Люмрик и все-все-все

Люмрик и облака

Люмрик смотрел себе под ноги, а Габа ругалась. Она шумно кашляла и громко кричала: «На облака смотри, на облака!!!». А Люмрик ну никак не мог смотреть на облака. Мама надела не него сегодня совсем новенькие сандалии из розовых лепестков, а утром шел дождь, и Люмрик стр-р-р-рашно боялся их промочить, или, что совсем ужасно, замарать.
Габа была старой. Когда она ругалась, с нее сыпалась какая-то пыль и кусочки смолы, а ругалась она часто. Ругалась и кашляла. Но ее все равно любили. Потому, что она учила находить Пути!
Возле кустов сидела Солька и ждала своей очереди, чтобы учиться. Конечно, она всегда босиком гуляет, у нее мама – самая-самая, а дома есть мокреныши. Вот и сейчас Солька достала из кармана мокреныша, зажала в ладошках и стала ему что-то шептать…

- Вверх гляди! Вверх, машкаленок!, - издалека пыхтела Габа!
- Тут грязь! – чуть слышно прошептал Люмрик. Но Габа каким-то чудом все-таки услышала, совсем закашлялась, а потом за какую-то долю секунды уже оказалась возле него. Сначала она нависла своей большой тушей, так что малыш весь оказался обсыпан пахучими чешуйками, потом сдулась и посмотрела ему прямо в глаза.

- Гря-а-азь?!
- Угу…
- Гря-а-а-азь?!!! - еще раз переспросила Габа?!

Люмрик совсем вжал голову в плечи и перестал дышать.

- Пока ты видишь вокруг себя грязь, ты не видишь облаков. Пока ты думаешь о грязи, ты замечаешь только грязь! Забудь про грязь. Забудь про лужи. Забудь про землю. Думай вверх!!!

От Габы пахло пряниками и дымом… Люмрик отворачивал глаза, и запах от этого становился еще сильнее.

- Облака! Понимаешь? Тебе нужны облака! Все! Иди!

Люмрик не понимал. Он внезапно увидел, как мокреныш, зажатый у Сольки в ладонях выпустил малюсенький пузырик, и тот медленно-медленно взлетел над Солькиной головой и звонко лопнул. Солька довольно захохотала и снова принялась шептать.

- Иди! – пробубнила Габа и подтолкнула его в спину.

Второй пузырь получился огромный,разноцветный, он взмывал все выше и выше, а зачарованный Люмрик шел, забыв про лужи и грязь, и не мог оторвать взгляд. Он даже задрал голову, чтоб не упустить пузырь из виду. А разноцветный шарик все поднимался и поднимался. Он был уже возле самых облаков, когда Солька испуганно закричала: «Люмрик, грязь!»
Еще не понимая, что ему кричат, Люмрик посмотрел вниз и понял, что он идет НАД грязью. Он парит!!! Он шагает над лужами! И поднимается все выше и выше, как за секунду до этого пузырь.

- Получилось! – прошептала внизу зеленая Габа. И потом долго-долго кашляла, хватаясь за грудь…

© Doddy1

Синька по-прежнему зло!

Солька, Люмрик.. ещё б Мерзавчика сюда.)))

Варка́лось. Хливкие шорьки́
Пыря́лись по наве́,
И хрюкота́ли зелюки́,
Как мю́мзики в мове́.

О бойся Бармаглота, сын!
Он так свирлеп и дик,
А в глуше рымит исполин –
Злопастный Брандашмыг

Но взял он меч, и взял он щит,
Высоких полон дум.
В глущобу путь его лежит
Под дерево тумтум.

Он стал под дерево и ждет,
И вдруг граахнул гром --
Летит ужасный Бармаглот
И пылкает огнем!

Раз-два, Раз-два! Горит трава,
Взы-взы — стрижает меч,
Ува! Ува! И голова
Барабардает с плеч!

О светозарный мальчик мой!
Ты победил в бою!
О храброславленный герой,
Хвалу тебе пою!

Варкалось. Хливкие шорьки
Пырялись по наве,
И хрюкотали зелюки,
Как мюмзики в мове.

Солька и пузный шар

Солька сначала злилась. Потом плакала. Потом пробовала снова. И... ничего не получалось. Пузные шары взрывались один за одним. А казалось бы, только два дня назад Солька сама объясняла мокренышу, как делать пузный шар.

- У тебя внутри, - шептала Солька, мокренышу в ухо, - как будто тысячи маленьких муравьишек. Они бегают там кто куда, а ты им приказываешь гордо, да-да, как Королева Якля, можно даже и ножкой топнуть, ты им приказываешь собирать частички для пузного шара. И какая-то часть муравъишек обязательно услышит твой приказ и начнет приносить свои кусочки. Слышишь меня?! - она подергала мокреныша за второе ухо, но тот лишь прищурился и попытался ее лизнуть.

- Потом ты видишь, - продолжила она, - что кусочки собрались внутри тебя в шар и он начинает выходить прямо из твоего пуза.

Солька не стала рассказывать мокренышу, что когда она сама в первый раз увидела такой появившийся из живота шар, она страшно перепугалась, взвизгнула, и даже бросилась было звать маму, но вспомнила, что та очень занята и, если оторвать ее без причины, может запросто надавать подзатыльников. Шар же некоторое время продолжал висеть перед ней, а затем начал таять. Теперь уже Солька испугалась, что он растает совсем, и взялась собирать его руками, как снежок. И, надо же, он собрался. И остался в руках. Он был теплый и пульсировал. Жаль только, что, как выяснилось позже, никто, кроме Сольки, его не видел. Но и в этом были свои прелести. Пузный шар можно был сжать крепко-крепко, так что он становился размером с горошину, и затем точным щелчком запустить в фигурки, которые расставлял на столе длинноногий учитель Зугурдик. Фигурки начинали сыпаться одна за одной, а Зугурдик в непонимании крутил головой.

А через какое-то время пузные шары начали взрываться. И чем сильнее злилась Солька, тем раньше звучал негромкий "чпок". А может и не звучал, потому что его тоже никто не слышал. Даже сопливые пузыри мокреныша и то жили немножко дольше.. Объяснить, что не так, могла только Габа. Но Габу Солька боялась. Пацаны считали, что Солька ничего не боится: она выше всех залезала на деревья, могла пробежать босиком по уголькам и никогда не убегала при виде Жахря... Солька и сама знала, что она не трусиха. Отца у нее не было и приходилось быть смелой и за него тоже. Но Габа... Габа ее пугала.

Солька частенько тайком подглядывала за старухой и понимала, что ... ничего не понимает. Габа вела себя ... иначе. Она не жалела тех, кого жалели все, и помогала тем, кому помогать никто не хотел. Она могла громко захохотать ни с того ни с сего. Она разговаривала сама с собой. Она была другой. Она была ... зеленоватой. А еще, она показывала Пути. А значит, только она могла ответить на вопросы о том, чего никто не видит.



- Балбес ты, Зугурдик, - кряхтела Габа, - всегда обращай внимание на "случайные" встречи! В этой Вселенной столько дорог, что для того, чтобы пересеклись два путеходца, нужны поистине веские причины...

Солька впервые слышала, чтобы кто-нибудь называл учителя Зугурдика балбесом. Зугурдик был очень умным. Про все, что можно увидеть и потрогать, он знал...все! Солька вжала голову в плечи, выпучила глаза, неслышно развернулась на пятках и уже сделала первый шаг, как вдруг что-то схватило ее за спину. Солька могла бы поклясться, что это Габа выбросила свой длинный язык, если бы вдруг не услышала голос: "Не спеши, деточка! Ты же ведь ко мне пришла, так?!". Не оборачиваясь, Солька закивала, сглотнула и почему-то также задом и пошла к Габе. Но на третьем шаге спохватилась, развернулась резко, чтобы не показать страха и... никакого языка не было. Вообще ничего не было. И даже Зугурдик как сквозь землю провалился.



- Пузные шары? Ха-ха-ха, - Габа смеялась очень громко, так что Солька испугалась, что кто-нибудь из пацанов услышит и тоже потом будет над ней смеяться. Солька даже осторожно посмотрела по сторонам. В густой листве никого не было видно.

- Пузные?!!! Кхе-кхе-кхе, - в итоге Габа закашлялась и долго отдыхивалась и вытирала слезы... - Сама научилась, надо же! - пробубнила себе под нос, и Солька не поняла, довольна этим Габа, или нет. Потом старуха хлопнула себя по ляжкам, словно на что-то решилась и сказала: "Пустой он у тебя. Пустой, когда - кхе-кхе - "пузный". Уразумела?! Неясно, с какой целью создан, непонятно, чем наполнен. Не нужен тебе "пузный". Баловство это одно. Сердее-е-чный тебе нужен", - и Габа глухо похлопала себя по груди.

- Как это сердечный? - не поняла Солька.

- А вот так это, - вдруг прикрикнула Габа, непонятно на что разозлившись, но, впрочем, тут же и успокоившись. И заходила туда-сюда...

- Бывают такие. Сердечные. Хочешь эмоцией шар наполнить - подними его сначала внутри себя до сердца, а потом уже выпускай... Да улыбайся при этом. А то ишь ты, самоучки... Взрывается у них... Все. Иди... Хватит тебе пока...

- Ага, - Солька слезла с пенька и уже успела подмать, что не такая уж она - Габа - и страшная, как та вдруг сказала: "А про Зугурдика кому расскажешь - ухи оторву и съем!". И Солька припустила, что было сил.

А Габа потом еще долго ходила одна и бурчала: "По твоей терминологии, деточка, и "горловые" бывают... Это если слово передать надо. И "лобовые"... Это - если мысль. И ... Впрочем, рано тебе еще все это... Совсем рано. Ума еще не набралась, а уже пузные у нее...". И Габа снова расхохоталась.



Целый день хулиганка была занята: сначала гоняли с Люмриком рыбок по ручью, потом мастерили шалаш на дереве, потом Люмрика позвала мама, а Солька принялась рыть яму для тайной ловушки... Вернулась домой поздно и застала маму плачущей. За всю свою жизнь Солька никогда не слышала, чтоб мама на что-то жаловалась или, уж тем более, рыдала. Сожмет зубы покрепче и молчит. Маленькая бандитка и сама такой же росла. Поэтому, услышав всхлипывающие звуки, остолбенела, замерев за приоткрытой дверью, и растерялась.

У Сольки всегда жил кто-то еще. Или мокреныш, или прыгун. А одно лето даже прожила целая стайка серебрянок... И у Сольки было много друзей. Правда, все они были мальчишки, но все равно, Солька никогда не была одна. А у мамы была только она. Да еще цветок. Этот цветок давным-давным давно подарил маме отец. И это единственное, что осталось на память от него. Неказистое вроде бы растение стало членом семьи, и Солька даже пару раз заставала картину, как мама разговаривала с цветком. А несколько дней назад цветок начал сохнуть. И вот сейчас мама сидела, обняв полумертвое растение, и рыдала. И Солька совсем уж было собралась разрыдаться тоже и броситься к маме, как вдруг вспомнила слова Габы.

"Улыбаться!", - сквозь зубы проговорила Солька и приказала муравьишкам собирать пузный шар. Когда шар был совсем готов, Солька широко, во весь рот, улыбнулась и на вдохе подняла шар до сердца. Потом задержала дыхание и на выдохе выпустила шар из себя. Дунула на него, и он полетел. Полетел прямо к цветку, как будто знал Солькино желание. Он завис над цветком и не взорвался, а начал менять цвет и менял-менял, пока совсем не растаял. А через мгновенье произошло чудо: цветок начал расправлять листья. Словно почуяв, что что-то не так, мама подняла голову вверх. И в этот момент на цветке лопнула почка и появился первый за все время цветочек. Ма-а-аленький, но настоящий. И тогда Солька шагнула внутрь домика и сказала: "Привет, мам! Я - дома!"

© Doddy1

Это сообщение отредактировал ZM87 - 15.01.2017 - 00:40

про казахов что ли?
все Габиты у нас по умолчанию Габы
а вот на счет Люмрика... Гульмира какая нибудь
а Солька - Салтанат наверное
хотя у меня невестка - Санчо

Это сообщение отредактировал Sabalak - 5.01.2017 - 09:13

Не перестаю поражаться ассоциативным рядам человеков...

Зугурдик и Воин

Зугурдик крался. А как еще назвать способ передвижения, когда поминутно озираешься, прячешься за деревья и петляешь? Ему самому было стыдно за такие маневры – не в его возрасте и положении так себя вести - но поделать он ничего не мог. Если бы любой из его знакомых узнал о его страсти, Зугурдик бы был осмеян до конца дней. Особенно теперь, когда Терх прилюдно назвал его самым умным во всех поселениях на ближайшие несколько дней пути.

Сегодня Зугурдик достал крылышко Солнечной Бабочки и спешил пополнить свою коллекцию. Эти бабочки считались вымирающим видом, и Зугурдик, продвигаясь по лесу со всеми предосторожностями, уже в уме выкопал на одному ему ведомой полянке аккуратную ямку, утрамбовал землю, проложил дно сухим мхом, ловкими длинными пальцами расправил-расстелил крылышко, накрыл это кусочком стекла и сверху присыпал песком. Затем, водя указательным пальцем по кругу, расчистил небольшое окошко и … Зугурдик даже остановился и прикрыл глаза, какая красота должна в итоге получиться… Увлечение Зугурдика было абсолютно детским, мало того, девчачьим, а длинноногий собиратель уже далеко перешагнул за средний возраст, но никак не мог расстаться со своей страстью.

Уже много-много лет, с того времени, как неуклюжим, уже тогда костлявым пацаном, он поймал сачком невзрачную бабочку и сделал свой первый «секретик», Зугурдик частенько пробирался на свою – СВОЮ – поляну и пополнял коллекцию. Всего на опушке было тысяча двести тридцать три ямки со стеклышком. Собиратель помнил их все… Сегодня он намеревался довести число до 1234 – любовь к красивым числам давала о себе знать - и экземпляр был вполне для этого подходящий… Зугудрик крался…

Метров за сто от своего укромного уголка, почувствовав вдруг неладное, коллекционер перешел сначала на быстрый шаг, а затем на бег. Влетая на поляну, Зугурдик уже знал: случилось страшное… Вся, ВСЯ опушка была перекопана, растоптана и раскурочена. Зугурдик даже не задумался, кто это сделал, дикие ли кабаны, злобные шутники или серьезные противники. Ни одной мысли не осталось в голове у собирателя. Только горькая-горькая, по-детски жгучая и соленая обида. Зугурдик опустился на колени и тихонько заскулил-заплакал.



Смеркалось. Отчаяние заполнило Зугурдика полностью. Весь в грязи ползал он на коленях от ямки к ямке, и на каждой точке только сильнее заливался слезами.

Что кто-то идет, насвистывая, прямиком на его поляну Зугурдик понял уже в самом конце, когда и прятаться было поздно. Так и застал его незнакомец: измазанного, с опухшими глазами и с остатками крылышек в руках.
Что это Воин Зугурдик увидел сразу. Сам, абсолютно не умея драться, Зугурдик посвятил не один год изучению теории воинских искусств, стоек, переходов, тактики и стратегии… Незнакомец двигался, как Воин, смотрел как Воин и даже свистел – как Воин. И еще час назад, увидев его, исследователь бы радостно вскочил, чтобы задать тысячи вопросов, накопившихся в голове. Но сейчас он лишь отметил отрешенно: «О! Воин…» и вновь опустил вниз голову.



Рух наклонился, поднял осколок стеклышка и как-то сразу все понял. Сидевший перед ним нескладный, долговязый человек был, в сущности, ребенком. И смотрел он исподлобья по-детски беспомощно…

- Ты это… Я … человек походный. Если судьба мне что-то дарит – я беру с благодарностью. А если отбирает – отдаю без обиды. Пожадничаю сейчас – потом пожадничает судьба…- Рух присел перед долговязым на корточки, взял у него из пальцев крылышко и, словно малому ребенку, отряхнул тому от песка руки.

- А если она вот так – сразу много забирает – значится, знак дает: пора что-то менять. Услышал?! Так что вставай, пошли…
- Здесь некуда идти. Мы на большом острове.
- Всегда есть куда идти. А остров – ерунда. Я брожу между Мирами…
- Мир один, - подымаясь, внезапно решил поспорить Зугурдик.
- Это точно! Мир один, - послушно согласился с ним Рух…
Густой туман, появившийся среди деревьев почти спрятал Воина от собирателя…
- Как же ты тогда между ним – одним – бродишь, - решил съязвить Зугурдик. Возникшая из тумана рука Руха схватила коллекционера за шиворот и беспардонно потянула его в белесое марево.
- Да вот так, - раздался голос Воина прямо возле уха…



Габа слегка вздрогнула, когда возле нее в тумане вдруг появились двое. Старуха потянула носом воздух, словно принюхиваясь, и сказала: «У нас Мирный Мир. Здесь не место воинам».
- А я и не Воин, - ответил Рух. Зугурдик язвительно усмехнулся. Он уже успел заметить наколку на кисти Руха и нисколько не сомневался в его профессиональной принадлежности…
- Дай-ка взгляну, - прищурившись, сказал Габа… - Хм, точно. Много зеленого и чуть-чуть фиолетового… Ты – не воин…
Зугурдик недоуменно окинул взглядом фигуру своего недавнего знакомца.
- Ну-ка, а ты?
Такое запанибратство несколько покоробило исследователя, но он послушно сделал шаг вперед.
- Впрочем, с тобой все ясно… Ну что же. В таком случае, добро пожаловать в наш мир!

© Doddy1

Это сообщение отредактировал ZM87 - 15.01.2017 - 00:41

Рух и старый путь

Зугурдик привычно щурился, глядя в костер, длинным пальцем потирал себе переносицу и периодически скармливал огню то одну, то другую тоненькие веточки. Вся его поза была какой-то несуразной: плечи согнуты, колени задраны до самых ушей, словно не человек сидит, а зеленый, усталый кузнечик. Мыслитель пришел уже с полчаса назад, но за все время не произнес ни фразы. Рух только хмыкал и ждал… Однако, когда разумник начал ломать палочки, а затем и вовсе крошить их в труху, воин не выдержал и буркнул: «Нууу?! Говори уже, не томи…»
- Бо-боюсь тебя за какое-нибудь бо-больное воспоминание задеть. И вообще… влезть в личное, до чего ни-икому не должно быть дела… Но я же э-э-э-э-э… изучал! Я же вижу… И вот никак э-э-э-э-э понять не могу… И шрам… И ухо… И вон э-э-э-э наколки… Ты же воин. Наемник. Высокого класса. Ви-и-дно же с любого боку. А ты говоришь, что нет. И эта говорит…, - Зугурдик неопределенно мотнул головой в сторону…
- Габа?
- Д-да!
- Слушай, ты же вчера вроде не заикался?!
- Н-ну, когда … волнуюсь…

Рух помолчал. Не спеша подкатил к костру колоду. Зугурдик, втянув голову в плечи, провожал каждое действие воина взглядом, словно выискивая в движениях ответ на свой вопрос. Воин же накинул поверх колоды плащ, высыпал из кисета все содержимое и стал терпеливо перебирать пахучие листья, чтобы лучше просохли… Посидели в тишине... Потом Рух поднял голову вверх и ткнул ручищей в антрацитовое небо.

- Видишь звезды?! Ты еще удивлялся, что они другие, что все не так. Это потому, что ты всю жизнь прожил в одном мире… А я перестал удивляться. Миров много. Звезды везде разные. А люди одинаковые. Везде воюют. Везде нужны такие, как я…

Летучая мышь прошмыгнула прямо над костром, гонясь за невидимой взгляду мошкой. Помолчали еще…

- Был. Воином, да. Тридцать лет. Наемником, бродящим между мирами. И захватывал, и охранял. И убивал в бою... Только звали меня тогда иначе. Уром звали. Уром Телнетом… И нравилось мне все это… движение, суета… жизнь… Но сны стали сниться… Где я то цыганский младенец, то светлоголовая девчонка, то еще кто. И ярко так все, реально… Молоко из крынки… Козы на выгоне… А однажды…



…Переход был недолгим - вражье войско было совсем рядом - но Ур почему-то страшно утомился. Он с трудом съел свою кашу, посидел пару минут у огня, и, даже не дослушав байку старого вояки Копта, развернулся спиной к костру и уснул...

Во сне в этот раз он был собой – Уром Телнетом. Стоял в помещении с потолками, уходящими в небо, за спиной у странного старика с артритными, узловатыми пальцами. Старик раскладывал безумно сложный пасьянс из миниатюрных карт. Он не оборачивался к Уру, но говорил, и говорил, и говорил. При этом суть монолога напрочь ускользала от внимания. Ур понимал каждое отдельное слово, но никак не мог связать их между собой. От этого монолог казался глупостью, а вся ситуация – нелепостью. Сильно хотелось начать крушить все подряд. И тут дед заговорил о бое... Ур понял, что это – самое важное, ...но суть по-прежнему оставалась туманом, она растворялась, словно дымок от капольты. Ур стал напрягаться, чтобы ухватить, образы поплыли, поплыли...

Утром Телнет снова чувствовал себя плохо. Нет, его не тошнило, как в прошлый раз, но голова отказывалась думать, а мышцы казались мертвыми ящерицами. Он не заметил, как мальчишки надели и затянули на нем доспехи, он не понял, как вместе со всем отрядом наемников прокричал-пропел сарку, он смутно помнил, как они бежали и как остановились перед войском Нарда – все как положено: тысяча на тысячу.
Началась схватка. Бойцы по всем правилам разбились по парам – разобрался с одним, ищи свободного противника – и Ур уже с кем-то столкнулся, подсел, отбил, увернулся, замахнулся... и тут он вспомнил...

- Нет смыла в битве. Нет смысла в бою, - говорил старик. Когда ты на что-то давишь, – это что-то с тем же усилием давит на тебя. И когда тебе кажется, что твое усилие больше, ты поломал это нечто и победил, – плачь, это значит, что ты поломал что-то внутри себя. Вселенная – бычий пузырь, наполненный водой. Продавил в одном месте – вылезло в другом. И так будет всегда, пока ты воздействуешь на что-то внутри шара, сам находясь снаружи… Войди внутрь вселенной, растворись в ней, и ты найдешь как изменить то, что тебе нужно.
…Нельзя победить при помощи борьбы, при помощи силы. Это касается и битв с самим собой. Прими объект своего неудовольствия. Позволь ему слиться с тобой. Полюби его. Полюби его!!! ПОЛЮБИ ЕГО!!! И он растворится в твоей любви. И станет с тобой одним целым. И не с кем будет биться...

Ур так и застыл с поднятым в замахе лабрисом. Внезапно он увидел все детали этого боя. Он увидел своего противника – молодого мальчишку. У того прядка выбилась из под шлема и мешала биться, но он боялся на нее отвлечься. Как и вообще – боялся. Ур увидел веснушки на носу этого пацана, пот на лбу. И ... расхохотался. Он бросил в сторону топорик, чем еще больше напугал мальчонку, он скинул шлем и начал сдирать с себя доспехи.
А вот и Копт в очередном замахе случайно заметил дикую картину: Ур раздевался. Прямо в гуще схватки. Копт забыл отбить удар. Он остановился, повернул голову, затем все тело. Его противник, не понимая, что творится, также посмотрел туда и тоже остолбенел.
А Ур Телнет смотрел на небо. Оно было красивого стального цвета с фиолетовыми отливами. Изредка сверху падали снежинки, но от тел бойцов исходил такой жар, что кристаллики прямо в воздухе превращались в дождь.
Вот еще несколько бойцов прекратили схватку, пытаясь понять, что происходит.
Ур смотрел на небо и раздевался. А небо на глазах менялось. Вот прямо над полем разошлись две тучи, и оттуда выскочил мягкий солнечный лучик. Ур даже засмеялся от удовольствия. Все вокруг были такими... замечательными. Вон Стен – у него шестеро детишек, а вон Олаф – он сам печет оладьи. «Я же всех здесь знаю. Я же их так всех люблю», - думал Ур.
И тут он начал взлетать. Он не понял, как он это делает. Одновременно он стоял на земле и поднимался к небу. И уже оттуда, сверху, он увидел эту картину: черная, растоптанная земля, кровь, свинцовые отблески доспехов. Схватка еще идет. Он стоит белым пятном в своей нижней рубахе посреди боя, а от него во все стороны, словно волна, битва замерзает. Старые вояки опускают мечи, не понимая, что происходит, поднимают головы к солнцу, смотрят на внезапно ставшее синим небо и... разбредаются в разные стороны...
Нет смысла в битве. Смысл есть только в любви. Рр-р-р-раз, и он снова на земле в своем теле. Но дело сделано: он ПОНЯЛ !!!



- Я ушел в туман. Ушел в другой мир. И в первом же из миров встретил светловолосую девчушку из своего сна. Она увидела меня, засмеялась и назвала меня Рухом. Я не знаю, что это был за язык, и что означает это слово. Просто… я стал Рухом. И все. И не воюю больше…

© Doddy1

Это сообщение отредактировал ZM87 - 15.01.2017 - 00:41

Рух и новый путь

Картинки в голове Руха не успевали, они наползали одна на другую, потом мчались сплошным разноцветным потоком, а затем и вовсе сложились в один огромный кирпич. Этот груз придавил голову к земляному полу и Рух на время потерял способность шевелиться. Потом все тело начало трясти, словно в телеге на каменистой дороге, выдавливая изнутри все косточки и внутренности, так что Рух ощутил себя безвольной медузой. А после началось совсем уже такое, что никак не должно происходить со старым опытным воином и о чем стыдно рассказывать. Когда подобное повторилось и на третью ночь, собрав себя с утра, Рух двинул к Габе…

- Ну, чего надо? – Габа всегда и всех встречала крайне недружелюбно, как бы сразу отсеивая тех, кто пришел к ней по пустякам. Такие предпочитали тихонько ретироваться… Рух остался.
- Дык это…
- Уууууу, - сощуривши один глаз, Габа внимательно осмотрела солдата, ткнула пальцем в топчан и приказала: «Садись». – Добралось таки… Думала, тебя, побывавшего в сотне миров, не поймает…
- Хто?
- Ты разве не понял? Тебя тошнит воином, который живет внутри тебя.
Рух задумался, пожамкал губами, пошевелил бровями и пробубнил: «И шо ж теперь?»
- Ну, для начала прекрати строить из себя тупоголового солдафона с ограниченным набором фраз. Это хорошо усыпляет осторожность противников, но я то тебя ВИЖУ. Твоя голова бежит быстрее сердца. Поэтому, разговаривай со мной без страха…
А что делать… Есть два пути: первый – уходить из нашего мира. Делать то, чем ты занимался раньше – воевать за деньги в иных мирах…
Рух упрямо замотал головой…
- Да знаю я, воин-не воин, что ты больше биться не желаешь. Обет дал? Да неважно... Видно, в нашем мире для тебя мало просто «не биться»… Надо подумать…
Габа завозилась, пристраиваясь в углу, вся как-то раздулась, приобрела коричневатый оттенок и застыла.
Рух ждал довольно долго, пока не заболела спина, затем чихнул.
- А и сделаем! - промолвила Габа, словно и не замирала изваянием, - Завтра придешь ко мне огород поливать…



Огород у Габы был огромный, а ведерки казались малюсенькими…
- Лей воду на каждый кустик то-о-о-ненькой струйкой. Понял, деревянная голова? Лей и следи за каждой капелькой: как упала, куда упала, как дальше потекла. Понял?
- А может, давай я тебе лучше дров нарублю?
- Дурак ты, - огрызнулась хозяйка огорода и бесцеремонно двинула Руха деревянной поварешкой по мягкому месту. Выше она просто не доставала. – Все. Поливай.
… И Рух принялся следить за струйками и каплями. Удавалось плохо. Образы внутри головы бились, кричали, звенели доспехами. К обеду за забором появилась голова Люмрика, прошептала «Ага!» и исчезла. Через полчаса на заборе сидел уже двое: Люмрик и Солька, и о чем-то тихонько шептались. Рух поливал. Через какое-то время он заметил, что его затянуло в процесс, ему нравится смотреть на серебристые капли и змейки-струйки. А образы из его головы выстраиваются в стройные ряды и утекают вместе с водой. Голова становилась пустой и звонкой.
Как только он это заметил, в другом конце огорода появилсь Габа, задыхаясь заспешила к нему, и закудахтала: «Стой, стой, солдатик. Пора менять задание. Вот эту часть поливай, наблюдая не за водой, а за растениями: как вздрогнули листочки, трепещут ли лепестки, не вылез ли корешок…»
- Давай, я канавы тебе пророю? В одном месте льешь, по всему огороду течет?
- Дур-р-р-ак ты. Растениям воды и так хватит. А вот где они возьмут твое внимание? А без твоего внимания где они возьмут знание, как тебе помочь?
- Кто? Кустики?
- Ну, я ж говорю, дурак… Поливай!

… Вечером Габа спросила, что он заметил. Рух ответил, что яблоня в безветрие качала ветками, а на морковь сползлись десятки божьих коровок. Габа немедленно пошла в огород, сорвала яблоко, вырвала морковь и прокряхтела: «Дома, тщательно пережевывая, съешь. Завтра приходи, купаться будешь»…



Рух привык к многокилометровым пешим переходам, его не страшили броски бегом на длинные дистанции, но то, как шла сквозь лес Габа, его пугало. Ее толстое, неуклюжее тело словно расплывалось между деревьев с тем, чтобы возникнуть уже в пяти метрах впереди. Рух еле успевал.
- Пришли.
Перед старым воякой лежало озерцо. Слева со скалы вниз ронял свои жесткие струи водопад. Справа – развернулась серой скатертью полянка.
- Задача у тебя простая: встаешь под водопад и стоишь, пока не замерзнешь. Потом плывешь на Полянку, ложишься и катаешься по ней, пока не согреешься. Согреешься – снова под водопад. Время – до заката. Отдыхать – нельзя. Сам дорогу домой не найдешь, так и знай. Небо порозовеет – залезешь на скалу, и будешь смотреть, как тонет в зелени солнце. Все понял?!
- Дык а что тут…
- Вот и славно, - и Габа растворилась между деревьями.
Рух выждал еще пару минут для приличия, затем скинул с себя одежду и нырнул под струи. Било ледяным и упругим. Подставляя водяным пальцам то плечи, то макушку, он развлекал себя, пока не окоченел. Затем в три гребка добрался до полянки и обнаружил, что ее покрывает толстый слой пыли и пепла. Покрутив головой по сторонам, Рух улегся, зажмурил глаза и принялся кататься. Вскоре он не только согрелся, но и покрылся толстым, шелушащимся слоем серой дряни. Поэтому снова нырнуть в озеро было наслаждением.
Через некоторое время от такой работы болело все тело, кости превратились в пластилин, а мышцы – в камень. Однако, забравшись к вечеру на скалу и уставившись на розовый персик солнца, Рух понял, что ему очень хорошо…

…Огненный шарик уже давно гулял по другой стороне мира, первые звездочки вылезли на небосвод, а старухи все не было. Рух снова стал подмерзать, но желания снова покататься в пыли отчего-то не возникало. Тогда он встал на скале и исполнил свой древний боевой танец, громко топая ногой и выкрикивая «Эва»…

- Танцуешь?! – Габа появилась словно из ниоткуда. Рух мигом осознал, что он не одет и присел в нелепой позе. - Это хорошо. Значит, тело воина все помнит, независимо от головы. Держи. – Рух на лету поймал тряпки, обмотался и подпоясался.
- Не спеши, у нас еще одно дельце. Огонь разводить умеешь?
- Обижаешь.
- Ну-ну… Огонь огню рознь. Иди, собирай хворост.
В какой-то момент Рух с удивлением обнаружил, что пока он ломал и таскал сухостой, Габа тоже была занята приготовлениями: она охапками носила зеленые ветки и складывала их вокруг полянки.

…Хворост задорно потрескивал и Рух с удовольствием вдыхал запах дымка. Так же сидел он тысячи раз в окружении друзей, а иногда и недругов. Все вокруг могло быть разным, а огонь всегда оставался одним.
- Смотри, смотри в огонь. Не на угли, а в огонь, дурья башка. Видишь, как кричат языки? Видишь, что они поют?
Рух ничего не видел и честно пожал плечами.
- Теперь зажмурься и слушай. – Габа схватила охапку зелени и бросила в костер. Все вокруг заволокло дымом, смотреть и дышать стало невозможно. Рух обратился в слух. Он слышал, что Габа каким-то образом ориентируясь в сплошном дыму, перемещается вокруг него и что-то бормочет. Слышал, как шумит листва. Слышал, как тренькает птичка…
- Смотри на огонь!
Языки пламени выросли, стали разноцветными и яркими. Они завораживали и тянули к себе.
- Зажмурься!
Новые порции дыма окутали пространство. Сквозь закрытые веки Рух видел, что дым приобретает цвет и плотность, синие, зеленые, яркие, разноцветные полосы дыма текли сквозь Руха как вода, они наполняли его изнутри и снаружи, гуляя, где им захочется. А затем Рух услышал песню. Откуда-то он знал, что это песня Дыма. И поет ее Дым. Тоненько, витиевато и непонятно. А огонь басит на заднем плане очень внятно и размеренно. Песня становилась огромной, как Мир, песня сама становилась миром…
- Проснись! Мы закончили!
Видимо, Рух заснул всерьез, поскольку по затухающим уголькам уже бегали умирающие искорки, выискивая безопасные щели, а Габа откуда-то достала большую кружку и отхлебывала оттуда дымящееся варево.
- Сколько времени ты уже не воюешь?
- Почитай три года.
- И как, удавалось? Подзадоривали же небось? Дразнили? На бой вызывали, трусом называли.
- Было. Все было. Удавалось… Потому что - Решил!
- Угу… Ага…Ну вот и ясен той новый Путь. Будешь учить других как Уходить От Битвы…

© Doddy1

Это сообщение отредактировал ZM87 - 15.01.2017 - 00:41

Пуськи бятые? Калушата подудонились?

Знают, классику, смотри-ка... Но, дольше первых двух строк текста, и глубже первого ряда ассоциаций, похоже, никак...

До Туве Янсен, конечно, не дотягивает, но вполне занимательно, лизергиново-псилоцибиново. Буду читать и дальше.

Какой забавный мир)
Жаль, что без иллюстраций. А впрочем, каждый увидит своего мокрёныша и Солнечную Бабочку

Спасибо, Doddy1
Имеющий уши да услышит, имеющий глаза да увидит

Самое, пожалуй, обидное, что в детстве эта книжица прошла мимо меня. Знаю только по мультикам. Возможно, если бы читал, то и не писал бы...

Да ну, глупости. Мне мумми-тролли не помешали. Да я и не сравниваю, камpад. У тебя свой индивидуальный мир. И он мне реально пришёлся по душе. А главное, что смысла много. И светом веет от образов. Это дорогого стоит. Я сейчас комментирую креосы очень редко, но тут не смог пройти мимо. Утянул в закладки, буду ждать новых историй про мескалиновых эльфов

Спасибо! Стараюсь. Это ж все-таки детско-подростковое...

Люмрик и Рух

Это все из-за снега. Сначала Люмрик ему даже обрадовался. Внезапно выплывающие из неба снежинки были огромные и мохнатые, он шел по тропинке и ловил их ртом. А потом навстречу появился Гурька.

- С дороги, карапузина, - сквозь зубы прошипел он и отодвинул Люмрика рукой. А Люмрик неожиданно для себя негромко ответил: «Сам ты карапузина!». Гурька был не выше его, хотя и на год старше. В его прическе все время плясали ведьмы, а один зуб был отколот. Гурька резко встал на месте и несколько секунд внимательно смотрел на соперника…

- Я за мамочкой не бегаю! И заусенки не грызу.
- Конечно не грызешь! У тебя там под ногтями грязи, как на Вельском болоте.

…И они подрались… Если бы не снег, еще неизвестно чья бы взяла, но в один момент на свежей, белой, тающей простыне Люмрик подскользнулся, упал, приложился затылком о пенек, а потом еще получил ногой от Гурьки. И непонятно, что из этого было обиднее. Потому что Гурька - никогда не завязывал шнурки, и ничего - ходил, не падал, а Люмрик научился плести замысловатые узлы еще год назад, его обувь была всегда аккуратно зашнурована и все равно - за неделю – третий раз оказывается на земле…

Синяк на щеке вспух сразу, Люмрик наскреб с травы снега и приложил к пульсирующему жаром месту, глядя, как уходит по тропинке недруг. А потом заныла голова. Шишак на затылке тоже получился знатный. Внезапно ветром с дерева сдуло шишку и она небольно стукнула Люмрика по плечу. Не больно, но зато как обидно! Вот тут мальчишка не выдержал и заплакал…

Так, размазывающим сопли по лицу его и застала Габа. Она молча обошла вокруг него, а затем ступила за спину, кряхтя опустилась на колени и потянула носом, как мама мокреныша.

- Что ты делаешь? – не выдежал Люмик.
- Слушаю твою тень…
- Но тени же не умеют разговаривать
- Еще как умеют. Просто никто не хочет слушать…

Габа еще минутку пожевала воздух, а потом сказала: «Тебе нельзя драться, машкаленок! В этом ты слаб. Нет пружины, нет толкача. У тебя очень богатое воображение, и в этом твоя сила… но пока что в этом и твоя слабость. Слишком живо все представляешь…

Тебе нужно двоих – одного сильней тебя – чтобы ты видел к чему стремиться, и одного – слабей тебя, чтобы ты чувствовал груз ответственности. Сильный есть. Слабого пока нет. Видимо стоит ждать гостей в нашем мире».
Габа пошамкала губами. Поскребла в затылке. Еще разок нюхнула воздух и сказала: «А завтра пойдешь к Руху…»

Руха Люмрик боялся. Еще с первого раза, как увидел. Все ребята боялись Габу, а он видел, что внутри нее теплый огонь. А у Руха – шрам через все лицо и нету половины левого уха.

Когда они пришли вдвоем с Зугурдиком, слух разлетелся по селенью быстро, ребятня их встречала первая, прячась за заборами. Зугурдик, несмотря на застенчивость, а может быть, именно из-за нее, да еще из-за своей неуклюжести, быстро со всеми сошелся, и остался в поселке - учить детишек и даже некоторых, взрослых. Умник – он везде умник. А Рух сразу утопал в самый дальний дом, поселился на отшибе и стал все время куда-то надолго пропадать.
В общем, Люмрика он пугал… Но ослушаться Габу было нельзя, Габа никогда не ошибалась и все помнила!

…На следующий день мальчишка подговорил Сольку и они отправились к воину вдвоем….

- Нет, - сказал Рух, - я не учу драться! Я бился слишком много и… в этом нет толка. Если хочешь, я буду учить тебя уходить от битвы. Избегать боя!
- Но ведь это трусливо!? – полуспросила, полуобвинила Солька. А Люмрик промолчал.
- Трусливо – ввязываться в драку, забыв о последствиях. О своей ответственности перед семьей, детьми, матерью… - Рух взглянул на раздувшуюся щеку мальчишки. – Да, перед матерью…
- Но…- Люмрик пялился в землю. Задирать голову и смотреть под лохматые брови Руха было неудобно и страшно.
- Что, пацан?
- Но… Если правильнее бегать от драки, то тогда зачем становиться сильным? Слабый может делать это не хуже.
- Бегать может кто угодно. А не принимать бой - может только сильный. Смотри…

Рух приподнял старую, полуразвалившуюся колоду, смахнул щепки и аккуратно двумя крепкими пальцами достал из трухи жирную, белую личинку. Внимательно рассмотрел ее со всех сторон и протянул Сольке.

- На!

Он еще не успел договорить, а Солька уже с визгом отпрыгнула от него на полметра. Змей и червей она терпеть не могла.

- Тогда ты! Разорви на две половины…– Рух положил шевелящееся тельце Люмрику на ладонь. - Рви!

Люмрик задумчиво посмотрел на личинку, взялся за нее второй рукой, а потом сказал: «Нет. Не буду. Жалко».

- Вот! Чувствуешь разницу! Девчонка не может. А ты - можешь, но осознанно не делаешь! Для этого нужна сила! Стой на месте!

Неожиданно Рух легко подхватил Сольку, посадил Люмрику на плечи и сказал: не шевелись. Сам ушел в избу, и вернулся, неся в руках небольшую кружку с какой-то жидкостью.

- Пей, пока не напьешься! Но малюю-ю-юсенькими глоточками!

Люмрику показалось, что он с маху выпьет все, было сладко и вкусно, но на пятом глотке он понял, что больше не может влить в себя ни капли.

- Все!
- Отлично. Ты, девчонка, все время в одном ритме легонько похлопывай пацана по макушке, - Рух забрал у мальчика кружку, - А ты – давай, начинай движение. Габа сказала, значит будем тренироваться…

© Doddy1

Это сообщение отредактировал ZM87 - 15.01.2017 - 00:38

Люмрик и муранга

Люмрик сидел и смотрел на мурангу. Та сказочным полураскрытым цветком возвышалась на соседнем пеньке на расстоянии двух шагов, но даже и оттуда до Люмрика добирался ее удивительный, восхитительный аромат, заставляющий ежеминутно сглатывать слюну. На пеньке чудный фрукт оказался не по своей воле. Люмрик возложил его туда сам. Собственной рукой разрезал на десять равных частей, так, что те теперь сочились мелкими, сладкими каплями, и отошел подальше. Чтобы нельзя было протянуть руку и положить тающую мякоть с нежной шкуркой на язык. Нельзя – потому что нельзя! Люмрик тренировался. Люмрик упражнял волю. А синявка ползла так медленно!



Все началось два дня назад, на занятиях у Руха, когда Люмрик после очередного падения не захотел подниматься. Прошептал: «Все!» и уставился в синь, на кудрявые облака. На приказы Руха вставать он только мотал готовой и не шевелился. Какая то мурашка переползла с травинки ему на щеку, но Люмрик лишь сдул ее, скривив в сторону рот, и продолжил пялиться в небо. Воин понависал над ним какое-то время, сказал «Понятно» и вскоре неподалеку методично заработал топором. Колол дрова.
Замерзнув лежать, Люмрик встал, отряхнул одежку и пошел на звук.
Рух широко возносил руки вверх и со звучных «Хух» опускал тяжелый инструмент вниз. Полешки красивыми дугами разлетались в кучки. Воин был полностью сосредоточен на процессе и ни капельки не выглядел сердитым. После очередного «хуха» он воткнул топор в колоду и, глядя на свои ладони, спросил.
- Чего тебе не хватило, чтобы встать?
- Силы.
- Подкати-ка вон тот спил. Да, этот. Вот сюда. Видишь, машкаленок? Сил у тебя еще достаточно. Так чего?
- Я не знаю…
- Победа любит гармонию. А гармония собирается из трех сил: силы тела, силы ума и силы воли. Тебе нужно тренировать волю. Без воли и ум и сила бесполезны.
- Эээээ. Я не понимаю. А ты натренируешь?
- Нет, малыш. Я уже тренирую твое тело. К Зугурдику ты ходишь тренировать ум. Ты уже выучил названия ста растений? Молодец! Вот это что за листок?
- Влажница!
- Верно. А для воли, малыш, есть лишь один учитель. Ты сам.
Люмрик почесал коленку, нахмурился и пожал плечами, показывая, что не соображает.
- Для тренировки воли есть только два упражения. Они очень простые. Но выполнять их поначалу очень сложно. Первое: нужно не делать то, что делать очень хочется. Второе: нужно делать то, что делать очень не хочется. Вот что ты больше всего не любишь делать по дому?
- Мммм. Выбирать клюх из шкуры на лежаке. Они мелкие и воняют, когда их ловишь.
- Вот и славно. Завтра порадуешь маму. Выберешь всех клюх с лежака отца. Он самый большой.
- Но…
- Это твоя первая тренировка воли. Следить за тобой будешь только ты сам. И только ты будешь знать, как ты справился. А что ты больше всего любишь? Например, из пищи!
Люмрик задумался лишь на мгновение и тут же выпалил: «Мурангу!!!». Мурангу он пробовал лишь единожды, давным-давно, когда Сум Куринь вернулся от своего дяди из Дальней Земли и зашел поблагодарить отца за теплую парку. Здесь муранги не росли и изведать фрукт на вкус сбежалась половина жителей. Люмрику достался лишь крохотный кусочек. И это было сладкое, сочное волшебство. Чистый восторг!



С клюхами получилось неплохо. После завтрака Люмрик сопел, вздыхал, насобирал уже почти полную плошку, но при этом выбрал только третью часть лежанки. Решив, что на первый день, наверное, тренировки хватит, Люмрик понес клюх в огонь, но тут заскочила Солька и предложила пойти рвать траву для куколок. Для куколок! Х-ха! Девчонки!
- Я не могу! Я тренирую волю! – и Люмрик уселся продолжать начатое.
Вникнув в ситуацию и выслушав все подробности, Солька немедленно схватила вторую посудину и присоединилась к чистке. За кампанию она готова была тренировать что угодно, хоть волю, хоть командирский голос, хоть мокреныша. В четыре руки они избавили отцовскую лежанку от вредной мелочи еще до обеда и после, гордые собой, ускакали на стимкин луг.



А сегодня утром Рух принес мурангу. Это было невозможно, нереально и еще раз невозможно. Но сразу после небесных розовых перьев старый Наемник просунул голову в дверь, буркнул: «Выйди-ка, че покажу» и смылся.
Муранга. Самая настоящая. Здоровенная. Где? Откуда он ее взял?
- Это тебе. Можешь съесть!
Люмрик недоверчиво поднял взгляд на Воина. Ему одному? Вся муранга? От одного только запаха закружилась голова, а рот наполнился слюной.
- И это тоже тебе! – Рух взял вторую руку Люмрика и вложил туда… синявку?
- Фу! Зачем?
- Посадишь на ствол кляквы. Найдешь мелкую, с тебя ростом, и выпустишь синявку у корня. Синявка всегда ползет куда? Вверх. Вот и сиди, жди. Пока до макушки не доползет, чтобы к муранге и не прикасался. Понял! Тренировка!
Люмрик, гипнотизируя фрукт, закивал головой, бережно прижал ароматный шар к животу и пошел разыскивать клякву… Тренировка есть тренировка.



- О! Люмрик! А ты чего это делаешь? – Солька появилась из-за спины, заставив вздрогнуть. – Ух тыыыы!!!! Муранга! Можно?!
Не дожидаясь разрешения, вредная растрепа схватила здоровенный ломтик, сочно откусила, прижала мякоть языком к нёбу и зажмурилась от удовольстия.
Это было так обидно, что Люмрик чуть не закричал. Он выпучил глаза, сглотнул, набрал полную грудь воздуха и … увидел, что синявка уже почти доползла. А значит, он дотерпит!
И съест тоже ровно одну дольку. А потом спустит синявку вниз. И снова будет ждать. Еще восемь раз. Ну ладно, четыре... Потому что гармония собирается из трех сил: силы тела, силы ума и силы воли.

© Doddy1

Это сообщение отредактировал ZM87 - 15.01.2017 - 00:38

Люмрик и Гурька

Затрещина была такой силы, что Люмрик с резким выдохом покатился в траву, распугивая мелких кусявок и, кувыркнувшись, шмякнулся на спину. Полежав мгновенье, он вскочил и снова бросился на Руха.
- Стой, стой! – воин вытянул ручищу и уперся ей Люмрику в лоб, - Что ты собрался делать?!
- Драться!
- Четыре раза ты уже нюхал песок. Ты можешь победить размахивая кулаками?
- Ну… нет. Ты – вон какой… громила. – И люмрик еще пару раз махнул в воздухе кулачками.
- Значит что нужно сделать?
Люмрик недовольно прищурил глаз и сердито вздохнул.
- Уйти от боя, как ты учил!
- Нет! Ответ – садись - неверный. – Рух потянул мальчишку вниз, на узловатое бревно. - Уходить нужно было ДО боя. Если ты уйдешь сейчас, он получит, что хочет.
- А чего он хочет?
- Власти и унижения. Своей власти и твоего унижения.
Рух сорвал травинку и сунул ее в рот. Люмрик никак не мог отдышаться.
- Когда кто-то тебе навязывает бой, а ты от схватки уходишь, ты, во-первых, показываешь, что власть - не его, ты сам выбираешь правила, а во-вторых, если противник явно сильнее, ты лишаешь его возможности тебя унизить. То есть, ты оставил его без двух нужных ему вещей, сам ничего не теряя. Значит, ты победил.
- Сильно!
- А в случае, если ты уже ввязался в бой, но шансов победить мало, что нужно делать?
В небе, еле слышно цвиренькая пролетела сюшка. Люмрик проводил ее взглядом, внимательно, снизу вверх, посмотрел на Руха, отвернулся и пожал плечами. Он не знал.
- Нужно менять тактику. Горло. Тебе нужно добраться до горла. Знаешь зачем?
Люмрик слегка вжал голову в плечи и негромко спросил: «Перегрызть?». Рух хлопнул себя по ляжке и гулко расхохатался, видимо представив, как маленький, щуплый веснушчатый Люмрик в своих салатовых шортиках вцепляется зубами в какую-нибудь жилу на шее великана.
- Нет, не грызть. Иди сюда. Эту руку вот так, а эту – в замок. И дави... Накачать мускулы на шее – да дави, не бойся, это называется «удушающий прием» - практически невозможно. Горло – всегда беззащитно. Но главное – не…. , - тут Люмрик стянул руки, что было сил и Рух слегка поморщился, - …это. Для тех, кто хочет власти и унижения, очень важна зрелищность. А для тебя должно быть главное – эффективность. Для соперника размахивание кулаками, обмен ударами, даже если пару раз он получит по морде – имеют ореол мужественности, а когда ты добираешься до его горла, и потом валяешь в пыли, в этом никакой мужественности нет. Садись. Значит, ты опять - в лучшей позиции. Тебе не нужно красиво. Ты можешь делать что угодно. Не по правилам. И этим ты снова лишаешь его власти.
- Но…- Люмрик подумал, стоит ли продолжать, и все-таки спросил - он ведь все равно сильнее, а значит в итоге все равно побъет меня. Унизит. Получит то, что хотел.
Рух поскреб в затылке, как бы соглашаясь и выплюнул травинку.
- Сколько раз ты сегодня падал в траву от моих ударов?
- До обеда – семь и потом четыре.
- Было больно?
- Да…
- Само собой. Мало кто еще сможет дать тебе такую оплеуху, как я. Но ты не плакал, а вскакивал и снова рвался в бой. Потому что тебе было плевать на результат. Для тебя бой был – игра. Дело в восприятии. Ты не бился, ты играл. Не было страха. И это самое сложное: воспринимать любой бой абсолютно серьезно. Но при этом играть, быть в игре. Не знаю, как объяснить. Смотри, солнце уже прячется в ветки. Мать будет волноваться. Беги ка домой. Нет, стой!
Рух двумя крепкими ударами по спине и груди сбил с Люмрика всю пыль и тот помчал в сторону дома, словно и не провел полдня в упражнениях.



…Гурька подкрался из-за спины и что есть силы толкнул Люмрика в кусты кучины. Те были страшно жгучими, руки до локтя моментально защипало и Люмрик уже почти расплакался, как вдруг вспомнил про Игру и обернулся, широко улыбаясь, одновременно пытаясь прикинуть, как проще добраться Гурьке до горла. Но вцепляться в горло не пришлось. Гурька увидел Люмрикову улыбку и попятился. А когда Люмрик, продолжая улыбаться предстоящей потехе, сделал шаг, Гурька буркнул: «Придурок психический!» и вихляя задом направился куда-то к реке прямо через лес, пиная шишки.

© Doddy1

Это сообщение отредактировал ZM87 - 15.01.2017 - 00:38

Рух и эмики

- Все, все, хватит!
- Ну еще разо-о-очек!
- На сегодня – все! – Рух махнул здоровой ручищей и Люмрик обиженно насупился.
Сегодня Рух научил его делать сальто назад. Сначала он ставил его себе на руку и на счет «три» придерживал второй лапищей под спину, страховал. Шлепки в песок были мягкими и пыль взлетала серыми тучками. А потом, когда три подряд переворота пришлись на ноги, Рух поставил малыша на толстенную ветку крепа на уровне своей груди. И Люмрик смог. Он прыгал и прыгал. И у него получалось. И страха не было нисколечко.
- Идем на реку, надо тебя хорошенько прополоскать. Да и я окунусь.
Люмрик знал, что Рух обожает плавать, какой бы холодной не была вода. А сегодня вода была теплой, и это значило, что веселье еще не закончилось.



На ходу стягивая рубаху, Люмрик уже начал набирать обороты, чтобы сигануть с крутого обывистого берега на полосу песка у воды, как вдруг затормозил и внимательно всмотрелся в воду.
- Стой! Рух! Стой!
- Ну что там еще?!
- Там эмик! – Люмрик начал резво одеваться.
- Какой еще…
- И даже не один… А… ты ж не из нашего мира! Сиди здесь! Я – за Габой. В реку не лезь! Ни. За. Что!

И умчал.
А Рух принялся изучать волнующуюся поверхность, в попытках понять, чего же так перепугался мальчонка. Сначала ему показалось, что какая-то крупная рыбина гоняет по заводи мелочевку – кожа воды вспрыскивала тысячей мелких блесток, вода мелко закипала и все успокаивалось, чтобы тут же забурлить в другом месте. Но нет. Это была не рыба.

Постепенно Рух сумел рассмотреть в воде странные практически прозрачные фигурки, очень похожие на вырезанные детьми из бумаги силуэты людей – две ручки, две ножки, голова – единым абрисом, на плоскости. Фигурки были некрупные, пожалуй, лишь чуть больше ладони Руха, но сколько их там носится в воде было непонятно. Логики в суете их перемещений в глубине не обнаруживалось. Казалось, что они просто дурят.



- Ну не несись ты так, машкаленок, - голос Габы, прерываемый отдышкой и сипящим дыханием, доносился еще еле слышно, но Рух лучше всех знал, что при необходимости Габа могла перемещаться в пространстве молниеносно. Она открывала пути и ходила между мирами.
Как и он.



- Ух ты, сколько! – Габа приставила ладонь ко лбу, всмотрелась в воду и начала сползать с обрыва к реке.
- Что-то подсобить?!
- Справлюсь.



- Так что за эмики?
- Ты же в ста мирах побывал! Что, ни разу не видел?
- Ну не в ста, поменьше. Но нет, таких не попадалось?
Воин с мальчишкой сидели на краю обрыва и смотрели, как Габа натирает руки какой-то травой, потом неспешно раскуривает трубку и состредоточенно наблюдает за хороводами в воде.

- Ну, эмики – это эмики. Они воздушные. Они висят в воздухе, пока их ветер не погонит. То есть, вообще они – пустые, как… ну, имею только оболочку. Они могут наполняться чем угодно. Хочешь дымом, хочешь туманом. Так они живут. Обычно, они наполнены просто миром, тем, что вокруг. Но от воды они дуреют. Дождь или, вон, река… Становятся как папка Тубиса, когда выпьет. Только он кричит, поет и бросает камни, а эти – носятся как оглашенные, резвятся, бесятся. Безумничают.

В этот момент в воздухе засвиристело, тоненько зацвиркало и зашелестело. У Руха от странных звуков на руках поднялись волосы.
- Да никто тебя не ловит. Сейчас опустошу и отпущу, - Габа кривыми толстыми пальцами держала в руках прозрачную голубую шкурку. Из той сочилась вода и невозможные скулящие звуки.
- Она что их понимает?
- Она всех понимает. Это же Габа.

- Люмрик?!
- Да?!
- Держи. - Габа протягивала Люмрику "остатки" эмика, - Дойдешь до синей прогалины, он как раз затянется, наполнишь его ветром и между нескольких деревьев отпустишь, чтобы снова сюда не принесло.
- Ага. – Люмрик уже без малейшего страха схватил обвисшую шкурку и помчался в сторону опушки.

- Габа, шо это за бычьи пузыри?!
- Это эмики, воин. В воздухе они полностью безопасны. Мало того, они очень любят нас, как существ. Уважают. Таких как ты, таких, как мы… Стараются хотя бы формой походить на нас. Но держатся на расстоянии – и потому что энергии нет и потому что… Ид-д-ди сюда, - пыхнув трубкой, старуха резко выхватила из воды следующую фигурку, - Ага, ага, сейчас…
Острым зеленоватым ногтем мизинца она резко проткнула тельце эмика и тот засвиристел как и прежний чудик. А Габа, прищурившись, послушала пару секунд, и продолжила с дургого места.

- Но любая жидкость, особенно вода, это – ух! «Напившись» эмики теряют всю свою скромность, плюс у них появляется энергия для волевого передвижения. Стоит в этот момент рядом оказаться человеку, они его «залижут», как стая дружелюбных собак. До мумии. Держи!
Рух осторожно взял очередную шкуру на вытянутую руку и внимательно присмотрелся. Она вообще не выглядела живой.

- Любой взрослый, оказавшийся в водоеме, такие игры считает не слишком опасными, поскольку знает, что стоит эмика вынуть из воды и проткнуть в любом месте, тот моментально выпускает из себя все, что его наполняло. Такая уж защитная реакция организма. У взрослого только пальцы онемеют слегка, а у эмика через пару минут место прокола затянется бесследно. А еще через пять он наполнится воздухом и снова будет просто парить, спокойный и отстраненный.

Но для ребенка такая встреча в воде можнт быть опасной. Тем более, когда их… Держи… Столько… - И Габа достала из воды очередную тушку.

- Удивительное дело – жизнь! – вслух подумал воин.
- Ты даже не представляешь, насколько, - и Габа привычно радостно закашляла в дымном смехе.

© Doddy1

Это сообщение отредактировал ZM87 - 15.01.2017 - 00:39

Зугурдик и страх

Закончили заниматься уже на закате. Рух заставил вспотевшего мальчишку ополоснуть в озере лицо и шею, а сам полностью разделся и сделал три заплыва до торчащей из воды коряги. Когда он вылез на берег, обнаружилось, что вымотавшийся Люмрик уже спит, подсунув себе под щеку Рухову рубаху.

Мальца будить было жалко. Мать знала, что иногда они могут тренироваться и по ночам, если в этом есть смысл, и волноваться не стала бы. Воин неспешно насобирал хворосту. Отойдя чуть подальше, наломал веток, развел костер и с упоением растянулся прямо на траве, наблюдая за угасающим за озером заревом.

Зугурдика он услышал еще издалека. Тот вообще не умел ходить тихо, а пробираясь по лесу издавал столько шума, что о путешествии незадачливого ученого знала вся живность пары соседних рощиц.

- Я так и знал, что это ты тут огонь развел, - закричал Зугурдик издалека. Воин приложил палец к губам и указал на мальчонку. Пока нескладная долговязая фигура добиралась к костру, Рух подкатил поближе к огню бревнышко и в тишине сделал приглашающий жест двумя руками ваш трон, ваше величество! Зугурдик кивнул, словно так и должно быть, уселся, обхватив колени руками и уставился в огонь.

На небе появился первый пяток звезд. Звезды в этом мире все еще были незнакомые, но вон ту, появляющуюся первой, Рух уже знал. Если брать от нее на ладонь правее – получался самый Юг. Чуть позже, где-то в третьем десятке, там просыпалась звездочка поменьше, мерцающая красным, и ориентироваться можно было на нее, но пока в этой стороне небосвода Руху подмигивала лишь Фия.

…А вот Габу Рух не услышал. Как это удавалась такой габаритной даме, воин не понимал. Она всегда возникала бесшумно из ниоткуда и сразу знала, кто, где и чем занят. После появления она начинала сопеть, вздыхать, шуршать и издавать еще тысячу разных звуков, но до этого момента обнуружить ее было нельзя.

Зугурдик при внезапном рождении старухи из сумрака взрогнул всем телом, зябко поежился, хотя ночь была теплой, и снова уставился в огонь. Габа же сняла с себя плат, укрыла им свернувшегося клубком Люмрика и завозилась, устраиваясь перед костром.

В огне звонко стрельнул уголек. Зугурдик опять вскинулся и даже слегка взвизгнул. Только было устроившаяся Габа ощупала нескладную фигуру взглядом, закряхтела и принялась подниматься.

Рух докинул в пламя несколько полешков, посмотрел, как искры умирают в вышине, и погрузился в воспоминания. Тем временем, Габа вернулась из леса и направилась прямиком к Зугурдику.

- Дай руку!
- Что? – Зугурдик снова дернулся и испуганно уставился на Габу.
- Руку дай!

Зугурдик посмотрел на свою ладонь, зачем-то вытер ее о грудь и протянул старухе. Та что-то мяла двумя пальцами и Рух даже на таком расстоянии услышал терпкий запах. Слабые нотки этого аромата плыли от Габы всегда.

- Что это?!
- Смола кирты. Плюй! – Габа вдавила лепешку смолы в узкую ладонь заумника.
- Плю….что?!
- Плюй в центр!
- А что вообще происходит - Зугурдик внезапно заупрямился и попытался вытянуть кисть из толстых пальцев Габы.
- Плюй и катай шарик. В смоле должна быть твоя слюна.
- Для чего должна?!
- Плюй! Молодец! Теперь катай!

Ладони Загурдика с убыстряющимся темпом принялись выводить окружности, а Габа взялась вынимать из своей необъятной котомки какие-то пучки трав, мешочки, баночки…

- Я не знаю, что там в твоем мире с тобой было, но за то время, что ты у нас, ты должен был уже растаять.
- Растаять?
- Растаять и собраться вновь! Вот! Это подойдет, - из маленькой склянки Габа высыпала какой-то порошок себе в ладонь, пошептала и бросила горсть в огонь. Пламя вспыхнуло, Люмрик заворочался во сне. – Клади сюда шарик! Новый мир, понимаешь?! Растаял, собрался, старые связи ушли. А ты их носишь.

Габа оторвала от тряпичной салфетки лоскуток, заткнула им горлышко склянки с шариком смолы и обмотала суровой ниткой.

- И, главное, страх. Ты носишь свой страх внутри себя. Он с тобой спит, с тобой дышит, с тобой живет. И при желании может занять тебя всего, целиком. Это плохо. Но и без страха жить нельзя. Поэтому мы твой страх поместим в сосуд.

Габа выплела из старой кварки кожаный шнурок и продела в петли склянки. - Носи свой страх всегда на шее, всегда при себе – голова Загурдика с трудом пролезла в кольцо шнурка, но зато и бутылочка закачалась не слишком низко на груди. - Когда нужно побояться – возьми сколько надо. Когда твой страх снаружи, ты его контролируешь, а не он тебя!

Зугурдик поднес склянку к глазам и принялся разглядывать собственноручно скатанный шарик.

- Открой!

Ученый вынул затычку из ветоши.

- Приложи ко рту и кричи в сосуд. Выкричи весь свой страх туда и быстро закрой.

- Аа-а-а-а-а! – заорал Зугурдик!
- А-а-а-а-а! - заорал проснувшийся Люмрик.
- Аа-а-а! Чтоб вас! - заорал разозлившийся Рух. – Тихо, пацан, тихо! Проснулся!? Ну все, все, залазь на шею! Домой поедем.

Пока Люмрик тер глаза, пытаясь понять, что из произошедшего было сном, Рух натянул рубаху и собрал пожитки. Через мгновенье малыш улыбнулся, сказал «А мне мокреныш снился!» и принялся карабкаться воину на загривок.

Наполнивший своим страхом мелкий сосуд Зугурдик озадаченно обматывал вокруг затычки нитку, Габа удовлетворенно хекала и только огонь горел ровно и равнодушно.

© Doddy1

Это сообщение отредактировал ZM87 - 15.01.2017 - 00:39

Хороший Люмрик. Немного наивный, но хороший и добрый.
Ну вот, Автор, а говорили, что ваше подсознание не любит продолжений :)
Но.. мало же!) Вы почти полностью описали старый и новый пути Руха, но читателю (мне так точно) хочется знать, что случилось с Зугурдиком в его старом мире, чего он боится?.. Очень понравилось про страх. Действительно, пока он внутри, то управляет нами. Надо носить его снаружи.
Также хотелось бы ещё историй про Сольку и Гурьку (не верю, что он только плохой).
В общем, Автор, "несите пургу дальше" :))

Буду пробовать :)
Ну, просто фактически - это не продолжения. Это абсолютно независимые рассказики, объединенные только героями. Причем, рассказики, написанные для разных возрастов :)

Это сообщение отредактировал Doddy1 - 11.01.2017 - 22:18

Солька и кабаника

Ветки хлестали по лицу, ноги цеплялись за коряги, но выискивать тропинку не было времени. Солька уже совсем задыхалась от бега и слез, когда наконец-то впереди показалась избушка Габы. Чуть не выломав калитку, Солька рванулась к двери и принялась что есть силы колотить по дереву.

- Ну чего ты разбушевалась? - Габа появилась из-за угла дома, на ходу вытирая руки передником.
- Аэыы! Лю-ю-юю…. Там, там…- всхлипы душили Сольку, не давая вдохнуть, и она только показывала двумя руками направление, откуда примчалась.
- Цыц! – Габа неожиданно и больно дала щелбан прямо по носу. Солька выпучила глаза.
- Ну!?
- Лю-ю-мрик отравился!!!
- Угу! Чем?! – Габа, словно тисками, ухватила девчоночью руку и потянула ее в хату.
- Ка-ка-кабанико-о-о-й!
- Ух ты! Кабаникой?! Пена уже пошла?!

Солька отчаянно закивала и снова собиралась зареветь, но Габа показала свернутые для щелбана толстые пальцы с желтым ногтем.
- Угу. Пошла. Плохо. Не успею. Слышишь, девочка! Дойти не успею. Вместе спасать будем. Поняла?!

Солько моргнула, заглянула в Габины глаза, чтобы убедиться, что та не шутит и замотала головой.
- Что тарелки расплющила?! Сядь! Да не сюда, вон у стены, чтобы спина! Что-нибудь мальчонкино есть у тебя?! Ну там, рогатка его, кораблик?
Солька только хлопала глазами и молчала!
- Стоп! Знаю! – Габа пришептывая залезла в комод и через мгновенье вынула оттуда берестяную малевку. – Твой рисовал?

Над этим рисунком Солька в свое время смеялась. То, что Люмрик попытался изобразить крикуна, можно было понять только по двойному хвосту, да огромным ушам. В остальном было ни капельки не похоже. Как малевка очутилась у Габы было неясно, но это точно была работа Люмрика.

- Держи! – Габа силком вложила в Солькину руку кусок бересты. – Ты теперь Люмрик, поняла?!
- Н-нет!
- Что ты не поняла, бакуха?! Друга спасти хочешь?
Солька кивнула.
- Все. Ты теперь он. Смотри на малевку, вспоминай, как ты ее рисовал! Глаза у тебя какие?
- Си… ой… Как болото! Зеленые с коричневым!
- Вот и молодец! Одет во что?!

Пока Солька перечисляла, во что же по ее памяти сейчас одет Люмрик, Габа бросала в чашку какие-то щепоти, взбивала, терла и все время мычала тоскливый мотив. Потом, чтобы лучше представить комнату Люмрика, Солька закрыла глаза и остался только Габин напев.

- Люмрик! Рот открой и пей! Маш-ш-шкаленок!
На третьем глотке Сольку начали крутить спазмы, желудок в возмущении поднялся вверх, но Габа внезапно четырьмя пальцами зажала ей губы.
- Не вздумай! Это не твоя рвота, а его! Пусть его и тошнит. Вдохни и допей!
Солька три раза вдохнула, сделала последний большой глоток, силком пропихнула его внутрь себя и… упала в обморок.

… Габа снова мычала, но совсем не так как раньше. Солька открыла глаза и со стоном схватилась за живот.
- Молодец, девочка! Удержала! Значит он сейчас зеленым у себя пол дома уделал. Ох, мать его, наверное ругается.
- Что?! Спасли!
- Спасли!? Спасла! Ты спасла! Себя спасла! Его спасла!
- Но как?! Я ж – это я!
- Нет, бакуха! Я – это ты! А ты – это он! А он сейчас - зеленый в зеленом.

Иди, помогай его матери. Отдашь ей узелок, скажешь, чтобы заварила и до ночи дала выпить еще два раза. И… не говори ему, что ты – это он. Сам понять должен…

© Doddy1

Это сообщение отредактировал ZM87 - 15.01.2017 - 00:39