Честно говоря, я не знаю как это правильно сделать, так как в рамках отдельной части, этот кусок в инкубаторе погибнет, то, если никто не против, я запихну эту часть прямо сюда, а, учитывая, что продолжение, я скорей всего буду писать из другого города, то и сам сюда загляну...Часть 2. Профессиональная вредность.— Уберите это от меня, немедленно.
— Вы не понимаете, это же бесценный биологический материал, Вы раньше такого не видели!
Несмотря на мою работу, а работаю я в институте по инновациям и новым технологиям при Академии Особых Наук (ИИНТ АОН) и мне действительно приносят тысячи изобретений со всего света, мерзкие жижи в баночке мне, слава богу, редко перепадают. Помню, принес мне как-то изобретатель вечный двигатель (уже складывать их некуда), такая, знаете, тоже баночка со странной жидкостью, в которой шестеренки плавают; покрутил ручку, шестеренки задвигались, ручку выдернул. Смотрю, работает. Прекрасно, говорю, а давайте его подключим к чему-нибудь, хотя бы вентилятор пусть вращает. А он на меня смотрит, как на идиота. Вы же, говорит, понимаете, что любой вечный двигатель это замкнутая система и вся энергия им вырабатываемая тратится на его же питание. А зачем он тогда нужен, спрашиваю. А это уже не моя забота, отвечает, я изобрел, а Вы сами решайте, как его использовать, главное, что испортить его невозможно в силу особых материалов, использованных при его конструкции. Плохо меня знал, я его в холодильник (еще один изобретатель принес, теперь тест-системой на работоспособность у меня служит) на абсолютный ноль засунул и испортился, как миленький, в момент. Не люблю я слизи и жидкости непонятного предназначения.
— Так, и что это?
— О, это чудесная слизь, собранная от особых термальных улиток.
— И, что с ней делать?
— Да, что хотите, можно внутрь по чайной ложке, может еще для чего-нибудь.
Был у меня брат, психиатр, исчез из кабинета своего бесследно. Как же мне его не хватает. Этих изобретателей бы, в начале через него проводить, даже время его работы оплачивать готов. Где же его носит?
— Хорошо, оставьте у меня на столе. Мы проведем иммуногистохимию, иммуноферментный анализ и цитофлюорометрические пробы (обычно это их успокаивает).
— Только не забудьте про протеомику.
— (Опаньки…а он подкован…) До свидания.
Надо бы отнести чудесную слизь в холодильник. Однако, только я осторожно взял эту баночку и направился в хранилище вещей, непригодных для использования в народном хозяйстве, в районе моего стола послышался скрип и шорох. Что Вы обычно делаете, держа в руках, например, стеклянную вазу, находясь в пустой комнате, а сзади Вас кто-нибудь чихает? Не знаю, как Вы, а я, как правило, роняю вазу к чертовой матери и резко оборачиваюсь.
Так вот, баночка выпала из моих рук, и, обернувшись, я увидел высокого человека, одетого в длинный черный плащ и комично-несуразный цилиндр, в ботинках с загнутыми носами и тростью, насколько я знаю, из кости, средиземного мамонта. Я понимаю Ваше недоумение, я раньше тоже не мог отличить кость мамонта от слоновьей, и уж тем более между мамонтами различий не видел. Однако, сами понимаете, специфика работы, научила разбираться в деталях. У средиземного мамонта цвет кости матово-серебристый, в отличие от западно-экваториального. В общем, я хотел сказать, что внешность данного типа никак не подходила для нашего климата, норм и правил дресскода и наличие его в моем кабинете, было столь же невероятно, как и его трость из этого ископаемого млекопитающего.
Дело в том, что пройти, через нашу систему безопасности незамеченным, можно только разделившись на молекулы меньше 50 килодальтон. Был уже прецедент, когда один изобретатель проник в лабораторию пронеся свою генетическую информацию с помощью амеб-трансмиттеров и регенерировался в районе говорящей розы. С ней, кстати, уже полгода никто не разговаривает, из-за того, что у нее, видите ли, критические дни были, и она начала плеваться нектаром в уборщицу, когда та решила всего-то пару лепестков в чай добавить.
Тем не менее, этот мерзкий (а он мне сразу не понравился) тип достал откуда-то из глубин своего плаща огромный грязный платок и высморкался. Не перевариваю, когда сморкаются долго, протяжно и громко, как будто играют на саксофоне. Саксофон я тоже не люблю. Особенно с тех пор как мне принесли опытный образец саксодыма. Такая труба, в которую дуешь, чтобы получить приятную мелодию, внутри смешиваются компоненты, и выдувается арома-дым с запахами той самой мелодии. В общем, после того как он мне выдул запах чесночного перегара со смесью недельного амбре дедушкиных носков, больше я к этой гадости не притрагивался.
Каково же было мое возмущение, когда этот тип, я уже, кажется, говорил, что он пренеприятный, положил свой платок на мой стол, развалился в моем кресле и достал трубку и спички.
— Вы, знаете, здесь не курят, по возможности, не сморкаются и сидят, скромно улыбаясь, на стуле возле…
Черт побери, стула для эвакуации неприятных посетителей не было на месте. Вместо него находился темно-синий светящийся овал, внутри которого периодически вспыхивали разноцветные огни.
— Разрешите представиться, Фердинанд Кроум, путешественник и естествовед. Великодушно прошу прощения, насморк замучил. Приходится с утра до вечера караулить этих зловредных моллюсков, а они любят исключительно прохладные места.
— Сочувствую, тем не менее, как Вы здесь оказались, что Вам от меня нужно и когда Вы уберете свой платок с моего стола?
Фердинанд Кроум встал с моего кресла, подошел к окну и стал задумчиво перебирать коллекцию, мою коллекцию, солнечных протуберанцев. Более наглого поступка я не ожидал и уже полез, было за карандашом с реактивной боеголовкой, однако он отошел от окна, так и не выпустив из рук одного из моих коллекционных газовых фонтанчиков, и начал говорить.
— Как Вы уже поняли, в ИИНТ АОН я попал не случайно, правда, с некоторым опозданием. Вы только что разбили сосуд с бесценным биологическим топливом. Однако это меньшее зло, чем-то, которое произошло бы, если б кому-либо пришло в голову охладить его до абсолютного нуля. Хотя такая мысль, вряд ли бы посетила нормального человека…
Почему-то я почувствовал себя не уютно, и представил, как мой холодильник взрывается, и языки пламени устремляются мне навстречу, охватывают все 357-этажное здание моего института и прожигают огромную дыру на поверхности земли и все это уже без меня.
— Значит, эта слизь термальных улиток может решить энергетический кризис? Как и предполагали смелые мечтатели, одной капли какого-то вещества будет достаточно для многогодовой работы, аналогичной работе атомной станции? — высказался я не без иронии.
— Увы, это не так. Энергетический кризис решится несколько по-другому. А данный вид топлива, исключительно подходит для межпространственного перемещения. Как Вы могли заметить, вот этот портал как раз и работает на этом топливе.
Я подошел к синему овалу, который пульсировал изнутри оранжевыми вспышками. Да, действительно это могло объяснить появление этого типа у меня в кабинете. С запоздалым сожалением я посмотрел на остатки слизи, разлившиеся на полу, и заметил, что тонкой струйкой она устремилась к основанию портала.
— Эй, это моя слизь. Пусть он ее не трогает.
— Боюсь, что топливо было незаконным образом украдено браконьером-самоучкой. И в любом случае не помогло бы Вам, разве что, разнести эту планету на кусочки. Тем не менее, служба безопасности межпространственных переходов в замен утраченного топлива готова в качестве компенсации исполнить одно Ваше желание. Необязательно его загадывать прямо сейчас. Вот возьмите этот коммуникатор, и когда будет необходимо оно исполниться.
На ладонь мне легла черная холодная железяка и мой протуберанец. Портал начал бледнеть и Фердинанд, шагнув в него, исчез вместе с ним. Стул-эвакуатор, кстати, так и не появился, вместо него лежала трость из мамонтовой кости.
Хорошо жить, когда в запасе хотя бы одно, но любое желание. Однако, что же пожелать? Мой брат Вольдемар лучше других мог подсказать, что нужно, чтобы быть счастливым. Где же он теперь? Неожиданно я понял, что мне нужно. Я притронулся к коммуникатору и пожелал, чтобы брат был рядом со мной. Комната приобрела нечеткие контуры и постепенно исчезла. Я оказался в незнакомом доме, а точнее в светлой и просторной гостиной, за столом сидели и пили чай мой брат Вольдемар и та самая женщина…