Рынок в блокадном Ленинграде: свидетельства выживших.

Деньги как таковые почти ничего не стоили. Купить хлеб на рынке Ленинграда описываемого периода за рубли было практически невозможно. Около двух третей переживших блокаду ленинградцев указали в специальных анкетах, что источником питания, за счет которого они выжили, были продукты, выменянные на рынке на вещи.

Свидетельства очевидцев позволяет составить впечатление о рынках в осажденном городе: «Сам рынок закрыт. Торговля идет вдоль Кузнечного переулка, от Марата до Владимирской площади и дальше по Большой Московской… Взад и вперед ходят людские скелеты, замотанные невесть во что, в свисающих с них разномастных одеждах. Они вынесли сюда все, что могли, с одним желанием – обменять на еду».

Впечатлениями от Сенного рынка, которые вызывают оторопь, делится одна из блокадниц: «Сенной рынок очень отличался от маленького базара на Владимирской. И не только своею величиной: он расположен на большой площади, со снегом, затоптанным и утрабованным многими ногами. Отличался он и толпою, совсем не похожею на дистрофическую медлительную кучку ленинградцев с дорогими мелочами в руках, никому не нужными во время голода — хлеба за них не давали. Здесь бросались в глаза теперь такой невиданный «деловой дух» и большое количество плотных, тепло одетых людей, с быстрыми глазами, быстрыми движениями, громкими голосами. Когда они говорили, у них изо рта шел пар, как в мирное время! У дистрофиков был такой прозрачный, незаметный».

А. А. Дарова пишет в своих воспоминаниях: «Крытый Сенной рынок не мог вместить в себя всех торгующих и меняющих, покупающих и просто «желающих», и голодные устроили свой, «голодный» рынок прямо на площади. Это была не торговля 20-века, а примитивный, как на заре человечества, обмен товаров и продуктов. Измученные голодом и болезнями, оглушенные бомбардировками люди приспосабливали к своей отупевшей психике все человеческие взаимоотношения, и прежде всего торговлю, в ее допустимой советской властью и недопустимой в блокаду мере». Блокадная зима загнала на Сенной «голодный» рынок не только толпы умирающих и циничных сытых торговцев, но и массу криминальных элементов и просто отъявленных бандитов со всей округи. Это нередко выливалось в жизненные трагедии, когда люди теряли все от руки грабителей, а порой и лишались жизни.

Многочисленные свидетельства очевидцев позволяют сделать одно очень важное наблюдение – под понятиями «продавец» и «покупатель» часто подразумевают одних и тех же участников торговли. В связи с этим один из ленинградцев вспоминает:

«Покупатели – те, кто менял часть своего сахарного пайка на масло или мясо, другие за хлеб тщетно разыскивали рис для больного близкого, умирающего от голода, чтобы рисовым отваром, действующим чудодейственно, остановить новую болезнь – голодный понос». Б. М. Михайлов пишет обратное: «Покупатели другие. Они мордастые, воровато зыркают по сторонам и держат руки за пазухой – там хлеб или сахар, а может быть, кусок мяса. Мяса мне нельзя покупать – не человечина ли? Я подхожу к «покупателю».
— Продай! – то ли спрашиваю, то ли умоляю его.
— А у тебя что?
Я торопливо раскрываю перед ним все свои «богатства». Он брезгливо копается в пакетиках.
— Часы есть?
— Нет.
— А золото? – «Хлеб» отворачивается и уходит».

Это сообщение отредактировал Аперитив - 22.11.2018 - 23:04

Подавляющим большинством участников сделок на блокадных рынках были горожане, которые получали иждивенческие пайки, не дающие шанса на выживание. Но приходили за дополнительным источником питания и военные, рабочие с достаточно серьезными нормами питания, которые, однако, позволяли лишь поддерживать жизнь. Конечно, желающих утолить жгучий голод или спасти близких от смертельной дистрофии было значительно больше обладателей продуктов питания. Это вызвало появление спекулянтов разных мастей, которые просто захватили город. Очевидцы творившегося беспредела пишут:

"Обыкновенные люди вдруг обнаружили, что у них мало общего с торговцами, возникшими вдруг на Сенной площади. Какие-то персонажи — прямо со страниц произведений Достоевского или Куприна. Грабители, воры, убийцы, члены бандитских шаек бродили по ленинградским улицам и, казалось, приобретали большую власть, когда наступала ночь. Людоеды и их пособники. Толстые, скользкие, с неумолимо стальным взглядом, расчетливые. Самые жуткие личности этих дней, мужчины и женщины». Но и им приходилось проявлять осторожность в своих торговых действиях, когда в руках была буханка хлеба – неимоверная ценность тех дней. «На рынке обычно продавался хлеб, иногда целыми булками. Но продавцы вынимали его с оглядкой, булку держали крепко и прятали под пальто. Они боялись не милиции, они отчаянно боялись воров и голодных бандитов, способных в любой момент вынуть финский нож или просто ударить по голове, отобрать хлеб и убежать".

Следующими участниками безжалостного процесса продажи жизней были военнослужащие, являющиеся самыми желанными торговыми партнерами на рынках Ленинграда. Обычно они были самыми обеспеченными и платежеспособными, однако с опаской появлялись на рынках, так как это строго каралось начальством.

Военный корреспондент П. Н. Лукницкий в этой связи привел эпизод: «На улицах все чаще моего плеча касаются женщины: «Товарищ военный, вино вам не нужно?» И на короткое: «Нет!» — робкое оправдание: «Я думала не хлеб променять, грамм бы хоть двести, триста…» Другой блокадник описывает случай, когда его отец, вернувшись с фронта, вынужден был надеть штатское, чтобы обменять консервы и концентраты его пайка на водку.

Ужасными были персонажи, которых ленинградцы относили к людоедам и продавцам человечины. «На Сенном рынке люди шли сквозь толпу, как во сне. Бледные, как призраки, худые, как тени… Лишь иногда появлялись вдруг мужчина или женщина с лицом полным, румяным, каким-то мягким и одновременно жестким. Толпа вздрагивала с отвращением. Говорили, что это людоеды». Об этом страшном времени рождались страшные воспоминания: «На Сенной площади продавали котлеты. Продавцы говорили, что это конина. Но я уже много времени не видел в городе не только лошадей, но и кошек. Давно не летали над городом птицы». Е. И. Иринархова пишет: «На Сенной площади следили: не торгуют ли подозрительными котлетами или чем-то другим. Такой товар изымали, а продавцов уводили». И. А. Фисенко описывает случай, как не смогла утолить голод бульоном, имевшим специфический запах и сладковатый вкус – отец вылил полную кастрюлю в помойку. Мать девочки по незнанию выменяла кусок человеческого мяса на обручальное кольцо. Разные источники приводят разные данные о количестве людоедов в блокадном Ленинграде, но, по подсчетам органов внутренних дел, только 0,4% преступников признались в страшном промысле. Один из них рассказал, как они с отцом убивали спящих, свежевали трупы, мясо засаливали и обменивали на продукты. А порой и сами употребляли в пищу.

Острое расслоение жителей города по уровню жизни вызывало жгучую ненависть к обладателям незаконно нажитых продуктов. Пережившие блокаду пишут: «Имея мешок крупы или муки, можно стать обеспеченным человеком. И подобная сволочь в изобилии расплодилась в вымирающем городе». «Уезжают многие. Эвакуация – тоже прибежище спекулянтов: за вывоз на машине – 3000 рублей с головы, на самолете – 6000 рублей. Зарабатывают гробовщики, зарабатывают шакалы. Спекулянты и блатмейстеры представляются мне не иначе как трупными мухами. Какая мерзость!» Сотрудник завода им. Сталина Б. А. Белов фиксирует в своем дневнике:


"Люди ходят как тени, одни опухшие от голода, другие – ожиревшие от воровства из чужих желудков. У одним остались глаза, кожа да кости и несколько дней жизни, у других появились целые меблированные квартиры, и платяные шкафы полны одеждой. Кому война – кому нажива. Эта поговорка нынче в моде. Одни ходят на рынок купить двести грамм хлеба или выменять еду на последнее трико, другие навещают комиссионные магазины, оттуда выходят с фарфоровыми вазами, сервизами, с мехами – думают долго прожить. Одни обтрепались, износились, обветшали, как платьем, так и телом, другие лоснятся жиром и щеголяют шелковыми тряпками".

Справедливое возмущение у ленинградцев вызывали прежде всего те, кто откровенно наживался на трагедии города.

«Как омерзительны эти сытые, пышно-белые «талонщицы», вырезающие в столовых и магазинах карточные талоны у голодающих людей и ворующие у них хлеб и продукты. Это делается просто: «по ошибке» вырезают больше положенного, а голодный человек обнаруживает это только дома, когда никому уже ничего доказать нельзя», — делится своими впечатлениями о несправедливости со своим дневником блокадница А. Г. Берман в сентябре 1942 года.


«В очереди, у прилавка все жадными глазами следят за хлебом и за стрелкой, чтобы не обвесили. И часто пререкаются, и ругаются жалобными тонкими голосами с продавщицами, которые им грубо отвечают, и, сытые, презирают эту голодную, жадную и беспомощную толпу».

Цены, которые были взвинчены на черном продуктовом рынке, просто поражают воображение: в апреле 1942 года килограмм сливочного масла может достигать у спекулянтов цены в 1800 рублей! В дневниках блокадники фиксируют особое отвращение к тому, что такие продукты — явно ворованные. Масштабы воровства, по мнению очевидцев, превышают все разумные пределы и элементарную человечность. Вот что пишет ленинградец А. А. Белов:

«С кем не беседуешь, от всех слышишь, что последний кусок хлеба, и тот полностью не получить. Воруют у детей, у калек, у больных, у рабочих, у жителей. Те, кто работает в столовой, в магазинах, или на хлебозаводе, сегодня являются своеобразными буржуа. Мало того, что она сама сыта, она ещё скупает одежду и вещи. Сейчас поварской колпак имеет такое же магическое действие, как корона во время царизма».

В Ленинграде было такое явление, как столовые усиленного питания. Особенно контрастировали с окружающей мрачной и тягостной действительностью работники таких учреждений. Художник И. А. Владимиров пишет по этому поводу:

«Опрятные и чисто одетые официантки расторопно разносят подносы с кушаньями и стаканы шоколада или чая. За порядком наблюдают «распорядительницы». Это живые и весьма убедительные доказательства, какую пользу здоровью приносит человеку «усиленное питание» в «фабрике-кухне».


Пожалуй, один из самых резонансных снимков периода блокады Ленинграда.

В самом деле, все официантки и, конечно, больше всего «начальство», служат примерами счастливой, сытой жизни в наше голодное время. Лица румяные, щеки, губы налитые, а масляные глазки и полнота форм упитанных фигур очень убедительно свидетельствуют, что эти служащие не теряют своих килограммов веса тела, а значительно приобретают вес.

«Вот где доноров надо поискать», — сказал мне военный врач, сидевший рядом за столом. Я, конечно, чувствовал, что ни одна разъевшаяся округлившаяся официантка ни отдаст ни капли своей крови, но промолчал и заметил только: «Едва ли это удастся». Через несколько дней я за ужином снова встретился с врачом и спросил о донорстве.
— Вы не поверите, сколько оскорбительных ответов я наслушался. Они, не стесняясь, крыли меня самыми гадкими площадными выражениями вроде: «Ишь ты, такой-сякой! Хочешь за деньги за нашу кровь взять! Нет, не надо твоих денег! Я свою нажитую кровь ни одному чёрту не отдам!»

Ученый-востоковед А. Н. Болдырев поздней осенью 1943 года пишет:

«Был на том же офицерском флотском собрании. Опять не состоялась лекция из-за полного отсутствия слушателей, опять накормили меня маленьким, но изысканным холодным ужином. Снова поражался теплу, обилию света, странному безлюдию при насыщенности обслуживающим людом (очень много жирнейших расфуфыренных девушек)».

Примечательно, что Управление НКВД Ленинграда и области пристально следило за настроениями горожан касательно многочисленных спекулянтов. Так, в своих сводках к концу 1942 года они упоминали об участившихся недовольных высказываниях о работе столовых и магазинов, из которых продукты тащили на черный рынок. Все чаще стали ходить слухи о массовых спекуляциях и обмене ворованных продуктов на ценные вещи. В исторических источниках представлены выдержки из писем, многие из которых были отправлены в правоохранительные органы Ленинграда: «Паек нам полагается хороший, но дело в том, что в столовой крадут много» или «Есть люди, которые голода не ощущали и сейчас с жиру бесятся. Посмотрите на продавщицу любого магазина, на руке у нее часы золотые. На другой браслет, золотые кольца. Каждая кухарка, работающая в столовой, имеет теперь золото».

....

....

....

Кконфискованные ценности, которые были получены за продукты.

В среднем осенью 1942 года за десять дней органы НКВД фиксировали примерно 1 сообщение на 70 жителей города – недовольство в массах росло. В это же время руководство НКВД информировало руководство Советского Союза о том, что «основной контингент арестованных за спекуляцию и хищение социалистической собственности составляют служащие торгово-снабженческих организаций (торговая сеть, склады, базы, столовые). Главным объектом хищений и спекуляций являются продукты питания и другие нормированные дефицитные товары».

Рыночные отношения блокадного города создали особые отношения «продавец — покупатель». Женщины как самый главный источник ворованных продуктов требовали в обмен за еду соответствующие товары. Супруга Дмитрия Сергеевича Лихачева вспоминает:

«В. Л. Комарович советовал менять прежде всего женские вещи. Я пошла на Сытный рынок, где была барахолка. Взяла свои платья. Голубое крепдешиновое я променяла на один килограмм хлеба. Это было плохо, а вот серое платье променяла на килограмм 200 грамм дуранды. Это было лучше».

Сам Дмитрий Лихачев пишет:

«Комарович сказал: «Жура наконец поняла, какое положение: она разрешила променять свои модельные туфли».

Жура – это его дочь, она училась в Театральном институте. Модные женские вещи – единственное, что можно было обменять: продукты были только у подавальщиц, продавщиц, поварих.

Со временем спекулянты уяснили, что можно наведываться в квартиры к ленинградцам в надежде на выгодный обмен. Многие блокадники уже не могли выходить на улицу и получали скудное питание от близких родственников, которые в столовых отоваривали карточки иждивенцев. А те, кто мог ходить, все ценное уже успели выменять на крохи продуктов.

Вспоминает литературовед Д. Молдавский:

«Однажды в нашей квартире появился некий спекулянт – розовощекий, с великолепными широко поставленными голубыми глазами. Он взял какие-то материнские вещи и дал четыре стакана муки, полкило сухого киселя и еще что-то. Я встретил его уже опускающегося с лестницы. Я почему-то запомнил его лицо. Хорошо помню его холеные щеки и светлые глаза. Это, вероятно, был единственный человек, которого мне хотелось убить. И жалею, что я был слишком слаб, чтобы сделать это…»

Дмитрий Сергеевич Лихачев в своих мемуарах пишет:

«Помню, как к нам пришли два спекулянта. Я лежал, дети тоже. В комнате было темно. Она освещалась электрическими батарейками с лампочками от карманного фонарика. Два молодых человека вошли и быстрой скороговоркой стали спрашивать: «Баккара, готовальни, фотоаппараты есть?» Спрашивали и еще что-то. В конце концов что-то у нас купили. Это было в феврале или марте. Они были страшные, как могильные черви. Мы еще шевелились в нашем темном склепе, а они уже приготовились нас жрать».

Дети стали одними из первых жертв воровства и спекуляций в блокадном Ленинграде.

Система воровства и спекуляций в жутких условиях блокады работала безукоризненно и не принимала людей с остатками совести. Случай, от которого стынет кровь, описывает художник Н. В. Лазарева:

«В детской больнице появилось молоко – очень нужный продукт для малышей. В раздаточнике, по которому сестра получает пищу для больных, указывается вес всех блюд и продуктов. Молока полагалось на порцию 75 граммов, но каждый его недоливали граммов на 30. Меня это возмущало, и я не раз заявляла об этом. Вскоре буфетчица мне сказала: «Поговори еще — и вылетишь!» И действительно, я вылетела в чернорабочие, по-тогдашнему – трудармейцы».

Самые низменные человеческие пороки, в том числе отсутствие жалости к детям, проявлялись во всей мрачной красе в ужасах блокадного Ленинграда.

Спасибо за внимание.Закончил.

продолжение следует...

Это сообщение отредактировал Аперитив - 22.11.2018 - 23:22

Наши депутаты наверно будут орать, что все хорошо, пока мы не начнем поголовно получать блокадную пайку...

Это сообщение отредактировал Меркуцио - 22.11.2018 - 23:22

Чудовищно . Больно читать. И забыть же нельзя.
Аперитив, спасибо тебе. И я буду ждать продолжение

Это сообщение отредактировал Порнозавр - 22.11.2018 - 23:23

Твое «продолжение следует» звучит уж слишком зловеще и двусмысленно после такого поста

Не прочитал. Начал читать. Дальше не смог. Тяжело.
Всего вам хорошего. Несмотря ни на что. Ну а хули? Такие времена пережили...
Всем привет!!!
Не было такого. Почитай книжки. "Я водопроводчик"
Чудики. Вам хочется чтобы было плохо до вас.
Так нге было плохо!!!!

Это сообщение отредактировал Эникеев - 22.11.2018 - 23:29

Хочу ещё одну тему сюда добавить.
Это нельзя забывать...
http://www.yaplakal.com/forum7/st/0/topic1738969.html

Его документ: