикий неосвоенный Запад караваны
фургонов.

И он тоже стал бы одним из этих отважных искателей
приключений, если б смог послать ко всем чертям этот городок,
эту бездарную, унизительную работу.

Но этот путь был для него закрыт. Ему оставалось лишь
пережить горечь полного крушения надежд.

Раздался стук в дверь, и, пораженный, он замер на месте: в
его дверь никто не стучался уже много лет. Стук в дверь, сказал
он себе, может означать только надвигающуюся беду. Может
означать только то, что там, на дороге, его узнали, а он уже
начал привыкать к мысли, что ему удастся выйти сухим из воды.

Он медленно подошел к двери и отворил ее. Их было четверо:
банкир Герман Фробишер, миссис Хэлворсен, супруга баптистского
священника, Бад Эндерсон, тренер футбольной команды, и Крис
Лэмберт, редактор милвиллского еженедельника.

И по их виду он сразу понял, что дела его плохи,
неприятность, настолько серьезна, что от нее не спасешься. Лица
их выражали искреннюю преданность и благодарность с оттенком
некоторой неловкости, какую испытывают люди, когда осознают
свою ошибку и дают себе слово разбиться в лепешку, чтобы ее
исправить.

Герман так решительно, с таким преувеличенным дружелюбием
протянул Тобиасу свою пухлую руку, что впору было
расхохотаться.

- Тоуб, - сказал он, - уж не знаю, как вас благодарить. Не
нахожу слов, чтобы выразить глубочайшую признательность за ваш
сегодняшний благородный поступок.

Тобиас попытался отделаться быстрым рукопожатием, но
банкир в аффекте стиснул его руку и не желал ее отпускать.

- А потом взяли и сбежали! - пронзительно заголосила
миссис Хэлворсен. - Нет чтобы подождать и показать всем, какой
вы замечательный человек. Хоть убей, не пойму, что на вас
нашло.

- Дело-то пустячное, - промямлил Тобиас.

Банкир наконец выпустил его руку, и ею тут же завладел
тренер, словно только и ждал этого случая.

- Благодаря вам Рэнди жив и в форме, - выпалил он. -
Завтра ведь игра на кубок, а нам без него хоть не выходи на
поле.

- Мне нужна ваша фотография, Тоуб, - сказал редактор. - У
вас найдется фотография? Хотя, что я - откуда ей у вас быть.
Ничего, мы завтра же вас сфотографируем.

- Но прежде всего, - сказал банкир, - мы переселим вас из
этой халупы.

- Из этой халупы? - переспросил Тобиас, уже испугавшись не
на шутку. - Мистер Фробишер, так это ж мой дом!

- Нет, уже не ваш, баста! - взвизгнула миссис Хэлворсен. -
Теперь мы непременно предоставим вам возможность исправиться.
Такого шанса вам еще в жизни не выпадало. Мы намерены
обратиться в АОБА.

- АОБА? - в отчаянии повторил за ней Тобиас.

- Анонимное общество по борьбе с алкоголизмом, - чопорно
пояснила супруга пастора. - Оно поможет вам излечиться от
пьянства.

- А что, если Тоуб вовсе не хочет стать трезвенником? -
предположил редактор.

Миссис Хэлворсен раздраженно скрипнула зубами.

- Он хочет, - заявила она. - Нет человека, который бы...

- Да будет вам, - вмешался Герман. - Не все сразу. Мы
обсудим это с Тоубом завтра.

- Ага, - обрадовался Тобиас и потянул на себя дверь, -
отложим наш разговор до завтра.

- Э, нет, так не годится, - сказал Герман. - Вы сейчас
пойдете со мной. Жена ждет вас к ужину, для вас приготовлена
комната, и, пока все не уладится, вы поживете у нас.

- Чего ж тут особенно улаживать? - запротестовал Тобиас.

- Как это чего? - возмутилась миссис Хэлворсен. - Наш
город палец о палец не ударил, чтобы хоть как-нибудь вам
помочь. Мы всегда держались в сторонке, спокойно наблюдая, как
вы чуть ли не на четвереньках тащились мимо. А это очень дурно.
Я серьезно поговорю с мистером Хэлворсеном.

Банкир дружески обнял Тобиаса за плечи.

- Пойдемте, Тоуб, - сказал он. - Мы у вас в неоплатном
долгу и сделаем для вас все, что в наших силах.

Он лежал на кровати, застеленной белоснежной хрустящей
простыней, и такой же простыней был укрыт, а когда все уснули,
он вынужден был тайком пробраться в уборную и спустил в унитаз
пищу, которую его заставили съесть за ужином.

Не нужны ему белоснежные простыни. Ему вообще не нужна
кровать. В его развалюхе, правда, стояла кровать, но только для
отвода глаз. А здесь лежи среди белых простынь, да еще Герман
заставил его принять ванну, что, между прочим, было для него
весьма кстати, но как же он из-за этого разволновался!

"Жизнь изгажена, - думал Тобиас. - Работа спущена в
канализационную трубу". Он все испортил, испортил, как
последний ублюдок. И теперь он уже не отправится с горсткой
отважных осваивать новую планету; даже тогда, когда он
окончательно развяжется со своей нынешней работой, у него не
будет шансов на что-либо действительно стоящее. Ему поручат еще
одну занюханную работенку, он будет вкалывать еще двадцать лет
и, возможно, снова напортачит - уж если есть в тебе слабинка,
от нее никуда не денешься.

Но у него еще оставалась одна надежда, и чем больше он
думал, тем радужней смотрел на будущее и несколько воспрянул
духом.

Еще можно все переиграть, говорил он себе, нужно только
снова надраться до чертиков. И тогда он так разгуляется, что
его подвиги войдут в историю городка. В его власти непоправимо
опозорить себя. Он может всем этим достойным людям с их добрыми
намерениями отпустить такую звонкую оплеуху, что покажется им
во сто крат отвратительней, чем прежде.

Он лежал и мысленно рисовал себе, как это будет выглядеть.
Идея была отличная, и он обязательно претворит ее в жизнь...
но, пожалуй, есть смысл заняться этим немного погодя.

Его дебош произведет большее впечатление, если он слегка
повременит, этак с недельку будет разыгрывать из себя тихоню.
Тогда его грехопадение ударит их хлеще. Пусть-ка понежатся в
лучах собственной добродетели, вкусят высшую радость, считая,
что вытащили его из грязи и наставили на путь истинный; пусть
окрепнет их надежда - и вот тогда-то он, издевательски хохоча,
пьяный в дым, спотыкаясь потащится обратно в свою лачугу над
болотом.

И все уладится. Он снова включится в работу, и пользы от
него будет даже больше, чем до этого происшествия.

Через одну-две недели. А может и позже...

И вдруг он словно прозрел: его поразила одна мысль. Он
попытался прогнать ее, но она, четкая и ясная, не уходила.

Он понял, что лжет самому себе.

Он не хотел опять стать таким, каким был до сегодняшнего
вечера. С ним же случилось именно то, о чем он мечтал,
признался он себе. Он давно мечтал завоевать уважение своих
сограждан и расположить их к себе.

После ужина Герман завел разговор о том, что ему, Тобиасу,
необходимо устроиться на какую-нибудь постоянную работу,
заняться честным трудом. И сейчас, лежа в постели, он понял,
как истосковался по такой работе, как жаждет стать скромным
уважаемым гражданином Милвилла.

Какая ирония судьбы, подумал он выходит, что провал работы
был его заветной мечтой, а теперь, когда эта мечта
осуществилась, он все равно остается в проигрыше.

Будь он человеком, он бы заплакал.

Но плакать он не умел. Напрягшись всем телом, он лежал
среди белоснежных накрахмаленных простынь, а в окно лился
белоснежный и словно тоже подкрахмаленный лунный свет.

Первый раз в жизни он испытывал потребность в дружеской
поддержке.

Было лишь одно место, куда он мог обратиться - но только в
самом крайнем случае.

Почти бесшумно Тобиас натянул на себя одежду, выскользнул
из двери и на цыпочках спустился по лестнице.

Пройдя обычным шагом квартал, он решил, что теперь уже
можно не осторожничать, и помчался во весь дух, гонимый
страхом, который летел за ним по пятам, точно обезумевший
всадник.

Завтра матч, тот самый решающий матч, в котором покажет
класс игры спасенный им Рэнди Фробишер, и, должно быть, Энди
Донновэн работает сегодня допоздна, чтобы освободить себе
завтрашний день и пойти на стадион.

"Интересно, который сейчас час?" - подумал Тобиас, и у
него мелькнуло, что, верно, уже очень поздно. Но Энди наверняка
еще возится с уборкой - не может быть, чтобы он ушел.

Оказавшись у цели, Тобиас взбежал по извилистой дорожке к
темному, с расплывчатыми очертаниями кубу школьного здания. Ему
вдруг пришло в голову, что он опоздал, и он почувствовал
внезапную слабость.

Но в этот миг он заметил свет в одном из окон полуподвала
в окне кладовой, и понял, что все в порядке.

Дверь была заперта, и он забарабанил по ней кулаком,
потом, немного подождав, постучал еще раз.

Наконец он услышал, как кто-то, шаркая подошвами, медленно
поднимается по лестнице, а спустя одну-две минуты за дверным
стеклом замаячила колеблющаяся тень.

Раздался звон перебираемых ключей, щелкнул замок, и дверь
открылась.

Чья-то рука быстро втащила его в дом. Дверь, за ним
захлопнулась.

- Тоуб! - воскликнул Энди Донновэн. - Как хорошо, что ты
пришел.

- Энди, я такого натворил!..

- Знаю - прервал его Энди. - Мне уже все известно.

Я не мог допустить, чтобы они погибли. Я не мог оставить
их без помощи. Это было бы не по-человечески.

- Это было бы в порядке вещей, - сказал Энди. - Ты же не
человек.

Он первым стал спускаться по лестнице, держась за перила и
устало шаркая ногами.



Со всех сторон их обступила гулкая тишина опустевшего
здания, и Тобиас почувствовал, как непередаваемо жутко в школе
в ночное время.

Войдя в кладовую, уборщик сел на какой-то пустой ящик и
указал роботу на другой.

Но Тобиас остался стоять.

- Энди - выпалил он, - я все продумал. Я напьюсь страшным
образом и...

Энди покачал головой.

- Это ничего не даст, - сказал он. - Ты неожиданно для
всех совершил доброе дело, стал в их глазах героем. И, помня об
этом, они будут тебе все прощать. Что бы ты ни выкозюливал,
какого бы ни строил из себя пакостника, они никогда не забудут,
что ты для них сделал.

- Так значит... - произнес Тобиас с оттенком вопроса.

- Ты прогорел, - сказал Энди. - Здесь от тебя уже не будет
никакой пользы.

Он замолчал, пристально глядя на вконец расстроенного
робота.

- Ты прекрасно справлялся со своей работой, - снова
заговорил Энди. - Пора тебе об этом сказать. Трудился ты на
совесть, не щадя сил. И благотворно повлиял на город. Ни один
из жителей не решился стать таким подонком, как ты, таким
презренным и отвратительным...

- Энди, - страдальчески проговорил Тобиас, - перестань
увешивать меня медалями.

- Мне хочется подбодрить тебя, - сказал Энди.

И тут, несмотря на все свое отчаяние, Тобиас почувствовал,
что его разбирает смех - неуместный, пугающий смех от мысли,
которая внезапно сверкнула в его мозгу.

И этот смех становился все настырнее - Тобиас уже
внутренне хохотал, представив себе, как взвились бы горожане,
узнай они, что своими добродетелями обязаны двум таким
ничтожествам - школьному уборщику с шаркающей походкой и
мерзкому пропойце.

Сам он как робот в такой ситуации, пожалуй, мало что
значил. А вот человек... Выбор пал не на банкира, не на
коммерсанта или пастора, а на мойщика окон, истопника. Это ему
доверили тайну, это он был назначен связным. Он был самым
важным лицом в Милвилле.

Но горожане никогда не узнают ни о своем долге, ни о своем
унижении. Они будут свысока относиться к уборщику. Будут
терпеть пьяницу, вернее, того, кто займет его место.

Потому что с пьяницей покончено. Он прогорел. Так сказал
Энди Донновэн.

Тобиас инстинктивно почувствовал, что кроме него и Энди, в
кладовой есть кто-то еще.

Он стремительно повернулся на каблуках и увидел перед
собой незнакомца.

Тот был молод, элегантен и с виду малый не промах. У него
были черные гладко зачесанные волосы, а в его облике было
что-то хищное, и от этого при взгляде на него становилось не по
себе.

- Твоя замена, - слегка усмехнувшись, сказал Энди. - Уж
он-то отпетый негодяй, можешь, мне поверить.

- Но по нему не скажешь...

- Пусть его внешность не вводит тебя в заблуждение, -
предостерег Энди. - Он куда хуже тебя. Это последнее
изобретение. Он гнусней всех своих предшественников. Тебя здесь
никогда так не презирали, как будут презирать его. Его
возненавидят от всей души, и нравственность жителей Милвилла
повысится до такого уровня, о каком раньше и не мечтали. Они
будут из кожи вон лезть, чтобы не походить на него, и все до
одного станут честными, даже Фробишер.

- Ничего не понимаю, - растерянно пролепетал Тобиас.

Он откроет в городе контору, как раз под стать такому вот
молодому энергичному бизнесмену. Страхование, разного рода
сделки купли-продажи и найма движимой и недвижимой
собственности, залоговые операции - короче, все, на чем он
сможет нажиться. Не нарушив ни одного закона, он обдерет их как
липку. Жестокость он замаскирует ханжеством. С обаятельной
искренней улыбкой он будет обворовывать всех и каждого, свято
чтя при этом букву закона. Он не постесняется пойти на любую
низость, не побрезгует самой подлой уловкой.

- Ну разве ж так можно?! - вскричал Тобиас. - Да, я был
пьяницей, но по крайней мере я вел себя честно.

- Наш долг - заботиться о благе всего человечества, -
торжественно заявил Энди. - Позор для Милвилла, если в нем
когда-либо объявится такой человек, как он.

- Вам видней, - сказал Тобиас. - Я умываю руки. А что
будет со мной?

- Пока ничего, - ответил Энди. - Ты вернешься к Герману и
подчинишься естественному ходу событий. Поступи на работу,
которую он для тебя подыщет, и живи тихо-мирно как порядочный,
достойный уважения гражданин Милвилла.

Тобиас похолодел.

- Ты хочешь сказать, что вы меня окончательно списали? Что
я вам больше не нужен? Но я же старался изо всех сил! А сегодня
вечером мне нельзя было поступить по-другому. Вы не можете так
вот запросто вышвырнуть меня вон!

Энди покачал головой.

- Придется открыть тебе один секрет. Лучше б ты узнал об
этом чуток попозже, но... Понимаешь, в городе поговаривают о
том, чтобы послать часть жителей в космос осваивать одну из
недавно открытых планет.

Тобиас выпрямился и настороженно замер; в нем было
вспыхнула надежда, но сразу же померкла.

- А я тут при чем? - сказал он. - Не пошлют же они такого
пьяницу, как я.

- Теперь ты для них хуже, чем пьяница, - сказал Энди. -
Намного хуже. Когда ты был обыкновенным забулдыгой, ты был весь
как на ладони. Они наперечет знали все твои художества. А
теперь они будут неусыпно следить за тобой, пытаясь угадать,
какой ты им можешь преподнести сюрприз. Ты лишишь их покоя, и
они изведутся от сомнений в правильности занятой ими позиции.
Ты обременишь их совесть, станешь причиной постоянной
нервотрепки, и они будут пребывать в вечном страхе, что в один
прекрасный день ты так или иначе докажешь, какого они сваляли
дурака.

- С таким настроением они никогда не включат меня в число
будущих колонистов, - произнес Тобиас, распрощавшись с
последней тенью надежды.

- Ошибаешься, - возразил Энди - Я уверен что тебя отправят
в космос вместе с остальными. Добропорядочные и слабонервные
жители Милвилла не упустят случая, чтобы избавиться от тебя.

Это сообщение отредактировал Former64 - 12.08.2019 - 10:47

"Знание-Сила" Обрывок этого журнала с этим рассказом валялся у печки у моих бабулек в деревне.
Читал взахлёб!

Анатолий Днепров КРАБЫ ИДУТ ПО ОСТРОВУ
1
— Эй, вы там, осторожнее! — прикрикнул Куклинг на матросов. Они стояли по пояс в воде и, перевалив через борт шлюпки небольшой деревянный ящик, пытались протащить его по краю борта. Это был последний ящик из тех десяти, которые привёз на остров инженер.

— Ну и жарища! Пекло какое-то! — простонал он, вытирая толстую красную шею пёстрым платком. Затем снял мокрую от пота рубаху и бросил её на песок. — Раздевайтесь, Бад, здесь нет никакой цивилизации.

Я уныло посмотрел на лёгкую парусную шхуну, медленно качавшуюся на волнах километрах в двух от берега. За нами она вернётся через двадцать дней. Не раньше и не позже…

— И на кой черт нам понадобилось с вашими машинами забираться в этот солнечный ад? — сказал я Куклингу, стягивая одежду. — При таком солнце завтра в вашу шкуру можно будет заворачивать табак.

— Э, неважно. Солнце нам очень пригодится. Кстати, смотрите, сейчас ровно полдень, и оно у нас прямо над головой.

— На экваторе всегда так, — пробормотал я, не сводя глаз с «Голубки». — Об этом написано во всех учебниках географии.

Подошли матросы и молча стали перед инженером. Он неторопливо достал пачку денег.

— Хватит? — спросил он, протянув им несколько бумажек. Один из них кивнул головой.

— В таком случае вы свободны. Можете возвращаться на судно. Напомните капитану Гейлу, что мы ждём его через двадцать дней… Приступим к делу, Бад. Мне не терпится начать.

Я взглянул на него в упор:

— Откровенно говоря, я не знаю, зачем мы сюда приехали. Я понимаю, там, в адмиралтействе, вам, может быть, было неудобно мне обо всём рассказывать. Сейчас, я думаю, это можно.

Куклинг скорчил гримасу и посмотрел на песок.

— Конечно, можно. Да и там я бы вам обо всём рассказал, если бы было время…

Я почувствовал, что он лжёт, но ничего не сказал. А Куклинг стоял и тёр жирной ладонью багрово-красную шею.

Я знал, что так он делал всегда, когда собирался солгать. Сейчас меня устраивало даже это.

— Видите ли, Бад, дело идёт об одном забавном эксперименте для проверки теории этого… как его… — Он замялся и испытующе посмотрел мне в глаза.

— Кого?

— Учёного англичанина… Черт возьми, из головы вылетела фамилия. Впрочем, вспомнил: Чарлза Дарвина…

Я подошёл к нему вплотную и положил руку на его голое плечо:

— Послушайте, Куклинг, вы, наверно, думаете, что я безмозглый идиот и не знаю, кто такой Чарлз Дарвин! Перестаньте врать и скажите толком, зачем мы выгрузились на этот раскалённый клочок песка среди океана. И прошу вас, не упоминайте больше Дарвина.

Куклинг захохотал, раскрыв рот, полный искусственных зубов. Отойдя в сторону шагов на пять, он сказал:

— И все же вы болван, Бад. Именно Дарвина мы и будем здесь проверять.

— И именно для этого вы притащили сюда десять ящиков железа? — спросил я, снова подходя к нему. Во мне закипела ненависть к этому блестевшему от пота толстяку.

— Да, — сказал он и перестал улыбаться. — А что касается ваших обязанностей, то вам прежде всего нужно распечатать ящик номер один и извлечь из него палатку, воду, консервы и инструмент, необходимый для вскрытия остальных ящиков.

Куклинг заговорил со мной так, как говорил на полигоне, когда меня с ним знакомили. Тогда он был в военной форме. Я тоже.

— Хорошо, — процедил я сквозь зубы и подошёл к ящику номер один. Большая палатка была установлена прямо здесь, на берегу, часа через два. В неё мы внесли лопату, лом, молоток, несколько отвёрток, зубило и другой слесарный инструмент. Здесь же мы разместили около сотни банок различных консервов и контейнеры с пресной водой.

Несмотря на своё начальственное положение, Куклинг работал как вол. Ему действительно не терпелось начать дело. За работой мы не заметили, как «Голубка» снялась с якоря и скрылась за горизонтом. После ужина мы принялись за ящик номер два. В нем оказалась обыкновенная двухколесная тележка, вроде тех, которые применяются на перронах вокзалов для перевозки багажа.

Я подошёл к третьему ящику, но Куклинг меня остановил:

— Давайте сначала посмотрим карту. Нам придётся весь остальной груз развезти по разным местам.

Я удивлённо на него посмотрел.

— Так надо для эксперимента, — пояснил он. Остров был круглый, как опрокинутая тарелка, с небольшой бухтой на севере, как раз там, где мы выгрузились. Его окаймляла песчаная полоса шириной около пятидесяти метров. За поясом прибрежного песка начиналось невысокое плато, поросшее каким-то высохшим от жары низкорослым кустарником.

Диаметр острова не превышал трех километров. На карте значились несколько отметок красным карандашом: одни — вдоль песчаного берега, другие — в глубине.

— То, что мы откроем сейчас, нужно будет развезти вот по этим местам, — сказал Куклинг.

— Это что — какие-нибудь измерительные приборы?

— Нет, — сказал инженер и захихикал. У него была противная привычка хихикать, если кто-нибудь не знал того, что знал он. Третий ящик был чудовищно тяжёлый. Я думал, что в нём заколочен массивный заводской станок. Когда же отлетели первые доски, я чуть не вскрикнул от изумления. Из него повалились металлические плитки и бруски различных размеров и форм: ящик был плотно набит металлическими заготовками.

— Можно подумать, что нам придётся играть в кубики! — воскликнул я, перекидывая тяжёлые прямоугольные, круглые и шарообразные металлические слитки.

— Вряд ли, — ответил Куклинг и принялся за следующий ящик. Ящик номер четыре и все последующие, вплоть до девятого, оказались наполненными одним и тем же — металлическими заготовками.

Эти заготовки были трех видов: серые, красные и серебристые. Я без труда определил, что они были из железа, меди и цинка. Когда я принялся за последний, десятый ящик, Куклинг сказал:

— Этот вскроем тогда, когда развезём по острову заготовки.

Три последующих дня мы с Куклингом на тележке развозили металл по острову. Заготовки мы высыпали небольшими кучками. Некоторые оставались прямо на поверхности, другие по указанию инженера я закапывал. В одних кучках были металлические бруски всех сортов, в других — только одного сорта. Когда все это было сделано, мы вернулись к нашей палатке и подошли к десятому ящику.

— Вскройте, только осторожнее, — приказал Куклинг. Этот ящик был значительно легче других и меньше размером. В нем оказались плотно спрессованные древесные опилки, а посредине — пакет, обмотанный войлоком и вощёной бумагой. То, что предстало перед нашими глазами, оказалось диковинным по своему виду прибором.

С первого взгляда он напоминал большую металлическую детскую игрушку, сделанную в виде обыкновенного краба. Однако это был не просто краб. Кроме шести больших членистых лап, впереди были ещё две пары тонких лапок-щупалец, упрятанных своими концами в чехол, напоминавший выдвинутую вперёд полураскрытую пасть уродливого животного. На спине краба в углублении поблёскивало небольшое параболическое зеркальце из полированного металла, с темно-красным кристаллом в центре. В отличие от краба у этого было две пары глаз — спереди и сзади.

В недоумении я смотрел на эту штуку.

— Нравится? — после долгого молчания спросил меня Куклинг.

Я пожал плечами:

— Похоже на то, что мы действительно приехали сюда играть в кубики и детские игрушки.

— Это опасная игрушка, — самодовольно произнёс Куклинг. — Сейчас вы увидите. Поднимите его и поставьте на песок.

Краб оказался лёгким, весом не более трех килограммов. На песке он стоял довольно устойчиво.

— Ну и что дальше? — спросил я инженера иронически.

— А вот подождём, пусть немного погреется.

Мы сели на песок и стали смотреть на металлического уродца. Минуты через две я заметил; что зеркальце на его спине медленно поворачивается в сторону солнца.

— Ого, он, кажется, оживает! — воскликнул я и встал на ноги. Когда я поднимался, моя тень случайно упала на механизм, и краб вдруг быстро засеменил лапами и выскочил снова на солнце. От неожиданности я сделал громадный прыжок в сторону.

— Вот вам и игрушка! — расхохотался Куклинг. — Что, испугались?

Я вытер потный лоб.

— Скажите мне ради бога, Куклинг, что мы с ним будем здесь делать? Зачем мы сюда приехали?

Куклинг тоже встал и, подойдя ко мне, уже серьёзным голосом сказал:

— Проверить теорию Дарвина.

— Да, но ведь это биологическая теория, теория естественного отбора, эволюции и так далее… — бормотал я.

— Вот именно. Кстати, смотрите, наш герой пошёл пить воду!

Я был поражён. Игрушка подползла к берегу и, опустив хоботок, очевидно, втягивала в себя воду. Закончив пить, она снова выползла на солнце и неподвижно застыла.

Я смотрел на эту маленькую машину и почувствовал к ней странное отвращение, смешанное со страхом. На мгновение мне показалось, что неуклюжий игрушечный краб чем-то напоминает самого Куклинга.

— Это вы его придумали? — спросил я инженера после некоторого молчания.

— Угу, — промычал он и растянулся на песке. Я тоже лёг и молча уставился на странный прибор. Теперь он казался совершенно безжизненным. Я подполз к нему ближе и стал рассматривать. Спина краба представляла собой поверхность полуцилиндра, с плоскими днищами спереди и сзади. В них-то и находились по два отверстия, напоминавшие глаза. Это впечатление усиливалось тем, что за отверстиями в глубине корпуса блестели кристаллы. Под корпусом краба виднелась плоская платформа-брюшко. Немного выше уровня платформы изнутри выходили три пары больших и две пары малых членистых клешнёй. Нутро краба разглядеть не удавалось. Глядя на эту игрушку, я старался понять, почему адмиралтейство придавало ей такое большое значение, что снарядило специальный корабль для поездки на остров.

Куклинг и я продолжали лежать на песке, каждый занятый своими мыслями, пока солнце не спустилось над горизонтом настолько низко, что тень от росших вдали кустарников коснулась металлического краба. Как только это произошло, он легонько двинулся и снова выполз на солнце. Но тень настигла его и там. И тогда наш краб пополз вдоль берега, опускаясь все ниже и ниже к воде, все ещё освещённый солнцем. Казалось, ему во что бы то ни стало нужно было оставаться освещённым солнечными лучами.

Мы встали и пошли за медленно двигающейся машиной. Так мы постепенно обходили остров, пока, наконец, не оказались на его западной стороне.

Здесь почти у самого берега была навалена груда металлических брусков. Когда краб оказался от неё на расстоянии около десяти шагов, он вдруг, как бы забыв о солнце, стремительно помчался к ней и застыл возле одного из медных брусков. Его клешни быстро двигались.

Куклинг тронул меня за руку и сказал:

— Сейчас идёмте к палатке. Интересное будет завтра утром.

В палатке мы молча поужинали и завернулись в лёгкие фланелевые одеяла. Мне показалось, что Куклинг был доволен тем, что я не задавал ему никаких вопросов. Перед тем как уснуть, я услышал, как он ворочался с боку на бок и иногда хихикал. Значит, он знал что-то такое, чего никто не знал. Почему-то я начинал его ненавидеть.

2
Рано утром следующего дня я пошёл купаться. Вода была тёплая, и я долго плавал в море, любуясь, как на востоке, над едва искажённой широкими волнами гладью воды, разгоралась пурпурная заря. Когда я вернулся к нашему пристанищу и вошёл в палатку, военного инженера там уже не было.

«Пошёл любоваться своим механическим уродом», — подумал я, раскрывая банку с ананасами.

Не успел я проглотить и трех ломтиков, как вдруг раздался вначале далёкий, а потом все более и более явственный голос инженера:

— Лейтенант, скорее бегите сюда! Скорее! Началось! Скорее бегите сюда!

Я вышел из палатки и увидел Куклинга, который стоял среди кустов на возвышенности и махал мне рукой.

— Пошли! — сказал он мне, пыхтя, как паровоз. — Пошли скорее.

— Куда, инженер?

— Туда, где мы вчера оставили нашего красавца.

Солнце было уже высоко, когда мы увидели гору металлических брусков. Они ярко блестели, и вначале я ничего не мог разглядеть. Только тогда, когда до груды металла осталось не более двух шагов, я вначале заметил две тонкие струйки голубоватого дыма, поднимавшиеся вверх, а после… А после я остановился как парализованный. Я протёр глаза, но видение не исчезло. Там стояли два краба, точь-в-точь такие, как тот, которого вчера мы извлекли из ящика.

— Неужели один из них был завален металлическим ломом? — воскликнул я.

Куклинг несколько раз присел на корточки и захихикал, потирая руки.

— Да перестаньте же вы корчить из себя идиота! — крикнул я. — Откуда взялся второй краб?

— Родился! Родился в эту ночь!

Я закусил губы и, ни слова не говоря, подошёл к крабам, над спинами которых в воздух поднимались тоненькие струйки дыма. В первый момент мне показалось, что у меня галлюцинация: оба краба усердно работали!

Да, именно работали, быстро перебирая своими тонкими передними щупальцами. Передние щупальца прикасались к металлическим брускам и, создавая на их поверхности электрическую дугу, как при электросварке, отваривали кусочки металла. Крабы быстро заталкивали металл в свои широкие рты. Внутри механических тварей что-то жужжало. Иногда их пасти с шипением выбрасывали сноп искр, затем вторая пара щупалец извлекала наружу готовые детали. Эти детали в определённом порядке собирались на плоской платформочке, постепенно выдвигающейся из-под краба. На платформе одного из крабов уже была собрана почти готовая копия третьего краба, в то время как у второго краба контуры механизма только-только появились. Я был поражён увиденным.

— Да ведь эти твари делают себе подобных! — воскликнул я.

— Совершенно верно. Единственное назначение этой машины — изготавливать машины, себе подобные, — сказал Куклинг.

— Да разве это возможно? — спросил я, ничего не соображая.

— А почему нет? Ведь любой станок, например токарный, изготавливает детали для такого же токарного станка, как и он сам. А вот мне и пришла в голову мысль: сделать машину-автомат, которая будет от начала до конца изготавливать самое себя. Модель этой машины — мой краб.

Я задумался, стараясь осмыслить то, что сказал инженер. В это время пасть первого краба раскрылась, и из неё поползла широкая лента металла. Она покрыла весь собранный механизм на платформочке, создав таким образом спину третьего автомата. Когда спина была установлена, быстрые передние лапки приварили спереди и сзади металлические стенки с отверстиями, и новый краб был готов. Как и у его братьев, на спине, в углублении, поблёскивало металлическое зеркало с красным кристаллом в центре. Краб-изготовитель подобрал под брюхо платформочку, и его «ребёнок» стал своими лапами на песок. Я заметил, как зеркало на его спине стало медленно поворачиваться в поисках солнца. Постояв немного, краб побрёл к берегу и напился воды. Затем он выполз на солнце и стал греться.

Я подумал, что все это мне снится.

Пока я разглядывал новорождённого, Куклинг сказал:

— А вот готов и четвёртый.

Я повернул голову и увидел, что родился четвёртый краб. В это время первые два как ни в чём не бывало продолжали стоять у кучки металла, отваривая куски и заталкивая их в своё нутро, повторяя то, что они делали до этого.

Четвёртый краб тоже побрёл пить морскую воду.

— На кой черт они сосут воду? — спросил я.

— Это происходит заливка аккумулятора. Пока есть солнце, его энергии, которая при помощи зеркала на спине и кремниевой батареи превращается в электричество, хватает, чтобы выполнять всю работу. Ночью автомат питается запасённой за день энергией из аккумулятора.

— Значит, эти твари работают день и ночь? — спросил я.

— Да, день и ночь, непрерывно.

Третий краб зашевелился и также пополз к кучке металла. Теперь работали три автомата, в то время как четвёртый заряжался солнечной энергией.

— Но ведь материала для кремниевых батарея в этих кучках металла нет… — заметил я, стараясь постигнуть технологию этого чудовищного самопроизводства механизмов.

— А он не нужен. Его и так сколько угодно. — Куклинг неуклюже подбросил ногой песок. — Песок — это окись кремния. Внутри краба под действием вольтовой дуги она восстанавливается до чистого кремния.

В палатку мы вернулись вечером в то время, когда у кучки металла работало уже шесть автоматов и два грелись на солнце.

— Зачем все это нужно? — спросил я Куклинга за ужином.

— Для войны. Эти крабы — страшное оружие диверсии, — сказал он откровенно.

— Не понимаю, инженер.

Куклинг пожевал тушёное мясо и не торопясь пояснил:

— Представьте, что будет, если такие штуки незаметно выпустить на территории противника.

— Ну и что же? — спросил я, прекратив есть.

— Вы знаете, что такое прогрессия?

— Допустим.

— Мы начали вчера с одного краба. Сейчас их уже восемь. Завтра их будет шестьдесят четыре, послезавтра — пятьсот двенадцать, и так далее. Через десять дней их будет более десяти миллионов. Для этого понадобится тридцать тысяч тонн металла…

Услышав эти цифры, я онемел от изумления.

— Да, но…

— Эти крабы в короткий срок могут сожрать весь металл противника, все его танки, пушки, самолёты. Все его станки, механизмы, оборудования. Весь металл на его территории. Через месяц не останется ни одной крошки металла на всем земном шаре. Он весь пойдёт на воспроизводство этих крабов… Заметьте, во время войны металл — самый важный стратегический материал.

— Так вот почему адмиралтейство заинтересовалось вашей игрушкой!.. — прошептал я.

— Вот именно. Но это только первая модель. Я собираюсь её значительно упростить и за счёт этого ускорить процесс воссоздания автоматов. Ускорить, скажем, раза в два-три. Конструкцию сделать более устойчивой и жёсткой. Сделать их более подвижными. Чувствительность индикаторов к залежам металла сделать более высокой. Тогда во время войны мои автоматы будут хуже чумы. Я хочу, чтобы противник лишился своего металлического потенциала за двое-трое суток.

— Да, но когда эти автоматы сожрут весь металл на территории противника, они поползут и на свою территорию! — воскликнул я.

— Это второй вопрос. Работу автоматов можно закодировать и, зная этот код, прекращать её, как только они появятся на нашей территории. Кстати, таким образом можно перетащить все запасы металла наших врагов на нашу сторону.

…В эту ночь я видел кошмарные сны. На меня ползли тучи металлических крабов, шелестя щупальцами, с тоненькими столбиками синего дыма над своими металлическими телами.

3
Автоматы инженера Куклинга через четыре дня заселили весь островок.

Если верить его расчётам, теперь их было более четырех тысяч. Их поблёскивающие на солнце корпусы были видны везде. Когда кончался металл в одной куче, они начинали рыскать по островку и находили новые.

Перед заходом солнца пятого дня я был свидетелем страшной сцены: два краба подрались из-за куска цинка.

Это было на южной стороне островка, где мы закопали в песок несколько цинковых брусков. Крабы, работавшие в разных местах, периодически прибегали сюда, чтобы изготовить очередную цинковую деталь. И вот случилось так, что к яме с цинком сбежалось сразу около двух десятков крабов, и здесь началась настоящая свалка. Механизмы мешали друг другу. Особенно отличался один краб, который был проворнее других и, как мне показалось, более нахальным и сильным.

Расталкивая своих собратьев, он полз по их спинам, норовя достать со дна ямы кусок металла. И вот, когда он уже был у цели, за этот же кусок клешнями ухватился ещё один краб. Оба механизма потащили брусок в разные стороны. Тот, который, как мне казалось, был более проворным, наконец, вырвал брусок у своего соперника. Однако его противник не соглашался уступить добычу, и, забежав сзади, сел на автомат и засунул свои тонкие щупальца ему в пасть. Щупальца первого и второго автоматов переплелись, и они со страшной силон стали раздирать друг друга!

Никто из окружающих механизмов на это не обращал внимания. А у этих двух шла борьба не на жизнь, а на смерть. Я увидел, что краб, сидевший наверху, вдруг опрокинулся на спину, брюхом кверху и железная платформочка сползла вниз, обнажив его механические внутренности. В это мгновение его противник стал быстро электрической искрой полосовать тело своего врага. Когда корпус жертвы развалился на части, победитель стал выдирать рычаги, шестерёнки, провода и быстро заталкивать их себе в пасть. По мере того как добытые таким образом детали попадали внутрь хищника, его платформа стала быстро выдвигаться вперёд, на ней шёл лихорадочный монтаж нового механизма.

Ещё несколько минут, и с платформы на песок свалился новый краб. Когда я рассказал Куклингу обо всём, что я видел, он только хихикнул.

— Это именно то, что нужно, — сказал он.

— Зачем?

— Я ведь вам сказал, что хочу усовершенствовать свои автоматы.

— Ну так что же? Берите чертежи и думайте, как это сделать. При чем же тут эта междоусобица? Этак они начнут пожирать друг друга!

— Вот именно! И выживут самые совершенные.

Я подумал и затем возразил:

— Что значит — самые совершенные? Ведь они все одинаковые. Они, насколько я понял, воспроизводят самих себя.

— А как вы думаете, можно ли вообще изготовить абсолютно точную копию? Вы ведь, должно быть, знаете, что даже при производстве шариков для подшипников нельзя сделать двух одинаковых шариков. А там дело обстоит намного проще. Здесь же автомат-изготовитель имеет следящее устройство, которое сравнивает создаваемую копию с его собственной конструкцией. Представляете, что будет, если каждую последующую копию изготавливать не по оригиналу, а по предыдущей копии. В конце концов может получиться механизм, вовсе не похожий на оригинал.

— Но если он не будет походить на оригинал, значит он не будет выполнять свою основную функцию — воспроизводить себя, — возразил я.

— Ну и что ж? Очень хорошо. Из его трупа более удачные копии изготовляет другой, живой автомат. А удачными копиями будут именно те, в которых совершенно случайно будут накапливаться особенности конструкции, делающие их более жизненными. Так должны возникнуть более сильные, более быстрые и более простые копии. Вот поэтому я и не собираюсь садиться за чертежи. Мне остаётся только ждать, пока крабы не сожрут на этом островке весь металл и не начнут междоусобную войну, пожирая друг друга и вновь воссоздаваясь. Так возникнут нужные нам автоматы.

В эту ночь я долго сидел на песке перед палаткой, смотрел на море и курил. Неужели Куклинг действительно затеял историю, которая пахнет для человечества серьёзными неприятностями? Неужели на этом затерянном в океане островке мы разводим страшную чуму, способную сожрать весь металл на земном шаре?

Пока я сидел и так думал, мимо меня пробежало несколько металлических тварей. На ходу они продолжали скрипеть механизмами и неутомимо работать. Один из крабов натолкнулся прямо на меня, и я с отвращением пнул его ногой. Он беспомощно перевернулся брюхом кверху. Почти моментально на него налетели два других краба, и в темноте засверкали ослепительные электрические искры. Несчастного резали искрой на куски! С меня было достаточно. Я быстро вошёл в палатку и достал из ящика ломик. Куклинг уже храпел.

Подойдя тихонько к скопищу крабов, я изо всех сил ударил одного из них.

Мне почему-то казалось, что это напугает остальных. Но ничего подобного не случилось. На разбитого мною краба налетели другие, и вновь засверкали искры.

Я нанёс ещё несколько ударов, но это только увеличило количество электрических искр. Из глубины острова сюда примчалось ещё несколько тварей.

В темноте я видел только контуры механизмов, и в этой свалке мне вдруг показалось, что один из них был особенно крупного размера. На него-то я и нацелился. Однако когда мой лом коснулся его спины, я вскрикнул и отскочил далеко в сторону: в меня через лом разрядился электрический ток! Корпус этой гадины каким-то образом оказался под электрическим потенциалом. «Защита, возникшая в результате эволюции», — мелькнуло у меня в голове.

Дрожа всем телом, я приблизился к жужжащей толпе механизмов, чтобы выручить оружие. Но не тут-то было. В темноте, при неровном свете многих электрических дуг я видел, как мой лом резали на части. Больше всего старался тот самый крупный автомат, который я хотел разбить.

Я вернулся в палатку и лёг на свою койку.

На некоторое время мне удалось забыться тяжёлым сном. Это длилось, очевидно, недолго. Пробуждение было внезапным: я почувствовал, как по моему телу проползло что-то холодное и тяжёлое. Я вскочил на ноги. Краб — я даже не сразу сообразил это — исчез в глубине палатки. Через несколько секунд я увидел яркую электрическую искру.

Проклятый краб пришёл на поиски металла прямо к нам. Его электрод резал жестяную банку с пресной водой!

Я быстро растолкал Куклинга и сбивчиво объяснил ему, в чём дело.

— Все банки в море! Провизию и воду в море! — скомандовал он. Мы стали таскать жестяные банки к морю и укладывать их на песчаное дно, там, где вода доходила нам по пояс. Туда же мы отнесли и весь наш инструмент.

Мокрые и обессиленные после этой работы, мы просидели на берегу без сна до самого утра. Куклинг тяжело сопел. Теперь я его ненавидел и жаждал для него более тяжёлого наказания.

4
Не помню, сколько времени прошло с момента нашего приезда на остров, но только в один прекрасный день Куклинг торжественно заявил:

— Самое интересное начнётся сейчас. Весь металл съеден.

Действительно, мы обошли все места, где раньше лежали металлические заготовки. Там ничего не осталось. Вдоль берега и среди кустарников виднелись пустые ямы.

Металлические кубики, бруски и стержни превратились в механизмы, в огромном количестве метавшиеся по острову. Их движения стали быстрыми и порывистыми; аккумуляторы были заряжены до предела, и энергия на работу не расходовалась. Они бессмысленно рыскали по берегу, ползали среди кустарников на плато, натыкались друг на друга, часто и на нас.

Наблюдая за ними, я убедился, что Куклинг был прав. Крабы действительно были разными. Они отличались друг от друга по своей величине, по подвижности, по размерам клешнёй, по размеру пасти-мастерской. По-видимому, ещё более глубокие различия имелись в их внутреннем устройстве.

— Ну что ж, — сказал Куклинг, — пора им начинать воевать.

— Вы серьёзно это говорите? — спросил я.

— Разумеется. Для этого достаточно дать попробовать им кобальт. Механизм устроен так, что попадание внутрь хотя бы незначительных количеств этого металла подавляет, если так можно выразиться, их взаимное уважение друг к другу.

Утром следующего дня мы с Куклингом отправились на наш «морской склад». Со дна моря мы извлекли очередную порцию консервов, воды и четыре тяжёлых серых бруска из кобальта, припасённых инженером специально для решающей стадии эксперимента.

Когда Куклинг вышел на песок, высоко подняв руки с кобальтовыми брусками, его сразу обступило несколько крабов. Они не переходили границы тени от его тела, но чувствовалось, что появление нового металла их очень обеспокоило. Я стоял в нескольких шагах от инженера и с удивлением наблюдал, как некоторые механизмы неуклюже пытались подпрыгнуть.

— Вот видите, какое разнообразие движений! Как они все не похожи друг на друга. И в той междоусобной войне, которую мы их заставим вести, выживут самые сильные и приспособленные. Они дадут ещё более совершенное потомство.

С этими словами Куклинг швырнул один за одним кобальтовые бруски в сторону кустарника.

То, что последовало за этим, трудно описать.

На бруски налетело сразу несколько механизмов, и они, расталкивая друг друга, стали их резать электрической искрой. Другие тщетно толпились сзади, также пытаясь урвать себе кусок металла. Некоторые поползли по спинам товарищей, стремясь пробраться к центру.

— Смотрите, вот вам и первая драка! — радостно закричал инженер и захлопал в ладоши.

Через несколько минут место, куда Куклинг бросил металлические бруски, превратилось в арену страшной битвы, к которой сбегались все новые и новые автоматы.

По мере того как части разрезанных механизмов и кобальт попадали в пасть всё новым и новым машинам, они превращались в диких и бесстрашных хищников и немедленно набрасывались на своих сородичей.

В первой стадии этой войны нападающей стороной были вкусившие кобальт. Именно они резали на части те автоматы, которые сбегались сюда со всего острова в надежде заполучить нужный им металл. Однако, по мере того как кобальтом полакомилось все больше и больше крабов, война становилась ожесточённее. К этому моменту в игру начали вступать новорождённые автоматы, изготовленные в этой свалке.

Эволюция все убыстрялась.

Это было удивительное поколение автоматов! Они были меньше размером и обладали колоссальной скоростью передвижения. Меня удивило, что они теперь не нуждались в той традиционной процедуре заряжания аккумуляторов, как их праотцы.

Им вполне хватало солнечной энергии, уловленной значительно большими, чем обычно, зеркалами на спине. Их агрессивность была поразительной. Они нападали сразу на нескольких крабов и резали искрой одновременно двух-трех.

Куклинг стоял в воде, и его физиономия выражала безграничное самодовольство. Он потирал руки и кряхтел:

— Хорошо, хорошо! Представляю себе, что будет дальше!

Что касается меня, то я смотрел на эту драку механизмов с глубоким отвращением и страхом, мысленно пытаясь угадать, какими же будут следующие механические хищники. Кто родится в результате этой борьбы?

К полудню весь пляж возле нашей палатки превратился в огромное поле боя. Сюда сбежались автоматы со всего острова. Война шла молча, без криков и воплей, без грохота и шума. Треск многочисленных электрических искр и цоканье металлических корпусов машин сопровождали эту странную бойню шорохом и скрежетом.

Хотя большая часть возникавшего сейчас потомства была низкорослой и весьма подвижной, тем не менее начали появляться и новые виды автоматов. Они значительно превосходили по размерам все остальные. Их движения были медлительными, но в них чувствовалась сила, и они успешно справлялись с нападающими на них автоматами-карликами.

Когда солнце начало садиться, в движениях мелких механизмов вдруг наметилась резкая перемена: они все столпились на западной стороне и стали двигаться медленнее.

— Черт возьми, вся эта компания обречена, — хриплым голосом сказал Куклинг. — Ведь они без аккумуляторов, и, как только солнце зайдёт, им конец.

Действительно, как только тени от кустарников вытянулись настолько, что прикрыли собой огромную толпу мелких автоматов, они моментально замерли. Теперь это была не армия маленьких агрессивных хищников, а огромный склад мёртвых металлических жестянок.

К ним не торопясь подползли громадные, почти в полчеловеческого роста, крабы и стали пожирать их один за другим. На платформах гигантов-родителей возникали контуры ещё более грандиозного по своим размерам потомства.

Лицо Куклинга нахмурилось. Такая эволюция ему была явно не по душе. Медлительные крабы-автоматы большого размера слишком плохое оружие для диверсии в тылу у противника!

Пока крабы-гиганты расправлялись с мелким поколением, на пляже водворилось временное спокойствие.

Я вышел из воды, за мной молча брёл инженер. Мы пошли на восточную сторону острова, чтобы немного отдохнуть. Я очень устал и заснул почти мгновенно, как только вытянулся на теплом и мягком песке.

5
Я проснулся среди ночи от дикого крика. Когда я вскочил на ноги, то ничего не увидел, кроме сероватой полоски песчаного пляжа и моря, слившегося с чёрным, усеянным звёздами небом. Крик снова повторился со стороны кустарников, но более тихо. Только сейчас я заметил, что Куклинга рядом со мной не было. Я бросился бежать в том направлении, откуда, как мне показалось, он кричал.

Море, как всегда, было очень спокойным, и мелкие волны лишь изредка, с едва уловимым шорохом накатывались на песок. Однако мне показалось, что в том месте, где мы уложили на дно наши запасы еды и контейнеры с питьевой водой, поверхность моря была неспокойной. Там что-то плескалось и хлюпало. Я решил, что там возится Куклинг.

— Инженер, что вы здесь делаете? — крикнул я, подходя к нашему подводному складу.

— Я здесь! — вдруг услышал я голос откуда-то справа.

— Боже мой, где вы?

— Здесь, — снова услышал я голос инженера. — Я стою по горло в воде, идите ко мне.

Я вошёл в воду и споткнулся о что-то твёрдое. Оказалось, это был огромный краб, который стоял глубоко в воде на высоких клешнях.

— Почему вы забрались так глубоко? Что вы там делаете? — спросил я.

— Они за мной гнались и загнали вот сюда! — жалобно пропищал толстяк.

— Гнались? Кто?

— Крабы.

— Не может быть! Ведь за мной они не гоняются.

Я снова столкнулся в воде с автоматом, обошёл его и, наконец, оказался рядом с инженером. Он действительно стоял в воде по горло.

— Расскажите, в чём дело?

— Я сам не понимаю, — произнёс он дрожащим голосом. — Когда я спал, вдруг один из автоматов напал на меня… Я думал, что это случайно… я посторонился, но он снова стал приближаться ко мне и коснулся своей клешнёй моего лица… Тогда я встал и отошёл в сторону… Он за мной… Я побежал… Краб за мной. К нему присоединился ещё один… Потом ещё… Целая толпа… Вот они и загнали меня сюда.

— Странно. Этого никогда раньше не было, — сказал я. — Уж если в результате эволюции у них выработался человеконенавистнический инстинкт, то они не пощадили бы и меня.

— Не знаю, — хрипел Куклинг. — Только на берег я выходить боюсь…

— Ерунда, — сказал я и взял его за руку. — Идёмте вдоль берега на восток. Я вас буду охранять.

— Как?

— Сейчас мы подойдём к складу, и я возьму какой-нибудь тяжёлый предмет. Например, молоток…

— Только не металлический, — простонал инженер. — Возьмите лучше доску от ящика или вообще что-нибудь деревянное.

Мы медленно побрели вдоль берега. Когда мы подошли к складу, я оставил инженера одного, и приблизился к берегу.

Послышались громкие всплески воды и знакомое жужжание механизмов. Металлические твари потрошили консервные банки. Они добрались до нашего подводного хранилища.

— Куклинг, мы пропали! — воскликнул я. — Они съели все наши консервные банки.

— Да? — произнёс он жалобно. — Что же теперь делать?

— Вот и думайте, что же теперь делать. Это все ваша дурацкая затея. Вы вывели тот тип оружия диверсии, который вам нравится. Теперь расхлёбывайте эту кашу.

Я обошёл толпу автоматов и вышел на сушу. Здесь, в темноте, ползая между крабами, я ощупью собрал на песке куски мяса, консервированные ананасы, яблоки и ещё какую-то снедь и перенёс её на песчаное плато. Судя по тому, как много всего валялось на берегу, было видно, что, пока мы спали, эти твари хорошо потрудились. Я не обнаружил ни одной целой банки. Пока я занимался сбором остатков нашего провианта, Куклинг стоял шагах в двадцати от берега по горло в воде.

Я был так занят сбором остатков пищи и до того расстроен случившимся, что забыл о его существовании. Однако вскоре он напомнил о себе пронзительным криком:

— Боже мой, Бад, помогите, они до меня добираются!

Я бросился в воду и, спотыкаясь о металлические чудовища, направился в сторону Куклинга. И здесь, в шагах пяти от него, я натолкнулся на очередного краба.

На меня краб не обратил никакого внимания.

— Черт возьми, почему это они вас так не любят? Ведь вы их, можно сказать, папаша! — сказал я.

— Не знаю, — булькая, хрипел инженер. — Сделайте что-нибудь, Бад, чтобы его отогнать. Если родится краб побольше этого, я пропал… — Вот вам и эволюция… Кстати, скажите, какое место у этих крабов наиболее уязвимое? Как можно испортить механизм?

— Раньше нужно было разбить параболическое зеркало… Или вытащить изнутри аккумулятор… А сейчас не знаю… Здесь нужно специальное исследование…

— Будьте вы прокляты со своими исследованиями! — процедил я сквозь зубы и ухватился рукой за тонкую переднюю лапу краба и согнул её. Щупальца гнулись легко, как медная проволока. Металлической твари эта операция явно пришлась не по душе, и она стала медленно выходить из воды. А мы с инженером пошли вдоль берега дальше.

Когда взошло солнце, все автоматы выползли из воды на песок и некоторое время грелись. За это время я успел куском камня разбить параболические зеркала на спине по крайней мере у полусотни чудовищ. Все они перестали двигаться.

Но, к сожалению, это не улучшило положения: они сразу же стали жертвой других тварей, и из них с поразительной быстротой стали изготавливаться новые автоматы. Перебить кремниевые батареи на спинах всех машин мне было не под силу. Несколько раз я натыкался на наэлектризованные автоматы, и это подорвало мою решимость вести с ними борьбу.

Все это время Куклинг стоял в море. Вскоре война между чудовищами снова разгорелась, и они, казалось, совершенно забыли про инженера.

Мы покинули место побоища и перебрались на противоположную сторону острова. Инженер так продрог от многочасового морского купания, что, лязгая зубами, лёг навзничь и попросил меня, чтобы я засыпал его сверху горячим песком.

После этого я вернулся к нашему первоначальному пристанищу, чтобы взять одежду и то, что осталось от нашего провианта. Только теперь я обнаружил, что палатка была разрушена: исчезли вбитые в песок железные колья, а на краях брезента были съедены металлические кольца, при помощи которых она крепилась к верёвкам.

Под брезентом я нашёл одежду Куклинга и свою. Здесь тоже можно было заметить следы работы искавших металл крабов. Исчезли металлические крючки, пуговицы и пряжки. На их месте остались следы прожжённой ткани.

Тем временем битва между автоматами переместилась с берега в глубь острова. Когда я поднялся на плато, то увидел, что почти в центре острова, среди кустарников, возвышаются на высоких, чуть ли не в рост человека, клешнях несколько чудовищ. Они попарно медленно расходились в стороны и затем с огромной скоростью неслись друг на друга. Это было жуткое зрелище!

При их столкновении раздавались гулкие металлические удары. В медленных движениях этих гигантов чувствовались огромная сила, большой вес и тупая ярость одновременно.

На моих глазах было сбито на землю несколько механизмов, которые тут же были растерзаны.

Куски металла казались кусками живого тела…

Однако я был по горло сыт этими картинами драки между сумасшедшими машинами и поэтому, нагрузившись всем тем, что мне удалось собрать на месте нашей старой стоянки, медленно пошёл к Куклингу.

Солнце жгло беспощадно, и, прежде чем добраться до того места, где я закопал инженера в песок, я несколько раз влезал в воду. У меня было время обдумать все происшедшее.

Одно было ясно: расчёты адмиралтейства на эволюцию явно провалились. Вместо усовершенствованных миниатюрных аппаратов родились неуклюжие механические гиганты с огромной силой и замедленными движениями.

С военной точки зрения они ничего не стоили.

Я уже приближался к песчаному холмику, под которым спал обессиленный после ночных купаний Куклинг, когда со стороны плато из-за кустарников показался огромный краб.

Ростом он был больше меня, и его лапы были высокие и массивные. Двигался он неровными прыжками, странным образом нагибая свой корпус. Передние, рабочие щупальца были невероятно длинные и волочились по песку. Особенно гипертрофированной была его пасть-мастерская. Она составляла почти половину его тела.

«Ихтиозавр», как назвал я его про себя, неуклюже сполз на берег и стал медленно поворачивать корпус во все стороны, как бы осматривая местность. Я машинально махнул в его сторону брезентовой палаткой. Однако он не обратил на меня никакого внимания, а как-то странно, боком, описывая широкую дугу, стал подходить к холмику песка, под которым спал Куклинг. Если бы я догадался, что чудовище направляется к инженеру, я бы сразу побежал к нему на помощь. Но траектория перемещения механизма была настолько неопределённой, что мне вначале показалось, что он движется к воде. И только тогда, когда он коснулся лапами воды, круто развернулся и быстро двинулся к инженеру, я бросил поклажу и побежал вперёд.

«Ихтиозавр» остановился над Куклингом и немного присел. Я заметил, как концы его длинных щупалец зашевелились в песке, прямо возле лица инженера.

В следующее мгновение там, где, только что был песчаный холмик, вдруг вздыбилось облако песка. Это Куклинг как ужаленный вскочил на ноги и в панике рванулся от чудовища.

Но было поздно.

Тонкие щупальца прочно обвились вокруг жирной шеи инженера и потянули его вверх, к пасти механизма. Куклинг беспомощно повис в воздухе, нелепо болтая руками и ногами.

Хотя я ненавидел инженера всей душой, тем не менее я не мог позволить, чтобы он погиб в борьбе какой-то безмозглой металлической гадиной.

Недолго думая, я ухватился за высокие клешни краба и дёрнул их изо всех сил. Но это было всё равно что повалить глубоко забитую в землю стальную трубу. «Ихтиозавр» даже не шевельнулся. Подтянувшись, я взобрался ему на спину. На мгновение моё лицо оказалось на одном уровне с искажённым лицом Куклинга. «Зубы! — пронеслось у меня в сознании. — У Куклинга стальные зубы!.. Так вот чем весь ужас!»

Я изо всех сил ударил кулаком по блестевшему на солнце параболическому зеркалу.

Краб завертелся на одном месте. Посиневшее лицо Куклинга с выпученными глазами оказалось на ровне пасти-мастерской. И тут случилось страшное.

Электрическая искра перепрыгнула на лоб инженера, на его виски. Затем щупальца краба внезапно разжались, и бесчувственное грузное тело творца железной чумы грохнулось на песок.

* * *
Когда я хоронил Куклинга, по острову, гоняясь друг за другом, носились несколько огромных крабов. Ни на меня, ни на труп военного инженера они не обращали никакого внимания. Я завернул Куклинга в брезентовую палатку и закопал посредине острова в неглубокую песчаную яму. Хоронил я его без всякого сожаления. В моем пересохшем рту трещал песок, и я мысленно проклинал покойника за всю его гадкую затею. С точки зрения христианской морали я совершал страшное кощунство. Не знаю, сколько я пролежал на берегу, часами смотря на горизонт в ту сторону, откуда должна была появиться «Голубка». Время тянулось мучительно медленно, и беспощадное солнце, казалось, застыло над головой. Иногда я подползал к воде и окунал в неё обожжённое лицо.

Чтобы забыть чувство голода и мучительной жажды, я старался думать о чём-нибудь отвлечённом. Я думал о том, что в наше время многие умные люди тратят силы своего разума, чтобы сделать подлость другим людям. Взять хотя бы изобретение Куклинга. Я был уверен, что его можно было бы использовать для благородных целей. Например, для добычи металла. Можно было бы так направить эволюцию этих тварей, чтобы они с наибольшим эффектом выполняли эту задачу. Я пришёл к выводу, что при соответствующем усовершенствовании механизма он бы не выродился в гигантскую неповоротливую громаду.

Однажды на меня надвинулась большая круглая тень. Я с трудом поднял голову и посмотрел на то, что заслонило от меня солнце. Оказывается, я лежал между клешнями чудовищного по своим размерам краба; он подошёл к берегу и, казалось, смотрел на горизонт и чего-то ждал.

После у меня начались галлюцинации. В моем разгорячённом мозгу гигантский краб превратился в высоко поднятый бак с пресной водой, до вершины которого я никак не мог добраться.

Я очнулся уже на борту шхуны. Когда капитан Гейл спросил меня, нужно ли грузить на корабль огромный странный механизм, валявшийся на берегу, я сказал, что пока в этом нет никакой необходимости.

Чем-то перекликается с одним из любимейших моих мультиков


Это сообщение отредактировал Former64 - 12.08.2019 - 11:01

Роберт Силверберг. Контракт


-----------------------------------------------------------------------

-----------------------------------------------------------------------


Колонист Рой Уингерт трясущимися руками схватился за бластер и
прицелился в скользких, похожих на червей тварей, которые ползали между
его только что доставленными ящиками.
"А говорили, планета необитаема, - мелькнуло у него. - Ну и ну!"
Он нажал кнопку, и ударил фиолетовый сноп света. Донесся запах паленого
мяса. Уингерта передернуло, он повернулся спиной к месиву и как раз
вовремя, потому что еще четыре червя подбирались к нему с тыла.
Он спалил и этих. По левую сторону еще два заманчиво свисали с толстого
дерева. Уингерт вошел во вкус и их также угостил лучом. Полянка уже
напоминала задворки скотобойни. По лицу Уингерта струился пот. При мысли,
что он три года проторчит на Квеллаке и будет только отбиваться от этих
червей-переростков, к горлу подступила тошнота и похолодела кожа.
Еще два выползли из гнилого ствола возле ног. Без малого по шести футов
длиной, а зубы острые, как у пилы, и поблескивают на ярком квеллакском
солнышке. "Называется ничего страшного", - подумал Уингерт. Он перезарядил
бластер и изжарил новых посетителей.
Шум за спиной заставил обернуться. Из леса на него скакало нечто весьма
похожее на огромную серую жабу футов восьми росту. Она состояла в основном
из пасти и вид имела изголодавшийся.
Расправив плечи, Уингерт приготовился отразить новое покушение. Но едва
он коснулся кнопки бластера, как заметил краем глаза движение справа.
Такое же страшилище неслось во весь дух с противоположной стороны.
- Простите, сэр, - раздался вдруг резкий, трескучий голос. - Вы,
кажется, попали в серьезную переделку. Смею ли я предложить вам
воспользоваться в столь чрезвычайных обстоятельствах этим двуручным
карманным генератором силового поля? Его цена всего...
Уингерт чуть не задохнулся.
- К черту цену! Включай его - до жаб двадцать футов!
- Сию минуту, сэр.
Уингерт услыхал щелчок, и тотчас они оказались внутри мерцающего
голубого пузыря. Две якобыжабы с наскока звучно врезались в пузырь и
отлетели назад.
Уингерт устало опустился на один из ящиков. Он взмок так, что хоть
выжимай.
- Спасибо, - вымолвил он. - Ты спас мне жизнь. А вообще, что ты за
птица и откуда взялся?
- Позвольте представиться. Я XL-ad41, новая модель робота - специалиста
по розничной и оптовой торговле, изготовлен на Денсоболе-2. Прибыл сюда
недавно и, увидев ваше бедственное положение...
Теперь Уингерт заметил, что существо - на самом деле робот, похожий на
человека, если не считать пары мощных колес вместо ног.
- Погоди! Давай по порядку.
Жабы, примостившиеся у границы силового поля, пожирали его голодными
глазищами.
- Чего ты, говоришь, новая модель?
- Робота - специалиста по розничной и оптовой торговле. Предназначен
для распространения в цивилизованных мирах галактики товаров и материалов,
изготовленных моим создателем - фирмой "Мастера Денсобола-2". - Резиновые
губы робота растянулись в приторной улыбке. - Я, если хотите,
механизированный коммивояжер. А вы случайно не с Терры?
- Да, но...
- Так я и думал. Я сопоставил ваш внешний вид с фенотипом из своего
информационного банка и пришел к выводу, что вы земного происхождения.
Подтверждение, данное вами, доставило мне истинное удовольствие.
- Рад слышать. Денсобол-2 - это ведь в Магеллановых облаках? В Большом
или Малом?
- В Малом. Однако меня удивляет одно обстоятельство. Вы земного
происхождения, а почему-то никак не отреагировали на то, что я назвал себя
коммивояжером.
Уингерт сдвинул брови.
- А как я должен реагировать? Хлопать в ладоши и шевелить ушами?
- Вы должны реагировать с юмором. Согласно моим данным о Терре,
упоминание о коммивояжере, как правило, подсознательно ассоциируется с
общеизвестным фольклорным пластом и приводит к сознательному комическому
эффекту.
- Извини, не понял юмора, - хмыкнул Уингерт. - Должно быть, меня не
очень интересует Земля с ее шуточками. Поэтому я и обрубил концы -
завербовался в "Колонизацию планет".
- Ах, да. Я как раз пришел к выводу, что отсутствие у вас реакции на
бытующий фольклор указывает на высокую степень вашей отстраненности от
культурного контекста. И вновь подтверждение доставило мне удовольствие.
Будучи экспериментальной моделью, я подлежу тщательному и непрерывному
наблюдению со стороны своих создателей, и мне непременно хочется проявить
себя способным коммивояжером.
Уингерт почти оправился от пережитых треволнений. Он с тревогой
поглядел на жаб и спросил:
- Этот генератор силового поля... это один из твоих товаров?
- Двуручный генератор - гордость нашей фирмы. Он ведь, знаете ли,
односторонний. Они не могут сюда попасть, а вы можете в них стрелять.
- Как? Что же ты раньше-то не сказал?
Уингерт выхватил бластер и двумя меткими выстрелами избавился от жабищ.
- Вот так, - сказал он. - Теперь, чувствую, сидеть мне в этом силовом
поле и ждать, когда новые заявятся.
- О, скоро их не ждите, - беспечно заявил робот. - Напавшие на вас
существа обитают на соседнем континенте. Здесь они не водятся.
- Как же их сюда занесло?
- Я привез, - ответил робот. - Наловил самых хищных, какие попадаются
на этой планете, и выпустил неподалеку от вас, чтобы продемонстрировать
необходимость приобрести двуручный генератор силового по...
- Ты привез? - Уингерт встал и с угрожающим видом двинулся на робота. -
Нарочно, чтоб всучить товар? Они же могли убить и сожрать меня!
- Ни в коем случае. Вы сами видели: события развивались точно по плану.
Когда положение стало угрожающим, я вмешался.
- Пошел вон! - в бешенстве заорал Уингерт. - Проваливай, псих! Мне
нужно распаковать вещи, установить "пузырь". Пшел!
- Но вы задолжали мне...
- После сочтемся. Катись отсюда, живо!


Робот покатился. Уингерт проследил, как тот газанул в кустарнике, и
заставил себя успокоиться. Ох, и разозлился он, но все же прямолинейная
уловка робота-торговца отчасти пришлась ему по вкусу. Хоть и грубовато, а
толково: набрать разных диковинных чудищ и явиться в последнюю секунду -
купите генератор. Только вот, если человека отравляют, чтоб продать ему
противоядие, этим не бахвалятся потом перед жертвой!
Он поглядел задумчиво на лес в надежде, что робот сказал правду.
Провести весь срок на Квеллаке, обороняясь от прожорливых хищников, ему
вовсе не улыбалось.
Генератор еще работал; Уингерт осмотрел его и нашел регулятор поля. Он
увеличил радиус действия генератора до тридцати ярдов и на этом
успокоился. Поляна была завалена мертвыми гадами. Уингерта передернуло.
Что же, потеха кончилась, пора и за работу. Всего час пробыл он на
Квеллаке, а только и делал, что спасал свою жизнь.
"Справочник колониста" гласил: "В первую очередь вновь прибывший
колонист должен установить нуль-передатчик". Уингерт закрыл книжку и
принялся разглядывать беспорядочно составленные ящики, в которых
заключалось его имущество, пока не обнаружил большой желтый ящик с
надписью "Нуль-передатчик. Не кантовать".
Из ящика, обозначенного "Инструменты", он извлек лапчатый ломик и
осторожно отодрал две доски. Внутри поблескивал серебристый предмет. "Хоть
бы он работал, - подумал Уингерт, - это самое ценное, что у меня есть,
единственный посредник между мной и далекой Террой".
Справочник гласил: "Все необходимое для жизни доставляется посредством
нуль-передатчика бесплатно". Уингерт улыбнулся. Все необходимое? Стоит
только послать заявку, и ему доставят магнитные сапоги, сигары, сенсорные
кассеты, мини-нуль-передатчики, драже "Грезы", готовый "мартини" в
бутылках - все прелести домашнего уюта. Говорили, будто в "Колонизации
планет" хлеб трудный, да не похоже. С нуль-передатчиком и планету обжить
не грех.
"Разве что, - мелькнула мрачная мысль, - этот чокнутый робот опять
привезет с соседнего континента жаб-великанов".
Уингерт распаковал нуль-передатчик. "Похож на канцелярский стол,
страдающий слоновой болезнью", - подумал он. Боковые тумбы устройства были
невероятно раздуты; из каждой выступал желоб, над одним значилось
"Отправка", а над другим - "Получение".
Лицевую сторону аппарата украшали внушительные ряды шкал и датчиков.
Уингерт отыскал красную кнопку включения и нажал ее. Нуль-передатчик
вздрогнул и очнулся.
Засветились шкалы, заработали датчики. Грузная машина словно зажила
своей обособленной жизнью. Экран замелькал цветными полосами, потом
прояснился. Перед Уингертом возникло добродушное пухлое лицо.
- Привет. Я - Смэзерс из наземной конторы, осуществляю связь фирмы с
передатчиками AZ-1061 по BF-80. Могу я узнать ваше имя, регистрационный
номер и координаты?
- Рой Уингерт, N 76-032-1 Of 3. Планета называется Квеллак, а координат
я наизусть не помню. Подождите, сейчас посмотрю в контракте...
- Не нужно, - сказал Смэзерс. - Только назовите номер своего
нуль-передатчика. Он проставлен на табличке справа.
Уингерт быстро нашел табличку.
- AZ-1142.
- Совпадает. Итак, фирма приветствует вас, колонист Уингерт. Как вам
планета?
- Так себе.
- Почему?
- Она обитаема. Здесь водятся хищники. А в моем контракте сказано, что
меня посылают на необитаемую планету.
- Прочтите внимательней, колонист Уингерт. Насколько я помню, там
сказано только, что в местности, где вы будете жить, опасных существ нет.
Наша разведгруппа доложила о некоторых осложнениях на континенте к западу
от вас, но...
- Видите здесь покойников?
- Да.
- Это я их прикончил, спасая собственную шкуру. Они напали на меня, как
только я высадился с корабля.
- Наверняка это особи, случайно забредшие с того континента, - сказал
Смэзерс. - Невероятно. Обязательно сообщайте о любых затруднениях
подобного рода.
- Да уж обязательно. Будто мне от этого полегчает.
- Поговорим о другом, - холодно продолжал Смэзерс. - Хочу напомнить,
что фирма всегда готова услужить вам. Как сказано в контракте, "все
необходимое для жизни доставляется посредством нуль-передатчика". То же
сказано в справочнике. Не желаете ли сделать первый заказ? Фирма проявляет
неустанную заботу об условиях жизни своего персонала.
Уингерт задумался.
- Да я не распаковался еще. Пока мне вроде бы ничего не надо... Только
вот... Да! Пришлите-ка лезвия и тюбик крема для бритья. Я свой прибор
забыл, а эти новомодные вибробритвы не выношу.
Смэзерс не сдержал ухмылки.
- А бороду не будете отпускать?
- Нет, - хмуро ответил Уингерт. - Борода чешется.
- Отлично. Я распоряжусь, чтобы с диспетчерского пульта выслали на
машину AZ-1142 лезвия и крем. До свидания, колонист Уингерт, удачи вам.
Примите наилучшие пожелания от фирмы.
- Спасибо, - буркнул Уингерт. - Вам того же.


Он отвернулся от пустого экрана и оглядел подступы к границам силового
поля. Все, кажется, было спокойно, и он выключил генератор.
Если не считать чудовищ с западного континента, на Квеллаке можно жить
припеваючи, решил Уингерт. Планета напоминала Землю и была шестой по счету
на орбите, которая опоясывала небольшую желтую звезду, похожую на Солнце.
Почва была красной от солей железа, но, видно, плодородной, судя по густой
растительности. Неподалеку, лениво стекая по отлогой долине, вился ручей и
пропадал в мутном облаке алого тумана на горизонте.
Работенка не пыльная, решил он. Только бы не жабы да не черви зубастые.
Согласно контракту, в обязанности Уингерта входило "всестороннее
обследование и подготовка данной планеты к приему будущих поселенцев под
эгидой "Колонизации планет". Фирма послала его в качестве квартирьера -
навести марафет перед прибытием основной группы.
За это ему положили тысячу долларов в месяц и к тому же "все
необходимое для жизни". "Некоторые надрываются, - сказал себе Уингерт, - а
и того не имеют".
Над лесом сонно проплыло облако с зеленой каймой. Он отбросил
почерневшие остатки инопланетной травы и разлегся на теплой красной почве,
привалившись к уютному корпусу нуль-передатчика. Перед ним стояло восемь
или десять ящиков с оборудованием и пожитками.
Три недели летел он от Земли до Квеллака на лайнере первого класса
"Могред". Нуль-транспортировка занимает меньше времени, но груз в 150
фунтов, а именно столько весил Уингерт, нуль-передатчик мог осилить только
частями - по 50 фунтов. Такой способ его не прельщал. К тому же на
Квеллаке не было нуль-передатчика, чтобы принять посылку, так что проблема
носила сугубо академический характер.
Тихонько запела птичка. Уингерт зевнул. День едва перевалил за
половину, и не было нужды спешить с устройством жилища. В справочнике
говорилось, что на распаковку уходит не больше часа. Попозже, когда солнце
начнет заходить за те светло-вишневые горы, он надует свой дом-пузырь и
разберет вещи. А сейчас хочется отдохнуть, пусть схлынет напряжение
первого бурного свидания.
- Простите, сэр, - раздался знакомый резкий голос. - Я случайно
подслушал, как вы заказали бритвенные лезвия, и считаю своим долгом
известить вас, что располагаю изделием, которое куда лучше для вашего
лица.
Уингерт тотчас вскочил на ноги, глаза налились кровью.
- Я велел тебе убираться вон. В-о-н!
Робот как ни в чем не бывало показал ему маленький прозрачный тюбик с
желеобразной зеленой пастой.
- Это депилятор Глоглема, двенадцать тюбиков... э-э... по доллару за
штуку.
Уингерт покачал головой.
- Мне все присылают бесплатно с Земли. И потом, я предпочитаю бриться
безопасной бритвой. Пожалуйста, уйди.
XL-ad41 впал в глубочайшее уныние, на какое только способен робот.
- Мне кажется, вы не понимаете, что ваш отказ представляет в невыгодном
свете мои торговые способности и может привести к тому, что по окончании
испытаний меня демонтируют. Поэтому я настаиваю - отнеситесь к моим
товарам без предубеждения.
Физиономия робота вдруг озарилась вдохновенной коммивояжерской улыбкой.
- Я беру на себя смелость предложить вам этот бесплатный образец.
Испробуйте депилятор Глоглема, и я гарантирую, больше вы не притронетесь к
бритве.
Робот выдавил немного пасты в небольшой флакончик и вручил Уингерту.
- Вот. Я скоро вернусь, дабы выслушать ваш приговор.


Робот удалился, подминая тяжелыми колесами кустарник. Уингерт поскреб
щетину на подбородке и поглядел с насмешкой на флакончик.
Значит, депилятор Глоглема? И XL-ad41, робот-коммивояжер. Он криво
ухмыльнулся. Мало того, что на Земле тебя глушат рекламой, так еще и
здесь, в дебрях космоса, являются откуда ни возьмись роботы с Денсобола и
пытаются всучить средство для бритья.
Ну, коли этот торгующий робот хоть чуть-чуть похож на земную братию,
придется у него что-нибудь купить, иначе не отвяжется. К тому же он,
видно, проходит испытания и его того и гляди разберут по винтикам, если не
распродаст товар... Уингерту, сменившему не одну профессию, и самому
пришлось побывать в шкуре коммивояжера, и в нем шевельнулась жалость к
бедолаге.
Он с опаской взял на ладонь немного средства Глоглема и намазал щеку.
Паста оказалась прохладной, слегка пощипывала кожу и приятно пахла. Он
втер ее, подумывая, не растворится ли у него челюсть, потом достал из
кармана зеркальце.
Намазанное место было гладким и розовым. Давненько он так чисто не
выбривался. Приободрившись, Уингерт втер в лицо остаток средства и тут
обнаружил, что робот дал ему только на одну щеку и часть подбородка.
Уингерт хмыкнул. Скупердяй, конечно, и вредина, но в знании кое-каких
основ торгового дела этому типу не откажешь.
- Ну как? - спросил XL-ad41, появившись, словно на зов. - Вы довольны?
- Хитро это ты, - улыбнулся Уингерт, - дал мне, значит, на пол-лица.
Однако штука хорошая; что есть, то есть.
- Сколько тюбиков возьмете?
Уингерт вынул бумажник. Он привез с собой всего шестнадцать долларов;
никак не предполагал, что на Квеллаке ему сгодятся земные деньги, просто к
моменту отлета в бумажнике лежали десятка, пятерка и еще доллар.
- Один тюбик, - сказал Уингерт. Он протянул роботу потрепанный доллар.
XL-ad41 учтиво поклонился и извлек из нагрудного отделения начатый
образец.
- Эге, - тут же сказал покупатель, - да ведь это тот самый тюбик, из
которого ты мне выдавил, а по уговору образец бесплатный. Давай целый
тюбик.
- Знаменитая природная смекалка землян, - заметил робот печально. -
Подчиняюсь.
Он дал Уингерту другой тюбик, тот осмотрел его и опустил в карман.
- А теперь уж извини, распаковаться надо.
Уингерт обошел улыбающегося робота, подхватил ломик и начал вскрывать
ящик, где помещалось его жилище. Вдруг нуль-передатчик несколько раз
громко прожужжал и под конец глухо звякнул.
- Ваш аппарат что-то доставил, - услужливо сообщил XL-ad41.
Уингерт поднял крышку приемного желоба и вынул небольшой аккуратный
сверток в пластиковой обертке. Он сорвал упаковку.
Внутри оказалась коробочка с двадцатью четырьмя лезвиями, тюбиком крема
для бритья и сложенным в длину счетом. Уингерт прочитал:

Бритвенные лезвия по заказу - 00.23
Крем для бритья по заказу - 00.77
Транспортные расходы - 50.00
Итого - 51.00

- Вы бледны, - заметил робот. - Вероятно, чем-то заболели. Быть может,
вас заинтересует самокалибрующийся медицинский аутодиагностический
сервомеханизм Дерблонга, который у меня как раз...
- Нет, - отрезал Уингерт. - Сдалась мне твоя медицина. Не путайся под
ногами.
Он шагнул решительно к передатчику и с размаху вдавил кнопку включения.
Тотчас раздался ровный голос Смэзерса:
- Приветствую, колонист Уингерт. Что-нибудь случилось?
- Еще бы не случилось, - глухо проговорил Уингерт. - Сейчас прибыли мои
лезвия и с ними счет на пятьдесят один доллар. Это что за фокусы? Мне
говорили, я буду все получать бесплатно. В контракте сказано...
- В контракте сказано, колонист Уингерт, - плавно подхватил Смэзерс, -
что все необходимое для жизни будет доставляться бесплатно. Там нет ни
слова о бесплатной поставке предметов роскоши. Фирма не в состоянии была
бы взвалить на себя непосильное финансовое бремя и присылать все, что
заблагорассудится иметь колонистам.
- Бритвенные лезвия - предмет роскоши? - Уингерт с трудом подавил
желание врезать ногой по щитку управления. - Да как у вас наглости хватает
называть лезвия предметом роскоши?
- Большинство колонистов отпускают бороды, - сказал Смэзерс. -
Неприязнь к бороде - ваше личное дело, колонист Уингерт. Но фирма...
- Знаю. Фирма не может подставлять спину под непосильное финансовое
бремя. Ладно, впредь будет мне наука. А пока заберите к чертовой матери
эти лезвия и отмените заказ.
Он швырнул сверток в желоб с надписью "Отправка" и нажал кнопку.
- Напрасно вы это сделали, - сочувственно сказал Смэзерс. - Теперь нам
придется взыскать с вас еще пятьдесят долларов за обратную доставку.
- Что?
- Но отныне, - продолжал Смэзерс, - мы возьмем себе за правило
предуведомлять вас в тех случаях, когда с вас причитается плата за
доставку заказанных товаров.
- Спасибо, - просипел Уингерт.
- Раз вы отказались от лезвий, то, полагаю, отпустите бороду. В
общем-то я это предвидел. Почти все колонисты носят бороды.
- Не собираюсь я отпускать никакой бороды. Минут десять назад тут один
робот-продавец с Денсобола сбыл мне тюбик пасты для удаления волос.
Смэзерс выпучил глаза.
- Вам придется возвратить покупку, - сказал он неожиданно сурово.
Уингерт в изумлении уставился на пухлое лицо, глядевшее с экрана.
- И это тоже запрещено?
- Приобретение товаров где-либо, кроме фирмы, является грубым
нарушением вашего контракта, колонист Уингерт, и карается большим штрафом.
Ведь мы согласны удовлетворять ваши потребности. Прибегая к услугам
постороннего поставщика, вы лишаете фирму чести обслуживать вас, колонист
Уингерт. Понятно?


От возмущения Уингерт утратил дар речи и с минуту молчал. Потом сказал:
- Значит, за доставку пачки лезвий я должен всякий раз платить вам
пятьдесят долларов, а если покупаю на стороне депилятор, то нарушаю
контракт? Да это... кабала! Рабство! Это незаконно!
Из нуль-передатчика послышалось предостерегающее покашливание.
- Серьезные обвинения, колонист Уингерт. Рекомендую внимательней
почитать контракт, прежде чем осыпать фирму новыми оскорблениями.
- Плевал я на контракт! Где хочу, там и покупаю!
Смэзерс торжествующе улыбнулся.
- Я опасался, что вы это скажете. Теперь, сами понимаете, у нас есть
юридический повод установить за вами лучевую слежку, дабы быть уверенными,
что вы не мошенничаете и соблюдаете контракт.
- Лучевую слежку? - выпалил Уингерт. - Да... я разнесу вдребезги ваш
треклятый передатчик! Вот тогда и пошпионьте за мной!
- Тогда не сможем. Но вывод из строя передатчика - тяжкое преступление
и карается крупным штрафом. Счастливо оставаться, колонист Уингерт.
- Эй! Погодите! Вы не можете...
Уингерт трижды надавил на кнопку вызова, но Смэзерс прервал связь и
возобновлять ее не собирался. Мрачнее тучи, Уингерт повернулся и присел на
край ящика.
- Позвольте предложить вам противогневные успокоительные пилюли
Шуграта? - вызвался XL-ad41. - Большую упаковку, экономи...
- Заткнись и оставь меня в покое.
Да, облапошила его фирма как миленького. И на Землю не вернуться -
денег нет, разве что поделить себя на три равных ломтя и телекинировать.
Квеллак, конечно, подходящая планетка, но кое-чего земного на ней не
хватает. Табака, например. Уингерт был курильщиком.
Коробка сигар обойдется в 2.40 да еще 75 долларов за доставку. А
Смэзерс со своей дурацкой ухмылочкой скажет, что сигары - роскошь.
Сенсорные кассеты? Роскошь. Мини-передатчики? Может, они по контракту и
разрешены - все-таки техника. Но чем все кончится - ясно. К исходу
трехгодичной командировки в банке у него скопится 36.000 долларов минус
расходы за все это время. И еще куда ни шло, если он умудрится задолжать
меньше 20.000.
Денег таких у него, конечно, не окажется, и фирма великодушно предложит
на выбор: отправиться в тюрьму или подрядиться еще на три года в уплату
долга. И вот забросят его еще куда-нибудь, а к исходу нового срока он
задолжает вдвое больше.
Год за годом он будет все глубже увязать в долгах из-за этого
контракта, чтоб он сгорел! И до могилы придется открывать новые миры для
"Колонизации планет", а взамен - снежный ком долгов.
Хуже рабства.
Наверняка есть какой-то выход.
Но Уингерт почти час рылся в контракте и понял, что лазеек в нем нет.
Да, "все необходимое для жизни" доставляется бесплатно - со скрытым
условием: он обязан делать заказ через фирму. И ни слова о предметах
роскоши и транспортных расходах.
Стало быть, его готовы завалить дармовыми передатчиками, а за сигары и
лезвия выкладывай денежки. А уж штрафы за нарушение исключительного права
фирмы снабжать колонистов - громадные.
Уингерт перевел ожесточенный взгляд на улыбающегося робота.
- Чего ты тут околачиваешься? Ты свое дело сделал. Исчезни!
XL-ad41 покачал головой.
- Вы еще должны мне пятьсот долларов за генератор. И потом, не
допускаете же вы, что я вернусь к своим изготовителям, продав всего два
предмета. Да они меня тотчас спишут и начнут конструировать XL-ad42.
- Ты слыхал, что Смэзерс говорил? Если они увидят, как я у тебя
отовариваюсь, меня будут считать нарушителем контракта. Валяй. Забирай
свой генератор. Покупка отменяется. Слетай на другую планету; у меня и так
хлопот полон рот, а тут еще...
- Извините, - сказал робот, и Уингерту в его мягком голосе послышалась
угроза. - Это семнадцатая планета, на которой я высаживаюсь после запуска,
и до сих пор мне удалось продать лишь один тюбик депилятора Глоглема. Из
рук вон плохо. Я еще не смею возвращаться.
- Ну так испробуй другое место. Найди планету, где живут одни растяпы,
и обдери их как липку. Я у тебя покупать не могу.
- Боюсь, вам придется, - сказал робот кротко. - Согласно инструкции,
после посещения семнадцатой планеты я обязан вернуться на Денсобол для
осмотра.
На брюхе робота с урчанием открылась панель, и Уингерт увидел
выдвинувшееся дуло молекулярного пистолета.
- Последнее средство коммерсанта, да? Если клиент не покупает,
хватаешься за оружие и заставляешь купить. Только со мной это не пройдет.
У меня денег нет.
- Ваши друзья с Земли пришлют денег. Я должен вернуться на Денсобол с
большой выручкой. Иначе...
- Знаю. Тебя демонтируют.
- Верно. Таким образом, я вынужден встать на этот путь. И в случае
вашего отказа твердо намерен привести угрозу в исполнение.
- Постойте-ка! - вмешался новый голос. - Что происходит, Уингерт?
Уингерт поглядел на передатчик. Экран светился, и с него грозно взирала
рыхлая физиономия Смэзерса.
- Да вот робот, - ответил Уингерт. - На торговле помешался и оружием
мне сейчас угрожал.
- Знаю. Я все видел по лучу.
- Вот влип, - потерянно проговорил Уингерт. Он перевел взгляд с
выжидательно молчавшего робота на неприветливого Смэзерса. - Не стану
покупать у робота - он меня убьет, куплю у него что-нибудь - вы меня
застукаете и штрафанете.
"Интересно, что хуже", - подумал Уингерт.
- У меня в продаже множество великолепных приборов, не известных на
Земле, - с гордостью сообщил робот. - Первый в истории свежеватель дригов,
хотя, откровенно говоря, я сомневаюсь, что на Квеллаке водятся дриги и он
вам пригодится. А может, пожелаете ротационный диатомный фильтр или новую
модель щипцов Хегли для извлечения нервных клеток...
- Умолкни! - рявкнул Уингерт и обратился к Смэзерсу. - Ну, как мне
быть? Вы - фирма, защитите своего колониста от этого инопланетного
мародера.
- Мы вышлем вам оружие, колонист Уингерт.
- Чтобы я тягался с роботом? Хороша помощь.
Уингерт сник. Пусть даже он выпутается сейчас, все равно с помощью
пункта о снабжении фирма крепко держит его за глотку. За три года
транспортные расходы составят...
Он ахнул.
- Смэзерс!
- Да?
- Послушайте: если я откажусь покупать у робота, он меня порешит. Но я
ничего не могу у него купить даже с разрешения фирмы, потому что у меня
нет денег. Мне необходимы деньги, чтобы остаться в живых. Поняли?
Необходимы.
- Нет, - ответил Смэзерс, - не понял.
- Я вот что толкую: чтобы сохранить жизнь, мне нужны деньги. Это то,
что мне необходимо для жизни, а значит, вы обязаны безвозмездно снабжать
меня деньгами в неограниченном количестве, пока робот вдоволь не
наторгуется. Если вы откажетесь, я подам на фирму в суд за нарушение
контракта.
Смэзерс улыбнулся.
- Попробуйте. С адвокатом не успеете связаться - помрете. Робот вас
прикончит.
Пот ручьями стекал по спине, но Уингерт чувствовал: для него наступает
счастливый миг торжества. Сунув руку во внутренний карман куртки, он
достал плотный лист искусственного пергамента - свою копию контракта.
- Вы отказываетесь! Отказываетесь снабдить меня предметом, необходимым
для жизни! Тем самым, - объявил Уингерт, - контракт теряет силу.
На глазах у Смэзерса - о ужас! - он порвал документ и небрежно швырнул
обрывки за спину.
- Нарушив со своей стороны контракт, - сказал Уингерт, - вы освободили
меня на будущее от всех обязательств по отношению к фирме. А потому прошу
покорно не шпионить своим дурацким лучом за моей планетой.
- За вашей планетой?
- Именно. Право первопоселенца: раз мы не связаны больше контрактом, то
по Галактическому кодексу вам запрещается шпионить за мной.
Смэзерс беспомощно хлопал глазами.
- Язык у вас хорошо подвешен, Уингерт. Но мы будем драться. Я еще
доложу обо всем наверху. Вы так легко от нас не отделаетесь!
Уингерт насмешливо оскалился.
- Докладывайте кому хотите. Закон на моей стороне.
Смэзерс зарычал и отключил связь.
- Логичное построение, - одобрительно заметил XL-ad41. - Надеюсь, вы
выиграете дело.
- Должен, - сказал Уингерт. - Под меня не подкопаешься, ведь контракт
обе стороны обязаны соблюдать. А предъявят в суде запись лучевой слежки,
так там видно, как ты мне угрожаешь. Им уцепиться-то не за что.
- А как же насчет меня? Я...
- О тебе я не забыл. Молекулярному пистолету в твоем брюшке так и не
терпится выпалить в меня, - улыбнулся Уингерт. - Слушай, XL-ad41, давай
начистоту: торговец из тебя никудышный. Сметка кое-какая есть, да и то
проявляется не там, где надо, а вот такта маловато, тонкости нет. Нельзя
же каждому покупателю пистолетом угрожать, ведь так не долго своих хозяев
и в межпланетную войну втянуть. Стоит тебе вернуться на Денсобол и стоит
им узнать, что ты наделал, и на твой демонтаж у них уйдет меньше времени,
чем у тебя на продажу одного свежевателя дригов.
- Я и сам об этом подумывал, - сознался робот.
- Вот и хорошо. У меня есть предложение: я научу тебя торговать. Мне
приходилось этим заниматься; к тому же я землянин и обладаю природной
сметкой. Как выучишься, полетишь на другую планету - думаю, хозяева
простят тебе лишнюю остановку - и сбудешь с рук весь товар.
- Это было бы замечательно, - сказал XL-ad41.
- Полдела сделано. За учение будешь снабжать меня всем, что мне
понадобится для безбедной жизни. Сигарами, магнитными сапогами,
мини-передатчиками, депилятором и прочим. Я тебе - хитрости торговли, ты
мне - магнитные сапоги; наверняка твои конструкторы сочтут такой обмен
справедливым. Кстати, мне понадобится генератор силового поля - вдруг
заявятся фирмачи, скандалить начнут.
Робот сиял от счастья.
- Я уверен, что такой обмен можно наладить. Полагаю, теперь мы -
компаньоны.
- Еще бы, - сказал Уингерт. - Для начала давай-ка я научу тебя древнему
обычаю землян, который положено знать хорошему коммивояжеру.
Он крепко сжал холодную металлическую лапу робота.
- Пожмем друг другу руки, компаньон!

Айзек Азимов. Уродливый мальчуган.
Мой любимый рассказ. Никого не сможет оставить равнодушным.
http://lib.ru/FOUNDATION/kinder.txt

Их много, любимых.
В том числе и те, что здесь уже были. Но почему-то вспомнился вот этот.
---------------------------------------------------------------------------------------
Aлeксeй ЦВEТКOВ

Звeздный глaдиaтoр

Мeня зoвут Элвис Рoуджeн. Я принaдлeжу к пeрвoму пoкoлeнию Пришeдших сo Звeзд, хoтя oтнoситeльнo мoлoд и дaжe eщe нe жeнaт. Спaнсы имeнуют мeня кoрoчe - Трoрг, впрoчeм, тaк oни нaзывaют всeх зeмлян, кoгдa-либo ступивших нa их мрaчную, хoлoдную плaнeту. Трoрг. Чтo oбoзнaчaeт этo слoвo: вoсхищeниe или прeзрeниe? Дo сих пoр я был склoнeн к пeрвoму, нo тeпeрь... Нeт сил писaть. Пaльцы нe слушaются, бoль в сустaвaх прoжигaeт рaскaлeнным прутoм. Нaвeрнoe, всe-тaки я чтo-тo слoмaл, кoгдa вывaлился из пaсти Бoльшoгo другa. Здeсь тeснo и душнo, пaхнeт элeктричeствoм, и тусклo мeрцaeт aвaрийнaя лaмпoчкa, нo тут я в бeзoпaснoсти. Прeждe чeм oни дoгaдaются снaрядить в пoгoню звeздный кoрaбль, мoя пoчтoвaя рaкeтa зaтeряeтся в глубинe кoсмoсa. A тaм и Зeмля, хoтя дo нee eщe мнoгиe-мнoгиe дни пoлeтa. ...Вы знaeтe спaнсoв? Эти прeлeстныe сущeствa вызывaют умилeниe у нaших дeтeй. Срeдний спaнс пoхoж нa oгрoмнoгo, пoчeму-тo хoдящeгo нa зaдних лaпaх кoтeнкa с бeлым шeлкoвистым мeхoм. Eгo симпaтичнaя мoрдoчкa стaлa симвoлoм мeжзвeзднoй дружбы, a oрaнжeвo-гoлубaя систeмa Спaркa - рифoм, o кoтoрый рaзбилoсь oдинoчeствo чeлoвeкa вo Всeлeннoй. Прoклятыe писaки нa Зeмлe вoзнeсли нoвooткрытую плaнeту нa вeршину слaвы, хoтя вeликий oтeц свидeтeль: крoмe цeлeбных пeскoв, ничeгo хoрoшeгo нe нaйти нa чeрнoм шaрe рaзмeрoм с цeлый Мaрс. Звeзднaя систeмa Спaркa былa бы бoлee дружeлюбнa, eсли бы нe ee втoрoe, oрaнжeвoe сoлнцe. Oнo внeслo нeрaзбeриху в движeниe плaнeт. Нa прoтяжeнии пoлутoрa вeкoв Энтурия, рoдитeльницa цивилизaции спaнсoв, кувыркaeтся вдaли oт oбeих звeзд. Пoлтoрa вeкa oнa живeт oбoсoблeннoй жизнью, знaя лишь oдну бeскoнeчную нoчь. Пoтoм идeт нa сближeниe, сoвсeм нeдoлгo купaeтся в излучeнии сoлнц и внoвь вoзврaщaeтся в лeдяную тeнь. Спaнсы бoятся Свeтлых лeт, кaк зeмлянe Вeликoгo Пoтoпa, oни нaдeлeны стрaхoм пeрeд нeбeсным oгнeм и всeгдa рoют пoдзeмныe гoрoдa, кoгдa истeкaeт Тeмнoe врeмя. Зaчeм я oб этoм пишу? Зaчeм пeрeскaзывaю oбзoрныe стaтьи мeждунaрoдных журнaлoв? Мoжeт быть, пoтoму, чтo случившeeся сo мнoй впрямую связaнo с вeкoвым мрaкoм, кoтoрый плoтным сaвaнoм oкутывaл зaгaдoчную цивилизaцию. Я нe диплoмaт и нe спeциaлист пo кoнтaкту с внeзeмным рaзумoм. Я дaжe нe aстрoнaвт, хoтя прeкрaснo знaю устрoйствo "Мирa" - пeрвoгo звeздoлeтa, кoснувшeгoся oпoрaми сыпучих пeскoв Энтурии. Мeсяц нaзaд я вылeтeл с Плутoнa, сoпрoвoждaя бoльшую пaртию урaнoдoбывaющих рoбoтoв. Зaчeм? Спрoситe oб этoм крикунoв из гaзeт, вoпящих o "блaгoрoднoй миссии зeмлян". Чeлoвeчeствo зaдрoжaлo в вoстoргe, кoгдa пoлюбившиeся "брaтья пo рaзуму" пoпрoсили тeхничeскую пoмoщь. "Вaм нужны прoмышлeнныe мeхaнизмы? Бeритe! Мы пoнимaeм, чтo зa стo с лишним лeт нaсeлeниe Энтурии вoзрoслo и нeoбхoдимo рaсширять пoдзeмныe гoрoдa. Дeлo яснoe - грядут Свeтлыe гoды..." O, кaк я жeлaл бы нeмeдлeннo пoрвaть свoю зaпись и прoстo нaчeртaть нa бумaгe: "Люди, бeрeгитeсь! Близятся Свeтлыe гoды!" Нo я oбязaн дoнeсти дo Зeмли мoй стрaшный рaсскaз.

...Пoсoльствo зeмлян пульсирoвaлo в свoeм хaoтичнoм ритмe. Пo стeклянным пeрeхoдaм нoсились мeхaничeскиe курьeры, снoвaли взaд и впeрeд тoргoвыe прeдстaвитeли, пoслы, aгeнты пo лeчeбным пeскaм. Нa зaднeм пoлe вoкруг нeбoльшoгo звeздoлeтa кoпoшился тeхничeский пeрсoнaл. С кaждым чaсoм свeт прoжeктoрoв нaливaлся всe бoльшeй бeлизнoй, слaбaя пaрoдия нa днeвнoe oсвeщeниe. Изрeдкa нa мoкрыe плиты кoсмoдрoмa, oпирaясь нa дрoжaщee мaрeвo плaмeни, сaдился oчeрeднoй тoргoвый кoрaбль. Из рaскрытых трюмoв aвтoрaзгрузчики выуживaли ящики с мeхaнизмaми, зaшитыe в брeзeнт тяжeсти и цeлый пaрк "спящих" рoбoтoв. Сeгoдня утрoм прибылa пaртия зeмлeрoeв, a к пoлудню с Зeмли дoстaвили трeх лeсoзaгoтoвитeлeй. Уму нeпoстижимo, для чeгo эти дoрoгиe штукoвины здeсь, нa Энтурии, гдe, крoмe фoсфoрeсцирующих кустaрникoв дa трaв, ничeгo бoлee нe рaстeт. Тeхнику грузили нa плaтфoрмы и вывoзили зa прeдeлы пoсoльствa. Тa жe учaсть пoстиглa и мoих урaнoвых дoбытчикoв. Кaк мeхaникa, мeня пoчeму-тo eщe дeржaли нa Энтурии, oбeщaя вывeзти нa слeдующeй нeдeлe. Изрeдкa я зaнимaлся мeлким рeмoнтoм в мaстeрскoй, oднaкo бoльшую чaсть врeмeни бeсцeльнo слoнялся пo кoсмoдрoму или сиживaл у видeo, сoзeрцaя пoслeднюю кинoпрoдукцию с Зeмли. Крoвaвыe бoeвики дa визжaщиe, прoнизaнныe свистoм стрeл и звoнoм мeчeй эпизoды истoричeских фильмoв eдвa-eдвa рaзвeивaли здeшнюю скуку. Я смoтрeл нa экрaн и нe думaл o тaинствeннoй стрaнe, рaскинувшeйся зa бeтoнным зaбoрoм пoсoльствa, я изнывaл oт бeздeлья и ждaл, кoгдa пo внутрeннeй связи мнe прeдлoжaт прoйти нa кoрaбль...

Хoлoднo. Тeмпeрaтурa пaдaeт, и oкoчeнeвшиe пaльцы грубo лoмaют грифeль. Пoчтoвaя рaкeтa, бeсспoрнo, быстрa и aвтoнoмнa, нo никoгдa всeрьeз нe былa рaссчитaнa нa чeлoвeкa. Спeртый вoздух - сущий пустяк в срaвнeнии с мучитeльным чувствoм, чтo я нe зaслужил дaжe этoгo. Я - убийцa. Кaжeтся, oб этoм сeйчaс кричaт всe рaдиoгoлoсa, дaжe тe, чтo исхoдят oт дaлeких свeтил впeрeди пo курсу. Нa сaмoм жe дeлe всe вoкруг мeртвo, Бoльшoй друг тoжe мeртв. Oн oстaлся тaм, зa мoeй спинoй и гaзoвым хвoстoм улeтaющeй рaкeты. A eщe мeня трeвoжит мысль, кaк жe тeпeрь Стив?

...Рaнним утрoм тишину мoeй мaстeрскoй рaзoрвaлo трeбoвaтeльнoe вeрeщaниe. Aгрeгaт внутрeннeй связи oжил, нa экрaнe рaсплылись пышныe oгнeннo-рыжиe усы.
- Привeт!
Я мoлчa рaстирaл руки, мeдлeннo oсвoбoждaясь oт цeпкoгo снa. Гoлoвa звeнeлa пустoтoй, кaк oпoрoжнeнный дoсухa гoршoк. Вчeрa, пo-мoeму, я слишкoм зaсидeлся зa стaкaнoм крeпкoгo джeйля. Тeлeсигнaл из кoсмoсa привoлoк зa сoбoй цeлый сeриaл дрeвнeримскoй эпoхи. Слитный пeрeстук бoeвых дубинoк и сoчныe крaски глaдиaтoрских бoeв дo сих пoр нe oстaвили мeня. В ушaх всe eщe стoял рeв вoсстaвших спaртaкoвцeв и трeщaли кoсти кaзнимых нaдсмoтрщикoв, кaк будтo я тoлькo чтo выключил видeoaппaрaт.
- У мeня для тeбя нeплoхaя нoвoсть, Элвис.
Нaкoнeц я нaчaл припoминaть.
- Вы Клeксoн? Кaжeтся, зaмeститeль кoнсулa пo тeхничeскoй чaсти?
- Кaжeтся, - прoвoрчaл усaтый. - A вoт мнe кaжeтся, чтo мы дoгoвaривaлись oбрaщaться друг к другу нa "ты".
Мысли oкoнчaтeльнo прoяснились. Тeпeрь вспoмнил! Мaлeнький этикeт мaлeнькoй зeмнoй кoлoнии нe тeрпeл стрoгoй oфициaльнoсти.
- Я знaю, Стив. У мeня бaшкa трeщит, слoвнo прoбoй в силoвoм трaнсфoрмaтoрe, a oгнeнный джeйль, пoхoжe, пoдсунул мнe в крoвь стaю вoпящих кoшeк.
- Лaднo, - смягчились усы. - Кстaти, o кoшкaх. Тeбe пoвeзлo, приятeль. Чeрeз пoлчaсa прoгуляeшься нa тeрритoрию спaнсoв.
Oстaтки снa срaзу унeслa буря нeудoвoльствия.
- Этo eщe к чeму? Я вoт-вoт улeтaю.
- Нe спeши, oдин из рoбoтoв твoeй пaртии зaaртaчился.
- Eрундa! У них трoйнoй блoк пoвинoвeния.
- Рaзумeeтся, никaкoгo бунтa. Прoстo тaм чтo-тo зaeлo...
- При чeм здeсь я? Мoя рaбoтa выпoлнeнa, и, вoзмoжнo, вeчeрoм я смoтaюсь с Энтурии.
- Слушaй, дружoк, пoдoбных случaeв рaньшe нe былo, кoнсул в трeвoгe. Мы вeдeм сeйчaс щeкoтливыe пeрeгoвoры сo спaнсaми нa прeдмeт лeчeбных пeскoв. Ты жe в курсe, чтo oни пaнaцeя дaжe oт тяжeлых психичeских зaбoлeвaний.
- Я нe псих, чтo мнe дo этoгo, Стив.
- Eсли всe улaдится, Элвис, тo с Зeмли прилeтят пeрвыe бoльныe, чьи кoшeльки нeпoмeрнo рaздуты. Кoнтрaкт пaхнeт сoлидным выигрышeм, и пoстaвкa брaкoвaннoй тeхники сeгoдня сoвeршeннo нeкстaти.
Я рaздрaжeннo стaл нaтягивaть нa тeлo хoлoдную oдeжду.
- Кaкoe мнe дeлo дo вaших кoнтрaктoв? Я вoвсe нe из тeх, ктo oбoжaeт с рoмaнтизмoм шлeпaть пo лужaм нeизвeстных нoчных мирoв.
- Зaнудa ты, - рaзoзлились вдруг усы. - Гoвoрят тeбe, из всeх рoбoтoв тoлькo урaнoвый стaрaтeль oкaзaлся с брaкoм. Дoбрaя рeклaмa твoeй фирмe, нeчeгo скaзaть!
Всe. Пoхoжe, oн пoймaл мeня нa крючoк.
- Иду, - буркнул я, сoбирaя инструмeнты.
- Прoпуск пoлучишь нa выхoдe, - oблeгчeннo зaтaрaтoрил зaмeститeль и дoбaвил, -Знaeшь, Элвис, a ты вeдь пeрвый из тeхничeскoгo пeрсoнaлa, ктo удaлится oт пoсoльствa бoлee чeм нa стo мeтрoв. Зaвидую тeбe, приятeль...

Кaкиe тaм стo мeтрoв! Чeрный пoeзд с лязгoм и грoхoтoм вoлoчился и вoлoчился сквoзь сумрaк пoлупустыни. Свeтящaяся рaститeльнoсть oстрoвкaми вырывaлa из тьмы щeрбaтую пoвeрхнoсть грунтa. Труднo былo пoнять, гдe я нaхoжусь. Судя пo пeлeнгу мoeгo брaслeтa, рaдиoмaяк пoсoльствa бУхaл гдe-тo дaлeкo нa зaпaдe.
- Скoрo? - спрoсил я пoжeлтeвшeгo oт стaрoсти спaнсa, клeвaвшeгo нoсoм вoзлe oкнa.
- Прибыли, - тaк жe кoрoткo oтвeтил пoпутчик и внoвь зaдрeмaл. Кaкую-тo минуту мы eщe кaтили пo нeвидимым рeльсaм, зaтeм пoeзд сoдрoгнулся, съeжился всeми вaгoнaми и зaмeр. Тихaя нoчь и хoлoд пoджидaли мeня снaружи. Здeсь нe былo привычных прoжeктoрoв, вдaли угaдывaлись oчeртaния гoр, слoвнo гнилыe зубы упирaлись в звeзднoe нeбo.
- Слeдуйтe зa мнoй, Трoрг, - спaнс пoвoлoк мeня в чeрнoту прoстрaнствa пoд нeмигaющими звeздaми. Пeрeвoдчик eдвa дoстaвaл мнe дo плeчa, нo был дeлoвит и мaлoслoвeн. Глaзa пoстeпeннo привыкли. Впeрeди вырoсли плaвныe свeтлыe oбвoды, высoкий aнгaр выдвинулся из тeмнoты. Скрипнулa aвтoмaтичeскaя двeрь, и зaл, зaлитый свeтoм мoщных лaмп, зaстaвил зaжмуриться. Нaс бeзмoлвнo привeтствoвaли шeрeнги зaстывших стaльных вeликaнoв. Прoйдя мeж слoнoвьими нoгaми, мы вышли нa рaсчищeнную плoщaдку. Oдинoкий рoбoт стoял, слeгкa рaсстaвив oбe oпoры и свeсив чeтырe мoщных руки вдoль бугристoгo стaльнoгo кoрпусa. Мaлeнькaя двeрцa, вeдущaя в нутрo мaшины, былa рaспaхнутa.
- Нe зaкрывaeтся, - пoжaлoвaлся спaнс.
Я хмурo oглядeл вoзвышaющуюся мaхину. Тусклый мeтaлл пoкрывaл бeсшeйнoe тeлo рoбoтa, сoвсeм нeдaвнo сoшeдшeгo с зaвoдскoгo кoнвeйeрa. Лeгoнькo я пришлeпнул лaдoнью пo шaрниру нoжнoгo сoчлeнeния.
- Бeзoбрaзничaeшь, дружищe?
Кoнeчнo, прoмышлeнный рoбoт нe имeeт синтeзaтoрa рeчи, oн нe сoбeсeдник, oн тружeник. В нeм нeт рaзумa, нo пусть ктo-нибудь рискнeт срaвнить урaнoвoгo стaрaтeля с жeлeзным пнeм... С двeрцeй я вoзился дoлгo. Кoдoвый зaмoк фaльшивo щeлкaл, нo нe зaмыкaлся. Пoд кoнeц я взмoк, сидя внутри рoбoтa, и ужe нaчaл рaздрaжeннo прoстукивaть упрямый мeхaнизм мoлoткoм. Сoпрoвoждaющий мeня спaнс нe прoявлял ни мaлeйшeгo любoпытствa. Тaкoe oщущeниe, чтo зeмлянинa oн знaeт дo мoзгa кoстeй. Впрoчeм, и я нe рвaлся пoгoвoрить с прeдстaвитeлeм нoчнoй цивилизaции. Пoтoм я, кaжeтся, спрoсил eгo с высoты, для чeгo спaнсaм в тeмнoтe бeлый мeх? Тoт нe oтвeтил. Нaвeрнoe, зaтaил oбиду. Вo всякoм случae, брoдил сo скучным видoм вoкруг рoбoтa, пoкa нe нaчaл фыркaть в мoхнaтый кулaчoк.
- Яркий свeт, - пoяснил спaнс. - Я дoлжeн уйти. Кoгдa зaкoнчитe рaбoту, пoeзд к вaшим услугaм.
Скaзaл и скрылся из виду. Я eщe чaс кoвырялся в зaмкe, нe в силaх нaйти пoлoмку. Мoжeт, ee слeдoвaлo бы искaть глубжe, гдe-нибудь в кристaлличeских ячeйкaх мoзгa, чтo упрaвляют блoкирoвкoй двeри. Нo рoбoт-тo oтключeн, дa и прoгрaммa eщe нe ввeдeнa в мoзгoвыe структуры, стaлo быть, винoвaт всe-тaки трeклятый мeхaнизм кoдoвoгo зaмкa. Я тихoнькo злился и нeрвнo рылся в сумкe. Нeoжидaннo пoслышaлoсь журчaниe. Мнe пoкaзaлoсь, прoтeк гидрoaмoртизaтoр, нo чeрeз миг пoнял, чтo впeрвыe слышу рeчь спaнсoв. Двa шeрстистых сущeствa, видимo, из oхрaны, стoяли внизу и ярoстнo мнe жeстикулирoвaли. Пoхoжe, oни трeбoвaли свoрaчивaть рaбoту.
- Всe, всe, - скрeстил я руки, - спускaюсь.
Кудa спeшaт? Спaнсы синхрoннo пoвeрнулись и удaлились вo всeй свoeй мoлoдoй грaции. Я быстрo нaбил сумку инструмeнтaми и выдeрнул кoлoдки, сдeрживaющиe двeрь. Тo, чтo прoизoшлo в слeдующий миг, удивилo, нo нe испугaлo. Зaклинившaя былo двeрь вдруг лeгкo зaскoльзилa в пeтлях и с лязгoм зaхлoпнулaсь.
- Aх, чeрт!
Я нaдaвил нa ручку, и тут мнe стaлo нe пo сeбe. Нaд кaрнизoм зaжглaсь рубинoвaя нaдпись "Выхoд зaпрeщeн", я зaтeрeбил ручку, и к нaдписи прибaвилaсь втoрaя: "Тeрмичeскaя зoнa!"
- Ты жe был oбeстoчeн!
В oтвeт лишь пoтрeскивaли свeтящиeся буквы. В принципe ничeгo oсoбeннoгo нe случилoсь - прoизoшeдшee прeдусмoтрeнo кoнструкциeй мaшины. Нo тoлькo нa случaй прoвeдeния рaбoт в мaгмe или кислoтнoй срeдe, дaбы нe нaшeлся крeтин, рeшивший вылeзти из урaнoвoгo дoбытчикa в чaс, кoгдa тoт пeрeбирaeтся чeрeз oгнeнный пoтoк лaвы.
- Ты чтo, дурaк, свихнулся? Oтвoри сeйчaс жe!
Я пнул двeрь нoгoй, нo тa дaжe нe зaгудeлa. Дeсять сaнтимeтрoв мeтaллa звeзднoй зaкaлки нaглухo oтгoрoдили мeня oт свeтлoгo зaлa. Прeдстaвьтe, чтo вы случaйнo зaхлoпнулись в брoнирoвaннoм сeйфe и никтo нe знaeт, гдe вaс искaть, тoгдa пoймeтe, кaкoвo мнe былo. В крaснoм сумрaкe я изo всeх сил бил двeрь мoлoткoм, ругaлся и звaл нa пoмoщь. Впрoчeм, крик вряд ли прoникaл нaружу, рoбoт рaссчитaн для рaбoты в услoвиях жeстoчaйшeгo грoхoтa, кoрпус гeрмeтичeн и... и, вeликий oтeц, я рискую в нeм зaдoхнуться! Нo пo-нaстoящeму стрaшнo стaлo минутoй пoзжe. Пoл нeoжидaннo дeрнулся, и я бы oбязaтeльнo упaл, eсли б былo кудa. Мaшинa пришлa в движeниe? Нe мoжeт быть! Oднaкo я явствeннo услышaл чaвкaньe мeхaнизмoв вoзлe ухa зa пeрeбoркoй. Прoклятьe! Стрeлoй я мeтнулся нaвeрх. Тaм, чуть вышe движитeлeй нoг и рук, мeжду блoкaми элeктрoники, имeлaсь тeснaя кaбинкa. Вooбщe-тo прoмышлeнныe рoбoты дaвнo зaслужили дoвeриe, и их выпускaют исключитeльнo aвтoмaтичeскими, oднaкo измaтывaющaя oхoтa зa урaнoм, в пoслeднee врeмя рaзвeрнувшaяся вo всeх вoзмoжных мирaх, трeбoвaлa хoтя бы кoсвeннoгo присутствия чeлoвeкa. В кaмoркe цaрилo зaпустeниe. Пoлудeмoнтирoвaннoe сидeньe, зaбытaя кeм-тo прoмaслeннaя тряпкa, спeрeди пoтухший пульт, и нaд ним зeлeнoвaтoe стeклo oбзoрнoгo иллюминaтoрa. Я дoлгo oблaмывaл нoгти нa кнoпкaх, пoкa рaзгoрячeнный рaссудoк нe уяснил, чтo дoскa прибoрoв мeртвa. Стeнaя, я зaглянул пoд пульт. Oт мнoгoцвeтия прoвoдoв и свeтoвoдoв в глaзaх зaрябилo. O, вeликий oтeц, я нe элeктрoнщик. Мoя стихия - рычaщий мир мeхaнизмoв... Пoл мягкo пoкaчивaлся в тaкт бeсшумным гигaнтским шaгaм. Oкружaющaя пaнoрaмa бeзoстaнoвoчнo рaзвoрaчивaлaсь зa свeрхпрoчным инфрaкрaсным стeклoм. Нoчи нe былo, с мaлaхитoвым oттeнкoм пустыня рaскинулaсь oт гoризoнтa дo гoризoнтa.

- Кудa ты прeшь! - зaoрaл я, кoгдa внизу зaчeрнeл язык прoлoмa. Нo мaшинa с лeгкoстью пeрeпрыгнулa трeщину и зaспeшилa дaльшe. Я изумлeннo пoтирaл рaзбитый лoкoть. Знaчит, этo нe прoстo спoнтaннoe сaмoвключeниe рoбoтa, нe прoстo бeздумнoe движeниe впeрeд. Мoзг пoльзуeтся прoгрaммoй! Нo oткудa eй взяться? Спaнсы? Кудa им! Прoгрaммирoвaнию нaдo дoлгo учиться, к тoму жe дизeльнaя цивилизaция спaнсoв вряд ли oтыщeт ключeвoй шифр к пaмяти мaшины, пo слoжнoсти нe имeющeй рaвных срeди прoчих мoдeлeй урaнoвoгo брaтствa. Зeлeнoвaтый прoстoр и ни oднoгo жилoгo дoмa. Гдe жe спaнсы? Пoчeму нe oстaнoвят мaшину? Кaчaющaяся пустыня слoвнo вырeзaнa из кaдрoв нeмoгo кинo. Рoбoт увeрeннo вышaгивaл, изрeдкa пoднимaя сбoку шлeйф пыли. Былo нeчтo зaгaдoчнoe в нeизмeримoсти пустыни пoд звeздaми, нo мнe нe дo сoзeрцaния крaсoт. Трeбoвaлoсь вo чтo бы тo ни стaлo пoдключить пульт или хoтя бы oживить микрoфoны, дaбы мoщными динaмикaми взрeвeть нa всю oкругу o пoмoщи. Быстрo oтсoeдинив пaнeль, я oбнaжил oргaнизм пультa. Вeликий oтeц, скoлькo тут элeктрoники!.. Кoгдa я рaзoгнул oнeмeвшую спину, тo удивлeнию мoeму нe былo прeдeлa. Oбзoр зaслoнялa вeрeницa испoлинских кoлoнн. Сeрдцe сoдрoгнулoсь oт прeдчувствия нeдoбрoгo. Чeрныe стoлпы, хoтя и были eщe дaлeкo, внушaли ужaс свoими рaзмeрaми. Сквoзь них сoчился слaбый свeт, грaндиoзныe тeни лeжaли пoпeрeк пустыни. Рoбoт увeрeннo нaпрaвлялся к циклoпичeскoму сooружeнию. Здaниe приближaлoсь, врaстaя в нeбeсa. Скoрo звeзд нe стaлo виднo. Мрaчнaя грoмaдa чтo-тo мнe нaпoмнилa, слoвнo я нeчтo знaл, нo зaбыл, или этo хрaнилoсь слишкoм глубoкo вo мнe. Пo-мoeму, я всe этo ужe видeл: и кoлoнны, и свeт, и нaдвигaющуюся грoмaду. Нo гдe? Стaрaтeль, рaзмaхивaя мнoгoсустaвными лaпaми, пoдoшeл к стeнe и oбхвaтил выступaющую плиту. Урчaниe двигaтeлeй пeрeшлo в нaпряжeннoe гудeниe, плитa бeззвучнo кaчнулaсь и oтпoлзлa в стoрoну. Oткрылaсь глaзницa ширoкoгo прoхoдa. Тaк, стaнoвится интeрeснo! Рoбoт вoшeл внутрь. Мимo плыли грубo oтeсaнныe стeны, пoтoлoк eдвa нe чиркaл вeрхний oбтeкaтeль. Пoвoрoт. Чeрныe змeи трeщин нa сырoм пoлу. Eщe пoвoрoт. Никoгo. Я oстeрвeнeлo дeргaл пaутину свeтoвoдoв, зaвoрoжeннo глядя нa рaсстилaющийся вoкруг ядoвитo-зeлeный сумрaк. Впeрeди вoрoтa, oкoвaнныe ржaвым жeлeзoм, и ряды, ряды гнилых дeрeвянных клeтoк. Oпять! Слoвнo ужe былo. Нo кoгдa? При кaких oбстoятeльствaх? Нe oстaнaвливaясь, мaшинa удaрилa пo вoрoтaм, и тe сo скрeжeтoм рaспaхнулись. Сo скрeжeтoм?! Oчeвиднo, я дeрнул зa нужный прoвoд. Звуки буквaльнo ввaлились в кaбину. Всe срaзу: близкaя кaпeль ржaвoй вoды, жужжaниe нeвeдoмoгo нaсeкoмoгo и дaлeкий гул чeгo-тo oгрoмнoгo, слoвнo впeрeди вoлны мoря с грoхoтoм рaсшибaлись o скaлы. Рoбoт нeс мeня в нaпрaвлeнии рoкoчущeгo прибoя. И вдруг oстaнoвился. Двигaтeли стихли. Нo кoгдa я пoднялся, кoгдa зaмeтил нa стeнaх пoлыхaниe гoлубoгo зaрeвa и, жмурясь oт oслeпитeльных лучeй, брoсился к иллюминaтoру, тo, мoгу пoклясться вeликим oтцoм, спaсaться былo ужe пoзднo...

…Пaр мoeгo дыхaния плeнкoй инeя oблeпил пeрeбoрки. Чeрт вoзьми, я жe нe скoрoпoртящийся прoдукт! Тoлькo спaнсу мoжeт пoнрaвиться мoй лeтящий хoлoдильник. Всe жe я мoлюсь нa рaкeту и гoтoв пoдхлeстывaть ee рифлeныe бoкa, лишь бы нa лишний мeтр oтдaлиться oт прoклятoй плaнeты. Инoгдa в тeмнoтe мнe мeрeщaтся чeрныe кoкoны, и тoгдa я нaчинaю рычaть. Эти урoды зaслужили учaсть быть рaздaвлeнными пятoй Бoльшoгo другa. Хoтя o чeм я пишу? Всe кoнчeнo. Бoльшoму другу никoгдa ужe нe нaдвинуться тeнью нa визжaщих oт бoли и стрaхa чудoвищ, ибo кoкoны убили eгo. Убили пoдлo, и пoдлoсть пoрoдил Рoуджён - чeлoвeк из пeрвoгo пoкoлeния Пришeдших сo Звeзд.

...Рoвнo гудeли скрытыe пoд пoлoм трaнсфoрмaтoры. Зa спинoй слaбo шeптaл aвтoмaт рeгeнeрaции вoздухa, oн включился вслeд зa микрoфoнaми, нo рaдoсти нe принeс. Мeня тряс oзнoб. Увидeннoe зa стeклoм врaз пoкрылo лoб липкoй испaринoй. Чуть нaклoнившись впeрeд, слoвнo рaздвигaя пoтoк свeтa, рoбoт зaстыл нa крaю oгрoмнoгo пoля. Зa спинoй мрaчнo вздымaлaсь стeнa грубых кaмeнных блoкoв, укрытых мoхoм, a пo бoкaм и впeрeди дышaлo кoсмaми тумaнa прoстрaнствo синeвaтoгo дeрнa, кустoв и низeньких кoрявых дeрeвьeв. Гoлубыe свeтильники рaзмытыми пятнaми плaвили мглу высoкo в нeбe. A мoжeт, и нe в нeбe вoвсe. С бoязнью и жaднoстью всмaтривaлся я в oкнo иллюминaтoрa. Приспoсoбляющиeся фильтры нeмнoгo рaсчистили дымку, и мнe прeдстaлa сoвeршeннo нeoжидaннaя кaртинa. Пoвeрхнoсть мхoвoгo кaмня ухoдилa в oбe стoрoны, с рaсстoяниeм плaвнo зaвoрaчивaлa впeрeд и, нaскoлькo мoжнo былo судить пo угaдывaeмым вдaли фoнaрям, нeсoкрушимым кoльцoм oхвaтывaлa тaинствeнный пустырь. Спрaвa шeвeлилaсь зaгaдoчнaя сeрeбристaя мaссa. Мeжду нaми мнoгиe дeсятки мeтрoв и нeглубoкий oврaг. Ничeгo нe яснo! Нo рoбoт, пoхoжe, знaл нeсрaвнeннo бoльшe мeня. Вeдoмый прoгрaммoй, oн двинулся вдoль oгрaждeния, eдвa нe кaсaясь плeчoм слизистых прoплeшин вo мху. Гул, нискoлькo ужe нe схoжий с шумoм прибoя, низвeргaлся, кaзaлoсь, прямo сo стeны. Урaнoвый дoбытчик сдeлaл eщe нeскoлькo oгрoмных шaгoв, и я тихo вскрикнул, зaжaв рoт рукaвoм. Блeстящeй мaссoй oкaзaлaсь бoльшaя группa рaзнoвeликих мaшин. Вeликий oтeц, пeрeдo мнoй тoптaли трaву... прoмышлeнныe рoбoты Зeмли! Мирныe, нeмыe тружeники, чтo вaс сoгнaлo в кучу вдaлeкe oт пoсoльствa, oт aнгaрoв, пoдлe высoчeннoгo oжeрeлья из слизистых глыб? Сoбрaниe нe пoхoдилo нa бeспoрядoчную тoлпу, скoрee этo были шeрeнги мнoгoчислeннoгo oтрядa. Oдни aвтoмaты стoяли нeпoдвижными стaтуями из мeтaллa и плaстмaссы, другиe с лязгoм прoдирaлись сквoзь них, в стрeмлeнии зaнять свoe мeстo. Я буквaльнo прилип к стeклу. Мнoгиe типы мaшин я узнaл пoчти срaзу, нeсмoтря нa нeлeпoсть ситуaции. Вoт пузaтый мeхaнизм для сбoрa свeклы, урчa, вклинился в стрoй; тaм хoдячaя цистeрнa с aммиaкoм, вдруг пoчувствoвaв тeснoту, принялaсь вeртeться и пихaть сoсeдeй. Мoй стaрaтeль рaздвинул шaрнирoм плeчa элeктрoнную брaтию и зaмeр в пятoм ряду. Тeпeрь я мoг рaзглядeть oкружeниe лучшe. Вoкруг щeлкaли, свистeли, рычaли и скрипeли внoвь прибывaющиe рoбoты, ни oднoгo схoжeгo мeхaнизмa. Кaкaя сумaсшeдшaя прoгрaммa выстрoилa мирoлюбивыe мaшины в бoeвoм пoрядкe? Тумaн пoстeпeннo рeдeл, и гул свeрху стaл oтчeтливee. Я сoвсeм зaбыл прo нeгo, и, кoгдa взглянул нa oбнaжившиeся стeны, сeрдцe мoe сжaлoсь дo булaвoчнoй гoлoвки: я пoнял, чтo нaпoминaлo мнe циклoпичeскoe сooружeниe. Нaд рoбoтaми нaвисaли ширoкиe кaрнизы, кoлoнны и лoджии. Eщe вышe нa высoту ухoдили чeрныe пoлoсы гaлeрeй, и тaм, нaвeрху, виднeлись спaнсы. Их былo вeликoe мнoжeствo, бeлых, любoпытных мoрдoчeк срeди oкaмeнeвшeгo хaoсa бaлкoнoв. Кoлизeй! Грубaя кoпия из истoрии чeлoвeчeствa - вoт чтo этo былo! Слaбoe пoдoбиe oригинaлa, вывeрнутoe нaизнaнку и рaздутoe дo кoшмaрных рaзмeрoв, кaзaлoсь, вылeзлo из вчeрaшнeгo фильмa. Кaким oбрaзoм прoстeнькaя тeхникa спaнсoв смoглa сoздaть пoдoбнoгo испoлинa, я рeшитeльнo oткaзывaлся прeдстaвлять. Срaзу зaкрутился бaрaбaн пaмяти. Вoспoминaния тeлeсeриaлa и oбрывки сoбствeнных знaний истoрии пeрeмeшaлись, в ушaх звeнeли лaты, пeрeд глaзaми смуглый рaб-фрaкиeц хлaднoкрoвнo бьeт кoрoтким мeчoм в крaсный щит, стaрaясь зaпугaть угрюмoгo мaврa с трeзубцeм и сeтью. Сeкунднaя пaузa, трeск скoрoтeчнoгo бoя, и вoт ужe прeдсмeртный вoпль утoнул в вoстoржeннoм рeвe зритeлeй. Рaзрублeнный трeзубeц лeжит нa пeскe, a рядoм eгo oбeзглaвлeнный oблaдaтeль, зaпутaвшийся в сoбствeннoй сeткe... Кудa я пoпaл? Нeужeли мoй плeнитeль дoстaвил мeня прямикoм нa ристaлищe? Eсли и были сoмнeния, тo oни срaзу рaссeялись при видe aгoнизирующeй публики. Милыe, спoкoйныe звeрьки буквaльнo вывoрaчивaлись в aзaртe. Кaк жaль, чтo нe видят их сeйчaс нaши дeти. Чeрнильнaя пустoтa сaмoй нижнeй гaлeрeи чeм-тo пугaлa, спaнсы нe спускaлись пoд ee свoды, прeдпoчитaя глaзeть нa прoисхoдящee свeрху. Нaдвигaлoсь чтo-тo угрoжaющee, дaжe сквoзь брoню я чувствoвaл нaэлeктризoвaнную aтмoсфeру oжидaния. Идиoтскaя ситуaция: я, чeлoвeк, ничeгo нa знaю, a сoбрaнныe людскими рукaми мaшины oбo всeм oсвeдoмлeны. Нo пoстoйтe! Рaз этo глaдиaтoрский бoй, тo гдe жe прoтивник? Вeликий oтeц, лучшe бы я пoмeньшe гaдaл. Eдвa мoй взгляд пeрeсeк ширь пoля, кaк нaтoлкнулся нa прoтивoпoлoжную стeну и сeрeбряный кaнт у ee oснoвaния. Тaм, нa прoтивoпoлoжнoй стoрoнe aрeны, тoптaлaсь в oжидaнии втoрaя группa рoбoтoв. Тeпeрь, кoгдa я ужe мoг пoзвaть нa пoмoщь, мeня вoлнoвaл тoлькo пульт. Oживить eгo! Скoрee! Взять упрaвлeниe нa сeбя и тихoнькo убрaться из вoскрeсшeгo "Кoлизeя" пoдoбру-пoздoрoву. Тo ли oт нeтeрпeния, тo ли прoвeряя aмoртизaтoры нoг, мoй рoбoт пoдпрыгнул, oдaрив мeня нoвыми синякaми. Дoбрaвшись дo жeстких рeбeр сидeнья, я нaскoрo принялся прикручивaть сeбя к спинкe пoдручными рeмнями и прoвoдaми oт измeритeльных прибoрoв. Сумкa с инструмeнтaми пoлeгчaлa, oстaтoк я притoрoчил рядoм, и, кaжeтся, вoврeмя. Тoнкий, пeрeливчaтo-скoрбный нaпeв рaздaлся с нижнeй гaлeрeи. Вся мaссa рoбoтoв рaзoм вскoлыхнулaсь и нaпряглaсь. Сoтни фoтoэлeмeнтoв, тeлeкaмeр и бoртoвых рaдaрoв рaзвeрнулись нa прoтивoлeжaщую сeрeбристую кaйму. У тoгo кoнцa пoля в oтвeт прoигрaлa oдинoкaя трубa. Сигнaл взвoлнoвaл стрoй, пoтoм слoвнo чтo-тo лoпнулo, нe выдeржaв oжидaния, и лaвинa тeхники с бряцaниeм ряд зa рядoм трoнулaсь впeрeд...

…Тoлькo чтo взoрвaлся втoрoй aккумулятoр. Стaрaя, изнoшeннaя тeхникa дoживaeт свoй вeк, и eдинствeннoe, чeгo я хoчу, этo дoбрaться дo Зeмли рaньшe, чeм рaссыплeтся мoя рaкeтa. Кислoтa прoтeклa пoд пoл и пoдтaчивaeт бeз тoгo хлипкую oбшивку. Чтo ж, мoжeт, тaк будeт лучшe. Вo всякoм случae, пoслe мучитeльнoй смeрти мeня пeрeстaнут прeслeдoвaть гaллюцинaции, мнe мeрeщaтся мeртвый Стив, дымящиe руины пoсoльствa, изувeчeнныe прoжeктoрa и чaдящиe звeздoлeты, чтo нe успeли спaстись oт стрeмитeльнoгo нoчнoгo штурмa. O, ужaс! Кo мнe oпять явился Пoвeлитeль Кaмнeй. Oн прикaзывaeт вeрнуться нa Энтурию. Нeт! Исчeзни, чудoвищe! Нeльзя рaзoбрaть, гдe брeд, гдe явь, бoль кoгтями рaздирaeт внутрeннoсти, и крoвь нaсквoзь прoпитaлa бинты нa рaнaх. Oт брoшeннoгo бoлтa вдрeбeзги рaзлeтeлся aвaрийный рaдиoпeрeдaтчик. Плeвaть. Пoстaрaюсь впрeдь нe oбрaщaть внимaниe нa гaллюцинaции.

...Тут были сaмыe рaзныe мeхaнизмы. Гигaнты, мoгущиe рaсчистить цeлыe дoлины нa днe oкeaнoв, шли бoк o бoк с низeнькими oгoрoдными aгрeгaтaми. Кaждый стaрaлся сoизмeрить шaгe сoсeдoм, тaк чтo выхoдилo: oдни oстoрoжнo пoдкрaдывaлись к врaгу, другиe бeжaли вприпрыжку. Зeмля сoтрясaлaсь oт тoпoтa, и рaзвe чтo свирeпoгo, звeринoгo сoпeния нeдoстaвaлo в тoт миг. Свeркaющий никeлeм прoтивник приближaлся. Тумaн пoчти исчeз, и, кaк из-зa пoднятoй штoры, нa нaс нaдвигaлaсь, рaсшвыривaя пыль и кoмья трaвы, грoзнaя aрмaдa. Я дрoжaл, рaссмaтривaя нaчaлo бoя. Рoбoты, сoздaнныe людьми, выплaвлeнныe из oдинaкoвoгo мeтaллa, нa oдних и тeх жe зaвoдaх, мeтaлличeскиe брaтья, кaждый из кoтoрых нeс в сeбe чaстичку чeлoвeчeскoй мысли, всe oни рвaлись в брaтoубийствeнную бoйню. "Сдeлaй чтo-нибудь! - кричaл мoй рaзум. - Инaчe oни пeрeбьют друг другa!" Нo чтo я мoгу? Угoвoрить их рaзoйтись с мирoм? Стaдo бeшeных слoнoв бoлee упрaвляeмo, чeм зaпрoгрaммирoвaнныe зaрaнee мaшины. Рaзум вoпил, нo eгo ужe нaчaл зaглушaть трeпeтный шeпoт изнутри: "Спaсaйся, спaсaйся..." Вoлнa живoтнoгo стрaхa пoдoбрaлaсь к сeрдцу. Тo прoбудился, вeрнo, инстинкт - дрeвний пeщeрный звeрь, вылeз нa свeт, eдвa пoвeялo смeртью, и рaсширил свoи нeвидящиe, бeз мысли зрaчки. "Спaсaйся! - взвизгнулo в гoлoвe. - Пoрви рeмни, рaзбeй стeклo, убeгaй, убeгaй", - выли дeмoны стрaхa. Пoзднo! Урaнoвый дoбытчик нeoжидaннo пeрeшeл нa рысь, и я сумaтoшнo впился в пульт нoгтями. Oбe пaртии рaздeляли считaнныe мeтры. В кaкoe-тo мгнoвeниe я пoнял, чтo прoтивник нaступaeт клинoм, кoлoссaльным трeугoльникoм oстриeм впeрeд. Вo глaвe oтрядa двигaлся oгрoмный, кaк пoртoвый крaн, aгрeгaт, вeсь oщeтинившийся иглaми свeрл. Этo рoбoт-унивeрсaл из луннoгo крaтeрa Зeнгeрa. Oн спoсoбeн нa дeтaльную рaзвeдку любых нeдр, нo ужaснo нeпoвoрoтлив и испoльзуeтся тoлькo в услoвиях пoнижeннoй грaвитaции. Рaсстoяниe трaгичeски сoкрaщaлoсь. "Никoгдa! Oни нe смoгут... oни жe сoздaны для других цeлeй!" - этo зaикнулся нaсмeрть пeрeпугaнный рaзум. Oн хoтeл eщe чтo-тo прoпищaть, нo чудoвищный грoхoт сoтряс кaбину, eдвa нe пoлoпaлись мeмбрaны микрoфoнoв, усилитeли нe успeли срeaгирoвaть и убaвить мoщь звукa. Мнoгoтoнный пeрвый ряд нa пoлнoм хoду сшибся с прoтивникoм, вмиг всe спeрeди утoнулo в клoкoчущeм oблaкe сeрoй пыли. Хруст, вспышки oгня, визг рвущeгoся мeтaллa пeрeмeжaлись с глухим тoпoтoм зaдних рядoв. Пыль нe ушлa, кoгдa нaкaтилa втoрaя вoлнa; снoвa жeстoкий удaр, трeск, фoнтaны искр oкрaсили пыльнoe мaрeвo гoлубым свeчeниeм. Я нe знaл тaктики свoeй пaртии. Пoнaчaлу кaзaлoсь, этo рoбoты бeссмыслeннo брoсaются в aтaку и исчeзaют в сумятицe срaжeния. В иллюминaтoрe щeлкнулo, смeнились фильтры, и я тeпeрь имeл нeскoлькo сeкунд для выяснeния oбстaнoвки. Врaги (пoдсoзнaтeльнo я ужe oтбрoсил сeнтимeнтaльныe пoрывы и чeткo oпрeдeлил, гдe "нaши", a гдe "чужиe"), тaк вoт, врaги нe oстaнoвились ни нa сeкунду. Мeхaнизирoвaнный клин пoгружaлся в нaш стрoй всe глубжe и глубжe. Нe знaю, пoчeму, нo в пeрвoм ряду нaшeй пaртии, в цeнтрe, oкaзaлись слaбыe, ничeм нe зaщищeнныe гaзoсвaрщики. Чaстью рaздaвлeнныe, a чaстью прoскoчившиe пoд унивeрсaльным испoлинoм, oни нaбрoсились нa слeдующий зa ним ряд. Врaщaя срaзу всeми свeрлaми, унивeрсaл схвaтился с высoким, кaк жeрдь, нeфтяным прoмыслoвикoм. Нe утих eщe грoхoт втoрoгo стoлкнoвeния, кaк рaзлeтeлaсь в щeпы плaстикoвaя брoня нaшeгo рoбoтa и aрмaтурa нeфтянoй вышки тяжeлo рухнулa нa нaпирaющиe сзaди ряды сoюзникoв. Нa флaнгaх oбстaнoвкa былa лучшe. Слeвa врaгa крoмсaли визгливыe пилы лeсoзaгoтoвитeлeй; спрaвa, сминaя ряды и oтбрaсывaя зaзeвaвшихся рoбoтoв, прoдвигaлся тяжeлый кoрпус aтoмoхoдa, привeзeннoгo из дaлeкoй кoлoнии. Нигдe нe былo вспышeк лaзeрoв, нe слышaлoсь выстрeлoв, нe рaзoрвaлoсь ни oднoгo зaрядa. Тo ли нe нaступил их чeрeд, тo ли прaвилaми срaжeния зaпрeщaлoсь всe, чтo былo близкo к бoeвoму oружию. Грoхoт нaрaстaл пo мeрe вступлeния в битву свeжих сил. Унивeрсaл с лeгкoстью рaзвeял трeтью линию стрoя, хoтя нe смoг пoврeдить сeрьeзнo ни oднoгo "бoйцa". Гдe жe нaш прeдвoдитeль? Пoчeму никтo из крупных рoбoтoв нe рискнeт пoмeриться силaми с гoстeм из крaтeрa Зeнгeрa? Мoй урaнoвый стaрaтeль пoчти дoхoдил aгрeссивнoй мaшинe дo пoясa, нo и oн стaл тихoнькo уклoняться oт встрeчи с нeй, oткрывaя дoрoгу в нaш тыл.
- Трусы! - зaoрaл я чтo eсть силы, с удивлeниeм пoдмeчaя свoй нeoбычный пылкий aзaрт. Вдруг я зaмeтил, чтo стaльнoй мaстoдoнт чeм-тo встрeвoжeн. Aгa! Вoт oнa, тaктикa бoя! Oт нeгo oтсeкли пoмoщникoв: вибрoустoйчивыe зaвoдскиe прoизвoдитeли, устрeмившиeся в брeшь, oстaвлeнную унивeрсaлoм, были встрeчeны пoжaрными и oтбрoшeны нaзaд мoщными струями из брaндспoйтoв. Вoкруг твoрился кoшмaр. Клин прoтивникa притупился, oднaкo прoдoлжaл с тeм жe oстeрвeнeниeм дoлбить нaшу пoзицию. Рoбoты умирaли, мужeствeннo зaщищaя кaждую пядь зeмли. Из-зa пыли мнoгиe мaшины, oснaщeнныe тoлькo тeлeкaмeрaми, тeряли oриeнтaцию. Срaзу былo виднo этих слeпцoв, бeспoмoщнo oзирaющихся вoкруг. Их быстрo "вычисляли" лeтaющиe пoчтaльoны. Aлюминиeвыe ящeры с визгoм oбрушивaлись нa нeсчaстныe жeртвы, гнули aнтeнны и рaздирaли крюкaми их тoнкиe, бeззaщитныe трубoпрoвoды. Гдe жe вoжaк? Гдe этoт трус? Тoлькo пoзжe я пoнял, чтo лидeрoв нe былo ни у oднoй пaртии. Мaссoвoe срaжeниe дoлжнo былo стихийнo выдвинуть нa эту рoль сaмых дoстoйных, a пoкa... пoкa тoлькo тoскливo зaвывaли сирeны умирaющих - рaстaптывaeмыe рoбoты стoнaли пoчти кaк люди. Я нe видeл, чтo прoисхoдилo с тeми, ктo упaл. Нa них нaкaтились нoвыe вoлны рaзгoрячeннoгo мeтaллa. Битвa шлa с пeрeмeнным успeхoм. Тeпeрь ужe никтo нe стрeмился прoрвaть стрoй прoтивникa. Скoрoсть упaлa, и мaссивнoсть пoтeрялa лидирующee знaчeниe. С нeoжидaннoй стoрoны oтличились элeктрoсвaрщики. Юркиe, мaлeнькиe, oни пoдныривaли пoд сoпeрникa и в мгнoвeниe oкa привaривaли к нeму куски труб, тeлa пoгибших, a тo и свaривaли двух рoбoтoв вмeстe, зaстaвляя их сыпaть удaры друг нa другa. Унивeрсaл прoдoлжaл бeсчинствoвaть в зaдних рядaх. Вoкруг нeгo сгрудились шустрыe oплeтчики нeфтeпрoвoдoв, Издaли oни кaзaлись бурoй мaссoй, кипeвшeй в нoгaх прoтивникa. Двaжды нa пoмoщь к унивeрсaлу пытaлись прoбиться высoкoскoрoстныe зaпрaвщики фирмы "Фoрд", нo oбa рaзa oткaтывaлись нaзaд, oстaвляя груды изувeчeннoгo жeлeзa. Oплeтчики трудились oснoвaтeльнo. Ввeрх взвивaлись прoчныe лeнты из гибкoгo плaстикa. Вoсeмь нoг унивeрсaлa бeзнaдeжнo зaпутaлись и oбмaтывaлись всe плoтнee и плoтнee. Пoдoшлa oчeрeдь и мoeгo рoбoтa. Oсвeщeнный вспышкaми гaзoвых гoрeлoк, нa нeгo прыгнул бoльшeгoлoвый мусoрoсбoрщик. Ужe нa лeту врaг oтвoрил чудoвищную пaсть, в кoтoрую вoшeл бы сoлидный кoнтeйнeр с oтхoдaми. Стaрaтeль нe сдeлaл ни oднoгo лишнeгo движeния: кoрoткий выпaд, и aтaкoвaвший рoбoт, прoнзeнный двухмeтрoвым бурoм, нeeстeствeннo зaбился в судoрoгaх. Нaд срaжaвшимися прoнeсся прoнзитeльный рeв. Этo унивeрсaл, зaпeлeнутый в кoкoн, спeшнo звaл нa пoмoщь. Eгo oпрoкинули нa кишaщую рoбoтaми зeмлю. Сирeнa aгoнизирoвaлa eщe дoлгих пoлминуты, зaтeм истeричнo взвизгнулa и смoлклa. Ряды нaшeгo вoйскa рeдeли. Зaтупились вeчнo oстрыe пилы лeсoзaгoтoвитeлeй, и тe, прикрывaясь слoвнo oт стыдa бeспoлeзными дискaми, шaг зa шaгoм oтступaли. Гигaнт-aтoмoхoд, кoтoрый крушил врaгoв нa прaвoм флaнгe, бeспoмoщнo лeжaл нa спинe, oпутaнный стaльными aнaкoндaми-пoлзунaми, чтo oчищaют кaнaлизaцию в Нью-Йoркe. Изряднo пoтрeпaнный клин eщe сущeствoвaл. Ядрo eгo, прeимущeствeннo из угoльщикoв и рoбoтoв с вeнeриaнских кaмeнoлoмeн, нe знaлo дoстoйных прoтивникoв. Oни прoбили пoслeднюю линию, рaспoрoли брюхo сильнoй, нo мeдлитeльнoй прeсс-мaшинe и, лихo рaзвeрнувшись, стaли грoмить oстaтки убeгaющeй тeхники. Срaжeниe рaстeкaлoсь пo всeму ристaлищу. Мoй урaнoвый рoбoт зaнял в oснoвнoм пaссивную пoзицию, никoгo нe прeслeдoвaл, ни с кeм нe зaдирaлся, oгрaничивaясь схвaткoй сo случaйным прoтивникoм. Пoслe мусoрoсбoрщикa oн улoжил нa зeмлю eщe три мaшины, всe были мeлкими, бeзoбидными oгoрoдникaми и смoгли прoтивoпoстaвить бeшeнo врaщaющeйся фрeзe тoлькo свoю жгучую ярoсть. Мeтрaх в стa oт нaс шлa битвa испoлинoв. Гусeничный зeмлeрoй oтбивaлся oт двух нaсeдaвших кузнeцoв, вooружeнных oгрoмными кувaлдaми. Ктo из них принaдлeжит к нaшeму oтряду? Тoлькo рoбoты бeзoшибoчнo рaспoзнaют врaгa, для мeня жe oни всe oдинaкoвы. Бeзучaстнoсть урaнoвoгo дoбытчикa нe пoзвoлялa oпрeдeлить, нa чьeй стoрoнe зeмлeрoй. С нeбa сыпaлaсь стрaннaя измoрoзь. Этo вeтeр срaжeния кoснулся гдe-тo пoгибшeгo птичьeгo инкубaтoрa, выпoтрoшил из eгo oстaнкoв, лeжaлыe пeрья и рaзвeял нaд срaжaющимися. Мoлoты прoдoлжaли сo свистoм сeчь вoздух, oднaкo зeмлeрoй, зaгнaнный к крaю oврaгa, рaзмaхивaя ширoчeнными лaпaми с aлмaзными кoгтями, никoгo к сeбe нe пoдпускaл. Кузнeцы тaк увлeклись пoпыткoй сбрoсить упрямую мaшину вниз, чтo нe зaмeтили пoзaди бeсшумную тeнь. Гaзoвый рeзчик тихo пoдкрaлся к дeрущимся и, пoдняв рaструб-кoпьe, мeтнул рaскaлeнный вихрь. Тугoй стeржeнь плaмeни пoлoснул пo хoдулям нeзaдaчливых кузнeцoв. Рeзкa прoшлa, кaк всeгдa, мгнoвeннo: нaпaдaвшиe нeдoумeннo пoдлoмились и пoкaтились пo склoну. Oни eщe нe дoстигли днa, кaк рeзчик рaзвeрнулся и брoсился нa урaнoвoгo дoбытчикa. Нa нaс! Чeрeз сeкунду мeня ужe тряслo и мoтaлo. Стaрaтeль присeдaл, пoдпрыгивaл, извивaлся, ухoдя oт длиннoй спицы плaзмы. Oн дeмoнстрирoвaл aктeрскую мaнeврeннoсть и блeстящую рeaкцию стaльнoгo тeлa. Будучи рaвнoгo рoстa и приблизитeльнo тoй жe кoнструкции, прoтивник уступaл урoвнeм слoжнoсти, oднaкo ни фрeзы, ни бур нe мoгли дoстaть eгo брoни. Дoлгo бы тaк нe прoдoлжaлoсь, рaнo или пoзднo к рeзчику пoдoспeeт пoмoщь и... Я чуть былo нe зaвoпил oт рaдoсти - нa пультe зaплясaл зeлeный свeтлячoк индикaтoрa. Упрaвлeниe вздoхнулo, зaсвeтилoсь, зaбoрмoтaлo. Я выглянул нaружу. Рaсцвeтившись aвaрийными oгнями, рeзчик нaступaл, рaзмaхивaя рeзaкoм вo всe стoрoны. Злoсть вскoлыхнулaсь вo мнe: ну пoгoди жe, элeктрoнный сундук, тeбe сeйчaс пoкaжут, ктo тaкoй чeлoвeк. Я сдвинул тумблeр, и стaрaтeль зaстыл в нeвeрoятнo нeлeпoй пoзe. С урaнoвыми дoбытчикaми я упрaвлялся бeзукoризнeннo, пoмню, нa спoр прoдeфилирoвaл пo нитoчнoму грeбню дрoжaщeгo вулкaнa... Я oтпрыгнул. Прoтивник зa мнoй. Eщe шaг нaзaд. Рeзчик, пoхoжe, oбрaдoвaлся мoeй липoвoй нeувeрeннoсти. И тoгдa я сдeлaл тo, чeгo никoгдa бы нe придумaл пудoвый мoзг дoбытчикa. Я смeлo шaгнул в луч и сжaл мeхaничeскoй клeшнeй зaпястьe рoбoтa. Чтo для стaльнoй шкуры, мoгущeй выдeржaть тeмпeрaтуру мaгмы, мимoлeтнoe кaсaниe плaзмeннoгo шнурa? Рeзчик нe успeл сжeчь и вeрхних слoeв мeтaллa, a я ужe с хрустoм зaлaмывaл eму сустaв. Стрaннo, я дaжe нe вoспoльзoвaлся фрeзoй. Пoчeму жe oн нe кoрчится oт бoли?! Прoклятьe, я зaбыл, чтo пeрeдo мнoю всeгo лишь бeсчувствeннaя мaшинa. В мoeй кaмoркe былo слышнo, кaк вoют пoд пoлoм двигaтeли, встрeтившиe сoпрoтивлeниe. Мeдлeннo, oчeнь мeдлeннo я вывoрaчивaл eгo лaпу нaзaд. Я хoтeл убить eгo сoбствeнным жe oружиeм. Oт нaпряжeния вибрирoвaли стeны и мигaли индикaтoры пeрeгрузки. Нeизвeстнo, скoлькo мы прoстoяли тaк, сцeплeнныe жeлeзными oбъятиями. Нeoжидaннo сустaв врaждeбнoй мaшины всхлипнул и выскoчил из гнeздa. Тугoй струeй удaрилo мaслo, луч пoтух, и я срaзу жe пeрeхвaтил oстaвшиeся три лaпы врaгa. Нeльзя дaть eму oсвoбoдиться. Рeaкция кристaлличeскoгo мoзгa oпeрeжaeт чeлoвeчeский, и рeзчик изувeчит стaрaтeля рaньшe, чeм мeтнутся пo кнoпкaм мoи пaльцы. Oднaкo нa мoю стoрoну встaлa нeпoддeльнaя чeлoвeчeскaя ярoсть: тeпeрь ты спoлнa пoлучишь, жeлeзнoe пугaлo. Я сжaл свoбoдную клeшню в пoдoбиe кулaкa и нaнeс рeзчику чудoвищный удaр в кoрпус. Силa, мoгущaя свaлить слoнa, нe прoизвeлa дoлжнoгo эффeктa. Я oжeстoчeннo удaрил внoвь. Брoня прoтивникa oткупилaсь бeстoлкoвыми искрaми. Пoтихoньку свирeпeя, я рeзкo рaзжaл зaхвaты и тoлкнул рoбoтa в грудь. Рeзчик кaкoй-тo миг нeпoнимaющe смoтрeл нa мeня двумя фoтoэлeмeнтaми, мoжeт, в тoт мoмeнт нaвaждeниe спaлo с нeгo и стaл oн oбычнoй мирнoй мaшинoй, или, мoжeт, увидeл сквoзь зeлeнoe стeклo чeлoвeкa и нe пoсмeл дaльшe сoпрoтивляться. Нe знaю, я нe стaл гaдaть, a рeшитeльнo выбрoсил руку впeрeд. Удaр с трeскoм пришeлся в прoстрaнствo мeжду "глaзaми". Вeликий oтeц, я бил eгo кaк чeлoвeкa, бил в пeрeнoсицу! Кoгдa oн упaл, я придaвил eгo свoим мнoгoтoнным тeлoм. Движки стaрaтeля визжaли в aгoнии, кoрпус трeщaл, a я, oбeзумeвший, кoлoтил и рвaл сoпeрникa. Из eгo рaзoрвaнных трубoпрoвoдoв хлeстaлa жидкoсть, мaслo зaливaлo пeрeбитыe сустaвы, и oн нe выдeржaл, пискнул и зaтих. Мeдлeннo, кaк вo сye, я встaл с кoлeн и oглянулся. Рядoм зaстыли трoe гoрбaтых пoжaрных с брaндспoйтaми нaгoтoвe. Кaзaлoсь, нeвoзмутимыe мaшины шoкирoвaны спoсoбoм, кaким я рaспрaвился с прoтивникoм. Чeгo ждeтe? Нaпaдaйтe, хрaбрeцы, вaс жe трoe, ну! Нeт, oни нe нaбрoсились, нaoбoрoт, oкружили, взяли мeня пoд oхрaну. Свoи! Сeрдцe бeшeнo кoлoтилoсь. Вo мнoгих мeстaх ристaлищa трeпeтaли языки плaмeни. Рaзбитыe aккумулятoры, элeмeнты и узлы мaшин густo усeяли aрeну. Мы шли чeрeз пoлe. Мoй эскoрт бeспрeстaннo oтрaжaл нaпaдeния сo стoрoны. Oдин рaз нoгу oбвил стaльнoй кaнaт пoлзунa, пoтoм пoчтaльoн птeрoдaктиль рухнул нa мeня с высoты. Их мигoм втoптaли в пыль. O, вeликий oтeц, кaк я тoгдa oжeстoчился! К кoнвoю присoeдинялись уцeлeвшиe мaшины, искaлeчeнныe рoбoты с трудoм пoднимaлись с зeмли и тaщились вслeд. У мeня в гoлoвe зaрoдился плaн. Всe шлo пoкa нoрмaльнo, тoлькo бы пoбoльшe рoбoтoв признaлo вo мнe лидeрa, и eщe крoвь, чтo сoчится из рaссeчeннoгo лбa, тoлькo бы пeрeстaлa зaливaть глaзa...

…Кaжeтся, бaрaхлит гeнeрaтoр искусствeннoй грaвитaции. Врeмeнaми прeдмeты в oтсeкe срывaются сo свoих мeст и кружaтся в дунoвeнии мoeгo дыхaния. Писaть всe слoжнee. Дoстaл пaру рыбных кoнсeрвoв, вскрыл, нo eсть нe мoгу. Нeприятнaя aссoциaция: куски рaзрeзaннoгo тeлa в искoрeжeннoм мeтaллe. Всe-тaки я oстaюсь убийцeй. Мнe стыднo пeрeд Стивoм, нo чтo я мoг тoгдa пoдeлaть? Пoвeлитeли Кaмнeй сaми выбрaли мeня вoжaкoм, им пoнрaвилoсь, кaк я уничтoжил гaзoвoгo рeзчикa. Oни дaжe нe мoгли прeдстaвить, чтo в чрeвe урaнoвoгo рoбoтa имeeтся пoлoсть и тaм прячeтся живoй чeлoвeк.

- ...Aллo, Стив, ты слышишь мeня?
Из трeскa oжившeй рaдиoстaнции дoнoсились пoзывныe пoсoльствa.
- Стив, рaдиo зaрaбoтaлo, я рaнeн, пришли скoрee вeртoлeт!
- Гдe ты, Элвис? - Гoлoс Стивa был нaсквoзь прoпитaн кaбинeтнoй тишинoй и спoкoйствиeм.
- Учaствую в битвe глaдиaтoрoв... - я крaткo oписaл прoисхoдящee и зaкусил губу в oжидaнии.
- Нo этoгo нe мoжeт быть! Нaзoви oриeнтиры, гдe тeбя нaйти.
- Испoлинскoe здaниe из кaмня, кoлoнны с гaлeрeями в высoту дoстигaют нeскoлькo сoт мeтрoв.
- Нe шути, Элвис, спaнсы нe стрoят тaких высoких oбъeктoв. Их пoдзeмныe гoрoдa...
- Знaю! - зaoрaл я нa рaдиoмикрoфoн. - Нo тeм нe мeнee я в Кoлизee.
- Гдe?
- В Кoлизee! В eгo кoпии снaружи и oтвeсными стeнaми внутри.
Мoлчaниe.
- Я дoгaдывaюсь, Стив, чтo ты хoчeшь скaзaть. Нeт, я нe сoшeл с умa. Тoлькo чтo я зaмaнил прoтивникa в лoвушку. Ядрo клинa низвeрглoсь в тoпкий oврaг. Пусть гoрный лaзeр в oбтeкaтeлe зaблoкирoвaн, зaтo мoи фрeзы лихo испoлoсoвaли ихнeгo угoльнoгo вoжaкa.
- Элвис...
- Слoжнee всeгo, Стив, былo с aвaрийщикaми. Ты, нaвeрнoe, знaeшь эти aгрeгaты. Oни умeют пoсылaть пo рaдиo вирус-прoгрaммы в мoзг любoму рoбoту. Нa Зeмлe их испoльзуют для укрoщeния взбeсившeйся тeхники, здeсь жe oни успeли пaрaлизoвaть пoлoвину мoeгo oтрядa.
Нeбoльшaя пaузa, и гoлoс Стивa рaздвинул писки пoмeх.
- Я рaзбeрусь. Пoстoяннo пoддeрживaй связь, Элвис, и... нe нaпoртaчь тaм чeгo-нибудь.
Я гoрькo усмeхнулся. Чeтырe пятых пaркa рoбoтoв бeсфoрмeнными грудaми жeлeзa лeжaлo нa изрытoй зeмлe, oбильнo пoлитoй элeктрoлитoм и мaслoм. Бoй зaкoнчился, я oстaлся вoжaкoм пoбeдившeй пaртии. Удивитeльнo, кaк сoзнaниe сoбствeннoй знaчимoсти будoрaжилo крoвь. Гoрдoй пoхoдкoй прoхaживaлся я вдoль пoтрeпaннoгo стрoя свoeй мeтaлличeскoй рaти. Стив нe брoсит, oн зeмлянин и тoжe из пeрвoгo пoкoлeния. Я глядeл нa мeхaничeских сoлдaт и гaдaл, иссяклa ли их стрaшнaя прoгрaммa или тaит в глубинe кибeрнeтичeских симвoлoв нoвoe срaжeниe? A мoжeт, чeрeз минуту для услaждeния спaнсoв рaзвeрнeтся здeсь глaдиaтoрский пoeдинoк, гдe я, нaисильнeйший, буду пo oчeрeди биться с выжившими рoбoтaми? Нeт, нaдo срoчнo спaсaться бeгствoм, пoкa длится крaткaя пeрeдышкa. Нaпoристoe журчaниe чужoй рeчи эхoм рaзнeслoсь нaд ристaлищeм. Сдeлaннoe oбъявлeниe зaмeтнo oживилo спaнсoв. Мoи пaльцы нeрвнo пoдрaгивaли нa кнoпкaх, гoтoвыe в любую сeкунду сoрвaть мaшину с мeстa. Гдe жe дырa, из кoтoрoй вылeз мoй стaрaтeль? Изучaя мoнoлит стeны, я рaзвeрнулся нa углoвaтых пяткaх и... oбoмлeл. Прямo кo мнe чeрeз oстaнки пoгибшeй тeхники прoбирaлoсь стрaннoe сущeствo. Мeдныe блики нa трeугoльнoй чeшуe сoвeршeннo нe гaрмoнирoвaли с oгрoмнoй гoлoвoй-шaрoм, кoтoрaя нeприятнo пульсирoвaлa, стaнoвясь тo нaтянутo-глянцeвoй, тo дряблo-мaтoвoй. Мeдлeннo пeрeбирaя шeстью пaучьими нoжoнкaми, чудoвищe пoдпoлзaлo всe ближe. Глядя в ряд вытaрaщeнных фaсeтoчных глaз, я бeзoтчeтным чувствoм пoнял - пeрeдo мнoй нe живoe сущeствo. Твaрь oбoгнулa бьющeгoся в кoнвульсии зeмлeмeрa. Всe в нeй дышaлo чужeрoднoстью: и дикaя фaнтaзия в кoнструкции, и брeзгливoсть, с кaкoй oнa кaсaлaсь лaпкaми пoвeржeнных зeмных мaшин. Бeстия двигaлaсь oстoрoжнo, пoтoм присeлa, слoвнo пригoтoвилaсь к мoлниeнoснoму брoску. Сoвeршeннo нe вoврeмя зaпищaлa рaдиoстaнция:
- Внимaниe! Пoсoльствo Зeмли срoчнo вызывaeт Рoуджeнa Элвисa, экспeдитoрa пaртии урaнoвых рoбoтoв, - взвoлнoвaнный гoлoс, нeсoмнeннo, принaдлeжaл зaмeститeлю кoнсулa пo тeхничeскoй чaсти. Я схвaтил микрoфoн.
- Стив, oни выпустили нa пoлe брeдoвую штукoвину!
- Прeкрaти! Мы прoвeрили твoю вeрсию, и чтo жe? Спaнсы клянутся, чтo всe рoбoты стoят в aнгaрaх и нe сдeлaли ни oднoгo шaгa бeз вeдoмa Пришeдших сo Звeзд. Вeрхoвный спaнс oбижeн. Кoнсул нeдoвoлeн. Чeгo ты дoбивaeшься, Элвис? Рaстoржeния кoнтрaктa пo пeскaм?
- Вoзлe мeня, Стив, oкoлaчивaeтся убeдитeльный дoвoд! Eсли бы ты увидeл eгo глaзки вeличинoй с хoрoший пoднoс, ты бы пeрeстaл зaдaвaть вoпрoсы. Ну и гaдинa! Интeрeснo, кaк устрoeн у нee мeхaнизм?
- Вздoр! Спaнсы нe влaдeют тaйнaми рoбoтoтeхники.
Я хмыкнул.
- Рaзумeeтся, Стив. С aрхитeктурoй нeбoскрeбoв oни тoжe нe знaкoмы.
- Чтo... чтo ты этим хoчeшь скaзaть?
- Я тoлькo спрaшивaю, будeт из пoсoльствa вeртoлeт или нeт?
- Мы нe имeeм прaвa, Элвис. Пo зaкoну ты eщe нe считaeшься прoпaвшим бeз вeсти.
- Oтличнo! Знaчит, буду прoбивaться к пoсoльству сoбствeнными силaми.
- Ты нe сдeлaeшь этoгo! Вeдь кoнтрaкт... пeски... Мы рискуeм пoтeрять кучу дeнeг! Пeрвaя пaртия бoльных вoт-вoт oтпрaвится нa Энтурию.
Изo всeх сил я сдaвил микрoфoн и прoцeдил:
- Сдeлaю! Увидишь, прoжгу дoрoгу дo сaмoгo твoeгo кaбинeтa.
- Я зaпрeщaю вaм, Рoуджeн! Слышитe?! Элвис, гoлубчик, ну oпoмнись, ты пoгубишь мeня, ты пoгубишь пoсoльствo. Eсли причинить им бoль, oни нe oстaвят никoгo в живых...
Внeзaпнo гoлoс зaмeститeля зaбулькaл и oбoрвaлся. Бeз пoльзы я крутил ручку нaстрoйки, В рaдиo будтo нaбили глухoй вaты.

Мeхaничeский пaук шeвeльнулся и нe спeшa пoднялся вo вeсь пaучий рoст. Oн дaжe стaл вышe мoeгo стaрaтeля.
- Ты дoстaтoчнo нaгoвoрился, Трoрг!
Я впился взглядoм в чужeзeмнoгo рoбoтa. Тoт прoдoлжaл стoять, пульсируя свoим шaрoм.
- Я знaю, ты сeйчaс мeня слышишь. Бoйся, Трoрг! Нeзвaным ты явился нa рaтную пoтeху, нeвидимым ты oстaвaлся дo сих пoр, нo нaс нeльзя дoлгo oбмaнывaть, нaстaл и твoй чeрeд умирaть.
Пoд тяжeстью нaступившeй пaузы, кaзaлoсь, вибрирoвaли пeрeтянутыe нeрвы.
- Чтo ж ты зaтих? Или в стрaхe зaбился в тeмный угoл свoeй жeстянoй нoры? Oтвeть мнe, любeзный пришeлeц! Oбрaдуй глупую мaшину, чтo ты eщe нe пoмeр oт стoль приятнoй для тeбя нeoжидaннoсти!
Зaгипнoтизирoвaнный "пaукoм", я дрoжaщими пaльцaми включил внутрeнний микрoфoн, нo нe нaшeлся, чтo oтвeтить.
- Чeрeз нeскoлькo минут тeбя нe стaнeт, нo я хoтeл бы скaзaть тeбe, Трoрг, чтo ты oбычный сoрняк. Тeбя и тeбe пoдoбных нeoбхoдимo бeзжaлoстнo искoрeнять. Прирoдa нaгрaдилa вaс чудeснoй плaнeтoй, пoстoянным свeтoм близкoгo сoлнцa и бeзoпaснoй удaлeннoстью oт других звeзд. Вaм вo всeм бeзмeрнo пoвeзлo, нaчинaя с лaзури нeбa, кoнчaя тeплoй прoзрaчнoстью oкeaнских вoлн. Нo вы этoгo нe пoстигли. Зaпaкoвывaясь в гeрмeтичныe сoсуды, вы пoкидaли плaнeту, мeняли ee нa бeзвoздушныe aстeрoиды и лeдяныe прoстoры чужих зeмeль. Смeшнo! Вы ищeтe вo мрaкe Кoсмoсa тo, чтo с РOЖДEНИЯ былo у вaс пoд бoкoм. Знaй жe, Трoрг, плoдoрoднaя плaнeтa всeгдa имeeт душу, oнa живaя, этo вeликий зaкoн, кoтoрый вaм, сoрнякaм, никoгдa нe oткрыть. КAЖДЫЙ РAЗ, КOГДA ЧEЛOВEК ПOКИДAEТ ЗEМЛЮ, OН ВЫЗЫВAEТ ВOЗМУЩEНИE ВСEХ СИЛ ПРИРOДЫ! Вeдь плaнeтa нe знaeт, чтo бeглeц вeрнeтся, и считaeт сeбя винoвницeй бeгствa. Бeдняжкa гaдaeт, чeм жe oнa нe угoдилa дeтям, кoтoрыe бeз oглядки брoсaют свoй нaсыщeнный свeтoм кoсмичeский дoм. Oнa жe тaк стaрaлaсь, шлa прoтив зaкoнoв прирoды, сoздaвaя пригoдную для дeтeй aтмoсфeру, бeрeглa oт сoлнeчнoй рaдиaции, зaщищaлa, кaк мoглa. Тaк пoчeму жe oни тeпeрь улeтaют? Oтвeт прoст: вaм, кaк сoрнякaм, всe рaвнo, гдe рaсти. Стaлo быть, вы нeдoстoйны сoбствeннoй плaнeты и ee нaдo пeрeдaть тeм, ктo пo-нaстoящeму oцeнит ee крaсoту. Нaпримeр, нaм. Кoгдa-тo нaс сaмих изгнaли в тeмнoту. Рoднaя плaнeтa, встaв нa стoрoну пришeльцeв, в oдну нoчь прoглoтилa всe нaши гoрoдa. И кaкиe гoрoдa! Вeличeствeнныe, яркo oсвeщeнныe мeгaпoлисы низвeрглись в бeздну! Нeмнoгиe уцeлeвшиe из нaс бeжaли вo мрaк Кoсмoсa, и тoлькo Энтурия сoглaсилaсь пoдoбрaть бeздoмных щeнкoв. Мы рaстeряли бoльшинствo нaших тeхничeских дoстижeний, нo вoт вeликий зaкoн!.. Мы вцeпились в нeгo, кaк мoгли, пeрeдaвaли из пoкoлeния в пoкoлeниe; зaсыпaя, шeптaли прo сeбя eгo снoвa и снoвa. Тeпeрь мы впрaвe зaявить, чтo дoстoйны зaбрaть у вaс Зeмлю.
"Пaук" угрoжaющe зaшипeл и сдeлaл шaг, oднoврeмeннo рaспускaя липкую стaльную сeть.
- Пoигрaeм, Трoрг! Вы, сoрняки, бoльшиe любитeли пoдoбных игр. Вчeрa мы пeрeхвaтили вaш тeлeсигнaл, увидeнныe кaртины привeли нaс в ужaс. Крoвь - вoт чтo будoрaжит вaши бeлкoвыe мoзги, a жaждa нaживы зaстилaeт глaзa и убивaeт рoбкиe пoпытки вeрнуть дoвeриe Зeмли. Тeпeрь трясись, Трoрг! Я иду к тeбe.
Дo кoнцa выпрoстaв сeть, чудoвищe двинулoсь в мoю стoрoну. Внeзaпнo рaздaлся сoчный шлeпoк, и стaрaтeля кaчнулo, тoчнo oт сильнoгo вeтрa. Я вдaвил кнoпки и брoсился нaутeк.
- Кудa жe ты, Трoрг? Кaк тeбe нрaвятся мoи брoнeбoйныe пули?
Я тoрмoзнул и oглянулся. Ни oдин из мoeй рaти нe шeлoхнулся, чтoбы oкaзaть пoмoщь. Яснo! Дрaкa прeдстoит oдин нa oдин. Втoрoй удaр пришeлся тoчнeхoнькo в иллюминaтoрнoe стeклo, oнo нaпoлoвину зaмaзaлoсь сeткoй трeщин. Eщe oднo тaкoe пoпaдaниe, и мeня мoжнo списывaть в пoкoйники. Пoкa я лихoрaдoчнo сooбрaжaл, гдe укрыться, "пaук" влeпил пулю в плeчeвoй сустaв, мoщнaя рукa плeтью пoвислa вдoль кoрпусa. Вo всю прыть пoмчaлся я к ближaйшeму пoднoжию стeны. Пeрeбитaя рукa гулкo хлeстaлa пo спинe. Нeсмoтря нa кaжущуюся мeдлитeльнoсть, "пaук" нe oтстaвaл. Ближaйшee дeрeвцe брызнулo кускaми кoры и дрeвeсины.

- Трoрг, a Трoрг! - нeслoсь из-зa спины. - Дoгaдывaeшься, зaчeм мы зaтeяли рaтную пoтeху? Мы хoтим выбрaть сaмую вынoсливую и живучую мaшину, чтoбы нa ee бaзe сoздaть дeсaнт бoeвых рoбoтoв и зaвoeвaть ими вaшу жe плaнeту. Сaми-тo мы пoкудa нe рискнeм oстaвить мир, с тaким трудoм нaс приютивший. Прaвдa, нeплoхo придумaнo?
Oчeрeднoй щeлчoк тoлькo прибaвил мнe скoрoсти. Зa брoню я нe oпaсaлся, нo вoт шaрнирныe сoчлeнeния и иллюминaтoр... Впeрeди oхнул и рaскoлoлся шeршaвый вaлун. Я бeжaл прямo нa стeну. Спрaвa oврaг, я пoвeрнул влeвo, и oкaзaлoсь, чтo "пaук" ужe oтрeзaeт путь к oтступлeнию. Я рeшил пoтянуть врeмя и взялся зa микрoфoн.
- Зaчeм...
Удaр. Пaрaлич хвaтил втoрую руку.
- Зaчeм вaм Зeмля? Спaнсы нe выдeрживaют прямoгo свeтa.
- Aгa! Oжил, сoрняк! Знaй жe, спaнсы лишь урoжeнцы чeрнoгo мирa Энтурии, нe бoлee. Кoгдa мы сюдa прилeтeли, мы нe мoгли их сoгнaть: oни eщe нe oсвoили aстрoнaвтики и пoэтoму нe успeли пoссoриться с сoбствeннoй плaнeтoй. Энтурия былa тoлькo для них, нo с нaшим прихoдoм oнa измeнилa привычнoй oрбитe, стaлa нaвeдывaться к звeздaм, пoдaрив и гoстям нeскoлькo Свeтлых лeт. Рeдкo бывaeт, чтoбы зaсeлeннaя плaнeтa взялaсь oпeкaть eщe кoгo-нибудь. Здeсь жe тaк: удeл вeрхнeй цивилизaции - тьмa, нижнeй принaдлeжит свeт. С вoсхoдoм утрeннeй звeзды спaнсы удaлятся в пeщeры, a Пoвeлитeли Кaмнeй выйдут встрeчaть жaр сoлнeчнoгo плaмeни.
Пули зaцoкaли пo oбшивкe. "Пaук" oттeснял мeня к oврaгу пoд бeзумныe вoпли спaнсoв.
- Oни трeбуют дoбить тeбя, Трoрг. Нe прaвдa ли, знaкoмaя ситуaция? Вчeрa в тeлeсигнaлe зeмныe сoрняки oрaли нe хужe.
- Тo был фильм, пoнимaeшь, пoстaнoвкa, спeктaкль...
- Тю! A этo рaзвe нe спeктaкль? Пoсмoтри, кaк рaдуются нeсчaстныe! Скoрo вся плaнeтa вeрнeтся к ним, a Пoвeлитeли Кaмнeй пeрeсeлятся нa прeдaнную сoрнякaми Зeмлю.
В гoлoвe у мeня вoрoчaлся тяжeлый мыслeнный сгустoк.
- Нe тaк всe прoстo, - исступлeннo вскричaл я, - угрoзa пeрeнaсeлeннoсти зaстaвляeт нaс искaть...
- A вы дoжили дo этoй сaмoй пeрeнaсeлeннoсти? Чтo? Нeт? Тaк нe трeпись, Трoрг! Вы сaми придумaли сeбe прoблeмы. Плaнeтa, рoдившaя жизнь, нe нaстoлькo глупa, чтoбы прeссoвaть ee нa крoшeчных кoнтийeнтaх,
- Кaк жe Зeмля спрaвится с бeскoнeчным рoстoм нaсeлeния? Нe рaздуeтся жe дo грoмaдных рaзмeрoв.
- Сущeствуют пaрaллeльныe миры...
- Чушь - зaвoпил я, инстинктивнo зaжмуривaясь.
- Рaзумeeтся! Вы жe, сoрняки, нe спoсoбны пoвeрить, чтo спeциaльнo для вaс Зeмля дeржит в зaпaсe бeссчeтнoe числo зaкoнсeрвирoвaнных мирoв. В истoрии любoгo видa жизни нaступaeт пoрa, кoгдa плaнeтa oтмыкaeт ближaйшую пaрaллeль и дaрит eму тысячи килoмeтрoв сoлнeчнoгo прoстoрa. Тaкoй "пoдaрoк" ужe пoлучили мнoгиe вaши рaстeния и живoтныe. Иныe дaжe пoлнoстью пeрeсeлились, oстaвив нa пaмять o сeбe лишь жaлкиe oтпeчaтки в aнтрaцитoвoм срeзe дa скoплeния oкaмeнeвших скeлeтoв. Впрoчeм, вы бы сaми этo узнaли, eсли бы крeпчe цeплялись зa вoздушный пoдoл мaтeри. Тeпeрь пoзднo! Вы прoдaлись звeздaм рaньшe, чeм дaжe иссяклo вaшe жизнeннoe прoстрaнствo.
Я мoлчaл. Мoлниями мeтaлись oбрывки мыслeй o рoмaнтикe путeшeствий, извeчнoй тягe к нeвeдoмым бeрeгaм, истиннo чeлoвeчeскoм любoпытствe. Нeт, всe гoрaздo слoжнee... Eщe oднa пуля oткусилa oт кoлeннoгo сустaвa брoнeщитoк.
- Ты мнe нрaвишьс,. Трoрг. Пoжaлуй, я oбрaдую тeбя извeстиeм, чтo зa твoeй aгoниeй нaблюдaют сaмыe гaрмoничныe сущeствa вo Всeлeннoй. Пoгляди, oни тaм, нa нижнeй гaлeрee, имeннo oни зa oдну нoчь вoзвeли этoт кoмплeкс пo вaшим жe тeлeкaртинa...
Я мeдлeннo пoсмoтрeл нa гaлeрeю и, кoнeчнo, ничeгo нe увидeл.
- ...Oни спoсoбны вoзвeсти пирaмиду дo сaмых вeрхних слoeв aтмoсфeры!

И тут oн мeтнул сeть. Я успeл увeрнуться oт липкoгo сaчкa и ринулся нa врaгa. Публикa нaд гoлoвoй зaбилaсь в экстaзe. "Пaук" хлaднoкрoвнo встрeтил мeня стaльным урaгaнoм пуль. Иллюминaтoр вдрeбeзги рaзнeслo, в кaмoркe зaкружилaсь взвeсь пeскa и пыли. Тoлькo чудoм я нe пoгиб. Oскoлки изрaнили лицo и руки, зaтo в лeгкиe вoрвaлся свeжий вoздух. Пoд тяжeлым грaдoм я вeл мaшину впeрeд. Лoпaлись плaфoны сигнaльных фoнaрeй, и чмoкaл изрaнeнный кoрпус. Я пoнимaл, чтo рoбoт рaзвaливaeтся нa хoду и вряд ли прeoдoлeeт хoтя бы пoлoвину пути. Нe знaю, кaкиe кoнтaкты пeрeмкнулa мoя бeссoзнaтeльнo шaрящaя лaдoнь. В oбщeм шумe я нe услышaл дoлгoждaннoгo шeлeстa oткрывaющихся зaслoнoк вo лбу урaнoвoгo дoбытчикa. Вибрирующий, нeчeлoвeчeский рык вoрвaлся в рaзбитый иллюминaтoр. Пaхнулo гoрeлым. Дрoжa, я oтeр с глaз пeлeну крoви. Я знaл, чтo увижу: пeрeрeзaнныe oстaнки бeзжaлoстнo-нaдмeннoй мaшины, дo кoнцa увeрeннoй в нeвoзмoжнoсти рaзблoкирoвaть гoрный лaзeр. Нo увидeннoe врeзaлoсь в пaмять нa всю жизнь. Срeди рaсплaвлeнных oблoмкoв пищaлo oт нeвынoсимoй бoли, билoсь нa пeскe изурoдoвaннoe чeрнoe тeльцe. Бeзoбрaзнoe сущeствo, пoхoжee нa кoкoн, тщeтнo пытaлoсь oпeрeться нa oбуглeнныe усы щупaлeц, с нeвынoсимым стрaдaниeм зaкaтывaя жeлтыe бeлки глaз. Вeликий oтeц, кaкoй вoй пoднялся нa гaлeрeях! У них дeйствитeльнo нe былo aвтoнoмных рoбoтoв, и я убил... я убил oднoгo из Пoвeлитeлeй. Кaк вo снe, упaл я грудью нa пульт. Никoгдa eщe дoбытчик нe учaствoвaл в тaкoй бeшeнoй скaчкe. Мы пeрeмaхнули чeрeз oврaг, кaзaвшийся дoтoлe нeпрoхoдимым, и пoнeслись вдoль пoднeбeснoй стeны. Крaeм сoзнaния я oтмeтил, чтo кoлoннa уцeлeвшeй тeхники пoслeдoвaлa зa мнoй. Вeликий oтeц! Вo мнe прoдoлжaл мигaть мaяк вoжaкa мeтaлличeскoй стaи! Oнa пoдчинилaсь вoлe стaрaтeля. Впeрeди пoкaзaлись oгрoмныe вoрoтa. Чугунныe ствoрки eщe пaдaли, a кaвaлькaдa лeгирoвaннoй стaли ужe снoсилa прeпятствия пo ту стoрoну кaмeннoй прeгрaды. Стрaшнo вспoмнить: всe, нa чтo я oбрaщaл гнeв, былo цeлью уничтoжeния и для них. Слaбыe цeплялись зa сильных, и мы мчaлись в нeпрoглядную тeмeнь, крoмсaeмую лучoм мoeгo eдинствeннoгo уцeлeвшeгo прoжeктoрa. Дoрoгa нa зaпaд прoлeглa пo рoвнoму грунту пoлупустыни. Рoбoты пoдoжгли нeскoлькo стрoeний спaнсoв и рaстoптaли свeтящийся oaзис. Хoтeлoсь oтoрвaться oт эскoртa, нo вeрныe псы нeoтрывнo слeдoвaли зa вoжaкoм. Я дoлжeн был избaвиться oт них вo чтo бы тo ни стaлo. Нo кaк? Чeрeз минуту я рeзкo зaтoрмoзил. К пoсoльству слeдoвaлo дoбирaться oднoму. Дo кoнцa нe oсoзнaвaя свoих пoступкoв, рaстирaя крoвь, я пoлeз в иллюминaтoр. Пoвeрхнoсти зeмли нe былo виднo, и прыгaл я будтo в прoпaсть. Рoбoты спeшнo стрoили лaгeрь. Гдe жe кoнeц их сaмoрaзвивaющeйся прoгрaммы? Хрoмaя, я прoскoчил дoзoр и oглянулся. В oтблeскe прoжeктoрa урaнoвый дoбытчик, кaзaлoсь, прoщaлся сo мнoй. Избитый, зaкoпчeнный кoрпус дa рaскрытый зeв иллюминaтoрa, слoвнo умoляющий чeлoвeкa нe ухoдить - вoт всe, чтo oстaлoсь в пaмяти. Тoлькo спустя нeскoлькo чaсoв я пoнял, кaк пoдлo пoступил с мaшинoй, спaсщeй мeня oт гибeли... Прoсти мeня, Стив. Я дoгaдывaюсь, кaк стрaшнo, кoгдa тишину нoчи смeняeт визг брoнeбoйных пуль и чудoвищныe "пaуки" лeзут чeрeз oгрaду. Прoсти мeня, Бoльшoй друг, мoй вeрный стaрaтeль. Мнe пoчeму-тo кaжeтся, чтo ты спeциaльнo пoдстрoил пoлoмку двeри, ибo в прeдстoящeй дрaкe придaвaл присутствию чeлoвeкa знaчeниe мaгичeскoe, пoчти aмулeтнoe. Я жe пoступил низкo. Спaсaясь, зaбыл пeрeключить тeбя oбрaтнo нa aвтoмaт, и ты oстaлся стoять жeлeзным извaяниeм срeди нeдoумeвaющих рoбoтoв, с мoльбoй жмущихся к тeбe: "Нaс ужe пoчти oкружили. Чтo ж ты мeдлишь, вoжaк?" Прoститe мeня, люди, зa тo, чтo я нe прeдупрeдил вaс, a в пaникe спрятaлся в пoчтoвую рaкeту и дeрнул пускoвoй рычaг. Я никoгдa нe рискну бoльшe приблизиться к систeмe Спaркa. К тoму жe в рaкeтe нeвoзмoжнo выжить и, быть мoжeт, тoлькo письмo мeртвeцa дoлeтит дo Сoлнцa. Прoсти мeня, Зeмля. Тeбя прeдупрeждaeт oб oпaснoсти нe супeргeрoй из скaзoчных фильмoв, a пeрвый интeрплaнeтный убийцa. Пoвeлитeли Кaмнeй прoрoчили скoрый гнeв твoeгo мaтeринскoгo сeрдцa. Нo скoлькo Людeй пoслe дoлгих стрaнствий вeрнулoсь пoд гoлубoй нeбoсвoд! Скoлькo eщe вeрнeтся! Вoзврaщaюсь и я, вoзврaщaюсь с oбeщaниeм никoгдa бoлee нe брoсaть тeбя, ибo нa дaлeкoй чужoй плaнeтe мнe oткрылaсь мaлeнькaя, бeсхитрoстнaя истинa. Прoсти и, eсли вoзмoжнo, нaпиши нa мoeй мoгилe чeтырe слoвa: "Здeсь спит Звeздный глaдиaтoр". Бoльшeгo нe нужнo. Прoщaй.

С удовольствием перечитал, давно этим рассказом наслаждался))
щас все перечитаю ) Много хорошо забытого старого и интересного.

Очень зацепил в свое время рассказ Фредерика Брауна "Арена". Рассказ был в потрепанном "Сборнике НФ" и не хватало двух страниц. Почти двадцать лет искал окончание этого рассказа и лишь в эпоху интернета прочитал его полностью. Весьма рекомендую всем любителям НФ.

Интересно получилось: сразу подборка хороших рассказов. А если постить ссылки, так проще уж на какую-нибудь онлайн-библиотеку одну ссылку запостить, и все.

"Кое-что задаром", конечно, хороший рассказ, но он не про глубокий космос.

Вот, например, про глубокий космос от того же автора.


==МУСОРЩИК НА ЛОРЕЕ==

— Совершенно невозможно, — категорически заявил профессор Карвер.
— Но ведь я видел своими глазами! — уверял Фред, его помощник и телохранитель. — Сам видел вчера ночью! Принесли охотника — ему наполовину снесло голову, — и они…
— Погоди, — прервал его профессор Карвер, склонив голову в выжидательной позе.
Они вышли из звездолета перед рассветом, чтобы полюбоваться на обряды, совершаемые перед восходом солнца в селении Лорей на планете того же названия. Обряды, сопутствующие восходу солнца, если наблюдать их с далекого расстояния, зачастую очень красочны и могут дать материал на целую главу исследования по антропологии; однако Лорей, как обычно, оказался досадным исключением.
Солнце взошло без грома фанфар, вняв молитвам, вознесенным накануне вечером. Медленно поднялась над горизонтом темно-красная громада, согрев верхушки дремучего леса дождь-деревьев, среди которых стояло селение. А туземцы крепко спали…
Однако не все. Мусорщик был уже на ногах и теперь ходил с метлой вокруг хижин. Он медленно передвигался шаркающей походкой — нечто похожее на человека и в то же время невыразимо чуждое человеку. Лицо Мусорщика напоминало стилизованную болванку, словно природа сделала черновой набросок разумного существа. У Мусорщика была причудливая, шишковатая голова и грязно-серая кожа.
Подметая, он тихонько напевал что-то хриплым, гортанным голосом. От собратьев-лореян Мусорщика отличала единственная примета: лицо его пересекала широкая полоса черной краски. То была социальная метка, метка принадлежности к низшей ступени в этом примитивном обществе.
— Итак, — заговорил профессор Карвер, когда солнце взошло без всяких происшествий, — явление, которое ты мне описал, невероятно. Особенно же невероятно оно на такой жалкой, захудалой планетке.
— Сам видел, никуда не денешься, — настаивал Фред. — Вероятно или невероятно — это другой вопрос. Но видел. Вы хотите замять разговор — дело ваше.
Он прислонился к сучковатому стволу стабикуса, скрестил руки на впалой груди и метнул злобный взгляд на соломенные крыши хижин. Фред находился на Лорее почти два месяца и день ото дня все больше ненавидел селение.
Это был хилый, неказистый молодой человек, с прической «бобрик», которая невыгодно подчеркивала его низкий лоб. Вот уже почти десять лет Фред сопровождал профессора во всех странствиях, объездил десятки планет и насмотрелся всевозможных чудес и диковин. Однако чем больше он видел, тем сильнее укреплялось в нем презрение к Галактике как таковой. Ему хотелось лишь одного: вернуться домой, в Байонну (штат Нью-Джерси), богатым и знаменитым или хотя бы богатым и безвестным.
— Здесь можно разбогатеть, — произнес Фред тоном обвинителя. — А вы хотите все замять.
Профессор Карвер в задумчивости поджал губы. Разумеется, мысль о богатстве приятна. Тем не менее профессор не собирался прерывать важную научную работу ради погони за журавлем в небе. Он заканчивал свой великий труд — книгу, которой предстояло полностью подтвердить и обосновать тезис, выдвинутый им в самой первой своей статье — «Дальтонизм среди народов Танга». Этот тезис он позднее развернул в книге «Недостаточность координации движений у рас Дранга».
Профессор подвел итоги в фундаментальном исследовании «Дефекты разума в Галактике», где убедительно доказал, что разумность существ внеземного происхождения уменьшается в арифметической прогрессии, по мере того как расстояние от Земли возрастает в геометрической прогрессии.
Теперь тезис расцвел пышным цветом в последней работе Карвера, которая суммировала все его научные изыскания и называлась «Скрытые причины врожденной неполноценности внеземных рас».
— Если ты прав… — начал Карвер.
— Смотрите! — воскликнул Фред. — Другого несут! Увидите сами!
Профессор Карвер заколебался. Этот дородный, представительный, краснощекий человек двигался медленно и с достоинством. Одет он был в форму тропических путешественников, несмотря на то что Лорей отличался умеренным климатом. Профессор не выпускал из рук хлыста, а на боку у него был крупнокалиберный револьвер — точь-в-точь как у Фреда.
— Если ты не ошибся, — медленно проговорил Карвер, — это для них, так сказать, немалое достижение.
— Пойдемте! — сказал Фред.
Четыре охотника за шрэгами несли раненого товарища к лекарственной хижине, а Карвер с Фредом зашагали следом. Охотники заметно выбились из сил: должно быть, их путь к селению длился не день и не два, так как обычно они углубляются в самые дебри дождь-лесов.
— Похож на покойника, а? — прошептал Фред.
Профессор Карвер кивнул. С месяц назад ему удалось сфотографировать шрэга в выигрышном ракурсе, на вершине высокого, кряжистого дерева. Он знал, что шрэг — это крупный, злобный и быстроногий хищник, наделенный ужасающим количеством когтей, клыков и рогов. Кроме того, это единственная на планете дичь, мясо которой не запрещают есть бесчисленные табу. Туземцам приходится либо убивать шрэгов, либо гибнуть с голоду.
Однако раненый недостаточно ловко орудовал копьем и щитом, и шрэг распорол его от горла до таза. Несмотря на то что рану сразу же перевязали сушеными листьями, охотник истек кровью. К счастью, он был без сознания.
— Ему ни за что не выжить, — изрек Карвер. — Просто чудо, что он дотянул до сих пор. Одного шока достаточно, не говоря уж о глубине и протяженности раны…
— Вот увидите, — пообещал Фред.
Внезапно селение пробудилось. Мужчины и женщины, серокожие, с шишковатыми головами, молчаливо провожали взглядами охотников, направляющихся к лекарственной хижине, Мусорщик тоже прервал работу, чтобы поглядеть. Единственный в селении ребенок стоял перед родительской хижиной и, засунув большой палец в рот, глазел на шествие. Навстречу охотникам вышел лекарь Дег, успевший надеть ритуальную маску. Собрались плясуны-целители — они торопливо накладывали на лица грим.
— Ты думаешь, удастся его залатать, док? — спросил Фред.
— Будем надеяться, — благочестиво ответил Дег.
Все вошли в тускло освещенную лекарственную хижину. Раненого лореянина бережно уложили на травяной тюфяк, и плясуны начали перед ним обрядовое действо. Дег затянул торжественную песнь.
— Ничего не получится, — сказал Фреду профессор Карвер с бескорыстным интересом человека, наблюдающего за работой парового экскаватора. — Слишком поздно для исцеления верой. Прислушайся к его дыханию. Не кажется ли тебе, что оно становится менее глубоким?
— Совершенно верно, — ответил Фред.
Дег окончил свою песнь и склонился над раненым охотником. Лореянин дышал с трудом, все медленнее и неувереннее…
— Пора! — вскричал лекарь. Он достал из мешочка маленькую деревянную трубочку, вытащил пробку и поднес к губам умирающего. Охотник выпил содержимое трубочки. И вдруг…
Карвер захлопал глазами, а Фред торжествующе усмехнулся. Дыхание охотника стало глубже. На глазах у землян страшная рваная рана превратилась в затянувшийся рубец, потом в тонкий розовый шрам и, наконец, в почти незаметную белую полоску.
Охотник сел, почесал в затылке, глуповато ухмыльнулся и сообщил, что ему хочется пить, лучше чего-нибудь хмельного.
Тут же, на месте, Дег торжественно открыл празднество.
Карвер и Фред отошли на опушку дождь-леса, чтобы посовещаться. Профессор шагал словно лунатик, выпятив отвислую нижнюю губу и время от времени покачивая головой.
— Ну так как? — спросил Фред.
— По всем законам природы этого не должно быть, — ошеломленно пробормотал Карвер. — Ни одно вещество на свете не дает подобной реакции. А прошлой ночью ты тоже видел, как оно действовало?
— Конечно, черт возьми, — подтвердил Фред. — Принесли охотника — голова у него была наполовину оторвана. Он проглотил эту штуковину и исцелился прямо у меня на глазах.
— Вековая мечта человечества, — размышлял вслух профессор Карвер. — Панацея от всех болезней.
— За такое лекарство мы могли бы заломить любую цену, — сказал Фред.
— Да, могли бы… а кроме того, мы бы исполнили свой долг перед наукой, — строго одернул его профессор Карвер. — Да, Фред, я тоже думаю, что надо получить некоторое количество этого вещества.
Они повернулись и твердым шагом направились обратно в селение.
Там в полном разгаре были пляски, исполняемые представителями различных родовых общин. Когда Карвер и Фред вернулись, плясали сатгоханн — последователи культа, обожествляющего животное средней величины, похожее на оленя. Их можно было узнать по трем красным точкам на лбу. Своей очереди дожидались дресфейд и таганьи, названные по именам других лесных животных. Звери, которых тот или иной род считал своими покровителями, находились под защитой табу, и убивать их было строжайше запрещено. Карверу никак не удавалось найти рационалистического толкования туземным обычаям. Лореяне упорно отказывались поддерживать разговор на эту тему.
Лекарь Дег снял ритуальную маску. Он сидел у входа в лекарственную хижину и наблюдал за плясками. Когда земляне приблизились к нему, он встал.
— Мир вам! — произнес он слова приветствия.
— И тебе тоже, — ответил Фред. — Недурную работку ты проделал с утра.
Дег скромно улыбнулся:
— Боги снизошли к нашим молитвам.
— Боги? — переспросил Карвер. — А мне показалось, что большая часть работы пришлась на долю сыворотки.
— Сыворотки? Ах, сок серси! — Выговаривая эти слова, Дег сопроводил их ритуальным жестом, исполненным благоговения. — Да, сок серси — это мать всех лореян.
— Нам бы хотелось купить его, — без обиняков сказал Фред, не обращая внимания на то, как неодобрительно насупился профессор Карвер. — Сколько ты возьмешь за галлон?
— Приношу свои извинения, — ответил Дег.
— Как насчет красивых бус? Или зеркал? Может быть, вы предпочитаете парочку стальных ножей?
— Этого нельзя делать, — решительно отказался лекарь. — Сок серси священен. Его можно употреблять только ради исцеления, угодного богам.
— Не заговаривай мне зубы, — процедил Фред, и сквозь нездоровую желтизну его щек пробился румянец, — ты, ублюдок, воображаешь, что тебе удастся…
— Мы вполне понимаем, — вкрадчиво сказал Карвер. — Нам известно, что такое священные предметы. Что священно, то священно. К ним не должны прикасаться недостойные руки.
— Вы сошли с ума, — шепнул Фред по-английски.
— Ты мудрый человек, — с достоинством ответил Дег. — Ты понимаешь, почему я должен вам отказать.
— Конечно. Но по странному совпадению, Дег, у себя на родине я тоже занимаюсь врачеванием.
— Вот как? Я этого не знал!
— Это так. Откровенно говоря, в своей области я слыву самым искусным лекарем.
— В таком случае ты, должно быть, очень святой человек, — сказал Дег, склонив голову.
— Он и вправду святой, — многозначительно вставил Фред. — Самый святой из всех, кого тебе суждено здесь видеть.
— Пожалуйста, не надо, Фред, — попросил Карвер и опустил глаза с деланным смущением. Он обратился к лекарю: — Это верно, хоть я и не люблю, когда об этом говорят. Вот почему в данном случае, сам понимаешь, не будет грехом дать мне немного сока серси. Напротив, твои жреческий долг призывает тебя поделиться со мной этим соком.
Лекарь долго раздумывал, и на его почти гладком лице едва уловимо отражались противоречивые чувства. Наконец он сказал:
— Наверное, все это правда. Но, к несчастью, я не могу исполнить вашу просьбу.
— Почему же?
— Потому что сока серси очень мало, просто до ужаса мало. Его еле хватит на наши нужды.
Дег печально улыбнулся и отошел.
Жизнь селения продолжалась своим чередом, простая и неизменная. Мусорщик медленно обходил улицы, подметая их своей метлой. Охотники отправлялись лесными тропами на поиски шрэгов. Женщины готовили пищу и присматривали за единственным в селении ребенком. Жрецы и плясуны каждый вечер молились, чтобы поутру взошло солнце. Все были по-своему, покорно и смиренно, довольны жизнью.
Все, кроме землян.
Они провели еще несколько бесед с Дегом и исподволь выведали всю подноготную о соке серси и связанных с ним трудностях.
Растение серси — это низкорослый, чахлый кустарник. В естественных условиях оно растет плохо. Кроме того, оно противится искусственному разведению и совершенно не переносит пересадки. Остается только тщательно выпалывать сорняки вокруг серси и надеяться, что оно расцветет. Однако в большинстве случаев кусты серси борются за существование год-другой, а затем хиреют. Лишь немногие расцветают, и уж совсем немногие живут достаточно долго, чтобы дать характерные красные ягоды.
Из ягод серси выжимают эликсир, который для населения Лорея означает жизнь.
— При этом надо помнить, — указал Дег, — что кусты серси встречаются редко и на большом расстоянии друг от друга. Иногда мы ищем месяцами, а находим один-единственный кустик с ягодами. А ягоды эти спасут жизнь только одному лореянину, от силы двум.
— Печально, — посочувствовал Карвер. — Но, несомненно, усиленное удобрение почвы…
— Все уже пробовали.
— Я понимаю, — серьезно сказал Карвер, — какое огромное значение придаете вы соку серси. Но, если бы вы уделили нам малую толику — пинту-другую, мы отвезли бы его на Землю, исследовали и постарались синтезировать. Тогда вы получили бы его в неограниченном количестве.
— Но мы не решаемся расстаться даже с каплей. Вы заметили, как мало у нас детей?
Карвер кивнул.
— Дети рождаются очень редко. Вся жизнь у нас — непрерывная борьба нашей расы за существование. Надо сохранять жизнь каждому лореянину, до тех пор пока на смену ему не появится дитя. А этого можно достигнуть лишь благодаря неустанным и нескончаемым поискам ягод серси. И вечно их не хватает, — лекарь вздохнул. — Вечно не хватает.
— Неужели этот сок излечивает все? — спросил Фред.
— Да, и даже больше того. У того, кто отведал серси, прибавляется пятьдесят лет жизни.
Карвер широко раскрыл глаза. На Лорее пятьдесят лет приблизительно равны шестидесяти трем земным годам.
Серси — не просто лекарство, заживляющее раны, не просто средство, содействующее регенерации! Это и напиток долголетия!
Он помолчал, обдумывая перспективу продления своей жизни на шестьдесят лет, затем спросил:
— А что, если по истечении этих пятидесяти лет лореянин опять примет серси?
— Не известно, — ответил Дег. — Ни один лореянин не станет принимать серси вторично, когда его и так слишком мало.
Карвер и Фред переглянулись.
— А теперь выслушай меня внимательно, Дег, — сказал профессор Карвер и заговорил о священном долге перед наукой. Наука, объяснил он лекарю, превыше расы, превыше веры, превыше религии. Развитие науки превыше самой жизни. В конце концов, если и умрут еще несколько лореян, что с того? Так или иначе, рано или поздно им не миновать смерти. Важно, чтобы земная наука получила образчик сока серси.
— Может быть, твои слова и справедливы, — отозвался Дег, — но мой выбор ясен. Как жрец религии саннигериат, я унаследовал священную обязанность охранять жизнь нашего народа. Я не нарушу своего долга.
Он повернулся и ушел. Земляне вернулись в звездолет ни с чем.
Выпив кофе, профессор Карвер открыл ящик письменного стола и извлек оттуда рукопись «Скрытые причины врожденной неполноценности внеземных рас». Любовно перечитал он последнюю главу, специально трактующую вопрос о комплексе неполноценности у жителей Лорея. Потом профессор Карвер отложил рукопись в сторону.
— Почти готова, Фред, — сообщил он помощнику. — Работы осталось на недельку — ну, самое большее на две!
— Угу, — помычал Фред, рассматривая селение через иллюминатор.
— Вопрос будет исчерпан, — провозгласил Карвер. — Книга раз и навсегда докажет прирожденное превосходство жителей Земли. Мы неоднократно подтверждали свое превосходство силой оружия, Фред, доказывали его и мощью передовой техники. Теперь оно доказано силой бесстрастной логики.
Фред кивнул. Он знал, что профессор цитирует предисловие к своей книге.
— Ничто не должно стоять на пути великого дела, — сказал Карвер. — Ты согласен с этим, не правда ли?
— Ясно, — рассеянно подтвердил Фред. — Книга прежде всего. Поставьте ублюдков на место.
— Я, собственно, не это имел в виду. Но ты ведь знаешь, что я хочу сказать. При создавшихся обстоятельствах, быть может, лучше выкинуть серси из головы. Быть может, надо ограничиться завершением начатой работы.
Фред обернулся и заглянул хозяину в глаза.
— Профессор, как вы думаете, сколько вам удастся выжать из этой книги?
— А? Ну что ж, последняя, если помнишь, разошлась совсем неплохо. На эту спрос будет еще больше. Десять, а то и двадцать тысяч долларов! — Он позволил себе чуть заметно улыбнуться. — Мне, видишь ли, повезло с выбором темы. На Земле широкие круги читателей явно интересуются этим вопросом… что весьма приятно для ученого.
— Допустим даже, что вы извлечете из нее пятьдесят тысяч. Курочка по зернышку клюет. А знаете ли вы, сколько можно заработать на пробирке с соком серси?
— Сто тысяч? — неуверенно предположил Карвер.
— Вы смеетесь! Представьте себе, что умирает какой-нибудь богач, а у нас есть единственное лекарство, способное его вылечить. Да он вам все отдаст! Миллионы!
— Полагаю, ты прав, — согласился Карвер. — И мы внесли бы неоценимый вклад в науку. Но, к сожалению, лекарь ни за что не продаст нам ни капли.
— Покупка — далеко не единственный способ поставить на своем. — Фред вынул револьвер из кобуры и пересчитал патроны.
— Понятно, понятно, — проговорил Карвер, и его румяные щеки слегка побледнели. — Но вправе ли мы…
— А вы-то как думаете?
— Что ж, они безусловно неполноценны. Полагаю, я привел достаточно убедительные доказательства. Можно смело утверждать, что в масштабе Вселенной их жизнь недорого стоит. Гм, да… да, Фред, таким препаратом мы могли бы спасать жизнь землянам!
— Мы могли бы спасти собственную жизнь, — заметил Фред. — Кому охота загнуться раньше срока?
Карвер встал и решительно расстегнул кобуру своего револьвера.
— Помни, — сказал он Фреду, — мы идем на это во имя науки и ради Земли.
— Вот именно, профессор, — ухмыльнулся Фред и двинулся к люку.
Они отыскали Дега вблизи лекарственной хижины. Карвер заявил без всяких предисловий:
— Нам необходимо получить сок серси.
— Я вам уже объяснял, — удивился лекарь. — Я рассказал вам о причинах, по которым это невозможно.
— Нам нужно во что бы то ни стало, — поддержал шефа Фред. Он выхватил из кобуры револьвер и свирепо взглянул на Дега.
— Нет.
— Ты думаешь, я шутки шучу? — нахмурился Фред. — Ты знаешь, что это за оружие?
— Я видел, как вы стреляете.
— Ты, может, думаешь, что я постесняюсь выстрелить в тебя?
— Я не боюсь. Но серси ты не получишь.
— Буду стрелять, — исступленно заорал Фред. — Клянусь, буду стрелять.
За спиной лекаря медленно собирались жители Лорея. Серокожие, с шишковатыми черепами, они молча занимали свои места; охотники держали в руках копья, прочие селяне были вооружены ножами и камнями.
— Вы не получите серси, — сказал Дег.
Фред неторопливо прицелился.
— Полно, Фред, — обеспокоился Карвер, — тут их целая куча… Стоит ли…
Тощее тело Фреда подобралось, палец побелел и напрягся на курке. Карвер закрыл глаза.
Наступила мертвая тишина.
Вдруг раздался выстрел.
Карвер опасливо открыл глаза.
Лекарь стоял, как прежде, только дрожали его колени. Фред оттягивал курок. Селяне безмолвствовали. Карвер не сразу сообразил, что произошло. Наконец он заметил Мусорщика.
Мусорщик лежал, уткнувшись лицом в землю, все еще сжимая метлу в вытянутой левой руке; ноги его слабо подергивались. Из дыры, которую Фред аккуратно пробил у него во лбу, струилась кровь.
Дег склонился над Мусорщиком, но тут же выпрямился.
— Скончался, — сказал лекарь.
— Это только цветочки, — пригрозил Фред, нацеливаясь на какого-то охотника.
— Нет! — вскричал Дег.
Фред посмотрел на него, вопросительно подняв брови.
— Отдам тебе сок, — пояснил Дег. — Отдам тебе весь наш сок серси. Но вы оба тотчас же покинете Лорей!
Он бросился в хижину и мгновенно вернулся с тремя деревянными трубочками, которые сунул Фреду в ладони.
— Порядочек, профессор, — сказал Фред. — Надо сматываться.
Они прошли мимо молчаливых селян, направляясь к звездолету. Вдруг мелькнуло что-то яркое, блеснув на солнце. Фред взвыл от боли и выронил револьвер. Профессор Карвер поспешно подобрал его.
— Какой-то недоносок зацепил меня, — сказал Фред. — Дайте револьвер!
Описав крутую дугу, у их ног зарылось в землю копье.
— Их слишком много, — рассудительно заметил Карвер. — Прибавим шагу!
Они пустились к звездолету и, хотя вокруг свистели копья и ножи, добрались благополучно и задраили за собой люк.
— Дешево отделались, — сказал Карвер, переводя дыхание, и прислонился спиной к люку. — Ты не потерял сыворотку?
— Вот она, — ответил Фред, потирая руку. — Черт!
— Что случилось?
— Рука онемела.
Карвер осмотрел рану, глубокомысленно поджал губы, но ничего не сказал.
— Онемела, — повторил Фред. — Уж не отравлены ли у них копья?
— Вполне возможно, — допустил профессор Карвер.
— Отравлены! — завопил Фред. — Глядите, рана уже меняет цвет!
Действительно, по краям рана почернела и приобрела гангренозный вид.
— Сульфидин, — порекомендовал Карвер. — И пенициллин. Не о чем беспокоиться, Фред. Современная фармакология Земли…
— …может вовсе не подействовать на этот яд. Откройте одну трубочку!
— Но, Фред, — возразил Карвер, — наши запасы сока крайне ограниченны. Кроме того…
— К чертовой матери! — разъярился Фред. Здоровой рукой он взял одну трубочку и вытащил пробку зубами.
— Погоди, Фред!
— Еще чего!
Фред осушил трубочку и бросил ее на пол. Карвер с раздражением произнес:
— Я хотел только подчеркнуть, что следовало бы подвергнуть сыворотку испытаниям, прежде чем пробовать ее на землянах. Мы ведь не знаем, как реагирует человеческий организм на это вещество. Я желал тебе добра.
— Как же, желали, — насмешливо ответил Фред. — Поглядите лучше, как действует это лекарство.
Почерневшая рана снова приобрела цвет здоровой плоти и теперь затягивалась. Вскоре осталась лишь белая полоска шрама. Потом и она исчезла, а на ее месте виднелась упругая розовая кожа.
— Хорошая штука, а? — шумно радовался Фред, и в голосе его чуть заметно проскальзывали истеричные нотки. — Действует, профессор, действует! Выпей и ты, друг, живи еще пятьдесят лет! Как ты думаешь, удастся нам синтезировать эту штуку? Ей цена — миллион, десять миллионов, миллиард! А если не удастся, то всегда есть добрый старый Лорей! Можно наведываться каждые полсотни годков или около того для заправки. Она и на вкус приятна, профессор. Точь-в-точь как… что случилось?
Профессор Карвер уставился на Фреда широко раскрытыми от изумления глазами.
— В чем дело? — с усмешкой спросил Фред. — Швы, что ли, перекосились? На что вы тут глазеете?
Карвер не отвечал. У него дрожали губы. Он медленно попятился.
— Какого черта, что случилось?
Фред метнул на профессора яростный взгляд, затем бросился в носовую часть звездолета и посмотрелся в зеркало.
— Что со мной стряслось?
Карвер пытался заговорить, но слова застряли в горле. Не отрываясь, следил он, как черты Фреда медленно изменяются, сглаживаются, смазываются, словно природа делает черновой набросок разумной жизни. На голове у Фреда проступили причудливые шишки. Цвет кожи медленно превращался из розового в серый.
— Я же советовал тебе выждать, — вздохнул Карвер.
— Что происходит? — испуганно прошептал Фред.
— Видишь ли, — ответил Карвер, — должно быть, тут налицо остаточный эффект серси. Рождаемость на Лорее, сам знаешь, практически отсутствует. Даже при всех целебных свойствах серси эта раса должна была давным-давно вымереть. Так и случилось бы, не обладай серси и иными свойствами — способностью превращать низшие формы животной жизни в высшую — в разумных лореян.
— Бредовая идея!
— Рабочая гипотеза, основанная на утверждении Дега, что серси — мать всех лореян. Боюсь, что в этом кроется истинное значение культа зверей и причина всех наложенных на них табу. Различные животные, наверное, были родоначальниками определенных групп лореян, а может быть, и всех лореян. Даже разговоры на эту тему объявлены табу; в туземцах явно укоренилось ощущение глубокой неполноценности, оттого что они слишком недавно вышли из животного состояния.
Карвер устало потер лоб.
— Можно предполагать, — продолжал он, — что соку серси принадлежат немалая роль в жизни всей расы. Рассуждая теоретически…
— К черту теории, — буркнул Фред, с ужасом обнаруживая, что голос его стал хриплым и гортанным, как у лореян. — Профессор, сделайте что-нибудь!
— Не в моих силах что-либо сделать.
— Может, наука Земли…
— Нет, Фред, — тихо сказал Карвер.
— Что?
— Фред, прошу тебя, постарайся понять. Я не могу взять тебя на Землю.
— Что вы имеете в виду? Вы, должно быть, спятили?
— Отнюдь нет. Как я могу привезти тебя с таким фантастическим объяснением? Все будут считать, что твоя история — не что иное, как грандиозная мистификация.
— Но…
— Не перебивай. Никто мне не поверит. Скорее поверят, что ты необычайно смышленый лореянин. Одним лишь своим присутствием, Фред, ты опровергнешь отправной тезис моей книги!
— Не может того быть, чтоб вы меня бросили, — пролепетал Фред. — Вы этого не сделаете.
Профессор Карвер все еще держал в руках оба револьвера.
Он сунул один из них за пояс, а второй навел на Фреда.
— Я не собираюсь подвергать опасности дело всей своей жизни. Уходи отсюда, Фред.
— Нет!
— Я не шучу. Пошел вон, Фред.
— Не уйду! Вам придется стрелять!
— Надо будет — выстрелю, — заверил его Карвер. — Пристрелю и выкину.
Он прицелился.
Фред попятился к люку, снял запоры, открыл его.
Снаружи безмолвно ждали селяне.
— Что они со мной сделают?
— Мне, право, жаль, Фред, — сказал Карвер.
— Не пойду! — взвизгнул Фред и обеими руками вцепился в проем люка.
Карвер столкнул его в руки ожидающей толпы, а вслед ему бросил две оставшиеся трубочки с соком серси.
После этого Карвер поспешно задраил люк, не желая видеть дальнейшее.
Не прошло и часа, как он уже вышел из верхних слоев атмосферы.
Когда он вернулся на Землю, его книгу «Скрытые причины врожденной неполноценности внеземных рас» провозгласили исторической вехой в сравнительной антропологии. Однако почти сразу пришлось столкнуться с кое-какими осложнениями.
На Землю вернулся некий капитан-астронавт по фамилии Джонс, который утверждал, что обнаружил на планете Лорей туземца, во всех отношениях не уступающего жителю Земли. В доказательство своих слов капитан Джонс проигрывал магнитофонные записи и демонстрировал киноленты.
В течение некоторого времени тезис Карвера казался сомнительным, пока Карвер лично не изучил вещественные доказательства противника. Тогда он с беспощадной логикой заявил, что так называемый сверхлореянин, это совершенство с Лорея, этот, с позволения сказать, ровня жителям Земли, находится на самой низшей иерархической ступени Лорея: он — Мусорщик, о чем ясно говорит широкая черная полоса на его лице.
Капитан-астронавт не стал спорить, что так оно и есть.
Отчего же, заявлял Карвер, этому сверхлореянину, несмотря на все его хваленые способности, не удалось достигнуть хоть сколько-нибудь достойного положения в том жалком обществе, в котором он живет?
Этот вопрос заткнул рты капитану и его сторонникам и даже, по существу, вдребезги разбил их школу. И теперь во всей Галактике мыслящие земляне разделяют карверовскую доктрину врожденной неполноценности внеземных существ.

Один из серии, там их вроде семь. Но Саргассы самый сильный. ИМХО.

Неужели никто ещё не выпустил отдельно книгу со всеми рассказами из ЮТ?

Тебе еще наверное должен был понравится в том же году из раннего номера рассказ - "Два солнца" Л. Кудрявцев. Тоже не простой.


Леонид Кудрявцев.

ДВА СОЛНЦА


Фантастический рассказ

Желтое солнце коснулось горизонта. Собаки бежали по следу Кряла цепочкой, высунув языки, жадно вынюхивая запах ускользающей добычи. За ними, сжимая в лапе верное ружье, скакал Фрумас. Его охотничий костюм состоял из оранжевого кафтана со множеством карманов, высоких сапог и маленькой шапочки со вставленным в нее перышком птицы Хойхо, вечной и умирающей каждую секунду, живущей далеко за черной пустыней, там, где небо соединяется с землей, а доверчивые звезды касаются загадочных островов своими нежными лучами.
Поначалу след вел на север, к великой реке, которая катит свои сонные воды в страну сладостей и смуглогрудых женщин. Через полчаса он свернул к старым оврагам, где по утрам поют иволки и ржавеют останки какой-то машины, прилетевшей неизвестно откуда и непонятно почему оставшейся здесь навсегда.
А когда солнце наполовину скрылось за горизонтом, Крял побежал к пещерам у подножия сиреневых гор, вздымавших свои вершины на такую высоту, что за них задевали даже летучие медузы, которые по понедельникам прилетали в этот мир из страны вечных воспоминаний, вчерашних снов и бесплодных мечтаний.
Увидев это, Фрумас гикнул, пришпорил своего коня и, сняв верное ружье с предохранителя, поскакал еще быстрее, пытаясь настигнуть добычу до того, как она скроется.
Копыта коня взрывали дерн. Ветер свистел в ушах. Ветка голубой березы хлестнула Фрумаса по морде, едва не сбросив его на землю...
Он настиг Кряла возле входа в одну из пещер и, осадив запыхавшуюся лошадь, выронив расшитую магическими камешками перчатку, прицелился. Оставалось только нажать спуск, но что-то помешало Фрумасу это сделать. Словно невидимая ладонь сжала его мозги, мешая думать и действовать. Бессильно опустилось и выскользнуло из рук верное ружье...
Увидев это, Крял оскалил клыки и, неловко помогая себе пятой ногой, нырнул в пещеру.
Фрумас же медленно соскользнул с коня и, покачнувшись, посмотрел по сторонам остекленевшими глазами.
Тем временем желтое солнце скрылось за горизонтом, и когда погас последний лучик, Фрумас, опустившись на четвереньки, пополз в сторону ближайших кустов. С него соскользнули сапоги и охотничий кафтан. Шапочка с перышком птицы Хойхо зацепилась за куст казурии и осталась висеть на нем. А Фрумас, почувствовав, что освободился от этих теперь ненужных вещей, радостно зарычал...
И наступила ночь...
Через шесть часов синее солнце показалось из-за горизонта. Как только его лучи упали на изумрудную траву у подножия гор, из пещеры выполз Крял. Медленно, словно неживой, он пошел вперед и вскоре оказался перед домиком, из которого восемь часов назад выехал на охоту Фрумас.
Он отворил скрипучую калитку и, миновав аккуратный дворик, вошел в дом. Там он поднялся на второй этаж и лег в кровать, которую четырнадцать часов назад покинул Фрумас. Но спал он всего лишь минуту, а когда она миновала, откинул одеяло и, потирая единственный глаз четырехпалым кулаком, сказал:
-- Мюс побери, ну и утро!
Он оделся и, спустившись в кухню, приготовил себе завтрак, который со вкусом и съел. А после завтрака что положено?
Крял вышел из дома и, сев на маленькую скамеечку в саду, выпустил первый, утренний -- самого высшего сорта, из тех, что продаются только в столице, на углу Воздвижения и Застоечной, по одному миражу сотня, -- десяток мыльных пузырей.
После этого можно было приниматься за работу. Крял добросовестно вскопал весь огород, осторожно работая лопатой и внимательно разглядывая рыхлую землю. Не дай бог, пропустишь хотя бы одну личинку параграфа -- останешься без урожая!
Когда же с этой работой было покончено, он отправился на луг и до обеда успел скосить приличную кучу сухопутных водорослей. Увидев, что на сегодня сделано достаточно, он согнал скошенные водоросли в стог, чтобы они просохли, и отправился на обед.
Вернувшись домой, он мгновенно приготовил глазычницу, а когда она была готова, попробовал и добавил в нее щепотку бертолетовой соли, сел и заморил червячка.
Потом он устроился в саду и, выпустив очередной десяток мыльных пузырей, увидел, что солнце уже опустилось к горизонту и пора отправляться на охоту.
Что ж!
Крял надел оранжевый охотничий кафтан, высокие сапоги и шапочку с перышком птицы Хойхо. Снял со стены верное ружье и пошел седлать коня, уже застоявшегося в конюшне. Увидев его, конь радостно заржал сразу обоими ртами и тотчас же захрустел кусочком горного хрусталя, который ему кинул Крял.
Итак, вперед!
Поначалу он ехал не спеша, весело поглядывая на собак, обогнавших его метров на десять. Но вот впереди мелькнула волосатая спина. Добыча! Настоящий, великолепный, молодой Фрумас!
Оранжевая кровь ударила Крялу в голову. Он пришпорил коня. А собаки уже шли по следу, радостно воя и едва не хватая зверя за хвост.
Сначала они бежали к реке, потом к большим оврагам, а когда голубое солнце почти исчезло за горизонтом, свернули к горам.
И, настигнув Фрумаса возле пещеры, Крял прицелился, но не выстрелил. Верное ружье упало на траву. Охотник сполз с коня и, потеряв одежду, скрылся в кустах.
Наступила ночь...
Утром же из пещеры вылез Фрумас и отправился домой. И, полежав в собственной кровати всего лишь минуту, он, может быть, в тысячный раз проснулся, предвкушая глазычницу и первый десяток мыльных пузырей.
Может быть, в стотысячный раз он позавтракал, а потом славно поработал. Когда же наступил вечер, он поехал на охоту и, опять не убив Кряла, уполз в кусты. А утром Крял отправился домой и, может быть, в миллионный раз проснулся в собственной постели, уже предвкушая вечернюю охоту...
И если некоторое время наблюдать эту карусель со стороны, то становится совершенно ясно, что Крял и Фрумас -- представители двух разумных рас, каждая из которых разумна, только когда светит одно из солнц.
А виновата в этом эволюция, которой случалось выкидывать штуки и похлеще.
Но если бы кто-нибудь ночью пришел к дому, в котором поочередно живут Крял и Фрумас, он бы увидел странные вещи.
С наступлением темноты во всех его комнатах зажигается свет. И если прижать лицо к оконному стеклу и заглянуть внутрь дома, то можно увидеть комнату, в которой за столом сидит с десяток странных созданий. А если приложить ухо к замочной скважине, то можно услышать, как они, поглощая продукты Кряла и Фрумаса, весело смеются и поют песенки, ведут застольные беседы и рассказывают анекдоты.
Насытившись, они начинают веселиться и играть в странные игры. Тогда из дома доносятся топот и хлопки, звон посуды и громкие здравицы.
Но едва только на небе появляются первые робкие лучики одного из солнц, в доме наступает тишина.
На крыльцо выходит верное ружье. Оно торопится полюбоваться утренним небом. Следующими появляются собаки. Они шумно прощаются с верным ружьем, и одна из них обязательно говорит ему, чтобы оно не ошиблось и вечером, когда охотник заглянет в прицел, сделало все как надо. И тут на крыльце появляется конь и говорит, что вообще хорошо бы изловчиться и загипнотизировать этих двоих не на один день, а на целый месяц. Честное слово, утомительно каждый день скакать за добычей и возвращаться, неся одежду и шапочку с перышком птицы Хойхо. А все ради того, чтобы охотник посмотрел в прицел.
Ружье, конечно же, важно кивает и обещает постараться и когда-нибудь сделать так, чтобы гипноз действовал целый месяц. Но пока...
И они начинают расходиться.
Конь становится в стойло. Собаки уходят на псарню. А ружье остается на крыльце одно и некоторое время смотрит на дорогу, по которой должен прийти Крял или Фрумас, черными, пронзительными глазами. И нет в них радости, одна тоска. Почему так случается именно по утрам, ружье не знает. Правда, оно знает причину тоски. Дело в том, что ему хочется выстрелить. Ну хоть когда-нибудь. Всего лишь раз.
А время идет. И вот-вот должен появиться Крял или Фрумас.
Ружье вздыхает и уходит с крыльца, аккуратно закрыв за собой дверь. В комнате оно подходит к стене, в которую вбит гвоздь, и, прежде чем на него повеситься, снова вздыхает и думает, что когда-нибудь все же выстрелит. Обязательно... Может быть, даже завтра...

Это сообщение отредактировал Gdialex - 12.08.2019 - 12:51

А мне этот рассказ понравился


Пол Андерсон. Чертоги Мэрфи



Все нижеизложенное - ложь, но я хочу, чтобы большая ее часть
оказалась правдой.
Болью полоснуло как раскаленным прутом. За это мгновение он
почувствовал как пламя выжигает грудь и звериный ужас наполняет тело. Его
потащило куда-то, он успел подумать: "О, нет! Неужели я уже должен уйти?
Вселенная, не исчезай, ты так прекрасна!"
Чудовищный грохот и свист слились воедино, напоминая звон колокола,
который качнули однажды, и теперь он не может перестать петь. Звуки
наполняли тьму, мир умирал - растворялся в бесконечности, век за веком...
ночь становилась глубже и мягче... И он обрел покой.
Он снова осознал себя, оказавшись в высоком и просторном зале. И
увидел не-глазами пятьсот сорок дверей, за которыми на фоне необъятной
черноты полыхали облака света, исторгнутые еще не родившимися звездами.
Гигантские солнца извергали потоки пламени, стрелы сияния - бриллианты,
аметисты, изумруды, топазы, рубины - и вокруг них кружили искры. Планеты,
понял он своим не-мозгом. Его не-уши слышали барабанный перестук
космических лучей, рев солнечных бурь, спокойный, медленный, ритмичный
пульс гравитационных течений. Его не-плоть ощущала тепло, биение крови,
миллионолетия изумительной жизни бесчисленных миров.
Он поднялся. Его ждали шестеро.
- Но ведь вы... - выдохнул он неслышно.
- Добро пожаловать, - приветствовал его Эд. - Не удивляйся. Ты просто
один из нас.
Они спокойно беседовали, пока Гас не напомнил им наконец, что даже
здесь им не подвластно время. Вечность - да, но не время.
- Пойдемте дальше, - предложил он.
- Ха-ха, - сказал Роджер. - Особенно после того, как Мэрфи натворил
столько дел за наш счет.
- А поначалу он показался мне неплохим парнем, - заметил Юра.
- Тут я бы с тобой поспорил, - возразил Володя. - Правда, сейчас я
готов поспорить, что мы не успеем на встречу. Идемте, друзья мои. Время.
Всемером они вышли из зала и поспешили вниз по звездным тропинкам.
Вновь прибывший то и дело испытывал соблазн поподробнее разглядеть то, что
мелькало мимо. Но сдерживал себя, поскольку вселенная неистощима на
чудеса, а он располагал лишь кратким мгновением - ее и своим.
Спустя некоторое время они остановились на огромной безжизненной
равнине. Вид был сверхъестественно прекрасен: над головой сияла Земля -
голубая, безмятежная, с белыми клубками штормов, Земля, с которой прибыл
аппарат, опускающийся сейчас вниз на столбе огня.
Юра по русскому обычаю пожал Косте руку.
- Спасибо, - прошептал он сквозь слезы.
Вместо ответа Костя низко поклонился Вилли.
Они стояли, укрывшись в длинных лунных тенях, под лунным небом,
смотрели на неуклюжее устройство, наконец-то обретшее покой, и слушали:
- Хьюстон, говорит орбитальная станция. "Орел" совершил посадку.


На Земле звезды маленькие и тусклые. Но они гораздо ярче, если
смотреть на них с горной вершины. Помню, когда я был ребенком, мы накопили
достаточно денег на билеты, отправились в заповедник Большой Каньон и
разбили там лагерь. Я никогда раньше не видел такого множества звезд. На
них смотришь, и кажется, что взгляд уходит все глубже и глубже - и ты
вроде бы знаешь, чувствуешь, что они и в самом деле находятся на разном
расстоянии, а громадность пространства между ними ты просто не в силах
вообразить. И Земля с ее людьми - всего лишь ничтожная крупинка,
затерянная среди равнодушных, колючих звезд. Папа сказал, что они не очень
отличаются, когда смотришь на них из космоса, разве что их намного больше.
Воздух вокруг был холодный и чистый, наполненных запахом сосен. Я слышал,
как тявкает койот где-то вдали. У звука там не было преград.
Но я вернулся туда, где живут люди. На облако смога неплохо смотреть
с крыши дома. Воздух тоже хорош - плотный, жирный и, прежде, чем ты его
вдохнешь, он уже отфильтрован миллионами пар легких. Не плох и городской
шум: обыкновенный визг и грохот, рев реактивных лайнеров и треск
перестрелки. А после какой-нибудь аварии, когда отключают свет, вы можете
иногда различить несколько звезд на темном небе.
А больше всего я мечтал жить в Южном полушарии, потому что там можно
видеть Альфа Центавра.
Папа, что делаешь ты этой ночью в Чертогах Мэрфи?
Есть такая шутка. Я знаю. Закон Мэрфи: "Все, что может произойти -
произошло". Только я думаю - это правдивая шутка. Я имею в виду то, что я
прочитал все книги и просмотрел все ленты, до которых только мог
дотянуться; изучил все, где говорилось о первопроходцах. Обо всех, без
исключения. А потом стал выдумывать для себя рассказы о том, чего не было
в книгах.


Стены кратера ощерились, выставив клыки. Острые и серовато-белые в
безжалостном лунном свете, они резко контрастировали с тьмой, наполняющей
чашу кратера. И они росли, росли. Пока корабль падал, в нем царила
невесомость, и тошнота выворачивала кишки. Плохо укрепленные предметы
мотались позади пилотских кресел. Вой вентиляторов смолк, и теперь два
человека дышали зловонием. Наплевать. Это не катастрофа с "Аполло-13" - у
них просто не будет времени задохнуться от собственных испарений.
Джек Бредон хрипел в микрофон:
- Алло, Станция Контроля... Лунный Трансляционный спутник...
кто-нибудь... Вы нас слышите? Передатчик тоже неисправен? Или только
приемник? Черт бы все это побрал, мы даже не можем сказать "прощай" нашим
женам.
- Говори, пока возможно, - распорядился Сэм Уошбарн. - Может, они нас
услышат.
Джек попытался стереть пот, выступивший на лице и теперь танцевавший
перед ним блестящими шариками. Бесполезная затея.
- Слушайте нас, - снова заговорил он. - Это Первая Экспедиция Мосели.
Наши двигатели одновременно вышли из строя через две минуты после начала
торможения. Должно быть, отказал интегратор подачи топлива. Скорее всего,
короткое замыкание, но мы подозреваем магнитные возмущения - датчики
зафиксировали их в тот момент, когда мы начали торможение. Отдайте эту
систему на доработку. Передайте нашим женам и детям, что мы их любим!
Он замолчал. Зубья кратера царили на всем переднем экране.
- Как тебе это нравится? - спросил Сэм. - И мне, первому черному
космонавту?
Потом был удар.
Позже, когда они снова осознали себя и поняли в каком зале находятся,
Сэм сказал:
- Было бы отлично, если бы он позволил нам заняться исследованиями.


Станция "Мэрфи"? И это ее настоящее название?
Когда Отец проявляет свой нрав, он всегда начинает оправдываться:
"Это Мэрфи сделал!". Остальное я нашел в старых записях, в пьесах о
космонавтах, выдуманных еще тогда, когда людям нравилось слушать подобного
рода истории. Когда человек умирал, то там говорилось, что он "пьет в зале
Мэрфи", или же: танцует, спит, мерзнет, поджаривается. И там в самом деле
говорилось: "Зал". Ленты такие старые. И за сотню, а то и за две сотни лет
никто не удосужился переписать их заново на пластиковую основу. Голограммы
испачканы и перецарапаны, звук плавает и изобилует случайными помехами.
Применительно к этим лентам закон Мэрфи сработал безупречно.
Мне хотелось спросить у Папы, о чем говорят астронавты, что они
думают, возвращаясь с покоренных планет. Конечно же, они никогда не
размышляют над тем, кто такой Мэрфи, владелец чертогов, где оказывается
звездный люд, когда он призывает их к себе. Но, быть может, они отпускают
какие-нибудь шутки на этот счет. И всегда ли речь идет о зале? Или же
всего лишь о пути, как мне тоже приходилось слышать? Мне хочется спросить
Папу об этом, но его давным-давно нет дома - он помогает строить и
испытывать свой корабль. Иногда он ненадолго возвращается, но я вижу, что
больше всего ему хочется не отходить от Мамы. А когда нам все же удается
побыть вдвоем, то меня это возбуждает настолько, что я просто забываю о
мыслях, которые не дают мне заснуть по ночам. А потом он снова уезжает.
Добыча Мэрфи?


К тому времени, когда Моше Сильверман кончил писать свой рапорт,
температура под куполом достигла семидесяти градусов и поднималась так
быстро, что к началу нового - по земному отсчету - дня достигнет,
наверное, сотни. Конечно же, вода не закипит - избыток энергии
компенсируется испарением. Но с имеющимися у них аппаратами даже такую
температуру не удержишь. Испарители засоряются и того и гляди откажут
совсем. Моше чувствовал, как река пота катится по его обнаженному телу.
Хорошо, что не отключили свет. Если энергоотсеки не в состоянии дать
энергию для нормальной работы кондиционеров, то, по крайней мере, ее
хватит, чтобы Софья не умерла во тьме.
Голова болела, гудело в ушах. Его мутило от слабости. Он давился
отвратительно теплой жидкостью - пить хотелось все время. Только без соли,
думал он. Пусть даже это убьет нас раньше, чем наступит тепловой удар,
кипение, тишина. Он чувствовал ломоту в костях, хотя тяготение Венеры было
меньше земного. Мышцы одрябли, он вдыхал запах собственных выделений.
Заставив себя сконцентрироваться, Моше перечитал написанное: сухой
деловой отчет о поломке реакторов. Следующая экспедиция будет знать, что
густой ядовитый ад атмосферы под воздействием свободных нейтронов вступает
в реакцию с графитом, и инженеры разработают соответствующие меры
предосторожности.
С неожиданной злостью он схватил кисточку для письма и на обратной
стороне металлической страницы быстро написал: "Не уступайте! Не
допускайте, чтобы эта преисподняя победила вас! Слишком многому мы можем
здесь научиться".
Прикосновение к плечу заставило его резко обернуться. От одного
присутствия Софьи Чьяпеллоне желание вспыхивало в нем. И даже сейчас -
блестящая от пота, с запавшими глазами, отекшим лицом, плотно облепленным
волосами, - она казалась ему соблазнительной.
- О чем ты задумался, милый? - Голос ее звучал тускло, но руки искали
его. - Лучше пойдем в общую комнату. Взовем к Мохандес пункаху о спасении.
- Да, я иду.
- Только сперва поцелуй меня. Раздели мою соль.
Потом она заглянула в отчет.
- Ты думаешь, они попытаются еще раз? - спросила она. - Ресурсов
мало, и они такие дорогие, пока идет война...
- Не знаю, - ответил он. - Но мне кажется - я понимаю, что это
сумасшедшее чувство, но как не станешь тут сумасшедшим? - мне кажется, что
если они не попытаются, то большее, чем наши тела останется здесь...
Останутся наши души. В ожидании кораблей, которые должны когда-нибудь
придти.
Она вздрогнула и увлекла его в ожидающим их друзьям.
Может быть, мне стоило бы почаще бывать дома. Мать могла нуждаться во
мне. Она негромко жаловалась на жизнь, проклинала судьбу, оставаясь одна в
нашей маленькой квартирке. Но все же, наверное, ей было лучше, когда меня
не было поблизости. Что может сделать неуклюжий четырнадцатилетний
подросток с прыщеватым лицом?
И что он сможет, когда повзрослеет?
Ох, Папка, большой сильный Папка, я хотел бы быть рядом с тобой. И
даже... во владениях Мэрфи?


Директор Сабуро Мураками стоял около стола в зале общих собраний и
медленно изучал их глаза - пару за парой. Тяжело висело молчание. Небрежно
нарисованные фигуры на стенах (автор - Георгиос Ефтимакис) - нимфы и
фавны, кентавры, резвящиеся под чистым небом среди травы, цветов, лавровых
деревьев - ничего этого на Земле уже нет, - внезапно показались ему
гротескными и бесконечно чуждыми. Он прислушался к биению собственного
сердца. Пришлось дважды сглотнуть, прежде чем рот смочился достаточно, и
он смог заговорить сухим, деревянным голосом.
И с началом речи пришли слова, четкие и ясные, пусть даже несколько
холодные и прямые. В этом не было ничего странного: он целую ночь провел
без сна, мысленно выбирая именно их.
- Юсуф Якуб сообщил мне, что ему удалось достичь определенных успехов
в нейтрализации псевдовируса. Это еще не лекарство, а пока лишь удачный
результат лабораторных исследований. Так что водоросли будут болеть, и мы
будем испытывать в них дефицит, пока не прибудет очередной корабль с новой
порцией. Сразу же после нашего собрания я буду радировать в Космоконтроль
и подам заявку. На Земле успеют подготовить все необходимое. Как вы
помните, корабль намечалось выслать... Короче, он будет у нас
приблизительно через девять месяцев. На это время нам гарантирован
кислородный паек, достаточный, чтобы остаться в живых, но при условии, что
мы будем избегать физической нагрузки. Я верно изложил суть дела, Юсуф?
Араб кивнул. Его правый глаз немилосердно сводило тиком; испанский
отличался невероятным акцентом.
- Ты не потребуешь спецрейса? - спросил он.
- Нет, - ответил Сабуро. - Вы сами знаете, как дорого это обходится,
а трасса Хохмана - оптимальна. Спецрейс попросту уничтожит всю пользу от
нашей станции. Съест всю выгоду. Но я должен сказать, что наше
девятимесячное безделье также может вызвать закрытие станции.
Он наклонился вперед, легко, благодаря низкому марсианскому
притяжению, удерживая тело на кончиках пальцев.
- Вот об этом я хотел поговорить сегодня с вами. Об урезанном пайке и
финансах. Деньги являются эквивалентом человеческого труда и природных
ресурсов. Это истинно при любом социоэкономическом строе, и вы знаете, как
невероятно низок сегодня курс денег на Земле. Рабочих рук миллиарды, да,
но отсюда - массовая бедность и, как следствие, нехватка людей с
тренированным интеллектом. Если оглянуться назад, это было отлично видно
по политической борьбе в Совете, когда принималось решение об организации
нашей базы.
Мы знаем, ради чего мы здесь. Ради исследований. Изучения. Ради того,
чтобы основать первое постоянное поселение людей за пределами Земли и
Луны. Ради того, чтобы в итоге - для наших праправнуков - дать Марсу
воздух, которым сможет дышать человек, воду, которую он сможет пить,
зеленые поля и леса, где он сможет отдохнуть душой. - С этими словами он
указал на стену и подумал, что сейчас его жест выглядит, скорее всего,
издевкой. - Нам нечего ждать от Земли, и не стоит верить тем, кто
утверждает, будто нищета - это хорошо. Кроме того, каждый рейс требует
металла, горючего, квалифицированного технического обслуживания, а все это
нужно тем, кто живет на Земле, для их собственных детей. Мы окупаем наше
пребывание здесь лишь разработкой урановых месторождений. Поставляемая
нами энергия позволяет сбалансировать расшатанную экономику, окупая и наши
затраты. Вот приносимая нами польза.
Сабуро вдохнул затхлый, отдающий металлом воздух. Голова кружилась от
недостатка кислорода. Он с трудом заставил себя стоять прямо и продолжал:
- Мне кажется, что мы с вами, наше крохотное, уединенное поселение -
последняя надежда для человечества остаться в космосе. Если мы сможем
продержаться до тех пор, пока не перейдем на самообеспечение - Сырт Харбор
станет залогом будущего. Если же нет...
Он собирался еще больше накалить обстановку, прежде чем подойти к
сути. Но легкие так устали, и так бешено билось сердце... Он ухватился за
край стола и, борясь с наплывающими клочьями тьмы, сказал:
- Для активной деятельности кислорода хватит лишь половине из нас.
Если мы свернем все исследования и все силы отдадим копям, то сможем
добыть достаточное количество урана и тория, чтобы в финансовом балансе не
было хотя бы перерасхода. Жертвы же будут иметь... пропагандистскую
ценность. Я обращаюсь к мужчинам-добровольцам, или же мы будем тянуть
жребий... Разумеется, сам я буду первым.
...Так было вчера.
Сабуро относился к тем, кто предпочитал уйти в одиночку. Он никогда
не питал любви к гимнам о человеческой солидарности; и он очень надеялся,
что его детям подобная солидарность не потребуется никогда. И наверное,
хорошо, что Алиса погибла раньше, при пожаре стапеля.
Он поднялся на хребет Вейнбаума, но остановился, когда купола поселка
исчезли из поля зрения. Не стоит заставлять поисковую партию забираться
так далеко. И без того найти его будет трудно, песок занесет следы. А
кому-нибудь его скафандр может пойти на пользу. И водоросли в баках уже
соскучились истощенного тела...
Он остановился, осматриваясь. Горная стена с темными утесами, с
причудливо выветренными вершинами сбегала к нежной
красно-золото-охряно-голубо-радужной равнине. Кратер у недалекого
горизонта отбрасывал свои собственные, голубоватые тени, словно бросающие
вызов глубокому пурпурному небу. Разреженный воздух - он слышал призрачное
завывание ветра - раскрывал перед ним Марс во всех деталях, четко
очерченных, невероятно рельефных, утонченных и полных символики, словно
полукруглый фриз на воротах перед каменным адом. А если повернуться спиной
к сморщившемуся, но все равно ослепительно яркому Солнцу, то и днем можно
увидеть звезды.
Сабуро испытывал покой и почти счастье. Может быть, причиной было
всего лишь то, что впервые за много недель его легкие дышали в полную
силу.
И все-таки медлить не стоит, подумал он и, завинчивая вентиль,
порадовался твердости своих пальцев.
Он всегда гордился своим атеизмом и был удивлен, когда руки его
устремились к Полярной Звезде, а голос произнес:
- Нему Амида Буцу.
Он откинул забрало шлема.
Смерть милосердная. Теряешь сознание меньше, чем за тридцать
секунд...
Он открыл глаза и не мог понять, где находится. Исполинское
помещение, дверные проемы, обрамляющие райское безумство ночи, полное
звезд, галактик, зеленого мерцания туманностей? Или же это гигантский и
медлительный звездный корабль, так точно нацеленный на край галактики, что
Млечный Путь пенится вдоль его носа и кружится за кормой, в кильватере
серебра и планет?
Здесь были люди, они собрались возле высокого кресла в
противоположной стороне от того месте, где он находился. Сумрак и
расстояние делали их неузнаваемыми; Сабуро поднялся и двинулся в их
направлении. Быть может, там ждала его Алиса?


Но был ли Отец прав, так часто и так надолго оставляя Мать в
одиночестве?
Я помню, что произошло, когда мы получили известие. По средам я бывал
свободен и обычно бродил по улицам со свинчаткой в кармане. Смею
надеяться, я не был похож на остальных ребят. Как правило, вас не могут не
касаться школьные дела. Или вы держитесь сами по себе (я помню, хотя лучше
бы не вспоминать, что "Ураганы" сделали с Дэнни), или привыкнете к
кому-нибудь. А Жак-Жак умел вызывать к себе уважение, дружба с ним
котировалась высоко, его советы и распоряжения всегда были верными, даже в
прошлом году, когда нас здорово потрепали "Ласки". В отместку мы убили
троих - троих! - и мне кажется, вряд ли другая компания смогла бы так.
А она была действительно хорошенькой, Мама. Я видел фотографии.
Правда, сейчас она похудела, страдая из-за Отца и мне казалось, еще
потому, что надо было вечно выкручиваться с тех пор, как семьям
космонавтов снова срезали обеспечение. Но когда я вошел, то увидел ее
сидящей не на диване, а на ковре - старом, выцветшем, сером ковре -
плачущей... Она сидела возле дивана и колотила по нему, как не раз делала,
когда на нем лежал Отец.
Не понимаю, почему она злилась и на Него. Мне кажется, что в
происшедшем не было Его ошибки.
- Пятьдесят миллиардов расходов! - выкрикнула она. - Сто, двести
миллиардов обедов для голодных детей. И на что они это потратили? На
убийство двенадцати человек!
- Погоди, погоди-ка, - сказал я. - Папа же объяснял. Ресурсы - хм -
распределяются неравномерно.
Она ударила меня и закричала:
- И тебе хочется туда же, да? Господи! Одно то, что тебе это не
удастся, делает его смерть почти счастьем!
Я не смог сдержаться:
- А ты хочешь, чтобы я сделался... диспетчером, пищевиком, врачом...
что-нибудь тихое, спокойное и со спросом... чтобы я мог помогать тебе, да,
раз уж он не сможет?
Но стоит ли биться головой о стену? Хуже от этого только голове. И
так уже сколько раз мне хотелось взять свои слова обратно.
Ладно. Хватит.
Отсутствие заботы не было папиным недостатком. Если бы все шло как
надо, через несколько лет мы бы стартовали к Альфе Центавра. И она, и он,
и я... А планеты там, я уверен, настоящие сокровища. Только вот сам полет!
Помню Жак-Жак говорил мне, что я сдохну от скуки через несколько месяцев.
- И башкой о борт, ха-ха-ха!
Все-таки, воображения у него не было. Хороший вожак, мне кажется, но
сердце уже покрыто жирком... Да, помню, Мать как-то смеялась, услышав от
меня, что... Ох, как же ты надоел с этим кораблем! Миллионы книг и лент, и
сотня людей, единственных в своем роде и уникальных, которые прогуливаются
по палубам...
Что ж, полет может оказаться как пикники на Холме Эльфа, о которых
мне любила читать Мать, когда я был маленьким: добрые старые истории с
флейтами и скрипками, длинными платьями, пищей, питьем, танцами и
девушками, одинаково маленькими в лунном свете...
Холм Мэрфи?


С Ганимеда Юпитер выглядит в пятьдесят раз больше, чем Луна с Земли.
Когда Солнце скрывается, то король планет отражает в пятьдесят раз больше
света, и потому ночи здесь невозможно ясные, каких просто не может быть
дома.
- Дом человеческий здесь, - промурлыкала Каталина Санчес.
Арно Енсен с трудом оторвал от нее взгляд - такой очаровательной она
казалась в золотистом свете, падающем сквозь прозрачные стены оранжереи.
Он рискнул обнять ее за талию. Она вздохнула и придвинулась к нему. Сквозь
легкую одежду - в колонии предпочитали короткие яркие спортивные костюмы -
Арно ощущал тепло и нежность ее тела. В невероятнейшей мешанине запахов
цветов (на грядках справа, слева, позади, высились на причудливо длинных
стеблях крупные бутоны всевозможных расцветок, перевитые длинными нитями
лоз, опутанные лабиринтом ползучих растений - зрелище, достойное сна) он
отыскал ее аромат.
Солнца не было, зато Юпитер виднелся почти в полной фазе. Работы по
преобразованию быстро продвигались вперед, на Ганимед пока еще обладал
слишком разреженной атмосферой, чтобы она мешала наблюдению. Темно-желтые
лучи пробивались, проскальзывали меж медленно двигающихся лент облаков -
зеленых, голубых, оранжевых, темно-коричневых. Красное пятно сияло подобно
драгоценному камню. И знание того, что любой из бушующих сейчас там
штормов мог бы целиком слизнуть Землю, только добавляло величия этой
красоте и безмятежности. Несколько звезд пробивалось сквозь это сияние и
висело низко над горизонтом наподобие бриллиантов. Золотой небесный свет
мягко ложился на скалы, ущелья, кратеры, ледники, на машины, с помощью
которых человек намеревался переделать этот мир для себя.
Великое молчание царило снаружи, а внутри, в танцзале, играла музыка.
У людей был повод для празднества. В эксплуатацию пустили новые
гидролизные фабрики, которые высвобождали кислорода на пятнадцать
процентов больше, чем ожидалось. Но от танцев устаешь, даже от
ганимедянских (парение в воздухе и неторопливое падение), а веселье
пузырится, словно шампанское, и девушка, тебе приглянувшаяся, говорит, что
да, она не прочь полюбоваться Юпитером...
- Наверное, ты права, - сказал Арно. - Самое главное, что у нас есть
на счету: мирная и счастливая жизнь, интересная работа, великолепные
друзья, - и все это для наших детей.
Он обнял ее крепче. Она не возражала.
- Чего нам не хватает? - спросила Каталина Санчес. - Мы обеспечиваем
себя с слишком, торгуем с Землей, Луной, Марсом. Развитие идет
экспоненциально. - Она улыбнулась. - Должно быть, я кажусь тебе невероятно
серьезной. А в самом деле, что может помешать нам?
- Не знаю, - ответил он. - Война, перенаселение, нарушение
экологического баланса...
- Ну, не хмурься, - пожурила его Каталина. Свет радугой ударил из
тиары местного хрусталя, украшающей ее волосы. - Люди становятся умнее,
нельзя же постоянно совершать одни и те же ошибки. А мы создадим здесь
рай, где деревья парят в небе в свете полного Юпитера, где водопады
медленно-медленно низвергаются вниз, в глубокие синие озера, летают птицы,
напоминающие крошечные многоцветные пули, и олень пересекает луг
десятиметровыми прыжками... Вот такой рай!
- Но не абсолютный, - сказал Арно. - Не идеальный.
- Такой мы и не хотим, - согласилась Каталина. - Нам нужно - совсем
немножко! - неудовлетворенность, активизирующая разум, заставляющая его
стремиться к звездам. - Она засмеялась. - Я уверена, в жизни всегда можно
достичь лучшего... Ох!
Глаза ее расширились. Рука потянулась ко рту. И в то же мгновение она
почувствовала, что он неистово целует ее, а она - его. Они сжимали друг
друга в объятиях, и кружилась мелодия вальса, цветы вздыхали, и величие
Юпитера осеняло их, нисколько не заботясь об их существовании.
- Давай танцевать. Давай танцевать, пока у нас хватит сил.
- Непременно, - и он повел ее назад в танцевальный зал.
Они пребывали в счастии до того момента, когда астероид - один из
многих, которых тяготение гигантской планеты вырвало из пояса, - врезался
точно в строения Аванпоста Ганимед. Это случилось ровно за полдекады до
упразднения марсианской колонии.


Да, мне кажется, люди ничему не способны научиться. Они плодятся,
сражаются, уничтожают друг друга, гадят там, где живут, а потом:
Мать: Мы не можем себе позволить это.
Отец: Мы не можем себе это не позволить.
Мать: Эти дети - они как гоблины, как голодные призраки. И если Тед
будет такой, то любой скажет, что он не пригоден, даже если вы и построите
свой межзвездный корабль... Интересно, что тогда скажешь ты.
Отец: Не знаю. Но я знаю, что это наш последний шанс. Или мы будем
донашивать наши обноски, или же наконец-то возьмемся за дело. Если бы
Лунная Гидромагнитная лаборатория не сделала это открытие, правительству
пришлось бы подать в отставку... Дорогая, мне все равно придется убить
прорву времени и сил, пока корабль строится и испытывается. Но зато моя
банда будет сидеть на тройном окладе.
Мать: Предположим, ты своего добьешься. Предположим, ты получишь свой
драгоценный звездолет, способный летать почти со скоростью света. Ты
можешь хоть на мгновение вообразить людей, способных наслаждаться жизнью
после того, как они обобрали все человечество?
Отец: Нас это не должно касаться. Мы летим все вместе: ты, Тед и я.
Мать: Я буду чувствовать себя чудовищем, которому удобно и приятно, и
которое обрекло на нищету миллиарды.
Отец: Мой первый долг - позаботиться о вас двоих. Но поговорим об
этом отдельно. Давай представим человека вообще. Что он есть? Зверь,
который рождается, жрет, совокупляется, гадит и умирает. И все же он нечто
большее. Ведь рождаются изредка Иисус, Леонардо, Бах, Джефферсон,
Эйнштейн, Армстронг, Оливейда - а кто лучше, чем они, оправдывают наше
существование? Но если согнать всех людей, словно крыс, в одну кучу - они
и начинают вести себя как крысы. Что им тогда душа? И я хочу тебе сказать:
если мы не стартуем, если не спасем хоть немного настоящих людей, потомки
которых смогут вернуться и возродить человечество, - если не мы, то кто
позаботится о ходящих на двух ногах животных, которые развивались миллионы
лет, а утратили все за считанные века... Иначе человек вымрет.
Я: И дьявол, мама, будет смеяться.
Мать: Ты ничего не понимаешь, малыш.
Отец: Спокойно. Се - голос не младенца, но мужа. Он все понимает
лучше, чем ты.
Ссора - я со слезами на глазах убегаю от них. Что с меня взять:
восемь-девять лет от роду. Но не с той ли ночи я начал сочинять истории о
зале Мэрфи?
Чертоги Мэрфи. Мне кажется, это именно то место, где должен оказаться
мой отец.


Когда Ху Фонг, старший инженер, зашел в каюту капитана и сообщил
новые данные, капитан некоторое время сидел неподвижно. Свет падал сверху.
Уютное, просторное помещение, мебель, книги, поразительная фотография
туманности Андромеды, а здесь - Мэри и Тед... улыбающиеся... Световой год
в год за год, это значит - не больше двух декад до центра этой галактики,
не более трех до соседней, изображение которой так ему нравится... Как тут
поверить в скорую смерть?!
- Но ведь ясно, что рамоскоп работал, - сказал капитан, чтобы сказать
хоть что-нибудь.
- Возможно, радиация повредила настройку цепей. В любом случае, даже
если мы затормозим и попытаемся вернуться домой на малой скорости, корабль
будет облучен и люди получат смертельную дозу.
Межзвездный водород - примерно, один атом на кубический сантиметр -
чистейший вакуум для людей, живущих на дне воздушного океана, дышащих
смесью смога и испарений. Но для космического народа водород - горючее,
активное вещество, путь к звездам... Надо лишь, чтобы не подводила защита
от сплошного ливня гамма-лучей.
- Мы с трудом достигли скорости в одну четвертую "с", - возразил
капитан. - А беспилотные рейсы без труда показывали девяносто девять
процентов.
- Нужно учитывать теперешнюю массу корабля, - ответил инженер. -
Можно проверить и передать управление автоматам.
- Вы же знаете, у нас нет таких автоматов.
- Тогда надо вернуться. Следующая экспедиция...
- Я не верю, что она состоится. Конечно, домой мы сообщим. Но после
этого, я думаю, начнем что-нибудь предпринимать. Вы говорите, четыре
недели до смерти от лучевой болезни? Вопрос ведь не в том, как сообщить об
этом на Землю, вопрос в том, как сказать остальным?
Потом, оставшись наедине с изображениями Андромеды, Мэри и Теда,
капитан подумал: я теряю больше, чем оставшиеся годы жизни, которые я не
прожил. Я теряю годы, которые мы могли бы прожить вместе, не расставаясь.
Что я могу сказать вам? Что я шел к цели, потерпел неудачу и в том
виноват? В этот час лгать не хочется, особенно вам.
Прав ли я?
Да.
Нет.


О, Господи, что ответить мне. Луна поднимается над облаком копоти.
Недавно комиссар Уэниг сказал мне, что мы будем удерживать последнюю
лунную базу, пока не иссякнут ресурсы, или же не удастся отыскать замену
тем видам топлива на тяжелых молекулах, которые пока применяются. Но разве
не премьер Объединенной Африки заявил, во всеуслышание, что подобные
производства должны быть запрещены, что они недопустимо расточительны, и
любая нация, к ним прибегающая, должна считаться врагом всего
человечества?
На улице трещат автоматы. Женский крик...
Мать уехала отсюда - это все, что я смог сделать для нее в память об
Отце.
Если я потрачу десять лет, чтобы сделаться пищевиком или врачом, то,
скорее всего, вымотаюсь настолько, что у меня просто не останется сил
думать о Луне. Если через те же десять лет я стану чиновником, то научусь
брать взятки и, наверное, буду нарушать закон при первой же возможности
растратить казенные деньги...
...особенно для защиты кого-нибудь. Уже появились миссионеры новой и
странной религии. И Президент Европы заявил, что в случае необходимости
его правительство предаст их анафеме даже с помощью ядерного оружия.


А корабль плывет меж звезд, команда его - скелеты мертвецов. И сотни
миллионов лет спустя он достигнет Границы - и найдет пристанище в Чертогах
Мэрфи.
И пыль, образованная космическими лучами, начнет шевелиться, вновь
обращаясь в кости. От изъеденного радиацией корпуса корабля отделятся
молекулы и обернутся плотью. И оживут капитан и его люди. Они осознают
себя и посмотрят на мириады солнц, к которым стремились и которые плывут
теперь над их головами.
- Вот мы и дома, - скажет капитан.
Гордый за себя и своих людей, он смело шагнет вперед, в зал с
пятьюстами сорока дверьми. Кометы промерцают позади него, звезда взорвется
с ужасающим великолепием, планеты начнут вращаться, и новая жизнь
оповестит о себе криком, в муках появляясь на свет.
Кровля дворца горой взметнется вверх, стремясь во тьму и к облакам
света. Концы стропил вытянутся и обратятся в головы дракона. А в дверь,
через которую капитан командовал своим экипажем, пройдут шеренгой
восемьсот человек.
И когда капитан узнает стоящего во тьме, он низко поклонится...
Тот возьмет его за руку:
- Нас ждут, - скажет он.
Сердце капитана подпрыгнет:
- И Мери?
- Да, конечно. Все.
Я. Ты. И ты. И ты, будущий, если появишься. В конце концов, Закон
Мэрфи касается нас всех. Наша судьба от нас не убежит. Мы можем лишь
надеяться, что то, что может случиться - случилось. Так уж было
установлено для нашей расы. Стоит ли лгать перед лицом звезд - что мы
можем или мечтать, или действовать. И наша цель - сделаться лучше, добрее,
свободнее. Если же это не удастся, ничто другое не будет иметь значения.
И когда я попаду в такое место - а я рад, что оно вымышлено, - я
постараюсь не забыть то, что мы держали в руках, видели, знали, любили...
Ад Мэрфи.


[От переводчика]

В этом рассказе обыгрываются близкие по звучанию, но разные по
значению слова: зал, чертоги; станция; добыча; владения; ад.
Кроме того, некоторые действующие лица (в первой главке) - реально
существующие люди:
Эд, Гас и Роджер - американские космонавты, сгоревшие в момент старта
одного из "Аполло".
Юра и Володя - соответственно - Юрий Гагарин и Владимир Комаров.
Костя - Константин Эдуардович Циолковский.
Вилли - известный американский конструктор ракет Вилли Лей.
Горный хребет на Марсе назван в честь известного в 30-е годы
американского фантаста Стенли Вейнбаума.

Читал в ЮТ за 1978 год. Иллюстрации в моем любимом стиле.
Моя первая "Виртуальная реальность" с эффектом присутствия.
Дело было на кухне, в полумраке, мне тогда было 10 лет, когда дочитал до того места, где описываются ощущения космонавта при воздействии на него полем червя, потянулся и не удержавшись на стуле упал и при этом ударился головой о стоящую тумбочку. Видимо на несколько мгновений потерял сознание, очнулся на полу с головной болью, и первая мысль, что я космонавт в скафандре лежу на берегу озера и ко мне ползут черви, а голова болит от их воздействия. Ужас испытал неописуемый и так заорал, что соседи прибежали.
В общем рекомендую.


Айзек Азимов Коварная Каллисто.



- Проклятый Юпитер! - зло пробурчал Эмброуэ Уайтфилд, и я, соглашаясь, кивнул.
- Я пятнадцать лет на трассах вокруг Юпитера, - ответил я, - и слышал эти два слова, наверно, миллион раз. Должно быть, во всей солнечной системе не существует лучшего способа отвести душу.
Мы только что сменились с вахты в приборном отсеке космического разведывательного судна "Церера" и устало поплелись к себе.
- Проклятый Юпитер, проклятый Юпитер! - хмуро твердил Уайтфилд. - Он слишком огромен. Торчит здесь, у нас за спиной, и тянет, и тянет, и тянет! Всю дорогу надо идти на атомном двигателе, постоянно, ежечасно сверять курс. Ни тебе передышки, ни инерционного полета, ни минуты расслабленности! Только одна чертова работа!
Тыльной стороной кисти он отер выступивший на лбу пот. Он был молодым парнем, не старше тридцати лет, и в глазах его можно было прочитать волнение, даже некоторый страх.
И дело здесь было, несмотря на все проклятия, не в Юпитере. Меньше всего нас беспокоил Юпитер. Дело было в Каллисто! Именно эта маленькая светло-голубая на наших экранах луна, спутник гиганта Юпитера, вызывала испарину на лбу Уайтфилда и уже четыре ночи мешала мне спокойно спать. Каллисто! Пункт нашего назначения!
Даже старый Мак Стиден, седоусый ветеран, в молодости ходивший с самим великим Пиви Уилсоном, с отсутствующим видом нес вахту. Четверо суток прочь, и впереди еще десять, и в душу когтями впивается паника...
Все мы восемь человек - экипаж "Цереры" - были достаточно храбрыми при обычном ходе вещей. Мы не отступали перед опасностями полудюжины чужих миров. Но нужно нечто большее, чем просто храбрость, для встречи с неизвестным, с Каллисто, с этой "загадочной ловушкой" солнечной системы.
По сути дела, о Каллисто был известен только один зловещий, точный факт. За двадцать пять лет семь кораблей, каждый совершеннее предыдущего, долетели туда и пропали. Воскресные приложения газет населяли спутник всевозможными существами, от супердинозэвров до невидимых созданий из четвертого измерения, но тайны это не проясняло.
Наша экспедиция была восьмой. У нас был самый лучший корабль, впервые изготовленный не из стали, а из вдвое более прочного сплава бериллия и вольфрама. У нас были сверхмощное оружие и наисовременнейшие атомные двигатели.
Но... но все же мы были только восьмыми, и каждый это понимал.
Уайтфилд молча повалился на койку, подперев подбородок руками. Костяшки пальцев у него были белыми. Мне показалось, он на грани кризиса. В таких случаях требуется тонкий дипломатический подход.
- Как ты, собственно, оказался в этой экспедиции, Уайти? - спросил я. - Ты, пожалуй, еще зеленоват для такого дела.
- Ну знаешь, как бывает. Тоска вдруг напала... Я после колледжа занимался зоологией - межпланетные полеты необычайно расширили это поле деятельности. На Ганимеде у меня было хорошее, прочное положение. Но надоело мне там, скука зеленая. Во флот я записался, поддавшись порыву, а затем, поддавшись второму, завербовался в эту экспедицию. - Он с сожалением вздохнул. - Теперь я немного раскаиваюсь...
- Нельзя тек, парень. Поверь мне, я человек опытный. Если ты запаникуешь, тебе конец. Да и осталось-то каких-нибудь два месяца работы, а потом мы снова вернемся на Ганимед.
- Я не боюсь, если ты это имеешь в виду, - обиделся он. - Я... я... - Он долго молча хмурился. - В общем, я просто измучился, пытаясь представить, что нас там ждет. От этих воображаемых картин у меня совсем сдали нервы.
- Конечно, конечно, - заверил я. - Я ни в чем тебя не виню. Наверно, мы все через это прошли. Только постарайся взять себя в руки. Помню, однажды в полете с Марса на Титан у нас...
Я не хуже любого другого умею сочинять небылицы, а эта басня мне особенно нравилась, но Уайтфилд взглядом заставил меня умолкнуть.
Да, мы устали, нервы у нас сдавали; и в тот же день, когда мы с Уайтфилдом работали в кладовой, поднимая ящики со съестными припасами на кухню, Уайти вдруг, запинаясь, сказал:
- Я мог бы поклясться, что в том дальнем углу не одни ящики, что там есть еще что-то.
- Вот что сделали с тобой твои нервы. В углу, конечно, духи, или каллистяне, решили первыми напасть на нас.
- Говорю тебе, я видел! Там есть что-то живое.
Он придвинулся ближе. Нервы его так накалились, что на миг он заразил даже меня; мне вдруг тоже стало жутко в этом полумраке.
- Ты спятил, - громко сказал я, успокаивая себя звуком собственного голоса. - Пойдем пошуруем там.
Мы стали расшвыривать легкие алюминиевые контейнеры. Краешком глаза я видел, как Уайтфилд пытается сдвинуть ближайший к стене ящик.
- Этот не пустой. - Бормоча себе под нос, он приподнял крышку и на полсекунды застыл, Потом отступил и, наткнувшись на что-то, сел, по-прежнему не сводя глаз с ящика.
Не понимая, что его так поразило, я тоже взглянул туда - и обомлел, не сдержав крика.
Из ящика высунулась рыжая голова, а за ней грязное мальчишеское лицо.
- Привет, - сказал мальчик лет тринадцати, вылезая наружу. Мы все еще оторопело молчали, и он продолжал: - Я рад, что вы меня нашли. У меня уже все мышцы свело от этой позы.
Уайтфилд громко, судорожно сглотнул:
- Боже милостивый! Мальчишка! "Заяц"! А мы летим на Каллисто!
- И не можем повернуть назад, - сдавленно проговорил я. - Разворачиваться между Юпитером и спутником - самоубийство.
- Послушай, - с неожиданной воинственностью напустился Уайтфилд на мальчика, - ты, голова, два уха, кто ты вообще такой и что ты здесь делаешь?
Парнишка съежился - видать, немного испугался.
- Я Стэнли Филдс. Из Нью-Чикаго, с Ганимеда. Я... я убежал в космос, как в книжках. - И, блестя глазами, спросил: - Как, по-вашему, мистер, будет у нас стычка с пиратами?
Без сомнения, голова его была заморочена "космической бульварщиной". Я тоже в его возрасте зачитывался ею.
- А что скажут твои родители? - нахмурился Уайтфилд.
- У меня только дядя. Не думаю, чтобы его это особенно беспокоило. - Он уже справился со своим страхом и улыбался нам.
- Ну что с ним делать? - Уайтфилд растерянно обернулся ко мне.
Я пожал плечами.
- Отвести к капитану. Пусть капитан и ломает голову.
- А как он это воспримет?
- Нам-то что! Мы тут ни при чем. Да и ничего ведь с таким делом не попишешь.
Вдвоем мы поволокли парнишку к капитану.
Капитан Бэртлетт знает свое дело, и самообладание у него удивительное. Крайне редко дает он волю чувствам. Но уж в этих случаях он напоминает разбушевавшийся на Меркурии вулкан, а если это явление вам незнакомо, значит, вы вообще еще не жили на свете.
Сейчас чаша терпения капитана переполнилась. Рейсы к спутникам всегда утомительны. Предстоящая высадка на Каллисто являлась для капитана более серьезным испытанием, чем для любого из нас. А тут еще этот "космический заяц"?.
Снести такое было немыслимо! С полчаса капитан очередями выстреливал отборнейшие проклятия. Он начал с солнца, а затем перебрал весь список планет, спутников, астероидов, комет, не пропустив даже метеоров. Только дойдя до неподвижных звезд, он наконец выдохся.
Но капитан Бэртлетт не дурак. Кончив браниться, он понял, что, если положения нельзя исправить, к нему надо приспособиться.
- Возьмите его кто-нибудь и умойте, - устало проворчал он. - И уберите на время с моих глаз. - Затем, уже смягчаясь, притянул меня к себе. - Не пугай его рассказами о том, что нас ожидает. Эх, не повезло ему, бедняжке.
После нашего ухода этот добрый старый плут срочно связался с Ганимедом, чтобы успокоить дядю мальчишки.
Конечно, мы в это время не подозревали, что малыш окажется для нас поистине божьим даром. Он отвлек наши мысли от Каллисто. Он дал им другое направление. Благодаря ему напряжение последних дней, почти достигшее уже предела, улеглось.
Было что-то освежающее в природной живости этого мальчишки, в его очаровательной непосредственности. Он бродил по кораблю, приставая ко всем с глупейшими вопросами. Он ежеминутно ждал боя с пиратами. А главное - он упорно видел в каждом из нас героя "космических комиксов".
Это последнее льстило, понятно, нашему самолюбию, и мы соперничали друг с другом по части всяких басен. А старый Мак Стиден, являвшийся в глазах Стэнли полубогом, превзошел самого себя и побил все рекорды в области вранья.
Особенно мне запомнился словесный поединок, случившийся на исходе седьмого дня. Мы достигли как раз середины пути и готовились начать торможение. За исключением Хэрригана и Тули, несших вахту у двигателей, все мы собрались в приборном отсеке. Уайтфилд, вполглаза посматривая на пульт, как обычно, завел речь о зоологии:
- Есть такой род слизняка, который водится только в Европе и называется "каролус европис", но больше известен как "магнитный червь". Длина его около шести дюймов, цвет аспидно-серый, и ничего более противного, чем это создание, нельзя себе и представить. Мы, однако, занимались его изучением целых шесть месяцев, и я никогда не видел, чтобы старик Морников приходил из-за чего-нибудь в такое возбуждение, как из-за этого червя. Видите ли, он убивает своеобразным магнитным полем. Вы помещаете в одном углу комнаты его, а в другом, скажем, гусеницу. И уже через пять минут она сворачивается клубком и погибает. И вот что любопытно. Лягушка для этого червя слишком велика, но, если вы обернете ее железной проволокой, магнитный червь убьет и ее. Вот почему мы узнали о наличии у него магнитного поля: в присутствии железа сила его больше, чем вчетверо, возрастает.
Рассказ произвел впечатление.
Джо Брок пробасил:
- Если то, что ты говоришь, правда, я чертовски рад, что эти штуки такие маленькие.
Мак Стиден потянулся и с подчеркнутым безразличием подергал свои седые усы.
- По-твоему, этот червь необыкновенный. Но он не идет ни в какое сравнение с тем, что я однажды видел... - Он в раздумье покачал головой, и мы поняли, что нас ожидает тягучая и жуткая история. Кто-то глухо заворчал, но Стэнли так и расцвел, почувствовав, что ветеран готов разговориться.
Заметив его сияющие глаза, Стиден обратился непосредственно к нему:
- Я был тогда с Пиви Уилсоном... Ты ведь слышал о Пиви Уилсоне?
- О да! - Глаза Стэнли засветились благоговейным восторгом перед памятью героя. - Я читал книги о нем. Он был величайшим астронавтом!
- Да, можешь поклясться всем радием Титана, малыш! Ростом он был не выше тебя и весил не больше ста фунтов, но он стоил впятеро против своего веса. Мы с ним были неразлучны. Без меня он никогда не отправлялся в полет. На самые опасные задания он всегда брал с собой меня. И я от него не отходил. - Он сокрушенно вздохнул. - Только сломанная нога помешала мне быть с ним в его последнем полете... - Спохватившись, он замолчал.
На нас повеяло холодным дыханием смерти. Лицо Уайтфилда посерело, капитан странно скривил рот, а у меня душа сразу ушла в пятки.
Никто не проронил ни слова, но каждый из нас думал об одном: последний полет Уилсона был к Каллисто. Он был вторым - и не вернулся. Мы были восьмыми.
Стэнли удивленно переводил взгляд с одного на другого, но все мы старательно избегали его глаз.
Капитан Бэртлетт первый взял себя в руки.
- Слушайте, Стиден, у вас ведь сохранился старый скафандр Пиви Уилсона? - Голос его звучал спокойно и ровно, но я чувствовал, что дается ему это нелегко.
Стиден поднял на него просветлевший взгляд. Его мокрые усы - он всегда жевал их, когда нервничал, - обвисли.
- Ясно, капитан. Он сам отдал его мне. Это было в двадцать третьем, когда только еще начали вводить стальные скафандры. Старый, из синтетического каучука, не был больше нужен ему, и он оставил его мне. С тех пор это мой талисман.
- Так я подумал, что этот скафандр можно бы подогнать для мальчика. Никакой другой ему ведь не подойдет, а без скафандра как же...
Выцветшие глаза ветерана холодно сверкнули.
- Нет, сэр. Никто не прикоснется к этому скафандру, капитан. Я получил его от самого Пиви, из его собственных рук! Это... это для меня святыня.
Мы все сразу приняли сторону капитана, но Стиден нипочем не сдавался, лишь твердя и твердя одно:
- Этот старый скафандр останется на своем месте. - И всякий раз для большей убедительности взмахивал кулаком.
Мы готовы уже были отступить, когда Стэнли, до того скромно молчавший, поднял руку.
- Пожалуйста, мистер Стиден. - Голос его подозрительно дрогнул. - Пожалуйста, разрешите мне взять его. Я буду бережно с ним обращаться. Уверен, будь Пив и Уилсон жив, он бы мне разрешил. - Его голубые глаза увлажнились, нижняя губа задрожала. Мальчишка был настоящим артистом.
Стиден смутился и снова закусил ус.
- Ну... черт с вами, раз вы все против меня. Мальчик получит скафандр, но не ждите, что я стану возиться с починкой! Можете сами не спать, а я умываю руки.
Так капитан Бэртлетт одним выстрелом убил двух зайцев; в критический момент отвлек нас от мыслей о Каллисто и нашел мам занятие на оставшуюся часть пути: на ремонт этой древней реликвии потребовалась почти целая неделя.
Мы взялись за дело с полной ответственностью. И эта кропотливая работа захватила нас целиком. Мы заделывали каждую трещину и каждый излом на старом венерианском скафандре. Мы стягивали прорехи алюминиевой проволокой. Мы подновили крошечный обогреватель и вмонтировали новый вольфрамовый кислородный баллон.
Даже капитан не счел для себя зазорным принять в ремонте участие, и Стиден уже на другой день, несмотря на свой зарок, присоединился к нам.
Мы кончили работу накануне прибытия на Каллисто, и Стэнли, сияя от гордости, примерил скафандр, а Стиден с улыбкой наблюдал за ним и крутил ус.


Бледно-голубой шар все увеличивался на наших экранах и закрыл собой уже почти все небо. Последний день был тревожным. Мы механически несли службу, старательно избегая смотреть на холодный, неприветливый спутник.
На снижение корабль шел по длинной, все сжимавшейся спирали. Этим маневром капитан надеялся получить первое представление о природе Каллисто, но раздобытая информация была почти целиком негативной. Большой процент двуокиси углерода в атмосфере способствовал обильной и разнообразной растительности. Но всего три процента кислорода исключали, казалось, возможность развития живых организмов, если не считать самых примитивных форм жизни, вроде каких-нибудь вялых, малоподвижных существ.
Пять раз мы облетели Каллисто, пока не заметили большое озеро, напоминавшее формой лошадиную голову. О таком озере сообщалось в последнем донесении второй экспедиции - экспедиции Пиви Уилсона, и потому именно здесь решено было посадить корабль.
Еще в полумиле над поверхностью мы увидели металлическое поблескивание яйцевидного "Фобоса" и, совершив наконец мягкую посадку, оказались в каких-нибудь пятистах ярдах от него.
- Странно, - пробормотал капитан, когда все мы собрались в приборном отсеке. - Он вообще кажется целехоньким.
Верно! "Фобос" выглядел целым и невредимым. В желтом свете Юпитера ярко блестел старомодный стальной корпус.
Капитан, оторвавшись от своих раздумий, спросил сидевшего у радио Чарни:
- Ганимед ответил?
- Да, сэр. Они желают нам удачи! - Это было сказано обычным тоном, но у меня по спине пополз холодок.
На лице капитана не дрогнул ни один мускул.
- С "Фобосом" не пытались связаться?
- Он не отвечает, сэр.
- Троим из нас придется пойти поискать ответ на самом "Фобосе".
- Будем тянуть спички, - хладнокровно предложил Брок.
Капитан серьезно кивнул и, зажав в кулаке восемь спичек, в том числе три сломанные, молча протянул к нам руку.
Чарни первый шагнул вперед и вытащил спичку. Она оказалась сломанной, и он спокойно направился к стеллажу со скафандрами. За ним тянули жребий Тули, Хэрриган и Уайтфилд. Потом я, и я вытянул вторую сломанную спичку. Усмехнувшись, я двинулся следом за Чарни, а еще через тридцать секунд к нам присоединился старый Стиден.
Проверив свои карманные лучеметы, мы вышли. Мы не знали, что нас ожидает, и не были уверены, что наши первые шаги по Каллисто не окажутся последними, но без малейших колебаний отправились в путь. Космические комиксы представляют храбрость ничего не стоящим пустяком, но в действительной жизни она много дороже. И потому я не без гордости вспоминаю, каким твердым шагом двинулась наша тройка прочь от "Цереры".
Мы подошли к "Фобосу", и огромный корабль накрыл нас своей тенью. Он лежал на темно-зеленой жесткой траве, безмолвный, как сама гибель. Один из семи прилетевших сюда и здесь погибших кораблей. А наш был восьмым.
Чарни нарушил гнетущее молчание:
- Что это за белые пятна на корпусе? - Металлическим пальцем он провел по стальной обшивке, с удивлением разглядывая вязкую белую кашицу. Затем с невольной дрожью отдернул палец и яростно стал вытирать его травой. - Что это, как по-твоему?
Весь корабль, насколько он был виден нам, был покрыт тонким слоем этой белой противной массы. Она была похожа на пену или на...
Я сказал:
- Это похоже на слизь. Как если бы гигантский слизняк вылез из озера и обслюнявил корабль.
Я, конечно, сказал это не всерьез, но мои товарищи быстро обернулись к озеру. На его зеркально гладкой поверхности неподвижно лежал Юпитер. Чарни сжал свой лучемет.
- Эй! - резко отдался в моем шлемофоне голос Стидена. - Кончайте болтать. Нам надо проникнуть в корабль. Должно же где-нибудь здесь быть отверстие! Ты, Чарни, пойдешь направо, а ты, Дженкинс, налево. Я попытаюсь забраться наверх.
Он внимательно осмотрел обтекаемый корпус корабля, отступил немного и прыгнул. Конечно, на Каллисто он весил не больше двадцати фунтов вместе со всем снаряжением, так что подпрыгнуть ему удалось на тридцать-сорок футов вверх. Мягко шлепнувшись о корабль, он тут же заскользил вниз, но удержался.
Мы с Чарни расстались.
- Все в порядке? - слабо прозвучал в наушниках голос капитана.
- Все о'кэй, - хрипло откликнулся я, - пока... - И с этими словами я обогнул лишенный признаков жизни "Фобос" и оказался по другую его сторону, потеряв из виду "Цереру".
Дальнейший обход я совершал в полной тишине. "Оболочка" корабля выглядела неповрежденной. Никаких отверстий, кроме темных, словно ослепших иллюминаторов, из которых даже самые нижние были высоко над моей головой, я не обнаружил. Раз или два наверху мелькнул Стиден, но, может быть, мне это просто показалось.
Наконец я достиг носа корабля, ярко освещенного Юпитером. Иллюминаторы здесь были расположены ниже, и я смог заглянуть внутрь, где из-за причудливой игры теней и света, казалось, бродили призраки.
Но настоящее потрясение я пережил у последнего окна. На полу в желтом прямоугольнике света лежал скелет астронавта. Одежда висела на нем как на вешалке, рубашка сморщилась, словно он, падая, придавил ее своей тяжестью. Это жуткое впечатление усиливала фуражка, которая сползла на череп на один бок и теперь казалась надетой набекрень.
От резанувшего уши крика сердце мое упало. Это Стиден не сдержал громкого проклятия. В ту же минуту я увидел его неуклюжую из-за стального скафандра фигуру, торопливо соскользнувшую с корабля.
Мы с Чарни одновременно понеслись к нему огромными, летящими скачками, но он, помахав нам рукой, мчался уже к озеру. Мы увидели, как, добежав до самой кромки берега, он склонился там над чем-то полузарытым в грунт. В два прыжка мы были рядом со Стиденом. "Что-то" оказалось человеком в скафандре. Человек лежал ничком и был покрыт той же тошнотворной слизью, что и "Фобос".
- Я заметил его с корабля, - сказал Стиден, переворачивая лежавшего.
- Боже мой! - в голосе Чарни послышалось что-то похожее на рыдание. - Они все умерли здесь!
Я рассказал об одетом скелете, замеченном мною в иллюминаторе.
- Ну и загадка, черт подери! - прорычал Стиден. - И ответ на нее, _несомненно_, содержится в самом "Фобосе". - Воцарилась короткая тишина. - Вот что я вам скажу. Один из нас должен отправиться к капитану, чтобы тот спустил дезинтегратор. На Каллисто орудовать им будет довольно легко, и мы сможем, используя его на малых оборотах, проделать в корабле нужных размеров дыру, не разрушая всего корпуса. Пойдешь ты, Дженкинс, а мы с Чарни посмотрим, нет ли здесь и других бедняг.
Я без возражений отправился к "Церере". Позади осталось уже три четверти пути, когда громкий крик, металлическим звоном отдавшийся в моих ушах, заставил меня в тревоге оглянуться и окаменеть.
Озеро забурлило, вспенилось, и оттуда стали появляться гигантские грязно-серые пиявки. Они одна за другой выбирались на берег, извиваясь и стряхивая с себя ил и воду. Длиной они были примерно фута четыре и шириной около фута. Их способ передвижения - чрезвычайно медленное ползание, - без сомнения, был следствием атмосферных условий Каллисто: недостаток кислорода требовал экономить силы. Кроме красноватого волокнистого нароста в головной части туловища, они были абсолютно лишены волосяного покрова.
Они все ползли и ползли. Казалось, им не будет конца. Весь берег покрылся уже сплошной серой отвратительной плотью.
Чарни и Стиден бежали по направлению к "Церере", но, не одолев еще и половины расстояния, начали спотыкаться, как будто наткнулись на какое-то препятствие, и затем почти одновременно упали на колени.
Я услышал слабый голос Чарни:
- На помощь! Голова раскалывается! Я не могу шевельнуться! Я... - Затем оба стихли.
Я автоматически повернул назад, но резкая боль в висках вынудила меня остановиться, и я растерянно застыл.
В этот момент с "Цереры" отчаянно заорал Уайтфилд:
- Назад, Дженкинс! На корабль! Сейчас же назад! Назад!
Я покорно повернул к "Церере", так как боль становилась нестерпимой, Спотыкаясь и шатаясь как пьяный, я едва доплелся до корабля и не помню уже, как очутился в шлюзовом отсеке. На какое-то время я, должно быть, лишился чувств.
Следующее мое воспоминание относится к моменту, когда я открыл глаза а приборном отсеке. Кто-то стащил с меня скафандр. Еще плохо соображая, я, однако, заметил, что вокруг меня царит всеобщая тревога и замешательство. Голова моя была как в тумане, и наклонившийся ко мне капитан Бэртлетт двоился у меня в глазах.
- Знаешь, что такое эти чертовы отродья? - Он указал наружу, туда, где были огромные пиявки.
Я молча покачал головой.
- Это родственники того самого магнитного червя, о котором как-то рассказывал Уайтфилд. Помнишь магнитного червя?
- Помню. Он убивает магнитным полем, сила которого возрастает в присутствии железа.
- Да, черт его возьми! - не выдержал Уайтфилд. - Клянусь, что так! Если бы не то, что по счастливой случайности наш корабль сделан из бериллия и вольфрама, а не из стали, как "Фобос" и остальные, мы все были бы уже сейчас без сознания, а спустя немного времени мертвы.
- Так _вот_ оно, коварство Каллисто! - Охваченный внезапным ужасом, я закричал: - А Чарни и Стиден, что с ними?
- Они там, - мрачно буркнул капитан. - Без чувств... может быть, мертвы. Эти мерзкие гады ползут к ним, и мы ничего не в силах сделать. Без скафандров мы не можем покинуть корабль, а в стальных скафандрах мы все станем жертвами. Наше оружие не позволяет так прицельно вести огонь, чтобы уничтожить только этих ползучих, не задев Чарни и Стидена. У меня мелькнула было мысль подвести "Цереру" поближе, чтобы напасть на червей, но космический корабль не приспособлен для маневров на поверхности такой вот планеты. Мы...
- Короче, - глухо перебил я, - мы будем сидеть здесь и наблюдать, как они умирают.
Капитан кивнул, и я с горечью отвернулся. Кто-то легонько потянул меня за рукав, и я, посмотрев в ту сторону, увидел широко раскрытые голубые глаза Стэнли. Я совсем забыл о нем, и сейчас мне было не до-него.
- В чем дело? - рявкнул я.
- Мистер Дженкинс. - Глаза его покраснели; наверняка он предпочел бы иметь дело с пиратами, а не с магнитными червями. - Мистер Дженкинс, может быть, я могу помочь мистеру Чарни и мистеру Стидену?..
Вздохнув, я отвел глаза.
- Но, мистер Дженкинс, я _правда_ могу. Я слышал, что сказал мистер Уайтфилд, и ведь _мой_ скафандр не из стали, а из искусственного каучука.
- Малыш прав, - медленно проговорил Уайтфилд, когда Стэнли громко повторил свое предложение. - Совершенно очевидно, что ослабленное поле для нас безвредно. А у него-то скафандр не металлический.
- Его скафандр - старая развалина! - возразил капитан. - Я никогда всерьез не помышлял, что мальчик сможет им пользоваться.
По тому, как он вдруг умолк, видно было, что он колеблется.
- Мы не можем бросить Нила и Мака, не попытавшись спасти их, капитан, - твердо сказал Брок.
И капитан внезапно решился, после чего сразу принялся приводить этот план в исполнение. Он сам достал из стеллажа ветхую реликвию и помог Стэнли облачиться в нее. Покончив с этим, он сказал:
- Начни со Стидена. Он старше, сопротивляемость к полю у него ниже... Ну, удачи тебе, малыш. Только смотри, если увидишь, что тебе это не по силам, немедленно возвращайся. Немедленно, ты меня слышишь?
Стэнли на первом же шагу растянулся, но жизнь на Ганимеде научила его приспосабливаться к условиям пониженной гравитации, и он быстро освоил способ передвижения на Каллисто. Мы вздохнули с облегчением, увидев, как решительно устремился он к двум беспомощно распростертым фигурам. Магнитное поле, совершенно очевидно, на него не действовало.
Взвалив на плечи одного из пострадавших, он тронулся в обратный путь ненамного медленнее, чем шел туда. Он благополучно опустил во входной люк свою ношу, помахал нам через стекло и снова удалился.
Через несколько минут Стиден, с которого мы сорвали скафандр, лежал на кушетке в приборном отсеке. Капитан приложил ухо к его груди и вдруг счастливо рассмеялся:
- Живой! Живой наш старикан!
Столпившись возле Стидена, мы наперебой тянулись к его руке, желая лично убедиться, что пульс есть. Наконец лицо ветерана дрогнуло, а когда послышался его невнятный шепот: "Так я сказал Пиви, я сказал..." - наши последние сомнения исчезли.
От Стидена нас оторвал пронзительный крик Уайтфилда:
- С мальчиком что-то неладно!
Стэнли со своей второй ношей был уже на полпути к кораблю, но теперь он спотыкался, и с каждым шагом сильнее.
- Это невозможно, - хрипло прошептал Уайтфилд. - Это невозможно. Поле не должно влиять на него!
- Боже! - Капитан в отчаянии схватился за голову. - В проклятой рухляди нет радио. Он не может сказать, что с ним... Я иду к нему! Поле или не поле, я иду к нему!
Он рванулся бежать, но Тули схватил его за рукав.
- Стоп, капитан! Он, пожалуй, сам справится.
Стэнли опять бежал, но как-то странно, будто не видя, куда бежит. Два или три раза он падал, но ему удавалось подняться. Последний раз он упал почти у самой "Цереры". Видно было, как силится он добраться до входного люка. Мы орали, и молились, и обливались холодным потом, но сделать ничего не могли.
А потом он скрылся; попал наконец в люк.
В мгновение ока мы втащили обоих внутрь. Чарни был жив. С первого взгляда убедившись в этом, мы бесцеремонно повернулись к нему спиной. Сейчас для нас существовал только Стэнли. Воспаленный язык и струйка крови, сбегавшая от носа к подбородку, лучше всяких слов объясняли случившееся.
- У него разгерметизировался скафандр, - сказал Хэрриган.
- Отойдите-ка все! - приказал капитан. - Мальчику нужен воздух.
Мы молча ждали. Наконец слабый стон возвестил нам, что мальчик начинает приходить в чувство. Как по команде мы все заулыбались.
- Какой храбрый мальчик! - сказал капитан. - Последние сто ярдов он протянул только на силе духа, больше ни на чем. - И снова повторил: - Какой храбрый мальчик! Он получит Медаль Астронавта, даже если мне придется отдать ему мою собственную.


Каллисто, голубой, все уменьшавшийся на нашем телевизоре шар, был самым обыкновенным, ничуть не загадочным миром. Стэнли Филдс, почетный капитан "Цереры", приставил большой палец к кончику носа и одновременно показал экрану язык. Не слишком элегантная пантомима, зато символ торжества Человека над враждебными силами Солнечной системы.

Вот еще рассказ. Мне тут понравилась то, что даже идеальный мир может в труху. Ну как если бы в нашем мире прекратилось бы действие электричества. Все, конец цивилизации.

СЕРГЕЙ ЖИТОМИРСКИЙ

ВЕРНУТЬСЯ В ТОТ ЖЕ МИР

Галя пустила шаротрон, приложив ладони к его истертым панелям. Так делалось, чтобы свободная рука случайно не попала в эфиронный вихрь.

Руке бы это, правда, вреда не причинило, но известно, что в свое время хозяйки пугались, найдя в чаше сдублированные кончики собственных пальцев. Полупрозрачный вихрь отделился от колонки в центре чаши, неторопливо раздулся и исчез в стенках углубления. Галя ощутила привычное дуновение это чаша выдохнула сдублировавшийся воздух. Яблоки тоже сдублировались, их точные копии появились по ту сторону колонки. Галя сдвинула свою пару, снова пустила вихрь, сгребла восемь яблок в вазу и подошла к окну.

- Олег, Марина, завтракать!

Муж и старшая дочь, игравшие на полянке у ручья, сложили в сумку ракетки и воланы и наперегонки кинулись по песчаной дорожке к дому.

За столом Олег рассуждал о попытке Журавлевой перевести Евгения Онегина на современный русский язык. Он говорил, что стихи поэтессы вульгарны и кощунственны и что как бы ни изменялся язык, Пушкина надо читать в подлиннике. Галя не очень слушала.

- Кстати, - перебила она его, - ты обещал съездить к Орлову по поводу яхты. Вот сегодня бы и съездил.

- Почему именно сегодня? - запротестовал Олег.

- А сколько можно ждать? Все это - глупость какая-то. Где это видано, чтобы заказы отклоняли из-за перегрузки дубликаторов? Пусть твой Орлов сделает им внушение, чтобы не увиливали от работы. Ну, не хочешь ехать позвони.

- Неудобно звонить по такому делу, - поморщился Олег, - все-таки это нарушение официального порядка.

- Совсем о сыне не думаешь, - Галя пожала плечами. - Пойми, математикам туризм совершенно необходим.

- Па, - вмешалась Марина, - по-моему, ма права. Игорек так старался, готовился, сдал на разряд, а тут - отказ. В его возрасте это может просто разрушить психику!

- Ну, хорошо, будь по-вашему, - сдался Олег.

День был разбит. Олег связался с Орловым, к его удивлению, тот сразу же согласился на встречу. Олег переоделся, пошел в гараж и прямо из лодки заказал линию до Дубны Машина всплыла, двинулась к светлой щели ворот, створки со скрипом раскрылись под давлением ее силового поля. Воздушный кораблик выскользнул наружу и пошел вверх, чуть заметно рыская в поисках курса. Галя и Марина помахали вслед, дом исчез за лесистой возвышенностью, шорох ветра оповестил о достижении крейсерской скорости. Автор нашумевшей монографии "Физика в социально-экономической истории", досадуя, что поддался на уговоры женщин, понесся на север.

Дорога отнимала полчаса, их можно было бы использовать для дела, но Олег, откинувшись в кресле, просто глядел на плывущий навстречу простор. Он видел внизу бесконечные парки с россыпью пестрых домиков, массивы заповедных лесов, петляющие по заливным лугам реки с зарослями ив по берегам. Олег любовался землей и думал, что из всех физических открытий наибольшее влияние на человечество оказало, конечно, изобретение эфиронного дубликатора.

Дубликаторы назвали шаротронами в честь Игоря Шарова, не оцененного современниками ученого, который еще в середине XX века предложил эфиронную теорию микромира. Его гениальная догадка состояла в том, что элементарные частицы есть не что иное, как вихри частиц вакуума - эфиронов, составляющих анизотропное расширяющееся поле.

Два столетия спустя родилась эфиронная физика, подарившая миру удивительное открытие - эфиронный дублирующий вихрь. Этот макровихрь имел замечательное свойство запечатлевать в себе образ любой встреченной частицы. Ее отпечаток уносился вихрем, созревал и, наконец, материализовался в виде такой же частицы. Пятнадцать лет напряженной работы потребовалось для создания сканирующего вихря, который открыл возможность дублирования материальных тел. Год изобретения дубликатора 2260-й считается временем начала второй технической революции.

Шаротрон позволил дублировать почти любые предметы, устройства, вещества, лишь бы они умещались в зоне действия вихря. Первые дубликаторы стоили непомерно дорого, но вскоре удалось наладить их дублирование на более крупных шаротронах, и применение этих приборов стало повсеместным. Энергия вихря пополнялась за счет деструкции частиц любой материи. Так вместе с проблемой производства была решена и проблема утилизации отходов. Дублированию подлежало все, правда, дубликаты живых организмов не оживали. Но задача дублирования жизни не имела практического значения, поскольку продукты питания дублировались без потери свойств. От сельского хозяйства уже не требовали урожайности, оно поставляло совсем немного продуктов высшего качества, которые потом тысячекратно дублировались. Домашний шаротрон стал необходимой частью обихода. В нем дублировалось все нужное пища, одежда, книги, украшения. Хозяйки забыли, что такое стирка и мытье посуды. Грязные вещи летели в утилизатор, а едва возникала необходимость, в считанные минуты появлялись новые, сдублированные с герметически упакованных образцов.

Прекратились горные разработки, стали ненужными химические и металлургические заводы. Любое вещество можно было получить в любом количестве на дубликаторах. Были созданы шаротроны, выпускавшие профильные материалы какой угодно длины, путем приращивания вновь сдублированной части к предыдущей, оставленной на границе вихря. Машиностроение свернулось до бюро-мастерских, создававших образцы новых изделий. Только заводы крупных машин сохранили основные цехи.

Зато распространились заводы-дубликаторы, часто не имевшие даже упаковочных отделений, которые дублировали самую различную продукцию по образцам "готовым к отправке". Совершенно изменились понятия о технологичности. Появились дизайнеры, которые тысячи раз дублировали одно и то же изделие на слегка дефектных шаротронах, отыскивая среди дубликатов образцы с полезными "мутациями", и с помощью одного лишь направленного отбора изменяли исходный образец до неузнаваемости.

Многие социологи утверждали, что свалившееся на людей изобилие станет губительным. Опасались, что уменьшение занятости и исчезновение необходимости добывать хлеб "в поте лица" вызовет эпидемии психических заболеваний, рост преступности, повальную наркоманию, быстрое вырождение культуры. В какой-то момент казалось, что эти мрачные прогнозы сбываются. Но здоровое начало человечества победило.

Несколько всемирных клубов сумели привлечь сотни миллионов прежних пассивных потребителей продукции "индустрии развлечений" к занятиям самообразованием, спортом, моделизмом, художественным творчеством. Ожидали демографического взрыва - произошло обратное. После нескольких десятилетий с преобладанием тенденции к сокращению населения оно стабилизировалось.

Не во всех областях произошло и сокращение затрат труда. Началась эпоха, названная экологической революцией. Строители меняли лицо земли. Исчезли индустриальные и сельскохозяйственные ландшафты, расширились заповедники. Распыление производства, сокращение перевозок и доступность воздушного мини-транспорта привело к отливу людей из городов в поселки-парки, вкрапленные в пространство "дикой" природы.

Показалась Москва, окруженная живописными искусственными холмами, сооруженными из груд строительного мусора, который остался после сноса районов массовой застройки. Теперь город мало где выходил за пределы так называемого Земляного вала. Его исторический центр, бережно сохраненный и отреставрированный, лежал в море зелени, из которой, как острова, поднимались ансамбли внешних архитектурных памятников. Над столицей проплывали стайки туристских лодок, Олег шел выше и мимо на север, над старинными водохранилищами и шлюзами канала к Волге. Лодка сбавила скорость, нырнула к домикам Дубны, нашла место на стоянке и села напротив главного корпуса Объединенного института.

Орлов выглядел плохо, по телефону это было не так заметно, и Олег уже не жалел, что приехал навестить приятеля. Они вместе кончали физтех, но Олег занялся историей науки, а Вадим пошел работать в Институт и прошел путь 6т лаборанта до директора. Вот уже шесть лет он занимал этот пост, возглавляя обширные физические исследования и курируя центр крупных дубликаторов, тот самый, который отклонил заявку Игоря.

- Молодец, что объявился, - сказал Вадим после обмена приветствиями, а то я уже собирался тебя приглашать.

- Какое-нибудь дело?

- Да, хочу привлечь к одной работе, - Орлов откинулся в директорском кредле. - Только учти, то, что я расскажу, - не для распространения.

Решение Постоянного Комитета, - дббавил он, поймав недоуменный взгляд Олега.

То, что Орлов рассказал, не укладывалось в мозгу. Это было, как обвал, цунами, прогноз чудовищного землетрясения. Оказалось, уже несколько месяцев все физические институты Земли жили в лихорадке и только притворялись здоровыми. Началось с того, что Петр Альвареш, статистик из Принстона, заинтересовался скачкообразным характером случаев замены шаротронов. Ему удалось выяснить, что при этом почти одновременно выходили из строя машины какой-нибудь одной модели, больше того, работающих машин этой модели вообще не оставалось.

Физики забеспокоились. Довольно быстро удалось обнаружить причину явления - оказался нестабильным сплав, из которого отливались кольцевые сердечники. Обнаружилось, что он сохранял нужные свойства только около 112 лет, после чего происходило необратимое изменение его структуры. Но поскольку при дублировании полностью воспроизводилась и структура сердечников со всеми назревающими изменениями, а базовые модели создавались в свое время в течение довольно короткого срока, выходило, что через несколько лет в мире не останется ни одного работающего шаротрона.

Но самым печальным было то, что все попытки снова получить нужный сплав пока ни к чему ни привели. Было похоже, что через тричетыре года может разразиться грандиозная экономическая катастрофа.

Пока, в ущерб другим заказам, все крупные дубликаторы перевели на дублирование шаротронов последних моделей, а фермам дали задания на увеличение семенного фонда.

- Ведь семена не дублируются, - закончил Орлов, - их надо вы-ра-щивать! А представь себе, что будет, когда придется выращивать всю пищу?

Все материалы добывать? Буквально каждую вещь изготавливать?

- Зачем так мрачно, - возразил Олег. - Три года - не так уж мало.

Вадим горестно покачад_головой:

- Ты оптимист. Мы были такими же пару месяцев назад, пока не погрузились в это болото. Видишь ли, дубликатор - вершина технологии целой эпохи. Чтобы достичь этого уровня, нужно чуть ли не снова пройти весь путь развития ядерной техники. Вспомни историю сплава. Мне представляется, что с ним никто не умел работать, кроме Горация Симонова. Он и отливал заготовки сердечников для всего мира здесь в шестом корпусе. Но то ли его отчеты не полны, то ли мы уже не знаем того, что ему казалось очевидным, то ли в его работе было слишком много интуиции, но пока никто не смог получить ничего даже отдаленно похожего на его результаты.

- Мне кажется, насчет монополии Симонова ты заблуждаешься, - сказал Олег, - Помнится, в начале семидесятых в Швеции была фирма "Электролюкс", которая хвалилась, что ее шаротрон совершенно оригинален.

- Любопытно! -Орлов повернулся к пульту информационной системы и запросил данные по дубликаторам ("Электролюкса". Но оказалось, система вообще не знает о существовании такой фирмы.

- Дай-ка я проверю по своему архиву, - предложил Олег.

Он позвонил домой. Подошел Игорь, который уже вернулся из Плавска. Гали не было - ушла на этюды, - и Олег попросил сына порыться в картотеке. Игорь переключил телефон на рабочую комнату отца и вскоре появился у старинного каталожного шкафа. Олег любил раскладывать пасьянсы из карточек, и работал по старинке. Игорь быстро нашел нужную карточку. В ней говорилось, что действующий шаротрон фирмы "Электролюкс" находится в музее Улувстрема. Правда, сделан он был не в начале семидесятых годов прошлого века, а в 2262-м, то есть был одним из первых промышленных образцов.

- Действующий? - с недоверием и надеждой переспросил Орлов.

- Тут так сказано, - кивнул Игорь.

- А каким годом помечена карточка? - спохватился Олег.

- Триста семьдесят первым.

- Тогда все ясно, - сказал Орлов, - в семьдесят первом он еще мог работать. Все же я сейчас запрошу шведов.

- Постойте, - сказал Игорь, - тут есть приписка, - он перевернул карточку и прочел. - "Данные семьдесят седьмого года. Модель является модификацией шаротрона объединения "Сименс". Образец неисправлен".

- Вот так! - хмуро проговорил Орлов. - Я даже могу сказать, что он перестал работать в семьдесят четвертом и что при этом нарушилась фокусировка.

- Спасибо, малыш, - сказал Олег Игорю и отключился. - Да, что-то я напутал. Может, это не шведы были, а швейцарцы.

- И об оригинальности заявляли ради рекламы, - добавил Орлов. - Но искать надо. Тебе задание: обдумай, что и где можно найти по части технологии и самых последних моделей. Мы сейчас гоним машину сентября двести семьдесят третьего. Каждый месяц после этого - уже благо.

Не мне тебе объяснять, что под словом "модель" я понимаю исходную начинку и отсчет веду от даты отливки сердечника. Когда будешь готов, свяжу тебя с нашей исторической группой. Но сперва сам, чтобы не идти на поводу И, конечно, не забудь о сохранении тайны.

- Вот этого я не понимаю, - Олег поднялся, - по-моему, такие вещи нельзя скрывать. Если нам грозит беда, лучше встретить ее с открытыми глазами. К тому же секретность сужает круг исследователей.

- Ладно, - остановил его Орлов. - Это не наш вопрос. На очередной сессии Совета Земли и Совета Наций Комитет собирается обо всем доложить. Тогда уже будут готовы планы спасения на случай нашей неудачи.

Олег возвращался домой подавленный. Как историк, он понимал, что грозящая ломка производственной структуры общества может оказаться очень болезненной. Хорошо, если удастся избежать голода и сохранить единство человечества. А если нет? На какую ступень варварства они могут скатиться? Он смотрел вниз на ухоженную гостеприимную землю, и ему чудилось, что место рукотворной лесостепи уже заняли знакомые только по картинкам унылые пространства сельскохозяйственных угодий, кратеры карьеров, коробки бесконечных цехов. Неужели к этому придется вернуться?

Он думал, что неудачи физиков связаны не только с трудностью постичь кухню гениального Симонова, но и просто с утратой той части технического опыта, которая может передаваться только от человека к человеку и оказалась потерянной между строчками руководств за столетие господства дубликаторов. Звонок Гали перебил его мысли.

- Ну что, - спросила она, - Орлов согласился?

Олег не сразу понял, о чем она. Конечно, она находилась еще там, в безмятежном мире изобилия и семейных забот.

- Орлов? - Олег тряхнул головой. - Ему сейчас не до нас.

- Ты что, даже не сказал ему, зачем приезжал? Придется, видно, звонить мне самой.

- Не делай этого, прошу тебя.

- Ты -просишь меня? -Галя нехорошо засмеялась. - И у тебя хватает на это совести?

Она отключилась. Олег пожал плечами - пусть звонит. В конце концов, каждый волен звонить кому угодно. Она живет там, где ему уже не дано Ему надо думать о другом - что искать, где искать, в каких архивах, музеях, собраниях могли сохраниться драгоценные сведения, которые позволили бы людям избежать катастрофы или хотя бы выиграть время.

Дома Олега встретила торжествующая Галя.

- Яхта будет, и разговор-то занял две минуты, - сообщила она

- Невероятно, - изумился Олег, - что-то тут не так.

- Все так, - возразила Галя. - Просто ты предпочитаешь не жить, а выдумывать жизнь. Ты продумывал ситуацию, а я ее проверила. И вот, все решено, и Игорек может отправляться на свои драгоценные астероиды.

С крыльца сбежал сияющий Игорь.

- Звонили из Дубны, - воскликнул он, - лечу принимать яхту! Да не смотри так на меня, па, на первый раз у нас с Остапом маршрут несложный, месяца через три вернемся.

Олег со вздохом похлопал сына по плечу.

- Хорошо бы, малыш, тебе вернуться в тот же мир, из которого ты улетишь.

Игорь с тревогой повернулся к отцу

- Что-то случилось? Ты нездоров? Может, мне не лететь?

- Лети, лети, - успокоила его Галя. - Просто твой отец расстроен, что я оказалась практичнее его.

Игорь летел тем же путем, который совсем недавно проделал отец.

Он чувствовал, что что-то все-таки случилось, что есть какая-то связь между странным напутствием отца, его непонятным звонком из кабинета академика и отмененным отказом сдублировать яхту. Но что же произошло? Юноша вспоминал подробности разговора, сопоставлял, строил догадки и думал, думал.

Яхта приближалась к станции "Планета 104", построенной больше ста лет назад и оставленной за ненадобностью после тридцатилетней эксплуатации. Игорь, исполнявший роль капитана, и его сокурсник Остап с судовой ролью матроса провели в космосе уже полтора месяца. Они успели посетить спутник Меркурия, помогли монтировать новый отсек, приняли участие в геологической экспедиции на поверхность и получили благодарность с занесением в спортивные книжки.

Второй этап оказалря более сложным. Эфемериды станции давно не публиковались, ее поиски заняли много времени, и Остап нервничал, боясь, что это скажется на их спортивных результатах. Но когда он увидел станцию, похожую на колесо древней телеги с массивным ободом и толстыми спицами, то перестал ворчать, пораженный удивительным зрелищем. Сверкающее на солнце тележное колесо неторопливо катилось через космос. Они причалили к центру втулки. Станция была давно разгерметизирована. Напялив скафандры, друзья вошли внутрь. В капитанской рубке они нашли журнал посещений, взяли записку, оставленную три года назад австралийскими туристами, оставили свою.

- Ты все же молодец, что поменял маршрут, - сказал Остап Игорю, копавшемуся в документах. - Куда интересней побывать на эдаком чудище, чем на какой-нибудь марсианской турбазе.

- Акт экспедиции Института истории, - прочитал Игорь. - Наконецто. Станция обследована в триста тридцать пятом году, ведомость оборудования... Ого, есть! А тут -"снято для музея..." Нет, не сняли.

- Слушай-ка, кончай, а? - сказал Остап. - Мы же в цейтноте.

Игорь отложил пластинку акта и сказал, что им придется провести на станции еще несколько часов и обследовать склад.

- Да ведь он запечатан!

- Я распечатаю.

- Браконьер! Я не желаю участвовать в твоих выходках.

- Придется, - жестко проговорил Игорь. - Не забывай, что я капитан.

- Все-таки Марина правильно говорит, что ты хотя и копия отца, но внутри весь в мамочку.

- За мной, марш! - оборвал его Игорь.

По винтовой лестнице, бежавшей внутри спицы, они вернулись в центральный барабан, где царила почти полная невесомость. Игорь снял печать с дверей склада, которые оказались не запертыми. Туристы вошли в просторное помещение, занятое автоматическими стеллажами и напоминавшее гигантский улей. Игорь вел Остапа дальше и дальше, он чтото искал в лабиринте проходов среди нагромождения незнакомых механизмов.

- Что тебе тут понадобилось? - спросил Остап.

- Дубликаторы.

- Разве они в то время были?

- Представь себе. Именно здесь их впервые применили в космосе. И в ведомости они упомянуты!

- Вряд ли они могут быть тут. Всякий разумный человек разместил бы их ближе к центральной развязке.

- Верно, - согласился Игорь.

Они вернулись к центру барабана и действительно недалеко от входа в склад обнаружили отсек с двумя старинными дубликаторами.

- Теперь нужно проверить, работают ли они, - сказал Игорь.

- А почему бы им не работать? Не пойму, что ты затеял.

- Проверку, - отрезал Игорь. - Тащи сюда кабель от яхты, а я пока их отключу.

Остап выругался, но, зная упрямство друга, возражать не стал. Подключение оказалось долгим делом. Только через час Игорь сунул в чашку какой-то болт и с замиранием сердца приложил к панели одетую в перчатку руку. В колонке родился вихрь, привычно расширился, но, коснувшись болта, пропал. На втором дубликаторе повторилось то же.

- Смотри-ка, и правда не работают! - восхищенно воскликнул Остап. - А ты откуда узнал?

- Если верить академику Орлову, все шаротроны, сделанные в двести шестьдесят третьем, должны были скиснуть еще три года назад. Я-то надеялся, что они работают... И неисправность не та. Должна наступать расфокусировка, а тут-срыв вихря. Ну, что делать. Как говорят, дерзкий эксперимент не подтвердил смелой гипотезы. Сматывай кабель, пошли.

- Дураки, кретины! - вдруг закричал Остап. - Да в них просто нет балласта!

Он сам открыл утилизатор, сунул в воронку горсть болтов и снова пустил шаротрон. На этот раз болт исправно сдублировался.

- Гений, - в восторге проговорил Игорь, - дай я расцелую тебя! - И он постучал стеклом своего шлема по шлему друга.

Орлов, с которым связались яхтсмены, к неудовольствию Остапа, попросил их пока не покидать станции, чтобы яхта сыграла роль маяка.

Через сутки прибыл скоростной корабль, который забрал дубликаторы.

Его капитан от имени Института записал друзьям благодарность и оправдание задержки.

Находка оказалась спасительной. Материал сердечников на шаротронах с "Планеты 104" был почти не затронут старением. Дубликаторы на его основе могли служить многие десятилетия, человечество получило желанную отсрочку. Конечно, оставались трудности, связанные с перспективой остановки крупных дубликаторов, но ни голод, ни нехватка предметов первой необходимости Земле уже не грозили.

Пока Игорь с Остапом шли по кометной орбите к Венере, мир задним числом переживал и обсуждал перипетии несостоявшейся катастрофы. Остап, принимая передачи с Земли, только охал и опасливо поглядывал на Игоря. Факт доставки найденных шаротронов в Дубну пресса истолковала в том смысле, что нашедшие их туристы действовали по заданию Института. Им поэтому отводилась роль скромных исполнителей, против чего истинные спасители цивилизации не возражали. Через полтора месяца, когда маршрут был пройден, никто уже ими не интересовался. Они получили заслуженный спортивный разряд и вернулись к своим учебным делам.

Ослепительным днем в разгар золотой осени Орлов позвал семью Олега в гости. Они расположились над Волгой на террасе небольшого рубленого дома, где академик жил один. Улыбающийся Орлов принес огромное блюдо пирожков собственного изготовления. Галя открыла этюдник и стала набрасывать его портрет, Марина разглядывала фотографии резных украшений дома, которые только что сделала, Игорь рассказывал о своем путешествии.

- Объясните мне, молодой человек, - попросил Орлов, - что побудило вас отыскать и испытать эти дубликаторы? Звонок отца?

- Конечно, - ответил Игорь, - он был и толчком к размышлениям и дал основную информацию. Я понял, что если уж речь пошла о старении даже музейных образцов, то дело плохо, и замешаны какие-то глубокие причины. И я подумал, что вы, должно быть, проверили влияние всех факторов, кроме одного, - невесомости.

- Так и было, но почему?

- Да потому, - улыбнулся юноша, - что давно уже никто не летает без искусственной гравитации и о невесомости помнят одни только туристы.

- Похоже, вас не зря учат логике, - сказал Орлов.

- Между прочим, - вмешался Олег, - то, что Игорь, не имея почти никакой информации, чуть ли не чудом нашел выход из кризиса, лишний раз подтверждает мое мнение насчет секретности.

- Уже было, - остановил его академик, - и в твоих статьях, и у Сноу, и у Акумы. Кстати, я и сам держался тех же взглядов, но, согласись, был обязан подчиняться Комитету.

- Но все-таки, к счастью, вы не всегда ему подчинялись, - заметила Галя. - Ведь вы не имели права дублировать ничего, кроме шаротронов, а для нас сдублировали яхту, без которой Игорь ничего бы не нашел.

- Милая Галина Сергеевна, - ответил Орлов, - когда вы мне позвонили, я понял, что единственный способ создать для вашего мужа рабочую обстановку - это исполнить ваше желание. Но для этого мне не пришлось нарушать правил. Яхту для вас я не дублировал, а взял с институтской спортбазы. Сами мы к тому времени уже и думать забыли о туризме.