11
Ну что ж, потворствуя легкости настроения и оставляя за скобками погружение в глубины психологии, в коих обитают чувство вины, жажда любви, страх смерти и прочие параличи наших событийных снов, размяв пальцы о скалку и отряхнув муку с передника на морду любопытной кошки, в час запекания пирога с истекающей томной слезой рыбой и бушующей за окном метели, что укрывает в вихрях своих кому деда с подарками, а кому и королеву с осколками, расскажу я вам… ерунду какую-то.
Но я не виновата, они сами пришли.
С подарками.
***
Алёна Михайловна тяжко вздыхала, кутаясь в мохнатую, как шкура яка, шаль и потирая сухие руки, чтобы согреться.
- Нюрочка, пойдёмте чаёк пить с печененками, - позвала она, полуобернувшись в сторону стеллажей, полных как вековой мудрости, так и непреходящей человеческой глупости.
Нюрочка, худенькая блондинка с бледной до холодной мраморности кожей, листала в проходе книжку, обложку которой украшала конопатая рожица с носом пятачком.
- Сейчас, Алёна Михайловна, последняя осталась.
- Нюрочка, ну хватит читать, ставьте уже, чай стынет.
Нюра захлопнула с сожалением книжку, пробежалась глазами по стеллажу, отыскивая большую, похожую на паука-косиножку, букву М.
- Мало нынче читают, - вздохнула Алёна Михайловна.
Нюрочка села подле неё в крутящееся офисное кресло, взяла дымящуюся паром чашку, покачала печально головой.
- Другое поколение.
- Ну, с тех пор, как вы к нам устроились, читателей у нас прибавилось. Дети вас любят. И не только дети, - пожилая женщина посмотрела на коллегу с хитрой улыбкой.
Нюра смутилась и перевела разговор.
- Как ваш Антоша, выздоровел?
С недавних пор на попечении Алёны Михайловны оказался внук-первоклассник. Что-то там происходило в семье дочери, о чём женщина не говорила. Но о внуке рассказывала часто и с охотой. Пацан постоянно болел и от того учился из рук вон плохо.
- Да куда там, кашель, сопли… Всю первую четверть, а теперь, вот, и вторую.
Нюрочка задумчиво грела пальцы о тонкий фарфор. Её щёки немного порозовели и теперь, в рассеянности утреннего зимнего света, как на старых цветных снимках, проявилась глубокая, почти неестественная голубизна её глаз.
«Какая жалость, что в этом мире нельзя творить чудеса. Взмахнула бы волшебной палочкой, и все болезни куда-нибудь улетучились.»
Словно решившись на что-то, девушка вскинула длинные ресницы.
- Алена Михайловна, сегодня же Новый год, а мне вам и подарить нечего!
- Да ладно, Нюрочка, какие подарки. Я вон Антошке шоколадку купила, вот и все наши подарки, с нашей то зарплатой, - Алёна Михайловна махнула рукой и рассмеялась.
А Нюрочка вскочила со стула, убежала в тёмную гардеробную, зашуршала там пакетами и вернулась, неся в руке пару морковок и смущенно улыбаясь.
- Алёна Михайловна, - она сдула с лица выбившуюся золотистую прядку, - Я поздравляю вас с наступающим Новым годом и желаю вам здоровья, радости и благополучия! И чтобы Антоша не болел и хорошо учился!
Нюра протянула Алёне Михайловне две чисто вымытых морковки.
- Одна вам и одна Антону. Вы только её не варите, она очень полезная, там много витаминов и минералов. Вы потом весь год болеть не будете. И Антон болеть не будет, и учиться будет хорошо, морковка для глаз полезна и для памяти. Только не варите, хорошо? А то вся польза пропадёт.
Алёна Михайловна рассмеялась, скрывая легко набегающие слёзы, подошла к Нюрочке. Глаза девушки играли такой лазурью, что старая женщина загляделась на них, залюбовалась.
- Эх, Нюрочка, мне бы дочку такую. И тебя с Новым годом, золотко, пусть он к тебе будет добрым. Мужа бы тебе хорошего!
Алёна Михайловна погладила девушку по спине, поцеловала по-матерински в розовеющую щечку.
- Алёна Михайловна, вы идите, у вас Антоша один дома. А я подежурю здесь. Всё равно не придёт никто. Кто ходит в библиотеки тридцать первого января?
***
Николай Иванович слушал речь прокурора вполуха. Банальная ситуация – муж, жена, скандал, развод, пришёл повидать ребёнка, начали ругаться, он на неё с кулаками, она в него вазой, тяжёлый хрусталь. Его на кладбище, ей — тюрьма. Сынишку маленького к бабушке, дай ей бог здоровья. Хорошо, хоть мальчика дома не было, когда…
Получится ли доказать состояние аффекта? Она вызвала скорую, пыталась оказать первую помощь. В Склифе с аффектом строго. Неосторожность? Куда она там кидала эту вазу?
Николай Иванович присмотрелся к женщине на скамье. Средних лет, миловидные черты лица, русые волосы. Обычная. Не то место, не то время, не тот человек.
Говорит, что ничего не помнит.
Что-то скажут криминалисты? Ей бы адвоката хорошего. Но деньги… Сама учительница, мать — библиотекарь. Если только в лотерею выиграть.
Но, не бывает чудес в подлунном мире!
Прокурор ходатайствует о заключении под стражу в качестве меры пресечения. А назначенный адвокат? В телефоне сидит, с любовником ругается. Система. Планы, традиции.
- Суд определяет в качестве меры пресечения домашний арест.
Судейский молоток с глухим стуком опустился на деревянную подставку.
Зайдя в свой кабинет, Николай Иванович снял мантию, кинул её на небольшой диван коричневой кожи. Выдвинул ящик стола, достал оттуда пузатый бокал тонкого стекла, втянул в себя воздух и словно магическим пассом вытянул из этого же ящика плоскую бутылку карамельного цвета.
Посмотрел сквозь неё на зимний утренний просвет – и мир окрасился в тёплые тона, протянулся в сухом воздухе судейского кабинета тонкий аромат виноградной лозы в обрамлении дубовой крепости.
Выкрутил пробку, плеснул в бокал на два пальца, покрутил, принюхался, чмокнул пару раз, еще покрутил, сделал глоток и черты лица его, суровые и непоколебимые, разгладились, умягчели враз, поплыли морщинками вокруг глаз и уголков губ.
Он спрятал довольную усмешку в седую недлинную бородку, негромко крякнул. Год уходит, год приходит. А сейчас – а сейчас наступает время межвременья!
***
На ипподроме была традиция – каждый год, 31 декабря, здесь устраивали праздник. Рысистые бега по тонкой наледи, небольшие представления в манеже, прогулки по конюшням на радость детям и взрослым. И главное зрелище года – легендарные русские тройки!
Упряжки уже шли на второй круг и подходили к трибунам. Коренники несли упругой размашистой рысью, летели в галопе пристяжные. Когда вороная тройка первой зашла в крутой поворот перед трибунами, Нюрочка ахнула и встала, чуть не опрокинув лёгкий пластиковый стул.
Прозвучал звон ипподромного колокола и неожиданно, словно по мановению волшебной палочки, пошёл пушистый лёгкий снег. Из-под копыт лошадей вместе с ледяным крошевом полетела снежная пыль, и вторая тройка белоснежных скакунов пронеслись мимо трибун как призраки в искрящемся снежном мареве.
Девушка прижала руки к груди, в глазах у неё стояли слёзы. Восторг охватил её с такой силой, что она не сразу почувствовала, как кто-то дёргает её за подол пуховика.
- Тётя, тётя, - Нюра, наконец, сообразила посмотреть вниз.
К ней была обращена румяная зарёванная мордашка. Девочка лет пяти, в вязаной белой шапочке с котячьими ушками. Снежинки падали на её покрасневшие от холода щеки и таяли. Нюра присела.
- Тётя, вы мою маму не видели?
- Мама? – озадаченно переспросила Нюра, - какая мама?
- Красииивая, - губы у девочки скривились, она готова была снова расплакаться.
Нюра растерянно оглянулась.
Николай Иванович сидел рядом, за столиком, на котором одиноко стояли уже почти пустая бутылка коньяка и пузатый бокал. Казалось, он дремал, закинув голову назад так, что снежинки падали на его лицо, застревая в седой бороде.
- Дедушка, - позвала Нюра, - деда! У нас тут беда!
- Что такое?
Он, словно выныривая из небытия, медленно опустил голову и посмотрел на внучку лучистыми голубыми глазами.
- Вот. Потеряшка.
Нюрочка улыбнулась девочке, сняла варежки и вытерла с её лица мокреть снега и слёз.
- Потеряшка?!
Дед наклонился к девочке и глухо, но весело засмеялся.
- Ах ты, козявка! А ну иди сюда, я тебя согрею!
Он сгрёб малышку в охапку и принялся её тормошить, пока к его раскатистому хохоту не присоединился её пронзительный, как звон колокольчика, смех.
- Тебя как зовут, потеряшка? – спросил он, отсмеявшись и посадив улыбающуюся девочку к себе на колени.
- Маша.
- Машка-потеряшка, значит. Понятно! А маму твою как величают?
Девочка смотрела на него непонимающе.
- Как у тебя маму зовут? – переспросила малышку присевшая рядом Нюра.
- Карина.
- Карина, Мальвина, - дед крякнул с некоторой досадой и достал из закромов полушубка сотовый.
- Сейчас, Маша, найдём мы твою Мальвину.
Он набрал номер, что-то тихо проговорил, потом убрал телефон и улыбнулся девочке.
- Ну что, Маша, хочешь лошадок покормить?
Она с готовностью кивнула.
- Тогда идём!
Он грузно встал из-за стола и пошёл к выходу с трибун, рассекая толпу людей, словно теплоход речную волну, ведя за руку девочку в смешной белой шапочке с ушками. Нюра побежала за ними. Раздался звон ипподромного колокола, Нюра оглянулась, поднялась на цыпочки, но беговая уже плотно была закрыта чужими шапками. Зрители смеялись, переговаривались, и объявление о конце заезда тонуло в этом людском гуле.
- Деда, подожди! А кто заезд-то выиграл?
- Да наши, кто еще?
Он мельком оглянулся на внучку, и, подхватив Машу на руки, чтобы не потерять её еще раз в человеческой суете, не сбавляя шага, нырнул в подтрибунное пространство.
Нюра услышала, как щёлкнул громкоговоритель, и приятный женский голос произнёс: - Потерялась девочка Маша. Её маму Карину просят подойти к тотализатору.
Нюра облегчённо вздохнула и поспешила за дедом.
А на пустом столике осталась стоять одинокая бутылка с недопитым коньяком карамельного цвета. Храня в себе остатки виноградной дрёмы в крепких дубовых объятиях.
***
В конюшне было тепло и пахло сеном. У входа, на толстом крюке висели подковы, под ними дремала полосатая серая кошка. Некоторые стойла были пустыми, в других переминались с ноги на ногу лошади. Вдоль прохода шла женщина в красной безрукавке. Она катила тачку, полную золотистого пахучего сена и закладывала его в ясли. Лошади, медленно переступая, подходили и тянулись бархатистыми мордами к еде, кто деликатно, а кто и жадно выхватывая пучки сухотравья.
- Дашь лошадке яблочко?
Нюра положила небольшое зелёное яблоко в доверчиво подставленную варежку и подвела девочку к ближайшему стойлу, откуда тут же появилась большеглазая гнедая голова с длинными мягкими ушами.
- Это Звёздочка. Видишь, у неё белое пятно на лбу?
Малышка кивнула и потянулась рукой с яблоком к лошади.
- Подожди, лошадку надо правильно кормить. Снимай варежку.
Нюра нежно расправила детскую ладошку и положила на неё яблоко.
- Вот так, как маленький столик. Ладошку не сгибай, и лошадка сама возьмёт у тебя яблочко.
Маша замерла, Нюра, аккуратно придерживая детскую ручку, поднесла её к морде лошади, и та, шепнув по коже тёплыми мягкими губами, сняла яблоко.
Маша взвизгнула от страха и удовольствия и засмеялась, глядя то на улыбающуюся Нюру, то на любопытную Звёздочку.
Снаружи, за воротами конюшни, послышался мелодичный звон, и Нюра потянула Машу на улицу.
- Пойдём, там наших лошадок ведут.
За воротами, в опускающемся сумраке, опираясь на невесть откуда взявшийся серебряный витой посох стоял величавый седобородый дед. Черты его лица теперь лишь отдалённо напоминали Николая Ивановича, что пил коньяк во всепоглощающем шуме ипподрома некоторое время назад. Но Маша легко узнала его и кинулась к нему с восторженным криком: - Деда!
Он подхватил её, как пушинку, подкинул высоко в небо, поймал и поцеловал в шапку.
- Привет Машка-потеряшка! Ну что, покормила лошадку?
- Да, я ей яблочку дала, - важно сказала девочка.
- Молодец!
Послышался стук копыт и к воротам конюшни подъехала повозка, запряжённая тройкой белоснежных лошадей. Ей правил деловитый, и оттого казавшийся сердитым, кучер.
- Хочешь увидеть чудо, Машенька?
Дед наклонился к девочке, посмотрел ей в глаза долгим лучистым взглядом голубых, как лазурь глаз. Она зачарованно кивнула.
Он выпрямился и стукнул посохом. Бум! Словно отдалось эхо из глубины промёрзшей земли. Бум! Кони вскинули головы и заржали. Бум!..
И налетел вдруг снежный вихрь, заискрились снежинки в волшебном водовороте, размыли всё вокруг. Исчезло вмиг пространство и время, лошади и люди.
И вмиг возродилось.
С весёлыми бубенцами на украшенной цветистыми лентами дуге, с золочёной повозкой, обитой голубым бархатом, с пологом из мерцающего белоснежного меха.
Со Снегурочкой в голубой шубейке с белой меховой опушкой, с золотой косой и в серебристом кокошнике, украшенном жемчугом и сапфирами.
С Дедом Морозом с густой белой бородой до пояса, в алой, расшитой серебряными звёздами шубе.
Из тени конюшни выскользнула женщина в красной безрукавке. Она подошла к храпящим, беспокойно переступающим, лошадям, что-то прошептала, погладила, успокаивая, коренника и ловко закрепила на дуге три колокольчика. Один сверху и два поддужных.
И в воздухе, в серебристом заливистом смехе бубенцов, задавая им ритм и тему, поплыл мелодичный, переливчатый, уводящий за собой в мечты, звон колокольчиков.
- Машенька! Маша!!!
Из темноты опускающегося вечера к ним бросилась женщина в сбившейся набок полосатой вязаной шапочке. Она на ходу стянула варежки и начала ощупывать девочку, оглаживая ей лицо тонкими, тревожными пальцами.
За ней, из сумрака, вынырнул молодой улыбающийся парень, который встретил её у тотализатора и привёл сюда, на конюшню. Он остановился у лошадей, погладил пристяжную по тонкой морде, по бархатному носу, и она потянулась тут же мордой к карману с надписью 2020 на его красной куртке. Парень засмеялся, достал из кармана кусочек сахара и дал его лошади.
Коренник косился на них недовольным лиловым глазом.
- Дедушка Мороз, – пискнула вдруг Маша. – Ты сейчас подарки поедешь раздавать?
- Да.
Дед опёрся подбородком о посох и с любопытством посмотрел на девочку.
- А как же лошадки? Они же устали.
- А мы их сейчас волшебной морковкой накормим.
Снегурочка достала из расшитого бисером мешочка большую красную морковку и протянула её кореннику. Тот аккуратно взял угощение.
- А ты покормишь Снежинку? Помнишь, как я учила, на ладошке?
Снегурочка протянула Маше морковку.
- А это, Новый Год, для твоей Метелицы.
Юноша взял морковку, к которой уже тянулась мордой белоснежная пристяжная.
Довольная девочка с опаской потянулась к морде коренника, чтобы погладить.
Дед Мороз качнул головой, улыбнулся в бороду, взял у Снегурочки мешок с морковками, достал еще одну, дунул на неё, отчего та покрылась вмиг растаявшей изморозью, и протянул Маше.
- А это тебе волшебная морковка. За то, что ты такая добрая и заботливая девочка. Чтобы ты не болела весь год и была сильной, умной и доброй. И… - он ловким движением вытащил из своего объёмистого мешка плюшевого медвежонка, - весёлой. И больше не терялась. Мишутка, присмотри за ней! - погрозил он пальцем игрушке и вручил мишку малышке.
- А теперь, добро пожаловать в сани Деда Мороза!
Широким взмахом руки Дед Мороз пригласил Машу и её маму: - Довезём вас до главного входа.
***
Маша сидела в санях, укрытая пушистым тёплым пологом, смотрела на проявляющиеся в темнеющем небе звёзды и прижимала к груди своего мишку. Переливчато пели колокольчики на дуге, и растерянная мама трогала её руки, проверяя – не замёрзли ли.
Тройка рысью выкатила сани Деда Мороза на дорожку перед трибунами. Редкие зрители, которые еще не успели уйти по домам, захлопали.
Дед Мороз остановил лошадей перед главным входом, и помахал рукой Маше, которая нехотя вылезла из саней и пошла, постоянно оборачиваясь, к выходу.
Снова повалил снег, теперь уже плотный, пушистый, заметая дорожку, выгоняя последних посетителей.
Дед Мороз тронул поводья, Снегурочка закрылась поплотнее меховым пологом, и тройка пошла рысью по первому кругу. Пройдя поворот, пристяжные пошли в галоп, влекомые уверенной рысью могучего коренника. А после второго поворота, на длинной прямой, и коренник взял галоп, и тройка понеслась по ипподрому стремительной птицей.
Лишь мелькали в снежной заверти тусклым проблеском шипастые железные подковы, да летели белоснежные гривы, с которых ветер рвал шитые золотом ленты.
Всё быстрее и быстрее, пропуская под ногами ледяные проплешины, столбики ограждения, заломанные ветви деревьев. Взмывая в небо всё выше, и выше. Разнося запредельный колокольный звон над ипподромом, над городом, над страной. Над землёй.
И только девочка Маша еще долго слышала его отголоски.
И где-то там, в поднебесной темноте, залитой лунным светом, в наступившей тишине, под мерцанием звёзд, Снегурочка постучала Деду Морозу в спину, а когда он обернулся, попросила:
- Дедуль, надо к мальчику одному заехать. Антоше. Он не был самым хорошим мальчиком в этом году, но он очень старался.
- К Антошке? Заедем, обязательно. У меня для него припасён электронный конструктор. Любознательный парнишка. Инженером станет.
«И лотерейный билет для его мамы. Такой, чтобы хватило денег на хорошего адвоката», - подумал Дед Мороз и тронул поводья, правя тройку на огни большого города.
И понесся в глубины космоса, заставляя звёзды растерянно моргать, а Луну трепетать, зычный крик
- Ннооо! Родимыя!!! А ну, поживей! Дел невпроворот, а межвременье коротко!
***
Ну вот, всё, написала я про вас!
Вывела на чистую воду.
Проявила волшебство сквозь вуаль межвременья на грубую ткань мироздания.
Верю я в вас. Верю! И дети верят, морды довольные! И муж, муж тоже верит! Можно с него уже снять ваши волшебные путы и из ванной выпустить, защитника моего?
Летите уже! Кони за окном застоялись, и дети подарков заждались. А новогодняя ночь коротка. Оливье стынет, шампанское выдыхается, пирог подгорает.
Президент ждёт, в конце концов!
И спасибо большое! За морковки.
yaplakal.com