Дневник путешественника (с) Виктор1957

В гостях у «Ленина»
приключенческая сказка-быль

Когда я приехал в Палану, была веса, апрель. Конец апреля. Было тепло интересно и ново. Задача, которую я для себя выбрал, была по существу, не очень сложной. Нужно было изучить туристский потенциал севера Камчатского полуострова. Начать движение в этом секторе. Великое количество кооператоров Приморья и Дальнего Востока пристально смотрели на мои действия и достойным образом осуществляли инвестиционную деятельность. Но, кооператоры, они и в Африке кооператоры. Сам я совершенно был далек от этих торговых дел.

В один из июньских дней, вместо денег на мой счет в Сбербанке, пришла авиапосылка, увесистая, килограммов под двадцать. В ней было китайская или таиландская, не помню, хоть убей, и письмо. В нем указывалось, что кооператив «Шарм», в городе Находка, инвестирует в мою деятельность сумму пятнадцать тысяч рублей. Убийственно, огромные для меня деньги в то время. Шел ведь 1988 год! Предлагалось разместить эту парфюмерию в магазинах поселка, а на полученную прибыль осуществлять свою деятельность. С документами на эту парфюмерию я направился в Рыбкооп. Председатель его, Богдан Ярославович Кук, любезно «сплавил» меня в торговый отдел. Лена Верхозина взялась осуществлять эту сделку. Потом дело приняло совсем криминальный для меня и работников Рыбкоопа, характер. Был здесь, в Палане Степа Ханов, милиционер отдела ОБХСС. Тюрьма, капиталу! Для начала он наложил арест на все это хозяйство, потом арестовал в аэропорту Лену Верхозину, она пыталась улететь в командировку. И начал он пытать ее «каленым железом». Короче говоря, сорвал он весь «инвестиционный климат» вокруг меня. Три раза я бы приглашен на беседу к этому дураку. Передо мной он хоть пистолетом не размахивал, как перед Леной, дебил. Позвонил в Находку, рассказал мужикам про эти «нюансы», они ржали долго. Приводили слова Великого Папанова, «.. ты не воруй, и тебя не посодют». Жизнь накалялась. Прямо совсем не в тему. Нужно было начать заниматься тем, что с точки зрения советского законодательства, было совершенно законно. А парфюмерию вернули в магазин, все пошло своим чередом. А этот Степа, даже не извинился. Негодяй.

Тема собачьей упряжки мне не давала покоя, нашел Макара Шмагина, отца Пантелея Шмагина. Ныне он покойный, царство ему небесное! Путевый был старикан. Очень правильный и добрый, выделил он мне трех псов, передовика, то есть вожака, Тымана и еще двух ездовых. Попроще. Три собаки мало. Друзья, Саня Петров и Анатолий Никитич, рекомендовали на помойке наловить, «обломать» и ездить. Меня это несколько смущало. Потом я взял еще пару собак в «аренду» у паренька, Андрея Никитенко. И еще одного пса реально нашел на улице, читай, помойке. Шесть собак, сила. Уже можно выезжать. Саня Петров помог мне к снегам сделать нарту, трехкопылку. Классную. Пошил алыки, упряжь собачью. Приготовился. В начале ноября выпал снег. Начались пробные выезды. Детские навыки обучения лошадей и езды на них, очень помогли. К середине декабря я мог спокойно выехать из поселка и так же вернуться. На нарте, а не прийти пешком. Корма для собак тогда было заготовлено очень много, полный грузовик оленьих голов выгрузили у Петровых на их «фазенде». Покойная ныне, Надежда Семеновна Франчук, прониклась моими собачьими делами. И помогла, очень здорово! Были времена, во время путешествий, питались и собаки и сам, хватало. Местные охотники порекомендовали съездить в устье реки Кахтаны, там, на берегу, вернее, на косе возле избушке стояло более двадцати бочек с соленым нерпичьим жиром. За два дня я съездил к этим «чудовищным золотым» запасам. Бочку жира спер и тайно привез. Чего не сделаешь ради дорогих сердцу собак?! А?! Все сделаешь!

В те времена, в селе Лесная располагалась усадьба Госпромхоза «Лесновский», были там охотники, контора, засольные цеха, сувенирная фабрика и много всякого. Руководил всем этим хозяйством Родионов Евгений Николаевич. Молодой мужик, мой ровесник, женат, при жене и двоих детях. И самое главное, по рассказам местных, паланских очевидцев, там было больше тридцати собачьих упряжек! Это было, как арбуз в пустыне, тянул. С надеждой прикупить еще ездовых собачек. Приготовил заранее ремни для новых алыков, достал капронового фала, десятки, для удлинения средника. И добыл фал, шестерку, для оформления потягов. Прислали дюжину карабинчиков с вертлюгами из Находки. Приготовился я основательно. Но! Девчонки из Рыбкоопа все мои приготовления признали глупыми и ненужными. В итоге, я мчался на своих шести собаках по Волчьему гону к Жене Родионову, в нарте побулькивала целая дюжина «Агдама». Было такое, крепленое винишко. Дрянь, конечно, но пить можно было. Валило.

По приезду в село, пошел домой к Жене Родионову, вечер был поздний. Покушали у него, Агдаму пригубили, поговорили про жизнь. Отвел он меня в гостинку Госпромхоза, она напротив его дома стояла. За стенкой контора. В тот вечер там собрались несколько человек, я помню только Тучкова, ныне покойного. Остальные в памяти не остались. Видимо потому, что он был директор и весь вечер нудил, рассказывал, как он березу на нарту себе искал. Часа четыре рассказывал.

Женя вечером сказал хозяевам упряжек, что приехало «Чудо-чудное», которому нужны ездовые собаки. И что во времена Сухого Закона, я готов платить две!! Бутылки Агдама за одну ездовую собаку! К одиннадцати часам вечера, у забра этой гостики были привязаны моих шесть псов и еще десять! Вновь приобретенных! Победа!

Всю ночь я шил алыки, ходил обмерять каждую собаку, примерку производил по нескольку раз. К шести утра, каждая собачка была с именным алыком, и перспективой трудной жизни ездовой собаки. К слову сказать, каждый кусок пищи, собаки ездовые, отрабатывают на все пятьсот процентов, такая жизнь, собачья.

Еще не рассвело, начал собираться. Женя принес целую сетку сушеного уйка, это сушеная мойва. Ею кормят собак, вернее сказать, варят собачью кашу, опану. Уек этот с большим количеством песка и гальки, его когда вылавливают, рассыпают на гальке и потом собирают в сетки. Понятно, что песок и гальку никто специально не отделяет. Она, галька с песком, сама отваливается в процессе варки опаны. Оседает на дне.

Загрузил я свои вещи, сверху увязал мешок уйка, вперед поставил своих собак. На тех что приехал, им же домой бежать, они потянут, хорошо потянут. А вновь приобретенных, «бартерных», поставил сзади. Как тронулся я, лихо! Скорость была как на глиссере! Вот только после ста метров этого забега, «бартерные» собачки как кинулись в стороны! На свои помойки. Сразу вырвалось две, потом на тундре еще одна. Она тупо упала и волочилась как сдохшая. А когда я подошел ее оживлять, задним ходом, кто ее этому научил?, вырвалась и убежала прямо с алыком. Возвращаться из за этих трех собачек я не стал Поехал дальше. В упряжке тринадцать псов. Запомнилась собака, кобелек не очень большой, с ушами, как у ишака, огромными. Феня! Потом потерялся этот пес в Провидении. Убежал. Злой был, жутко. Только моего остола (традиционный «руль» собачьей упряжки, большая увесистая палка с металлическим острым наконечником на конце) и остерегалась, уважала, значит. В Седанке купил оленя, положил в нарту, увязал. А сам пошел смотреть Клуб кино-путешественником, Юрий Сенкевич вел, классные были передачи! Феня был привязан как сторож, что бы никто не подходил к нарте и не пакостил, Седанка сложная деревня, могли и собачек «подрезать», вернее, увести. Так этот «сторож», зубами разорвал фал и открыв полог, слопал четверть оленя. Остол-Учитель пришлось применить. И три дня ничего не давать из еды, почти выучил.

Вернусь на тундру, между селом Лесная и Кинкилем. Еду, время к вечеру, собаки реально работать не хотят. Не может паланская группа пересилить лесновскую. Никак. Еле ноги передвигают, чуют, в рабство бегут. Перед увалом Кинкильской речки направо пошел след упряжки. Его легко отличить от снегоходного или лыжного. Две полоски и следики собачек. Мой передовик-вожак, Туман, смело свернул на эту дорожку. Чере метров триста показалась свежо-построенная охотничья избушка. Рядом с избушкой были навязаны пять-шесть собачек, упряжка. Нарточка, небольшая, тоже рядом стояла. В избушке никого не было, но она было протоплена. Распряг упряжку, навязал собачек. Достал варочный котел, я возил его с собой, сходил к речке, к проруби за водой и поставил варить опану, на всех собак, включая собак охотника. Через час-полтора, до захода солнца показался невысокого роста мужчина на лыжах. Подошел, шаг хороший, широкий. Снял лыжи, меня заметил сразу. Подошел, «Ленин», так представился. Потом я узнал, это был Сергей Попов, муж Председателя сельского Совета. С этого момента, как он произнес «Ленин», я не сумел вставить ни одного предложения!

Часа в четыре утра, светила керосиновая лампа, мы лежали на разных топчанных по обе стороны избушки, а он все как тот Чингачкук, вел свой рассказ. Рассказал об истории села, все до одной свои охоты, про каждый капкан. И самое удивительное, про каждого добытого им соболя! Немного, правда, это стало меня утомлять, повернулся лицом к стенке и попытался заснуть. Нет, Сергей-Ленин продолжал повествование! Тогда пришлось сказать, если не заткнешься сейчас, я тебя убью! С этим и уснул.

Проснулся рано, он еще спал, я затопил печку, сварил чай, разбудил его позавтракать. Молчали, видно обиделся. Бывает. Жалко, обидел человека, он же ничего злого и пошлого мне не говорил. До сих пор стыдно.
Приехал я в Палану на двенадцати собачках, еще одна вырвалась на Лаламе, это перед Волчьим гоном место. Вырвалась и убежала, домой. Хоть и на помойке, но дома.
Вот такая история, про «Ленина-Серегу», и его гостеприимстве.

© Виктор1957

Это сообщение отредактировал ZM87 - 5.01.2017 - 22:11

20 лет спустя... Путешествия на собачьих упряжках

Прошло 20 лет, с того времени, когда мы вместе с Михаилом были участниками международной экспедиции на собачьих упряжках по территории Чукотки. В составе экспедиции было двое граждан США, Сюзанна Стайнакер ( Ном, штат Аляска) и Джон Паттен из Миннесоты. Было четверо москвичей, Владлен Крючкин (автор фильма «Над нами Арктика» 1978г.) , Илья Александров, Валерий Кондратко ( штурман, погиб в конце экспедиции, упали в Ан-2 в поселке Уэлен), и Афанасий Маковнев.
Начал писать и остановился, не получается на одном дыхании рассказать о том, что повернуло мою жизнь в сторону от размеренного и предсказуемого варианта жизни.

Началось все задолго до предполагаемых событий, после Чемпионата СССР 85 года по пешеходному туризму, а «кувыркались» мы на Сунтаре. Я тогда был в составе Приморской команды под «рулем» Стаса Кабелева. Вернулись мы в сентябре, по моему во второй половине, и от безделья и величия я наткнулся на девушку возле ДКМ городка Находка. Плакала, не взяли в студию бального танца, нет партнера. Закончилась эта эпопея тем, что я три раза в неделю приезжал из Южно-Морского (поселок на берегу Японского моря возле города Находка, Приморского края) и учился самбе, румбе, танго и вальсу. Эту же студию посещал и японский вице-консул Фукусимо Масанури. Консульство Японии тогда располагалось на Ленинской в Находке. При близком знакомстве он оказался неплохим и дружелюбным парнем, именно он и привез мне кассету с путешествиями Найоми Уймуры, путешественника-одиночки. Он пересек Гренландию на собачьих упряжках и добрался до Полюса на них же. Погиб в горах Мак Кинли.

Так сложилось, что буквально сразу после знакомства с фильмом я отправился в одиночное путешествие на Камчатку и пересек ее за двадцать дней на лыжах из села Ивашка в поселок Палана. Где и поныне живу. Когда, в конце своего путешествия я пришел к охотнику Петрову Анатолию, ныне покойному, у него находился младший брат, Александр. Он приехал к нему на собачьей упряжке. От избушки, где я нашел их, до поселка было около 30 километров. Утром на собачьей упряжке Алесандр довез меня до «Крестовки», это километров тринадцать от места нашей встречи и знакомства. Там я вышел на «вездеходку» и дошел пешком. В 16 часов полудня я был в поселке. Эти тринадцать километров поездки на собачьей упряжке так меня убедили, что в июне следующего года я уже находился в Палане и занимался сбором упряжки и изучением «каюрских» премудростей. Об этом я расскажу как нибудь потом. Об этом, как и об охоте, я могу «трепаться» сутками. Очень интересная тема и мое участие в ней не прошло бесследно для жителей Камчатки. О, как сказал! Объясню, я оказался тем первым человеком на Камчатке, кто собрал упряжку собак не для работы, возить дрова, ездить на рыбалку, охоту, а для удовлетворения своего интеллектуального голода, путешествий. Еще меня занимала спортивная тема, соревнования на собачьих упряжках. А в это время в стране происходил процесс развала и всем было и становилось «до звезды». Лучшим оказалось просто путешествовать! Чем я и занялся на своей собачьей упряжке. Афанасий Маковнев разыскал меня в селе Седанка, когда я после перегона из Тигиля остановился у местного управляющего нам ночлег. Со слов Афанасия, это было по телефону, мне нужно было прилететь в Анадырь и дождаться москвичей, далее в Провидение и на собаках до Уэлена и через пролив Лонга на остров Врангеля. Ближайший аэропорт находился в селе Усть-Хайрюзово. До него я добирался дня три, через село ительменов Ковран, где взял еще двух собак. Февраль на севере Камчатки посвящался вывозу оленины из северных районов, для этих целей пассажирские «Яки-40″-вые переоборудованные возили эти туши. Из самолетов убирались кресла и стены внутри закрывались листовым алюминием. В аэропорту Усть-Хайрюзово я подошел к командиру «Як-40″ и попросился до Паланы. Он не отказал. Сорок минут, и я с упряжкой в Палане. Время встречи в Анадыре было обозначено на 10 марта. Через неделю я уже находился в селе Корф и дожидался проходящего рейса в Анадырь. До Корфа меня довезли на попутном Ми-8, денег нигде не брали, только просили подробно трепаться на разные темы о путешествиях и вечером накрывать щедрый стол. Времена талонов на продукты и спиртное были в самом пике. Литр водки решал 99% проблем, литр спирта, решал любые проблемы! Крепкая дружба с работниками «Рыбкоопа» позволяла мне иметь хороший запас стратегического материала. Мои друзья и работодатели в городе Находке тоже помогали мне прилично.

И так, я оказался в Анадыре, точно в срок. Собак «навязал» (правильное слово у собачатников) у «аэропортовского» забора, сам со своим барахлом, его было не много, расположился в углу второго этажа. Прямо в зале. На ночь расстилал две оленьих шкуры, сверху бросал «спальник», тоже олений, по камчатски – «кукуль». И спал, здоровым сном человека, для которого будут открыты все двери, к которым он только приблизится! Ожидание команды москвичей затягивалось, на пятые сутки я знал все смены работников аэропорта, а они знакомы с моими псами. Некоторые женщины стали приносить из дома, со стола, поесть моим собакам. А некоторые внятно спрашивали, как я умудряюсь в таком «рабочем» возрасте не работать. «Болтаться как говно в проруби»-, буквально. Пошла вторая неделя, я уже стал посещать новых знакомых, офицеров – летчиков полка, что базировался тут же. «Су–шки» летали днем и ночью, и команды молодых летчиков на дежурстве и после дежурства забегали «на чаек» в близлежащий барак-»общагу». Мои собаки в это время питались исключительно австралийской «бараниной» со складов этого полка, а сам я стал через недели две напоминать бомжа с черным от загара лицом и мутным полупьяным состоянием. Но все счастье заканчивается когда либо, и это тоже закончилось. Прилетел Афанасий Маковнев с ребятами, Ильей, Валерой. Жизнь вернулась в нужное, не кривое, русло. Вылетели в поселок Провидение через трое суток, все таки пришлось «поторчать», погода на Севере штука странная. Как те девушки, что не прочь выпить, а потом «свалить», тем самым заставив немного подергаться в поисках счастья. Прилетели в Провидение, портовый северный поселок. Грязный не смотря на зиму, конец марта. И по северному, пьяный, вернее – «под шафэ». Не смотря на «сухой» закон, талоны и запреты.

В ту великую пору и там, на Севере уже никто не питал иллюзий по поводу ударного труда и великих завоеваний. Большое число тружеников тупо пили и ждали, чего? А Бог его знает! Наверное чуда, что когда то все будет иначе. Весь этот полупьяный пыл-жар подогревал начавшийся культурный обмен с близлежащей Аляской. То есть толпы любопытных и особенно ретивых граждан обеих стран, я имею ввиду США и СССР, стремились хоть одним глазком заглянуть за это «занавес». Которым так долго пугали. Дураки.

Так или иначе, проснувшись утром в «провиденской» гостинице, решили что мне нужно собрать свою нарту и ехать с Афанасием в Сиреники. Это село рядом с поселком Бухта Провидения, километрах в сорока. Цель поездки тоже была обозначена внятно, нужны собаки ездовые, две упряжки для Ильи и Валеры. Афанасию собак должны привезти американцы. Он уже был у них, жил в Миннесоте у Джона Паттена, ездил на собаках и даже принял участие в гонке «Беаргриз». Нарту я связал прямо в номере гостиницы часа за два и открыв окно, вытолкнул ее наружу. Собаки, я их навязал прямо под гостиницей, она на сваях, в полутора метрах над землей, чувствовали себя ужасно. Местные бродячие устраивали коллективные набеги. Пришлось перевязывать внутрь ограждения из металлической сетки. Одна собачка, Феня-Длинноух, пропал. Я до сих пор полагаю, что это местные бродячие его сперли.

До села Сиреники мы с Афанасием ехали часов пять, не более. Село морских зверобоев и охотников, отчаянных эскимосских ребят, располагалось на берегу Берингова моря. Кромка льда уходила к горизонту, это то место где они охотились на моржей и тюленей. Это так и называется, ходить «на кромку». Афанасия все узнавали, оказывается он со свиом товарищем жил в Сирениках с целью изучить, как правильно строится «байдара», большая рыбацко-охотничья лодка из деревянного каркаса и обшитая «расколотой» шкурой моржа, вернее несколькими. Поскольку бригада охотников из 6-10 охотников свободно садится в нее и под 80-сильным подвесным мотором просто летит! Вид этих, как бы примитивных судов, впечатляет своей продуманностью и конструктивной целесообразностью. Меня искренне поразило умение женщин «раскалывать» шкуру моржа, толщина шкуры моржа около 2 сантиметров! Женщины с помощью «женского» эскимосского ножа, напоминающего сегмент круга, эллипса, 1\3 части с ручкой в центре предполагаемого круга-эллипса , делают две шкуры толщиной 0.7-1.0 сантиметра! Без порезов! «Расколотые» шкуры сшиваются специальным швом и натягиваются на деревянный каркас, высушиваются, еще стягиваются и при спуске на воду не пропускают ее! Подвесной мотор, Ямаха, сил 30-50-ти ставится в «стакан» в кормовой части и вперед! Очень жалею, что нет ни одного снимка из той части моей жизни!

Собак решился нам дать в аренду только Николай Николаевич Гальгауте, охотник-зверобой. Он хорошо знал Афанасия и имел представление о его авантюрных свойствах. Так мягко скажем. Собаки были мелковаты, злобны, по сравнению с моими «камчадалами» и не ухожены. Нарта тоже оказалась в «предсмертном» состоянии, меня больше всего поразила собачья упряжь. Все ремни и «потяги», включая «алыки» (собачья сбруя), были обернуты металлом из под консервных банок!??? А «средник», линь к которому цепляются цугом собаки, и вовсе из цепи! Оказалось, что чукотские рабочие собаки грызут «алыки» и все что грызется! С кормлением рабочих чукотских собак вообще, целая «песня». Кормят свернутой моржовой шкурой с остатками мяса, предварительно закопанной в грунт и стухшей там без доступа воздуха. Этот продукт рубится топором и дается вечером , на ночь собакам, граммов по 500-700. И все! Все остальное, снег и воду они добывают сами! Видимо поэтому они злобны и всегда хотят жрать. Я еще забыл сказать, что нарты обязательно подбиваются металлическими полозьями. Пластик по гравию, не «катит», вернее стирается в секунды!
Вот есть современная фотография нашего камчатского коряка, Сереги, в подобной ситуации, езда в таких же обстоятельствах. Когда кроме прибрежного гравия и льда ничего нет.

Следующую часть этой истории можно было бы назвать так, «На тортике было написано, «В добрый путь!»".
Итак, в добрый путь!

После решения организационно-коммерческих вопросов с Николаем Николаевичем по аренде собак, мы направились в контору зверосовхоза. Афоня сказал, нужно поздороваться. Я же не знал что там и поджидает нас кусок невероятных событий. Вышли девчонки, эскимоски, вполне приличные, хорошо говорящие на русском (оказалось это две сестры и обе учились в Ленинграде), Тамара и Алена. Фамилия, Тыпыхкак. Афанасий вдруг радостно им сообщает, что у него именно сегодня и день рождения! Девчонки поздравили и сказали, что ждут в гости, тортик испекут. Заметано! Осталось решить главное, с чем идти в гости на Афонин День рождения?! Пошли в сельский Совет, Афанасий показал паспорт, нам дали справку и мы направились в сельпо. В магазине нас «отоварили» рекордно здорово, продали четыре бутылки рома. Наступал тот зловещий вечер. Мы пришли к Тамаре и Алене домой, нас ждали. На столе располагался торт, сверху было написано, «С Днем рождения!». А внизу, «В добрый путь!». Часов в 12 ночи, как говорят, в полночь, все съели и все выпили. Пришли молодые люди, немного, человек двенадцать. Поэтому и спиртное растворилось почти мгновенно. Даже танцы были, «медляк». Приехал начальник заставы и увез Алену, мне танцевать уже было не с кем. Я пошел к собакам, пора ехать. Афанасий попросил и поставить вторую упряжку, он на них хотел поехать сам. В первом часу под яркими полярными звездами и северным сиянием, я запряг собак и лежал в нарте ждал Афанасия. Часа в четыре утра они с Тамарой подошли, посмотрели на подготовленную нарту и снова ушли. Злиться я не хотел, зачем?! Ждал. Часов в шесть утра, уже брезжил рассвет, но было сумеречно, подошел Афанасий с Тамарой. Я подумал, вот проводить пришла.
Они сели в нарту и поехали, я был один и собак у меня больше, обогнал их и поехал немного впереди. Их упряжка подтянулась и собаки побежали быстрее. Проехали километра три, Тамара не спешила возвращаться. Я подумал, что видимо девушке нужно в район, по делу. Все бы хорошо, но на перевале, а это половина пути до Провидения, нас догоняет МТЛБ (вездеход военный), с башней и пулеметом. Становится поперек нашего пути, из люка вылезает отец Тамары и грозно говорит речь, на эскимосском. Суть понятна, вернись, а то будет очень и очень плохо! Тамара тоже на эскимосском ответила категорично и твердо, перекрывая это раза четыре хорошим русским матом. Я понял, нас или расстреляют их этого пулемета, или мы будем жить долго и счастливо! После третьей «бомбардировки» и «атаки», МТЛБ развернулся и уехал. Путь свободен!
Когда приехали в Провидение, Афанасий и Тамара ушли к родственникам Тамары, мы потом посещали их. Роман был в разгаре, мы готовились к приезду американцев. Оставалось найти еще одну упряжку, решили ехать в село Новое Чаплино. Снова запрягли собак, теперь уже две упряжки и поехали. Дорога в это береговое село была в другую сторону, на Север. Сиреники расположены на Юге, относительно поселка Провидение, а Чаплино и Новое Чаплино, на Севере. Расстояние поменьше, километров 25-30 от Провидения. Сразу за поселком дороге поднимается в ущелье и слева от дороги стоят на века сложенные из камня казармы. Без крыш и окон, странное ощущение, временем 20-х и 30-х годов всаживает в сознание. Особенно монументальность этих стылых сооружений. Я не люблю заброшенные казармы, для меня они представляют какую то утрату, чего то великого и значимого. Если бы мне не пришлось служить, наверное я не испытывал бы таких чувств. Наверняка.

Приехали в село, раньше жители этого Чаплино, жили ближе к морю, значительно. Из соображений безопасности, возможности цунами и затопления, село перенесли. Поэтому оно и носит название, Новое Чаплино. Люди как и в Сирениках заняты разведением песцов. Я спрашивал местных руководителей об экономической целесообразности этого хозяйства. Рынок был забит песцрм, я имею ввиду, меховой рынок. Но как мне объяснил директор хозяйства, ферма песцовая кормит село, в буквальном смысле слова. Для содержания песцов Минсельхоз выделяет лимит морзверя (тюлени, моржи) и оплачивает дотацию от государства за каждого песца. В неделю охотники-зверобои три-четыре раза ходят «на кромку», охотиться на морзверя. В селе живет 20-30 семей, все питаются морзверем. Если закрыть эти фермы, где пенсионеры и остальные возьмут мяса?! Кто для них поедет «на кромку» охотиться? Кто оплатит бензин и пр. затраты этого сложного хозяйства?! Никто. Поэтому и разводят, разводили этих песцов, что бы прокормить людей. Смысл в этом есть.

После поиска потенциальных хозяев собачьих упряжек, знакомства с пятью-семью местными «заводчиками», договорились об аренде. Притащили нарту, вернее нарточку. Размерами в дв раза меньше нормальной корякской и кое как связанную. Решили не разводить «антимонию», а переделать ее в гостинице, в Провидении. Для предотвращения изгрызания собачьей упряжи мне пришлось взять куски капронового фала, «десятки» и просунуть в рот каждой собаки, вроде удилов конской уздечки. Причем за затылке завязать узлом. Страшное издевательство над собаками! Но другого варианта доехать на этих собаках в Провидение не было. И так я на своих собаках с Афанасием, Валера на новой упряжке с «занузданными» собаками сзади. Кортеж на упряжке с разинутыми пастями въехал в портовый поселок Чукотки!

«Чаплинскую» нарту я перебрал часа за три, пришлось полностью поменять все веревочные соединения, заменить часть силовых узлов нарты. Худо-бедно для Валеры была готова упряжка и нарта. С упряжью, алыками, потягами и «средником» он разобрался сам.

Я не запомнил имя местного очевидца наших сборов, он приходил к нам в гостиницу, потом мы ходили к нему домой. Шли разговоры о прилете американцев, пытались созваниваться.

В один из дней прилетели американцы. Их привез легендарный американский летчик на Цессне, Джим Роу. Прилетел миссионер из Миннесоты Joon Patton и любительница путешествий на Севере, жительница Аляски, Suzanna Stainaker. Они привезли для Афанасия упряжку американских собак. Поскольку Джон и Афанасий были приятелями и соавторами этой аферы, они заранее запланировали собак для Афанасия.

Вот что написал в своей автобиографии Афанасий Маковнев:
Весной 1990 года руковожу международной экспедицией на собаках по Чукотке (участвуют В.Степанов, Т.Тыпыхкак, В.Кондратко, И.Александров, В.Кондратко, А.Маковнев, J.Patten, S.Steinacher). Экспедиция успешно завершается в посёлке Уэлен, но тринадцатого апреля при вылете на двух самолётах Ан-2 из Уэлена в Провидения происходит трагедия: один из самолётов после взлёта с лагуны, набрав только шестьдесят метров высоты, падает на лёд. В этом самолёте погибает наш товарищ, радист экспедиции Валерий Кондратко. В 1990 году Тамара Тыпыхкак становится моей женой. Из эскимосского посёлка Сиреники мы переезжаем в Москву. Она - экономист с высшим образованием, в Москве работает в Ассоциации Коренных народов Севера (председатель В.Санги), но через год жизни в пыльном мегаполисе мы вместе возвращаемся на Чукотку. В Сирениках я работаю исполнительным директором кооператива морзверобоев "Прибой" (председатель Олег Исаков), добываю в море тюленей и моржей. С Олегом готовим снаряжение и старинные гарпуны его деда для охоты на гренландского кита. Охота на этого кита была приостановлена в 1970х годах. Тогда последний раз добывал гренландского кита отец Тамары Пётр Тыпыхкак и её дядя Тимофей Панауге. Возродить этот традиционный промысел - мечта Олега с детства. »

Вот примерно так это все описал мой товарищ по экспедиции, Афанасий Маковнев. Конечно он слукавил, номинальным руководителем был-«числился» Владлен Крючкин, кинодокументалист. Но поскольку он прибывал с опозданием, и был запредельно в творчестве и общении с коренным населением, реально Афанасий руководил затеей.

В какой то из дней я шкурой понял, что затея эта на грани срыва, Афанасий помаленьку дуреет от любовного романа, Владлен «синий», американцы как обычно, ни хрена не поймут. Но поскольку тыл у Афанасия был отстроен крепкий (Илья, Валера), то все шло и двигалось нормально. Шло и двигалось, дошли до поселка Лорино. Там во время утренней погрузки нарт, возле спортзала школы-интерната у Сюзанны сперли ее помповый «Винчестер» 12-го калибра. Поднялся нешутошный «кипиш». Прибыл милиционер, начали опросы-допросы. Странно, но из самых приземленных оказался я, просто забрался под здание этого спортивного зала, здания на сваях повсеместно, и там этот винчестер нашелся. Дело замяли, нас снабдили мороженной курятиной и мясом выпроводили.
Все бы неплохо, на пути такой ураган разыгрался, что в белой мгле растерялись все упряжки. Мы остались втроем, Валера, Царствие ему небесное, Илья Александров и я. Мело так, что сшибало с ног. Поставили боком нарты, сделали мало-мальское укрытие и стали пережидать пургу. Утром следующего дня мы с трудом откопались сами, отыскали занесенных снегом собак и увидели не очень далеко балок. Подьехали к нему, все были в сборе. Однако состояние Джона было по хреновым, отекшие воспаленные глаза, кашель, неуверенное поведение, все предполагало серьезные проблемы. Решили двигаться в поселок Лаврентия. На пути к нему мы должны были проехать радоновые источники, довольно теплые, около 60 градусов Цельсия. Американские «каюры» на своих упряжках резко уехали вперед. У нас был разговор об этих источниках и ночевке на маленькой базе отдыха, рядом с ними. Поскольку моя осознанная юность состоялась на Камчатке, я то точно знал, что Джону в этом источнике абсолютно делать нечего, если только перед кончиной помыться. Что он и сделал, когда я спускался на своей упряжке к этим источникам, Джон придурошно улыбался и плавал. Да, ночью он стал отдавать концы. Вызвали пограничную ГТСКу и она умчала его и Афанасия в поселок Лаврентия. Там в районной больничке, не имея одноразовых шприцов и прочих достижений великой мировой медицины, уверенно завалили его на кушетку в реанимации и влупили подряд три капельницы. Клиент ожил! Он даже сам не ожидал такого от советских медиков. Когда мы приехали за ним, он не менее глупо, я полагаю от счастья, улыбался. Мы вздохнули. Потом, в Ленинграде, годом позже, мы с ним увиделись, он хорохорился и утверждал, даже настаивал на своем лошадином здоровье. Увы, он в то время даже на жеребчика пони, есть такая мелкая лошадка, не тянул.

Когда Джон собирался к праотцам, в экспедиции начался второй бурный любовный роман. Да, это я попал в американские любовные силки. Конечно Сюзанна, это она проплыла ненавязчиво в темноте чукотской ночи, в этот заклятом бассейне! Многие страсти родились именно в этой мутной радоновой купели!

Пока добрались до Уэлена, добирались еще суток двое, любовный роман был в самом разгаре, причем, не только у Афанасия. Владлен с парой-тройкой нарт местных эскимосов проезжал мимо, давал указания и снова растворялся в снежной тьме. Я нисколько не осуждаю покойного ныне человека, он жил свою жизнь как хотел, а не как мог. Владлен жил как хотел. Именно за это я отношусь к нему с огромным уважением.

Глубокой ночью, под огромным куполом чукотского неба, освещенным северным сиянием, мы добрались до поселка Уэлен.
До настоящего времени я вспоминаю те двое суток, что провели в этом крайнем поселке. Так тепло и солнечно нас, нигде не встречали и не принимали! Это, стопроцентная правда! В музей костяного зодчества, а вернее в косторезную мастерскую, запомнился очень сильно. Концерт жителей поселка, походы в гости.
Здесь требуется небольшое отступление и я вынужден доложить вам о том, что именно в Уэлене было принято решение об остановке экспедиции и возвращении в поселок Провидения. Владлен и его огнедышащая братия настаивала на продолжении похода через пролив Лонга на остров Врангеля, Афанасий и я, на окончании экспедиции. Мой Аргумент краток и прост, движение льда (конец апреля) не даст возможности дойти до берега острова и заставит организовать спасательную операцию в проливе. Нас то могут и спасти, а собак придется бросить на льду. Я сказал «Нет!». Поэтому Владлен и его оператор поехали в сторону Мыса Шмидта, мы стали ждать три самолета для переброски в Бухту Провидения. Тринадцатого апреля 1990 года, в пятницу, прилетело два самолета Ан-2. Пилоты ушли в столовую обедать, нам скомандовали, «Грузитесь!».

Погрузку начали не аврально, поскольку вызывали три самолета, а прилетело два. На правах аборигена, я спросил у командира одного из самолетов, груза очень много, все не войдет, собаки, нарты и пр. На что получил ответ, грузить все! Погрузили первую машину, в нее загрузили собак Джона, Афанасия и собак Валеры Кондратко. Теперь «задним умом», я понимаю, нужно было грузить всех американских собак в один самолет, а чукотских собак и мою упряжку в другой. Причем, две американских нарты вместе с американскими собаками, а мою нарту и нарту Сюзанны можно было во второй. Чукотские нарты легко разбирались, и можно было их погрузить в разобранном виде.

Когда подошла очередь грузить собак во второй самолет, оказалось, что собаки чукотские очень злые и практически неуправляемые, даже если их лупить. Поскольку при погрузке никого не было, дверь в хвостовом отсеке была открыта, чукотских собак поместили именно туда. Чего категорически нельзя было делать! Но второго пилота не было, он сидел пил чай в столовой, мы грузили самолет, как могли.

Обедня у пилотов наконец то закончилась, они пришли, сели и даже не посмотрели на груз. Запуск. Взлет. Собаки в киле были той массой, что центровку самолета привело в состояние аварии. Мы рухнули. Погиб Валера, Сюзанна сломала ногу, ребра. Я отделался испугом, только позвонки надломились и травма головы, на виске пробоина. Погибли собаки. Я вернулся на Камчатку с шестью, у Сюзанны погибло четыре пса. Чукотских два. Полетали, называется.
Мне много рассказывали, как это все произошло, я лишь запомнил следующее. Перед самым вылетом Валера договорился с Ильей о замене мест в самолетах, то есть за две минуты до вылета мы перетащили собак Ильи в самолет, где летел Афанасий и Джон, и перетаскали, буквально на руках собак Валеры. Их то я и по незнанию затолкал, за это 13-ый шпангоут! Когда закрыли дверь и пилоты запустили двигатель, ощущение было очень приподнятого настроения. Какое то чувство удовлетворения было, никакой тревоги. В первую минуту подьема в трюм (салон) самолета выскочил второй пилот, он сидит справа, и закричал, что бы все придвинулись ближе к кабине. Им руля не хватало выровнять машину. Потом еще минута и все. Я только слышал как бензин тек внутри салона сверху. Мысль была, блядь, сейчас вспыхнем! Потом я уже очнулся в больничной палате. Напротив лежала Сюзанна, кровати стояли параллельно, а мы лежали лицами друг против друга. Потом пришли Тамара с Афанасием, Джон, Илья. Они и рассказали, что Валера погиб. Нас так накололи обезболивающими лекарствами, мы лежали в какой то прострации, ни хрена не соображая! Потом наступила ночь, дежурная сестра наверное уснула, меня разбудил голос Сюзанны, она в туалет хотела. Я пару раз позвал сестру, потом сполз с кровати и с Сюзанной поползли в туалет. Обратно я ее еле то как, назад завалил на кровать. Именно завалил, по другому не скажешь. Она плакала, больно ей было. У меня нижняя часть спины была совсем как деревянная, ни черта не чувствовала.

Утром нас погрузили в вертолет Ми-8 и повезли нас и остатки собак в Провидение. В Провиденской больнице привязали меня к доскам и стали больнючие уколы ставить. Пришли Афанасий с Тамарой и Ильей и сказали, что американцы улетели домой, а они занимаются отправкой тела Валеры и прочими организационными мероприятиями.

На следующий день в палату пришли двое в синей форме «летных» начальника, мужчина и женщина. Они предложили, что бы я написал заявление или подписал протокол дознания транспортного прокурора о том, что все произошло по вине непривязанных собак. Мол они нарушили центровку, перебежав от кабины в хвост. Наверное, я бы с ними согласился, но их уровень неприкрытой настойчивости меня просто взбесил. Я отказал им сказал что как было, так я и расскажу транспортному прокурору. После моей дачи показаний следователю, меня перестали лечить, дежурная сестра наорала на меня как на последнего негодяя. И ее слова:»…пиз…уй на свою Камчатку!!!», поставили жирную точку в моем пребывании этого очага гостеприимства и милосердия. Помаленьку, потихоньку, я нашел в шкафу свои одежонки, оделся на полусогнутых, спина не гнулась от боли. И пошел в поселок к своим товарищам. Шел третий день после этой катастрофы. Жестко.

Еще неделю я поошивался в гостиничке этого поселка и направился домой. Передвигаться я худо – бедно мог, и это было главным. Шрам на голове заживал, других видимых повреждений не было. Счастливчик! Обратный путь лежал через аэропорт Анадыря, где я все глаза людям промозолил, поэтому мне очень помогли и я без особенных затрат и напрягов оказался в Палане.

Перед выездом в экспедицию я занял у начальника Узла связи Гаврилова Евгения Михайловича, астрономическую по тем временам сумму, две тысячи!!!! Рублей! С переломанной спиной, заклеенной башкой и с остатками своей упряжки, майским днем я заковылял к нему в кабинет и сказал, жив мол, и почти здоров, долг отдам до осени!

К тому времени мои финансисты спонсоры испытывали недостаток средств и предложили поискать пути выхода из долга самому.
Поскольку я обитал в хозяйстве братьев Петровых, Анатолия, Виктора и Александра, то выход нашелся сам собой. Меня взяли рыбаком на лососевую путину, рыбаком. Рыбалка располагалась напротив аэропорта нашего поселка, на реке Палана. Заказов от выезжающих «на материк» жителей было предостаточно и к августу лета, я практически рассчитался с долгами. К тому времени, Сюзанна писала мне письма и прислала приглашение посетить Аляску по гостевой визе.
Понятно, что находясь в Палане, не имея загранпаспорта и каких то средств к передвижению, это все могло быть похоронено. Да, спина к тому времени болеть перестала, поскольку раз двадцать мы «бросали» невод, это достаточно тяжелый труд. Труд рыбака лососевой путины. Наверное я сейчас правильно сказал. Так и есть.

Мной было принято решение, переместиться в Москву, для решения организационных моментов по отьезду на Аляску. Точку в этом решении поставил один из предпринимателей аферистов г.Елизово, Тусиков Сергей. Невероятно умный мужик!

С чемоданом икры и тремя сотнями долларов, выданными Сергеем, «для дела», я ехал в Москву. Разгонять тоску, ядрена вошь!
Унылая осенняя Москва 90-года могла любую душу привести в сосульку. Только лишь Макдональс, красовался одиноким кораблем благополучия и ледяной кока-колы. Для начала сводили меня в банк «Менатеп», показали мои американские приглашения менеджерам, там решили, лучше всего идти в Вишнякову в компанию «СовинтерСпорт». Ту, что торговала хоккеистами, и прочим спортивным людом. Разговор состоялся между Тусиковым и Вишняковым, я не принимал в нем участие. Когда Сергей отправил меня фотографироваться на загранпаспорт, только и сказал, приедешь – отработаешь! До получения паспорта оставалось два месяца. Жили мы камчатской стаей на Юго-Западе Москвы, возле станции метро «Домодедово», в высотке на 13-м этаже. После недели проживания, деньги и икра были розданы новым хозяевам. Меня повезли к Санги Владимиру Михайловичу, сахалинскому писателю-аборигену, исполнявшему в то время роль Президента Ассоциации народов Севера СССР!!! Ни фига! себе! У меня от этой аббревиатуры спазмы пошли по всему телу! Договорились, что два-три месяца я буду в этой Ассоциации работать начальником отдела туризма и ВЭС (внешне - экономических связей). И так, на вторую неделю пребывания в столице нашей Родины, я был при делах, это было невероятно!

Еще через пару недель мы вместе с Владимиром Михайловичем отправились на съезд народов Севера СССР в Якутск. Там я узнал все плюсы столичного начальствования, это прямо рай на Земле, в холоднющей Якутии! Речь на этом съезде мне пришлось сказать, аплодисменты услышать. Реально это было здорово! Но увы, «недолго музыка играла», в кармане был загранпаспорт, билет из Магадана на Аляску. Пора в Палану и к делам!

Сейчас на дворе 2016 год, ноябрь. Газета «Народовластие» стала публиковать этот опус и у меня после разговора с главным редактором, возникло желание продолжить. Во всяком случае, вспомнить будет полезно.
И так, в 90-м году рейсы на Аляску осуществлялись из Магадана, этому очень способствовало сотрудничество с США в области обработки мяса оленей, пантов и прочего. Был такой деятель Даглас Драмм, наверное я неправильно написал его первое имя, по-английски, наверняка это было как Duglas Dramm, читается как я написал по-русски, он организовал совместное предприятие, куда вошли оленесовхозы Магаданской области, Чукотки и Корякии. Даглас построил в Гижиге предприятие по переработке оленины. Из Паланы в этой компании был директор Паланского оленесовхоза Сергей Нечаев. С ним от «партийной» линии, был Коля Савельев. Для осуществления всей этой новой для СССР деятельности и был организован рейс на Аляску. Его выполняла наша сторона на стареньких Ту-154. Билет стоил не существенно дорого, по моему, рублей тридцать.
По сути происходящего, купил билет в одну сторону, денег на обратный билет не было.

Был куплен билет до Магадана, и там нужно было купить билет на Аляску. В новом кремовом полушубке с большой спортивной сумкой с надписью на английском «USSR» с желанием постичь непостижимое, загрузился в Ту-154 города Магадана и вылетел в неведомую страну, за гребаный «железный занавес». Сразу должен оговориться, ни разу!!!! За все время у меня не возникло мысли не вернуться домой. Я даже не отгонял такие мысли, их попросту не было. Еще, в Москве, в конторе «СовинтерСпорт» Вишняков несколько раз очень настойчиво предложил мне пройти платный курс английского языка в библиотеке имени Ленина. Позвонил туда, договорился. Дорогие мои читатели, писатели, если я на третьем курсе за тройку!! По немецкому языку нырял в прорубь, с покойным ныне Владимиром Яковливичем Бахматовым, был такой препод у меня, о каком английском можно было говорить?! Хоть и в библиотеке имени Ленина. Выучил три слова, да, нет и хочу. Да и еще, не хочу.
И вот в таком снаряженном, как боевой отряд обезбашенных советских комсомольцев, лечу. В самолете закурили, стали разносить спиртное. Водки не было, был коньяк грузинский и вино, тоже грузинское. Рядом в кресле сидел преподаватель географии из Анкориджа, лет тридцати пяти-семи. Джон. Немного говорил по-русски, как впрочем и все цэрэушные шпионы. Был он в Хабаровске, по обмену программ обучения. Поговорили с ним, я показал ему приглашение, он вспомнил Сюзанну и сказал, что знаком с ней лично. Но он ее знал, как жительницу Нома, а я ему показал приглашение с обратными реквизитами Фербенкса. Там и телефоны ее были написаны. После трех рюмок коньяка он заснул, а я поскольку человек совсем не курящий, в этом дыму спать не мог. Да и адреналин не давал. Прилетели рано утром, выгрузились. Да, до вылета из аэропорта Магадана несколько раз пытался позвонить Сюзанне, сказать ей, что вылетаю. Но телефон не отвечал. Автоответчик говорил на английском, я туда бубнил на русском. Короче говоря, впереди дороге той, плаха с топорами! По прилету все разбежались, обратных пассажиров я не увидел, они видимо были в другом зале. Самолет улетел. Я сидел в аэропорту Анкориджа, на красной лавке, снял полушубок, и тупо ждал свою судьбинушку. Часа через два, за барной стойкой напротив, огромный толстый черный человек, по нашему, негр. Знаками спросил меня, слава Богу, мимика международна, хочу ли я есть и выпить?! А перед этим, у меня два шмата сала и полбулки хлеба, дикие американские таможенники, херакнули в помойный бак. Скоты. По моему утвердительному качанию головой он понял, кушать я шибко хочу. Но, с деньгами ихними, зелеными, у меня недостача. Ну, нету, совсем. Видимо из человеческих побуждений он тогда запросил советскую валюту, рубль я ему нашел. Два ихних бургера и большой стакан кока-колы от мне на этот рубль дал. Потом видимо свои пять долларов внес. А может и нет, все рано, мужик выручил меня. Спасибо ему! Уже ближе к вечеру, два раза подошли полицейские, документы проверили, приглашение посмотрели. Больше не подходили. Часам к пяти вечера в зале появился Джон, с какой то молодой женщиной, она с ногой в гипсе на костылях. Как потом оказалось, каталась на горных лыжах, неудачно упала. Он попросту потерял сумку. Не очень большую передачку родственники из нашей страну передали детям в Анкоридж. Он про эту передачку забыл совсем, а когда ему позвонили и спросили как забрать, вспомнил. Бедняга. Эта передачка и спасла меня, вернее, ее потеря. Он спросил меня, не встретили? Ну да, нет. Тогда он коротенько переговорил со своей девушкой и предложил ехать с ним. Выбора большого у меня не было, его предложение было лучшим. Он жил на съемной квартире минус первого этажа небольшого дома, по нашему, в подвальном этаже. Кухня и зал были на первом, а на плюс втором этаже жила молодая пара, без детей. Меня поселил на первом этаже, в зале. На полу в спальном мешке и надувном матраце. Перед этим на маленькой красной субаре мы поехали в магазин.

Вот еще один случай расскажу, оч показательный и смешной, ну на мой взгляд. Субарик этот булл трехдверным, его девушка села на заднее сиденье, мне предложили сесть на первое, рядом с Джоном. Системы безопасности на автотранспорте я никогда не видел, ни в Москве, ни в Приморье, нигде. Тем более в Палане. От верхнего угла двери книзу, корпусу автомобиля был закреплен ремень, черного цвета. Он реально мешал мне сесть на сиденье, как ловкий джигит, я рукой отстранил его, поднырнул под него и ловко сел. В машине заржали так, что это привело меня в состояние ступора, я ничего не понимал. Что я сделал не так?! Чо ржут? И когда посмотрел на Джона и увидел что ремень его опоясывает, меня пробило, догадался. Крестьянин, каюр, твою мать!

В большом магазине, девушка, подруга Джона, вытащила сотню долларов, и дала мне. Спасибо раза три я ей сказал и пробовал отказаться. Она на костылях скача, повела меня к витрине с принадлежностями для личной гигиены, купили зубную щетку, пасту, шампунь и два полотенца, одно большое, второе меньше. Уроки жизни в свободной и совсем не понятной мне стране, начались.
Следующий рассказ следовало бы назвать, Ненана.

В то время, когда я прилетел на Аляску, США проводили операцию на Ближнем Востоке, Буря в пустыне. В Фербенксе тогда базировалась резервная группировка. Там же и находился госпиталь их армии. Туда попал молодой паренек, Саймонд. Как он оказался в армии США из Новой Зеландии, мне не ведомо. Так или иначе, он оказался рядом с Сюзанной, очень близко. Поэтому она и не брала телефон и не давала мне об этом знать. Женщины, не блещут, иногда. Когда крыша слетит. Джон после вечернего ужина в кафе, где заказали стейки и прочие блюда, без выпивки. У него был ответственный вечер и ночь, а он помните, после третьей рюмки засыпал, позвонил он Сюзанне. Она пришла в замешательство и потребовала моего возвращения домой, в СССР, на Камчатку. Объяснила просто, ей не до меня, у нее другой мужик. В любой точке моей необъятной Родины, я не задумываясь сильно, эту проблему разрулил бы за минуту, даже посылать бы не стал, подальше. Но, это было даже не в Европе, откуда можно на поезде приехать. Или в посольство обратиться. Ближайший консул в Сан-Франциско. Это три недели пешком через Канаду, не потяну. Через Джона я убедил ее, что если она не желает иметь проблем, ей необходимо увидеть меня и объясниться.

На Боинге от Анкориджа до Фербенкса минут сорок. Когда она встречала меня, глаза выпучены и заплаканы. Температура на улице минус пятьдесят! Из аэропорта поехали в Университет Аляски, в кафе. Приехала русская женщина, я не помню как ее звали. Она с мужем работала по программе обмена, аспиранты. Из Ленинграда. Мне неловко сейчас рассказывать все пункты нашего «Соглашения», просто пришлось убедить ее только в том, что если меняются обстоятельства, другая сторона, то есть я, должен немедленно об этом знать. Коль так получилось, что она почти два месяца была на другом «корабле», а я как дебил бегал учить английский язык, то естественно мне необходимо помочь выпутаться из этого империалистического лабиринта. Два важных пункта я указал в своих желаниях, это выучить язык, до уровня понимаемый разговорный и гонка на собаках Юкон Квест. До гонки оставалось два месяца, я не успевал тему освоить. Это система не только тренировок собак и самого себя, но и понимание всей схемы гонки, предварительное обеспечение и пр. пр. Но вот для начала, хендлером, то есть помощником, это вполне реальный вариант. Одели и обули меня в форму американского арктического дембеля, обувь, пара комбинезонов, куртка и пр. Привезла она меня в Ненану, это поселок американских индейцев, атабаски. К Дагу Баурсу, гонщику Юкон Квеста. В прошлом он профессиональный боксер, поздно женившийся, имеющий сына и жену-стерву. По субботам она выпивала бутыль красного вина и выкуривала полпачки сигарет. Но, дело не в ней совсем. Жить меня поселили во флигеле, и работал я за пожрать. Меня это устраивало. У Дага было не очень много собак, примерно пятьдесят. Это три упряжки, я начал варить для собак рыбно-пшеничную, или ячменную кашу, по утрам поить собак, чистить за ними говно, и гонять собак, две упряжки в день, километров по тридцать-сорок. Все было замечательно, после поения собак, я запрягал упряжку Дагу, он позавтракав, уезжал на большой круг, примерно 80 км, а я убирал щщед, говно, по ихнему и шел завтракать. После завтрака носил воду, выкапывал из рыбной ямы десяток кетин и ставил в большом казане-баке собачье варево. Быстро запрягал собак, мчался по малому кругу, это примерно тридцать километров, возвращался и засыпал в этот суп пшеницу или ячмень. Что было в наличии. На обед быстро проглатывал кусок мяса с чаем и запрягал вторую упряжку, также уезжал на малый круг. По приезду, распрягался, доваривал эту кашу и ждал Дага. Он приезжал, я распрягал его упряжку и через час начинал кормить собак. После ужина, забирался во флигель их дома, залезал в спальный мешок и засыпал. Через неделю я втянулся. Бесконечные гости вечером как в зоопарке хотели видеть как я ем, пью и объясняюсь жестами. Те, кто был из числа атабасков, приносили выпивку, но Даг это не особенно поощрял и потом приносить алкоголь они перестали. На вторую неделю я начал выкраивать время для просмотра кинофильмов. Это было важно для меня, Сюзанна вооружила меня разговорником, я сделал себе словарь очень употребляемых слов и начал изучать язык в звучании. На Аляске, и в самой Америке английский язык чудовищно трансформирован. В кинофильмах актеры говорят более-менее грамотно. Хотя, тоже все относительно. Так началась моя настоящая учеба и жизнь.
Примерно через три недели я вернулся после малого круга, это было воскресенье, Даг не гонялся в эти дни, это тяжелое занятие, отдых нужен. В темноте я подошел к гаражу, там где была собачья кухня, на снегу лежала маленькая лошадь, пони. Даг растолковал мне, что нужно взять «чин со», это бензопила, разрезать ее и потом за несколько приемов сварить собакам. Вместо рыбы. Насколько я правильно понял его язык, в зоопарке Фербенкса, эта пони погибла от холода, замерзла. И подруга, или знакомая Дага, предложила ему скормить мясо пони собакам. Я как выходец алтайского народа, спросил, а снять с пони шкуру не судьба?! Он объяснил, никто не умеет это делать. Я попросил принести лампу, был поздний вечер, и пару ножей с наждачным бруском. Тело этой бедной лошадки еще не одеревенело, не замерзло, ободрать шкуру было возможным. За час я управился. Даг был в шоке! Он по телефону растрепался по всей Ненане, о русском, который умеет обдирать животных. Утром следующего дня, он в нарту кладет винтовку, до этого мы ездили с револьверами большого калибра, это для отпугивания лосей. Там они представляют реальную проблему, нападают на собачьи упряжки. Покойной Сюзанн Бутчер (многократная чемпионка гонок на собачьих упряжках, умерла от рака) лось напал на упряжку во время гонки Айдитород (Анкоридж – Ном) и несколько собак убил, она снялась с гонки. На малом круге, примерно в паре километрах от дома Дага, я несколько раз видел лосей, в группах три четыре животных. Минут пятнадцать прошло как в лесу раздались выстрелы. Даг стрелял два раза.

Еще минут через пятнадцать примчался Даг, «галопом», глаза большие, прямо еле спастся. Я пока распрягал упряжку, Даг заправлял снегоход «Аляску» и доставал длинную пластиковую нарту. Когда приехали к месту нападения, лось лежал метрах в ста пятидесяти от собачьей дороги. Ну, если страшно, значит, страшно. Привезли лося домой. Даг принес ножи, точилку, и позвонил в полицию. Приехал Чарли, полицейский Ненаны. Огромный полный мужчина лет сорока. Даг страстно изложил план нападения этого лося, Чарли все записал. А потом спросил меня сколько было ярдов до лося, я слукавил, обманул, не стал подводить Дага, подтвердил, тэн! Десять!

После этого как начали лоси нападать в Ненане на упряжки, на снегоходы бросались, за зиму ободрал около десяти лосей. Бандиты. Такса была у меня сто долларов, печенка и задняя нога. Жизнь незаметно наладилась. Подходило время начала гонки Юкон Квест.

Пришлось съездить с Дагом в офис гонки отвезти заготовки на гонку, это мешки с надписью владельца упряжки и нарезанные куски мяса. Не зря лось напал.
В конце второго месяца приехал друг Сюзанны, Джеф, молодой парень, гонщик на снегоходах. Он работал в охотничьем магазине. Пару раз был у него, очень интересно. Вместе с Джефом поехали покушать пиццы и пива выпить. На третьем графине пива и второй пицце, я вдруг услышал себя, я говорил на английском! Рядом сидевшие люди в этом кафе, сидели и молча слушали. Подошел мужчина, подсел к нам и спросил, сколько лет учу я язык, когда я сказал, что живу только третий месяц в США, и никогда не изучал и не говорил, он не поверил. Джеф подтвердил мои слова. Он попытался угостить нас пивом, мы отказались, мне вызвал такси, а за ним приехал друг с товарищем. Четыре графина пива, серьезный повод не садиться за руль!

Гонка, Юкон Квест, проводится между городом в Канаде, Уйт Хорст (Белая лошадь), речка течет в каньоне и вся в порогах, белая. И волны представляются как гривы белой лошади, и городом в центральной Аляски, Фербенксом. Расстояние около одной тысячи миль, и длится от двенадцати до четырнадцати дней. Режим гонки отличается от гонки Берингия, шесть часов гонщик едет, шесть часов отдыхает, и дальше. Есть пункты где собаки обязаны отдыхать сутки иди двое (Дауссон). Гонка свободна, все гоняются по своим и собачьим силам. Массовый старт только один раз. В нечетные годы гонка из Канады, в четные годы, с Аляски в Канаду.

По приезду в Канаду, нас разместили в разных местах, квартирах волонтеров. Меня разместили у одного золотодобытчика. Перед днем старта гонки был парад, разные развлекухи и прочее. Меня взяли в оборот друзья этого золотодобытчика, пьяные мужики с косичками, немытые больше месяца, коротких штанах и засаленных рубахах до поздней ночи выпучив красные глаза, пили пиво и слушали мой рассказ о Советском Союзе. Мои слова о том, что у нас нет ни одной деревни без электричества, школы и магазина, привили их в раздраженное неверие. А когда я им рассказал про Советскую Армию, про космические успехи и силы, они не просто не поверили, они смеялись как над дурачком. Я служил во времена космических станций «Салют-3» и «Салют-5». Для них это, не просто темный лес, это совсем непонятные события в стране, которая на расстоянии куда дальше чем Луна, но по степени злобности и дикости, не уступит дикарям в Юго-Восточной Азии, с историей каннибализма. Как минимум. Пару раз было злобное непонимание, чуть дело не закончилось рукопашной потасовкой. Разбудили супруги этого золотонамывателя, она вышла и этот праздник неверия разогнала. Показала мне, где принять душ, постелила. Утром был старт и выезд в городок Дауссон, город моих читанных рассказов Джека Лондона.

В морозный февральский день мы въехали в Дауссон, нашли штаб гонки, он был на берегу Юкона, это по-нашему, Дом культуры. Где просто зашторили окна, там спали отдыхающие гонщики и их помощники, и маленькая, человек на десять-двенадцать (три стола), кафешки – бара. Когда узнали, что я советский, русский мужик. Тут же пришел мэр, важный толстый мужчина, попросил меня взять свою сумку и поехать с ним. Дауссон немного напоминает Тигиль или Палану. Только вот улицы, как в Петропавловске, одна над ругой. На склоне, возле Юкона. По размерам этот город с Палану, в школе училось 850 школьников. Меня поселили у вдовы, Терезы. Это женщина работала учителем английского языка и литературы. Было ей около шестидесяти лет, моложавая. Дом просторный, двухэтажный. На стенах трофеи, рога оленей, лосей, шкуры разных трофейных видов, черных медведей, рысей, пум. Она являлась смотрительницей дома-музея Джека Лондона. И показала длинный металлический ключ от этого музея, висел на рогах оленя при входе. Тереза была очень набожной женщиной, перед ужином она спросила меня о вере в Бога, нисколько не расстроилась, узнав что я христианин, но «советского» разлива. Помолилась, мы поужинали и показав где помыться, и где спать, ушла к подругам. Не знаю. Это было не очень интересно. Мы устали, я хотел спать.

Утром следующего дня я сходил в Штаб-дом культуры. Вместе с другими хендлерами из Ненаны, нас трое было, гонщиков из Ненаны трое, сделали место размещения собак, снег расчистили. Привезли мешки с заранее завезенными продуктами для собак, получили возле штаба по три тюка соломы для собак, мест ночевки. Гонщики по плану должны были прибыть на следующий день, к вечеру. Полдня было свободно. Товарищ по команде из Ненаны предложил посетить индейский пивной бар. Мы зашли в очень древнее каменное помещение, полы были изрядно вытоптаны посетителями, до углублений в кафельном полу. И старые начищенные грифоны, краны для наливания пива. В течении получаса в этом индейском (владелец был индеец и у него была при баре пивоварня) баре появился Дарек Дима, он представился Димой. Оказался эмигрантом из Чехословакии, прекрасно говорящем и матерящимся на русском языке, молодым человеком. Он вырос рядом с нашим военным городком, ходил в русскую школу и учил там русский и английский языки. Я спросил его, где работаешь, нигде! Папа летом золото моет! Эти золотомои, стали для меня уже каким то наваждением. Уже начал относится с предубеждением, и не зря. Он зачем то заказал водку, потом мы пришли домой к Терезе, он взял ключ и повел в музей Джека Лондона. Там он растопил камин, достал подшивку газет того времени и мы начали изучать их. Особенно смешными были объявления местных «жриц» об услугах. По стенам висели ведра, лотки, лопаты. Печь-камин топилась, лампа керосиновая горела, антураж был офигенный! Я проснулся на топчане самого!!! Джека Лондона! Тереза ругала Диму-Дарека и пыталась его грохнуть по башке медной поварешкой, она висела рядом с чайником и сковородами. Потом мы с ней под руку поднялись на улицу, где был ее дом. Она не стала мне мораль читать, попросила больше в Димой-Дареком не встречаться, его весь Дауссон знал, мажор! Невоспитанный! Это все она на английском мне сказала, слова не изученные мной, но я понял мгновенно.

После двухдневного пребывания мы покинули Дауссон. Дальше, до самого Фербенкса, ничего примечательного не было.

Чарли Болден занял первое место, получил двадцать пять тысяч долларов, двенадцать отдал как налоги, купил капканы, холодильник и остатки раздал своим семерым женам. А сам он жил в просторной палатке с печкой. Молодая жена была при нем. Он охотился на куницу, и пр. зверей. И гонялся на собаках, летом в Танане ловил лосося. Носил косички, прикольный старик.
Я снова вернулся в Ненану, у Дага уже для меня не было работы. Меня пригласил к себе Билл Каттер (Bill Kutter). Он жил рядом с Дагом. Поселил меня в отдельном доме. Собак у него было сотни полторы. У него я проработал немного до мая. Работал помощником, собак гонял, кормил, чистил щщет. Потом мы с ним начали работать на стройках, крыши менять, по-русски, шабашить. Время было интересным, но неопределенным. Неопределенным для меня лично.
До середины августа я работал в Фербенксе, зарабатывал деньги на билет домой. Работал на пилораме, в столярке. Последние месяцы для души занимался переводом, вернее толкованием «Агафьи Лыковой» для экс-губернатора Аляски Джима Бинкли, друга Василия Михайловича Пескова. Писателя и журналиста. Написавшего, в семидесятые годы о семье староверцев-кержаков, Лыковых. Вся история печаталась в «Комсомольской правде». Василий Михайлович собрал весь материал и издал книгу, «Агафья Лыкова». Привез ее на Аляску и подарил своему другу, он отдал эту книгу в Университет Аляски, для перевода. Получил он этот перевод и начал читать. А автора не узнал, это понятно, ведь переводить ее должны были люди немного знающие историю Руси, историю религии Христианства. Когда Джим узнал откуда я родом и принадлежу и знаю этих людей, мы условились читать эту книжку и разговаривать об этом. И почти полтора месяца мы отводили этому по часу –полтора. Было здорово. Ответной реакцией было желание Джима познакомить меня с устройством экскурсионного туризма на Аляске. Он владелец компании «Дискавери», у него было несколько экскурсионных речных теплоходов, аборигенная деревня-музей и целый штат специалистов по организации и ведению этого огромного хозяйства.

Так, или иначе, все заканчивается. Семнадцатого августа 1991 года я вернулся в Палану. А про 19-е августа знают многие, даже те, кто родился немного позже.
Мне осталось еще немного рассказать, очень хочется рассказать о моем путешествии из Ивашки в Палану. Постараюсь это скоро сделать.

© Виктор1957

Это сообщение отредактировал ZM87 - 5.01.2017 - 21:58

Одиночное путешествие через Камчатку
Я так хотел дойти, или почти про любовь

Когда добираешься до какого то состояния, и это состояние не внизу, а выше обыкновенных возможностей, плюс к этому есть примеры других людей в этой же теме, среде. Вполне естественным является не ударившись головой о небо, достичь звезд. Нифига, вот как выразился.

После моего участия в составе команды Приморского края в Чемпионате СССР, после Сунтар-Хаяты, после просмотренного не один десяток раз фильма путешественника-одиночки Найомы Уймуры, пришло желание примерить этот нехилый костюмчик на себя. Самый верный вариант, пробовать там, где ты ведешь, а не тебя за ноги тащат. Решение пришло сразу, только лыжи, только реально обозначенный маршрут, видимый и логичный. С хорошим вариантом заброски и выхода с маршрута. Магаданский вариант отпал сразу, мутная заброска и не менее мутный, не совсем логичный выход. Кольцевой маршрут никогда не ценился у путешественников. Камчатка, родная, я служил здесь, в Мирном (пос Вулкан). На подготовку мне хватило года, тренировки в Приморье, лыжные, вещь не очень полезная. Это нужно было уехать жить из Южно-Морского в Дальнегорск и там пытаться тренироваться. Но ведь, кроме тренировок пришлось бы весь год за жизнь там бороться, на работу устроиться подходящую, найти место для жизни и так далее. Поэтому я остался жить в Южно-Морском, вернее, я жил в Ливадии, а работал в Южно-Морской школе. Весь тренировочный цикл заключался в кроссовых пробежках и воздержания от тусовок с братьями по цеху. Очень серьезным аргументом был возраст, было мне 29 лет, и я был в пике своей формы, и уже имел практический опыт.
Первый практический вопрос встал о лыжах, тип, марка, и конечно, тип креплений. Выбрал лыжи, «Бискиды», а крепления, тросики с лягушками. С обувью проще было, горные ботинки с брезентовым чехлом решали проблемы. Важной темой был спальный мешок. Я решил иметь два, сшил сам, замки помогли вшить профессиональные мастера. Наполнитель был обыкновенный мебельный сентипон. Оболочка, капроновая ткань не выше 30 гр\кв м. Попробовал в реальных условиях, съездил в поход радиальный, на станцию Тигровую. Провел две ночи, было минус два –три. Нормально. Коврик был один, пеноуриетановый, плюс, вся верхняя одежда. Палатку тоже сшил сам, небольшую, простенькую, из капрона большой плотности. Посчитал вес оборудования, получилось без питания, примуса и бензина, 30 кг. Это много, но запасную одежду и обувь зимой брать нужно. По питанию, поскольку маршрут предполагал 18-20 ходовых дней, то на 1 кг\день, не потянешь, скорее ноги протянешь.

Вот кажется и закончилась часть моих рассуждений относящаяся к специальным, техническим сторонам путешествий. Те, у кого возникнет желание повторить, зададут мне вопросы. Не психологического и социально-патриотического свойства, Где ты был?! Когда страна выполняла профинплан?! Мне, как великому Иосифу Бродскому ответить нечем, путешествовал. О! Сравнил себя с кем?! С какой величины, человеком?! А?! Есть огромное сходство, он тоже профинплан не выполнял, правильнее сказать, не работал как все.
Много раз я думал, в нынешней жизни, что такое на меня нашло, что как последнее дурко я кинулся в эту авантюру?!

Выше я как то слишком технически, это все расписал, как проповедник, среди дикарей. Это близко к истине, только в первом приближении. Видимо утвердиться в этой жизни каждый хочет. Только вот, каждый по-своему. Наверное, это и будет моим честным ответом. Но наверное не совсем полным.
Пишу вам тут, про лыжи, крепления, палатку и остальную дребедень, дурачком изворачиваюсь. Смысл был моего путешествия только в одном, доказать Наталье Андреевой, что я немного покруче, чем ее Олег Грухель. Помните, я рассказывал вам о том, как я совершенно случайно забрел в студию бальных танцев?! Меня тут же поставили к самой крутой девчонке. И танцевать в свои двадцать восемь лет, на втором плане, в заставке, начал на четвертый месяц. Бальным танцам, к сведению таких же профанов как я сам, этому учат с детского сада! За самое большое достижение, обучению меня обыкновенному вальсу, я Андреевой благодарен очень. Это сказано совсем ни как, и ни о чем. Она заслуживает самого большого уважения! А любовь, она изображала как могла, и с кем хотела. Это я понял, лет через двадцать. Тупой.

Теперь, о важном, не прошло и недели, пребывания меня в этой студии, как началась «лебединая песня» с руководителем этой студии, Натальей. Все было хорошо и классно, кроме одного, у нее еще был очень близкий мужчина, я о нем узнал поздновато, ее воспитанник, Олег Грухель. Он в это время служил в Советской Армии. Наталья, как верные жены, раз в месяц навещала его. И как оказалось, строила с ним планы совместной жизни. Меня это так напрягало, очень. После приезда с очередной встречи с ним, он служил в клубе СА в Хабаровске, я решил закончить с ней все отношения. Но уйти хотел очень гордо и победно. Вот, ушел. Из Ивашки в Палану.

К слову сказать, о будущем, она этого «подвига», нихрена не оценила. Руководитель самой престижной студии, плюс нахождение в «свете», была для нее важнее. Ну и бог с ней!
Ну вот чем я мог ее удивить?! Тем, что у меня был самый лучший класс в школе?! Или то, что мы на Сунтаре за сорок дней кроме веса потеряли и мой паспорт, зашитый в куртку, утонула при «наезде» нашего ПСНа на залом, на речке Кулу?! Да оно, это все ей было, до Звезды!
Семейная жизнь не склеивалась, блуд не приносил пользы, нужно было делать ноги.

И вот, я беру краткосрочный отпуск в школе, директор Чащина Людмила, скрипит, но видя мою недовольную всем рожу, отпускает. Все веревки обрезаны. Лечу в Петропавловск-Камчатский. При мне груза килограммов сорок. Ящик галет я докупил в Петропавловске, они лучшие в СССР! Отвечаю.
Прилетел я на Камчатку первого ноября. На Камчатке пурга, Тушка, еле села, непогода, снег валит огромными хлопьями, и не холодно, тепло. Хотил ехать в Мирный, там с моего призыва ребята остались служить, прапорщиками. Дозвонился до Маврина, кемеровчанина в прошлом, у него ребенок маленький, квартира-нора, однокомнатная. Я даже не поехал. А так хотелось увидеться! Ведь прошло десять лет! Что-ж, бывает. Остановился в гостинице «Петропавловск». Поселили в один номер с пожилым оленеводом из Аянки. Его вызвали орденами и медалями награждать. К нему изредка наведывался, тогда еще специалист облисполкома, Артур Изосимович Белашов. Оленевод оказался бодреньким старичком, жалко вот имя его не записал и не запомнил, молодость. Это был единственный человек из всех, кому за пятьдесят, кто совершенно серьезно отнесся к моей затее. Для меня это было качественным шоком.

В то время КСС, контрольно-спасательная служба областного Совета по туризму и экскурсиям располагалась в районе АЗС. Это напротив гостиницы Петропавловск. Пошел к ним, представился. Попросил отчеты по Срединному хребту. Они дали мне пару отчетов этого района. У меня была карта министерства обороны, «десятка», но это было, «не то пальто». Масштаб должен быть поменьше, хотя бы «двоечка». Нашел я схему гидрографии, взял кальку и скопировал. На листе формата А4 все уместилось. Я был готов лететь. В аэропорту Елизово столько скопилось тогда народа, после двух недельной пурги, туча. Шансов быстро улететь не очень то и было. На четвертый день моего торчания возле стойки регистрации, она была ровно на том месте, где сейчас спуск в камеру хранения. А сам аэропорт напоминал мне совхозную кашару, только с деревянными полами и окрашенными стенами, масляной краской. Принцип посадки, то есть отбора пассажиров был сначала мне не очень понятен. Потом я понял, нужно торчать и меньше улыбаться. Не получалось. На пятый день Наталья Федоровна Виноградова, царь и Бог регистрации на местные рейсы, обратилась через все головы ко мне, быстро вещи на весы!

Когда начали проходить досмотр, менты докопались до моего ножа, его мне подарил отец моего ученика Коли Афанасьева. Кроме ножа и топора у меня больше ничего режущего не было. Я чуть не заплакал, отдали. Я так понял, он понравился. Прилетели в Оссору, пошел к администратору и спросил, как с Ивашкой, полетим?! Ага, полетим, только дождемся когда там полосу накатают. Рюкзак бросил в аэропорту и пошел в гостиницу. Там дали шконку в номере, коридор длинный, гостиница, барак. Туалет один на всех, закурен напрочь. Пойдет.

Не прошло и часа, как завалила толпа, большая. Оказалось, паланский рейс завернули в Оссору. Про себя отметил, это же те, куда я собрался! Интересно, понаблюдаю. Шумные, очень активные и прямо пробивные какие то. В наш номер, где стояло четыре кровати, нас трое было, мужиков, поселили женщину. Выбора не было, не на улицу же ее выкидывать. Ничего, нормально. Меня поразило то, что все друг друга знают. Это сейчас я понимаю, что невозможно не знать друг друга на нашем не очень густонаселенном полуострове. Тогда был шок. И еще, меня поразили женщины, местные корячки, они как то так лихо своих мужиков на место отправляли, те как солдаты, есть! Исполню!
Хватит лирики, дорожной, пора в аэропорт. Три дня я ходил туда, как на работу. Сугробы намело! Ужос! Люди в Оссоре, не ходят по краю проезжей части, ходят по центу! И машины, я чет даже и не помню эти машины, видимо должны объезжать их на проезжей части. На четвертый день, по ходу это было уже четырнадцатое или пятнадцатое, ноября. Вот разыщу свой дневник, поправлю.
Ан-2, на лыжах, прикольно. Летели минут пятнадцать, всего то. Пока летели с мужиком познакомился, он в колхозе на МРСке работал, моряком. Когда узнал, что я из Южно-Морского, там БСФ им Надибаидзе, База сейнерного флота. Надибаидзе, говорят крутой был мужик, во время войны создал предприятие, флот организовал и рыбообработку. Бабник, жуть! Так, мужчина этот, из Ивашки, отнесся ко мне как родному. Повел меня в колхозную гостинку и налил мне десятку бензина, для примуса. В гостинке в это время жил прокурор из Тиличек, видимо по каким то делам приезжал мозг распиливать. Местному народу. Почему так говорю, есть причина. Он как узнал, куда и зачем я собрался, весь мозг мне вынес статистикой и разговорами, кто, где, и когда замерз. И даже не нашли! Мне утром нужно было стартовать, и так просидел полмесяца в гостиницах. А он как начал эти причитания, я уж и не рад был, что рассказал ему. Потом плюнул, взял спальник, постелил в сенях этой гостинки, и поспал часов до шести утра. Встал собрался то я с вечера, снаряжение все перебрал, с продуктами разобрался, их в Оссоре прикупил основательно. Попил чаю, он уже встал, грустно так, не особенно разговаривая, составил мне компанию. Попрощались, и я двинул. Ура! В Ивашке мостик через речку, я перешел через него и пошел по левой стороне речки. Если говорить правильно, то есть по правому берегу идя вверх. Лед на речке был, тоненький ледок. Речи о том, что идти по нему, даже не было. Надел лыжи, рюкзак, еле поднял. К нему были привязаны сани-ванночка, их мне сварили мужики из листа нержавейки на Гайдамакском судоремонтном заводе, в Ливадии. Спасибо им. В этих санях у меня была палатка, бензин и примус. Пошел. Первые пятьсот метров шел тяжело. Остановился. Снега было сантиметров тридцать-сорок, свежий. Лыжи уходили до грунта, сани еле волоклись. Фигня. Это так я до Нового года хрен приду. Решил сделать так, отцепил сани, и пошел только с рюкзаком. Пройдя метров триста, снял рюкзак и вернулся за санями. Сани тащил уже не топча себе лыжню. Все равно тяжело. Сам выбрал себе это, терпи, мальчишка.

На обед я не стал останавливаться, проглотил пару кусочков сала с хлебом, плитку шоколада и все. Всухомятку, жесть. Термос я не взял, тогда ведь только стеклянные, китайские, были. Где то часов в пять выбрал место и встал на ночь. Прикинул, сколько же я прошел. Километров восемь, максимум. Успокоил себя, это неплохо. Главное, я выбрал решим, уносишь рюкзак и вторым «рейсом едешь» с санями. Поставил палатку, организовал там постель. Разжег примус, ужин. В котле на пару литров закипятил воду, отлил половину в литровую кружку, это чай. А во вторую отрезал половину краковской каральки и стакан гречки, это суп-каша. Хлеба была только одна булка, решил быстрее ее прикончить, она весит, много, аж почти килограмм. За ужином, да и перекус в обед был, съелась почти половина. Завалился спать, было уже часов восемь вечера. Лежал долго, не мог уснуть, хоть и устал как собака. Думал о доме, сыне, еще жене Любе. И об этой дуре, в Находке. Незаметно уснул. Проснулся ночью, часа в два, в туалет, срочно. Чаю много выпил. Снова уснул, часов в пять уже не мог спать. Пришлось встать, зажечь примус, начал готовить завтрак. Было у меня три банки тушенки, ребята мне всучили в клубе, находкинском. Тушенка армейская, настоящая, монгольская. Банки были в солидоле, мне их пришлось в бензине отмывать, а потом в воде теплой. Банка тушенки и стакан риса, чай с сахаром. Получилось очень даже неплохо. Часов семь стало понемногу светать, собираюсь. В половине восьмого начал выдвигаться. Снег за ночь немного подмерз, стало полегче. Тело поначалу болело, размялся, через часик было совсем не холодно, под шапочкой волосы вспотели. Пот конечно ручьями не тек, но было нормально. Отошел километра два от места ночевки, солнышко светит, день классный. Челночил. Какая муха меня укусила за одно место?! Решил пройти по льду. Спустился на лед, там практически снега не было, сантиметров пять, максимум десять. Хорошо. Иду, любуюсь. Не челночу, на веревке за рюкзак метрах в трех, сани едут, неплохо едут. Прошел по льду километра три, иду и про себя думаю, нужно место найти, чай сварить и немного перекусить. Только мысли на эту тему начали предметно формироваться, чувствую как ухожу под воду, с головой, блядь. Глаза открыты, все видно, вода не течет. Старица, старое русло реки, с ключиками. Соображаю, как то очень быстро, там, наверху, минимум минус пятнадцать, а в воде всего три, может ноль. Снял рюкзак, освободил ноги от тросиков. Какая умная тема, крепление на тросиках с лягушками! Скажу я вам. Ногу поворачиваешь и носок освобождаешь, и нога выходит! Всплыл. Метра два с половиной глубина, яма. Спиной выбрался на лед. Шока не было, испуг не очень большой. Адреналин, да выхлоп был реальный. Главное, не было паники и ступора. Разделся на льду полностью. Отжал всю одежду и резко оделся в нее. Ушло на это минуты четыре, пять. Не, больше. Нож, что не отобрали и выручил меня. Вырубил из тальника палку с рогаткой на конце и начал спасательные работы. Сани стояли на льду. Намотал рогатку на веревку, что крепились к саням и рюкзаку, потянул, нормально, выходит! Рюкзак всплыл, еще через пару минут я его выволок. Оставались лыжи, без них, жопа. Возвращение, срыв экспедиции. Подполз в этой проруби, куда рухнул, муть осела, лыжи видно. Хорошо. Палкой также намотал тросик, намотался. И вытянул одну, потом и вторую. Ура! Никуда не уходя с этого «чудного» места, поставил палатку, переоделся в сухое, рюкзак, это колоссальный опыт, вкладыш был у меня в нем полиэтиленовый! Не промок рюкзак, ни вещи, ни продукты. Согрел быстро чаю на примусе. Мокрую одежду развесил на кусты, и лег спать. Это был полдень. Проснулся вечером, часов в девять. Еще раз поужинал, кашу сварил, доел остатки хлеба, и опять спать!
Утром встал рано, часов в пять, небо звездное, холод собачий, замерз первый раз. Было около двадцати градусов. Достал топор из саней, нашел сухих дров, костер. Просидел до рассвета. К этому времени ботинки просушил и одежду, хотя она и так вымерзла, просто была немного влажной. Переоделся, собрался и пошел дальше. На душе что то так муторно было, как будто по роже ни за что получил. Бывает.

Третий день ничего особенного не принес, весь день «челночил», купаться расхотелось. Прошел километров шесть. Общий проход составил километров семнадцать, мало. Три дня, семнадцать верст, очень мало. Ночевка прошла штатно, так же как и предыдущие. Но, нашел один нехитрый способ ночью не выскакивать в туалет. Очередную банку тушенки не стал выбрасывать, она стала служить ночной вазой. Из спальников конечно вылазить приходилось, но потом, как в том фильме, «легким движением руки..», выливал содержимое за палатку. Наступил четвертый день пути. Я понемногу начал втягиваться в предгорную схему Срединного хребта. Начались кедровые заросли, снега стало значительно больше, местами до полуметра. «Челночу», от места ночевки отошел с километр, не больше. Отнес рюкзак, метров за четыреста, иду за санями. Через мой лыжный след переход не маленького медведя. Он шел с речки в кедрач. По моему следу прошел метров десять, потом резко в кедрач. Тема. Дошел до саней, иду с ними в рюкзаку, с кедрача слетает сне и оттуда выглядывает башка, большая, черная. И пар изо рта валит. До рюкзака метров триста. Я не останавливаюсь и иду дальше, оглядываю все вокруг, дерево ищу, ну типа заберусь на него и спасусь. Дурко. Нет ни одного дерева! В полукилометре на той стороне реки одна береза, и вокруг кедровый стланик. Все, приплыли, таракашки. Еще замечаю, возле реки не замерзшее болото, видимо ключики там, теплые. Даже парит. Он, сволочь такая, выходит морду вверх поднял и воздух нюхает. Метров тридцать до него, я даже различаю, как ноздри шевелятся и кончик носа двигается. Снимаю с себя петлю, которой сани тяну, лыжи, и начинаю пятиться к этому гребаному болоту. Пячусь, лицом к нему, гаду. Ножик в руку взял, типа, не отдам жизнь даром. Дурачок, этот ножик, только баб пугать. От него толку, как от козла, молока. Ноги зашлепали в воде. Я остановился, типа, хватит мыться, недавно ванну принимал. Этот чувак вышел совсем, подошел к моим саням, и начал их обнюхивать. Там привязана десятка, канистра с бензином. Он чет, как дурак, пару раз ее лизнул. До меня метров пятнадцать, не больше. Ноги сами назад начали брести в это воде. И стали в этой болотине вязнуть. Дальше не пойду, утону в этой жиже, у самого мат на мате. Он когда двинулся ко мне вот я заорал, блин, как резаный! Он остановился, потом опять двинулся. А мне уж и некуда, утону. От кромки снега, то есть земли, до меня метра четыре, и воды уже выше колена. Ну не захотел он мыться, козел. Подошел к воде, понюхал, рев мой послушал. Развернулся через плечо, как солдат и ушел по своему следу. Возле кедрача остановился, наверное подумал, худой. Не стоит ради такого купаться в этой жиже. Когда он зашел в кедрач, я врубился, что он меня пока кушать не станет. Вышел из воды, успело присосать в эту грязь. Тяжело вышел. По снегу на ветках кедрача я понял, что он просто зашел и там стоит, пар шел оттуда. Подошел к саням, надел эту лямку, встал на лыжи, обувь в грязи, защелкнул лягушки и потихоньку пошел. Дошел до рюкзака, надел его , привязал сани к нему и безо всякого «челнока» попер. Прошел я тогда не замечая глубины снега и тяжести рюкзака километра два. Бахилы на ботинках обмерзли и штаны в коленях как в шарнирах, разгибать можно. Передохнул, недолго, минут десять, сильно упарился, хотел переобуться, а потом решил, не обморожусь, носки шерстяные, мама вязала, ботники, бахилы. Нормально. Пошел дальше, не стал снова «челночить». Шел до пяти часов уже сильно смеркалось. В тот день прошел десятку, не меньше. С испуга наверное, на адреналине. Ночью спал как убитый.

Утро следующего дня было пасмурным, потеплело. Я уже подошел вплотную к горам. Река выходила из ущелья. У меня был соблазн выйти пологим еще склоном направо, я по схеме тогда выходил бы напрямую к реке Палане, и через пять километров мог попасть на Паланские горячие источники. Видимо не судьба. Я стал втягиваться в каньон. Прошел по нему километров шесть, сверху нависали лавинные грибки, становилось чет не очень уютно. Уткнулся в снежную стену, каньон справа и слева засыпали две лавины и закрыли проход. Варианта двигаться дальше не было. Не доходя до этой стенки метров пятьдесят я встал, козырька сверху не было. Да и напротив, сверху тоже большого скопления снега не наблюдалось. Остановился. Поставил палатку, сварил ужин. Написал в дневнике, если к утру не завалит, значит, буду жить. Утром проснулся, живой! Нужно принимать решение, что дальше?! С собой был фал, веревка штатная, сорок метров, десятка. Десять мм в диаметре. Распустил веревку. Взял один конец и полез на стенку, из каньона нужно выбираться, на лыжах оттуда не выпрыгнешь. Точно. Минут сорок мне хватило выбраться наверх. Снег валилсяч, да и отвесно без страховки, без скального оборудования, молотка и крючьев, не то. Все равно вылез. Нашел на краю каньона ольху.Привязал к ней фал, по нему спустился вниз, дюльфером, кто знает, тот поймет. Пара карабинов у меня была. Именно на этот вариант действий. А ведь не хотел брать, Паша Кулебин (сейчас в Находке работает в МЧС, готовит спасателей) меня заставил взять, и веревку и карабины. Обвязку я из восьмерки, что сани тащил связал. Резануть ее пришлось. Судьба, у веревок, режут.

Поднес лыжи, рюкзак, сани. Сначала привязал сани, к концу фала. Вылез наверх, по веревке, это не сложно, и вытянул сани. Потом опять дюльфанул вниз, рюкзак. И последними были лыжи. Посмотрел на часы, пять часов по полудню, вечер. Весь день ушел на выход из этого каньона. В потемках бежать некуда, остановился на ночлег. Ночью был мороз, ощущалось, но не замерз. Утром встал на лыжи и без челнока потащился налево вверх через перевал, к Карковаячму. Если бы я начал спускаться вправо, вниз, пришел бы на паланские ключи. Меня понемногу стало напрягать одиночество, потом то, я привык к этому, а тогда серьезно, не хватало то ли лишних ушей, то ли ощущения поддержки, пусть даже моральной. За день я спустился к реке Корковаям, увидел железную бочку, была на замке, оленеводу вещи и продукты хранили. Это я потом узнал. А тогда у меня чуть голова не закипела, какого хрена в горах, эта бочка на замок закрыта??!!!

В тот день я дошел до слияния реки Корковаям и река Палана, прошел еще километра три и встал на ночлег возле кедрача. Встал рано, часа в три дня. Уже было видно широкую паланскую долину, но озера я пока не увидел. Разжег костер, сварил ужин, палатку поставил. И видимо от накопленных событий, достаточно нервных, купание, мишак, каньон, постоянный холод, меня так прорвало на «скупую мужскую слезу». Этот концерт нужно было бы посмотреть. Это не была истерика, а так, сопли, жалость к самому себе. Недолго эти сопли шли, минут пятью И потом как камень с души свалился. Стало ровно и спокойно. Лег спать.

Утром рано проснулся, покушал, сварил на примусе. Собрался и двинул. Километров через пять вышел к разливу паланской речки и подошел к озеру. Река и озеро были подо льдом. Полностью, без промоин. Справа, далеко чернело строение. Причем, не одно. Направился по льду к этим строениям. Снега на льду не было, идти было легко. Пуржило и ветерок был с юга. Не холодно. Около пяти градусов мороза. К дому егерскому пришел я затемно, то есть в пятом часу по полудню. Дом был забит, закрыт. Недоступен. А вот балок, рядом, я открыть сумел в нем и затопил печку. Ночевал. Когда повесил сушить спальники, из них ведро воды вытаяло, не меньше. Утром осмотрелся, баньку увидел, затопил, помылся. Нашел журнал и написал письмо Петрову Виктору Никитовичу. Сказал спасибо. Две ночи я там провел и утром следующего дня, отдохнувший, выспавшийся, направился к горловине паланской речки. Ход бы л хорошим, рюкзак стал легче килограммов на пятнадцать, все было Гуд. Незамерзшая горловина заставила меня пройти рядом с правым берегои. Потом разлив, он был подо льдом, я прямо по нему прошел, потом еще одно сужение реки, опять рядом с берегом, река бурлила, не замерзнув. Выдру увидел, она огромного гольца вытащила, меня увидела и в прорубь ушла. Мне не нужно было брать этого гольца, не нужно! Нет же, жадность человеческая неуемна. Взял я этого чужого гольчика, бросил в сани. И пошел дольше. После второго разлива, перед устьем Уйвеема Паланского ряд порогов, причем, достаточно серьезных, при переходе одного из них, лыжа с правой ноги отстегнулась и ушла в прорубь.

Да, это было совсем не проходной проблемой, это радикально меняло всю схему экспедиции. Я намертво теперь был привязан к реке, вернее идти без лыж по массиву, снега было на паланской стороне чуть не метр, практически никак. Нужно идти только по льду. Вариантов, ноль. Река полностью еще не встала, большие промоины. У берега лед «подопревший», не крепкий, можно провалиться. И еще, я про себя отметил, если сравнивать реку Ивашку, по которой я прошел с одним купанием, а в остальном было почти норма, то купание в реке Палана грозит утоплением. Проблема выросла из ниоткуда. Пошел по льду. Чем ближе к промоине, тем крепче лед. И вот так, по самому краю добрался я до Старой Паланы. Ночевал на увале, справой стороны, по течению реки. Когда зашел в разливы, это напротив горы Личвеем, то начались наледи. Это было настоящим испытание, на предмет бега по тонкому льду. Когда лед уже трещал и грозил проломиться, выскакивал на берег. Именно на этом участке пути, в проточке, замерзшей и занесенной снегом, я наткнулся на лыжный след. Это были следы охотничьих лыж, подбитых шкурой, широкие, около 12 см и без желобка. Определил, в какую сторону шел автор этих следов и пошел по ним. Прошел я по этому путику и десятку капканов, решил не останавливаться, и когда пришел к тупичку, это чуть выше, на полтора километра чаячьей скалы, залаяли собаки. На часах было половина двенадцатого ночи. В дощатой «будке» был Анатолий Никитович Петров и его брат, Александр. Анатолий даже паспорт у меня проверил. Славный был мужик, безвредный. Хоть и чудноват, иногда. Посидели, поужинали, Анатолий достал бутылку спирта, выпили маленько, даже развезло. Утром следующего дня Александр довез меня до Крестовки на собачьей упряжке, сани, бензин, продукты и пр. я оставил у Анатолия. От реки я вышел на вездеходку и пришел в Палану морозным днем седьмого декабря. Зашел в гостиницу. Галина Аралова сидела на месте администратора, она увидела меня, ключи мне положила в окно, со словами, в себя придешь, все оформим. Вот так закончилась эта экспедиция.

Я прилетел домой в Находку, посетил студию, своего товарища косула Фукусимо Масанури. Рассказал ему об этой экспедиции. Потом в Доме культуры моряков собрал товарищей-друзей, и рассказал так же, как и сейчас. Потом еще в находкинском клубе туристов собрались обсудили, ребята за меня порадовались. Через неделю собрали МКК (маршрутно-квалификационная комиссия), вызвали меня и так отодрали! Хотели звания лишить. Я нарушил все, что можно было нарушить. Тогда это не прощалось. Я сейчас вот думаю, может просто жаба задавила? Бог их знает. Но это ведь было. И потом, я понял, баб и спорт, путать не нужно.

© Виктор1957

Это сообщение отредактировал ZM87 - 5.01.2017 - 22:04

Виктор1957
Цопик © - где? Кто автор?

Автор я. Степанов Виктор Павлович.
Камчатский край, п.Палана.
[email protected]

Ездовые собаки, карета для прохиндеев или путешествие к финнам

В конце ноября 90-го года, Афанасий предложил мне встретиться у него дома, на проспекте Мира, он тогда жил с Тамарой у родителей. А я с камчатскими ребятами на Юго-западе Москвы. Помните, я рассказывал вам, что был какое то время в Москве для получения загранпаспорта, работал у Владимира Михайловича Санги в ассоциации народов Севера СССР.

Я приехал к Афанасию и он рассказал мне, что ему, как участнику нескольких северных экспедиций и гонки на собачьих упряжках «Беаргриз» (шт. Миннесота, США), карельский чиновники из Петрозаводска предложили встретиться и помочь организовать гонку на собачьих упряжках на территории Карелии. До того времени мы совершенно не слышали и совсем не знали о каких либо гонщиках или путешественниках в Карелии на собачьих упряжках. По существу, так оно и было. Чиновники Карелии, курирующие спорт в республике, пронюхали, другое слово трудно подобрать, о хорошей коммерческой отдаче от проведения гонок на собачьих упряжках. Соседство с Финляндией и наличие там большого числа родственников, дали возможность посмотреть на этот вид спорта с коммерческой стороны. Они воодушевились, и во главе с Ланевым, не помню его имени, решили пригласить Афанасия для технической консультации этого дела. Они так загорелись этим делом, что пригласили Джонна Паттена из Миннесоты, друга Афанасия и Ани Якансаари, эта молодая красивая женщина была женой совладельца компании «мерседес» и иногда выступала спонсором на таких гонках. У них дома, в Финляндии, была небольшая упряжка ездовых собак хаски, для души. Точнее сказать, приятного времяпрепровождения. Джон Паттен приехал в Европу по приглашению Ани и надеялся увидеться с Афанасием в СССР. К то му же Афанасий мог переводить очень профессионально и точно, поскольку сленг никто не отменял. Отличие литературного языка от профильного, спортивного, в мире собачьих упряжек, существенно. Афанасий предложил мне ехать с ним, встретиться с Джонном Паттеном и обстоятельно обсудить с карелами эти прожекты.

Ничто не держит казака. В ночь следующей ночи мы с Афанасием и Тамарой перли в поезде к Ленинграду. Обсуждали предстоящую встречу, планировали свою помощь в осуществлении этих хороших дел.

В Ленинграде мы долго не задержались, только отвезли Тамару в Арктическую Академию, там учились девчонки с Чукотки, родственницы Тамары. Оставили ее гостевать до нашего возвращения, а сами напористо потянули дальше.
Прибыли в Петрозаводск утром, нас встретил Ланев, по моему Юрий Александрович, могу ошибаться. Но, это не очень важно. Он повез нас в гостиницу «карелия», там была намечена встреча с Джоном и Ани Яконсаари. Разместились в номере, ничего, номер древний, советский, но чистый и не прокурен. Это я сразу отмечаю, не курю сам. И еще, кошек не могу переносить, аллергия. Чихаю.

Встретились с Джоном, обнялись, поздоровались с Ани. Потом пошли в ресторан пообедать. За столом Джон очень подробно расспрашивал меня о наше падении в самолете и ему было так больно и сочувственно, он даже заплакал. Помолчали, Валеру вспомнили. Грустный был обед.

Приехал Ланев с женой и переводчицей с финского, к слову сказать, треть населения Карелии говорит на финском. Начали говорить о гонках в Карелии. Говорили много, Афанасий устал переводить Джону. А девушка-петрозаводчанка, Ани. Сошлись на том, как только будет правильное техническое оформление идеи, в бумаге и согласованиях на уровне Правительства Республики, финны подключатся к этому проекту. Особенного стремления к сотрудничеству с чиновниками я не заметил. В конце встречи Ани сказала мне, Учи язык! Они сели в Мэрс Ани и уехали, мы их проводили. Хотели вернуться в зал для дальнейшей беседы, но Ланев предложил поехать к нему домой. Мы же не противные, мы согласились.

Заехали в магазин, в гости с пустыми руками, не по-русски. После второго обеда, перешедшего в ужин, мы наконец то поняли, не нужна им наша техническая часть и рекомендации по правильной организации этих мероприятий. Большая часть вопросов касалась доходной части проекта. Как заработать денег на этом деле, и побольше. Наши рассказы о спонсорстве, значках, майках и буклетах, не впечатлили Ланева. Еще больше его расстроило то, что оказывается собак нужно кормить. Конечно они не едят только хлеб. Сложилась картина жадного карела в пустой юрте. И это хочу и это, а платить и кормить не буду. Не знаю, с какого перепуга, Афанасий вдруг сказал, да мы сами! Без Вас проведем гонку в Карелии! Ланев пил валерьянку, напополам с водкой. Мы ретировались в гостиницу, толком не попрощавшись, в след услышали, ну и Козлы! Ладно, спасибо, что не побили. Ночевать в гостинице мы не стали, а ночью первым же поездом поехали в Ленинград. На этом карельском прожекте поставили точку, с дураками каши не сваришь!

Прошло недели полторы, Афанасий позвонил мне и сказал, Ани Якансаари много интересного рассказала у себя в Финляндии о нас, и нашелся гонщик на собаках, Рео Яааскелайненон, который нас приглашает к себе, по делу, в гости. Мы встретились с Афанасием и стали обсуждать эту тему. Выяснилось, что нас ждут финны для участия в короткой гонке на собачьих упряжках, это недалеко от Хельсинки, в пригороде. И потом мы должны с Рео поехать в Лапландию, это на широте Мурманска, для участия в телешоу. Чет я поначалу ничего не понял, с гонкой все понятно, но зачем переться на север этой финской страны, что бы в шоу участвовать?! Хотел сейчас сразу все карты открыть, неть. Расскажу все как было, постепенно, во времени, опишу все как происходило. То есть «прозревал», по ходу дел.

Для въезда в Финляндию нужно было снова оказаться в Карелии, пришлось ехать вновь в Ленинград а потом в Вяртсиля. Паспорт заграничный я к тому времени получил. Проблем для выезда не было. У Афанасия тоже было все в порядке. Виз мы не получали, нам на границе поставили отметку о въезде, предъявили приглашение Рео Яааскалайненона. На границе нас встретила Ани Якансааари и отвезла на машине в пригород Хельсинки, там на базе отдыха было сборище гонщиков и зрителей, не меньше трех-пяти тысяч человек! Нас разместили в классном доме-гостинице, в финском, бревенчатом, одно-этажном стиле. «Простенько, но со вкусом». Питание нам организовали с членами оргкомитета гонки, была там кафешка, не очень большая, но очень уютная. Нам предложили принять участие, Афанасий пальцем показал на меня. Судьба.

Ани привезла четырех псов и нарточку спортивную. Привезла камуфляжный костюм мужа, он ростом и фигурой оказался примерно такой же, не маленький. Гонка проходила в три этапа, в пятницу гонка 5 км, в субботу 10 и в воскресенье 15. Ничего мудрого. Территория с замерзшими озерами, лесом и склонами. Финны, премудрые чухонцы, поставили детей каюрами. Понятно, ребенок вести не больше 50-ти килограммов, а мой вес в то время был 74. В первой гонке я продул значительно, попал лишь в « десятку», гонщиков было за двадцать. Неплохо. Так интересно было, познакомились с Рео, классный мужичок. Невысокий, сухонький, с бороденкой. Гласа с прищуром, хитроватые. Очень хороший человек. До сих пор вспоминаю его, самые добрые мысли о нем. Лет ему было в то время за пятьдесят. Собаки очень выдрессированы, очень послушны.
Второй и третий день не принесли мне первого места, но казус был, заключался в следующем. Я на подъемах бежал рядом с упряжкой а на склонах только чуть притормаживал. Когда вечером на собрании стали вопить, что так нельзя делать, обратились к условиям гонки, в правилах на эту тему ничего не было, проехали.

Утешительный приз в 200 финских марок я все таки получил! В воскресенье, после закрытия гонки мы разместились в жилом блоке грузовика Мерседес, владельцем был Питер, немец, друг Рео. Они с ним познакомились на гонке Альпирод, в Италии. К слову сказать, мы с Александром Петровым тоже ехали на эту гонку, и доехали только до Петропавловска. Чиновники в МинСпорте «протабанили» эту тему, мы вернулись в Палану. Жалко. А могло бы и получиться. Рео много потом рассказывал об этой гонке, Альпирод. Нынешняя камчатская гонка «срисовала» именно ее формулу, от поселка к поселку. Гонки класса Айдитород, Юконквест, Беаргриз и другие, там формула совершенно иная. Старт, гонка, пункт отдыха, 12-24 -72 часа и снова гонка до следующего «чикпоинта», именно так называется пункт обязательного отдыха собачьих упряжек. Гонщики саммит выбирают режим гонки. Кому то нравиться ехать днем, кому то ночью, кстати ночью собаки бегут очень хорошо. Видимо их ничто и никто не отвлекает.

Добирались мы до Кеттели, это Лапландия почти сутки. Впервые я видел современный автобан, увидел как горячей водой моют дорожные знаки, как освещаются они. И заметил, у автомобиля Рео пропала зарядка аккумулятора, генератор видимо «приболел». Когда мы остановились в кафе поужинать, машина не завелась. Рео снял аккумулятор и поставил на зарядку в этом кафе. Когда мы посидели там часок, он подошел к хозяину и дал ему денег, за зарядку. Для меня, «сельского парня», это было немного не понятно. Вот так для меня интересно показался мир капитала.

В Кеттели мы разместились в доме Рео. Вся округа занималась молочным животноводством. Жили они на окраине, вернее хуторе. У Рео были тоже коровы и ездовые собаки, он ими занимался в целях туризма, покатушки в дни, когда на соседний горнолыжный подъемник собирались толпы народа. Там находилась достаточно крупная туристическая компания «Леви», она сотрудничала с Рео в этом деле.

Наконец то нам рассказали, что за шоу нам предстоит. Рео держал ездовых собак в районе, где в парковом варианте разводили северных оленей. Владельцы парка в прессе и на телевидении выступили против размещения собак в этом регионе. Хитрый Рео, сменкнул, я с Камчатки, у нас есть и олени и ездовые собаки, никто не ругается и не спорит. Вот и должен я был об этом рассказать, как живой свидетель и участник. С помощью Афанасия, как переводчика, я много рассказывал несколько раз прессе и корреспондентам телевидения именно об этом. Потом началась целая эпопея, гостевая. Очень много людей хотели видеть нас у себя дома, угостить и пообщаться. В конце встречи, как правило вели в сауну. Это Закон! Объехали мы с Афанасием так за день дворов пять, когда собрались вести в сауну я отказался. У меня уже голова болела от этих финских саун. Они же капитально отличаются от русских бань. Если в бане веники и чуть влажно, то в сауне, как в Сахаре, жарко и сухо. После третьей сауны, в тот день, шкура стала слазить. И перестал выделяться пот, весь вышел, видимо.

Вечером в доме Рео накрыли стол и на ужине Афанасий рассказал им, семье Рео, о продуктовых карточках. В подтверждение, мы оба достали эти талоны, на сахар, крупы, водку! И масло, и показали. Мама дорогая, что сделалось! На нас смотрели как на покалеченных во время войны. Мне даже неловко стало, нас они так круто взялись кормить, даже стыдно сейчас. Какая человеческая реакция. Я потом уже лежали ночью, говорю Афанасию, Афонь, а нафига мы эти гребаные карточки им показали?! Тот в ответ, а Бог его знает, не знаю.

Повезли нас к одному художнику, он жил на хутьоре, в шикарном доме, огромное количество строений, мастерская, где он писал, гаражи, отдельная баня-сауна, и много всего интересного. В тот день у него был прием, выставка располагалась на втором этаже огромного деревянного дома, в просторном зале. На стенах висели картины. Было много пейзажей, портретов. И была одно стена посвященная СССР. Как потом оказалось, во время войны, художник был ребенком и со своей мамой жил в Мурманске. Память ребенка запомнила те ощущения и став взрослым он это наложил на холсты. Виды Мурманска были грустными, темными, снежными. Снег имел темный, мрачный оттенок. Посредине висела картина, на ней был изображен ангел, голый мальчик, с писькой и крылышками. Без лука, со свечой в руке. А внизу лежал город, Мурманск, только строения без света и огней. Мертвый город. Спрятавший своих людей за плотными и тяжелыми шторами. Мы с Афанасием вначале не поняли, совершенно ничего. Че за фигня нарисована?! А?! мы стояли у картины и разговаривали вполголоса между собой. А вам не понравилось?! Вопрос на русском языке застал нас врасплох, мы немного даже обалдели. Как позже оказалось, к нам подошел автор, хозяин дома и выставки. Он рассказал нам историю, нам было стыдно, мы сказали ему об этом. Он нас успокоил, утешил, сложно понять картину, не зная автора. На том и сошлись. В сауну мы не пошли. А вот у бара застряли с его женой, хозяйкой. Пришлось доказать, что мы по настоящему русские. Доказали. Рео чуть грыжу не заработал, пока нас с Афанасием на второй этаж довел. Бывает, главное, нас простили. Тонкая вещь, изобразительное искусство.

На следующий день мы переоделись в хорошие костюмы для катания на снегоходах, мотокелках, это по-фински снегоход. И отправились по просторам Лапландии. Весь день ездили в составе еще трех женщин с супругами и Рео. На ночевку остановились в пустующем туристском приюте. Это добротно срубленный дом, с нарами, печью, теплым туалетом и кухней. В доме был телефон, проводной, в то время сотовой связи еще не было. Потусовались мы еще сутки в этом микропутешествии, вернулись в дом Рео. На завтра назначили отъезд. Вечером съездили в кафе на вершине горы, рядом с горнолыжным подъемником. Вся территория вокруг было в огоньках, жили люди. Пожалуй, это одно из сильных отличий размещения на Земле в других странах и в СССР.

Рано утром мы попрощались со славным финном, его классной семьей, и поехали на поезде до Йювяскюля. Там нас встретила молодая женщина, по-русски говорящая и на машине мы поехали до приграничной маленькой деревушки, я не помню сейчас как она называлась. А вот то, что это родная деревня гонщика Формулы-1, Ари Ваттонена, это я запомнил. Мы приехали в дом к этой женщине, дома был молодой муж, он сидел с маленьким ребенком. Он на английском разговаривал. Оказалось, он военный врач, был два года в Ливане, вернее в Бейруте. Там шла война и он работал в госпитале, лечил, вернее оперировал людей. Очень нормальный мужик. За ужином он обратил на постоянно согнутый мизинец у Афанасия, спросил, что за проблема. Афанасий рассказал, что на Чукотке, в Сирениках он принимал участие в свежевании моржа и нечаянно порезал сухожилие на мизинце. Он, палец, так и остался постоянно согнутым в первой фаланге. Оно конечно ничего, но как то не очень красиво. Он, муж этой женщины, надел очки и внимательно посмо трел руку. И заключил, автобус у вас утром в семь, на шесть утра я вызову помощницу, медсестру, и попробует исправить этот дефект. Афанасий попытался отказаться, мол уже страховку, сто рублей получил, мол и так пойдет. Доктор засмеялся и сказал, вот он сделает ему ремонт, может еще раз порезать, и снова страховку получить. Вроде смешно, а не сешно, как то весело и все. Утром, перед отъездом за час, мы с Афанасием пришли в эту маленькую, сельскую больничку, где доктор лечил пенсионеров. В этом селении жили в основной массе пенсионеры.

Через минут тридцать Афанасий вышел, с забинтованной рукой. История с рукой, вернее, с пальцем Афанасия, чуть было не повторилась, когда в 99-м году мы путешествовали с японцами. Афанасий вновь оказался в пяти минутах от «ста рублей», при разделке лахтака, есть такая разновидность тюленя. В этот раз порез был слабее, до сшитого финном сухожилия не достал. Мизинец Афанасия до сих пор в порядке. Дацй Бог здоровья этому Доктору!

Мы дождались проходящего на Сортавалу автобуса, попрощались с этой замечательной парой и поехали. Домой, в СССР. Приехали в поселок Сортавалу, только утром была электричка в Ленинград. Пришлось поселиться в гостиницу и ждать утра. Вечером пошли в ресторан при гостинице. Спустились на первый этаж, ресторан. Он заслуживает отдельного рассказа.

Ресторан размещался в бывшей столовой для личного состава бывшего погранотряда. То есть, помещение с рядами столов по правую и левую сторону, на батальон. Это примерно три сотни солдат и сержантов. В дальней части невысокая сцена, Дискач. А справа от входа, кухня, как в армии, с окнами раздачи. Весь зал был полон людей, мужчины. Лесозаготовители и люди из этой сферы. За самым дальним столом разместились одиноко четыре или пять блондинок, очень не худеньких. Как сказали местные ребята, они, то есть женщины, пришли «по фирме». Проститутки для лиц из за границы. Во, как. Нас посадили за армейский стол, на десять человек, это по Уставу Внутренней службы. За ним сидело пара ребят, почти наших ровесников, сели. Заказали. Зал гудел от большого количества людей. И было очень накурено. Выпивка была бедная, водка и крепленое ягодное вино. Да и еда, тоже, только пельмени. Можно было заказать чай, принесли в граненых стаканах и кофе, его принесли в фарфоровых чашках.

На долгие сидения у нас желания совсем не было, мы пришли только покушать. Почти заканчивали мы ужин, включили музыку. Очень громко, Бабинный магнитофон и колонки ватт по сто, не меньше, гремели как надо. Мужики подхватились танцевать, соскучились по танцам, видно. После третьего или четвертого танца включили «медляк». Мама-мия! У меня ноги сами встали и я пошел в номер. Мужики стали приглашать мужиков и танцевать, друг с другом! Такого блядства я вынести не мог. А эти бабы, что «по фирме», даже с места не сдвинулись. Ну и суки! С такими мыслями, плюясь и матерясь, чуть не вслух, мы покинули это веселое заведение.

Утором пораньше встали, нам предложили завтрак в том же злачном ресторане, мы отказались. Пошли на железнодорожный вокзал. Почаевали в буфете, поржали над танцорами, для нас это было больше чем кич. И пожалуй впервые. До Ленинграда мы доехали не спешно, электропоезд.

Приехали в Ленинград, забрали Тамару у родственников и ночным поездом уехали в Москву. Так и закончилась наша поездка в мир капитала и благополучия. Я очень часто вспоминаю ту поездку, людей, совершенно простых и добрых. Жаль вот с картиной неловко получилось, у художника. Финны подарили мне газету с фотографией той гонки, мне до сих пор жалко, потерял я ту газету. Весь альбом с фотографиями с Чукотки, Аляски и та газета, из Финляндии, до сих пор не вернулись ко мне. Очень жалко.

Домой на Камчатку я приехал перед Новым годом. Планы, на Аляску!

© Виктор1957

Это сообщение отредактировал ZM87 - 5.01.2017 - 22:13

Путешествие с японским антропологом Секино Саном

В ноябре 98-го года мне позвонил Афанасий, предмет разговора был любопытен для меня. Необходима техническая организация маршрута японского антрополога Секина Сана от села Марково, это южная Чукотка до Магадана, это тоже южная окраина Северо-Востока России. Как то нелепо звучит, несопоставимо, Чукотка и Юг??!! Не глотается.

На Северо-Востоке я путешествовал в 85-м году, противо-алкогольном, неудачника Горбачева вспомнил. Как ни будь, расскажу о том путешествии. Да и на Чукотке я был, представлял отчетливо и географию и структурные возможности этого региона. Под словом структурные, я имею ввиду, возможность ремонта техники, заправки бензином, возможность замены запасных частей, в случае полной замены узлов и механизмов. Страна жила в то время как могла, а люди как могли, так и выживали.

В январе 99-го года в Палану прилетел Афанасий и японец, Секино Сан, антрополог и врач. Этот уважаемый человек, в мире исследований происхождения рас на Земле, был молодым и интересным, лет около пятидесяти, роста, как все японцы, не высокого. Говорящий на английском, испанском, о других я не спрашивал. Более пятнадцати лет он прожил на юге Бразилии, в племенах индейцев. Лечил их, проводил исследования, занимался миссионерской деятельностью. По теории группы японских ученых, жизнь на планете Земля зародилась в Африке, на территории государства Танзания, в очаге вулкана Килиманджаро. Именно оттуда, по мнению ученых, по миру стали распространяться три расы, белая, черная (негроидная) и желтая (промежуточная или цветная).

Цель экспедиции в научном секторе была проста, брать анализы крови и мочи у аборигенного населения, без примесей белой расы, то есть у чистых коряков, эвенов, чукчей и эскимосов. В моче и крови человека находятся вирусы, не исчезающие во времени и поколениях. По наличию этих вирусов можно судить о принадлежности к расе и степени смешения с другими, например черной (США), или белой (Россия, Чукотка, Аляска США). Секино Сан начал исследования с конечной точки распространения людей на планете, в свете именно этой теории антропологов. Американская версия этой теории была уже в анализе, то есть экспедиция доктора Секино Сана уже с южной части Чили, Аргентины, Бразилии, Парагвая и Мексики взяли анализы т отправили их в свой Центр исследований. Затем они проехали всю Северную Америку до Аляски, не миновав Канады, и провели те же изыскания. Они платили людям за взятие проб. Это справедливо, ведь люди на десять лет оказались брошенными, все было в развале и разгоне, не так уж хорошо и богато жили простые люди. Именно среди простых людей удавалось найти наиболее чистые линии рода.

Вторая часть программы путешествия, экспедиции, заключалась в том, что доктор Секино Сан весь маршрут преодолевал без наличия моторизованных средств, машин, самолетов, вездеходов и прочих средств. Всю Америку, юг и север, он преодолел на велосипеде, пешком, а Берингов пролив на гребной байдарке. От Уэлена до Марково он проехал на упряжках ездовых северных оленей. Нашу часть маршрута он запланировал преодолеть на собачьих упряжках. А пара- тройка снегоходов нужна была для съемки кино, прокат которого и был той финансовой составляющей этих исследований. В Палане японский антрополог с помощью Афанасия договорился со мной, что я найду две упряжки собак и снегоход Буран с большой нартой, для обеспечения технической части этой экспедиции. Мы в составе Анатолий Иванович Ларионов, Александр Петров и я, к первому апреля должны были прибыть в село Манилы, с собаками и упряжками. Оплату на транспорт они оставили, все было договорено и после отъезда их из Паланы, мы начали готовиться. Дело было немного новое, но в русле наших жизненных интересов и занятий. Нового то по сути ничего не предстояло, все мы были бродяги из прошлого, кто больше, а кто чуть поменьше. Приближался март, нарту с Александром Петровым мы сделали, хорошо отремонтировали снегоход, запаслись запасными частями. Продумали кухонный вариант, для себя и для собачек. Приготовили палатку большую с каркасом. Готовились. Анатолий Иванович готовил упряжку, нарту, снаряжение, Саша Петров тоже отбирал собак, подбирал свое снаряжение. Наступил март, приближался апрель. Погода стояла ветреная, часто были метели, снег. Но зима вынужденно отступала.

До села Каменское мы прилетели на Ан-28, а потом на вертолете Ми-8 нас перебросили в Манилы. В селе Манилы нам предложили держать связь с женщиной, Валентиной Николаевной Бровенко. Она не пришла к нам в аэропорт, я несколько раз попытался позвонить ей, не брала трубку. Видимо ее не было дома. По старой памяти пошел к диспетчерам в аэропорт, подсказали, иди договаривайся с местом размещения в гостинке КГД, КорякгеолДобыча. Пошел, договорился, пустили. Навязали собак вдоль забора, что окружал здание, Буран поставили под окнами, там же и нарты, собачьи и бурановская. В этой гостинке жили водители, они возили топливо в Таловку, там был участок золотодобычи, трактористы. Руководил ими бригадир, очень серьезный мужчина, ни имени, ни фамилии, к сожалению, не помню. Он тоже проживал в этом доме. Афанасий с японцами находились уже на Камчатке, они из Аянки через Слаутное и другие села Пенжинского района с большой группой японских «киношников» добирались до Манил. Нам оставалось сидеть и ждать их. Все нарты, грузовая и собачьи, были разобраны, их пришлось разобрать, иначе в самолет мы просто не влезли бы. Начали разбираться со своим собачье-буранным хозяйством.

Вспомнился случай, в то время в селе Манилы снега не было совсем. Его выдуло ветром, морозы стояли под тридцать, а снега нет. Анатолий Иванович и Саша Петров собрали свои собачьи нарты и решили проехать на собачках. Прокатиться, тестовый выезд. Через час Анатолий Иванович заходит в гостинку, с печальным видом, на глазах чуть не слезы, Витя! Это он ко мне, можно хоть какие ни будь дошшечки найти?! Пластик об дорогу весь! Стерся! Это было жутко смешно, и конечно грустно, где этот пластик, в Манилах найдешь?! Нигде. Вариант был найти металлические полосы, вырезать в мастерской. Решили просто, использовать нарты по делу, и только по снегу. Так оно и получилось. В конце недели группа японских «киношников», их было человек пять, и доктор Секино Сан прибыли в расположение оленеводческой базы, она находилась, да и сейчас, пожалуй там, в долине реки Шестакова. Решили, не тянуть время а выдвигаться туда, соединиться с основной частью экспедиции. Выехали на собаках и снегоходе. В первый день мы не добрались до этой оленеводческой базы. У меня на снегоходе засорился карбюратор, несколько раз я пытался его прочистить, но вода в топливе делала свою грязную роль, двигатель глох. Стоял мороз, наверное за тридцать. Стемнело, фокус становился рискованным. Петров потихоньку поматеривался, Анатолий Иванович покрякивал, пауза ремонтная длилась уже долго, более получаса. Надоело это мне все, я тупо высыпал себе в карман внутренности карбюратора, вернее, поплавковой камеры, прикрутил нижнюю крышку, топливо в таком варианте поступает напрямую, без регуляции. Завел и поехал. Расход топлива, конечно большой, на пяти километрах до оленеводческой избушки я сжег почти канистру бензина. Но доехал. Стояла в тундре одинокая избушка, ни дров, ни воды, одни голые нары и печка. Саша Петров решил задачу быстро и просто, он забрался на крышу, сбросил оттуда мешка три-четыре старой обуви, сапог, валенок, унтов и другого хлама. Печь разгорелась с помощью банки бензина, по-корякски, как говорит Александр. Минут через двадцать огонь из трубы вылетал метров на десять! А труба гудела как космический корабль! Норовила вырваться из объятий этой печки и взмыть в небо. Круто! Поужинали и легли спать, утром нужно было разобраться с карбюратором и конечно же с топливом.

Мороз в те дни стоял хороший, не меньше тридцати, железо промерзало сильно. Карбюратор я собрал, из кармана, куда я все внутренности высыпал, ничего не исчезло. Поставил его, двигатель замерз конкретно. Пару раз прокрутил ручным стартером, про электростартер даже речи не могло быть, полил из чайника кипятком на коллектор всасывания, еще пролил. Закрыл заслонку, с первого раза двигатель запустился! Ура! Нашли кусок старых колготок, капроновых, откуда они там взялись?! Не знаю. Решили в бак снегохода заливать только через фильтр.

Приехали на базу оленеводов, там были Афанасий, Василий Иванов, он тогда жил в Аянке и принимал участие в предыдущей части экспедиции, от Марково. Был среди участников экспедиции колоритная фигура японского режиссера Ямадо. Еще были три человека, пара операторов и звукооператор. В доме, этой базе оленеводов собралось людей, человек пятьдесят, не меньше. Японцы снимали гонки на оленьих упряжках, быт оленеводов, коряков и эвенов. Интересно, они в Пенжинском районе живут очень давно и те, и другие занимались оленеводством. На ночевку разместились со всеми, на полу, место в углу под нарами нашлось. Утром запах вареного мяса разбудил всех. По запаху мясо не было оленьим, походило на запах медвежатины. Так оно и оказалось. В округе медведь бродил, его видимо водой талой выгнало из берлоги, вот его оленеводы и пустили на колпит. Большая часть народа встала, быстро позавтракав, вышли на улицу заниматься делами. Мы с Анатолием Ивановичем встали, вышли на улицу, посмотрели на привязанных собачек, осмотрели округу, вечером в темноте кроме силуэтов дома и сарая ничего не было видно. Пошли завтракать, а Саша Петров спал, мы его разбудили, как то неловко спать, когда все делами занимаются. Он сидел вылезши из кукуля, весь в шерсти и взлохмаченный. Небритая бороденка смешно торчала. Девушка, молодая чумработница подошла к нам и спрашивает, а дедушка кушать будет?! Мы с Анатолием Ивановичем чуть от смеха не надорвались! Потом, в пути, нет нет, да мы его дедулей кликали. Смешно было.

Пока шли съемки и постановочные дела, мы решили уехать в село Усть-Парень и там дождаться Японцев. Афанасий решил ехать с нами. Буквально за день мы добрались до Усть-Парени. Разместились в доме одинокой женщины. Афанасий договорился с ней сам о постое. Начали изучать возможность проезда в Верхнюю Парень. Проехали половину пути вверх по реке, убедились, что проезд есть. Хорошо продавленная «буранка» (снегоходный след, дорога) в глубоком снегу, люди часто ездят, проедем.

Остались очень яркие впечатления от пребывания в этом маленьком селе на берегу Охотского моря. Вечером сели ужинать, сварили что то вроде макарон по-флотски, Афанасий спрашивает хозяйку, у вас есть соль?! Она сидит с нами за столом, за трапезой, кивает на стол, там нет привычной солонки, а стоит литровая банка наполовину наполненная чистой водой. Вон соль, в банке. Оказалось, она рассказала нам, пару лет назад рыбная инспекция выгнала магаданских браконьеров, а целая двадцати-кубовая емкость с тузлуком осталась. Вот ее уже второй год используют, не кончается. В селе есть глава администрации, мужчина, он же владелец магазина на дому. Других магазинов нет. Он же должен выдавать пенсии и пособия, не выдает, выдает продуктами из своего магазина. Когда он привез целый «Урал» ликера «амаретто», у меня такая злоба была на этого урода, огромное желание морду ему набить. Когда мы ему сказали, зачем привез этот ликер, а не продукты? Что просили, то и привез. Да, кроме человеческих эмоций мы и среагировать на тот беспредел не могли. Ну не убивать же его?! Он власть, он человек, вернее, чмо государственное!

Каждое утро весь «личный состав» этого села шел к девяти часам в контору. Садились внутри помещения на лавочки возле стены, кто опоздал, стояли. Два мужичка крутили на улице динамо-машину, от нее работала радиостанция, по моему «гроза», и шел разговор со всеми оленеводческими бригадами, звеньями и руководством района. Час ровно, не меньше, мужички крутили ручку, а люди сидели и стояли, и слушали про дела, погоду, рожениц, и новости в мире. Электричество в селе было с восемнадцати часов до полуночи, то есть шесть часов в сутки. Люди приходили к нам и просили хоть какую ни будь, работу. А какую работу мы им могли предложить? Ну, дров наколоть, натаскать за банку тушонки. Денег то у нас на это не было совсем. Нашли кинопроектор на пленке 16 мм показали нам фильм, в этом фильме Борис Петрович Левчук, он работал председателем райисполкома и Валентина Тадеевна Броневич, на сходе села предлагали переселиться людям в Каменское или Манилы, люди отказались. Это все было на той пленке. Фильм по определению был оппозиционным. Как сказал редактор газеты Народовластие, Александр Борисович Толкачев, этот фильм был снят Каратаевым Павлом Павловичем. Автор сильно рисковал своим настоящим и будущим. Этот фильм снимали что бы показать его в Кремле, показали, и власть отступила от людей, не стала их силой отрывать от могил предков и большого прошлого. Но как в наказание за это, создала совершенно невыносимые условия существования.

Странные ощущения у меня от того фильма, вроде власти из добрых побуждений построили дома, более подходящие для проживания среди больниц, магазинов, рядом с аэропортом и прочими благами. А люди отказались. Почему?! Они не глупы, они не пьяницы, они простые коряки. Оленеводы и зверобои. Потом я понял почему, они не генном уровне поняли, блага цивилизации растворят их. Кого в водке утопят, кто разорвет с родовым прошлым, выучившись. А может они просто перестали верить власти? Не все видимо починено рассудку. Больше, к сожалению, я тот фильм не видел. Приносила его пожилая учительница, жительница села. Где эта копия сейчас?! Может и найдется. В любом случае, это фильм о людях, которые захотели жить там, где жили отцы и деды.

Афанасий еще до поездки в Усть-Парень, весь мозг мне вынес идеей найти настоящий «пареньский» нож. Пошли мы по селу, спрашивали, где эти ножи делали, кто их делал, и самое главное, как делали. Оказалось, эта древняя кузничка уже завалилась, остался один старичок, он работал помощником мастера, кузнеца. Делали их на каменном угле, его привозили на собачках из Манил, стояла старая американская затопленная шхуна. Затопла в Пенжинской Губе, раз в сутки во время отлива осыхала, в это время с нее снимали железо, как могли. Железо было малоуглеродистым, «сырым», мягким. Американцы привозили много изделий из хорошего металла, иглы, ножницы, пилы. Ковали заготовки из сырого металла и кузнечной сваркой вваривали эти изделия, иглы, сегменты ножниц, пил для резки дерева. Ручку делали деревянную, длинную, ей удобно было работать срубать не толстые деревья, хорошо ошкуривать морзверя. Кузнечная сварка позволяла использовать три-четыре года пользовать нож. Это большой срок. Нашли несколько «музейных» ножей, Афанасий щедро заплатил за них и спрятал подальше. Видимо от меня, это шутка.

Еще одну историю хочу рассказать об этом селе. До слез горькую и несправедливую. Каждое утро старики, их тогда не много было, человек семь, еще затемно на лыжах уходили вверх по речке, к вечеру шли назад, кто с куропатками в мешке за спиной, как котомка в учебнике истории, помните «Ходоки у Ленина»? Примерно так, в таком же варианте нищеты. Иногда попадались и зайчики, праздник. А женщины, тоже не молодые, шли рыбачить, гольца и хариуса ловить. Как на работы, не для времяпровождения, нет, кушать нечего. Так стыдно было за то, что ведь многих, «государевых» людей, я знал лично, был знаком с этим же Борисом Петровичем Левчуком, с Броневич Валентиной Тадеевной. До сих пор не могу совместить в своей голове, что это было, время такое, или полное равнодушие к людям?!

Пришел к нам мужчина, тоже житель Усть-Парени, он видел у меня карабин, я брал с собой в эту экспедицию. Посидел у печки, покурил, чая выпил с нами. Потом скромненько так предложил, поехать с ним на охоту. Я его понял мгновенно, он просто хотел съездить со мной, найти лося и добыть его для деревни. Я понимал, что апрель, не сезон, нет лицензии и прочие барьеры морально-этического и разрешительного характера. Ему я не смог отказать. И скажу честно, он мог и не ездить со мной, мог просто попросить это сделать. Видимо так и нужно было сделать. Но мы взяли нарту, снаряжение для ночевки и поехали. Снега выпало, огромное количество. Мы еле-еле поднялись наверх, весь день кружили, искали зверя. Прошла корова с телком, по следу было видно, пропустил ее. Не стали тропить. Потом нашли след быка, одиночки, гнали его километров пять, не меньше, он свалился в дельту реки и затерялся в протоках и непролазной чаще. Так закончился первый день. Приехали мы в бригаду оленеводов, на ночевку. Там жила семья, два брата, старушка, чумработница их родственница и две девчонки, лет по тринадцать. Спросил их, почему не в школе, выгнали за прогулы, они пытались учиться сначала в Манилах, а потом в Верхней Парени, не получилось. Спросил, читать и писать умеете?! Утвердительно кивнули, наверное не обманули.

Утром следующего дня поехали по рекомендации оленеводов в долину реки за горой, она отделяет территорию Камчатки от Магаданской области, это ближе к Гижиге. Спустились вниз, вначале сверху долго осматривали долину, пусто. Когда спустились и поехали в сторону Верхней Парени, это немного влево, если ехать в сторону Усть-Парени, попалось три следа оленей, околок. Глаза у моего спутника заблестели, я даже адреналин его почувствовал, так он хотел помчаться за ними по следу, но видимо очнувшись и осознав, что это олени из стада, он замотал головой, нельзя! И мы поехали к вездеходной дороге, ее видно было.

Вернулись в Усть-Парень, ни с чем. Жалко. Меня до сих пор не гнетет и не грызет противоправные мои действия в те дни, ни сколько.

Через день приехали Василий Иванов, Секино Сан, Ямада, режиссер. Камеру вручили Афанасию. Он серьезный фотограф и оператор камеры. Из Северо-Эвэнска с нами были пара волонтеров. Они хорошо знали дорогу в том районе, там блудить негде, все понятно, слева море, справа берег. На берегу села, Чайбуха, Гижига, Гарманда, поселок Северо-Эвэнск. Не увидел я большой разницы между нашими береговыми поселками, на Камчатке, и этими, эвенскими. Хочу немного рассказать о селе Верхняя Парень, мы ночевали в ней. Выделили нам помещение, школу. Небольшая школа, детей на сто. В классах было не больше пяти парт, видимо малокомплектная. Был магазин, больничка с фельдшером и медсестрой, местные сказали, что даже роды принимали в ней. Здорово. Людей в селе было значительно больше чем в Усть-Парени. Взгляд людей был веселее, люди явно жили лучше, чем их камчатские, в ту пору, корякские, соседи. Оказалось, что практически все жители, родственники усть-пареньцев. А расстояние то, всего сорок километров! А какая разница! Секино Сан взял упряжку Александра Петрова, а Анатолий Иванович ехал, как бы для антуража. Василий Иванов вез Ямаду, режиссера, Петров Саша ехал «на перекладных», Я вез Афанасия, он кино снимал и делал фото. Груза было прилично, Бураны мчаться не могли, только натружено ехать. Проблема была конечно в качестве бензина, он в те «прекрасные» времена был далеко не лучшего качества. Масло лили в бензин, обыкновенный автол, или брали на электростанциях, простое дизельное масло. Буран проглатывал все. Японцы были в состоянии некоторого шока от наших машин. Их покоряла возможность запуска двигателя в самые жестокие морозы, иногда было и минус тридцать и чуть больше. Чайник с кипятком решал проблему запуска очень легко. Им это было очень непонятно, особенно Ямаде. Секино Сан в Южной Америке наверное видел фокусы более жесткие, но как было, так и было.

Первая ночевка в тундре, в палатке, она состоялась на участке, между Верхней Паренью и Северо-Эвенском. Мы поставили большую палатку, сварили ужин. Обедали как правило, перекусом с колбасой салом, хлеб и как «изюм», копченый лахтачий жир. После ужина расстелили на снежный пол брезент и на сухих шкурах оленя расположились в свои спальные мешки. У Василия и Александра Петрова были «кукули», без подкукульников, это мешки мехом внутрь из оленьих шкур. Они, кукули, очень теплые, но утром вылезши из кукуля, можно было ребенка «до смерти» напугать. Очень не презентабельный вид был, весь в волосах оленя. Волосы были везде, под майкой, в трусах, во рту, за шиворотом, везде. И еще, если кукуль попал в воду, это проблема, сохнет плохо, нужно сушить осторожно, чтобы не стянуло его жаром, теплом. Совсем нельзя сушить у открытого огня. Японцы оказались продвинутее нас, у них были чехлы для спальных мешков, на дне надувные матрацы, и просторный полог. В него они клали спальник и залазили туда со специальной бутылкой, с крышкой на резьбе. Поначалу мы не придали этому значения, а потом, как оказалось, они в эти бутылки писали! Не вылезая из спальника! Вот хитрецы! Мы же, напившись на ночь чая, начаевавшись, пару раз в холодную ночь вылезти из спальника, найти валенки и выскочить за палатку, подвиг. Потом мы просто меньше «чаевали» перед сном. Но в шесть утра, как в армии, подъем. Собак мы кормили мерзлым лахтачьим мясом, им хватало. С нами был маломощный генератор, бензиновый, ватт на шестьсот. Его запускали для зарядки аккумуляторов кино и фото аппаратуры. Добрались до села Гижига. В селе висел огромный плакат, «Привет участникам экспедиции ЮНЕСКО!!!», мы не поняли, почему они так это истолковали. Остановились в центре села, в клубе. Нарты с багажом и собачьи упряжки расположили здесь же. Был поставлен целый майор милиции на охрану и оборону нашего багажа, собак и «личного состава». Село не очень большое, жителей около шестисот. Основная масса людей, эвены-оленеводы. Нас сначала пригласили в баню, мы помылись, так здорово. Потом был концерт, девчонки танцевали национальные танцы, в костюмах и полным оборудованием, бубнами, гармошками, и даже на гитаре мальчишка играл и спел на эвенском языке. Потом был ужин, очень теплый был прием. Люди очень простые, без особенных разговоров, взяли специальные контейнеры, принесли анализы мочи, сдали кровь. И никакого ажиотажа и даже мыслей, неправильных в этом деле, не было. Нужно и важно, хорошо, сделаем. Даже деньги как то стеснялись взять. Очень нам понравилась в этом селе. Люди хорошие.

Утром мы выехали в сторону Северо-Эвенска, все село вышло нас провожать, так трогательно. Вручили нам в дорогу лепешек, принесли подкопченного жирка лахтачьего, немного свежей оленинки, что бы вечером сварили. Сначала дорога шла по берегу, потом мы выехали на совсем бесснежную дорогу, приняли решение ехать по льду Охотского моря. Там, где по льду было ехать рискованно, ехали по берегу, снег там был, одно было плохо, берег был со степенью склона в морскую сторону, и снегоходы с нартами норовили скатиться в открытые полыньи моря. Так, на «мягких лапах» и прокрались до поселка Северо-Эвенск.

На берегу невысокого берега расположен поселок, размером с Палану, не больше. У небольшого пирса стояли одиноко вмерзшие пара МРСок и три-четыре наливных баржи. Поселок в полукилометре от берега начинался «запоселочными» строениями, кочегарка, склады, гаражи и прочее хозяйство. Вот только тепличных хозяйств, как у нас в Палане, я не увидел совсем. Разместились мы во второй половине дома, где располагался сувенирный цех. Хозяйка цеха оказалась женой волонтера из Северо-Эвэнска, она всячески старалась помогать нам. Был в этом поселке теплый прием, причем разбрелись все участники экспедиции по отдельным квартирам и домам, собрать народ в кучу становилось сложно. Потерялся Петров, Александр. После вечернего концерта он затерялся в клубе среди местного населения и практически исчез. Вечером мы решили его не искать, а найти утром. Мы провели «ремонтно-банный» день, сходил на концерт, его устроила администрация поселка. А потом был банкет в кафе, в каком то, уж очень «узком» составе. Видимо из очень приближенных, к местному «шейху». Утром Афанасий ставит задачу выдвигаться дальше, экспедиция ведь продолжается, а Петрова Александра нет. Пошел я искать своего товарища, зашел в магазин, он располагался в новостройке, среди трех вновь выстроенных больших многоквартирных зданий. Было часов десять утра, спросил про человека из экспедиции, никого не видели. Тогда решил спросить по другому, а не приходил ли кто, например женщина, и не покупала много пива и пару бутылочек водки? Ответ положительный, мне даже сказали номер дома и квартиру. Когда дверь открылась и Саня Петров меня увидел, у него дар речи потерялся. Бывает. Праздник закончился, началась работа.

Поскольку Анатолий Иванович у нас очень устал, он человек в возрасте, ему этот экспедиционный стиль жизни, проходимца, не очень. Он пару раз пожаловался на плохое состояние своих собачек, решили до нашего возвращения оставить, «на племя», так пошутил Василий Иванов, в этой сувенирной артели. Хозяйка решительно сказала, что «по рукам он у меня не пойдет, сама буду за ним следить! И голодным не оставлю!». Судьба. Анатолий Иванович со своей упряжкой остался в этом поселке. Глаза излучали удовлетворение, все нормально.

А предшествовало этому следующее обстоятельство, собачки в упряжке Анатолия Ивановича, на самом деле не так активны и стремительны, как у Петрова Александра, ведь я ему с Аляски тринадцать псов хаски привез, к тому времени они были в самой серьезной форме. А разница между «Запорожцем» и «Уазиком», существенна, многие это знают. И Анатолий Иванович, на своем «Запорожце» стал отставать, иногда его ждали по часу и больше. НА промежутке между Гижигой и Северо-Эвенском, мы попали в жесточайшую пургу. Началась она с обеда, Мы выдвинулись на снегоходах вперед, причем значительно, километров на пять-семь, и поняли, что сейчас начнется светопреставление. Сначала свежий ветерок дул на верху, облака стремительно гнало, потом началась поземка, и потом начался шквальный ветер с порывами урагана. Срочно встали отцепили нарты от снегоходов и Саня Петров с «эвенцами» стали устанавливать большую палатку, а мы с Василием поехали назад, что бы наши японцы не потерялись в этой пурге. Секино Сан сам приехал к месту лагеря, а вот Анатолия Ивановиче пришлось спасать. Он отцепил всех собачек, а нарту прицепил в снегоходу. Вернулись в лагерю, большую палатку не могли поставить, ветер ураганный, пришлось всем навалиться на решение этой важной задачи. Стойки укоротили наполовину, и только тогда, еле еле удалось закрепить с помощью экспедиционного груза края и борта палатки. Японцы поставили отдельную палаточку и ночевали отдельно, у нас в те сутки комфорта не наблюдалось совсем. Сидели двое суток. Речи об обогреве печкой, у нас был железный экспедиционный камин, не было. Грелись чаем и едой. Готовили на бензиновых примусах и было устройство, таганок для паяльной лампы, на нем варили еду собакам. Энергетическая производительность этого тагана убивала воображение японцев своей простотой и мощью. Бадья на пятьдесят литров закипала минут за двадцать, через час еда собакам было готова, а через час можно было кормить. Давали остыть пище.

После этого происшествия, Анатолий Иванович погрустнел, стал задумчив. Да и собачки его реально были вымотаны. Однажды ждали его минут двадцать, его нет и нет, я отцепил нарту, двинулся назад, что случилось? Выехал на возвышенность, нет Анатолия Ивановича, дело к ночи, нужно искать. Поехал дальше. Нашел еще один холм, поднялся наверх, в небольшой глубокой ложбинке стоит упряжка Анатолия Ивановича, собаки лежат, а он родимый, спит в нарте. Подъехал к нему, он тот звука Бурана проснулся, начал оправдываться, я успокоил его, понятно, что он за день устал стоять на нарте, он сел в нарту а собаки бежали по нашему следу, когда собаки поняли, что хозяин задремал, они встали и тоже начали отдых. Поэтому, когда встал вопрос о дальнейшем варианте пути для упряжки Анатолия Ивановича, все сошлись в мнении, хватит человека и собачек мучит, устали. Пусть нас дождется, заберем на обратном пути. Ему сказали спасибо все участники, отдельно японцы, вот не помню, кажется прямо там с ним и рассчитались они.

Когда упряжка собак, несколько снегоходов с гружеными нартами стартовали из Северо-Эвэнска, это было напротив православного Храма, небольшой церкви. Простой дом с водруженным на него куполом, шли мимо три мужичка, русских, в камуфляже. Камуфляж серого цвета, как раньше выдавали в милиции, подошли к храму сняли шапки, перекрестились картинно, три раза и пошли дальше. К нам не подошли, у нас же коряки, эвэны, японцы, кого только не было! Я спросил у наших эвенских волонтеров, что это было, это наше РНЕ! Была раньше такая полуфашистская организация. Я очень удивился этому, на краю Земли, где все люди, как пальцы одной ладони, какое к черту РНЕ?! Что за дурдом?! Оказалось, бывает. Слава Богу, в родной Палане этих фокусов я не наблюдал.

Выехали из Северо-Эвенска и на большой тундре среди огромного количества вездеходных дорог стали блудить, местная публика, эвены и проходимцы из Вататума, их двое было, не могли определиться, по какой дороге ехать. Отцепился и ездил на снегоходе почти час, все стояли и ждали. Потом решил, в сторону Меринги, а это был наш очередной пункт остановки, самая не укатанная дорога. Основная масаа дорог была в оленеводческие звенья и бригады, к ним постоянно ездили. А Меринга, это был поселок-совхоз снабжавший рудник Омсукчана продуктами питания, мясом, молоком, овощами. И никак этот поселок не вписывался в логистику уклада жизни и дел Северо-Эвенска. Поехали по еле заметному варианту вездеходной дороги.

Добрались до перевальной части, длиннющий каменистый склон, для собачек реальный Бухенвальд, для Буранов, еще хуже. Василий Иванов только и изрек, «у меня запасов сыромятного ремня уже мало, не знаю, чем гусянки чинить будем». Оказалось, что собачки первыми выбрались наверх, Афанасий так меня ругал, что когда они поднимались, я умудрился на Буране обогнать их. Я хоть и пытался оправдаться сильно груженой нартой, нельзя останавливаться на подъеме, потом пришлось бы эти шушлайки на себе таскать наверх, он был неумолим. Оператор. Он снимал фильм и был прав. Ямаде то было все до звезды. Каждое утро он брал литровый бутыль водки и без «соли и лука» приканчивал его за день. Хотя именно Ямада и должен был «рулить» и командовать. Но видимо он устал и варианта, как у Анатолия Ивановича, у него совсем не было. Он терпел, уж как мог.

Когда выбрались наверх, в самой перевальной части у меня порвалась цепь в редукторе. «буранисты» знают, это почти «задница». Ветерок, минус тридцать, спрятаться негде. Петров, Иванов и Степанов, час решали эту задачу. Несгибаемый характер и опыт Василия, ирония и юмор Александра и не знаю, что у меня, с задачей справились. Начали движение дальше. Начался спуск в долину реки Меринга. Огромное количество следов лося, соболей, лис и росомах, нас привело в восторг. Мы все трое охотники, мы понимали, какой Клондайк здесь находится. Километров через семь после перевала мы въехали в Мерингу.

Войну в кино видели многие, мы ее увидели воочию. Стоял абсолютно благополучный поселок, с прекрасно отстроенными домами и квартирами, огороды, тепличное хозяйство, многоквартирные дома, кочегарка, остатки угля, антрацит! Не какой то уголь, вперемешку с грунтом, настоящий блестящий и сверкающий, антрацит! И все это было без людей! Люди покинули этот поселок. Уехали, бросили все. В домах стояла мебель, вещи, игрушки детей. Чудовищно. У меня до настоящего времени оскомина от того посещения этого поселка.
Жить мы расположились в заброшенной квартире многоквартирного дома. Да, это был кирпичный двухэтажный дом. В нем жил мужчина, лет сорока пяти, стриженный на лысо, вида как с помойки. Про себя, я его назвал, «пэтэушник». Я ремонтировал с Василием снегоход, пружины у моего Бурана лопнули, день был солнечный. Хороший. Рядом собирались в дорогу остальные участники экспедиции. Вышел из своей берлоги наш сосед-сожилец, и начал Секино Сану «шоркать по ушам». Он оправдывал свое социальное существование. Начал рассказывать, как их бросили, что у них нет и того и сего. Длилась его «Плачь Ярославны», недолго, я просто подошел к нему и попросил свалить. Секино Сан понял меня мгновенно. Не знаю, почему, но этот «партизанский народ», его я ласковее назвать не могу, понимал меня как родного. Странно. Когда я выехал из этого северного «Чернобыля», аж сердце щемило от возмущения. Я мысленно сравнивал условия жизни усть-пареньцев и этих «пэтэушников». Несправедливость. Жуткая несправедливость.

Наконец то, мы добрались до Омсукчана. Ура! Поселок, каменный. Как сказал Саша Петров, «…. беда, а не поселок!». Приехали, разместились в гостинице. Японцы выразили желание закончить экспедицию. Нужно было разобрать наше имущество, приготовиться к отъезду домой. Японцы решили с нами произвести расчет, оказалось, нужно идти в банк. Они с Афанасием попытались выйти из гостиницы, их тут же окружили лысые граждане поселка и чуть не отколотили, выпрашивая денег. Хулиганы. Я взял свой Тигр, карабин, и попросил Секина Сна всегда быть рядом. Когда мы вышли из гостиницы, эта шобла немного впала в ступор, я реально им показал, нельзя со мной шутить, я не умею. Вернее, не хочу. Картина, как в фильмах великого режиссера, впереди идем мы, Секино Сан, Ямада, Афанасий и я, с тигром на плече. А сзади, метрах в десяти, «бригада», придурки числом человек пятнадцать. Я не стал с Тигром входить в банк, на крыльце остался дожидаться. Примчались менты, на машине с мигалкой. Вылез лысый (наголо стриженный)! Умора! Высокий мужик, лет сорока, то есть, меня помоложе, но одной физиологической конфигурации, высокий и худощавый. Подошел, представился, начальник УВД Омсукчанского района, полковник. Нормалек, доходят добрые вести до «добрых» людей. Задал вопрос, нахера я с карабином, я у него спрашиваю, не отвечая на его вопрос, он сможет обеспечить безопасность иностранцев своими силами?! Он сказал, не могу. Ну тогда, молчи и терпи мою наглость.

Возвращались в том же варианте, правда машина ментов ехала сзади группы хулиганов. В гостиницу эти уроды не рискнули зайти, не знаю почему, но видимо потому, что не совсем на трезвую голову, вечером мы хорошо отметили окончание экспедиции, я был очень убедителен в намерении применить свое «табельное» вооружение. Как говорят, «..дурак, дурака, видит издалека». Это вот как раз про меня в той ситуации.Пришел в номер этот полковник, налысо стриженный, налили, выпили. И он начал свой грустный рассказ, хотел сказать Чингачкука, потом передумал, не Чингачкук он. И никогда не был им. Поведал он, выпивая на халяву, дорога рядом, любое его вмешательство грозит приездом большого числа бандюков из Магадана. А ему с ними не справиться. Я его спросил, а сам он не бандит?! В некотором роде, да. Ну и какого, извините, хера, прикидываться мне здесь, правильным?! Еще выпили. Он чуть не плакал, от своего пьяного раскаяния, дурко. Если сам своей задницей влез в дерьмо, кто ему может быть виноват?! Только сам.

После получения денег народ понесло. Саня Петров страшно влюбился в администраторшу этой гостиницы. Так она ему понравилась, сил никаких нет! Оказалось, нужно ей перегородку дома сделать, муж «ботаник», делать ничего не может и не хочет. Саша взял все это дело в свои руки, по настоящему. Побродив по этому криминальному поселку, нашел пару пьющих мужиков, они со стройки вывезли машину, по моему Камаз, этих строительных блоков. Привез к ее дому, аккуратно выгрузил и силами этих же «трутяг» поднял ей в квартиру. Это был номер! Когда она вернулась с работы, после дежурства в гостинице, она была не в простом шоке, она была в реальном пред инфарктном шоке! Минут через двадцать, она вернулась в гостиницу, с большим запасом закуски и реально заявила Саше, я своего «ботаника» брошу! Дело запахло «керосином». Петров реально влюбился а его надо было возвращать в Палану. Видимо я был тогда очень влиятелен, видимо зря, человек имеет право быть счастливым, сто процентов! У меня до сих пор «туман» в голове на те события. Не могу дать окончательную, справедливую оценку своих действий. Сомневаюсь в своей настойчивости.

Расскажу немного о своих впечатлениях, о пребывании в этом Омсукчане, поселок не больше чем Палана. Рядом трасса на Магадан. Огромное число людей, коренных жителей, это люди сидевшие в тюрьме, или отсидевшие, остались. «Густота», по-русски, плотность людей, отсидевших, была более половины. Конкретный конгломерат. Не раз и не два, а гораздо больше, меня откровенно спрашивали, где я сидел и сколько?! Это по видимому, из за моего поведения, независимого и реально действенного.

Афанасий и японские братья уехали в Магадан, а мы остались дожидаться самолета на Камчатку. Неделя не прошла, дождались.

Я еще забыл рассказать, Ямада, японский режиссер, крепко выпил и остался на «месте преступления» в номере, где жил Александр Петров и Вася Иванов. Утром зашла уборщица, и увидев лежащего в обуви на кровати человека, азиатской внешности, херакнула его шваброй. Дура. Он вскочил, глаза чуть не вылезли из орбит. По-русски он говорить не может, только мычит. Скандал. Когда я примчался из соседнего номера, Ямада сидел в углу кровати на корточках и на японском языке говорил это дуре, что она дура. Ужос! Пришлось бежать в рядом стоящий магазин, что бы привести Ямаду в чувство. Он был мужик сильно пьющий, поэтому все было не так сложно.

Японцы уехали, прилетел самолет, Ан-28. Из Тиличек. Я чуть не заплакал, когда увидел его в небе. Разместились, взлетели. Огромное чувство тоски по людям, что разделили с тобой этот отрезок, кусок, жизни, слезы были в сердце.

Приземлились в Северо-Эвенске, Анатолий Иванович!!! Дорогой! Румянец на щеках, в новой кухлянке, торбозах, время видимо зря не терял. Точно. Когда я увидел заплаканную хозяйку сувенирного цеха, я все понял. Это был роман, любовный. Так просто не прощаются. Пусть меня простит Анатолий Иванович, рассказал.

Прилетели в Палану. У меня в сумке был малахай, это любовница Анатолия Ивановича подарила, и в голове события, ощущений разного качества оценки. Все во времени расположилось и улеглось. В этом малахае три раза я выезжал и были проблему, пока не подарил его Кузенкову Валере, тот что ведет на мужском канале охоту. Он сейчас главный редактор журнала «Охота». Ему малахай Северо-эвенский помог! А мне нет.

Вот пожалуй все. Я закончил не охотничий рассказ. Теперь буду рассказывать только про охоту.

© Виктор1957

Это сообщение отредактировал ZM87 - 5.01.2017 - 22:16

Был в жизни подобный опыт, правда не в зиму. Хорошо написано, как кино посмотрел.

Хотелось бы фотографии какие нибудь .

Фотографии от той экспедиции есть у Афанасия. Я не просил. Он автор фото, а я так, "помогайка".

Вот-вот, как кино "из другой жизни"! Красочно описано.

Люблю вот такие истории, рассказанные участниками событий!

Очень круто. Написано тоже сильно! Жаль не много людей прочтет,молодые не любят " многабукав".

Это сообщение отредактировал stan123 - 5.01.2017 - 15:07

я прочел...
не, а че? Новый Автор, камментов нема, мне стало интересно.
Вапще, задумка хорошая.
Если бы этот текст перемежался с фото, получился бы отличный фотоотчет, но маемо, шо маемо...
Наверное, этот рассказ с интересом был бы принят на спецфоруме таких же увлеченных экстремальными походами людей. Наверное. Это я ищу оправдание буквам, на которые Автор потратил столько времени.
Текст очень рваный. Читается тяжело. Эти постуточнения просто заёбуют...
И Короткие предложения - просто невыносимо! автор, уже давно изобрели такую хуйню, как зпт - пользуйся!
Теперь само содержание.
Начальный уклон в техподробности настроил на определенный лад, я ожидал документального отчета о путешествии. Тут, хуяк, Наташа Андреева. Танцующая любовь Автора, ради которой о собрался в путь. Потом выяснилось, шо она все равно не узнает о его подвиге и.... И хуй его знает, зачем о ней было вапще писать?
Ладно, проехали, Автор отправился в путь. Опять пожалел, что нет фоток. Текст не рисует картинку, я постоянно запинаюсь о добавочные мысли рассказчика и мне тяжело представить воочию провал под лед, встречу с медведем, ночевку под скалами...
Блять! В голову полезли рассказы Лондона. Я понимаю, что такие таланты рождаются раз в столетие, но неужели нельзя было отдать редактору текст, чтоб тот немного оживил действие! Ведь, молодчина, в такой путь отправился, столько приключений, а изложить нормально не смог...
Это мое мнение, не обижайся, но больше я читать твои рассказы не буду.

Виктор1957
Была бы копипаста - просто убрал бы из раздела.
А так - пришлось прочитать. Что могу сказать по поводу данных букв:
Они предназначены либо для узкого круга людей - как выразился выше sclyff - для специализированных форумов, либо для ЖЖшечки.

Вообще, не понимаю заигрываний с читателями в стиле "Здравствуй, мой дорогой дневничок":

На литературное произведение это не тянет даже с натяжкой. Так же, отдельно отмечу отсутствие абзацев - простыня текста читается сложно. Да и сам текст читается сложно.
...Про нюансы восприятия, опять же, написано чуть выше. Думал добавить по этому поводу еще пару мыслей, но не стану - это не креатив, так что смысла нет.

Опять же - уточню: формально данный рассказ правил форума не нарушает, а то что я написал - просто мое личное мнение, оценочное суждение неравнодушного буквам человека, а посему на истину в последней инстанции не претендует.

PS
Топики автора объединены и отредактированы в соответствии с правилами раздела ЯП-издат (может данная серия рассказов найдет своих читателей).

Это сообщение отредактировал ZM87 - 5.01.2017 - 22:31

Спасибо за комменты, Вы то Боги видно в писаниях, а я то так. Полезен душ, стопроцентно. Вы видно умеете придумывать, а я вспоминаю то, что со мной было.
И не стану наворачивать того, типа масла на черствый кусок хлеба мазать. Было, и было.
С Рождеством Вас, Христовым!

Виктор1957
Спасибо за нормальное отношение к критике. Такое щас не всегда встретишь)).
С фотками был бы просто шик!)

Виктор1957
Любой рассказ найдёт своего читателя. Ваш нашёл. И не одного.

Спасибо Виктор1957, никогда в тех краях не был, читать было тяжело, но интересно. Это я про «Путешествие с японским антропологом Секино Саном» (др. рассказы позже почитаю).
Да, с фото-видео образы были бы ярче.
Поискал в интернетах видео про Омсукча́н и Меренгу. Суровые места.
Бандитский Омсукчан теперь представляю себе, а про Меренгу в интернетах совсем ничего нет, ни фото, ни видео.

"Семейная жизнь не склеивалась, блуд не приносил пользы, нужно было делать ноги"

атлищщно сказано!)) утащил себе в записную книжку)

Как будто там побывал. Спасибо!