13
- Я страшный неудачник, - рассказывал Федя Мышкин (по прозвищу «Князь Подмышкин») госпоже Элизе – экстрасенсу, ясновидящей и потомственной колдунье. – У меня ничего не получается. Никогда. Вся жизнь какая-то неудачная. Всё началось с того, что мама хотела сделать аборт, а ей запретили… Не удалось, в общем. Вот и у меня то же самое. Вы даже не представляете себе… У меня совершенно жуткие комплексы этой, как ее, недополноценности. Я какой-то нерешительный, в смысле, ни на что не могу решиться. А еще я всего боюсь. Ну просто всего. Вообще. Даже на улицу выходить. Знаете, я утром просыпаюсь, и начинаю бояться. И еще, - Мышкин глубокомысленно почесал нос изнутри, - у меня очень плохой стул. Он…
- Только не рассказывайте мне про свой стул, - взмолилась госпожа Элиза. – Пожалуйста. Я очень вас прошу.
- Вы говорили, что я должен рассказать вам всё-всё…
- Да, но только не это.
- Я просто думал, это имеет значение.
- Нет. Ничего уже не имеет значения, - в голосе ясновидящей зазвучали нотки обреченности.
Мышкин замолчал. Но не на долго. Он пытался вспомнить, о чем еще собирался сообщить. Кроме как о своем плохом стуле.
- Странно, конечно, - продолжал он, собравшись с мыслями. – Дело в том, что во сне я – крутой парень, искатель приключений, солдат удачи. Мне часто снится, что я угоняю самолеты, захватываю заложников. Это весело! Меня пытаются захватить спецназовцы, и я расстреливаю их из автомата. Убиваю заложников… Во сне я вообще постоянно кого-нибудь убиваю. Расчленяю трупы, закапываю их в лесу, в таких пластиковых мешках, знаете… И еще я во сне веду очень активную половую жизнь. Я постоянно насилую женщин, режу и расчленяю их мужей…
- Их вы тоже насилуете? – измученно поинтересовалась Элиза. Еще час назад, до прихода этого заморыша, этого выходца из рваного презерватива, она была уверенной в себе, деловой, собранной, способной управлять людьми и контролировать ситуацию. Теперь же она сама себе напоминала не первой молодости грудь, беспомощно свисающую поверх лопнувшего бюстгальтера. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы «клиент» убрался из ее офиса. И никогда уже не возвращался обратно.
- Тоже насилую? – переспросил Мышкин. – А, вы про мужей? Да, кстати, мне иногда снятся такие сны, гомосексуального содержания. Я занимаюсь любовью с мужчинами, причем сразу с двумя, с тремя… Потом я их убиваю, чтобы они никому не рассказали об этом. Я расчленяю их трупы и вывожу их за…
- Послушайте, что вы хотите от меня?
Мышкин погладил ладонью свой безвольный, скошенный подбородок.
- Объясните, почему всё это только во сне? Почему я не могу быть таким в реальности?
Госпожа Элиза судорожно закурила «Вирджинию слимз».
- А чего вам не хватает в реальности? Быть искателем приключений или трахаться с мужиками?
- Баб насиловать, - прикинув, сформулировал свои пожелания Мышкин. – И бить всем морду, тоже. А еще я хочу играть в казино и выигрывать. То есть, настолько сильно в себя верить, чтобы не проигрывать ни в коем случае. В общем, жить на полную катушку. Ну, естественно, чтобы у меня было много секса…
- Вы уже про это сказали – баб насиловать, - напомнила госпожа Элиза. – Не повторяйтесь. Это очень вредно для кармы.
- Ой! – икнул Мышкин. – Я не знал.
Ясновидящая тяжело вздохнула и принялась тушить в пепельнице окурок. Она делала это так долго и тщательно, что Мышкин даже подумал – а не забыла ли она про него.
- Ладно, - наконец, заговорила Элиза. Она извлекла из кармана колоду карт и бессистемно разложила их на скатерти. – Так… так… и так. Трефовый туз в верхнем ряду означает, что…
- Что? – Федя подался вперед с любопытством и с капающей из открытого рта слюной.
- Это значит, что никто вам не поможет! Только вы сами. Но для этого придется сделать кое-что серьезное. Вы готовы?
- Наверное, да. Или нет? Или да. Да. Извините, я вам тут на стол накапал…
- Ничего страшного, - Элиза махнула рукой. Скатерть придется выбросить. – Короче, чтобы стать тем человеком, о котором вы говорите – ну, авантюристом таким - вам понадобится найти другого авантюриста и солдата удачи. Самое идеальное – киллера.
- Мама! – вырвалось у Мышкина.
- Нет, мама ваша не подойдет. Тут нужен настоящий убийца. Вы должны будете его… извините, минутку, - Элиза пересчитала карты по старшинству, - да, должны будете его прикончить. После этого вы отрежете ему…
- Отрежу ему что??? – Мышкин вдруг почувствовал, что от страха в уши ему набилась вата, не пропускающая внутрь чудовищные слова госпожи Элизы.
- …ца!
Да ладно Элиза – он и сам себя-то слышать перестал.
- …ца?!!!
- Да, … …, …ца!
- Но ЗАЧЕМ??? И что мне с ними, простите, делать?! Носить в кармане? Или повесить себе на шею? Или, упаси боже, пришить вместо собственных???
Госпожа Элиза мрачно посмотрела на Мышкина исподлобья.
- Хуже. Вам придется, упаси боже, их съесть. Сырыми.
Весь следующий день, и еще день после, и почти целую неделю потом Федя Мышкин даже не знал, что и думать. Рецепт выглядел слишком простым и угрожающе невыполнимым. С одной стороны – если он сделает ЭТО, то вся его дальнейшая жизнь изменится на корню… или в корне. Он больше не будет шарахаться от собственной тени в подъезде, прятаться в чулане от тещи и теребить галстук в ответ на злостные наезды начальника. С другой стороны – КАК он ЭТО сделает? Его ведь наверняка вырвет. И это еще не единственная сложность.
«Тварь я дрожащая или право имею?» - обратился к себе Федя словами классика. Не, определенно он тварь дрожащая, и никаких прав у него нету, только обязанности. Откуда, спрашивается, он достанет настоящего убийцу? А ведь его еще придется замочить! При одной этой мысли Мышкин ощутил, как в животе у него забулькало - плохой стул на подходе. А если даже он и справится с задачей по умерщвлению киллера, еще ведь надо отрезать ему… Господи!!! А после еще и съесть их сырыми!
И куда-то надо будет девать труп.
Стоп.
Сконцентрировавшись на трупе, Мышкин вдруг с удивлением понял, что паника начинает его отпускать. Главное – решать задачу постепенно, рационально, хладнокровно. Разработать план и привести его в действие. Так делают настоящие солдаты удачи. Труп можно будет расчленить и вывезти за город в пластиковых мешках. Станет ли кто-то искать киллера? Милиции-то он точно не нужен! Или нужен? Не важно.
В обеденный перерыв Мышкин бочком пристроился к своему коллеге из отдела экономического контроля – Борьке Исаеву, о котором было точно известно, что он водится с криминальными элементами, да и сам здорово смахивал на рэкетира. В обычном своем состоянии Федя и на километр не приблизился бы к Исаеву по собственной воле, но сейчас его состояние было далеко от обычного.
- Борь, а Борь, - сказал Мышкин. – Дело есть. Разговор серьезный. Покурим на улице?
- Ну, - коротко ответил Исаев. – Ну, пошли.
- Чё? – спросил он, задымив у входа в офис сигаретой.
- Борь, я тут денег подкопил… В общем, хочу тещу свою заказать. Достала, стерва. У тебя никто из знакомых не…
- Ну ты даешь, Подмышкин! – сигарета выпала у Исаева изо рта. – Я не допёр че-та: ты это шутишь или в натуре, блин?
- Да какие уж тут шутки, - Федя оглянулся через плечо – не подслушивает ли кто? – В натуре тебе говорю: или я ее, или она меня. Она, сука, давно меня недолюбливает.
Исаев окинул Мышкина оценивающим взглядом.
- Мндэ-э-э… - протянул он. – А ты, значит, хочешь ее первый недолюбить… Гы-ы. Ладно. Сколько у тебя бабла?
- Две косых, этих… - Мышкин пытался говорить с Исаевым на понятном ему языке. – Грина, короче. Хватит?
- Ладно, - без особой уверенности сказал Борька, почесывая зажигалкой бритую голову. Было видно, что у него шок. – Перебазланю с пацаном одним. Оставь мне номер мобилы своей – если что, с тобой свяжутся.
Вечером Федя весь извёлся в ожидании. До него только-только начало доходить, во что он вляпался. Заказал собственную тещу! Да она ж его живым слопает, после того, как отшибет башку нанятому киллеру. Но – по замыслу-то киллер и не должен до нее добраться. Теща – это только приманка. Хотя…
А, может, забить на рекомендации госпожи Элизы и ограничиться тещей? Тоже ведь неплохо получится. Да нет. Киллер теще не страшен. Вот ее в прошлом году у подъезда хулиганье зацепило, хотели кошелек отобрать… четверо до сих пор из больницы не выписались, а было-то их всего трое… еще случайный прохожий под руку подвернулся.
Почти три часа Федя провел верхом на унитазе. Стул у него был очень плохой. При этом Мышкин не расставался с мобильником: вдруг позвонят? В один прекрасный момент, натягивая штаны, он едва не выронил трубу прямо в унитаз – мобильник весело запрыгал поверх подставленных ладоней, не давая себя схватить. Тут как раз и позвонили.
- Федор Михайлович?
- Я! – пискнул Федя.
- Это звонят насчет вашей тещи. Вы сейчас свободны?
- Как бы, да.
- Деньги при вас?
- Как бы, да. – Мышкина явно заклинило.
- А вы, как бы, можете сейчас подойти по адресу… - последовали объяснения, - с деньгами и подтвердить заказ?
- Я… я… в смысле, я, натюрлих. Скоро буду.
- Ферштейн. Там стоит «шоха» цвета морской волны. Садитесь сразу на заднее сидение.
Трясущимися руками Мышкин выгреб свою заначку – надо же что-то предъявить киллеру, чтобы усыпить его бдительность, стырил тещин электрошокер и женин газовый баллон, рассовал всё это по карманам и отправился на «стрелку». А, нет, еще он прихватил с собой аккуратно завернутый в «Спид-инфо» кухонный ножик.
…Мутно-зеленая «шестерка» тускло отсвечивала в тупике у железнодорожного бетонного забора. На цепенеющих ногах Федя дочапал до нее, дернул на себя дверцу и шмякнулся на заднее сидение.
- Здрасьте… - сказал он.
- Деньги принесли? – не оборачиваясь, спросил киллер – судя по затылку, невысокий, но крепкий парень лет тридцати пяти.
- Вот, - Федя извлек из кармана пачку смятых купюр. – Держите… - И попытался сунуть их в затылок собеседнику.
- Положите в карман сидения, нефиг в меня ими тыкать. Так. Хорошо. Расскажите о своей теще. Какая она?
Федя быстро взглянул в заднее стекло – переулок, завершающийся тупиком, был абсолютно безлюден. Кажется, пора приступать. Ледяные пальцы Федора нащупали спрятанную под старым пиджаком электрическую дубинку.
- Она, знаете, такая… - сбивчиво заговорил Федор. – Такая, ну… старая, в смысле, пожилая. Толстая. Волосы красит в фиолетовый цвет. Получается страшно. Ходит с авоськой. С клетчатой авоськой. То есть, у нее фиолетовые волосы и клетчатая авоська… Страшная такая… Волосы у нее торчком, и еще усы, как у мужика…
- Усы, я надеюсь, не фиолетовые? – процедил киллер, уже начинающий терять терпение. – А то я могу испугаться.
- Усы… она в фиолетовый не красит, - Федор медленно потянул шокер наружу. – Только волосы… И еще клетчатая авоська, а в авоське…
- Слышь, мужик, да мне на хер не уперлось, что у нее там в авоське! – взревело на переднем сидении.
- А в авоське у нее – ВОТ ЭТО!!! – Федор взмахнул шокером и с размаху врезал им по киллерскому затылку. От шокера отвалился набалдашник.
- Чувак, ты чё? – удивился киллер.
- Действительно, чё это я… - пролепетал Федор. Кажется, он упустил какую-то деталь. Точно, ток ведь надо было включить. – Вот тебе, вот, вот!!! – беззастенчиво пользуясь замешательством жертвы, он заколошматил ее дубинкой по голове. – Вот и вот!!! Отдай мне свои яйца!!!
- Да ты совсем больной, что ли??? – спросил киллер, захлебываясь от хохота. – Уйя, блин, чувак, ну ты и дебил! Ха-ха, ха-ха-ха, гы-ы-ы-ы!!! Я ж тебя сейчас пристрелю, - и он потянулся к бардачку, в котором на всякий случай держал пистолет. Федор в ужасе выхватил газовый баллончик и в мгновение ока распылил всё его содержимое по салону. Киллерский смех оборвался придушенным кашлем, тело несчастного задергалось в конвульсиях и, наконец, застыло. Федор выпал из «шестерки» на свежий воздух и долго не мог отдышаться.
А, отдышавшись и вытерев слезящиеся глаза, развернул газету с ножом, и, еще раз убедившись, что никто не наблюдает за этой ужасной сценой, открыл переднюю дверь…
- …Тело, найденное в автомашине «ВАЗ» шестой модели, припаркованной в Тупике Железнодорожников, опознано по отпечаткам пальцев. Это некий гражданин Суслов П.П., и, как сообщили нам в пресс-службе МВД, известно, что он был наемным убийцей. Обстоятельства, при которых Суслов прибыл в Тупик, не установлены, однако умер он, по заключению судмедэксперта, от смеха. Лишь после этого неизвестный, очевидно, при помощи колюще-режущего оружия, отрезал Суслову…
Феде Мышкину было до лампочки, от чего там умер Суслов. Федя вообще не смотрел телевизор. С тех пор, как он, запершись в туалете, зажмурившись и зажав одной рукой нос, запихал себе в рот то, что отрезал Суслову колюще-режущим кухонным ножом, его вырвало уже восемнадцать раз. И это был точно не предел. И это продолжалось уже третий час.
- Что такое с муженьком-то с твоим? – ехидно спросила теща жену. У телевизора на кухне они сидели вдвоем.
- Да, перебрал, небось, - махнула рукой жена.
- А, так он у нас еще и алкоголик, - обрадовалась теща. – Мало того, что никчемный, жалкий, пустой, тупорылый, слабовольный… да вообще не мужик, короче! Так еще и пить начал. Разводилась бы ты с ним, что ли, доча.
«Ага, и поскорее! - подумал Федя, склоняясь над унитазом. – Зачем тебе такой муж, который всё время блюЭ-Э-Э-Э-Э!!!!!!».
Еще через сорок минут он нашел в себе силы выползти наружу. Теща и жена встретили его презрительными взглядами. Правда, если присмотреться, презрительный взгляд был только у тещи, но его вполне хватило бы на двоих. И хватило.
- Федь, ну чего ж ты так? – спросила жена. – А я-то думала – где ж ты есть-то…
- Да вот же он, наша пьянь, - злорадно прокомментировала теща. – Что, козёл, нажрался? Ну до чего же ты никчемный!
«Сама ты… никчемная», - подумал Федя, с трудом волоча ноги в комнату. Там он рухнул на супружескую постель и забылся беспокойным сном. Ему снилось, как киллер из «шестерки» звонит в дверь их квартиры и загробным голосом требует: «Верни то, что принадлежит мне!». Весь ужас содеянного он переживал во сне.
Работу он, естественно, проспал. Проснулся и понял: уже не тошнит. И вообще, самочувствие отличное. Вот и замечательно, оно ему очень пригодится в КПЗ, когда его будут постоянно таскать на допросы. Федя почистил зубы, повязал галстук, и, напутствуемый ядовитыми замечаниями тещи, отправился нести трудовую вахту.
В троллейбусе было относительно свободно, и Мышкину даже удалось занять сидячее место. Занятый мыслями о своем ближайшем будущем, он и не вспомнил о том, что на линии работает контроль, и за безбилетный проезд – высокий штраф. Поэтому нет ничего удивительного, что к появлению контролера Федя оказался совершенно не готов.
- Билеты ваши, - потребовал контролер, занявший своим огромным телом всё оставшееся внутри троллейбуса пространство.
- Извините, - привычно забормотал Федя. – Я, в смысле, как бы, у меня нет билета…
- Сто рублей.
- Я, извините, у меня денег нету…
- Вылазь тогда. Ща в отделении разбираться будем, - подвел итоги контролер, зловеще нависая над Федором.
Федор внезапно ощутил, как что-то поднялось внутри него. Что-то, требующее немедленно привести самые веские аргументы против того, чтобы покинуть троллейбус по требованию этого толсторожего урода. И чтобы это были такие аргументы, которые просто невозможно понять неправильно.
- В какое еще отделение?! – заорал Федя прямо в физиономию контролеру. – Ты кто ваще такой, а? Ксиву покажи свою! Небось, на ксероксе сделал?!
Мощная рука вцепилась ему в воротник.
- Я тебе ща такую ксиву покажу! А ну встал и вышел!!!
…Выходя из троллейбуса, Мышкин недоверчиво оглядывался на разбитое окно, сквозь которое шесть остановок назад вылетел на проезжую часть контролер. «Кажется, подействовало!» - вдруг сообразил он, уже достигнув входа в офис.
Так уж получилось, что, открывая дверь, Федя просто не мог встретить никого другого, кроме своего начальника.
- Подмышкин!!! – фальцетом заверещал начальник. – Ты опоздал на полтора часа! Что ты себе позволяешь?!!! Да я тебя сейчас уволю!!! Всё, ты уже уволен!!!
Федор было шарахнулся и затеребил галстук, но что-то внутри вновь поднялось и восстало против начальника.
- Ты где тут себе Подмышкина нашел?! – взвыл он, да так, что охранник, проверявший пропуска, упал со стула. – Сам Подмышкин! Я четыре года вкалываю на тебя, а ты даже не выучил мою фамилию? Чмо!!! Я вот сейчас сам уволюсь, всё, я уже уволился!!! А на прощанье как удалю со всех компов базу данных по клиентуре!!!
- Да ты… да я… да я тебя… - попытался начальник «восстановить статус кво».
- Да я ТЕБЯ сейчас!!! – грозно пообещал Мышкин, и, неожиданно для самого себя, нанес последнему резкий пинок по мужскому достоинству. Статус кво был теперь восстановлен окончательно и навсегда. Начальник вдруг затих и начал сгибаться пополам, схватившись за отшибленное. Мышкин злобно рванул на себя турникет и широкими шагами отправился на рабочее место. По пути он заглянул в приемную и отдал распоряжение секретарше Машеньке:
- Так, Мария, запиши меня на прием к шефу. На сегодня, на полдень. У меня к нему важный есть разговор.
Маша удивленно похлопала ресницами на Мышкина. Странно… Вроде бы Мышкин. А вроде бы и не он.
- Что-что? – переспросила она на всякий случай – вдруг слух подводит, хотя с чего бы.
- Что слышала, коза крашенная! – находчиво ответил Мышкин. Маша, как загипнотизированная, смотрела на него, а, когда Мышкин удалился – продолжала смотреть на пустое место. Хлопнула дверь – это Федор вошел в свой отдел. Только после этого Маша очнулась: там, откуда только что поступила команда записать Мышкина на прием, возникло новое видение – шеф с иссиня-малиновым лицом, судорожно сжимающий руками свои штаны ниже пряжки ремня.
- Господи, Сергей Витальич, что с вами? – пролепетала Маша.
Шеф ответил неразборчиво, но явно нецензурно. А после и вовсе уполз в свой кабинет.
Что касается Феди Мышкина, он, в своем кабинете, долго и вдумчиво анализировал происходящее с ним. Он пришел к выводу, что ему это нравится. Жить вдруг стало легко и не страшно. Стоило только влипнуть в какую-нибудь стрессовую ситуацию, вроде как с тем контролером, как – раз! – внутри что-то восстает против, и вот уже ситуация разрулена в лучшем виде. Всегда бы так, не был бы он сейчас заслуженным неудачником и предметом всеобщих насмешек и издевательств. Ничего-ничего, он им еще всем покажет.
А особенно, распалялся Мышкин, совсем забыв про свою работу – покажет этой стерве, теще. И не будет он ее никому заказывать. Если старая фиолетовая сволочь совсем уж разойдется, закажет ее сам себе и сам же четко примет и выполнит заказ. Теперь он это сможет, точно, сможет.
Дверь открылась и в отдел вошла Ирочка из отдела кадров – миленькая рыжая девушка с ярким педикюром и в стильных золоченых босоножках.
- Мышкин, а у меня что-то сеть не работает, - пожаловалась она, глядя куда-то в стену мимо Федора. – Посмотришь, а? Только срочно.
- Срочно, Ирочка, только кролики размножаются, - ошеломил кадровичку Мышкин. Мгновение – и Ирочка ощутила на своей талии (нет, чуток пониже!) властную руку системного администратора. – Слушай, Ирина. Кажется, я попал в твои сети. Хочу тебя сильнее, чем дышать и курить. Может, проведем вечерок тет-а-тет, а? Прямо сегодня. Не против, надеюсь?
- Позвони мне на сотовый! – донеслось вслед панически убегающей по коридору Ирочке. Мышкин стоял в дверях и восхищался своей смелостью. Разве смог бы он еще вчера вот так вот взять и предложить красотке свое общество? Не смог бы. А сегодня взял и смог.
…В этот день еще много раз что-то восставало в Мышкине против чего-то. Восстало против главбухши, которая явилась качать права, восстало против поставщика компьютерной техники, который имел наглость заявить, что нужных материнских плат нет на складе (пара ласковых от Мышкина – и платы немедленно отыскались), восстало против здоровенного кладовщика в столовой, который, на свою беду, попытался втиснуться в очередь перед Мышкиным. Всем известный тихоня и вечная безответная жертва Мышкин так пропесочил беднягу, что тот и вовсе забыл про обед – повернулся и удрал на свой склад, словно за ним омоновцы гнались.
В итоге Мышкин задолго до конца рабочего дня забил на работу и отправился искать развлечений.
Его шеф, нервно потирая свое «достоинство», напрасно прождал Мышкина в своем кабинете – Маша сообщила о том, что сотрудник назначил ему аудиенцию, и шеф боялся ее пропустить. Но минуло шесть часов, потом семь, потом и восемь, а вскоре Машенька принесла известие о том, что Мышкин смылся по своим делам еще в четыре.
В те самые минуты, когда шеф, избавленный (хотя бы на этот день) от разговора со страшным Мышкиным (а тот, в общем, собирался побеседовать о повышении своей зарплаты), держась за перила, осторожно спускался на автостоянку к своей машине, Федор находился, так сказать, на пике. Беспокойная судьба искателя приключений занесла его в зал игровых автоматов «Джек Пол Пот». Там Федор, ни секунды не сомневаясь в своей удаче, накупил на последние деньги жетонов и сделал все автоматы просто на раз, причем самым сложным оказалось распихать по карманам выигрыш так, чтобы он не вываливался по дороге. Метрах в ста от зала (там, где вечерние тени сгустились наиболее густо), Мышкин оказался окружен толпой мрачных личностей в костюмах спортивного, как обратил внимание Федор, покроя.
- Хорошо поиграл? – осведомились у Федора.
- Нормально, мало не покажется.
- Давай тогда делись.
- А я ща тут всем хлебальники покрошу – и вся дележка, - прошипел Мышкин, безобразно плюясь мелкими слюнями. Он еще не успел дошипеть свою коронную реплику до конца, как толпа в темпе расступилась, давая ему пройти. На что уличная шпана была тупа, но и она сообразила, что выражение «всем хлебальники покрошу» не подлежит двусмысленному толкованию. Такой как сказал, так и сделает, а собственные хлебальники дороже сиюминутной выгоды. Мышкин гордо зашагал дальше, а шпана, озадаченно переговариваясь, таращилась ему вслед…
Прежде чем Федор достиг станции метро, ему позвонили на сотовый.
- Федь, ты? – спросил робкий женский голос.
- Я. А ты кто? А, Ирочка! Ириш, ну че как? Пересечемся?
- Ну… я, в общем… не знаю даже… Может, как-нибудь в другой раз… А ты сейчас не занят?
- Ира, для тебя я свободен в любое время дня и ночи! – охреневая от собственной крутизны, заверил кадровичку Мышкин. – Ща ловлю тачку и мчусь к тебе. Где ты есть?
Ирочка назвала адрес (видимо, домашний), и Мышкин весело замахал рукой, привлекая внимание самодеятельных таксистов.
В лоно семьи и тещи он прибыл уже ближе к утру – довольный, сексуально удовлетворенный и трезвый как стекло, несмотря на выпитый в одно лицо литр вискаря (Ирочка ограничилась бокалом шампанского, но, прощаясь, доверчиво призналась, что ей «еще ни с кем ей не было так хорошо»). Они на полную катушку оторвались в какой-то гостинице, где Федор снял номер на несколько часов. Надо сказать, что семья ждала его не то чтобы с распростертыми объятиями, но с заметным нетерпением. Теща даже вооружилась своей лучшей скалкой.
- Ты где ж шлялся, а?! – потребовала она ответа, едва Мышкин переступил порог прихожей. – У тебя совесть вообще есть? Где шлялся, спрашиваю???
Не стоило теще этого говорить. Потому что внутри Мышкина немедленно что-то восстало. Прямо против нее.
- Не твое дело, курррррва!!! – скалка стукнулась об пол, а задница тещи шмякнулась об стул. На котором несчастная так и осталась сидеть до утра. Федор перевел взгляд на супругу. – И ты!!! – добавил он, чтобы та не чувствовала себя обделенной вниманием. – Короче, смотрите у меня обе. Особенно ты, фиолетововолосая! Будешь еще мне тут выступать – закажу!
И он победоносно отправился спать, выпив на ночь холодной водички из графина.
Проспав всего три часа с небольшим, Федор проснулся на удивление свежим и бодрым. Он сделал небольшую зарядку в физкультурных целях, заглянул на кухню, убедившись, что теща где села, там и сидит, с каннибальским добродушием потрепал по загривку хнычущую над утренним кофе жену и погнал работать. Выйдя из подъезда, он сообразил, что незачем ждать троллейбуса, если можно поехать на собственной машине. Правда, после того, как четыре года назад Федор в первый и в последний раз сел за руль, прав у него не было (снести знак «Проезд без остановки запрещен» ему удалось четко на глазах у сотрудника ГИБДД), однако такая мелочь не могла его остановить. Ловко и умело запустив давно остывший двигатель, Федор вырулил на проспект и понесся по нему, лихо обгоняя тихоходные троллейбусы.
Естественным результатом этой лихости стал взмах полосатой палочки, на который Мышкин отреагировал оглушительным визгом тормозов.
- Ваши права! – потребовал владелец палочки – краснолицый сержант размером с «шестерку» Мышкина (если мерить в ширину).
- Какие права, братан, кто ж щас в Москве с правами ездит! – стук выпавшего из руки сержанта жезла живо напомнил Мышкину о том, как теща уронила свою скалку.
- Я сказал – пра…
- А я сказал – вот тебе сто баксов, - Мышкин королевским жестом протянул в окно купюру, - и я поехал дальше. Я тебе не коммерс какой, а рабочий человек, и базарить с тобой мне тут, знаешь, некогда. Я в офис опаздываю. – Включил сигнал поворота и, объехав застывшего ледяной статуей сержанта, продолжил свое опасное путешествие.
…Вскоре он уже сидел в своем кабинете, расслабленно закинув ноги на стол и слушая жужжание компьютеров. Дымя сигаретой, Мышкин цинично вспоминал подробности вчерашнего свидания с Ирочкой, а также – зачем это он собирался зайти к шефу. Наконец, он сообразил: а, зарплата, погасил окурок и отправился в приемную. Шефа пришлось подождать: тот как раз пытался втиснуть свою «Ауди» между забором стоянки и ржавой «шохой» с надписью на грязном боку «Помой меня!!!». В ожидании Федор времени даром не терял, и все, кто рискнул заглянуть в приемную «на огонек», могли увидеть его руки на всех частях Машенькиного тела, не исключая и почти интимные. Несчастная не решалась даже пикнуть, подозревая, что компьютерщик сошел с ума; кроме того, в какой-то момент это даже начало ей нравиться. Вошедший шеф прикинулся, что ничего не заметил и быстренько скрылся в своем кабинете. Но недолго он находился там один – уже через десять минут компанию ему составил Мышкин. А еще через пять шеф уже был согласен повысить Мышкину зарплату вдвое, втрое, вчетверо – лишь бы он убрался и не смотрел таким волком, и не цедил сквозь зубы.
- Кстати, я ужасно извиняюсь, - пробормотал шеф, когда Федор уже почти вышел за дверь. – Федор Михайлович, а вы, случайно, не в курсе, чьи это «Жигули» шестой модели стоят на моем парковочном месте на стоянке?
- «Жигули»? Это какие еще? – со злой ухмылкой уточнил Мышкин.
- Ну, старые, бордовые, ржавые. На них еще написано «Помой меня»…
- Помойся сам, - сурово ответил Мышкин и ушел. В приемной сладострастно взвизгнула Машенька. Трясущимися руками шеф пригладил стоящие дыбом волосы.
Через пару часов в столовой к Мышкину прижалась Ирочка и прошептала ему на ухо:
- Феденька, а мы с тобой сегодня куда-нибудь пойдем? Ну пригласи же меня, пригласи, пригласи.
Федор смотрел на Ирочку также, как совсем недавно она смотрела на него: как будто сквозь нее ему было видно стену. От этого взгляда девушка даже похолодела. Но еще холоднее ей стало, когда Мышкин перевел взгляд на старшего торгового менеджера Лару – женщину прилично за тридцатник, но еще очень даже ничего, крупную такую блондинку с мечтательными голубыми глазами.
- Знаешь, Ир, - сказал Мышкин, небрежно приобняв кадровичку за плечики. – Давай не будем всё драматизировать. Я, знаешь, такой мужик: сегодня люблю, а завтра всё мне по фигу. Я тебе позвоню, если что, телефон твой у меня есть.
Чувствуя себя брошенной и доведенной почти до самоубийства, Ирочка полными слез глазами наблюдала за тем, как Мышкин бестрепетно взял себе суп, две порции второго и селедку под шубой. Он сел за столик вместе с Ларой и о чем-то весело с ней разговорился. Лара глупо хихикала и кивала головой, что было совсем уж на нее не похоже. Жалобно сморкаясь в платок, Ирочка вышла из столовой: есть ей больше не хотелось.
Этой ночью Мышкин домой вообще не явился. И Лара – тоже. В офис они приехали вместе, в машине Мышкина, причем водитель был здорово перепачкан женской губной помадой, в которой сотрудники мгновенно распознали помаду, которой обычно пользовалась Лара, и которой она была накрашена и сейчас тоже. При их появлении Ирочка, караулившая на работе аж с шести утра, тихо сползла по стене, а парочка прошла мимо, даже не заметив ее. А уж совсем плохо стало Ирочке, когда Мышкин, расставшись с Ларочкой, отправился не куда-нибудь, а в приемную шефа, откуда вскоре появился в обнимку с секретаршей Машенькой. Кто-то сделал разошедшемуся Мышкину замечание, что он, дескать, за девочками ухаживает, а в конторе ни один комп нормально не действует, и Мышкин послал храбреца так далеко, что со стены отвалился плакат со схемой эвакуации персонала при пожаре. Всхлипывая, Ирочка смотрела вслед Мышкину, на ходу целующему секретаршу взасос. Ей было больно и обидно, и очень жалко себя.
«А ведь она меня дожидалась, - подумал Мышкин, искоса бросив взгляд на серую тень, в которую превратилась вчерашняя красотка-кадровичка. Тень горестно хлюпала носом. – А я с Ларкой всю ночь в клубешнике зависал. Какая я же я сволочь, - не к месту мелькнуло у него в голове. И тут же что-то внутри восстало против него самого: - Да, вот ТАКАЯ я сволочь! И ЭТИМ я горжусь!».
Так он и просидел целый день, упиваясь чувством собственного сволочизма. Ближе к вечеру ему позвонила жена и спросила, собирается ли он вечером показаться домой. Голос у благоверной был довольно убитый, глаза наверняка на мокром месте, а любимая тещенька капает на мозги: мол, вот, посмотри, за какого козла ты вышла замуж. (Если, конечно, тещеньке удалось встать со стула, хо-хо).
На вопрос о том, чтобы показаться дома, Федор на всякий случай ответил уклончиво. Он еще не успел соскучиться.
- Возможно, - одарил он жену крохотным зернышком надежды и поспешно с нею распрощался. Не хватало еще ее соплей. И так, блин, всякая дурь в голову лезет – например, а не съездить ли, и правда, домой.
…Но он переборол себя и провел очередную бурную ночь, на этот раз пару ему составляла секретарша Машенька. Они веселились в казино, причем за три часа Федор выиграл сумму, примерно равную его двухлетнему заработку (если считать по новой зарплате). Машенька оказалась ну оч-чень интересной девочкой, правда, не в постели. Но в мужском туалете она и Мышкин получили множество ярких и сильных впечатлений. Прежде чем отправиться кататься с Машей по залитому огнями городу, Мышкин сцепился на входе с охранником, который так и не понял, за что ему поотрывали все нашивки с формы. Но глаза у агрессора были настолько бешенные, что секьюрити предпочел вызвать подкрепление; пока оно успело появиться, Мышкин с секретаршей уже сидели в такси («Шеф, прокати по центру, но с ветерком чтоб!»).
В таком ключе прошло два месяца…
Начался третий месяц. Мышкин становился всё круче и круче, причем одновременно с этим все окружающие превращались для него в сборище мелких ничтожеств, прям в стадо какое-то, не сказать хуже. Он мог управлять всеми так, как ему хотелось, а они и пикнуть себе не позволяли (в том числе и потому, что среди сотрудников и близких знакомых прошел слух, что Федор заказал собственную тещу. Кстати, теща первая в это поверила). Даже начальник, когда-то вселявший в душу Мышкина холодный страх, теперь лично приносил в его кабинет конверты с зарплатой. В офисе не осталось практически ни одной женщины, с которой «Князь Подмышкин» не провел где-нибудь весело время. Отношения с мужиками Федор строил по иному принципу: он либо пил с ними водку, либо набивал им морду, впрочем, надо отметить, что первое не всегда исключало второе. Но, поскольку за водку Мышкин обычно платил из своего кармана, его не только боялись, но где-то даже и уважали. Правда, боялись намного больше: всем было известно, какой Мышкин сделался невменяемый.
Всё было бы хорошо, если бы Мышкину вдруг не начало делаться как-то не по себе. Во-первых, ему стало скучно играть роль «хозяина жизни» и наблюдать за тем, как все ходят перед ним по струнке (или стоят по стойке смирно – в зависимости от ситуации). Да еще Ирочка из кадров действовала на нервы: завидит Мышкина на горизонте – и ну слезу пускать, якобы, безутешная у нее любовь. И смотрит ягнячьими такими глазами… нет, пожалуй, всё-таки коровьими. Уж больно печальный у Ирочки взгляд.
Да еще жена повадилась звонить всё время, по поводу и без повода. И разговоры-то какие дурацкие: «А ты сегодня приедешь?», «А что тебе приготовить на ужин?», «А… не приедешь?», «А что сделать на завтрак?», «А мы с мамой волнуемся». Ага, волнуются они, как же. Лучше бы волновались раньше. До того, как сами же ему и внушили, что он – чмо, ничтожество, баран. И до того, как на этой почве его зациклило на сексе, насилии и азартных играх – словно бы всё это могло превратить его обратно в человека. Из-за них ведь, в конце концов, он взял и сотворил ТАКОЕ, что, строго говоря, при всём желании не назовешь нормальным и естественным. При этой мысли Федор мрачно сплюнул прямо на пол и, извернувшись в кресле, вытянул из заднего кармана брюк набитый купюрами бумажник, который мешал ему удобно сидеть и думать о печальном. Бумажник он набил в каком-то очередном игорном заведении где-то в центре, после того как оставил в ресторане всю получку. С ним была Лара, которая со всё большей и большей готовностью принимала любые его приглашения; со своей стороны, Федору всё меньше и меньше хотелось куда-либо ее приглашать. Ему хотелось надолго остаться в полном одиночестве и хотя бы о чем-нибудь побеспокоиться… как в прежние времена, когда любая мелочь вгоняла его в жестокую нервотрепку.
Иными словами, Мышкина тянуло куда-то обратно в прошлое. В то же время, кадровичку Иру тянуло исключительно к Мышкину, Лара тоже себя без него уже не мыслила. Что касается секретарши Машеньки, ее вообще забрали с работы родители, которые заподозрили, что дочь начала вести какой-то не совсем правильный образ жизни.
Куда Федору как раз вовсе не хотелось, так это домой. Тем не менее, однажды, окончательно впав в уныние после того, как шеф подобострастно всучил ему квартальную премию, он туда отправился. Он даже почти не удивился, обнаружив фиолетововолосую тещу всё на том же старом добром стуле. Словно и не вставала с него. Супруга бросилась к Мышкину с радостным взвизгом и повисла у него на шее.
- Как же я рада тебя видеть, Феденька! – супруга умильно смотрела Мышкину в глаза, а он хотел провалиться сквозь паркет – такой скотиной он себя чувствовал. Потому как, что уж тут говорить, он вообще никого не рад был видеть. Тем более, жёнины пальцы болезненно прищемили ему на шее складку. Но он не зашвырнул жену в шкаф, повинуясь первому инстинктивному порыву, а аккуратно снял с себя и составил в угол, к платяному шкафу. Теща была странно молчалива. Да и жена, составленная к шкафу, хранила странную неподвижность.
- Да что вы все тут какие-то… - начал было Федор. И махнул рукой. На тещу. (Что уже давно пора было сделать, мелькнуло у него в голове). – Ну, что с тобой еще такое? – угрюмо спросил он жену.
- Феденька… - пролепетала она. – Со мной всё… как было, так и осталось. А вот что с тобой? Ты так изменился…
- Изменился вот, - отрезал Мышкин. – Так мне захотелось. Решил, видишь ли, начать новую жизнь. Я и тебе изменяю тоже, - не удержался он. – Налево и направо, чтоб ты знала. И просаживаю кучу бабок в казино. Да ладно, ладно, - «успокоил» он жену, видя, как та резко побледнела. – Тебе тоже кое-что осталось. – Он вынул из кармана «премию» и протянул жене. – Купи себе… из шмоток че-нить. Что сама хочешь.
- Феденька, ты, может, поужинаешь, а? – предложила благоверная, жалобно заглядывая Федору в глаза. – Ты, наверное, кушаешь плохо на этой своей работе…
- Ага, точно. Кушаю – плохо. Зато жру – хорошо, - и Мышкин отправился мыть руки перед едой.
…После разнообразия блюд, употребленных им за минувшие дни в кафе, ресторанах и прочих заведениях, домашняя солянка не могла вызвать у него особых эмоций. Если не считать сладко-ностальгических. Невольно Федору вспомнилось, как раньше он ел такую вот солянку под монотонное нытье жены и оскорбительные замечания тещи – в его, естественно, адрес. При этом он обычно психовал: как он завтра поедет на работу, что ему выдадут в день зарплаты, как не нарваться на начальника и не вызвать его недовольство… Сейчас – хоть бы один нерв дрогнул. И стул, судя по ощущениям, наиздоровейший.
А вот у супруги цвет лица явно не самый здоровый. Вот кто сейчас точно весь на нервах. Федор украдкой покосился на жену: и чего, спрашивается, она в нем такого раньше находила, что сейчас ей этого не хватает?
Лучше не спрашивать. Иначе будет долгое выяснение отношений, слезы, истерики, жалобы. Этого ему и на работе хватает. Хотя… а будет ли истерика? Федор еще раз покосился на жену… черт, чуть глаза не вывихнул. Вряд ли. Слишком уж она какая-то… подавленная, что ли. Аппетит пропал окончательно, Мышкин отодвинул тарелку и пошел спать.
Он еще не успел заснуть, когда жена тихо вошла в комнату. Мягко шмякнулись на пол ее домашние тапочки. Осторожно, чтобы не потревожить Мышкина, она забралась под одеяло и свернулась клубочком. Комочком. Зародышем котенка. И засопела – негромко, уютно, растравливающим душу привычным сопением. А потом Федор, прислушавшись, допёр, что жена не сопит – плачет. Но почти бесшумно.
Вот и всё выяснение отношений.
Он так и не сомкнул глаз. Лежал неподвижно в темноте и всё порывался встать и смыться куда-нибудь. Чтобы больше ничего этого не видеть и не слышать. Что-то удержало его от побега – хрен разберет, что именно. Может, боялся оставлять жену в одиночестве. Еще сотворит над собой что-либо непоправимое. Не такая уж она и плохая, в конце концов-то, если говорить объективно. Это теща ее настрополяла против него. Никогда он теще не нравился. А жена-то – она так… невинная жертва обстоятельств.
Перед уходом он выгреб из карманов всю остальную наличность и тоже отдал жене.
- На вот, держи. Тут много. Не отказывай себе ни в чем.
Супруга подняла на Мышкина припухшие, покрасневшие глаза.
- Феденька, ну что же ты… Я ж больше тебя зарабатываю. Ты бы лучше… себе купил что-нибудь.
- Ага. Я куплю. Яда, - пообещал Федор и понесся вниз по лестнице. На последнем пролете он споткнулся и покатился вниз: вспомнил, что на работе его ждут Ирочка, и Ларочка… и еще другие сотрудницы, с большинством которых он успел прокрутить ни к чему не обязывающий романчик. Это, то есть, ему, в его НОВОМ сознании казалось, что это никого ни к чему не обязывало. Федор поднялся с пола, ощупал кости и даже пожалел – шею он себе не сломал. Какая досада. Прямо здесь бы всё и закончилось.
…Предчувствия его не обманули: этот день ему пришлось провести, пытаясь привести в порядок свои личные дела. Вернее – уклоняясь от этого. Времени на работу выкроить не удалось – впрочем, он давно уже особо не напрягался. Работа делалась как-то сама собой, не требуя от Мышкина больших усилий. Он даже был не совсем уверен, что делает ее сам – а не кто-то вместо него. А прежде от переутомления у него ломило голову и сильно ухудшался стул.
Для начала его приперла к стенке Лара. Она застигла его в рабочем кабинете, отрезала пути к отступлению, потребовала внимания к своей особе и выдала Мышкину все свои планы на будущее. Причем – на ближайшее будущее. Планы ее были примитивны, как строение амебы. Он (Мышкин) разводится, расписывается с ней (Ларой), они проводят медовый месяц на Канарах. Дополнения и предложения рассматриваются.
- Посмотрим, - дополнил Мышкин. При этом у него был такой тон, что только полностью безмозглая личность могла бы подумать, что он собирается согласиться хотя бы на что-то из перечисленного. Лара не была полностью безмозглой, и подняла крик. Он ею просто пользовался! Она, конечно, знала, какой он бабник, и что он спал с секретаршей, и с… (длинный перечень имен), но она же надеялась, НАДЕЯЛАСЬ, что он хоть немного любит ее, Лару, и что она ему нужна.
- Посмотрим, - оборвал Ларины вопли Мышкин, глядя на блондинку пустым взглядом.
Лара ушла и громко хлопнула дверью.
Мышкин и отдышаться не успел, когда ему позвонила бывшая секретарша Машенька. Ее интеллектуальный уровень был слишком низок, доходило до нее куда медленнее, чем до Лары, которая не просто так была ведущим менеджером по продажам. Поэтому беседа получилась долгой и не очень продуктивной. Если к ее завершению кто-то что-то и понял, то это был Мышкин. А понял он одно: как только злобные родители отпустят Машеньку из-под домашнего ареста, она тут же прибежит обратно в офис заново устраиваться секретаршей. Поближе к Мышкину.
Сунув в зубы сигарету, Мышкин пошел покурить на улицу. На свежий воздух. Открыл дверь кабинета… и тут же ее захлопнул. К нему уже выстроилась целая очередь. Кажется, в нее даже записывались – по крайней мере, он успел разглядеть Таню из бухгалтерии, которая фломастером выводила что-то на листке бумаги, канцелярской кнопкой присобаченном к стене возле двери.
- Боже, ну зачем мне всё это надо? – простонал Мышкин.
Он так и не высунулся из кабинета до самого вечера. Только через час после того, как голоса за дверью стихли, он рискнул покинуть свое убежище. Листок висел на прежнем месте, только сверху было приписано: «Запись на ЗАВТРА!!!». Федор пробежался глазами по фамилиям, с нарастающим ужасом вспоминая подробности, связанные с каждой из них. А подробностей было много; всплыли даже те, которые, казалось бы, утонули в алкогольном тумане. Пошатываясь, он отправился к своей машине.
С Ирочкой он пообщался, так сказать, на закуску. Именно на автостоянке она его и дожидалась.
- За что ты меня мучаешь? – спросила она вместо приветствия.
«За то, что ты меня не замечала раньше, - хотел ответить Мышкин. – За то, что смотрела на меня, как на пустое место. И за то еще, что называла меня «Князь Подмышкин»». Но он оставил это при себе. С Ирочкой необходимо было разобраться раз и навсегда. И, желательно, очень осторожно. Собственная жена, которой, казалось бы, за десять лет совместной жизни он должен был уже надоесть до колик – и та на грани суицида. Если на его совести окажется еще Ирочка…
- Ладно, Ирин, прости и всё такое, - начал он «осторожничать». – Я ж не думал, что ты так отреагируешь на… В смысле, раньше ты ведь на меня никак не реагировала…
- Раньше ты был не такой, как сейчас. Ты был другой. И еще, знаешь… в общем, у меня был парень.
- И ты что – кинула его из-за меня?
- Нет. Я его не кинула. И не из-за тебя. Ты к этому вообще не имел отношения. Просто его убили. Он… знаешь, сейчас-то я могу об этом сказать. Поначалу я не подозревала, но, кажется, он был киллером.
- Да? – вырвалось у Мышкина. – Продолжай.
- А что – продолжай? Наверное, он должен был кого-то… ну, прикончить, и его прикончили самого. Честно говоря, я его здорово побаивалась, поэтому так и не решилась прямо сказать, что не хочу с ним больше встречаться. Когда по телевизору сообщили, что он погиб, я особо не расстраивалась. А потом я вдруг увидела тебя, как будто впервые в жизни. На следующий же день.
Факты мгновенно сложились в мозгу Мышкина в Истину.
- И как же его звали, твоего героя? – с некоторым содроганием внутри спросил он.
- Его звали Пашей, - не обращая внимания на явное замешательство Мышкина, ответила Ирочка. – Паша… Суслов. Но не в нем дело. Понимаешь, ты очень на него похож. Ты даже разговариваешь, как он. Только ты намного лучше.
Время словно вернулось назад, и до Федора вновь донеслись из-за стены, разделяющей кухню и туалет, слова ведущего «Криминальной хроники»: «…некий гражданин Суслов П.П., и, как сообщили нам в МВД, он был наемным убийцей».
- Ничего удивительного, что я на него похож, - пробормотал Федор.
- Что ты говоришь?
- Так, о своём. Всё понятно. Ты просто была в стрессе из-за того, что случилось с твоим этим Сусловым, поэтому и запала на первого встречного. Хотя первый встречный того и не стоил. Так ведь?
- Я не была в стрессе… - попыталась возразить Ирочка. Ей было не совсем понятно, куда повернулся разговор.
- Именно что в стрессе, - оборвал ее Мышкин. – Стоп! Подожди, послушай меня! Я вовсе на него не похож. Я – просто Князь Подмышкин, не более того.
- Да, но на свидание ты меня пригласил совсем не как Подмышкин. Впрочем, не важно. Важно другое. Без Суслова я легко смогла жить дальше. А вот без тебя – не могу. И не хочу. И не могу. Давай что-нибудь с этим сделаем. Только прямо сейчас, потому что больше я так не выдержу. Смотреть на тебя издалека, видеть, как ты… с другими женщинами… - тут Ирочка не выдержала и возрыдала в свой носовой платок. – За что ты меня мучаешь??? – продублировала она исходный вопрос.
- Да ни за что я тебя не мучаю, - Мышкин похлопал Ирочку по плечу. – Слушай, знаешь что? Ты это… не торопись, короче. Некуда торопиться потому что. Может, скоро я тебе перестану его напоминать, Суслова этого. Главное – ничего не делай. Всё само по себе пройдет.
И, не зная, чем еще утешить Ирочку, он уселся в «шоху» и включил зажигание. Ему не хотелось ни игровых автоматов, ни казино, ничего. Он был сам себе противен и с этим ощущением поехал домой. В зеркало заднего обзора он увидел, как Ирочка в отчаянии выжимает свой носовой платок…
Жена встретила Федора с плохо скрываемым восторгом. Трудно было представить, что этот восторг вызван приездом средней паршивости мужа – бабника, игрока в автоматы, и, если принимать на веру тещину концепцию – алкоголика. То есть, Мышкин конкретно не догонял – чего это жена так радуется.
- Ой, Федюша, приехал всё-таки! А я тебе вот пирожка морковного испекла, с луком, и вообще, как ты любишь!
Вообще, Мышкин с луком и с морковью не любил. Правда, раньше он не решался возражать против таких кулинарных изысков – в основном, из-за тещи, которая в любом его робком возмущении обычно усматривала надругательство над женой. Но сейчас у Мышкина было слишком паскудно на душе, чтобы объяснять супруге свое отношение к ее морковно-луковым пирогам. Он устало двинулся на кухню, ведомый обманчиво-восхитительным запахом (а то он не знает, каков этот пирог на вкус; впрочем, ему, Мышкину, довелось попробовать кое-чего похуже, совсем недавно, кстати сказать). Мышкин надеялся, что теща уже не сидит на стуле в окаменевшей позе, но она там сидела. Если какая-то часть Мышкина и хотела подсознательно морковного пирога, при виде этого нового шедевра Родена его подсознание истошно заголосило: «Да уберите же ЭТО отсюда!!!».
- Принеси в комнату, - попросил он жену и поторопился убраться подальше от тещи.
Вскоре в комнату прибыл огромный кусок пирога, и чай, и бутылка коньяка, и всё это жена доставила на расписном подносе. Она хочет меня ублажить, чтобы я почаще появлялся дома, понял Мышкин.
- Спасибо… - сказал он, берясь за пирог то с одного края, то с другого, и не зная, как бы его сунуть в рот.
- Пирог очень вкусный, - оповестила его жена через некоторое время.
- Да-да.
- Я его для тебя испекла.
- Да-да. Угу.
- Федь, а Федь?
- У?
- Ты странный какой-то стал. Необычный. У тебя, наверное, работы много, да? И ты из-за этого нервничаешь?
- Да, офигеваю, как много работы, - пирог оправдывал худшие ожидания, и требовалось немало моральных сил, чтобы жевать его, ничем не проявляя своих чувств. – И от этого я очень сильно нервничаю.
- Федь?
- Чё?
- Мне без тебя скучно так… Одиноко очень. Ты бы увольнялся, что ли. Я уж тебя как-нибудь прокормлю, а ты новую себе работу подыщешь. Такие специалисты, как ты, везде нужны.
Собрав в кулак всю свою волю, Федор рукой протолкнул остатки пирога прямо в пищевод и запил отраву коньяком. Жена нежно погладила его ладошкой по щеке.
- Теперь тебе получше?
- Да, значительно, - честно ответил Федор.
- Хочешь еще пирога?
- Нет! В смысле, спасибо, очень вкусно было, но я уже че-та наелся, вот.
Супруга подвинулась к нему поближе. Совсем вплотную. Как будто мало ему было пирога.
- Федь, а Федь, - сказала она. – Мне без тебя правда очень, очень тоскливо.
- А как же мать твоя? – на всякий случай поинтересовался Мышкин.
- С ней мне еще тоскливее, - призналась жена. – Но куда же ее деть? Если только заказать кому-нибудь… - Мышкин вздрогнул. – Федь, правда, завязывал бы ты со своей работой, а? Так хочется, чтобы всё, как раньше. А я постараюсь, чтобы тебе было хорошо.
- Я тебя просто не узнаю, - продолжала она, глядя, как Мышкин чешет затылок. – На работе ночуешь… И говоришь такие вещи странные, ну, например, что встречаешься с другими… девушками… Федь, доведет тебя эта работа до ручки. Мне очень хочется, чтобы ты стал таким же, как и всегда. Ты не обижайся, но ты сейчас немного... какой-то чужой. Тебя нет, а я по ночам реву, как дурочка… словно бы ты на самом деле можешь меня с кем-то обманывать…
- Ты так думаешь? – спросил Мышкин, чтобы хоть что-то спросить.
Он всю ночь размышлял о том, как жить дальше. И с чем ему жить. И каким ему жить. И за каким хреном ему, вообще, жить? Может, лучше повеситься?
Да нет, решил он под утро, вешаться надо было намного раньше. А не переться к этой самой ясновидящей Элизе, которая, что ни говори, нашла способ изменить его жизнь. Ее бы саму повесить за такую находчивость, кровожадно подумал Мышкин, и что-то внутри него восстало против ясновидящей. Но он пересилил себя – и так уже накосячил выше крыши.
Тем более, продолжал он мыслительный процесс, Элиза еще может ему здорово пригодиться. Если он действительно хочет вернуться в свое прежнее состояние – превратиться опять в законченного труса, паникера, неудачника, всеобщее посмешище – кто-то должен помочь ему советом. Вопрос-то в другом. Совсем в другом. Хочет ли он снова всем этим стать?
К тому моменту, когда над столицей зарозовела заря, Мышкин окончательно себя убедил – да, он хочет. Ему надоело быть искателем приключений. Черт, да он ведь целых два месяца ходил по лезвию бритвы, рискуя получить где-нибудь пулю за свою отвратительную наглость. Пусть больше ему не светят ни легкие деньги, вытряхиваемые из игральных автоматов, ни девочки с работы (и из прочих сомнительных мест), пусть он даже никогда больше не пнет ногой начальника… и никому уже не даст по роже, пусть. Зато жена будет довольна и счастлива. И перестанет плакать по ночам в подушку (она ведь в подушку плачет, правильно?). В конце концов, прежде, до того, КАК, она, во всяком случае, никогда не отказывала ему в карманных деньгах, если он, что случалось частенько, оказывался на мели. Кроме того, если он вновь станет самим собой – тогда, возможно, теща встанет со своего стула и уберется с кухни. Хотя бы ненадолго.
Мышкин решительно вылез из супружеской постели и потопал искать свою записную книжку…
…Когда Мышкин подошел к Борьке Исаеву, мирно курившему на улице возле входа, тот вздрогнул и на всякий случай отстранился на пару шагов. Странно обновленный за последнее время «Князь Подмышкин» вселял трепет в самые отважные и отмороженные сердца, и Исаев не был исключением. Но Федор, наоборот, встал к Исаеву вплотную, выдохнул ему в глаз сизый дым «Мальборо» и негромко произнес:
- Слышь, Исаев, дело есть. Хочу тещу свою заказать.
- Как – опять??? – поперхнулся Борька. Он уже запутался в этих заказчиках, потому что не далее как вчера его вызвал к себе шеф и попросил найти кого-нибудь, кому можно было бы заказать Мышкина. – Ты же ее уже заказывал, нет?
- Выжила, тварь, - отрезал Федор. – Ну так как? Бабло у меня есть.
- Ну ладно… - пробормотал Борька. – Надо – значит надо. С тобой свяжутся на днях. Я так понимаю, тебе очень серьезного мужика надо, профессионала. А то эта твоя теща – просто Терминатор какой-то. Говорят, - Исаев перешел на хриплый шепот, - того мужика, который заказ взял, на одно место укоротили. Это не тещенька ли его покоцала?
- Она, сто пудов, - без зазрения совести оклеветал жёнину мать Федор. – Зверюга, а не баба. В магазин с кухонным ножом ходит. Гы-ы-ы, - недобро ухмыльнулся он и ушел. А Исаев остался стоять, размышляя о том, что происходит у них в офисе и в частности с этим Князем Подмышкиным, который сам стал здорово смахивать на Терминатора.
Он не мог знать о том, что накануне Мышкин созвонился с экстрасенсом и ясновидящей госпожой Элизой и спросил ее:
- Слышь, Лиза, как тебя там… А че надо сделать, чтобы, короче, реально стать таким, как был раньше? А то меня эта крутизна уже достала, из-за нее я себе всю личную жизнь чуть не попортил.
Госпожа Элиза долго молчала в трубку.
- Чё, умерла там? – напомнил о себе Мышкин. Если раньше ясновидящая до некоторой степени сомневалась в том, что ее средство подействует, то теперь никаких сомнений уже не осталось: подействовало. Вон как базарит чувак – бандит, да и только.
- Ну, ладно, - решилась Элиза. – Хорошо. Это, в принципе, будет не сложно. Вы снова станете неудачником, трусом, у вас не будет беспорядочных половых связей и… и много другого тоже. Вы точно этого хотите?
- Да точно, блин.
- Хорошо. Тогда – записывайте. Вам придется…
- Опять мокруха, что ли? – недовольно перебил ее Федор.
- Да! Ваша жертва должна быть также из киллеров или вроде того. Отрежете ему…
- …ца? – Федор прицелился ручкой в блокнот.
- Нет! Хуже! …!
- …?!!! Ну, записал… И… что? Тоже съесть?
Нет???
Засунуть себе… куда?!
А это точно поможет???
©Олег Новгородов
yaplakal.com