* * * *
Таджикистан. 2005 год.
– Это они, - тихо сказал мне Алишер, – Люди Шарифа.
На обочине дороги стоял армейский джип. Рядом с ним застыли три фигуры в камуфляже, в руках автоматы.
– Удачи, тебе, – прошептал проводник и первым выбрался из машины. Я неуклюже последовал за ним, семеня и спотыкаясь на острых камнях и придерживая фетровую шляпу, чтобы ее не унесло ветром. При этом я пыхтел и щурился от яркого солнца.
Ну и рожи у этих молодцов. Что там книжный Бармалей, он бы показался рядом с этими красавцами мальчиком из благородной семьи. Смуглые хари, заросшие бородами до самых бровей, нависающие кустистые брови, а глаза, глаза как у голодных волков. Один ко всему прочему еще и одноглазый. Ото лба до подбородка его образину пересекал уродливый шрам.
Алишер согнулся в почтительном поклоне:
– Асаломалейкум, чанобон…
Одноглазый вяло кивнул. Похоже, он у них за главного. Коротко переговорив с проводником, он шагнул ко мне и приказал:
– Руки подними?
– Что, простите?
– Руки подними! – рявкнул одноглазый. В его ручище я заметил портативный металлоискатель.
– Да, да, конечно, - заторопился я, выполняя его команду.
Под мышками у меня взмокло. И хотя Каштан говорил, что сплав маяка не определяется детектором, я откровенно испугался.
Проведя металлоискателем снизу вверх и услышав характерный писк, бородач недовольно скривился и коротко приказал:
– Раздевайся!
– Как?! – искренне поразился я, - Совсем? Догола?
– Зачем догола? – на лице бандита впервые появилась усмешка. – Мы тебя ебать пока не будем. Пиджак, брюки, ботинки.
Его напарники весело заржали, однако это не мешало им грамотно расположиться по бокам от меня, держа вашего покорного слугу под прицелом.
Дрожа всем телом, я снял ботинки, стянул брюки, пиджак и протянул все это бандиту. Сам я остался в майке и цветастых семейных трусах.
Одноглазый неспешно копался в моей одежде. Я видел, как в обширных карманах его армейских брюк исчезают мой бумажник, диктофон, блокнот и прочие вещи.
– Часы тоже снимай!
– Но позвольте… это же необходимые мне вещи…
– Не бойся дорогой, тебе все вернут. К командиру нельзя с оружием.
– Оружием?! – возмутился я, - Но у меня нет оружия! Я корреспондент демократического журнала « Глас народа»! Я приехал писать о вашей героической борьбе!
– Как нет оружия! – рассмеялся бандит, - А это что? – он сунул мне под нос авторучку.
– Но это же просто ручка! Я ей пишу!
– А если ты захочешь ткнуть ею в глаз уважаемого Шарифа?
Я растерянно развел руками, а бандит приказал:
– Одевайся! Пора ехать.
Меня усадили в джип, на голову натянули какой-то брезентовый пыльный мешок, который нестерпимо вонял овечьей шерстью. У меня защипала в носу, я громко чихнул. Мои конвоиры весело засмеялись. Весь путь я старательно считал секунды. Получается, мы ехали около тридцати пяти минут. Учитывая хреновую каменистую дорогу, не очень большую скорость джипа, можно было сделать выводы, что база боевиков находится где-то в в семи-восьми километрах от места нашей встречи. Плюс следы на дороге, маячок в моем брюхе и опытность Каштана – все это вселяло известный оптимизм. «Спецназ своих не бросает».
Машина много раз поворачивала, поднималась и спускалась с невысоких холмов, но я твердо знал – ребята найдут меня и тогда я с удовольствием выдавлю негодяю со шрамом и второй глаз. Почему-то этот бандит очень сильно разозлил меня.
Москва. Наши дни
У кабинета врача сидели двое.
– … буквально, после первого сеанса я смогла свободно наклоняться. Просто чудо какое-то, - наседала на мужика с козлиной бородкой мадам лет пятидесяти.
Они, синхронно повернув головы, посмотрели на нас. Димка осторожно посадил меня на стул и спросил:
– Скажите, а тут принимает… - он вопросительно глянул на меня.
– Мануальный терапевт.
– Точно! Мануальный терапевт тут принимает?
– Да, вот кабинет, но вы поздно пришли, врач принимает до пяти, а сейчас уже четыре, - просветила нас выздоравливающая.
– Ну, и чего, она за час троих не примет?
– Что вы! Если первичный прием, так это может и на час затянуться! А мужчина как раз первый раз пришел, я даже не уверена примет ли его сегодня врач.
Мужик приосанился, мол, ага, я в первый раз и сильно переживаю по поводу успешного приема сегодня.
– Слушай, дорогой, у моего брата здорово спину прихватило, на лекарствах еле доехали, пропусти, а? Ты ж все равно первый раз, ну, завтра придешь. Видишь, какая беда приключилась, совсем ходить не может, – Димка навис над козлобородым.
– Да ладно, Дим, брось, не трогай человека. Может ему не лучше.
Неожиданно мужчина поднялся.
– Нет, почему же, я вполне могу прийти завтра, мне так даже удобней. А вам я смотрю совсем плохо, - он внимательно глянул на меня.
– Спасибо, старина! – мой брат широко улыбнулся. Вот я в жизни не встречал более обаятельного человека, чем Димон, если все происходило так, как он хотел. Думаю, что и его Ленка в свое время повелась на эту улыбку. – Век этого не забуду. Если будут нужны широкоформатные принтеры, всегда без стеснения обращайся!
Мужчина поклонился и ушел. Мадам ошарашено посмотрела ему вслед, потом фыркнула, типа, «а еще интеллигент» и отвернулась.
Минут через пятнадцать дверь кабинета отворилась и оттуда вышли женщина с девочкой. Наша соседка сорвалась с места, и едва не сбив ребенка, влетела в комнату.
На этот раз ждать пришлось значительно дольше. Лидокаин начал отходить и сидеть становилось все тяжелей. Димка, глядя на мое бледнеющее лицо, составил стулья и аккуратно уложил меня.
– Леша, может чего обезболивающего купить? Я тут аптеку видел.
– Давай еще немного подождем, - боль становилась просто нетерпимой, и я уже откровенно жалел, что не поехал в госпиталь.
Наконец мы дождались. Мадам выходила задом, постоянно кланяясь и выкрикивая слова благодарности.
Брат посмотрел на меня.
– Ну, ты как, сможешь встать?
– Не знаю, постараюсь, - я попытался спустить ногу, но тут же отказался от этой идеи, в глазах просто потемнело от нестерпимой боли.
Димка присел, медленно просунул под меня руки и осторожно поднял. Мой позвоночник просто завопил.
– Потерпи, Лешенька, сейчас будет легче, - мне бы его уверенность. Я просто проклинал тот момент, когда решился на эту авантюру.
Отбуцнув носком ноги прикрывшуюся дверь, брат внес меня в кабинет.
* * * * *
Таджикистан 2005 год.
Полевой командир Шариф Диноршоев оказался улыбчивым толстячком с кустистыми бровями и маленькими цепкими глазками. У него имелась солидная бородища с прожилками седины, но при этом он был лыс, как коленка. Лысина аж сияла, словно он натер ее маслом. В его жилище было множество ковров ручной работы, обильно увешанных старинным оружием. Вообще, мне показалось, что я попал куда-то в 20-е годы прошлого века, полосатый халат хозяина только дополнял впечатления. Единственно, что не вязалось с фоном – современный офисный стол и ноутбук, стоявший перед хозяином. Ну и, конечно, современный камуфляж ребятишек, что находились в помещении. Кроме тех троих, что привезли меня, был еще один – молодой парень, нагло сидевший прямо на столе. Этот даже не взглянул на меня, ибо был занят тем, что любовно и тщательно протирал тряпочкой длинноствольный револьвер. Ого, да у недоноска настоящий полицейский кольт «Питон 357», причем с покрытием ROYAL BLUE FINISH. Синие всполохи так и пробегали по оружию. И откуда он взял такой дорогой раритет?
– Здравствуй, уважаемый! – Расплылся в улыбке Диноршоев, – Давно жду тебя! Хороший журналист это подарок Аллаха! А тебя рекомендовали, как лучшего!
– Асаломалейкум, уважаемый Шариф Машхурович! – подобострастно поклонился я, – Поверьте, я напишу очень хорошую статью. Все наслышаны о вашей героической борьбе! Вы настоящий герой!
– У нас все герои, – рассмеялся хозяин. – Вот, хотя бы мой племянник Хуршед! – короткий волосатый палец ткнул в мальца сидящего на столе, – Юноше всего восемнадцать лет, а он уже забрал жизни у двадцати двух негодяев!
– У двадцати трех, - поправил дядюшку племяш и впервые взглянул на меня. Взгляд у него был холодный и мертвый, как у змеи. Непроизвольно я поежился. А этот худой гладко выбритый стервец растянул губы в презрительной усмешке, достал из нагрудного кармана огрызок толстой сигары и сунул в рот. «Вот, сука! Клин Иствуд херов».
– Хуршед, мальчик мой! – закричал Диноршоев, – Только не вздумай курить! Ты же знаешь, я не переношу дым! Иди лучше – поздоровайся с нашим гостем!
Хуршед неторопливо слез со стола и в вразвалочку пошел ко мне. Я радостно заулыбался и протянул руку для приветствия. А он неожиданно врезал мне по лицу рукояткой пистолета. Похоже, я проглотил собственные зубы раньше, чем упал на пол.
Я плакал и размазывал по лицу кровь.
– За что? – вопил я, – Я приехал писать о вашей справедливой борьбе! За что вы бьёте меня?! – по моим щекам текли слезы.
Хуршед замахнулся на меня кулаком и я в ужасе зажмурился. Бандиты захохотали.
– Как тебя зовут? – спросил Диноршоев.
– Я Леопольд Сморковский – корреспондент журнала «Глас народа»! Позвоните в редакцию, если не верите! Позвоните – вам подтвердят!
– У меня деньги на телефоне кончились, – улыбнулся полевой командир.
– Возьмите у меня! – с готовностью откликнулся я, – У меня много!
– Шутка, дорогой, – оскалился Шариф, – Хиллагар! ( Каков хитрец!) – он развернул ко мне ноутбук. – Узнаешь?
На экране ноутбука я увидел снимок. Буквально неделю назад мы сфотографировались с ребятами. Здесь была вся наша группа…
– Скажи мне, уважаемый, – вкрадчиво спросил Шариф, – Кто из них знаменитый Каштан?
И поскольку я хранил гробовое молчание, бандит сам безошибочно ткнул пальцем в моего командира и рассмеялся:
– Вот он – шакал! Вот так вот, Барфи ( Снежный ). Не хочешь мне ничего рассказать?
Я молчал. Шариф указал на меня подбородком.
– Мне этот гяур больше неинтересен. Хуршед, он твой. Хочешь - режь ему яйца, хочешь – сажай на кол. Терпеть не могу лживых людей.
Племянник со змеиными глазами кивнул и обрушил мне на голову рукоятку раритетного револьвера.
* * * * *
Москва. Наши дни
Брат осторожно положил меня на высокий массажный стол, перевернул на живот и отошел.
– Что с ним? – услышал я спокойный женский голос.
– Да вот, спину прихватило. Это у него после травмы.
– Помогите мне снять одежду, - теплые руки коснулись моих боков и потянули футболку вверх. Дима приподнял меня за плечи, помогая ее снять. Спина отозвалась моментально, я невольно вскрикнул.
– Тихо! А что это за шрамы? – мягкие пальцы провели по двум параллельным рубцам.
– Это.… Это у него с войны.… От пыток…- глухо выдохнул брат.
Прикосновение к этим зажившим ранам всегда вызывало во мне неприятные чувства. Даже когда Света, в любовном экстазе обхватывала меня за спину, я отодвигался и старался сбросить ее руки. Потому что…
Потому что в этот момент, я словно вновь оказывался под ярким южным солнцем, мою шею крепко прижимал к земле тяжелый ботинок боевика, а совсем рядом раздавалась гортанная речь врагов…
…– Не шевелись, ишак!
Палач вытряхнул порох из двух винтовочных патронов и высыпал мне на голую спину.
– Внимание! Смертельный номер! Хореографическая композиция «Как горят русские спецназовцы», – и чиркнул спичкой.
Я катался по земле, извиваясь от боли под дружный смех таджиков.
Раны не заживали два месяца. Медицинская экспертиза потом определит у меня ожоги 3-й степени…
…– Вы уж поосторожней с ним, - тихо попросил Дима.
– Разберемся, - неожиданно жестко отсекла врач. – Подождите за дверью.
Затем я услышал шум воды и тихий звон маленьких колокольчиков.
– Расслабьтесь, сейчас вам станет легче.
То, что произошло потом было похоже на чудо. Врачиха аккуратно вкрутила иголки в пять разных точек спины и боль ушла. Совсем. То есть я мог бы запросто встать и пройтись по комнате. Какое это было блаженство! Так быстро и эффективно мне не помогали ни наркотики, ни ганглиоблокаторы.
Я попытался повернуть голову.
– Пожалуйста, лежите спокойно.
Крепкие пальцы начали ощупывать мой позвоночник, периодически нажимая на определенные точки. Потом пришла очередь традиционного массажа, а вот затем у меня появилось впечатление, что мою спину разобрали на части и сложили заново. Самое странное, что абсолютно никакой боли я не чувствовал. В самом конце врач вытащила две иглы вверху и вкрутила еще штук двадцать-тридцать, обколов ими нижнюю часть спины и крестец.
– Так, теперь спокойно полежите пол часика.
«Пол часика? Да запросто!», - с улыбкой подумал я и тихонько кивнул головой.
Она что-то еще несколько раз делала с иглами, а затем просто сказала.
– Все. Вставайте.
Осторожно, все еще не до конца веря в свершившееся чудо, я осторожно приподнялся. Просто класс!
– Доктор, ну, вы просто чароде… – и осекся, потому что из под темных локонов, прикрытых медицинской шапочкой на меня смотрели черные глаза спасенной вчера девушки.
– Как! Это вы? – Она отступила на пару шагов. – Почему же вы заранее не позвонили? Почему сразу не сказали? Ваша рука… как я сразу не догадалась!
– Да я и не думал, что вы врач, - я указал рукой на стол. – Мне направление военврач выписал, вот так здесь и оказался…
– Но я же давала визитку, если вам нужна помощь, почему не позвонили? Там же написано, мануальный терапевт, иглоукалывание.
– Я вашу визитку вчера выбросил. – Не в состоянии смотреть на нее прямо, мне пришлось отвести глаза. – Я думал, так будет лучше.
– Понятно…. Что ж, все понятно… – она отвернулась, села за стол и начала что-то писать. – На следующий сеанс приходите послезавтра.
Затем не глядя, протянула какую-то бумажку.
– Пожалуйста, возьмите, это талон на оплату, с ним в кассу. Всего доброго.
– До свидания, - я взял документ и пошел к выходу. На душе было страшно хреново. Открыв дверь, я развернулся. – Большое вам спасибо и… извините…
* * * * *
Таджикистан. 2005 год.
Вот он восточный зиндан. Среднеазиатская подземная тюрьма. А проще говоря – глубокая земляная яма. До квадратного плетеного люка метра четыре. Когда я спустился в эту кромешную тьму, охранники втянули лестницу наверх. Я услышал, как от меня ломанулись прочь какие-то существа, зашуршала солома. Кто это люди или животные в тот момент меня не интересовало, ибо меня согнуло пополам в приступе жестокой рвоты. Такой вони ощущать мне не доводилось. Запах был такой густой и насыщенный, что казался материальным, он раздирал мне ноздри и лез внутрь, в легкие, разливалась по крови и разъедала глаза. Я упал на колени и блевал, блевал. Откуда-то сверху раздавался хохот охранников. Хорошо, что человек эта такая тварь, которая со временем привыкает ко всему. Даже если его поместить в бочку с дерьмом, он и к этому привыкнет и может даже начнет получать некое подобие удовольствия, вон какой у меня теплый и мягкий дом, у других и этого нет. Короче, принюхался, слава Аллаху. Да и глаза худо-бедно привыкли к темноте. В дальнем углу я заметил две сидящие фигуры – люди.
– Эй! – позвал я. – Кто вы?
Мне никто не ответил. Тогда я встал и сам подошел к сокамерникам. Один из них, похудее, со страхом отполз в сторону. Зато другой, достаточно крепкий мужик, встретил меня утробным рычанием. Во как! Видать совсем одичал!
– Номат чи, мухтарам? ( Как тебя зовут, уважаемый ), – на всякий случай спросил я.
– Рав ба керам, гяур! ( пошел нахуй, неверный) – прошипел пленник.
Вот значит как – знакомство откладывается. Я ушел в другой конец узилища и сел на ворох соломы. Потрогал разбитые губы, корка запекшейся крови неприятно стягивала лицо. Трех передних зубов как не бывало, а от четвертого острый осколок – болит, собака. Прочему я здесь? Операция провалилась? Нас кто-то предал? Может, Алишер? Я о нем ничего не знаю… Откуда у бандитского главаря фотка нашей группы? Кто прислал? Кто знал об операции?
От раздумий у меня заболела голова. А еще очень хотелось пить, да и пожрать не мешало бы, с утра маковой росинки во рту не было. Сколько сейчас времени? Я здесь уже не меньше пяти часов… Или больше?
Я встал напротив узкой полоски света, задрал голову и обратился к охранникам:
– Эй, уважаемые, а кормежка у вас во сколько?
В ответ раздался дружный хохот. Так, охранников двое. Что мне это дает? Да ни хрена не дает. До люка мне не дотянуться. Когда за мной придут ребята, я ничем не смогу помочь.
– Жри свое говно, русский! – прокричал мне один из тюремщиков, – У тебя его много!
– Пить! Дайте пить! – не унимался я.
– Поссы и напейся!
– Вы негостеприимные люди! Аллах накажет вас за это!
Один из таджиков аж захрюкал от хохота.
Я понял, что тратить на меня харчи они не собираются и немного удивился, когда мне под ноги упала армейская фляжка.
– Экономь. Это тебе на два дня!
– Рахмат! – искренне поблагодарил я, отвинтил крышку и сделал большой глоток. Вода была теплой, но в тот момент показалась мне необыкновенно вкусной. – Барои дустии халкхои Руссиява Точикистон! ( За дружбу народов России и Таджикистана) – торжественно провозгласил я, чем опять страшно развеселил тюремщиков.
Из дальнего угла зиндана ко мне метнулась фигура сокамерника, того что поздоровее. Он зарычал, протянул ко мне лапищи и явно вознамерился отобрать у меня флягу. Пришлось засветить ему кулаком в лоб. Сам виноват – был бы вежливее, я бы поделился. Он с визгом уполз прочь, а я еще наподдал ему пинков для ускорения. Он сидел в углу, ругался и обещал придушить меня ночью. Флаг тебе в руки, мечтатель. Если не ошибаюсь, ночью должны произойти важные события. Я был уверен, что Каштан с парнями придет за мной, зря я что ли глотал – GPS Маяк?
Настроение мое улучшилось, я сгреб в угол побольше соломы, блаженно вытянул ноги и незаметно для себя задремал.
Проснулся я от истошных воплей, доносившихся снаружи. Так человек кричит, если с него заживо сдирать кожу. Я узнал голос Алишера. По спине у меня побежали мурашки. Несчастный вопил не переставая несколько часов. Потом его голос стал все глуше и глуше, перешел в скулящий вой, потом в булькающий хрип. Я не выдержал:
– Сволочи! Что вы делаете с человеком?
– Молчи, гяур! – рявкнули сверху, – Когда тебя посадят на кол – будешь орать громче!
Участь Алишера заставила меня содрогнуться. « Спецназ своих не бросает» повторял я словно молитву. Не бросает! Не бросает!
Всю ночь я не сомкнул глаз. Но чуда не произошло. За мной никто не пришел.
Утром в мою темницу спустили лестницу.
– Русский, вылезай! С тобой будут говорить!
* * * * *
Москва. Наши дни
– Ну что, еще по одной? – Дима поднял полупустую бутылку Шустова и налил в небольшие рюмки. – Твое здоровье!
Я поднял коньяк и, чокнувшись с братом, поставил на стол.
– Да ладно, Леха, не парься, ну кто ж мог ожидать, что она врачихой окажется. Да еще какой врачихой! Тебя сейчас хоть на бега выставляй! Кстати, что там с работой, звонил?
– Звонил. Василич решил, что я вчера просто перебрал и решил сегодня таким образом отмазаться от работы. Да хрен с ней, с работой, там я разберусь! Ты мне лучше скажи, что делать? Может ну его на фиг идти к ней послезавтра, а? Мне ж и так нормально…
– Э нет, брат, так нельзя. Да что я слышу! Разведчик боится с бабой встретиться! Ну-ка, прекратить истерику! Купишь цветы, конфеты.… Не знаю, может, бутылку шампанского и пойдешь как миленький! Извинишься еще раз, ты ж вроде говорил, что она к тебе была благосклонно настроена, нет? А, кроме того, где ты еще такого специалиста найдешь, хочешь через неделю опять посыпаться?
– Ладно, наверное, ты прав. Куплю цветы… А там посмотрим, я ж не бесплатно хожу. В конце концов, это ее работа.
– Ну, вот и ладненько. Давай добьем, чтоб не оставалось.
– Нет. Завтра на работу, не хочу, чтоб запах был. Все, я спать
****
Я осторожно постучал в дверь.
– Да, заходите, пожалуйста.
– Вот, это вам, - я протянул врачу огромный букет ромашек.
– Спасибо. Сами рвали? – Она чуть улыбнулась.
– Нет, купил. Вы извините, что так не хорошо вышло…
– Да ладно вам извиняться, я отлично все понимаю. Снимайте рубашку и ложитесь на стол.
– Да нет, погодите! Тогда действительно все не правильно вышло, – я подошел ближе и взял ее за руки. – Понимаете, в тот день все шло наперекосяк. Я поссорился со своей девушкой, потом чуть не подрался в автобусе, потом эти малолетки. Просто накипело!
Она аккуратно освободила руки.
– Хорошо, я поняла и зла на вас не держу. Пожалуйста, раздевайтесь и ложитесь.
– Скажите, могу я вас куда-нибудь пригласить после работы?
– Куда? – она с интересом глянула на меня.
– Ну, не знаю. В кафе, в кино, можно просто погулять, погода какая чудесная стоит!
– Да, погода чудесная… Хорошо, давайте займемся вашей спиной, а потом решим.
Весь сеанс я с удовольствием ощущал прикосновения теплых рук своей целительницы. Только в этот раз чувствовал, как от этих касаний на меня накатывало не слабое возбуждение. Вроде она ничего такого не делала, вроде я ничего такого не представлял, но отпустило только тогда, когда она, оставив в покое позвоночник, вкрутила иглы.
Через время она еще поколдовала над спиной и скомандовала.
– Все, можете подниматься.
Легко отжавшись на руках, я поднялся с топчана и стал одеваться. Как и в прошлый раз, она села за стол и начала писать.
– Так что насчет вечера?
– Вот, это талон на оплату, – врач внимательно посмотрела мне в глаза. – Хорошо, я заканчиваю в пять, иногда немного задерживаюсь…. Меня зовут Анко, Аня, по-вашему.
– Я помню. А я Алексей, Леша. Алишер, по-вашему, – улыбнулся я.
– Хорошо, Алексей. Еще раз спасибо за цветы, я вас буду ждать.
Черт! У меня внезапно возникло бешеное желание поцеловать ее на прощание, я даже сделал движение навстречу, но потом осекся и, улыбнувшись, попрощался.
Таджикистан. 2005 год.
Меня привели в какую-то пустую комнату с грубыми каменными стенами. Ни ковров, ни мебели, если не считать стола и одинокого табурета. Это, я так понимаю, аналог местной допросной. Конвоиры ушли, но народу в хате все равно было до фига. Трое уже знакомых мне ублюдков, что привезли меня к Деноршоеву и чернявенький паренек Хуршед. Этот не изменял своим привычкам – сидел на столе и с наслаждением дымил сигарой, за поясом раритетный «Питон». Хорошо револьвер торчит – аккурат мне под правую руку.
Одноглазый бандит ткнул в меня пальцем и быстро заговорил, обращаясь к Хуршеду. Смысл я уловил: типа, почему с русского не сняли такой хороший костюм, ему, дескать, он как раз в пору. Эх, милай, с твоей рожей ты даже в дорогом прикиде будешь выглядеть пугалом.
Хуршед кивнул и одноглазый приказал мне:
– Раздевайся!
Вот сволочь, второй раз меня раздевает. Я не торопясь снял обувь, стянул с себя импортную одежу и швырнул ему в морду. Тот ловко поймал ее, но лицо его перекосилось от ярости, автомат в его руке дернулся. Я видел по его безобразной харе, что он с трудом сдержался, чтобы не переломить меня очередью. Грязно выругался, осторожно понюхал костюм и брезгливо поморщился. А что ты хотел, дурашка – я не по бульвару гулял, а из зиндана вылез. Ничего, постираешь, сука.
Одноглазый не сводя с меня единственного налитого кровью буркала, бросил мою одежду куда-то за спину, дуло калаша нацелено мне точно в живот. Осторожничает, падаль. Знает, с кем имеет дело. Его приятели справа и слева от меня, контролируют любое мое движение.
Хуршед улыбнулся:
– Как тебя зовут?
– Алексей. – не стал я скрывать.
– Хорошее имя, – одобрил молокосос. – Алексей, Алеша. – выпустил в мою строну сизую струю дыма, – Скажи, Алеша, у тебя мама есть?
– Есть. – соврал я.
– Она тебя любит?
– Очень любит.
– А сколько она может за тебя заплатить?
– Моя мама пенсионерка, – насупился я. – у нее мизерная пенсия…
– Плохо, Алеша. – с преувеличенной печалью вздохнул мерзавец. – Нам очень нужны деньги. Ладно, Аллах велел быть милосердными. Пусть пришлет сто тысяч долларов и мы тебя отпустим.
– Откуда она возьмет такие деньжищи? Я же говорю – пенсионерка!
– Пусть продаст квартиру.
– Наша однушка в хрущевке столько не стоит!
– Твоя мама найдет эти деньги. – змеиные глаза недобро сузились. – Ты ведь напишешь ей письмо? – Не дожидаясь моего ответа, Хуршед обратился к одноглазому: – Ракиб, дай бумагу и ручку.
Одноглазый левой рукой извлек из кармана куртки мятый листок и ручку, при этом ствол калаша, нацеленный на меня, даже не дернулся. Профессионал, сука.
Я забрал у него письменные принадлежности и шагнул к столу. И тут юный главарь спровоцировал меня на необдуманные действия.
– Скажи, – усмехнулся он. – А ты уже высрал ту железячку, что проглотил вчера?
Видимо он все прочел на моем лице, ибо визгливо рассмеялся:
– Тебя обманули, Алеша! Это не маяк! Это совсем бесполезное говно!
Лицо мое окаменело, потому что до меня только сейчас дошло, что меня слили, слили нагло и беспринципно. Принесли в жертву каким-то неведомым политическим интригам. Избавились, как от прохудившихся штиблет. А еще я отчетливо понял, что никто за мной не придет. Эх, Каштан, а как же лозунг: « Спецназ своих не бросает?».
Меня охватила звериная ярость. Левый локоть врезался в живот одного из бандитов, кистью правой по кадыку второго! Длинный прыжок к столу и я уже рву кольт из-за пояса Хуршеда…
Вот только пострелять из раритетного пестика мне не пришлось. Жуткий удар по пояснице выключил мое сознание вместе со вспышкой нестепримой боли.
Это одноглазый Ракиб приласкал меня прикладом автомата.
Я очнулся, стоящим на коленях, мою левую руку вытянули и прижали к столу. Хуршед схватил меня за волосы и заставил посмотреть ему в глаза. Его орлиный нос был весь в капельках пота, рожа дышала злобой.
– Дадот гом! ( я твой рот ебал) Шакал! Я буду резать тебя по частям! Каждый день! Твоя мать заплатит сколько надо! Ты напишешь письмо, глупый ишак! Напишешь, чтобы она поторопилась, если хочет, чтобы от тебя хоть что-то осталось!
От боли в пояснице у меня все мутилось перед глазами. Я отрешенно смотрел, как Хуршед приставил стамеску к первой фаланге моего мизинца и взмахнул молотком. Боль! Яркая! Острая! Нечеловеческая!
Похоже, я вновь потерял сознание.
Потом я что-то писал. Рука дрожала, буквы получались корявые, я действительно обращался к мамочке…
Хуршед что-то говорил, хвалил меня. Потом приподнял мою искалеченную руку, сунул лист бумаги под струйку крови и потрясся испачканным письмом, засмеялся: красиво получилось.
Потом меня куда-то волокли. Ноги слушались с трудом. Неужели нелюди сломали мне позвоночник?
Москва. Наши дни.
- ...ну, Димка и подсказал ему, что купец Калашников на бой вышел с автоматом Калашникова, потому и победил, а потом его так и прозвали, - закончил я. - Вот такая была учеба.
Ани весело рассмеялась. Мне было очень приятно смотреть на нее. Широкая, белозубая улыбка. Мягкие, правильные черты лица. И дерзкие раскосые глаза. Я просто не мог оторвать взгляд.
После того. как я встретил ее с работы, мы немного погуляли в парке и вот уже третий час сидели в уютном кафе на набережной. На столе в красивой вазе стоял огромный букет подаренных мной ромашек.
- Прости, я перебил. Так что было потом?
- Потом я окончила Первый мед и уехала на стажировку в Китай. К самому Лао Чену. Это папа смог договориться через друзей убитого дяди. Его на войне русские убили... Наша семья до сих пор скорбит, особенно брат, они вместе воевали. Ты прости, что я об этом начала, просто само вспомнилось.
- Да нет, это ты прости, что навел на такие воспоминания. А Лао Чен это по иглоукалыванию?
- Да, он считается лучшим мастером в Китае, у него в Пекине огромная школа, но сам он учит очень не многих, вот мне повезло, - она улыбнулась, - хотя, я слышала, что тибетские монахи достигли просто невероятного, но женщине попасть к ним в ученики невозможно.
- Почему?
- Они принимают только талантливых послушников, а чтоб стать послушником, надо по крайней мере быть мужчиной. Так что... - Ани задумчиво глянула в окно. - Ой. уже совсем темно! Мне пора домой!
- Хорошо, ты не против, если я провожу? Где ты живешь?
- Нет. Разумеется, не против. - она продиктовала адрес.
Я вызвал такси и рассчитался по счету.
Через час мы вышли из машины возле ее подъезда.
- Большое спасибо за сегодняшний вечер, - Ани повернулась ко мне и положила руку на плечо.
- Большое пожалуйста, - улыбнулся я и наклонился, чтоб поцеловать ее в щеку. Неожиданно девушка оступилась и чуть не упала. Благо спина уже не болела, я поймал ее на лету так резко, что мы немного стукнулись головами и тут же вместе рассмеялись. Ее губы были в сантиметре от моих, она двинула головой навстречу (до сих пор не знаю, может это была попытка подняться) и я ее поцеловал...
Голова улетела напрочь, было такое ощущение, что этот поцелуй длился всю ночь...
Открыв утром глаза. я увидел, что лежу на огромной кровати в спальне. Из кухни послышался звон посуды.
"Парень, ты кажется влип" - подумал я. Если она сейчас явится с завтраком, надо сдаваться, от добра добра не ищут. Где я еще найду такое счастье. Осторожно толкая впереди себя сервизный столик в комнате появилась Ани. Она была в коротенькой рубашке на голое тело, сквозь которую соблазнительно просвечивало ее великолепное тело. Я вскочил и легко подняв красотку, бросил ее на кровать.
- Леша, завтрак! - смеясь закричала она, но я сейчас более всего хотел целовать ее губы, а с едой можно и подождать.
Мы встречались каждый день, вместе проводили выходные, короче были практически неразлучны, а когда Димка "простил" свою благоверную и она вернулась к нему, я окончательно перебрался к Ани. Это вышло как-то само собой, не вызывая ни каких вопросов.
Таджикистан. 2005 год.
Спина болела дьявольски. А самое страшное – у меня начали отказывать ноги. Первые дни я еще мог ходить и даже самостоятельно поднимался по лестнице. Поднимался только затем, чтобы услышать сетования Хуршеда на то, что письмо от моей мамы еще не пришло. После чего лишиться очередной фаланги на многострадальной левой руке. Всякий раз мерзавец прижигал мне обрубок сигарой и доверительно сообщал: « Чтобы не загноилась». Разбуди меня среди ночи и я скажу, что у человека на кисти четырнадцать фаланг. Я терял их одну за одной и вместе с ними терял последнею надежду на спасение. Удивительно, но я еще долго верил в Каштана и нашу группу. Верил дней семь, пока еще мог двигать ногами. Последнее усилие, какое я смог над собой совершить – смачно врезать сокамернику по яйцам, когда он ночью приблизился ко мне, чтобы придушить. Он с воем уполз в свой угол, а я понял, что на следующую ночь уже не смогу защитить себя. Но здоровяк больше не беспокоил меня, видно решил, что я и так скоро умру. Похоже, он был прав. Я балансировал на грани сна и яви, то проваливался в темноту, то выныривал на поверхность и жадно глотал вонючий спертый воздух. Я умирал, почти перестал ощущать боль, но при этом чувствовал, как моя спина раздувается, становится похожей на панцирь черепахи, потом вдруг размягчается словно подушка.
Я больше не мог ходить, и меня поднимали наверх на веревках. Палачам даже не требовалось никуда меня тащить. Хуршед подкладывал под мою кисть кирпич и ловко орудовал молотком. Вместе с коричневой крошкой из под стамески отлетал очередной кусок моей плоти, а я даже не стонал. На тринадцатый день Змеиный глаз огорошил меня известием, что моя мама, наконец, откликнулась. Идиот. Моя мама давно умерла. Я и сам скоро умру. Мамочка замолви за меня ТАМ словечко. Я страшный грешник – убивал людей, у них тоже были мамы… Мама, как я по тебе соскучился, по тебе и бате.
Хуршед с пафосом читал письмо. Откуда то издалека доносились обрывки фраз « любимый сынок», « мы с папой любим тебя», « обязательно соберем деньги». Что это? Кто писал? Потом до моего больного сознания дошло: Это же Димон – брательник. Он писал от имени матери. Таджиков очень рассмешили строчки: « Граждане бандиты, пожалуйста, не мучайте Лешу, мы скоро пришлем нужную сумму…».
Потом Хуршед заявил, что по мнению Ракиба я притворяюсь и если меня легонько поджарить, то я начну бегать, как угорелый. Он разрезал на мне заскорузлую майку и заорал, какой я вонючий. Я и сам почувствовал запах гноя. Позже мне сообщат, что от удара прикладом у меня сломались остистые отростки позвонков.
« Надо подсушить эту грязюку» - сказал изверг и стал сыпать мне на спину какой-то порошок. А потом он наступил мне на шею ногой.
« Не шевелись, ишак!».
Я и не собирался. «Внимание! Смертельный номер! Хореографическая композиция «Как горят русские спецназовцы».
Сначала я ничего не почувствовал, лишь ощутил запах горевшей плоти. И лишь потом наступила страшная боль. Я катался по земле, а мои палачи хохотали. А потом меня накрыла спасительная тьма.
Таджикистан. 2005 год.
Я очнулся от зудящей боли в спине и открыл глаза. Слепящий свет, слишком яркий, слишком! Вокруг все белое. Не сразу до меня дошло, что моя голова покоится на белоснежной мягкой подушке. Я дернулся, пытаясь подняться.
– Лежите! – звонкий женский голос. – Вам недавно сделали операцию! Нельзя шевелиться!
– Где я?
– В госпитале!
– В госпитале? – переспросил я и внезапно стал хохотать как помешанный. – Я в госпитале! – а потом я заплакал. Слезы душили меня, а мягкая женская рука гладила меня по голове.
Я быстро шел на поправку. Мне попался доктор от Бога. Через неделю я уже садился на кровати, но до долго сидеть не мог – кружилась голова и начинала ломить спина. А еще на мне был жесткий кокон, словно панцирь на средневековом рыцаре.
А потом пришел Каштан, сел на стул и тихо спросил: « Как ты?».
– Бывало и лучше. Как я оказался здесь? Твоя работа?
– Наша. Задал ты нам работенку, я аж поседел.
– Банду ликвидировали?
– Нет. Но Диноршоева зачистили. Я лично отрубил ему башку и унес в мешке. Я привык выполнять приказы…
– Крота нашли?
– Нет. Сейчас, Снежок, не до этого. Пакуем чемоданы.
– Как это?
– Таджики запросили большие деньги за аренду базы. А наши политиканы почесали репу и сказали: Керма фуч! (сосите хуй). Так что к новому году на этой жаркой земле не останется ни одного российского солдата. А мне, веришь, похую – надоело здесь, в Москву хочу.
– Слушай, командир, а там не встречали такого урода со шрамом через всю морду и одноглазого? И мальчишку лет восемнадцати со змеиными глазами?
– Нет. Не видел таких. Да у нас и времени не было. Когда тебя из ямы доставали – чуть не спалились. Хорошо живыми ушли. Правда, Кузнечика ранили – теперь точно комиссуют…
Я показал Каштану свою уродливую левую кисть.
– Меня тоже… Все, командир, отвоевался.
Каштан улыбнулся.
– Клешня у тебя теперь примечательная, но главное жив остался. А из армии я и сам уволюсь. Надоело выполнять приказы идиотов. Пора и о себе подумать. Тебя через неделю в Москву отправят, там и встретимся.
Каштан оказался прав – через восемь дней я был переведен в Московский госпиталь ФСБ. На этом собственно мои таджикские приключения закончились. Мне надоела эта страна и я твердо знаю, что не захочу туда возвращаться даже в качестве туриста. Нет, не захочу.
Это сообщение отредактировал sclyff - 3.06.2016 - 20:29
yaplakal.com